Текст книги "Кодекс Ордена Казановы (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Предупреждать не стал. Ещё чего. Точнее – кого.

Шаг вперёд – и вновь пошёл процесс, названия которому Лёхин не знал и каждый раз, попадая в подобную ситуацию, удивлялся, как такое происходит. Мозги отключились от эмоций и поставили мышечную систему на автомат. Удар всей подошвой в бедро первого – тот рухнул. Ещё падая – освободил пространство для замаха палкой: тупым концом шмякнул под челюсть второму, третьему – острой, но твёрдой щепой ткнул под дых. Тот завалился на колени, хватаясь за палку и распялив рот – задохнулся. Лёхин прыгнул через лужу и лежащего в ней, поймал на блок левой неплохой удар (всё равно подлянка – со скрюченными пальцами в глаза) и правой, освобождённой невольным захватом третьего, врезал по скуле противника.

"Вяловаты они чего-то", – констатировал Лёхин, вытаскивая из лужи за шиворот жертву. Устроенная между корней тополя и прислонённая к стволу, жертва и то как-то апатично отплёвывалась и руками размазывала её по лицу в тщетной попытке хоть чуток очиститься. И пока Лёхин разглядывал жертву и прикидывал, где б её умыть, одновременно сторожа драчунов, он вдруг уловил во всех пятерых что-то общее. А едва уловил – сразу увидел, несмотря на вечер, дождь, грязь, на ветер, качающий деревья, а с ними – их двусторонние корявые тени, не дающие нормально рассмотреть… Мальчики-красавчики из "Ордена Казановы". Все пятеро.

Пока он искренне поражался странной ситуации, пока бдительно приглядывал за ползающими в мокрой траве или приходящими в себя драчунами, пришёл в себя и "утопленник". Рубахой он всё же прочистил лицо более-менее, шмыгнул и осмотрелся… Через секунды Лёхин резко вспомнил апрель: полутёмный подъезд, трое против одного – и хохочущий, охая от боли, Ромка. Но мальчишка хохотал от души, а этот… В его каркающем смехе злорадство смешивалось с такой чёрной ненавистью, что ползающие сжались, а тот, что до сих пор держал палку, выронил её и зажал уши.

Лёхин смотрел, слушал, прозревал.

А ведь жертва не "утопленник". Вот что внезапно понял он. Жертвы – эти четверо. В чём – разбираться недосуг. Хриплый наглый хохот бил по нервам. И тогда Лёхин сделал то, что – интуитивно чувствовал – необходимо: сцапал хохотунчика за чёрную рубаху, за грудки, и двинул кулаком по чёрной пасти с зубами, взблёскивающими в свете от обоих домов. Хохотун чавкнул и закатил глаза.

Ощущая себя последним дураком (ну как же: хорошо смеётся тот…), он снова прислонил "утопленника" к тополю и вынул мобильник.

– Диана? Привет… Нет, чуть позже… Вообще-то, я уже здесь. Ты не могла бы передать вашему Альберту, что я тут, за домом, разнимаю грандиозную драку между вашими парнями?.. Нет, это не охрана. Это ребята, которые стоят по сторонам от сцены. Может, он пришлёт кого-нибудь? А то я замёрзну сторожить их под дождём… Очень легко: за домом дорога, на краю мусорные ящики – ну, вот за ними мы и… Сейчас будут? Ладно, дождусь.

23.

Едва закончив давать ориентиры, он сам кинулся к мусорным ящикам. Четверо домовых терпеливо дожидались его, выглядывая из-под зонта. Он присмотрелся к дороге, почти скрытой дождевой водой, сообразил, что охране выйти – ещё и одеться надо. Минут пять есть. Не спрашивая, он сграбастал домовых по двое, прижав локтями к себе, прихватил зонт и добежал до подъезда.

– Уф! – запоздало, уже очутившись на бетонной скамейке, сказал один из домовых.

Лёхин взглянул на него – извинения застыли на губах: оказался не домовой, а подвальный – Бирюк.

– Так! Быстро! А то явятся сейчас сюда – и не успеем!

Всем четверым Лёхин сунул под нос фотографии и посветил на них фонариком-брелоком.

– Ой, Ромушка! – в голос сказали двое домовых, а подвальный подтвердил:

– Угу, Ромка это.

Лёхин было открыл рот узнать подробнее, но вспомнил о времени и спросил о другом:

– А девушка?

