Текст книги "Агдан. Не стены, а паруса! (СИ)"

Автор книги: Сергей Саут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 69 страниц)

А завтра при сохранении этой тенденции придется привлекать к задержанию протестующих уже всю полицию Кореи, а заодно и все ее вооружённые силы.

Ну да ладно, это по большому счёту сейчас совсем не мои проблемы. Хотя конечно, если у меня будет возможность, то за своих сторонников, приехавших сюда со всего мира вступиться мне просто необходимо. Это важно и для них, и для меня.

Агдан с нами! Классно же звучит, согласитесь? Да уж, что-то меня куда-то не туда понесло. Вернёмся лучше к нашим баранам, точнее к одному барану, а еще точнее к этому министерскому хлыщу, как там его звала НаБом, о я даже вспомнил его имя – Квак ЮнГи. Значит этого ЮнГи Министерство Юстиции и послало на помощь НаБом, помощь в ликвидации протестного лагеря под стенами тюрьмы.

Да уж … даже не знаю, плакать мне или смеяться? Наверное, лучше было прислать на помощь НаБом взвод полиции или отряды национальной гвардии, ну или кто там в Корее вместо них?

Но с другой стороны, вот что-то вот не укладывается у меня картинка разгона лагеря у тюрьмы Анян силовым путем. Лагеря, где большинство на минуточку, это иностранные поданные. Это же какой тогда будет скандал на весь мир? Даже представить себе сложно. Особенно когда к Корее сейчас, как я надеюсь, после выхода фильма моего имени итак очень пристальное внимание всего мирового сообщества.

Поэтому, мне не совсем понятно, чего хотели добиться руководители в Минюсте направляя сюда этого Квака. Что он тут всех … заквакает что-ли, и уведет за собой подальше от тюрьмы? Ну или как вариант не заквакает, а может возьмет, да и заиграет на своей министерской дудочке и подобно Гамельнскому крысолову, всех протестующих зачарует и уведёт за собой, подальше от стен тюрьмы Анян в неизвестность?

(Забавно, но сравнение с этим самым крысоловом также пришло в голову ЮнМи, как и этому Кваку. Совпадение? Прим. – автора).

По крайней мере мне такой вариант кажется самым рабочим. Похоже кто-то там в Министерстве Юстиции считает себя слишком умным? Но здесь эта «умность», думаю точно не прокатит. Хмм… действительно, у нас здесь прямо все как в комедии Грибоедова – «Горе от ума».

Но все-таки, чего хотят добиться власти, ну и главное, что они собираются делать с этим митингом дальше? Это интересно. Хотя вариантов их действий на самом деле не так уж и много, на самом деле их в принципе всего … три.

Разгонять силовым путем, оставить все как есть сделав при этом вид что ничего такого здесь не происходит, ну и последний – пойти на сотрудничество с протестующими и с их лидерами.

Хмм… насчет последнего, наверное, тоже можно сказать фразой из того же бессмертного произведения Грибоедова – «Свежо предание, а верится с трудом!»

Вот, пока рассуждал о русской классике я не заметил и не услышал, что ДаХе что-то мне тихо говорит. Так чего там она хочет?

…

Вот как, НаБом решила поделится со мной кое-какой информацией. Спасибо ей конечно за это, надеюсь, что она это по доброй воле, а не за наш небольшой гешефт при продаже ролика в конкурсе танцев?

Что интересно, информация от НаБом практически подтверждает все мои размышления. Значит господин Квак как прибыл уже дважды попытался вступить в переговоры с протестующими и дважды был по сути послан в очень грубой форме. Какой это интересно? Что-то ДаХе не уточнила мне этого.

Впрочем, и неважно. Значит сейчас он жаждет поговорить со мной. Понятно, что кроме того, чтобы я повлиял как-то на своих поклонников у стен тюрьмы и отправил их всех по домам другого от меня не ждет это господин.

Ну не кофе же с печеньками он пригласил меня попить на ночь глядя в самом-то деле? Если судить по короткому рассказу и описанию этого типа ДаХе он довольно продуманный тип.

