Текст книги "Война. Часть 4"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

– Не позволяет нашим истребителям малая дальность полёта, товарищ нарком,– с облегчением выдыхает красный, как рак, генерал,– даже с подвесными баками на пределе, если только туда и сразу обратно.

– Нет и вы успокоились?– Закусывает губу Петров.– А заранее обратиться в штаб фронта, стратегического направления, в Генеральный штаб, наконец, было нельзя? Или вы не слыхали о дальнем двухмоторном истребителе Петлякова Пе-1? Не знаете о формировании на Балтийском флоте отдельного дальнего истребительного полка? Ладно, теперь уж я сам, вы свободны.

Нарком, дождавшись, когда дверь за генералом закрылась, продолжает:

– Я бы рекомендовал командованию флотом заменить командующего ВВС. Товарищ Кузнецов, как у вас продвигаются дела со 'Сванетией' и 'Авиатором'?

– Ещё не успел, товарищ нарком, полностью ознакомиться с корабельным и судовым составом,– командующий флота поворачивает голову в сторону начальника штаба.

– Позвольте мне?– Быстро реагирует тот.– Все работы по установке трамплина на 'Авиаторе' завершены, из лучших лётчиков на базе 8-го истребительного полка 62 бригады сформирована отдельная эскадрилья из 18-и И-16-х, на прошлой неделе начались тренировки лётчиков по отработке взлёта с авиаматки. На 'Сванетии' идут испытания катапульт и 60-метровых направляющих для запуска ракет Х-1, которые смонтированы вдоль бортов, а также проходят учения экипажа.

– Я это к чему спрашиваю,– оживляется Петров,– ведь расстояние по прямой от Констанцы до Измаила всего около 140 километров. Если истребители стартуют с 'Авиатора' неподалёку от Констанцы, а возвращаться будут на аэродром у Измаила, то, по крайней мере, в первые часы высадки десанта можно будет организовать истребительное прикрытие. А точными ракетными ударами по аэродромам береговым и зенитным батареям дать целеуказание нашим бомбардировщикам. Хотя для морского старта, как я понимаю, волнение должно быть не выше 2-х баллов. Какой прогноз дают метеорологи на 20-е число?

– Штиль, товарищ нарком,– улыбается Елисеев,– видимость миллион на миллион, температура до 25 градусов. С юга на север со стороны Средиземного моря ползёт антициклон.

– Хороший знак, погода нам помогает. Но для верности с Балтфлота я дальне истребительный полк я всё-таки переброшу, германцы ведь могут тоже усилить свою истребительную авиацию, к тому же нам десант надо с воздуха прикрывать. Ещё об одном хочу сказать, со мной в самолёте прилетел представитель Главного военно-санитарного управления. Он будет инструктировать представителей медслужбы флота по применению новейшего препарата 'фенамина', который отлично противодействует усталости. Как показали испытания препарата, принятие одной-двух таблеток 'фенамина' обеспечивает высокую работо– и боеспособность бойца в продолжение 24-36 часов.

* * *

– Владимир Георгиевич, скоро полдень,– шепчет Бережков, наклонившись к уху постпреда,– согласно дипломатического эткета мы не можем столько времени ожидать аудиенции министра иностранных дел принимающей стороны.

– Будем ждать сколько потребуется,– недовольно сквозь зубы цедит Деканозов,– не до этикета сейчас.

Первый секретарь полпредства, недовольно засопев, откидывается на спинку скрипучего кожаного дивана и начинае снова с недовольным видом разглядывать лепнину на потолке высокого старинного зала.

– Господа, прошу прощению за ожидание,– в кабинет врывается возбуждённый Риббентроп и быстрым нервным шагом подходит к сидящим у стены дипломатам,– я только что вернулся от фюрера. Прошу вас к столу...

– Господин министр,– начинает постпред, едва коснувшись сиденья кресла,– позвольте мне изложить заявление советского в связи с задержанием двух...

