Текст книги "Кодекс Ордена Казановы (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Шишики деловито подкатили к краю стола. Профи прыгнул на запястье Соболева, Ник – на запястье Ани. Через минуту побелевшие от напряжения пальцы профессора расслабились, а на лице Ани появился чуть заметный румянец.

31.

Кажется, совершенно машинально Соболев отпил остывшего кофе, явно не заметив его вкуса. Аня сидела, задумавшись, не отпуская его руки.

Лёхин умел сопереживать и сочувствовать. Это умение, возможно, перешло к нему от бабушки вместе с умением кормить всех, кого пришёл в дом. Но он знал за собой ещё одну черту характера: если он жалел, то жалел деятельно. Сидеть сложа руки и лишь предаваться скорби, тысячи раз перемалывая "ах, какой хороший был человек", он не мог.

Поэтому, сочувственно помолчав, он уставился на Соболева. Тот медленно двигал по столу опустевшую чашку, но, ощутив пристальный взгляд, поднял глаза. Лёхин скосился на Аню – и снова на профессора. Поймёт – не поймёт? Соболев чуть поднял брови: не совсем понял. Лёхин повторил уже с незаметным кивком на Аню. Понял.

– Анюта, ты не возражаешь против нашей беседы с Алексеем Григорьевичем?

– Да, конечно, Дима… Алёша?

– Всё нормально, Аня. Подожди, сейчас помогу.

Он помог ей упаковать в коробку торт, до которого она так и не дотронулась. Скользнув пальцами по руке Соболева, она улыбнулась ему и вышла из зала – Лёхин следом. Кажется, из них двоих брата она считала более слабым, потому что на выходе из кафе обернулась и попросила:

– Вы не ругайтесь там, ладно?

– Ну нет! Ща пойду и съем его! – набычился Лёхин.

Секунды она всматривалась в него с медленно расцветающей улыбкой – и спросила:

– А почему?

– Его погладили – меня нет. Обидна-а!

Она метнула взгляд на стеклянную дверь в зал. Брата не видно – за стеной. И тогда она неуверенно провела ладонью по плечу Лёхина и, странно усмехнувшись, сказала:

– Давно хотела потрогать твой джемпер. Такой мягкий.

И выскочила из кафе.

Лёхин медленно обернулся к зеркальной стене. На плечах сидели Шишики – увеличившись вдвое, словно надулись изо всех сил – аж глазёнки утонули в опухших щеках. Он сначала не понял, точнее – удивился бездумно. И только чуть позже, обнаружив, что его короткие белые волосы стоят дыбом, сообразил, какой мощный взрыв адреналина вызвало в нём прикосновение Ани. Ну и… Шишики и откушамши… Сладенького… Блинчики-оладушки.

Несколько раз глубоко вздохнув – успокоиться, Лёхин снова глянул в зеркало: кажется, "помпошки" тоже возвращались в норму – после вздыбленного состояния. И Лёхин совсем успокоился: не одного меня шарахнуло, – и вернулся в зал, к профессору.

Тот сидел, нахохлившись над пустой чашкой. Лёхин не поленился, сходил взять ещё кофе на двоих. Пока Соболев недоуменно смотрел на пододвинутую к нему чашку, Лёхин с удовольствием съел все сладости, заказанные Аней, и созрел для разговора. Вроде и профессор сообразил, что молчать смысла больше нет.

– Вы хотите поговорить со мной об Ане?

– Нет. Я хочу поговорить с вами о человеке, которого сегодня убьют.

Кофе выплеснулся совсем немного. Лёхи взял из стаканчика салфетку и промокнул стол. Эк, какой он, профессор, впечатлительный.

– Вы всегда так прямолинейно преподносите информацию? – сухо спросил Соболев.

– В последнее время жизнь со мной настолько прямолинейна, что приходится обходиться без заморочек дворцового этикета. Да и времени маловато для расшаркивания. Итак, вчера вечером я возвращался из кафе "Орден Казановы"…

Он коротко пересказал историю нападения и неожиданного спортивного поединка. Предположил, что ребят, которые должны были его побить, вызвал Анатолий, а те, на всякий случай, подключили Щуплого, который и превратил избиение в игру на двоих.

– По их расчётам, он один мог бы меня… ну, избить бы до невменяемого состояния, а он не тронул. Почти. Сейчас они могут пригласить кого-то, чтобы отомстить за нежелание идти у них на поводу. Возможно, они думают его – так называемое – наказать. И, возможно, нечаянно они убьют.