Ладно сейчас сам увижу и услышу этого продуманного, потому что я уже в приёмной директора тюрьмы и ДаХе до этого занырнувшая туда, уже вынырнула и предлагает знаками мне заходить, сама же остаётся в приемной, короче все по старой схеме. Ну и да ладно, тогда и я пошел…

И вот стою в кабинете под двумя внимательными взглядами, спокойным НаБом и оценивающе-изучающим, относительно молодого мужика, хорошо одетого, в черный костюм с галстуком, с несколько высокомерной мордой лица при этом.

Похоже это и есть тот самый Квак ЮнГи из Министерства юстиции? Что-то он сразу уже мне не нравится. Зайдя я разумеется представился, все, как и положено примерной корейской осужденной. То есть ФИО, статья, срок, начало срока, отряд №.

В ответ же вижу, что этот министерский жлоб молчит и пауза затягивается, честно говоря она становится вообще-то уже, как-то совсем неприличной. Госпожа НаБом чувствуя это, вмешивается, и сама представляет мне этого Квака.

– ЮнМи, познакомься пожалуйста с господином Кваком ЮнГи, заместителем замминистра юстиции по пенитенциарным учреждениям.

– Очень приятно, господин Квак ЮнГи! – натягиваю я на лицо дежурную улыбку, изображающую восторг, от лицезрения такого большого и важного кукчан-нима. – Как ваши дела? Надеюсь все у вас в порядке?

Тот же в ответ молчит, по-прежнему не сводя с меня своего пристального взгляда, типа он тот самый киплинговский Каа, ну а я простой хвостатый бандерлог? Нда… и чего ты только тогда сюда припёрся? – думаю я про себя. Неужели только для того чтобы мы здесь все твою кисло-высокомерную морду лица наблюдали, так и без этого жизнь в тюрьме совсем не сахар. Тоже мне нашелся блин … Квака-задавака!

Наконец этот субъект, как-бы с неохотой кивает мне в ответ головой, сухо дублируя в принципе уже сказанное НаБом.

– Квак ЮнГи, заместитель замминистра юстиции, ответственный за пенитенциарные учреждения страны. – Прибыл сюда для решения проблем с незаконно организованным лагерем у стен тюрьмы Анян.

– Да что вы говорите? – изумленно ахаю я. – Незаконный лагерь, да еще у стен тюрьмы? Это же ни в какие ворота не лезет!

– Какие еще ворота? – разумеется не понял русской идиомы лощенный господин.

– В тюремные ворота разумеется господин Квак. А вы о каких подумали? – милая улыбка примерной осуждённой.

Посверлив меня недовольным взглядом, господин напротив вздохнул и наконец начал говорить что-то вразумительное.

– Госпожа Пак ЮнМи нам нужно поговорить об очень важном деле, важном и для тебя, и для тюрьмы, и для всего нашею министерства.

– Слушаю вас внимательно господин ЮнГи.

– ЮнМи! – патетически и как-то на мой взгляд театрально восклицает этот субъект. – Ты как гражданка Кореи должна помочь нам и помочь своей стране. Ты должна будешь выступить перед этими незаконно собравшимися у стен тюрьмы твоими поклонниками. Не беспокойся, мной уже подготовлен сценарий и текст твоего выступления. Думаю, что он тебе понравится.

Тебе только и останется что зачитать эту речь, а мы ее запишем. Она будет очень простая, в ней ты поблагодаришь своих поклонников и после попросишь их не устраивать несанкционированный митинг возле стен тюрьмы Анян, скажешь если они уважают и ценят тебя, то пусть все расходятся и разъезжаются по своим домам, это если очень коротко что я от тебя хочу.

Они обязательно прислушаются к тебе, для них же ты непререкаемый авторитет!

Да уж, какой интересный тип, правда разводки у него какие-то детские, не знаю может на простую корейскую девчонку они бы и подействовали, если она конечно при этом еще была сильно пьяна, как к примеру, я когда-то после ДжуБоновского пойла на ящерицах, и то не уверен. Но для меня все это звучит как-то наигранно, несерьезно и даже смешно.