Домовые замолкли, а подвальный хмыкнул в бороду и ткнул пальцем в кусты через дорогу:

– Вон тот её в заведение привёл.

– Тот – который?

– А били кого. Она около заведения с подружкой прощалась, а он – взял да пригласил её. Подружка говорит – не ходи, а ей, видно, любопытно стало. Она и говорит: я ж на минутку, посмотреть только…

За углом арки Лёхин следил почти не отрываясь. При виде тёмной группы людей он быстро похватал снимки и сунул в карман.

– Мне сейчас с ними идти, – умоляюще объяснил он, – а то бы ещё вас поспрашивал. А если с утра? Как мне найти тебя, Бирюк?

– Приходи в любое время! Только с другой стороны дома. Шишик тебе любого домового отыщет, а домовой – меня. Беги, Лексей Григорьич!

Бежать не побежал, но вышел на дорогу под зонтом, чтоб заметили сразу. То, что драчуны сбегут, он сомневался: вышли-то в одних своих чёрных рубахах да джинсах. Да и оправились ли после Лёхиного вмешательства?..

За мальчиками-красавчиками явился сам хозяин с охраной. Лёхин показал им тропку к тополям. И хозяин кивнул секьюрити вывести ребят.

– А как вы их нашли? – удивлённо спросил Альберт, оглядываясь.

– Сверху спускался пешком, а воды льёт – сами видите. Ну и пошёл дворами. Только к арке подходить начал, слышу – кричат вроде…

Из кустов вышли пятеро мальчиков-красавчиков; пятого, еле держащегося на ногах, подталкивал в спину секьюрити. Все пятеро понуро встали перед хозяином. Тот озабоченно оглядел их и пожал плечами:

– В таком виде в кафе? Просто не пущу.

– А так их милиция заберёт, – задумчиво продолжил Лёхин и так же задумчиво поинтересовался: – А у вашего кафе окна сюда не выходят? Каких-то подсобных помещений, например?

– А ведь и правда, Альберт Лифантьич! – обрадовался один из охранников. – Кухня с кладовой сюда глядят. Да почти что все подсобки сюда!

Хозяин воззрился на охранника, как на зверя, не вовремя заговорившего по-человечески. Тот ничего в хозяйском взгляде не усмотрел, а словно почувствовав интерес, принялся вспоминать, в которое окно которого помещения легче залезть, открыв его, изнутри, конечно. Точно так же безмятежно смотрел на Альберта и второй секьюрити. Зато мальчики-красавчики ссутулились ещё больше и явно не смели поднять глаза. Дождь хлестал по ним, смывая, наверное, уже половину грязи, и Лёхину немного странно показалось: вот они, пятеро, стоят без зонтов, уж не промокшие, а мокрые до разбухающей от влаги кожи, а четверо под зонтами смотрят на это безобразие безразлично… И… И ни один из пятерых не взбунтуется! Да чёрт! Лёхин бы давно повернулся и ушёл! Мокрый, замёрзший, но ушёл бы, несмотря на угрозу милиции!..

– Анатолий, – мягко сказал Альберт, и охранник послушно замолчал, а мальчик-красавчик с разбитым ртом поднял голову. – Анатолий, я сейчас вам открою окно (хотя это так нелепо!), вы приведёте себя в порядок в служебной раздевалке, а потом явитесь ко мне. Всё ясно?

– Да, Альберт Лифантьевич.

– Я оставлю вас без охраны и Алексея… мм ("Григорьича", – подсказал Лёхин)… без Алексея Григорьевича. Надеюсь, больше никаких эксцессов от вас не придётся ожидать? – обратился хозяин к четверым.

Не поднимая глаз, они дружно покачали головами.

Послав охранников впереди себя – отключать сигнализацию на окнах и открывать рамы, Альберт подхватил Лёхина под локоть и повёл к кафе. Лёхин было оглянулся на неподвижные фигуры под дождём, словно вбивающим их в асфальт. Но твёрдая рука хозяина крепко держала его, и он не успел сказать ребятам, чтобы хоть под навес у подъезда встали. "А сами-то что – не догадываются?" – мелькнула мысль.