– А вы? Вы тут каким боком?

– Добрый вы, профессор… Боком… Из-за меня Щуплый попал в историю. Ему, кроме меня, никто не поможет. Не забывайте, Дмитрий Витальевич, речь идёт о жизни и смерти человека.

– И чего вы хотите от меня?

– Лично от вас – полчаса времени. Судя по тому, как вы сегодня основательно решили за нами следить, свободное время у вас есть. Помните август? Шишики умеют ходить по ментальному следу человека в пространстве, благодаря чему я и нашёл вас. Но тогда был свежий след зомбированного человека. Сегодня мне нужно узнать, где живёт Щуплый. Его вчерашний след вряд ли доступен моему Шишику (Ник возмущённо фыркнул), поэтому мне нужен ваш Профи.

– Кто?

– Так я назвал вашего Шишика, чтобы отличать от моего Ника, – объяснил Лёхин. – Мой-то, конечно, может вывести меня на Щуплого, но дело затянется. С момента поисков Романа и Лады я в постоянном цейтноте. Вынужден искать пути покороче и побыстрее.

– Насколько я вас понял, – медленно заговорил Соболев, – я иду с вами по следу Щуплого, а вечером вы один идёте, чтобы защитить его от убийц.

– Ну, не забывайте, что убийц может и не быть. К нему могут прийти, чтобы, громко говоря, отомстить за неудавшийся урок мне. Цель – избить его. Но кто поручится, что в азарте драки его не убьют? Сами понимаете – смерть может случиться и в результате несчастного случая. Так что вот…

– Идём сейчас?

– Если не возражаете.

Лёхин сидел напротив зеркальной стены. Шишик Ник с его плеча, размахивая короткими лапками, то и дело ехал глазами вниз, словно собираясь шариком скатиться с хозяйского плеча, но тут же проворно возвращался в исходное положение. Напротив, дождавшись его возвращения, то же самое делал Профи. "Версаль разводят, раскланиваются – нас изображают", – догадался Лёхин.

Прежде чем уйти, Лёхин выбросил в ведёрко для самостоятельных посетителей чашки и бумагу, оставив на столе картонную тарелочку с двумя кусочками торта. Привидение тихой бомжишки зависло над столом, с благодарностью кивнув Лёхину.

Кажется, Соболев тоже что-то ощутил. Он резко встал у двери и, обернувшись, обшарил глазами маленький уютный зал. Сделав вид, что не замечает его движения, Лёхин демонстративно пододвинул тарелку с тортом ближе к окну. Со стороны кассы всё равно не видно его действий – спиной стоит к продавцам.

Как ни в чём не бывало, Лёхин заторопился к выходу. С плеча вежливо хихикнула "помпошка" – мелькнуло в зеркалах привидение, робко помахало вслед.

– Призрак здешний? – уточнил профессор.

– Здешний.

– Вы специально подвинули тарелку ("Чтобы её служащие сразу не убрали", – предположил Лёхин конец фразы, едва профессор замялся, но…), чтобы я увидеть успел?

– Специально.

– Зачем?

– А на вас, Дмитрий Витальевич, все призраки города жалуются: мол, только установишь с профессором контакт – он опять его теряет. Но ведь вы, как я понял, видите – если точно знаете. Почему бы и не посмотреть на даму заведения?

– Не увиливайте, – как обычно, негромко сказал Соболев. – Я же понял, что вы таким образом… тренируете моё видение.

– Почему бы и нет? Вы возражаете?

– Нет.

"Если бы не Аня, если бы не Щуплый, – мечтательно подумал Лёхин, – я бы и не подумал тебе помогать… Да я бы не подумал вообще с тобой разговаривать! Увидел бы, или Шишик бы подсказал – я б не шелохнулся, а только бы Аню увёл отсюда – и всё".

В дружном молчании они доехали до нужной остановки, где Соболев ненадолго замешкался, бросил косой взгляд вниз по улице – в сторону кафе. Но за Лёхиным пошёл без слов.

На площадке перед подъездом – на вчерашнем спортивном ринге – Шишик Ник скатился на руку хозяина. Вцепившись в ручку зонта, он среди многих, оставленных в воздухе следов нашёл нужный. Когда Лёхин сообразил, что искомое найдено, он подошёл к Соболеву и пересадил Ника и Профи. "Помпошки" будто перенюхались – и рассредоточились по плечам Соболева.