– Фюрер поручил мне передать советскому правительству,– повышает голос Риббентроп, не дослушав перевод Бережкова и оставаясь стоять,– что германское правительство располагает достоверными данными об усиленной концентрации советских войск на германской границе. Советские военнослужащие постоянно нарушают границу, вторгаясь на германскую территорию. Создавшуюся ситуацию германское правительство рассматривает как угрозу для Германии в момент, когда она ведёт не на жизнь, а на смерть войну с англосаксами. Всё это расценивается германским правительством как намерение Советского союза нанести удар в спину немецкому народу. Терпение фюрера на исходе, вся ответственность за дальнейшей обострение ситуации ляжет на плечи советской стороны. Аудиенция закончена, меморандум с подробным изложением заявления германского правительства вы сможете получить у моему секретарю, ему же передадите свою ноту.

– Николай, останови машину,– Деканозов кладёт руку на плечо водителю, когда посольский лимузин отъезжает с десяток метров от парадного подъезда министерства на Фридрихштрассе, где суетятся фотокорреспонденты, кинооператоры и журналисты.

– Господин посол,– тут же с их стороны по-русски с американским акцентом последовал вопрос,– какова цель вашего вызова в германский МИД?

– Нас безосновательно обвиняют в обострении ситуации на советско-германской границе. Нам объявлен ультиматум.– Деканозов пренебрежительно взмахивает картонной папкой с орлом, держащим в когтях свастику. Со стороны тротуара доносится треск затворов фотокамер.

– Товарищ постпред, а зачем вы...,– ошеломлённый Бережков с испугом смотрит на невозмутимое лицо Деканозова.

– А что тут вам не понятно?– Раздражённо замечает тот.– Германцы грозят нам войной, об этом как можно скорее должен узнать весь мир.

Глава 12.

Москва, Кремль,

Кабинет Чаганова.

17 мая 1941 года, 18:00.

– ... Да я всё это понимаю, Алексей,– досадливо машет рукой Киров, напряжённо глядя на меня,– Гитлер готовится напасть на нас, наша разведка подтверждает переброску германских войск к границе, но зачем нам выходить из своих укрепрайонов и атаковать врага? Разве нам не легче обороняться, укрывшись за бетоном, чем наступать в чистом поле?

– Военная наука говорит что не легче, Сергей Миронович,– мягко отвечаю я, не отводя в сторону свой взгляд,– отдав врагу инициативу и позволив ему расположить свои войска как он хочет, мы попадаем в трудную ситуацию. Нам для того, чтобы победить, всё равно затем придётся бороться за инициативу...

– Но мы же знаем где он ударит, он обломает зубы о нашу оборону.

– Знаем, Сергей Миронович, но, как говорится, план живёт до первого выстрела, встретив упорное сопротивление в каком-то месте, враг может изменить направление удара и...

– Вот что я тебе скажу,– Киров со вздохом откидывает на спинку стула,– я долгие годы, начиная с 20-х годов, был членом Совета Труда и Обороны, потом Комитета Обороны, часто присутствовал на заседаниях Военного Совета. На них мы ежегодно обсуждали итоги боевой подготовки округов, объединений и соединений, родов войск и категорий комсостава Красной армии, итоги инспекторских поездок. Я, конечно, никакой не специалист в военных вопросах, но подметил в этих обсуждениях нечто общее: из года в год, в отчётах повторяются одни и те же нелицеприятные оценки командиров и начальников штабов всех уровней. Может быть, лишь в самое последнее время ситуация стала улучшаться и то в основном с высшим командным составом: вместо повального – 'не умеют', 'не принимают', 'не проявляют', 'пренебрежительно относятся', приходят на смену другие определения – 'иногда не проявляют', 'не всегда умеют', 'недостаточно внимательно относятся'. Алексей, ты уверен, что с таким командованием наша армия выстоит против всей Европы? А если выдюжим и победим, то не станет ли эта победа пирровой?