У меня в голове даже неожиданно для меня самого вдруг всплыли строчки из одной известной песни моего мира. Песни Владимира Высоцкого, которую я уже мысленно немного перефразировал, точнее один из ее куплетов, и слушая весь этот бред тихо про себя напел …

«А за это, друг мой пьяный», – говорил он хулигану,

Будут деньги, дом в Сеуле, много женщин и машин.

Враг не ведал, дурачина: тот, кому все поручил он

Был Сергей, майор разведки и прекрасный семьянин.

Да, до этих штучек мастер этот самый Квак Юнгастер,

Но жестоко просчитался пресловутый мистер Ю.

Обезврежен он и даже он пострижен и посажен,

А в гостинице в Аньяне поселился мирный грек.

Первоисточник – Владимир Высоцкий, «Пародия на плохой детектив».

Но так, уже, наверное, хватит! Пора немного притормозить этого разошедшегося не на шутку расквакавшегося господина. А то надо же такое мне заявить – «Ты должна!» Угу, сейчас … должна, уже три раза всем должна!

Интересно вот только когда мне мои долги будут возвращены? И я сейчас совсем не о финансовой составляющей, хотя до неё тоже когда-нибудь доберемся, но это точно будет не сегодня. В ответ же, я пристально смотрю на этого «кредитора» и вкрадчиво интересуюсь.

– Должна господин Квак ЮнГи? Вы сказали, что я кому-то много чего-то должна в этой … стране? Наверное, по вашему мнению, я больше всего должна за то, что сейчас нахожусь в этом вот чудесном заведении?

Или может должна за то, что прославляла нашу страну своими произведениями, которые оценили во всем мире, кроме Кореи?

А поняла, мой долг он за то, что поднимала острые вопросы, на которые никто из власть имущих не дал, а может и не хотел давать никаких ответов?

По-вашему, именно за все это я должна этой стране?

– Государство заботились о тебе, дало тебе образование … начальное. – находит свои аргументы господин Квак. – Оно бесплатно лечило тебя, когда ты в этом нуждалась и делало для тебя много чего еще.

Но вот когда государство попросило тебя помочь, ты отказываешься это сделать. Я как представитель этого государства, требую от тебя как гражданину этой страны помочь своей Родине в такой непростой для нее момент.

Требую отдать свой гражданский долг, показать всем что Родина для тебя – это не пустой звук и просто слово из букв.

…

Ну что ты молчишь? Или тебе так стыдно сейчас ЮнМи, что ты сейчас из себя по-корейски ни одного слова выдавить не можешь?

Закончив сей спич господин с некоторым превосходством смотрит на онемевшую от подобной наглости меня. Точнее на онемевшую, и к тому же, если верить данному господину, даже не имеющую возможность выдавливать из себя корейские слова. Корейские слова? Хмм … а это идея.

– Désolé de ne pas vous avoir reconnu, votre majesté Louis XIV!.

(Французск. – Извините, что сразу не признала вас, ваше королевское величество Людовик XIV).

– Что ты сейчас сказала? – удивленно переспросил, похоже совсем не сильный во французском, Квака-задавака.

– Ну вы же сказали, что я ни слова по-корейски сейчас с себя выдавить не могу, вот я вам и ответила на французском. – я все-таки перешел на корейский, в первую очередь потому что не очень хотелось подставлять НаБом, ну да ладно будем с этим Кваком вежливы … язвительно вежливы на корейском.

– Ну, а на французском я вам сказала, что извиняюсь что сразу не узнала вас, не узнала в этом облике и костюме и в этом времени, ваше французское королевское величество король Людовик XIV.

Знаете, вы мне так много и красиво рассказали здесь про государство, сколько оно сделала для меня хорошего и даже прекрасного, что теперь я этому государству должна по жизни и за все. Точнее даже не государству, оно вроде ничего у меня пока и не просило, а должна похоже именно вам как его лучшему представителю.

Вас послушать так вы и государство – это что-то одно целое, я вот и решила, что вы, наверное, реинкарнация всем известного французского короля Людовик XIV. Который также когда-то примерно и заявлял – «L’État c’est moi!»

