Текст книги "Кодекс Ордена Казановы (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Они появились в прихожей одновременно: вышла миниатюрная, похожая на девочку-подростка женщина, вытирающая руки полотенцем, – вылетели два шустрых пацанёнка лет пяти. Все трое остолбенели взглядами на доберманах. И вышла такая напряжённая тишина, что один из псов ткнулся задом в ноги мужчин и жалобно взвыл.

– Бездомные, – проинформировал Лёнчик. – Вот, привёл.

Женщина коротко вздохнула. Один из пацанят, с сияющими глазами, с протянутыми руками, пошёл к дрожащему от напряжению псу посмелее, оставшемуся впереди. Лёхин аж сам напрягся: вот, не дай Бог…

Женщина ухватила сынишку за футболку, оттащила.

– Сначала обоих в ванную. А вы сходите, поищите в кладовке коврик и миски. Здравствуйте. Я Люда.

– Алексей. (Щуплый глянул с улыбкой: вот мы и познакомились!)

– О-о, Лёнчик!.. Так, пока дети заняты, первым в ванную ты. Алексей, от чаю не откажетесь, наверное?

– Спасибо, не откажусь.

Пока Щуплый смывал с себя вечернее происшествие, Люда готовила чай Лёхину, а дети кормили собак. Улучив момент, пока Люда отвернулась, Лёхин поклонился налысо стриженному, ещё молодому щупленькому домовому, который носил рубаху на манер спортивного кимоно. Шишик всё на него радостно пялился, вот Лёхин и заметил. Домовой, которого язык не поворачивался назвать дедушкой, всплеснул ручонками, но опомнился и поклонился уже степенно. До сих пор стоял он на кухонном столе, приглядывая, как хозяйка чай заваривает, – и вдруг помчался вниз, на пол. Пригнувшись, скользнул между пацанятами и остановился между двумя мисками. Доберманы немедленно потянули к нему морды. А домовой, придирчиво оглядев их, одобрительно кивнул и погладил по носам. Детишки, занятые накладыванием корма в собачьи миски, ничего странного в поведении псов не заметили. Собаки снова захрумкали, а домовой вперевалочку пошёл восвояси, но на кухонный стол забираться не стал – сгинул во тьме под встроенным шкафом.

С Людой оказалось легко общаться. Несмотря на опасения мужа, она так и не заговорила с гостем о состоянии Лёнчиковой одежды и лица, строго придерживаясь одной темы – погоды. А может, выручили собаки. Она так часто заглядывалась на них и на детей, что забывалась и могла трижды спросить одно и то же. Так что Лёхин мог не спеша разглядеть её и даже улыбнуться своим мыслям: эти двое здорово походили друг на друга – одинаково небольшого роста, худощавые, спокойные и немногословные.

Появился хозяин, и жена с детьми, забрав собак и миски, мгновенно улетучились из кухни после короткого: "Поговорить бы нам надо".

Усмехнувшись, Леонид сказал:

– Спиртного дома почти не держим. А сейчас пожалел.

– Да ладно, чаем перебьёмся, – улыбнулся Лёхин.

Они выпили по чашке, налили по второй. Жареным пирожкам Лёхин сказал своё полное и окончательное "Одобрям-с!".

– Сон я видел, – нарушил молчание Леонид. – И тебя в том сне.

– Да? И что я там, в твоём сне, делал? – легко спросил Лёхин.

– Дрался – что. Ты, вообще, каким боком к этому "Ордену Казановы"?

– Ты и про "Орден Казановы" знаешь? – удивился Лёхин. – Я думал, тебя со стороны зазвали – меня проучить.

– За что тебя, кстати?

– Есть там Анатолий один. Мордель я ему маленько подретушировал.

– А, Толька… Смысла нет ему морду раскрашивать – зарастает быстро.

– Леонид, а сколько Анатолию лет? – осторожно спросил Лёхин.

– Весной юбилей отмечали. Двадцать.