– В прошлом тоже воевали со всей Европой..., 'нашествие двунадесяти языков' выдержали, сейчас же, Сергей Миронович, – тем более: победим и всё разрушенное восстановим. А насчёт командования... сложный вопрос, но, думаю, военные всё правильно делают: на апрельских играх наше наступление Генштаб, как говорится, командирам и начальникам вплоть до дивизии всё разжевал и в рот положил, причём, насколько я знаю, ситуации разыгрывались в нескольких вариантах. Дивизионное начальство к середине мая завершило полковые штабные учения. Считаю, что на данный момент сделано всё возможное, чтобы предусмотреть любые неожиданности, с которыми может столкнуться командир, но, конечно, нет никакой гарантии, что их не будет. Дальнейшая учёба будет проходить уже на поле боя, а экзаменовать нашу армию противник. Есть так же надежда, что учёба эта будет проходить значительно быстрее, чем в мирное время. Ну а в вооружении мы германцам не только не уступаем, но кое в чём и превосходим. Нам есть чем удивить германцев в техническом плане, а как говорил Суворов: удивить – значит победить.

– Но если всё так, как ты говоришь,– Киров ищет глазами спички, не найдя их с огорчением прячет обратно в карман пачку 'Беломора',– зачем нам этот трюк с поддельной речью Гитлера? Зачем обманывать народ? Всё равно это со временем вылезет наружу.

– По большому счёту, Сергей Миронович, мы никого не обманываем. Сейчас, пожалуй, уже никто в мире не сомневается, что Гитлер готовится напасть на СССР. Эту операцию следует рассматривать как дезинформацию населения стран, оккупированных противником и противодействие вражеской агитации в странах наших союзников. Такие операции, по сути, ничем не отличаются от обычных военных операций.

– Растёшь, Алексей,– белозубая улыбка Кирова освещает комнату,– разагитировал старого агитатора. Поговорил с тобой и прямо легче на душе стало.

– Прошу прощения,– возвращаюсь к письменному столу и поднимаю трубку зазвонившего телефона,– Сергей Миронович, нас товарищ Сталин вызывает к себе.

'Болеет Хозяин, температура 38-39 градусов, не меньше,– определяю по вялому рукопожатию вождя,– как невовремя, в этом году уже во второй раз'...

– Проходите,– хрипит он,– махнув с сторону стола для заседаний, за которым уже сидят Молотов и Берия.

... 'Опять ангина, Оля говорит, что фолликулярная. Легко поддаётся лечению антибиотиком, но Сталин слушать ничего не хочет, обходится домашними средствами. Ой доиграется до артрита или заболевания почек'.

– Завтра по радио будет выступать товарищ Молотов,– вождь подливает в стакан нарзан, в котором плавают кусочки льда,– посмотрите правки, потом обсудим.

'Что тут у нас?-Подношу к глазам свой экземпляр светокопии текста выступления.

Перед первым абзацем текста идёт вставка от руки почерком Молотова:

'Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: Сегодня в 5 часов утра, не дожидаясь ответа на свой ультиматум, предъявленный нам вчера, без объявления войны германские войска напали на нашу страну. Атаковали наши границы и подвергли бомбёжке и артиллерийскому обстрелу города – Кишинёв, Львов, Брест, Каунас'.

Вставка от руки почерком Берии:

' ... и некоторые другие. Число убитых и раненых мирных жителей в результате этого нападения сейчас уточняется. Теперь, когда разбойничье нападение на Советский союз уже свершилось, Советским правительством отдан приказ нашим войскам – отбить это ничем не спровоцированное нападение и уничтожить войска агрессора, где бы они не находились'.

'Может быть стоит уточнить, что-то типа: 'на своей или вражеской территории''?

'... Это война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков'...

'Опять двадцать пять'...

