Текст книги "Возвращение бумеранга"

Автор книги: Сергей Буренин

Соавторы: Олег Семергин-Каховский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Буренин Сергей, Семергин-Каховский Олег
Возвращение бумеранга

Лондон, 10 июня 1940 года

Перед письменным столом президента Бенеша сидел полковник Моравец. Президент никак не мог привыкнуть к тому, что этот неуклюжий, склонный к полноте, похожий на школьного учителя человек является офицером.

– Сегодня ночью у нас был сеанс связи с Прагой, – докладывал полковник, – Получены очень интересные сведения. Немцы готовят высадку в Англии. Мы получили краткое описание плана вторжения и примерные даты. Думаю, англичан это очень заинтересует.

– Заинтересует – это мягко сказано, – улыбнулся Бенеш. – Они просто оторвут эти сведения с руками. Мы хоть как-то сможем отблагодарить наших хозяев за оказанную нам помощь. Но насколько надежен источник, из которого вы получили эти сведения?

– Источник довольно надежен, – заверил Моравец, – Мы давно с ним работаем. Вам он известен под именем А-54. Но сейчас мы его называем «Рене».

– А с чем связано такое изменение? Он находится в опасности?

– Любой агент постоянно находится в опасности, – пожал плечами полковник, – но в данном случае смена псевдонима связана с обычной конспирацией. Мы периодически меняем псевдонимы агентов, чтобы ввести в заблуждение противника.

– Понятно, – кивнул Бенеш. – Вы говорите, что получили краткое описание плана вторжения и примерные даты. Можно ли у него запросить более подробные сведения?

– Полученные данные вполне позволяют начать организовывать необходимую оборону, – заметил Моравец. – Я, конечно, запрошу подробности, но трудно сказать, насколько скоро придет ответ.

– Почему? – поднял брови Бенеш.

– Связь с этим агентом осуществлялась через Гаагу, Стокгольм и Женеву, – пояснил полковник, – В данный момент Гаага и Стокгольм оккупированы немцами, и воспользоваться этими каналами мы уже не можем. Остается Женева, но сведения через этот канал поступают слишком медленно. Я хочу переключить этого агента на нашу группу в Праге. Они с ним уже работали, но при этом возникли трудности, поэтому мы используем этот канат только в крайнем случае. Теперь, похоже, такое время настало.

– Что вы подразумеваете под трудностями? – поинтересовался президент.

– Полученной от Рене информацией группа делилась с третьими лицами, – вздохнул полковник. – Не знаю, делились ли они с участниками коммунистического Сопротивления в Праге, или же, не веря в наши возможности, передавали ее прямо Советам. Во всяком случае, по моим данным, Советы получали эту информацию одновременно с нами.

– Это надо в корне пресечь! – воскликнул Бенеш. – В конце концов, это мы платим за работу. Прикажите им ни в коем случае не передавать никому эту информацию без нашего разрешения.

– Я уже им указывал на это, и пошлю очередное предупреждение, – пообещал Моравец. – Но, к сожалению, они не воспринимают нас слишком серьезно. Мы им почти не оказываем никакой помощи. В этом отношении коммунистическое Сопротивление, руководство которого находится в Чехословакии и которое получает хоть какую-то помощь от Коминтерна, находится в более выгодном положении. Насколько мне известно, оно пользуется в стране намного большей популярностью.

– А какая помощь им нужна?

– Оружие, подготовленные люди, ну, и еще кое-какие мелочи.

– Я завтра же поговорю об этом с англичанами, – заверил Бенеш, делая пометку в настольном календаре. – Они сейчас заняты организацией подполья в Бельгии и Голландии, но, думаю, найдут какие-нибудь резервы и для нас. Особенно, после той информации, которую мы им предоставим.

– Это было бы очень кстати, – согласился Моравец.