– Нам повезло, – сказал Лёхин. – Он живёт где-то неподалёку. Идите не спеша, чтобы я мог следить за Шишиками.

– Они оба на мне?

– Угу, на плечах.

Плечи профессора разом машинально поднялись, будто он сразу учуял придавившую их тяжесть. Лёхин про себя усмехнулся, но ничего не сказал.

Пришлось пройти остановки две, углубляясь в микрорайон старых домов, пока не вышли к новой, с иголочки высотке, горделиво вознёсшейся среди пятиэтажных хрущёвок.

– Здесь, – остановил Соболева Лёхин.

Почти квадратная в основании, многоэтажка головой пропадала в дожде и тучах. Спрятавшись под подъездным навесом старого дома, следопыты некоторое время рассматривали объект.

– Жаль, дом новый, – пробормотал Лёхин. – Нашли бы призрака, поговорили бы.

С плеча профессора хихикнул Ник. Лёхин резко обернулся.

Ссутулившись под проливным дождём, определённо к ним шлёпала по лужам неопределённая фигура под зонтом-инвалидом – половина спиц воинственно пронзала воздух. Отчётливо виднелись короткий плащ, невообразимо мятые штаны, низ которых небрежно торчал из разбитых, кажется, даже женских сапог. Весь облик данного экземпляра будто носил табличку "Алкаш с большим стажем". Фигура шагнула под навес – двое посторонились – и долго и безуспешно пыталась закрыть зонт. Но то ли руки неловкими оказались с перепою, то ли зонт на редкость пакостным оказался, но ничего у бедняги не получалось.

Потерзавшись между брезгливостью и жалостью, Лёхин помог нечаянному соседу справиться со строптивым зонтом. А потом алкаш выпрямился – и Лёхин, не веря глазам, увидел твёрдый взгляд на морщинистом лице, а главное – колпачок шикарной ручки, всунутой в верхний карман мятого плаща.

– Савва! Вы?! Рад вас видеть!

Лицо алкаша осталось безучастным, но ясные глаза потеплели.

– Алексей Григорьич! Вот уж не думал свидеться более! – как всегда, медленно выговорил алкаш. – Какими судьбами здесь, в наших краях?

– По делу! Как же иначе? – засмеялся Лёхин, а Соболев отступил на самый край сухой площадки под навесом. Вероятно, его смущал характерный запах от бомжеватого незнакомца.

Неподвижное лицо Саввы не дрогнуло, но цепкие глаза мгновенно поймали в фокус спутника Лёхина.

– Приятно увидеть знакомое лицо, – по-прежнему тягуче сказал Савва. – Так вы, Алексей Григорьич, нашли-таки профессора?

Лицо Соболева вытянулось. Лёхин наслаждался ситуацией. Замкнутость профессора и его умение жёстко держать на расстоянии тяготили, так что возможность хоть немного вывести его из себя откровенно порадовала.

– На сеансе бывали, Савва? – он уже не помнил, на "ты" или на "вы" был с Саввой, но нравилось выкать при Соболеве типичному алкашу. Но и дольше Лёхин тянуть не мог. – Дмитрий Витальевич, позвольте представить вам моего августовского знакомца – Савву.

– Руки пожимать не буду – и вам неприятно, и я вовремя не проследил, чтобы тело их вымыло, – вздохнул алкаш и, проницательно взглянув на оторопевшего профессора, уточнил: – Дмитрий Витальевич, Алексей Григорьич забыл добавить одну подробность, когда представлял нас. Я призрак в теле человека.

32.

Алкаш, в которого неделю назад вселился Савва, возможно, ту же неделю назад умер бы без призрака. Удар, как говорят. Савва сказал – мозги тёмными стали. "Инсульт?" – прошептал профессор… Призрак сначала не понял, что за пятно образуется в голове занятого тела (дело было в забегаловке), решил, что тело опьянело до степени "вдребадан", и "повёл" его домой. Однокомнатная квартира старика ему понравилась. Единственно, отдраить бы её от застарелой грязи – и жить в своё удовольствие. Такого тела – со своей квартирой – у Саввы ещё не было. Он дал ему ночь отдохнуть и немного избавиться от алкоголя, а затем использовал в уборке. Затем отправил в магазин. Уже с самого начала призрак обнаружил, что двигаться в новом теле трудновато. Поразмыслив, связал тёмное пятно в мозгах и двигательный процесс. Но даже затруднительное движение не заставило Савву вновь перейти на свободный полёт

– Жалко стало, – объяснил призрак. – Вышел я из него на второй день, а он упал и бубнит чего-то. А вчера выходил – уже смотрит осознанно. Я его гулять заставляю много, даже по такому дождю. А однажды встретил хорошего знакомого – тот врач. Он и сказал: воздух и движение, пища скудная и лёгкая. Ну и стараемся.