– Ах, Алексей Григорьич, – горестно вздыхал Альберт, – как трудно создать, вышколить профессионально пригодный персонал из нынешнего поколения. Современная молодёжь хочет, не работая или работая спустя рукава, получить слишком многое. Эти пятеро, например. Разгар рабочего дня, а они развлекаться вздумали!.. Спецформу испортили опять-таки. Вычислишь из зарплаты – всё поймут, но ведь всё равно останутся недовольны…

Хозяин кафе развивал тему не торопясь, со вкусом. Поддакивая, Лёхин получил возможность часто взглядывать на него и потихоньку проникаться противоречивыми чувствами: он продолжал восхищаться роскошным баритоном хозяина, каким-то даже густо роскошным, который хотелось слушать и слушать, необязательно вникая в смысл сказанного; его привлекал жёстко вычерченный профиль худого, аскетичного лица – профиль горбоносый, с небольшим подбородком и широковатым, насмешливым ртом. Иногда, риторически вопрошая, хозяин тоже взглядывал на Лёхина, но взгляд больших тёмных глаз казался невыразительным, каким-то пластмассовым… И, в конце концов, Лёхин уверился: ещё немного – и глаза Альберта вспыхнут неоново-красным светом… Кощей он и есть Кощей… Брр…

В вестибюле Альберт сдал Лёхина с рук на руки заждавшейся Диане. И Лёхина мимоходом позабавило: что-то бормоча, Кощей прошёл к дверям в зал, а Диана поспешно приняла не глядя протянутый в сторону хозяйский зонт, а совсем не сонная девица-гардеробщица так же, на ходу, стянула с его плеч мокрый плащ. Пока Лёхин раскрывал свой зонт, приглядывая место для сушки, пока расстёгивал куртку и любовался широченной пастью Шишика, зевающего с плеча ему в лицо, девицы носились с хозяйским добром как угорелые.

Когда очередь дошла до Лёхина, дверь вдруг отворилась – секьюрити мгновенно вытянулись – и Кощей с любопытством спросил:

– Алексей Григорьич, а за что вы Анатолия стукнули? Он говорит – не понимает.

– Если бы вы видели, какая истерика у него началась! – с жаром поделился впечатлением Лёхин. – Это что-то страшное было! Он так смеялся… Ну, а удар я просто с нервов не рассчитал. Сильно, что ли, стукнул-то?

– Ничего такого, что бы быстро не зажило, – успокоил хозяин, и дверь закрылась.

– Ты? Это ты разбил ему лицо? – тихонько спросила Диана.

– Пришлось, – вздохнул Лёхин и передёрнулся: даже в тёплом помещении оставалось впечатление, что он завёрнут в мокрую плёнку, которую зачем-то перед тем держали в морозильнике. – Диана, а у вас в кафе можно заказать нормальный кофе с коньяком? Честное слово: чувствую себя подтаявшим сугробом.

– Пошли. Покажу наш столик. Мы сегодня сидим немножко в другом месте.

"Немножко другое место" оказалось столиком у стены, близко к коридорам, в которых вчера Лёхин странствовал, ловя момент, чтобы уворовать бессознательного Павла Ивановича.

Подошёл официант, протянул было ему меню.

– Диана, закажи для себя всё что угодно, а мне всё горячее и горячительное, – не совсем вразумительно попросил Лёхин. – Что-нибудь такое, чтобы я не изображал из себя заику, дрожа от холода, а под конец не прихватил бы простуды.

Профессионально-невозмутимая улыбка официанта чуть потеплела.

– А… почему не сам? – озадаченно спросила девушка.

– Да я хоть руки помою, а то чувствую себя разносчиком всяческой заразы.

Диана улыбнулась, официант склонился к ней. У входа в коридор Лёхин оглянулся: эти двое издалека здорово походили на заговорщиков, обсуждающих план нападения или, если принять во внимание меню в руках обоих, отравления.

Закрывшись в кабинете, Лёхин глянул в длинное узкое зеркало (неужели у них здесь зеркала в каждой кабинке?) и понял, что ему хочется – и очень сильно – драпануть домой! Переодеться в сухое, а ещё лучше сначала, сбросив с себя мокреть, залезть в ванну, под горячий душ, а потом, растеревшись хорошенько, нырнуть в домашние штаны и короткий халат, которые в совокупности здорово напоминают дзюдоистский костюм… А надо, сырому и недовольному, зачем-то торчать в этом подозрительном заведении и развлекать подозрительную девицу!