Прага, 15 июня 1940 года

Балабан скинул наушники и встал с табуретки. Он, не торопясь, разобрал рацию, упаковал ее в чемодан и спрятал его в тайник в вентиляционной трубе. Потом взял листок бумаги, на которой была записана шифровка, и подошел к столу, взяв по дороге с книжной полки маленький томик стихов. Он раскрыл книгу, положил рядом шифровку и, взяв карандаш и еще один лист бумаги, начал расшифровывать сообщение.

Моравек, все еще с перевязанной рукой, нервно ходил из угла в угол. Очевидно, оторванный палец снова давал о себе знать.

На расшифровку сообщения у Балабана ушло минут пять. После этого он вздохнул, выпрямился, вынул сигарету и закурил.

– Ничего интересного, – подвел он итог, – Диверсионную работу продолжайте на свое усмотрение, возможно, в ближайшее время вышлем боеприпасы и прочие мелочи, ни в коем случае не делитесь информацией, полученной от Рене, с посторонними. Вот и все.

– Не делитесь, как бы не так, – фыркнул Вацлав. – Это уж позвольте нам решать. Они сидят в Лондоне, попивают коньяк и рассуждают кому можно, а кому нельзя предоставлять эту информацию. А в это время она с каждой минутой теряет свою ценность. Я делюсь этой информацией с теми, кто может извлечь из нее пользу. Наше правительство в изгнании переводит тонны бумаги, зачитывает заявления, да где-нибудь в Глазго проводит смотр чехословацкого корпуса. В промежутках между всем этим отдает нам приказы. И все это называет борьбой за освобождение. Слава Богу, хоть мы здесь что-то делаем. Нет уж, этой информацией я буду распоряжаться на свое усмотрение.

– Да, – согласился Балабан, – мне самому иногда очень хочется наплевать на них и перейти к коммунистам. Те действительно борются. Но с другой стороны, мы здесь, давай будем до конца честными, сами себе хозяева, а у коммунистов железная дисциплина.

Лондон, 1 июля 1940 года

Не успел Моравец явиться на службу, как к нему в кабинет зашел офицер связи, дежуривший этой ночью.

– Пан полковник, – отсалютовав, начал он свой доклад, – мы, как положено, отправили вашу радиограмму, но не сумели получить ни подтверждения приема, ни встречного сообщения. В ответ на нашу передачу радиостанция начала передавать свои позывные и буквально на полуслове замолчала. Мы попробовали выйти на связь с ней в запасное время, но в эфире была полная тишина.

– Вы меня очень расстроили, – посерьезнел Моравец. – Один раз их чуть было не схватили во время радиопередачи.

– Сейчас изобретены приборы, которые позволяют определять местоположение работающей радиостанции. Англичане этим уже вовсю пользуются. Думаю, у немцев тоже есть нечто подобное. Однако для того, чтобы засечь радиостанцию, нужно, чтобы она работала какое-то время на передачу. В данном случае она работала считанные секунды, и немцы при всем желании просто не успели бы определить ее местоположение.

– Очень плохо, очень плохо, – задумчиво проговорил Моравец. – Но, может быть, у них все же села батарея?

– Нет, это исключено, – покачал головой офицер. – Когда садится батарея, сигнал затухает постепенно, а здесь передача, как я уже сказал, оборвалась буквально на полуслове. В данном случае, скорее, можно подозревать отказ самой радиостанции. Но если там отказал только передатчик, то неопытный оператор мог этого и не заметить.

Когда офицер связи ушел, Моравец еще какое-то время задумчиво сидел за своим письменным столом. Он подвинул к себе папку, раскрыл ее и еще раз перечитал отправленную радиограмму. Она гласила:

«Вторично просим сообщить, состоялась ли ваша встреча с Франтишеком-Рене. Для нашей деятельности, а, следовательно, для всех нас в Англии, как никогда важно своевременно и умело использовать этот источник. От его данных зависит очень много. Просим обратить на это все ваше внимание. МОРА».