Он так легко сказал: "Встретил хорошего знакомого", что Лёхин и Соболев лишь минуту спустя сообразили, что Савва говорит о привидении.

– Ну, а вы с каким делом в наши края?

– Ищем человека одного. Он в том доме живёт.

– И нашли?

– Подступиться как – не знаем. Шишики могут подсказать квартиру, но ведь не позвонишь в неё бухты-барахты: "Привет! Мы хотим узнать, кто ты такой и каково твоё расписание на сегодня!"

– А это срочно? – деликатно спросил Савва.

– Возможно, этого человека сегодня убьют.

– Тогда пошли.

– В смысле – пошли?

– Всё очень просто, Алексей Григорьич. Шишик покажет квартиру – я оставлю это тело на ваше попечение и узнаю о вашем человеке всё, что смогу.

– Действительно, "всё очень просто", – пробормотал Лёхин.

– А почему Шишик? Один? – ревниво спросил Соболев. – Вы же не собираетесь идти без меня?

Некоторое время Лёхин смотрел на профессора – и сообразил: Соболеву хочется пообщаться с призраком. Да Бога ради!

– Савва, вы не будете возражать, если пойдёте с профессором, а я пока сбегаю по делу ещё в пару мест?

– Конечно, нет, – нараспев сказал призрак, – если Дмитрий Витальевич не побрезгует из-за неприятного запаха. Верхнюю одежду я ещё не всю перестирал.

– Нет-нет, что вы! – поспешно сказал Соболев.

Лёхина "помпошка" скакнула на Савву, покачалась на его чуть трясущейся руке и вернулась к хозяину.

– Узнал, – сказал Савва.

– Ага, – сказал Лёхин, улыбаясь. – Вы, Дмитрий Витальевич, позвонить только не забудьте.

– Да-да, конечно.

Быстро шагая к остановке, Лёхин некоторое время размышлял над сторонним вопросом: за секунды до появления Саввы он помечтал о призраке – это совпадение или предсказание? Может, общаясь с домашними привидениями, он начинает интуитивно чувствовать их появление или присутствие?

Перешёл через дорогу на остановке – и почувствовал себя везучим и счастливчиком: из-за автобуса вильнула на обгон нужная "маршрутка". До дому без пересадки! Красота!.. Нырнув в салон, Лёхин снова порадовался: полупустой, и Шишику есть где разгуляться – всё пространство вокруг водителя увешано прыгунчиками и болтунчиками. "Помпошка" на такое богатство от счастья пасть раскрыла, после чего оторвалась не на шутку: и с фигурками на пружинках попрыгала, и с мелочью на верёвочках покаталась. Под конец поездки Шишик нашёл самую интересную игрушку – плюшевый розовый мячик с некоторыми деталями, превращающими его в поросёнка. "Поросёнок" висел на резинке, и Шишик старательно катался на нём дольше всех. Так, что за две остановки до нужной водитель, с непроницаемо суровым лицом гнавший машину, резко сбавил скорость и повёл медленно и даже нежно (игрушка моталась, свисая с переднего зеркальца перед его носом).

Минуты две Лёхин стоял на остановке и жалостливо смотрел на "помпошку", лежащую в ладони. Может, Лёхин и не прав, но всё-таки, кажется, Шишик укатался на "поросёнке" вусмерть. Выпученные желтые глазища блуждали по всей поверхности Шишика. Видимо, они искали друг дружку, так как, уйдя с разных сторон вниз, под "помпошку", вернулись уже вдвоём. Правда, некоторое время то один глаз, то другой медленно начинал уплывать в сторону, но вскоре всё устаканилось. Рассеянный, несфокусированный взгляд отвердел на одной точке – на внимательных, сочувственных глазах хозяина. Скрипуче кряхтя, "помпошка" перевернулась так, что обнаружились верхние лапки.

– Живой? – спросил Лёхин и поднёс ладонь к карману куртки. Карман пришлось оттопырить, и Шишик с облегчением упал вовнутрь.