' ... Советское Правительство выражает непоколебимую уверенность, что наши доблестные армия и флот, смелые соколы нашей авиации с честью выполнят долг перед родиной и советским народом, и нанесут сокрушительный ответный удар зарвавшемуся агрессору. Нам не в первый раз иметь дело с нападением на нашу страну, в свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной, которая закончилась крахом Наполеона в Париже. Так же будет и сейчас с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная армия и весь наш народ вновь поведут победоносную войну за родину, за честь и свободу. Правительство призывает вас, граждане и гражданки, ещё теснее сплотить ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего нашего великого вождя товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами'.

– Хорошо написано,– отзывается Киров на вопросительный взгляд Сталина,– жаль только, что не ты, Коба, будешь с ним выступать. Неужели вся наша медицина не может вылечить кашель? Может быть уколами какими-нибудь...

'Только не надо на меня коситься, я предлагать ничего не буду, пусть всё решают врачи'.

– Мы сейчас говорим о тексте выступления,– едва слышно хрипит вождь, переводя на меня взгляд.

– Я считаю, что очень сильная концовка, товарищ Сталин,– пробую на слух последние фразы.– 'Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами'. Такие слова следует высечь в граните. А вот обращение не очень, что это – 'граждане и гражданки'?...

'Помнится Молотов даже сказал – грАжданки. Нет, обращение от 3 июля было сильнее'.

– ... Мне кажется, что надо не сразу чохом разделяя лиш по полу, а ко всем и к отдельно каждому обратиться – 'Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы и командиры нашей армии и флота'! А дальше, если тезисно, то: наша страна вступила в смертельную схватку с сильным и коварным врагом; лёгкой победы не будет, для её достижения мы должны напрячь все свои силы на фронте и в тылу. Мы должны организовать всестороннюю помощь Красной Армии, обеспечить всем необходимым, подчинив интересам этого дела всю свою работу. Все силы на разгром врага! И ещё, я против упоминаний о 'порабощённых' народов. Мы должны понимать, что началась война и перед нами стоит враг, который пришёл грабить и убивать...

– Я категорически против последнего тезиса,– Молотов стучит ребром ладонью по столешнице, едва не роняя пенсне,– очевидно, что для товарища Чаганова нет никакой разницы между угнетёнными и угнетателями, рабочими и буржуазией.

– Мы обращаемся к советскому народу, товарищ Молотов,– стараюсь не повысить голос я,– в этом обращении каждое слово должно бить точно в цель, а подобные отступления расхолаживают людей, дают ложную надежду.

– Эту выступление будут слушать во всём мире!– Лицо наркома покрывается красными пятнами.– Трудовой народ в Европе должен знать, как к нему относится советский народ. Без включения в речь тезиса о нашей солидарности с порабощёнными народами я выступать не буду!

'Это он зря так сказал',– замечаю, как мгновенно вспыхивают огнём глаза вождя.

Берлин, Вильгельмштрассе 101,

Главное Управление Имперской Безопасности.

17 мая 1941 года, 22:30.

– ... К сожалению, рейхсфюрер,– Мюллер опускает глаза,– беседы с генералами ничего не дали. Все они держатся твёрдо, повторяют как под копирку: 'Получил Директиву тогда-то', ' ознакомил с ней согласно лиц согласно списка', 'никого не подозреваю'. Исключение составляют лишь трое командующий группой армий 'Юг' фельдмаршал Рейхенау и командующий второй танковой группой генерал-полковник Гудериан и командующий 4-ой армией фельдмаршал фон Клюге. Первый – подозревает всех своих подчинённых, второй и третий– подозревают друг друга. Однако никаких конкретных фактов никто из них привести не может. Кроме того есть подозрение, что недавно назначенный на свой пост Рехенау просто не нашёл общего языка с подчинёнными, а двое последних – конфликтуют из-за разногласий по поводу военных планов, в составление которых они принимают участие. Похоже придётся привлечь больше людей для более глубокой проработки связей...