Офицер сказал, что за это время немцы не могли определить местоположение радиостанции. А если они просто старым добрым способом выследили Моравека? А что, если Моравек перед этим с той же радиостанции передавай шифровку кому-то еще? Что, если он ведет двойную игру и выходит на связь с той же Москвой? Но все это только предположения, ничего конкретного пока нет. Надо подождать следующего сеанса.

Моравец тяжело вздохнул и направился рапортовать Бенешу.

– Выходит, что если группа штабс-капитана провалилась, то больше у нас в Чехословакии никого нет? – спросил Бенеш, выслушав доклад полковника.

– Не совсем так, – покачал головой Моравец. – Какая-то сеть у нас там существует и действует, и она с каждым днем хоть и медленно, но растет. Просто теперь у нас нет с ними связи. Рация была только у группы штабс-капитана. Даже если это просто какая-то мелкая неприятность, нам все равно надо создать там, по крайней мере, еще одну группу с радиостанцией. Рене передает нам бесценную информацию, но теперь он остался без связи. В той шифровке, которую мы передавали сегодня ночью, я просил Моравека установить с ним связь. До этого Рене, как я вам уже докладывал, работал через зарубежные каналы.

– Англичане вовсю готовят парашютистов для работы в Голландии и Бельгии. Они мне обещали взять на курсы и несколько наших военных, но пока это только обещания. Сегодня я обязательно подниму еще раз этот вопрос. Они сами должны быть в этом заинтересованы, так как постоянно обращаются ко мне с просьбой запросить подробности операции по высадке и уточнить время ее проведения.

– Это можно будет сделать только после того, как восстановится связь с Моравеком, а тот в свою очередь установит связь с Рене.

Лондон, 11 июля 1940 года

Моравец сидел за своим письменным столом и задумчиво вертел в руках карандаш. Сегодня ночью должен был состояться сеанс связи с группой Моравека. В прошлый раз они начали было отвечать, но потом передача внезапно прекратилась. Офицер связи сказал, что здесь, вполне вероятно, имеют место проблемы с передатчиком. Надо надеяться на лучшее и считать, что у них осталась хотя бы односторонняя связь. У группы в запасе должны быть и другие рации, но все участники – Моравек, Балабан и Машина – прошли всего лишь ускоренные курсы радиооператоров и, возможно, как заметил радист, могли не заметить неисправность передатчика. Ну что же, попробуем еще раз.

Моравец придвинул к себе лист бумаги и начал писать: «Установили ли вы связь с Франтишеком-Рене? Сведения от него нам крайне необходимы. Пожалуйста, поторопитесь, но при этом не забывайте об осторожности; восстановление связи – задача первоочередной важности. Спасибо. Проверьте работу вашего передатчика. При последнем сеансе он резко прекратил работу. МОРА».

Он отодвинул радиограмму и снова задумался. Интересно все же, что там у них происходит? Своей последней фразой он может подать идею начать радиоигру. Это, конечно, при наихудшем развитии событий. Вообще-то, на такой случай у них обговорен специальный сигнал, но кто знает, в последнее время в радиограммах чувствовалось недовольство слишком большой пассивностью лондонского руководства. Сейчас коммунистическое Сопротивление, центр которого расположен в Словакии, проводит крупные акции и с каждым днем приобретает все большую и большую популярность. Может быть, Моравек решил переметнуться, туда? Надо еще раз напомнить Бенешу о подготовке чешских парашютистов. Нам просто необходимо иметь там еще одну или две группы с радиостанцией.

Моравец снова тяжело вздохнул, взял листок с радиограммой и направился в шифровальный отдел.

Прага, 15 июля 1940 года

Балабан закончил с расшифровкой сообщения и встал из-за стола.

– Практически полностью повторяет шифровку от первого числа. Очевидно, они поняли, что у нас вышла из строя радиостанция, и не были уверены, получили ли мы их последнюю радиограмму. Но сегодня тут звучат уже новые нотки. Послушай: «Установите связь с Франтишеком-Рене. В свои дела его не посвящайте. Обращайтесь по-дружески и удовлетворяйте его потребность в деньгах. Это наш давний и исключительно ценный сотрудник, который во многом может помочь и непосредственно вам. Мы весьма заинтересованы в поддержании с ним связей – при соблюдении осторожности. Круг наших людей, посвященных в это дело, должен быть крайне ограниченным. МОРА». Надо завтра же начать устанавливать связь с Рене.