(французск. – L’État c’est moi!», в переводе на русский язык «Государство – это я!». Фраза, часто ироничная, которой обозначают человека с большим самомнением, ставящего себя и свои интересы выше целого государства.

По наиболее распространённой версии, авторство фразы приписывается 16-летнему королю Франции Людовику XIV, который якобы произнёс её 13 апреля 1655 года в Парижском парламенте. Прим. – автора).

– Ну или в данной ситуации, это все звучит как … государство Корея это я, господин Квак ЮнГи, слушайте все меня, слушайте и повинуйтесь бандер … люди!

У «корейского королевского величества» от услышанного от меня от удивления выпучились глаза.

Такой забавный вид что я даже хихикнул, мысленно, разумеется. Мне даже интересно стало, а тот «старый» Людовик был таким же пучеглазым, как и его новая «реинкарнация?».

При этом внешне я по-прежнему смотрю на данного господина спокойно и так как-то по-снайперски оценивающе.

– Ты …ы! – наконец просипел, точнее правильней будет сказать проквакал Квака-Людовик в одном флаконе. – Ты неблагодарная особа, которая не знает, что такое чувство благодарности и что такое патриотизм.

– Это я не знаю, что такое патриотизм? – зло отвечаю я этому «диванному патриоту». – Хочу уточнить у вас господин Квак вот вы лично в каком полку служили? В том смысле сколько времени находились в так называемой буферной зоне что разделяет Север и Юг?

Наверное, много? Наверняка даже награды имеете, боевые награды я имею ввиду, а не какие-то там бутафорские юбилейные побрякушки типа «30 лет Министерству Юстиции», ну или «Лучший истребитель кимчи на корпоративе министерства в новый год».

Так много у вас наград, которые даются за участие в вооруженном противостоянии или может даже такие есть такие и за ранение?

Сколько? Молчите, и я даже знаю почему, потому что их у вас просто нет, а вот у меня подобные награды имеются, даже за ранение, реально мною полученное на границе с КНДР.

Поэтому не говорите мне здесь про патриотизм, если мы будем выяснять кто из нас больший патриот, то это сравнение однозначно окажется в не вашу пользу!

И я не люблю этого слова, как сказал один известный английский поэт 18 века – «Patriotism is the last refuge of a scoundrel»

(английск. «Патриотизм – последнее прибежище негодяев!». Афоризм, произнесённый в Литературном клубе в апреле 1775 годадоктором Самуэлем Джонсоном, английским литературным критиком, лексикографом и поэтом эпохи Просвещения, чьё имя, по оценке «Британники», стало в англоязычном мире синонимом второй половины XVIII века. Прим. – автора).

– Чего? – удивлен господин Квак, который похоже, что с английским дружен примерно также, как и с французским, то есть никак.

– Я вам говорю, что патриотизм человека не определяется должностью, что за этой вывеской частенько скрывается много негодяев, а под его прикрытием порой творятся очень нехорошие вещи. Поэтом у нас с вами разные понятия о патриотизме, и они совершенно не совпадают.

– Ладно, я понял вас Пак ЮнМи, вы не хотите помогать своей стране, хорошо это ваше право! Вы оказывается более приземленный человек чем я думал. Но тогда у меня есть к вам другое предложение.

После небольшой, наверное, думал, что значимой и веской паузы он продолжает.

– Если вы поможете нам с этим делом, то ваша награда будет более приземленной, но так, наверное, будет даже лучше для вас. Я обещаю, что лично отнесу министру юстиции ваше заявление на имя президента с просьбой о помиловании и попрошу его непосредственного ходатайства за вас перед главой государства.

Наш министр имеет немалый вес и авторитет у руководства страны, уверен, что ваше заявление обязательно будет рассмотрено в ближайшее время и наверняка удовлетворенно при таком-то ходатайстве.

– Какое еще такое мое заявление на помилование? – недоуменно переспрашиваю я.