"А выглядит на все двадцать пять…"

– Давай без всяких танцев-шманцев? – решительно предложил хозяин. – Меня больше "Ордена Казановы" интересует только одно: как ты за гаражи попал. Не поверю, что за мной топал. Я с этими лохами минут десять говорил, прежде чем они…

– Я тоже сон видел, – после недолгой паузы ответил Лёхин. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но в моём сне тебя убили. Вот и пошёл место искать, где… Ну, сам понимаешь…

Хозяин взял салфетку, вытер пальцы и задумчиво высказался:

– Чую, танцы-шманцы продолжаются. Давай в поддавки. Сначала я, если боишься чего не то сказать, а потом ты. Я в "Ордене Казановы" четыре года начальником охраны работал. Альберту нравилось иметь отдел охраны из семерых, а мне чего возражать? Деньги неплохие шли. Мне там делать почти нечего было: сигнализацию проверил, подчинённых построил – и сиди себе в кабинете так называемом. Ну, от нечего делать сначала читал запоем, а потом решил самосовершенствованием заняться. Кабинет у меня – почти пустая комнатушка, в смокинге больно не потренируешься, а вот медитация – самое оно. Ну, и развил я себе интуицию. Ничего не скажу – драться стал лучше, легче как-то. Но в последний год всякая чертовщина начала мерещиться. Не знаю, чем там все эти компаньоны и компаньонки занимаются, только кафешные стены, пол, потолок будто чернотой стали наливаться. Тесно стало там и душно. Я уж к врачу сходил провериться – боялся, с лёгкими что-то не то. Терапевт говорит: всем бы такие лёгкие. А последние несколько месяцев, перед тем как уйти, видел крыс – необычных…

– И были они зелёные и прозрачные, – закончил Лёхин, и замолкший было на полуслове Леонид остро всмотрелся в неожиданного гостя. Лёхин между тем расстегнул нагрудный карман рубахи и вынул фотографии. – Роман пропал неделю назад. Я ищу его и девушку, которая пропала в одно время с ним, причём тоже из кафе. Чем Роман занимался в "Ордене Казановы"?

Хозяин взял фотографии и улыбнулся – как давнишнему, хорошему знакомому.

– Хорошо здесь его сфоткали. Пропал, говоришь, Роман… Девушки не знаю – сразу говорю… Ну что ж… Хозяин Роману платил из своего кармана, чтобы раз в неделю он пел компаньонам. В кафе мог приходить, когда вздумается. Я его поначалу слушал – ни одного "концерта" не пропускал, больно здорово пел. Вроде о любви, а вроде и нет. Людке я после его песен начал цветы таскать – сам себе удивлялся и до сих пор удивляюсь… А потом что-то не то пошло. Кажется, он те же песни поёт, а вот чего-то не хватает в них. Может, эстрадникам, попсе начал подражать? Не знаю. А однажды слышал, как он в комнате компаньонов с хозяином ругается. Типа, хозяин ему слова правит в песне, и ему, Ромке то есть, это не нравится. И ещё сказал: или – или. Или поёт своё – или уходит из кафе. Альберт сразу на попятный: да пой ты как хочешь, жалко, что ли. Ну, Ромка и остался. А потом я ушёл. Но последние песни Ромкины слушал как первые его – слова красивые были. Только о его песнях и жалел, уходя-то… Ну, я в поддавки сыграл. А ты? Или боишься ещё?

– И я сыграю, – легко сказал Лёхин. – Я многое вижу – это ты уже понял. А доберманы пришли, потому что помощь понадобилась, а на мне отметина – "помогите, кто может!". И за гаражами разыскал – по следу ментальному. Поверишь?

– Поверю, – серьёзно ответил Леонид.

37.

Навеса над Леонидовым подъездом нет. Только выступ небольшой. Лёхин как вышел – сразу начал искать под ним местечко без луж и ручьёв. Нашёл, вынул из кармана спичечный коробок и высыпал на ладонь пару светлячков.

– Ну и кто мне кино покажет?

Зеленовато-голубоватые жучки, лежавшие вповалку, зашевелились и снова замерли носом к носу. Слева что-то мелькнуло. Лёхин оглянулся: ба, один из кирпичей и в самом деле показывал кино. Долгий романтический эпизод: скамейки, кусты и деревья; по асфальтовой дорожке в свете фонаря прогуливается пожилая чета – наверное, перед сном вышли. И – всё? А где девушка-гардеробщица?

От досады Лёхин чуть не стукнул себя по лбу. Подарок Следака имел одну особенность: прицепил "жучка"-светлячка – следи за нужным объектом с начала до конца. Иначе конечный пункт увидишь глазами преследуемого и долго будешь гадать, где это место находится.

Что до предположений, так вот они: девушка не пошла домой, а сидит где-нибудь в сквере. Точно не парк. Не совсем уж она, наверное, сумасшедшая идти в парк к ночи, около половины одиннадцатого.