– Да, эти две недели мы были заняты только тем, чтобы поменять радиостанцию, – вздохнул Моравек. – Хорошо еще у нас была в запасе другая. Нам обязательно надо найти радиста, который мог бы в случае необходимости чинить радиостанции. Если не сумеем найти такого человека здесь, то обязательно надо запросить его из Лондона. Думаю, после этого инцидента они зашевелятся.

– Надо завтра же пойти договориться о встрече с Рене. Теперь, когда мы начнем работать с ним напрямую, мы сможем получать от него не только информацию для Лондона, но и интересующие нас сведения. Насколько мне известно, он вхож и в гестапо, и в СД.

– Возможно, – согласился Моравек. – С его помощью, мы сможем помогать и всем тем, кто здесь борется с немцами. В Лондоне еще не понимают, что нам надо объединить все силы против немцев, а уж потом делить власть.

Прага, 16 июля 1940 года

Балабан и Моравек остановились у стеклянных дверей большого подъезда старого четырехэтажного коммерческого дома, расположенного недалеко от Вацлавской площади.

– Это здесь, – сказал Моравек. – Пойдем вместе или один останется внизу?

Балабан внимательно осмотрел улицу.

– Здесь, похоже, все спокойно, – ответил он. – Пойдем вместе: вполне возможно, что засада находится именно в квартире, и я хоть как-то сумею тебя прикрыть.

Он решительно открыл дверь подъезда. Моравек в кармане сжимал рукоять пистолета. Обрубок оторванного пальца почти зажил, на руке оставалась лишь легкая повязка, которая нисколько не мешала ему пользоваться пистолетом.

Как только они оказались в просторном фойе подъезда, им навстречу вышел привратник.

– Мы хотим видеть пани Елену, – обратился к нему Балабан.

Привратник на мгновение задумался, потом ответил:

– Пани Елена еще не выходила. Это третья квартира на втором этаже.

Мужчины поднялись по широкой лестнице и позвонили в дверь. Им открыли на второй звонок.

– Что вам угодно? – спросила миловидная женщина средних лет, одетая в шелковый домашний халат, но уже с убранными в прическу волосами.

– Нам нужна пани Елена, – с легким поклоном ответил Балабан.

Моравек, не вынимая руку из кармана, стоял несколько позади него.

– Это я, – ответила женщина. – Чем могу быть полезной?

– Мы прочитали в объявлении, что вы продаете старое издание «Чешско-немецкого словаря», – назвал Балабан пароль.

– К сожалению, я его уже продала, – ответила женщина, – но у меня есть современное издание «Немецко-чешского словаря». Может быть, он вас заинтересует.

– Хотелось бы на него взглянуть, – улыбнулся Балабан.

– Тогда проходите, – пригласила их женщина внутрь.

Пройдя прихожую, они оказались в большой светлой, залитой солнцем гостиной. Комната была обставлена старинной массивной мебелью, на столе в хрустальной вазе стоял роскошный букет цветов.

– Итак? – уже совсем по-деловому спросила женщина.

– Нам надо встретиться с Франтой, – сказал Моравек, – Наш общий друг уехал, и мы не можем его найти.

– С Франтой? – медленно переспросила женщина, – Он в постоянных разъездах. Но я попробую с ним связаться. Зайдите послезавтра часа в три, – она оглядела мужчин и добавила: – Но пусть приходит кто-нибудь один. Франтишек очень осторожен.

Он зашла в соседнюю комнату и вышла оттуда с толстой книжкой в руках.

– Возьмите вот это, – сказал она. – Это чтобы у привратника не возникало лишних вопросов. Послезавтра принесете ее обратно.