– То самое которое вы напишите здесь на имя президента. – снисходителен Квак, который похоже списал мою заминку на ошеломление от радости и счастья, что мне такое предложили, это же почти свобода в моих глазах! Он что, получается не в курсе что я уже отказал одной наглой подружайке президента в ее «благородном» желании помочь мне с помилованием?

Хотя … СунСиль думаю весит все-же поболее этого квакушки, и она вряд ли кому-то кроме своей подружки отчитывалась о постигшем ее здесь фиаско. Тем более мы с ней были только вдвоем при этом разговоре.

Правда потом я рассказал об этом ее предложении и НаБом, так что она тоже в курсе. Так я не понял? НаБом? Слегка вопросительно смотрю на директора тюрьмы. Она практически неуловимо, отрицательно чуть-чуть покачивает мне головой. Так, все понятно. Ничего НаБом этому типу не рассказывала, здесь у них похоже свои заморочки, но это мне вполне на руку.

Тем временем господин Квак похоже уже выдохся, описывая мне как лично министр юстиции займется моей судьбой и продавливанием моего заявления лично у госпожи президента. Мда… так и вижу эту картинку, бегущий по коридору с моим заявлением в руках запыхавшийся министр юстиции, отмахивающийся по дороге от других важных дел, ибо более важного дела у него сейчас просто нет!

Угу, так и хочется сказать этому типу – верю, что именно так и будет! Тем временем господину Кваку похоже немного надоело моё молчание и то что я не прыгаю от радости получив такое чудесное на его взгляд для меня предложение, он нетерпеливо у меня уточняет.

– Так что передать моему министру?

Вот жеж блин! Так он мне напомнил при этом одного посла шведского из известной советской комедии что я чуть было не ляпнул ему в ответ…

«Передай твой министр мой пламенный привет. А помилование … такие вопросы, дорогой Квак, с кондачка не решаются. Мне надо посоветоваться с товарищами, зайдите на недельке».

Но не сказал, а жаль, хотя все равно никто бы здесь эту шутку не понял и не оценил по достоинству, поэтому вслух я ему отвечаю другое.

– Я очень признательна вам господин Квак за участие в моей судьбе и за попытку помочь с помилованием, но не надо!

– Чего не надо? – несколько ошарашен зам замминистра.

– Ничего не надо! Ни помилования, ни амнистии! Я не считаю себя виновной, поэтому ничего писать не буду. Я жду только новый справедливый суд, который признает меня невиновной и соответственно освободит.

– Но я не уполномочен решать такие вопросы. – недоуменно говорит чиновник. – К тому же мне кажется, что вопрос с судом также находится в компетенции президента страны.

– Вы плохо знаете законы этой страны господин Квак. – усмехаюсь я. – А они гласят что любой осужденный может написать заявление на пересмотр своего дела в суд, причём если тот ему откажет, то он может написать новое заявление уже в более вышестоящий суд, а дальше еще выше, это прописано в наших законах. И президент здесь не при делах, у него и своих дел вполне хватает. А вы что этого не знали? Я если что не о делах президента, а о судах?

– Разумеется знал. – выкручивается лощенный господин. – Просто писать заявления в рамках закона это хорошо, но, когда кто-то за него похлопочет и отследит чтобы оно по пути еще не затерялось это же совсем другое дело.

И если это будет кто-то у кого достаточно власти и влияния, типа нашего министра, то данное заявление точно не затеряется и будет рассмотрено в кратчайшие сроки.

Представляешь ЮнМи ты же скоро можешь быть свободна! Немного понимания и помощи нам здесь, и ты уже дома, ешь мамину кимчи и все у тебя просто прекрасно!

– Я не люблю кимчи. – отвечаю я. – Предпочитаю совсем другие блюда и другую кухню.

– Да не важно, любишь ты кимчи или нет, главное ты же будешь дома. Дома ЮнМи! Неужели тебе не хочется обнять маму и сестру. Выйти и погулять с ними по городу, зайти в кафе наконец? Жить такой простой счастливой человеческой жизнью?

– Красивая картинка. – усмехаюсь я. – Кто же откажется в тюрьме от свободы. Но главное какова будет цена за все это? Если это предательство, то мне такая свобода не нужна.