Мда, тяжела работа сыщика. Вроде, ничего тяжёлого (это тебе не на рынке мышцы качать!), а тошно. Одно радует: развеяны сомнения насчёт пропавших. Позвонить, что ли, Егору Васильевичу? Пусть его гаврики обыщут кафе… Нет. А вдруг Ромку и Ладу увезли куда-нибудь? Во позорище будет…

Светлый ёжик на голове Лёхин обсушил носовым платком. На руки и ботинки потратил невиданно аристократической туалетной бумаги да ещё погрелся у автоматической сушилки и только после неё почувствовал себя более-менее пришедшим в норму. Взглянув в зеркало перед тем как выйти, Лёхин увидел на плече Шишика. "Помпошка", встретившись глазами с хозяином, резко вытянула короткую лапу в сторону двери. То ли флюгер, то ли компас.

Пренебрегать желаниями пугливой "помпошки" не стоило. Лёхин торопливо вышел из кабинки, а затем – из туалетной комнаты.

Всё-таки компас. Шишик, едва Лёхин повернул к выходу из коридора, немедленно подскочил на плече. Теперь лапа указывала вглубь коридора. Там виднелась одна-единственная дверь. Лёхин не стал спрашивать, уверен ли Шишик, куда посылает хозяина, а просто мягко и бесшумно по ковровой дорожке подошёл к полуоткрытой двери. Оттуда слышался тихий атональный звук. Темно. Свет не включен. Лёхин моргнул и перешёл на другой уровень зрения.

Сначала он увидел ряд длинных шкафчиков и догадался: та самая служебная раздевалка. Чуть приоткрыв дверь дальше, обнаружил четверых ребят, сидящих на длинной скамье привалившись к стене. С закрытыми глазами. Анатолия среди них нет.

Молясь, чтобы никому из посетителей не потребовалось бы в мужскую комнату, Лёхин ещё немного отворил дверь.

Посреди помещения стоял странный стол, низкий и широкий. На нём лежал ещё один, судя по одежде, мальчик-красавчик. Кажется, тот самый Анатолий. Чётко не разглядеть, потому как лицо освещено странным, призрачно-зеленоватым сиянием.

Лёхин поднапряг зрение – и попятился.

Передними лапами на лицо лежащего опирались две призрачные, светящиеся зелёным крысы. Сморщенные носы то и дело клевали в чуть раскрытый рот человека…

Ошеломлённый Лёхин зашагал из коридора. Он словно оглох. Музыка из зала отодвинулась в сторону, и только тихий атональный звук продолжал ныть в ушах. Звук, похожий на прорвавшийся стон человека, которому положили мышьяк на оголённый зубной нерв. Звук боли.

24.

Странно, но подали, не в пример вчерашней "пицце", очень даже съедобные горячие бутерброды и сытнейшую картошку, фаршированную сыром с овощами. Диана, элегантно сидевшая с элегантным бокалом вина – нога за ногу, а "располосованная" юбка лишь подчёркивает красоту длинных полных ножек, – сначала несколько недоумённо наблюдала, с каким удовольствием Лёхин уничтожает принесённое официантом блюдо, и несколько раз пыталась начать разговор, но оголодавший с холода Лёхин только сладострастно мычал в ответ, и она замолчала. А потом Лёхину стало стыдно и смешно.

– Диана, а ты когда-нибудь пробовала всё это?

– Что именно, Алёша?

– Ну, вот картошку, канапе.

– Нет, что ты! Они такие калорийные!

– А, ещё одна страдалица на диете?

– Я… не страдаю. Мне просто не хочется.

Лёхин усмехнулся.

– А если я очень-очень попрошу отужинать со мной?

Она не испугалась и не стала кокетничать, как он ожидал, а просто взяла у него вилку и, размяв одну картофелину в соусе, сосредоточенно, словно профессиональный дегустатор, прислушиваясь к своим ощущениям, скушала её. "Скушать изволили", – теперь уже следил за нею Лёхин. И опять его рассмешило, что она старается не слишком широко раскрывать рот, а именно кушать. Изящно.

– Диана, я понимаю, в кафе работают повара, официанты, иногда приглашают музыкантов, есть подсобные рабочие, техперсонал. А кто вы? Вот эти ребята и вы, девушки?

– Нас придумал Альберт, – сказала Диана. – Он называет нас компаньонами и компаньонками. Он хочет, чтобы кафе для большинства посетителей напоминало клуб. Но как объединить незнакомых, случайных людей? Надо, чтобы пришедший сюда по второму разу мог кому-то, уже знакомому, сказать: "Привет!" или хотя бы кивнуть и просто улыбнуться. Так появились мы. Мы встречаем гостей, окружаем их заботой и вниманием. Если гостю хочется посидеть в одиночестве – пожалуйста. Если ему нужна компания – тоже пожалуйста. Многие привыкают к тому, что здесь всегда есть с кем поговорить.