– Это не вариант, время не ждёт, фюрер дал нам только двое суток на поиск шпиона, который передал русским наш оперативный план.– Гейдрих вскакивает со стула и начинает нервно ходить взад-вперёд по кабинету.– У нас нет времени на выявление связей, мы должны выявить шпиона, и быстро освободить невиновных, на востоке их ждут войска.

– ... В таком случае, рейхсфюрер,– согласно кивает шеф гестапо,– можно будет ограничиться лишь разбором личных дел подозреваемых, , быстроотобрать среди них несколько наиболее перспективных и уже ими заняться на допросах вплотную. Прошу разрешения применить к ним третью степень устрашения.

Гейдрих замирает будто натолкнувшись на невидимую преграду, но через секунду кивает:

–Хорошо, но попробуйте начать с первой степени, без членовредительства. И чтобы всего не более двух-трёх человек. Действуйте, штандартенфюрер.

* * *

'Нет, пожалуй, заснуть не удастся,– командующий 49-м горным корпусом генерал Людвиг Кюблер рывком садится на кровати, ступает босыми ногами на холодный дощатый пол и в темноте тянется руками к мундиру, аккуратно повешенному на спинке, стоящего рядом стула.

Обстановка на границе за последние дни обострилась до крайности. С утра вчерашнего дня валом пошли сообщения, что русские отводят сапёрные части, работавшие на строительстве укреплений на границе в зоне ответственности корпуса от Ярослава до Перемышля, в тыл, а после обеда туда же потянулась и пограничная стража. Их место тут же заняли стрелковые части, но этим дело не ограничилось: с наступлением темноты посты наблюдения охранных дивизий на левом берегу реки Сан начали отчётливо фиксировать шумы танковых двигателей на шоссе со стороны Любачева и Яворова.

'А тут ещё вызов всего армейского командования в Берлин,– генерал в кромешной тьме наощупь быстро по-солдатски облачается в форму и, уже полностью одетый, щёлкает электрическим тумблером,– такое ощущение, что мы при планировании наших действий полностью исключаем возможность, что русские ударят первыми, ведь штаб армии находится в 50-и километрах от границы в Жешуве, мой штаб Ланьцуте– в 35-и, а 68-й дивизии в Пшеворске вообще в 12-ти. Последний, по-сути, это в пределах дальности стрельбы русских гаубиц, очень самонадеянно. Какой гений всё это запланировал'?...

– Господин генерал,– в комнату, едва не столкнувшись с Кюблером, влетает адъютант,– прошу прощения, вас срочно вызывают в штаб! Только что доставлен русский перебежчик. Ему стало известно, что русские собираются напасть на нас в 5 часов утра!

'Как чувствовал',– генерал рукой решительно отодвигает с пути адъютанта.

– Пусть представится кто он такой, номер части и так далее,– сходу бросает переводчику командующий корпусом, остановившись перед босым, дрожащим от холода увальнем лет двадцати в нижнем белье,– и дайте ему, наконец, какое-нибудь одеяло.

– Это рядовой Лисовец из 92-го полка 97-ой стрелковой дивизии, господин генерал,– отвечает переводчик, закончив тяжёлый, с многократными повторениями вопросов, разговор с перебежчиком.

– Почему так долго, он вас не понимает или вы его?– хмурится Кюблер.

– Виноват, господин генерал,– смущается переводчик,– пленный говорит на местном наречии, он несколько отличается...

– У него есть с собой какие-то документы?– нетерпеливо прерывает его он.

– Никак нет, господин генерал, нижние чины Красной Армии не имеют никаких документов, удостоверяющих их личность.

– Откуда ему стало известно о планах командования?

– Русский служил почтальоном во взводе подвижных средств связи при штабе полка, господин генерал. Вчера в полдень он слышал разговор двух офицеров о начале войны в сегодня в 5 часов утра, испугался, дождался ночи и в полночь переплыл реку. Русский утверждает, что пограничная стража отведена в тыл.