– Шишик! – в отчаянии воззвал Лёхин. – Как мне её найти?

Шишик сидел на запястье, где ползали букашки, и, казалось, сосредоточенно следил за их движением. На вопрос Лёхина он вскинул жёлтые глазища – и вдруг глазища плавно поехали налево. Хозяин терпеливо подождал, но глаза Шишика вернулись на место и повторили уход налево.

– Ничего не понимаю! – признался Лёхин.

"Помпошка" бормотнула что-то скрипучее и явно нелицеприятное по поводу сообразительности хозяина и снова старательно повела глазами налево.

– Туда, что ль, идти? – безнадёжно спросил Лёхин. – А если она далеко живёт? Так пешком и топать?

Слева раздался глуховатый стук закрывшейся дверцы, и от одной из тёмно-блестящих машин к Лёхину зашагала высокая фигура в плаще и под зонтом. Лёхин убрал светлячков в коробок, мельком углядев, что Шишик подпрыгивает на запястье и даже вроде как лапками всплёскивает. Чего это он?

– Добрый вечер, Алексей Григорьич. Как ваш подопечный? Всё обошлось?

Шишик Профи не рассчитал скорости и врезался в Ника, отчего оба, довольные, повисли на манжете Лёхиной куртки. Судя по всему, это положение не мешало им активно обмениваться информацией, на что Лёхин мысленно поджал плечами и ответил Соболеву:

– Всё нормально. Исход драки сведён к минимальным потерям и ущербу. – "Ваше императорское величество!" – так и вертелось на языке, но Лёхин язык прикусил и пообещал себе больше не выражаться столь высокопарно даже про себя, как это часто происходило в присутствии профессора.

– Могу отвезти вас домой, – предложил Соболев. – Время позднее. Ничего нет хуже, чем стоять под дождём на остановках.

"Я это получше вашего знаю!" – огрызнулся Лёхин и только раскрыл рот, чтобы выразить мысль более корректно, как увидел: оба Шишика полуночными светофорами мигают на него жёлтым.

– Хорошо. Но не домой, а до остановки. Мне потом… В общем, не домой.

– Скажите адрес. Отвезу. – В голосе профессора слабо зазвенела нотка раздражения.

– Давайте сядем в машину, и я объясню ситуацию! – сам раздражённо сказал Лёхин, уже мечтая, чтобы Соболев исчез, испарился, растаял.

Они сели. В тепле и сухости Лёхина немедленно разморило, но историю с девушкой из "Ордена Казановы" и со светлячками он сумел рассказать коротко и внятно.

– Скверы по городу – в каждом микрорайоне, и не по одному, бывает, – с сомнением произнёс Соболев. – Кроме того, это может быть и уголок детской площадки. А то и аллея перед домом. Как вы собираетесь её искать?

– По ментальному следу от кафе. И потом даже это необязательно. Она села в "305"-ую маршрутку.

– И что? Будете выходить на всех остановках – искать её след?

– А что мне остаётся? Чисто психологически – сами посудите! – она сейчас именно в таком состоянии, когда ей требуется выплакаться едва знакомому человеку. Она обижена, домой ей идти не хочется. Для меня она ценный свидетель. А если не свидетель, мне нужно узнать, каким образом компаньонка может стать гардеробщицей. Кто знает, может, это тоже ценная информация?

После недолгого молчания Соболев предложил:

– Я всё-таки вас повезу по маршруту "305"-ой. Доедем до конечной и оттуда начнём искать вашего ценного свидетеля.

Лёхин бы так и сделал, если б не заметил, как два Шишика изо всех сил прыгают на ручке бардачка.

– Что у вас здесь?

– Бумаги всякие.

– Карты какие-нибудь есть? Автомобильных дорог, например?

– На самом верху – возьмите. "Дороги города" – нашли?

Вместо того чтобы прыгнуть на карту, Шишики сиганули в карман Лёхиной куртки. Лёхин некоторое время недоумённо наблюдал торчащие над краем кармана жёлтые, вытаращенные на него шарики, потом выудил спичечный коробок и вытряс светлячков на карту, разложенную на коленях. Бумага не глянцевая, и жучки не скользили, даже когда обе "помпошки" бросились в схему и подняли волны. Светлячки в этих волнах поплавали, а потом дружно скучились в одном месте. Лёхин посветил фонариком и с облегчением вздохнул.