– Какое еще такое предательство? – похоже искренне удивлен этот лощенный господин. – Если ты выйдешь из тюрьмы намного раньше срока, то кого ты этим предашь? А, ты считаешь, что таким образом предаешь своих поклонников, собравшихся под тюремными стенами?

Но разве ты звала их сюда приезжать? Нет не звала! Мы тоже их сюда не звали. Поэтому о каком предательстве в такой ситуации может идти речь? Они наоборот уедут домой к своим родным и близким, им там будет намного лучше, чем здесь в палатках. Подумай и об этом тоже ЮнМи. Дома же всегда лучше, чем в гостях!

– Мы похоже с вами господин Квак живем в разных мирах, которые только изредка соприкасаются. – усмехаюсь я на этот детский развод. – А то что я их не звала … вот вы много сегодня говорили про патриотизм, скажите, а когда враг окажется на пороге, вы тоже как «истинный патриот» будете ждать особого приглашения защищать свою Родину от кого-то, или просто пойдете на передовую? Хотя наверно все-таки не пойдете, вас же туда никто не звал, поэтому патриотизм может и подождать.

– Ну ты же не хочешь мне сказать, что некоторые под стенами тюрьмы приехали тебя защищать как … свою Родину? Это не слишком ли громкие слова? У тебя как мне кажется слишком сейчас раздуто самомнение и чувство собственного величия. Я понимаю, что это не просто так, а все из-за этого фильма, после которого тебя подержало столько людей в мире. Бремя славы оно тоже бывает тяжелым и непростым. Но все-таки сравнивать себя… – господин Квак артистически развел руками.

– Нет, я не претендую на роль Родины и не кричу на каждом углу что меня надо спасать и защищать. Если вы не в курсе, то даже про съемки этого фильма про меня я узнала относительно незадолго до его выхода. Для меня он тоже в некоторой степени был совсем неожиданным.

Сотни, а то и тысячи людей приняли участие в его создании. В разных ролях и статусах. Но смотрело его в разы больше народу, вы сами это знаете, насколько мне известно сейчас уже идет речь о сотнях миллионов.

И вот теперь кто-то из этих сотен приехал сюда, под стены тюрьмы чтобы лично высказать мне свою поддержку, а не просто печатая эту подержку на клавиатуре, находясь за тысячи километров от меня. Нет они приехали лично, приехали несмотря на расстояние и неизвестность. И здесь, для многих в чужой стране они не побоялись громко заявить о себе, даже не о себе, а о поддержке ими меня.

А это дорогого стоит! И неужели вы думаете, что в «благодарность» ко всем этим людям, я сделаю такое вот странное заявление, которое вы уже даже для меня набросали? Да не бывать этому! Не бывать никогда!

– Ты не злись ЮнМи. – заходит с другой стороны этот чинодрал. – Я не в коей мере пытаюсь давить на тебя, просто предлагаю тебе подумать, подумать неспешно и принять правильное и нужное решение, в первую очередь нужное для тебя самой.

Подумай, с одной стороны – это твоя свобода и счастливая семья, твои мамам и онни, которые очень будут рады тебя видеть, а с другой стороны куча непонятных и незнакомых по сути тебе людей, которых ты даже в глаза не видела.

Сделай сама правильный выбор! Ну и чтобы тебе выбиралось и думалось полегче мы с руководством тюрьмы решили, что предоставление внеочередного свидания с твоими родными не будет здесь лишним, как и передача от твоих родных всего не запрещенного без ограничения веса такой передачи.

Этот все так, в знак нашего хорошего к тебе отношения!

Вот жеж … нехороший человек. – зло думая немного охреневший от этой речуги квакши я. Это он что, решил меня так задешево купить? Решил, что я продамся за бочку варенья да корзину печенья? Нашел думает гад мальчиша-плохиша что-ли? Ну ладно, я ему сейчас ему устрою. Я в гневе, и в гневе я страшен!