– А что за медальон у тебя, если не секрет? Я видел такой же у других компаньонов.

– Мы же орден. И у нас должен быть кодекс. Буква нам напоминает, что мы должны строго придерживаться этого кодекса.

– И что за кодекс? Или на этот раз это тайна?

– Нет! Что ты, милый! Никаких тайн! Кодекс звучит очень просто: ничего личного!

Некоторое время Лёхин наивно смотрел на Диану, приподняв брови.

– А что это значит?

– Это значит – мы не должны влюбляться. Это – работа. У нас были в самом начале несколько человек, которые и сами влюбились в клиентов, и клиенты влюбились в них. Поэтому сейчас очень строго: мы всегда должны помнить о кодексе и не забываться. Всё личное должно оставаться за порогом "Ордена Казановы". Мы – работаем и не надо забывать об этом.

– А клиенты знают о кодексе?

– Конечно!

Той же вилкой она машинально подцепила маленький бутерброд и задумчиво съела его.

– Во сколько у тебя сегодня закончились занятия в университете? – спросил Лёхин.

– После шести, а что?

"А к семи тебе надо сюда. Вряд ли в университетской столовке ешь хотя бы два раза в день. Ты ж голодная!" Но вслух Лёхин этого не сказал. Он взял тонко нарезанный кусок хлеба и беспардонно, будто рассеянно, принялся собирать с тарелки соус. Так же рассеянно взглянув, что он делает, Диана, словно не замечая, доела картошку с канапе. А доев, стеснительно отложила ложку и опасливо уставилась на Лёхина.

– Ты накормил меня!

"Слава Богу, она не сказала – "ты заставил меня съесть это!"

– А что – нельзя?

Девушка вдруг дёрнула головой взглянуть в сторону – и резко опустила глаза. Повинуясь её невольному приказу – "Надо посмотреть! Но осторожно!", Лёхин скосился налево. "Ну и ну! Морду-то я ему как будто и не бил!"

Мимо прошли Анатолий и бывшая жена Лёхина. Анжела, прижавшись к плечу высокого смазливого парня, что-то негромко ворковала. Они прошли так близко, что Лёхина внезапно окатило волной бешенства: Анатолий небрежно обнимал женщину – зная подоплёку этого объятия, Лёхин почувствовал сильное желание… немедленно потренироваться, набивая кому-то конкретному его смазливую морду. "Кто-то конкретный" сел с Анжелой за узкий столик на двоих. И Лёхин снова поглубже в себя запихал желание подойти к Анатолию и ударить ногой по тонким металлическим ножкам стула…

– Тебе нравятся полные блондинки, – откуда издалека сказала Диана, – а вчера ты говорил, что тебе нравятся брюнетки.

– Почему ты решила, что блондинки? – не понял Лёхин. – И почему полные?

– Ты кормишь меня и второй вечер только и смотришь на эту Мэрилин Монро.

– Почему бы и нет? – хмуро спросил Лёхин и, сам не зная почему, признался: – Это моя бывшая жена.

– Ой… – Диана впервые проявила яркие эмоции – именно проявила: изумление и растерянность заставили её округлить глаза и открыть рот, мгновенно превращая скучающую светскую львицу в глуповатую толстощёкую деревенскую девку, которую родители застукали на сеновале утром и не одну. Впрочем, Диана с чувствами справилась быстро и спросила несколько неуверенно: – Тебе неприятно её видеть?

– Здесь видеть неприятно, – уточнил Лёхин.

– Почему?

– Младенцев на воспитание она ещё никогда не брала.

Секунда, пока дошло, – Диана расхохоталась.

Лёхин тоже успел взять себя в руки. Улыбаясь её смеху, он отпил из бокала вина – хм, где оно было вчера? Неплохо!.. И получилось так, будто он закрылся этим бокалом, чтобы увидеть: хохочущая негромко, но заразительно (мужчины от пристенных столиков оборачивались и улыбались ей), Диана обернулась на прошедшую парочку, словно убедиться, что Лёхин прав, что Анатолий лишь притворяется взрослым, – и в этот момент мальчик-красавчик оглянулся и понял, что смеются над ним…

Все с обожанием смотрели на Диану, и только Лёхин видел компаньона.