– Так, остановка "МНТК", микрохирургия. Она прошла чуть вперёд и свернула за здание клиники.

Светлячки снова показали картинку, на этот раз безлюдную. Её вполне можно было подписать блоковскими строками: "Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и жёлтый свет". Разве что без аптеки. Лёхин вздохнул и снова сунул жучков на место. Почему-то строка "Бессмысленный и жёлтый свет" напомнила, что в прошлом многие поэты и писатели использовали этот цвет как символику, а значил он болезненное состояние, неуравновешенность. И, почти задрёмывая, Лёхин улыбнулся: а как же солнце? Самое средоточие жёлтого?

Из карты вылупились лохматые макушки, вытаращились на Лёхина, рассуждающего на такие странные темы. Но Лёхин плавающих удивлённых глазищ уже не замечал. Как когда-то давно – ещё учась в музучилище – он от нехватки времени на сон научился спать коротко, около десяти минут. И сейчас словно впал в сонные две минуты, а очнулся – и готово, отдохнул.

Придержав сползающую с колен карту, он спросил:

– Дмитрий Витальевич, если не секрет, как пообщались с Саввой?

– Очень хорошо, – суховато улыбнулся Соболев. Но, видимо, в его окружении Лёхин оказался единственным, с кем можно без утайки и всласть поговорить, поэтому он всё-таки продолжил: – У старика до пенсии денег не осталось. Мы походили по магазинам и закупили нужное. Савве трудновато пока одному тащить. Договорились на завтра сходить в поликлинику по месту жительства старика. Движение и свежий воздух – это, конечно, хорошо. Но неплохо бы знать, что произошло с человеком. Один Савва в поликлинику идти боится: как бы не положили старика.

– Лекарства при инсульте дороги, – заметил Лёхин.

– Я плачу за занятия, за тренировки, – возразил профессор. – Савва по дороге к дому встретил двух знакомых призраков, а в квартире несколько раз выходил из тела старика. С сегодняшнего вечера я постоянно, а не урывками вижу своего Шишика. – Он бросил короткий взгляд на карту автодорог и улыбнулся. – И вижу полностью, а не мелькающими контурами, как раньше. Более того, могу отличить Профи от Ника. Да, именно так, – подтвердил он, когда две пары глазищ с поверхности карты обратились в его сторону. И снова улыбнулся. – Согласитесь, ради умения видеть никаких денег не жалко.

Лёхин тоже улыбнулся: в чём-чём, а в этом Соболев на сто процентов прав. Правда, кое-чего профессор о Шишиках не знает (да ладно – кое-чего!), надо бы предупредить его.

– Поскольку вы собираетесь общаться с Профи, вам придётся в дальнейшем пережить один неприятный момент: если Шишик пытается предупредить о чём-то или что-то объяснить, а вы не понимаете, он может резко стать плоским и облепить всё лицо. Очень влажно и липко. Зато вы сразу чётко увидите, что он вам объясняет.

После недолгого молчания профессор пробормотал:

– Ничего, переживём.

Приглядевшись к улицам, Лёхин обнаружил неподалёку перекрёсток. Судя по карте, до клиники ещё остановки три. Соболев смотрел вперёд, задумавшись, а Лёхин вспомнил недавнее чаепитие.

– … Леонид, а кто мог наслать на тебя этих троих? Не бывший хозяин?

– На фига я ему сдался? Делать ему больше нечего? Я ж его бизнесу не угрожаю… Не-е, это, насколько я понимаю, Толька кочевряжится. Ты его оскорбил – личико попортил, и я его оскорбил – тебя бить не стал. Прихехешников у него много для одноразовой работы. Толька – он мстительный.

– Думаешь – ещё подошлёт?

– Вряд ли. Попугал – и хватит. Он ведь всерьёз думает, что трое против одного – это страшилка не для слабонервных. А эти гаврики вряд ли скажут, что не смогли против двоих выдюжить.

Провожали гостя большой дружной семьёй: ближе к Лёхину Леонид и Люда, чуть издали – двойняшки, которые крепко вцепились в ошейники двух доберманов.

Глядя на мелькающие в мокро-чёрном пространстве огни, Лёхин снова вспомнил о третьем добермане. Взял бы Леонид всех троих? Вопрос риторический. И ненужный. Лёхин вздохнул. Если собачина жива, пусть и ей повезёт. А если нет… Интересно, бывают ли собачьи призраки? Надо бы спросить у Глеба Семёновича. Он ответит серьёзно, ибо вопрос для него не просто любознательно-познавательный, а научный… Только он задумался о "домочадцах", как немедленно зазвонил мобильник.