– Понятно, пусть им займутся в разведотделе,– разочарованно цыкает зубом Кюблер, поворачиваясь к двери и делая призывный знак начальнику штаба корпуса.– Что думаешь, Рудольф, перебежчик говорит правду?

– Я в этом уверен, Людвиг,– кивает тот, следом за командующим выходя на воздух во двор,– но это всего лишь слова. Не представляю, чем их можно подтвердить в донесении в штаб армии.

– Сделаем так, Рудольф. Звони в штаб армии, коротко докладывай о перебежчике и его показаниях. Проси разрешение на приведение войск корпуса в боевую готовность. Туда же в Жешув отсылаем этого русского, пусть они теперь с ним разбираются. Нам надо думать о том, что мы можем сами предпринять прямо сейчас, так как я уверен, что разрешения такого нам вот так сразу не дадут.

– Я тоже так думаю, Людвиг.– Начштаба ёжится от ночной прохлады.– Что предпринять? Начать минирование мостов через Сан у Ярослава, Родымно и Перемышля мы не в праве, да и не успеть даже если предположить невероятное, что нам это разрешат – до пяти осталось всего лишь два с половиной часа. Усилить войска, особенно на направлении Ярослав-Жешув, нам просто нечем. Теоретически это может сделать лишь 68-я дивизия, но она и так растянута по границе на сорок километров. 257-ая дивизия находится ещё южнее, а её участок ответственности даже больше, чем у 68-й. Резервы 17-й армии, две пехотные дивизии находятся в ста километрах западнее, наши две горные – у Кракова, а легкопехотная – западнее Вены.

– Поэтому,– согласно кивает головой Кюблер,– вместе с докладом наверх, и не дожидаясь ответа, немедленно поднимаем по тревоге все соединения корпуса. Основная задача – организация противотанковой обороны, в их зоне ответственности, на основных дорогах ведущих в наш тыл...

– Господа,– из темноты возникает раскрасневшееся лицо начальника связи корпуса полковника Лемана,– нарушена радиорелейная связь со штабом армии! Только что получена радиограмма от начальника связи Группы армий 'Юг' – в течение последнего часа диверсантами выведены из строя некоторые радиорелейные станции и ретрансляционные вышки на линиях Жешув – Тарнув – Бохня – Краков и Жешув – Кельце!...

– Боже правый,– тяжело выдыхает начальник штаба,– нас полностью отрезали от телефонной связи с Рейхом.

– ... Одновременной атаке,– жадно хватает воздух ртом Леман,– подверглись также линии Краков – Лодзь, Люблин – Радом – Лодзь и Варшава – Остров...

– ... А также Группами армий 'Центр' и 'Север' ...

– Постойте,– раздражённо прерывает подчинённых Кюблер,– полковник, вы сказали, что получили радиограмму из штаба армии, это значит, что радиосвязь работает?

– Так точно, господин генерал, со штабом армии работает..., но с перебоями. В течение последнего часа наши радисты наряду с обычными начали получать большое количество ложных радиограмм, которые не поддаются расшифровке. Причём они приходят по установленным радиоканалам от абонентов со знакомым почерком. Наши специалисты считают, что русские передают в эфир наши старые радиограммы, записанные на магнитофон. Мы пробуем переходить на запасные частоты, но, похоже, это не слишком помогает, так как передача ложных сообщений ведётся и на них тоже...

– Что с проводной связью?– начинает терять терпение командующий корпуса.

– Пока работает, господин генерал,– сглатывает слюну начальник связи,– но вы же понимаете, что о многоканальной шифрованной связи не может быть и речи, к тому же проводная связь наиболее уязвима для повреждений с началом боевых действий.