Весь короткий путь от остановки до дома Лёхин размышлял, почему Каменный город можно увидеть во сне, но можно в него войти реально – при условии какого-то зова. И ещё. Домовые чётко и ясно сказали о Щуплом, что он ещё жив. Но почему о Ромке высказались неопределённо? Лишь предположили, что его двойник гуляет по Каменному городу. Что-то тут не так. Да и вообще… Пора засесть в комнате, выгнав всех: привести мысли в порядок и выделить главные вопросы, на которые необходимо получить конкретные ответы.

Завернув за торец дома, Лёхин увидел далеко впереди невысокую фигурку. Ага, бабка Петровна откуда-то возвращается. Соседка шла неторопливо, и у двери в подъезд Лёхин догнал её.

– Добрый день, Галина Петровна!

– Добрый, Лёшенька, – чуть улыбнулась она.

В подъезде Лёхин взял соседкины сумки и пошёл к лифту. Она семенила за ним, что-то ворча о дождливой погоде. А Лёхин вдруг вспомнил, что нужно бы отдать Ромкины фотографии и только открыл рот сказать, как вдруг спросил совсем не то:

– Галина Петровна, Роман ведь в одиннадцатый класс идёт. Ему семнадцатый год?

– Что ты, Лёшенька, – восемнадцатый. В конце сентября справлять будем.

– Как – восемнадцатый?!

– А он в первом классе два раза сидел. Только в школу пошёл – ребёнка как сглазили: недели не доучился – руку сломал, да ещё правую, месяц дома сидел; потом ещё месяц дома сидел – бронхит. Прежняя-то врачиха всё ставила ОРЗ, а как сама на больничный ушла, замену поставили – та, замена, и говорит: батюшки, у ребёнка хрипы какие! Так и до астмы недалеко!.. Ох и кашлял Ромка!.. Вот тогда меня из деревни и позвали в первый раз сидеть с ним. А что? Октябрь-ноябрь – в поле делать нечего, а скотины я уж давно не держала, садом-огородом жила да у соседей трёхлитровую банку молока на неделю брала. Много ль мне одной надо? А в ноябре, как Ромка здоров стал, снова в деревню. Да вслед телеграмму: "Приезжай, бабуля!" Приезжаю – ах, батюшки! – ногу сломал! Да что ж такое! Ну, жила у них до марта, за ребятёнком ухаживала да смотрела за ним. А его уж, конечно, в школу до следующего сентября не пустили. Так и повелось: как осень – так я к внукам, за правнуком смотреть, а весной к себе. А как сама плоха стала, лет пять тому уж назад, внуки-то новую квартиру справили да меня в эту свою зазвали. Так-то вот, Лёшенька.

Уже на своей лестничной площадке хотел Лёхин в упор спросить бабку Петровну, обладает ли правнук какими-то сверхъестественными талантами, но постеснялся. А вдруг соседка об этой стороне жизни правнука ничего не знает? Подумает ещё…

Дома тихо и спокойно. Только Лёхин хотел удалиться в спальню, чтоб там на досуге всё до вечера обдумать, как в дверь позвонили.

– Кого ещё там нелёгкая принесла? – пробормотал Лёхин – и открыл. И застонал. Почти вслух.

Нелёгкая принесла Анжелу.

Она ворвалась в квартиру, клокочущая, как вулкан. Правда, мимо зеркала всё равно просто так не прошла – глянула победно на отражение, сияющее великолепием. Лёгкие туфельки как-то сами собой спорхнули с её идеальных ножек, а блистательные мгновения спустя она сама порхнула сначала в зал, затем заглянула в спальню. Вернулась в зал совершенно успокоенная, снисходительная, села в кресло.

– Бедный Лёша! – трагическим голосом, но на полном серьёзе провозгласила она. – Ты всё ещё одинок? Всё ещё не можешь забыть меня?

– Анжела! – в тон ей возопил Лёхин, севший на диван. – Ты не представляешь, как мне иногда хочется одиночества! А его всё нет и нет!

Елисей, выглянувший из-за шторки над дверью в зал, тут же спрятался. Обернулись привидения, только что бурно обсуждавшие кур, уже упомянутых сегодня домовым, и тихонько утянулись в стену. Один Шишик влез на плечо хозяина и принялся внаглую сверлить нежданную гостью мрачными глазищами.

– Оставим эту дикую ложь на твоей совести, – снисходительно предложила Анжела.