– Лексей Григорьич ли? – как обычно, с жадным интересом вопросил Елисей. Лёхин подозревал, что, названивая хозяину, домовой всегда боится попасть к чужому человеку.

– Он самый, – очень серьёзно ответил Лёхин. – Слушаю тебя, Елисей.

Шишик Ник выполз из карты и, разинув от счастья пасть, уселся на голову Профи. Кажется, тот и не возражал.

– Сообщить хочу, – важно сказал Елисей. – А сообщение у нас такое: о крысах-призраках всех оповестил, всех предупредил. На сети защитной вокруг дома все узелки заклинаний восстановили и обновили. Ежели кто супостатов зелёных заметит, всем миром навалимся, но за дом наш заступимся.

– Хорошая новость, Елисей.

– Долго ль ещё будешь расследовать, Лексей Григорьич?

– Думаю, не очень. Надо ещё одного свидетеля опросить – и домой.

– Голодный, небось, – проворчал домовой.

– Да не совсем. Чаем угостили с жареными пирожками.

– Фу на тебя, Лексей Григорьич! Чаем с пирожками на ночь баловаться! Придумал тоже… Ну да ладушки… Беседу-то заканчиваю. Дома все живы-здоровы, чего и вам желают от чистого сердца.

– Спасибо, Елисей, – искренне ответил Лёхин. – И от меня всем привет большой.

Соболев покосился, но промолчал. Машина повернула вправо и заехала на небольшую стоянку супермаркета. Лёхин взглянул налево. Через дорогу и правда тянулась небольшая аллея – судя по фонарям, чуть глубже переходящая в сквер.

38.

Выйдя из машины и дожидаясь Соболева, Лёхин чуть отступил к бордюру. Он-то ничего и не заметил бы, если б не Шишик. "Помпошка", снова засевшая в кармане куртки, отодвинула кверху клапан, словно крышу, и с огромным интересом воззрилась на машинные колёса. Плюс ко всему прочему ещё одна машина свернула и мазнула светом фар по витрине, а та – свет отразила. Лёхин успел разглядеть: от задних колёс к передним прошло нечто размером с кошку и лохматое с ног до головы лохматостью старой грязной швабры; в отличие от швабры, нечто щеголяло, кажется, в кожаном фартуке и держало в правой руке громадный гаечный ключ. Лохматое нечто добрело до передних колёс и, изо всех сил пнув его, прислушалось, а затем сгинуло под машиной.

– Алексей Григорьич?

Оказывается, Лёхин уже с минуту стоял, пялясь под машину. Он переглянулся с Шишиком и заторопился к Соболеву.

– Я подожду вас здесь, – сказал профессор, всматриваясь в деревья через дорогу.

– Необязательно. На обратном пути я могу…

– Извините, что перебиваю, Алексей Григорьевич, – холодно сказал Соболев, – но мне хотя бы таким образом хочется принять участие в деле, касающемся "Ордена Казановы".

– Даже если беседа затянется далеко за час-полтора?

– Я буду ждать в машине.

Соболев открыл дверцу и сел.

"Странно, что он не сказал – "мы". "Мы, наше императорское величество, будем ждать в машине" – по тону подходит".

Перепрыгивая потоки на дороге, Лёхин решил: если "его императорское величество" устраивает такое сидение, он, Лёхин, возражать не будет. Отвезут домой с комфортом – что может быть лучше?.. Прыгнув на пешеходную дорожку, он остановился. Сначала как-то рассеянно подумалось о швабре в кожаном фартуке: машинный это дух или стояночный? Представилось: профессор сидит, шуршит газетой, а вокруг машины бегает такая лохматенция и, пиная колёса, слушает тугой и глухой звон. А если духу звук не понравится? Приволочёт откуда-то ручной насос?.. Потом подумалось о девушке, сидящей в одиночестве. Как подойти к ней? Как начать разговор? Не решит ли она, что он следит за ней? Соболеву-то он очень уверенно сказал про её состояние, в котором она, мол, готова рассказать всё. А если это не так? Как может повести себя девушка, которая уже несколько часов мокнет и мёрзнет под дождём?.. Последнее перевесило все сомнения. Даже если он испугает её – уже хорошо. Хоть домой попадёт, в тепло и сухость. И Лёхин решительно зашагал по боковой дорожке.