Когда мужчины оказались на улице, Балабан сказал:

– Похоже, все чисто. Видишь, даже потребовали, чтобы на встречу пришел кто-нибудь один, опасаются.

– До такой мелочи может додуматься и гестапо, – возразил Моравек, – В этом случае они будут уверены, что придет старший.

– Так может быть тогда послезавтра пойти мне? – предложил Балабан.

– Какая разница, – пожал плечами Вацлав. – Мы здесь все старшие. Я вспоминаю, что я старший только тогда, когда надо решить какой-то спор, что бывает довольно редко. А так, мы ведь все решаем сообща. Это у них в Лондоне играют роль чины и звания, а у нас в оккупации есть те, кто сражается и те, кто сотрудничает.

– В этом ты прав, – согласился Балабан.

Прага, 18 июля 1940 года

Штабс-капитан Вацлав Моравек поднялся по уже знакомой лестнице и позвонил. Пани Елена открыла дверь почти сразу. Сегодня на ней был изящный темно-синий костюм, белая блузка и туфли на высоких каблуках. Красиво уложенные волосы прикрывала небольшая шляпка с вуалью.

Как только Вацлав поздоровался, пани Елена, не отвечая на приветствие, сказала:

– Пойдемте быстрей, ваш Франта нас уже, наверное, ждет.

– Далеко идти? – поинтересовался Вацлав, когда они вышли на улицу.

– Не очень, – ответила пани Елена. – До Староместской площади. Он будет ждать нас там.

Как только они оказались на Староместской площади, Вацлав принялся внимательно изучать обстановку. Люди спешили по своим делам, заходили в магазины, останавливались у газетных киосков. Но того, кто явно бы ждал кого-то, не было видно, однако и засады, похоже, тоже не было. Напротив сберегательной кассы задом к ним стоял старенький «Опель».

Пани Елена уверенно подошла к «Опелю» и кивнула водителю.

– Вот он, – коротко сказала она через плечо Вацлаву.

Вацлав открыл заднюю дверцу машины и пропустил вперед пани Елену. Он хотел сесть рядом с ней, но шофер низким голосом сказал:

– Садитесь на переднее.

Моравек подчинился.

Как только все уселись, машина сразу тронулась. Теперь Вацлав мог рассмотреть шофера получше. Ему было около сорока лет, выглядел он очень импозантно, пышная шевелюра с проседью, ухоженные небольшие усики, дорогой костюм. Шофер был в темных очках, это несколько насторожило Моравека, но потом он подумал, что Франта тоже, наверное, боится провокации.

– Куда мы едем? – через некоторое время поинтересовался Вацлав.

– А куда можно ехать в такое время, – небрежно пожал плечами водитель. Говорил он, можно сказать, на безупречном чешском с пражским выговором: – Пообедать. Ресторан «Губертус» вас устроит?

– Вполне, – кивнул Моравек.

Вообще-то он избегал дорогих ресторанов, так как там всегда было много немцев. В дешевых кабачках, где основными посетителями были чехи, он чувствовал себя намного спокойней. С другой стороны, явится с такой компанией в дешевый кабачок означало привлечь к себе слишком много внимания.

Ресторан располагался в старом здании с большой террасой. Благодаря хорошей летней погоде часть столиков была выставлена на террасу, но Франта-Тюммель провел всю компанию внутрь здания и попросил подскочившего к ним метрдотеля провести их в отдельный кабинет.

Когда официант подал заказ и удалился, Франта посмотрел на затянутую в кожаную перчатку руку Моравека и на то, как тот неуклюже управляется со столовым прибором. Эту маскировку Вацлав применил впервые. Свободный палец перчатки он набил ватой, вставив в середину для прочности кусок проволоки.

– Несчастный случай? – с легкой улыбкой спросил Франта Моравека.

– Что-то вроде, – не желая вдаваться в подробности, буркнул Вацлав.

Франта снял очки, с минуту пристально всматривался в лицо Моравека.