– Оставим. Анжела, ты чего приехала?

– Мне нужны деньги. Срочно.

– А этот, с кем ты живёшь?..

– Этот мужлан и грубиян давно мной отринут! – гордо сказала Бывшая Жена. – Жить с человеком, который не умеет ценить тонкости моей душевной организации, я не собираюсь.

– То есть сейчас ты опять живёшь на нашей старой квартире?

– Почему это старой? Папочка сделал мне евроремонт и превратил квартиру в настоящие апартаменты!.. Лёша, не уводи от темы. Мне нужны деньги.

– Сколько?

– Пятнадцать тысяч.

– Зачем?!

– Ты спрашиваешь у красивой женщины, зачем ей деньги? – возмутилась Анжела.

– У конкретной красивой женщины – да, спрашиваю.

Бывшая Жена помялась – и вздохнула.

– Как говорит папа, на всякие фигли-мигли. На женские безделушки.

– Денег у меня пока нет. Купил компьютер.

Анжела взглянула на стол с компьютером. Изящный, безупречно нарисованный ротик открылся. Лёхин опередил.

– Назад отдавать не собираюсь.

Сосредоточенно-оценивающий взгляд прошёлся по стенам, потолку.

– Квартиру тоже продавать не собираюсь! – отрезал Лёхин – и вдруг увидел, и жалость к Бывшей Жене заставила его тоном спокойнее спросить: – Анжела, а где твой любимый гарнитур? Ты же всегда носила хоть одну вещь из него… И даже другие украшения подбирала к его стилю…

Анжела затравленно взглянула на него, схватившись за шею. В безделушках Лёхин не разбирался, но помнил, что область декольте Бывшей Жены всегда украшала золотая цепочка, книзу превращавшаяся в частую сетку с вкраплениями мелкого сапфира. На работу шла Анжела или на светскую вечеринку, любимая безделушка всегда была на месте… Лёхин присел перед Анжелой на корточки, поднял безвольные кисти – на пальцах ни одного кольца! На правах бывшего мужа отогнул манжеты жакета. Ни одного браслета. Приподнял крупные локоны – уши пустые.

Ограблена. Подчистую. Хоть и своими руками отдала.

Анжела будто впала в ступор: сидела и смотрела в точку, не замечая слёз, бегущих по побледневшим щекам. Маленькая девочка, у которой злой дядя отнял куклу.

Он не стал спрашивать о работе и об отце. Принёс чёрного сладкого чаю и тарелку с ватрушками "от Елисея". И то и другое она проглотила покорно и, кажется, немного отошла. И только тогда, когда она умылась и вернулась к поведению деловой женщины, Лёхин сказал:

– Анжела, потерпи дня три, ладно? Мне тут за одну работу на стороне обещали двадцать тысяч дать.

– Правда? – вскинулась она.

– Правда.

– Три дня я потерплю! – почти кокетливо улыбнулась Бывшая Жена.

"Если через три дня я не найду Ромку и не узнаю, в чём дело с "Орденом Казановы", я эту кафешку либо взорву, либо начиню какой-нибудь отпугивающей дрянью. Домовые помогут такую штуку придумать, чтоб народ это заведение стороной обходил", – мрачно подумал Лёхин.

33.

Фотографии Ромки и Лады стояли на столе. Лёхин сидел на кровати, обняв ноги, смотрел на их лица. Итак, главный вопрос: что произошло в "Ордене Казановы", когда там оказались юноша и девушка?

Предположим, они встретились. И влюбились. И что – сбежали? Смысл современным влюблённым куда-то бежать? Особенно этим двоим. У одного – пустующая, без уехавших родителей, шикарная квартира. У другой – квартира попроще, но тоже почти своя. Если рассуждать прагматично, они должны были поселиться в квартире Лады, как это делает современная молодёжь. Гражданский брак. Но нет… Они просто исчезли.

Лада с фотоснимка смотрела так, словно вот-вот потупится. Ромка – взирал на мир, словно был императором всей Земли. Но та же Лада, не слушая уговоров подруги, спустилась следом за Анатолием в кафе. Зачем Анатолию заманивать в "Орден Казановы" скромно одетую девочку, если он сам ожидал появления Анжелы? Ведь к этому времени Бывшая Жена ходит в кафе каждый вечер. Тренировался на новенькой?

Вот ещё одно, плохо продуманное. Подружка Лады, ранее работавшая в кафе компаньонкой, а теперь гардеробщицей. Он так и не успел доискаться, кто она, чтобы поговорить.