– Знаете, что господин Квак? Засуньте вы себе в задницу все эти ваши мелкие подачки, они мне не нужны, да и крупные тоже, поэтому ваше помилование можете засунуть туда же.

Да и сами вы тоже идите в задницу, прихватив при этом своего министра, чтобы вам там не было скучно. Это мой окончательный ответ, другого не ждите!

Пока чиновник медленно багровел от такого моего обращения, пользуясь этой паузой я обращаюсь непосредственно к НаБом.

– Госпожа НаБом, я уже устала здесь находится, сами знаете, что время для сна у осужденных в корейской тюрьме ограниченно правилами внутреннего распорядка. Поэтому прошу направить меня в мое спальное помещение … ну или в карцер, как посчитаете нужным, дальнейшим наш разговор здесь я считаю ненужным, бесперспективным и даже вредным для меня!

Хмм... мне вдруг стало интересно, чего это господина Квака так перекосило, когда он услышал это мое незавуалировонное оскорбление? Вот же не хотел я такое говорить, но этот господин похоже и мертвого достанет, слишком уж он душный, одним словом – корейский высокопоставленный чиновник, а они похоже почти все такие.

Но сейчас наблюдая за ним думаю, что он уж как-то очень бурно отреагировал на мой спич, точнее послание. Вон лицо скривилось как будто он только что махнул стакан лимонного сока запив все это еще и 70% раствором уксусом.

Ну, а вот у НаБом лицо … хмм странное, у меня такое ощущение, что она еле сдерживается чтобы не заржать во весь голос, ну это если я вдруг стал физиономистом по корейским лицам, даже странно немного, никогда не видел, чтобы она когда-то смеялась. А здесь вдруг с чего такое ее состояние? Сегодня что-то подобное уже было что-ли? Ну ладно, не важно, свою позицию я в любом случае высказал достаточно откровенно и жестоко, я бы даже сказал, что на грани фола!

Сейчас немного каюсь что не сдержался, вот сейчас заквакает этот господин что я оскорбляю такого важного человека причем при исполнении и потребует от НаБом чтобы меня прямо сейчас законопатили в карцер на половину оставшегося срока … шутка … на весь срок.

Надо все-таки отдать должное этом господину, он смог взять себя в руки и после небольшой паузы как-то даже устало произнёс.

– Хорошо ЮнМи, я не буду настаивать на своем предложении, смотрю ты все равно у нас не договороспособна, так зачем в этом случае мне терять с тобой время? Если с тобой невозможно ничего решить?

– Я считаю, что в вашей фразе главное для меня слово не договор, а способная господин Квак, да я очень способная и способна на многое. – отвечаю я. – Если вы думали, что я, услышав про родину, про долг перед ней и прочие разные лозунги и призывы всё брошу и побегу её спасать то вы сильно заблуждаетесь. Раньше это было вполне возможно, но сейчас как видите обстоятельства несколько изменились.

Увы, но моя родина поступила со мной не как мать, а как злая мачеха, поэтому я считаю, что она не вправе что-то у меня требовать. Таково мое мнение, и я его не поменяю. Поэтому ничего мне от нее, да и от вас не надо, даже помилование.

И да, это самое помилование с ваших слов выглядит не как акт внесудебного освобождения, а как какая-то сделка, в которой я совершенно не хочу участвовать. Таково мое мнение и оно не изменится, я все сказала!

– Трудно тебе придется ЮнМи. – после паузы холодно говорит мне ЮнГи. – Причем говоря трудно, я имею ввиду совсем даже не тюрьму, а то как тебя примет корейское общество после твоего освобождения, в любом случае это же рано или поздно произойдет? Но вот с таким характером и амбициями тебе будет ох как непросто влиться в него и зажить полноценной жизнью гражданина. Думаю, что очень непростой будет твоя судьба.

– А я и не собираюсь никуда вливаться. – отвечаю я господину Кваку. В конце концов не примет меня корейское общество, так в мире и другие … общества есть. Ну, а что касаемо моей судьбы … то я согласна с такими уважаемыми экспертами в этом деле как древние римляне, а они высказались по этому вопросу довольно просто и однозначно – «Homo quisque fortūnae faber».