Словно нарисованное поэтически задумчивой кистью, прекрасное лицо внезапно и страшно исказилось в маску, намалёванную на воздушном шарике, который быстро сдувается от резкого укола. Чёткие черты вдруг обмякли и поплыли… Анатолий вздрогнул и взялся за лоб, закрываясь ото всех… Анжела, ничего не замечая, продолжала негромко щебетать.

Диана успокоилась и села лицом к Лёхину. Когда она поворачивалась, по губам мягкой волной прошла улыбка странного высокомерия.

– Надо ли понимать так, что тебе, в общем-то, всё равно, с кем она?

– Надо, – усмешливо откликнулся Лёхин, не понимая, к кому она обращает своё высокомерие. Кажется, всё же к коллеге-компаньону: взглянув на собеседника, она улыбнулась мягко и?..

– Если не секрет, почему вы разошлись?

– Ну, грубо говоря… Во мне она увидела то, что хотела видеть. Я – тоже. Понадобилось время, чтобы это понять. Ну а последней каплей стала моя работа на рынке.

– Помню. Грузчиком.

Лёхин поставил на столик бокал и некоторое время следил: распушившая свои лохмы "помпошка" изображает канатоходца, грациозно шлёпая лапами по ободку посудины с остатками вина. Пару раз Шишика резко вело в сторону, и Лёхин с трудом удерживался, чтобы не подставить под падающего ладонь.

Взглянув на Диану, обнаружил, что она тоже смотрит на его бокал – задумчиво, словно что-то прикидывая.

– Диан, а ты? Если не секрет… Почему ты со мной? Нет, я помню, конечно, ты говорила – со мной спокойно. Но, значит, ты чего-то боишься?

– Почти детектив, – она всё ещё смотрела на его бокал. – "Чего-то боишься"… Покоя не ищут, когда боятся. Когда боятся, ищут защиты. Нет, здесь другое. – Она легко вздохнула. – У меня умер друг. Раньше я слышала, что когда умирает близкий человек, начинаешь думать: а вот сделай я это или то, он был бы жив. А теперь всё, что слышала, испытала на себе. Всё время думаю: вот позвонила бы в это время – и с ним всё было бы в порядке. А вперемешку с мыслями о том, что было бы, я всё время теперь прикидываю: а вот эта музыка ему бы понравилась – как жаль, что он не успел её услышать. Или: сегодня такая погода, что мы могли бы посидеть где-нибудь, вот там, например, где мы ещё не были… – Она подняла глаза на Лёхина. – Обычные, в общем-то, мысли про "если бы да кабы". Кусают почти незаметно, но… Кусают…А вчера ты догнал меня, проводил до остановки – и будто разогнал всех кусак. И мне захотелось, чтобы ты был рядом. Вот и всё.

Лёхин помолчал. История с умершим другом, может, и реальна. А вот искренне ли она говорит о том, почему ей нужен Лёхин? Может, она всё ещё не оставляет попытки захомутать его, используя дар – из того ряда умений, что и умение Лёхина видеть тонкий мир? Пусть она даже скорбит о друге, но тот поцелуй на остановке, кажется, и должен был влюбить в неё. Или она это сделала по привычке? Или в самом деле почувствовала покой рядом с ним и поэтому-то и поцеловала, боясь, что в следующий раз он не придёт? Ведь, вспоминая мерки "Ордена Казановы", что можно взять с грузчика?

– Грубо говоря, ты сейчас отлыниваешь от работы.

Он сказал это мягко, чтобы не обидеть.

– Я не отлыниваю. Ведь никто не знает, что ты…

Девушка запнулась, а Лёхин про себя закончил: "Некредитоспособен?"

Пока она, смущённая, собиралась с мыслями, он снова поднёс ко рту бокал, благо Шишик деловито разгуливал по столику и с высокомерно-профессорским видом осматривал опустевшие тарелки.

К столику бывшей жены и компаньона, в отличие от Дианы, Лёхин сидел лицом. И даже лицом к лицу с Анатолием. И расстояние между ними – один столик с шушукающейся о чём-то парочкой.