Ветер сыпанул в окно мелкими брызгами с верхнего балкона. Только что рассыпал морось, а уже на тебе…

Лёхин вспомнил, что где-то, на шкафу, кажется, пылится старая гитара. "Так, встать, взять, протереть, настроить!" – скомандовал он себе и, выполнив цепочку движений, снова залез сесть на кровать, прислонился к стене. Как там было? Он вспомнил обрывок мелодии, подобрал аккорды и тихонько спел:

– Дождь, разыщи меня! Ветер, найди меня! В Каменном городе я заплутал…

Прислушался к затихающему струнному звуку и повторил.

– Улицы, улицы… Дождь, нудный дождь… Листья осенние… Ты меня ждёшь! – вдруг ворвался в странное пространство совсем по-мальчишески срывающийся голос, настолько осиплый, что сразу понятно: его обладатель давно не пел, да и не говорил. Режим молчания – как у вокалистов, когда им надо поберечь голос.

Лёхин, затаившись, посидел немного – и закрыл глаза. Стало отчётливее ощущение, что он внезапно перенёсся в громадное пустое помещение. Нет, не помещение – это слово не выражает пустынности, в которой малейшее движение отдаётся поспешно-суетливым эхом.

Не открывая глаз, Лёхин медленно перебрал струны первого аккорда.

– Вот город теней. В нём реки дорог. Бегом по асфальту – эхо шагов. Вот сумрачный дом – высокий порог. А входишь – и пусто… Игры богов… Дождь, разыщи меня! Ветер, найди меня! В Каменном городе я заплутал!.. Улицы, улицы. Дождь, нудный дождь… Листья осенние… Ты меня ждёшь в сером тумане, средь брошенных зал… Дождь, разыщи меня! Ветер, найди!..

– … меня! – выдохнули за спиной Лёхина.

Лёхин подпрыгнул на кровати и, дёрнув головой, едва не разбил нос о стену.

Никого. Стена и стена.

А потом ошарашенно уставился в окно. Пел-то с закрытыми глазами, благо аккорды простенькие. А открыл глаза в настоящую чёрную ночь.

На улице бушевала осенняя буря. Бушевала по-настоящему: наивные жильцы, оставившие форточки чуть приоткрытыми или вообще открытыми, получали сейчас по полной – резкое хлопанье, звон бьющегося стекла Лёхин слышал безостановочно, пока закрывал форточку на своём окне. Ветер неистовствовал так, словно обрёл кулаки, которыми и лупил по содрогающимся от напора стёклам. К грохоту бесчинствующего ветра добавилось резкое рычание озверевшего неба. Всполохи молний побежали– замелькали по летящим, клубящимся тучам.

Лёхин зажмурился. На небо смотреть невозможно: земля уходит из-под ног при виде расползающегося и летящего пространства.

Не может быть. Минуты две назад он закрывал глаза – за окном моросил серенький дождик, ну, ветер немного поднялся. Темновато, конечно, было. Но света достаточно для послеобеденного времени. И вдруг – темень, хоть глаза выколи. В минуты…

Дверь в спальню распахнулась. Не замечая стоящего у штор Лёхина, Елисей добежал до стула, подпрыгнул, забрался с него на стол – и бегом на подоконник. Вцепившись в нижнюю щеколду рамы, задрал бороду к форточке.

– Ахти ж тебе… Буря-то кака… Али закрыто? Уфф…

Отдышавшись, домовой огляделся.

– Лексей Григорьич, ты, что ли, закрыл? Успел, значит?

– Успел. А ты чего разнервничался?

– Дык… Как не разнервничаться! На кухне-то фортка – хлобысть! Аж по сердцу шлёпнула… Хорошо – стекло не разбилось. А потом вспомнил – батюшки! – в спальне-то форточка тоже раскрыта! Ну и побежал.

– Ну и гроза! И когда только успела собраться? – вздохнул Лёхин. – Ведь по радио штормового предупреждения не было. Ну, погода!

– Да кака-така погода?! – изумился Елисей. – Гроза-то наведённая, Лексей Григорьич! Видано ли такое, чтоб вот так сразу – и…

Последнего слова Лёхин не расслышал. Хляби небесные разверзлись – да что там разверзлись! Ливень упал сплошной стеной и с грохотом бесконечного количества свай, вбиваемых в землю одновременно. Ветер утихать и не думал, с лёгкостью швыряя в разные стороны тяжёлые потоки воды. Причём швыряя так остервенело, что Елисей попятился подальше от окна.