(Латынь – «Каждый человек – творец своей судьбы»).

Каждый человек – творец своей судьбы. – перевожу я сразу же на корейский это древнее латинское выражение, чтобы не видеть непонятки на надоевшей уже мне роже чиновника.

– Ну ладно … творец своей судьбы, я тебя понял и больше не задерживаю, можешь идти. – говорит мне Квак Юнги. – Госпожа НаБом?

– Нет у меня тоже нет никаких вопросов к Пак ЮнМи. – немногословна директор. – Можешь идти к себе, ДаХе тебя проводит.

Поклонившись напоследок двум корейским чиновникам, я наконец покидаю начальствующий кабинет и выхожу в приемную где уже ждет меня похоже предупреждённая о моем появлении ДаХе. Молча иду к себе, за ней. Но оказывается, что и у немногословной ДаХе присутствует простое человеческое любопытство. И оно в ней заговорило.

– ЮнМи, чего от тебя хотел наш важный корейский чин Квак ЮнГи?

– Да, так, предлагал мне стать владычицей морской!

– Кем стать? – в некотором шоке ДаХе.

– Да шучу я, но здесь только доля шутки, много чего предлагал мне этот Квак. Соблазнял разными интересными вещами, типа передачки из дома со свиданиями, да еще с помилованием от президента, и все в одном флаконе, давал другие пустые обещания, но не подалась я на все его уговоры и обещания, он хоть и изображал из себя доброго и участливого Санту Клауса, но на самом деле по сути есть хитрый и замаскировавшийся Чосын Соджа!

(Чосын Саджа – корейский мрачный жнец, который, является убийцей души или духа, приходящего в конце жизни человека.

Сейчас жнецов представляют, как людей с белыми лицами, черными губами и в черных костюмах. Это представление появилось после выхода на экраны дорамы «Легенды родного города».

Все, что нужно сделать жнецу, чтобы забрать человека в загробный мир – трижды позвать его по имени. Считается, что люди могут ненадолго обмануть жнеца. Есть, например, такая уловка: если вы спите в одиночку, то положите рядом с собой вторую подушку, тогда жнец, который придет за вами, просто уснет рядом и не заберет вас. Но рано или поздно жнец вернется и завершит свое дело, ведь победить его человеку не под силу. Прим. – автора).

– Ну ты и скажешь, Чосын Соджа! – испуганно округляет глаза ДаХе. – Хотя … если судить по его черному наглаженному костюму, то да, похож немного на того.

И после небольшой паузы уточняет у меня.

– И все-таки, что ты ответила на все его предложения? Согласилась?

– Нет, не согласная я, ответила, если честно по-простому, а если еще проще, то взяла и просто послала его в задницу со всеми его предложениями, а заодно и с министром тоже! В прямом смысле и безо всяких экивоков туда и направила.

– В большую и черную задницу? – это неожиданно вдруг уточняет у меня ДаХе.

– Почему в большую и черную? – удивился я этому несколько неожиданному вопросу и явному интересу, обычно невозмутимой и ничего никогда не спрашивающей и не уточняющей заместительницы директора НаБом.

– Да так. – пожала та плечами. – Просто сегодня похоже совсем не день господина Квака, а все из-за перебора задниц разных цветов. – добавила она еще одну загадочную для меня фразу, и после паузы. – Ну ладно ЮнМи пойдём, время то уже действительно позднее.

Я пошёл вперёд, но неожиданно странные звуки похожие на скрип старой несмазанной двери амбара привлекли моё внимание. Резко разворачиваюсь, да ладно, не верю своим глазами и ушам! Оказывается, юмор ниже пояса про эти самые задницы разных цветов, он … творит чудеса, и смех.

ДаХе тому прямое подтверждение, этот самый скрип старой амбарной двери по факту и оказался ее смехом. Правда, из-за того, что её губы похоже не привыкли к такого рода нагрузкам, выражение лица ДаХе было как у паралитика, которому закачали в губы ботекс, ну или что там закачивают при операции на увеличение губ, гилауроновую кислоту?