Итак, используя бокал в качестве маскировки, Лёхин взглянул на интересующий его объект. И замер. Мальчик-красавчик смотрел на него в упор, не скрываясь. Он сидел, навалившись на спинку стула, как в кресле, расслабленный, спокойный и, даже Лёхин признавал, красивый той мужественной красотой, от которой многого ждут окружающие… Ни с того ни с сего вдруг вспомнился какой-то фильм о природе и яркий кадр: на стволе дерева, упавшего после бури, в просвете между верхушками пальм, откуда льётся солнечный поток, греется обалденной красоты змея. Негромкий треск под ногой оператора – змея вздёргивает изящную головку, полуоткрытая пасть стреляет тонкой струйкой яда…

Внезапно кафе для Лёхина словно опустело. Он видел только компаньона, который даже не шевельнулся, и его неподвижные, застывшие на Лёхине глаза. И что-то с этими глазами происходило. Цветомузыки в кафе сейчас ещё не включали, на эстраде сидел пока тот же виртуоз-джазмен, наигрывая какой-то блюз…

– Шишик… – машинально прошептал Лёхин и поставил бокал на столик.

С пальцев "помпошка" шустро прокатилась до плеча хозяина и уставилась на мальчика-красавчика. "Пусть фиксирует, – отстранённо подумал Лёхин, – может, Елисей потом объяснит, в чём дело: почему у этого типа глаза полыхают зелёным".

– А что я должна слышать? – издалека и удивлённо спросила Диана.

"Шишик", – он сказал это шёпотом. "Слышишь?! – она поняла его шёпот как вопрос. Лёхин с трудом отвёл глаза от Анатолия и сосредоточился на её вопросе.

– Хорошая музыка. Потанцуем?

– Я думала – так и не пригласишь! – засмеялась она.

Мимо бывшей жены он прошёл спокойно, не прячась. Анжела не видела никого – лишь предмет своего обожания.

За ужин заплатил Лёхин: цены, как ни странно, оказались приемлемыми для его кошелька. А какая-то странная боязнь заставила его не остаться в долгу перед этим заведением. Вчерашнее не в счёт – платить за то гадство Лёхин не собирался.

Диана опять провожала его. Лёхин пытался сохранить задумчивое выражение лица, хотя на самом деле его живо интересовал вопрос: что она будет делать в кафе до двух ночи? Точнее – с кем она пробудет до этого срока.

Она остановилась на середине лестницы.

– Завтра я не смогу прийти, – неловко сказал Лёхин.

– И не надо, – улыбнулась Диана. – Два дня в неделю компаньоны свободны. По личному графику. Многие учатся. Завтра – мой день. Придёшь в четверг?

– Постараюсь.

Она вдруг поспешила к нему, на верхние ступени. Несколько удивлённый, Лёхин сначала следил, как мелькают круглые колени в разрезах юбки, а потом машинально перевёл уровень зрения. И – забыв, что есть ещё одна ступенька наверх, попятился, а едва не упав – схватился за металлические перила.

Девушку словно несла к нему призрачно-зелёная волна крыс. Крысы перепрыгивали со ступени на ступень – перетекали, большие и маленькие.

Добежав до Лёхина (крысы, к его облегчению, остановились чуть сзади), Диана дружески чмокнула его в щёку и быстро убежала.

25.

Сначала Лёхин хотел, как и вчера, сидеть в кафе до одиннадцати. Планы поменялись после его вмешательства в драку мальчиков-красавчиков. Кафе с последними посетителями закрывалось часов в шесть – значит, рано утром Лёхин должен быть здесь. Поэтому, как бы ни хотелось пообщаться с домовыми, надо мчаться домой, отсыпаться, а с утра… Эх, единственное светлое пятно в его жизни теперь лишь утренняя встреча с Аней.

Оглянулся он на пристрой-лестницу в "Орден Казановы", только дойдя уже до киоска на остановке. Переходить дорогу и дожидаться транспорта напротив кафе он не решился: Диана-то убежала, а лестница продолжала светлеть мягким, газовым – только не голубым, а зелёным светом… Оглянулся – и вздохнул. И в ухо теплом подуло. Тоже вздохнули.

Киоск давно закрыт. И на остановке никого. И всё же Лёхин на всякий случай приложил к уху неработающий мобильник.

– Что мы сегодня узнали? Мы узнали про то, что кафешные компаньоны соблюдают некий кодекс, который недавно мне приснился. Ишь – ничего личного. Только странно соблюдают… Ещё узнали, что и Роман, и Лада здесь были. Причём, Романа знает не только подвальный. Но про них завтра узнаю точнее. Теперь на первый план выходит красавчик Анатолий. Его избили его же коллеги. Но он чувствует себя победителем. Пока забудем, что он выкачивает деньги из Анжелы. Домовые утверждают, что именно он привел в кафе Ладу. Точнее – пригласил. Стоп. А что за подружку провожала девочка до кафе? Может, зря я не остался поговорить с домовыми?