– Так значит, организуйте связь посыльными на автотранспорте или по воздуху, Леман.– Глаза Кюблера сверкают в темноте холодным огнём.– Я, как командующий корпусом, при организации боевых действий вверенных мне соединений, исхожу и того, что связь с ними должна быть всегда. Сожалею, но мне приходится напомнить вам, что в основу организации связи в немецкой армии положены следующие принципы: 'связь сверху – вниз', 'связь по фронту слева – направо' и 'связь от пехоты к родам войск'. Последние два принципа определяют вашу непосредственную ответственность по контролю и организации связи, первый – возлагает ответственность на начальника связи армии, однако не освобождает вас от организации связи с вышестоящим штабом своими силами, если тот по каким-то причинам не может своевременно её установить. Резюмирую, вы, полковник, головой отвечаете за бесперебойную связь. Рассчитываю на вас. Свободны.

* * *

– Рудольф, в создавшейся ситуации этим двум охранным дивизиям тут делать нечего,– Кюблер ногтем подчёркивает два овала с числами 444 и 454.– И вообще, как так случилось что на двух из трёх важнейших магистралях, ведущих напрямую в наш тыл к Ланьцуту и Тарнову находятся лишь не вполне боеспособные соединения? Я сталкивался с подобными охранными дивизиями раньше – это два полка сокращённого состава из военнообязанных 2-й и 3-й очереди запаса, прошедшие двухнедельные курсы. Скажите, чему можно на них научить 45-летнего налогового инспектора?

– Согласен, но там не всё так плохо: ведь в этих охранных дивизиях ещё сохранились ветераны 221-й пехотной дивизии, но вынужден признать, что они уже погоды не делают. Эта дивизия была расформирована ещё в 1940-ом году, по завершению Французской кампании. К июлю в ней осталось не более трети личного состава, а в марте 1941-го на этой основе сформировалось сразу три охранных дивизии – 221-я, 444-я и 454-я, где подавляющее большинство уже составляют эти самые пожилые новобранцы.

– Необходимо немедленно подкрепить этих сторожей нормальными пехотными частями, Рудольф, иначе мы к концу завтрашнего дня вместе со штабом армии окажемся в мешке, русские пройдут сквозь них, как горячий нож сквозь масло.

– Боюсь, Людвиг, это будет не так просто. Охранные дивизии напрямую подчиняются командующему группы армий 'Южный тыл' генералу фон Року, который вместе со штабом находится Бреслау, а сейчас, скорее всего он в Берлине на совещании высшего командного состава.

– Не надо создавать трудности там, где их нет,– трясёт головой командующий корпусом,– звони сейчас напрямую командирам этих дивизий... Хотя нет, лучше отправь к ним офицера с письменным приказом от моего имени: они словам не верят, но получив документ, с удовольствием предоставят нам право первыми подставить свою грудь под русские пули. Что у вас, Леман?

– Есть связь с соседом справа, господин генерал, радиограмма от генерала фон Бризена, командующего 52-м армейским корпусом!

– Хм, что тут у нас,– Кюблер подносит близко к глазам листок бумаги, переданный ему полковником,– понятно, он со штабом прибыл в Борлице и подчиняет себе 257-ю пехотную дивизию. Просто отлично, Рудольф, теперь мы с соседом справа имеем в своём подчинении по одной пехотной дивизии...

– И по одной охранной, Людвиг,– хмыкает начштаба,– 454-я находится в зоне ответственности 52-го корпуса.

– ... Э-э нет, вот ещё... фон Бризен просит моего согласия на включение в свой корпус нашей 1-ой горнострелковой дивизии, которая начинает выгрузку на его территории. Нелепица какая-то – горнострелковый корпус без горнострелковых дивизий! Ну-да теперь не до этого. Телеграфируйте ему моё согласие и сообщите о показаниях нашего перебежчика, хотя, судя по его запросам, он и так уже в курсе происходящего на границе. Очень похоже на то, Рудольф, что русские застали нас со спущенными штанами.