– Я кое-что слышал о вашем приключении, – сказал он наконец. – То описание, которое составило о вас гестапо, не очень-то к вам подходит. Хотя, с другой стороны, по нему можно арестовать полгорода.

Весь дальнейший обед Франта рассказывал забавные истории, свежие анекдоты, слегка коснулся политических событий. Моравек поддерживал разговор и тоже не заговаривал о деле.

Когда с обедом было покончено, Франта попросил официанта накрыть десерт на террасе.

– Иди на террасу и поскучай немного над десертом, – сказал он пани Елене. – А мы с паном пройдемся немного по саду. Я покажу ему свои любимые цветы.

Мужчины спустились с террасы в парк, а пани Елена села за столик и, когда подали десерт, начала рассеянно ковыряться ложечкой в вазочке с мороженым.

Мужчины вернулись через полчаса. Судя по их виду, оба были в очень хорошем настроении. Тюммель наполнил три рюмки коньяком и поднял свою: – За приятное знакомство!

Лондон, 29 июля 1940 года

Когда президент Бенеш появился в кабинете полковника Моравца, тот моментально выскочил из-за письменного стола и по-военному отсалютовал высокому гостю. Такого еще не случалось.

Бенеш по-стариковски махнул рукой и добродушно сказал:

– Сидите, сидите, Франтишек. Я только что был в английском правительстве и по дороге, чтобы лишний раз вас не дергать, решил заехать сюда сам. Садитесь, и я присяду. Кстати, у вас не найдется чашечки кофе?

Моравец вызвал адъютанта и приказал принести две чашки кофе. Он снова сел за свой письменный стол, а Бенеш уселся напротив него.

– Как я уже сказал, я только что был в английском правительстве, – начал он, – Они нам очень благодарны за те сведения, которые мы им поставляем. Между прочим, там присутствовал офицер из штаба авиации. Он мне объяснил, почему пока невозможна доставка парашютистов. Дальность действия их авиации не позволяет им совершать полеты в Чехословакию. Такие самолеты есть у американцев, но Англия пока ими не располагает. Американцы издали закон, который разрешает продавать оружие воюющим странам, но эта система продажи называется у них «Кэш-энд-кэрри», «заплатил-уноси». Эта система заключается в том, что весь товар должен быть сразу же оплачен, а увозить его можно только на своих собственных судах. Во-первых, англичане уже испытывают затруднения с валютой, а во-вторых, немецкие подводные лодки топят довольно большое количество транспорта. С учетом всего этого, закупки в Америке оказываются золотыми. Английские конструкторы рассматривают сейчас вопрос об увеличении дальности полетов некоторых типов английских бомбардировщиков. Они хотят вместо нескольких бомб поставить подвесные баки с горючим. Для бомбардировщиков это, может быть, будет и не выгодно, но для наших целей вполне подойдет.

Адъютант принес кофе, и Бенеш сразу же с жадностью сделал несколько глотков, потом продолжил:

– Короче говоря, этот летчик пообещал мне, что к весне будущего года этот вопрос будет обязательно решен. А теперь о главном, за чем именно я и зашел к вам. Когда у вас ближайший сеанс связи с вашими разведчиками?

– Сегодня ночью.

– Они установили связь с этим немцем, который постоянно меняет псевдонимы?

– Так точно.

– Тогда запросите у них дату начала высадки немцев в Англии. Это очень важно. Англичанам надо закончить строительство оборонительных сооружений именно к этой дате.

– Я запрошу их об этом, пан президент, но весь вопрос в том, сумеют ли они добыть такие сведения.

– Вы уж, голубчик, попросите их, чтобы они постарались, – как-то униженно произнес президент.

Он сделал еще несколько глотков кофе, затем добавил:

– Заодно скажите им, чтобы послушали передачу чешского радио из Лондона 2 августа. Я попрошу, чтобы в этой передаче была объявлена им благодарность. Попробуем хоть так пока поддержать их.