Каким-то особо хитрым выкрутасом ветра – в спину шлёпнуло дождевой струёй с балкона. Поёживаясь от капель, всё-таки брызнувших за шиворот, Лёхин решил пройти ещё одну остановку и продолжил размышления в вежливо слушающий его мобильник.

– К какому главному выводу приходим? Пора звонить Егору Васильевичу, предполагая, что его племяшка, возможно в кафе? А если нет? Конечно, его охрана умеет людей разговорить, если надо. Ну а вдруг пропажа ребят всё-таки не связана с "Орденом Казановы"?.. Ничего личного… Нда…

Новая идея оборвала размышления на полуслове. Идея жёсткая и опасная: попросить Данилу, водителя старика, прихватив ребят из охраны, поговорить с красавчиком Анатолием где-нибудь в укромном месте, поговорить по-свойски, задав конкретные вопросы и сунув под нос фотографии Ромки. Даже сейчас Лёхин совершенно уверен, что, найди он мальчишку, найдёт и провинциальную девочку-студентку.

Так что же? Попробовать без ведома хозяина подключить к делу его охрану? Захваченный идеей, Лёхин не заметил, как машинально встал под навес небольшой аптеки. Бездумно встряхивая зонт и невидяще глядя на доску с данными аптеки, он пробормотал:

– Даниле позвонить… А у Лады была подружка, про которую знают домовые… Подружка… А не из "Ордена Казановы" ли эта подружка?

Что-то влезло на ребро доски с названием аптеки. Лёхин долго смотрел на Шишика, пока не понял, что перед ним точно его Шишик. "Помпошка" тем временем, не обременённая мучительными мыслительными поисками хозяина, нашла повод развлечься: наверху доски потопталась, чтоб устойчивее встать, после чего устроилась профилем к хозяину и до предела разинула пасть. Нижняя челюсть Шишика упала так резко, что у Лёхина дёрнулась ладонь подхватить её. Забыв обо всём на свете, хозяин ошарашенно рассматривал странную позу "помпошки", пока не сообразил снова глянуть на аптечную доску, где и узрел пародируемый предмет, известный символ – змея над чашей… Шишик всё косился, и Лёхин понял: ждёт, как оценит хозяин.

– На картинке у змеи яд, – нерешительно высказался Лёхин.

Шишик присобрал челюсть – видимо, задумался на миг – и, надувшись (набрав воздуху?), плюнул под ноги хозяину. Секунды две Лёхин смотрел на лужу, кипящую от дождя, где мгновения назад исчез плевок "помпошки"… Затем Шишик пискнул от негодования: решительная хозяйская рука схватила его и сунула в карман куртки, после чего транспорт по имени Лёхин помчался назад, бормоча ругательства и высказываясь по поводу собственной персоны:

– Спать, блинчики-оладушки, ему хочется! Рано завтра вставать, блинчики-оладушки, придётся! А то, что сегодня, блинчики, даже сейчас узнаешь, – это плохо, да? А может, ёлки-палки, уже сегодня всё узнать можно и потом спокойно выспаться – это, блин-оладушек, ничего?! Да?!

Свободолюбивый Шишик выкарабкался из кармана и, скрипуче высказав мнение о странном хозяине, гордо удалился во внутренний карман куртки.

От нужного дома Лёхин успел отшагать совсем немного, добежал быстро и, внимательно оглядев улицу, юркнул за угол дома.

У последнего подъезда – первого от угла – он сразу наткнулся на Леших-палисадничих. Под тем же проливным дождём они усердно мотыжили землю на газоне и одновременно подбирали мусор. Газон – загляденье! Какие-то поздние, крепко стоящие на ногах (как-то не хочется стеблем называть у таких цветов) цветы, какие-то растения – не то декоративные травы, не то зелень от отживших свой срок цветов; аккуратно выстриженная кустарниковая изгородь – даже в темноте, всего лишь под светом фонаря, газон поражал воображение, тем более что соседний газон являл собой зрелище заброшенного уголка: какие-то согнувшиеся от старости и от дождя кусты, травка жалкими пучками, а с краю – след от машинных колёс.