– Я бы не был так категоричен,– качает головой тот,– информации пока слишком мало. При подготовке к открытию боевых действий у противника должно резко увеличиться количество посылаемых и принимаемых радиограмм по радиосетям всех уровней. Такой всплеск активности в эфире не прошёл бы мимо отдельной радиоразведывательной роты при штабе армии, но ведь разведотдел молчит ...

– А почему ты думаешь, что он молчит? Начальник разведотдела по должности является 3-им офицером Генштаба, который, кроме Манштейна, по инструкции докладывает разведанные только командующему и начальнику штаба армии. Откуда нам знать, быть может, он им всё и доложил шифровкой в Берлин, если ...

– Если в то время связь ещё работала,– хватается за голову начштаба.

– Звони в штаб армии,– вскакивает на ноги Кюблер,– проси, нет требуй, чтобы нас ознакомили с разведсводкой!

* * *

– Подполковник Шильд сказал,– начинает от двери начштаба в ответ на нетерпеливый взгляд командующего,– что зачитывать сводку по открытой проводной линии не имеет права, поэтому высылает её с посыльным. Будет у нас максимум через полчаса.

– Плохие новости?– Подозрительно смотрит на погрустневшего товарища Кюблер.

– Пожалуй,– тяжело опускается на стул начштаба,– внезапно тридцать минут назад прервалась радиосвязь штаба армии с Генеральным штабом. Не только у нас, но и штабов 6-ой и 11-ой армий. Как думаешь, Людвиг, что могло случиться в Цоссене?

– Хм,– генерал начинает обеими руками нервно тереть бритую голову,– вариант, что англичане, а тем более русские, разбомбили 'Цеппелин' я отметаю решительно. Мне доводилось там бывать, стены этого бункера выдержат удар любой бомбы, внутри которого дизель-генераторы обеспечат электропитание всему оборудованию сколь угодно долго. А это значит, что связь отключил кто-то из своих. Спрашивается только, с какой целью?

– Думаешь, в Берлине заговор против фюрера?– начштаба переходит на шёпот.

– Не знаю, Рудольф,– тоже понижает голос генерал,– но это может многое объяснить. Если это дворцовый переворот, а заговорщиками являются военные...

– Всё наше руководство как раз сейчас в столице...

– ... Верно,– согласно кивает Кюблер,– то они наверняка попытались бы пока проходит операция по овладению основными объектами отключить всю связь военную и гражданскую в государстве, чтобы пресечь возможность координации своих действий противной стороне и распространение панических слухов в народе. Вокруг Берлина сейчас находится столько танковых и моторизованных дивизий вермахта, что хватит на десять таких заговоров, так что вовлекать войска на Западе и Востоке нет никакого смысла...

– Но зачем, Людвиг, для руководства заговором там собралось так много генералов?

– ... Ну, положим, не все из них являются участниками заговора,– горько усмехается Кюблер,– а с другой – собрание такого количества генералов в одном месте происходит по приказу фюрера, поэтому не является предметом особой тревоги для тайной полиции, удобный повод безопасно встретиться, обсудить...

– А что если,– почти кричит начштаба, но тут же спохватывается и едва слышно продолжает,– и срочное совещание высшего командного состава, и начало заговора имеет общую причину – активизацию русских на границе? Заговорщики просто хотят свергнуть фюрера и предложить мир русским до того момента, как заговорят пушки. Я слышал, что отставка Гальдера связана именно с разногласиями с фюрером по вопросу войны с Россией. Уверен, что у бывшего начальника Генерального штаба есть немало единомышленников. Может быть нам лучше дождаться чем закончится дело в Берлине и получить оттуда точные инструкции, а не объявлять боевую тревогу и не подчинять себе другие подразделения? В конце концов, в создавшейся ситуации штаб нашего корпуса является избыточной инстанцией, он может лишь вмешиваться в действия штаба 68-й дивизии, а координировать её действия с другими соединениями не может, ввиду их удалённости. Пусть руководство дивизии и решает, как действовать – на месте ей виднее. Уверен, что когда к утру ситуация в Берлине прояснится...