– Кхм… Лексей Григорьич! – заорали от двери.

Увидев Касьянушку – орущего! – Лёхин даже оторопел немного. Призрак нищего чаще был ласковым и достаточно деликатным, а тут – вопли!..

– Зову-зову! – громко пожаловался Касьянушка. – А всё не слыхать!

– Что случилось, Касьянушка?

– Да ты в ванную комнатку забеги, Лексей Григорьич! Да только свету сразу не включай.

На самой ванне Лёхин когда-то установил широкую, но короткую доску, а сверху водрузил старенькую, но в рабочем состоянии маленькую стиральную машину, на которой обычно стояло два-три таза для стирки мелочей. И не только для стирки. Бывало, Лёхин сверху накидывал грязное бельё – ну некогда в машину сунуть! И в этом-то белье любил подремать Джучи.

В кромешной тьме Лёхин открыл дверь ванной. Примерно представляя, что хочет показать Касьянушка, он сразу глянул на тазы – то есть туда, где предполагал, они стояли. Две миниатюрные жёлтые луны, лениво плавающие в пространстве, замерли на месте. Через несколько секунд слева от жёлтых лун зажглись две зелёные.

Уловив довольный смешок Касьянушки, Лёхин включил свет.

Насторожённый Джучи лежал на свитере, к его уху привалился Шишик.

– Сиротинушки! – сентиментально проорал Касьянушка. – Как есть сиротинушки!

Лёхин улыбнулся, погладил Джучи и хотел было погладить "помпошку", но та вдруг оскалилась: нет больше пушистого шарика – один полумесяц жутких зубищ.

– Ник, ты чего?! – поразился Лёхин.

Шишик молчком уткнулся в рукав рубашки, исподлобья следя за рукой.

– Э-э, ясно, – вздохнул Елисей с раковины, куда забрался поглядеть, что за чудо светит из таза с тряпьём.

– Да? И что вдруг стало ясным? – насупился Лёхин.

– Лексей Григорьич, ты пошто грозу на город навёл? Твоя ведь она, не запирайся.

Тихо и спокойно прикрыв дверь в ванную (блин, как хотелось ею врезать по косяку!), Лёхин пошёл на кухню. Отобедал недавно, но чаю захотелось!.. Аж на языке почувствовал. С чашкой сел в зале – здесь всё-таки балкон остеклённый: перекрикиваться, если разговор будет, необязательно.

Из-за шкафа у двери выглянул смущённый домовой. Лёхин покосился, отхлебнул чаю.

– Елисей, у тебя стихов много? Небось, пачками пишешь?

– Приговорки, бывает, в разговоре сочиняются, – осторожно ответил домовой. – А вот стишат не пробовал. Ты к чему это, Лексей Григорьич, о стихах-то?

– Ну как же… Ты ведь знаешь, что я в жизни колдовством не занимался, а вопрос задал так, словно не впервые хулиганю. То есть о факте хочешь поговорить, да ходишь вокруг да около. Вот на языке у меня и вертится: "Поэт – издалека заводит речь". Ну, что? Опять окольными путями пойдёшь или чётко и прямо объяснишь?

Успокоенный и даже повеселевший, Елисей сел рядышком на диван.

– Нашёл, на чё обижаться, Лексей Григорьич. Словесно кружево плести – это дело наше, стариковское. Да и молодёжь порой подкузьмить хочется – или как там вы говорите-то? – чтоб жизнь малиной не казалась. Вот. А ты говоришь – стихи.

– Хватит болтать, кружевница! – улыбнулся Лёхин. – Давай по делу.

– Как на духу признаюсь, Лексей Григорьич: не всегда вижу, а иной раз и с подсказки. У нас ведь, домовых, пространство своё. Это Шишики болтаются то здесь, то там – не углядишь. И вот Шишик твой и подсказал, что не так с тобой.

– Мало ли что подсказал! Ты же не видишь!

– Ох, ну как объяснить-то? Вот смотришь ты, Лексей Григорьич, на облако. Ну, облако как облако, а тебе говорят – корабль плывёт. Глянул – и впрямь корабль. Так и мы, домовые. Плывёт какая-то муть, а Шишик подсказывает: а вот, мол, такой рисунок в мути есть. И – видим. И – сразу понятно.