Сквер, скрытый от дороги аллеей кустов и деревьев, оказался очень маленьким. И очень открытым в середине. Так что тёмную фигурку на одной из четырёх скамеек Лёхин увидел сразу.

– Снова привет! Ты почему до сих пор не дома? – присев на корточки, Лёхин заглянул под чёрный, огромный по-мужски зонт.

Печально сведённые брови чуть дрогнули, когда девушка взглянула на него.

– А, это ты, – тоненьким голосом сказала она.

– Вставай, до дому провожу, – предложил Лёхин и встал сам.

– Не хочу…

– А хочешь, я с тобой посижу? Приставать не буду. Честное благородное.

– А зачем?

– Ночь. Ты одна. Страшно, небось?

– Да нет. Я ничего такого не боюсь. – Она поглядела на скамейку и грустно добавила: – Здесь мокро. И пакета у меня больше нет.

Над последней фразой Лёхин размышлял, наверное, с минуту, прежде чем дошло: она-то сидит на пакете и, кажется, не против, чтобы и он сел рядом.

– Я человек хозяйственный! – заявил он и вынул из кармана фирменный пакет какого-то магазина. – Под чьим зонтом сидеть будем? Под двумя неудобно.

– Под моим, – пискнула она. – Его хватит.

Обнимать девушку Лёхин не стал – зонта и правда хватало. Только сел, чуть развернувшись к ней.

– Так почему ты домой не идёшь? Ругаться-то дома не будут, что так поздно? – Он вспомнил, что разговаривает с бывшей компаньонкой, и второй вопрос задал неправильно. Но… слово не воробей.

Правда, девушка спокойно отнеслась к высказанному.

– Я на квартире живу. У нас там все девушки. Студентки. Мы привыкли, что кто-то обязательно приходит поздно. А не хочу… Понимаешь, пустота какая-то. Там, дома, это странно. А здесь, на воздухе, как-то легче переносится.

– Из-за того что тебя уволили – пустота?

– Наоборот. Я раньше, как Диана могла, а теперь – нет. Меня зовут Ивонна… Ну вот, забыла. Теперь меня уже просто Валей зовут.

– А меня Алексей. А из-за чего тебя уволили?

– Ну я же говорю – пустота. Сначала ни то ни сё было. Уже год, наверное. Так ровно. Мне только одно не нравилось: живу не в своей квартире. Я деньги копила на "двушку". Ещё год в "Ордене Казановы" – я бы её купила. А потом стало наплевать.

Она оборвала сумбурную речь и горестно загляделась на что-то блестящее под фонарём, что при более внимательном рассмотрении оказалось смятой банкой из-под пива. Лёхин незаметно вздохнул и попытался снова:

– А почему наплевать?

– Я на другую квартиру решила переехать. Одна знакомая предложила. Её в городе родители квартиру сняли, и ходила она в тот же пед, что и я.

– Ходила?

– Мы с ней с детства подружки, – почти шёпотом сказала Валя. И разревелась: – Ну зачем она меня провожать пошла-а! Зачем её этот гад на лестнице увидел!!

– Так ты о Ладе говоришь?!

– Да-а!

Девушку всё-таки пришлось обнять. Видимо, скопившееся напряжение прорвалось, когда полузнакомый человек начал участливо расспрашивать обо всём, о чём глухо молчалось. А имя пропавшей из его уст словно раскрыло крепко запертый ларец. Человеку, который знает Ладу, можно рассказать всё!

Лёхин обнимал, слушал, видел.

Вот Валя-Ивонна заходит в библиотеку главного корпуса педа и морщится при виде толпы первокурсников, набирающих основные учебники. Она отворачивается, чтобы уйти в читалку и взять нужное хотя б на день. И вдруг насмешливый голос окликает её. Она оборачивается – Ладка! Не виделись года два, которые и есть разница в их возрасте. Валя чувствует себя чуть ли не королевой при первом взгляде на одежду Ладки: короткая джинсовая юбка, футболка и какие-то стоптанные ботинки или кроссовки. Однако подружка, известная насмешница со времён дружбы, с годами приобрела ещё и острый глаз, и зловредную языкастость. Пять минут за дверями библиотеки – и Валя, ошеломлённая и где-то даже напуганная, чувствует себя неуклюжей деревенской девчонкой. Правда, это чувство быстро проходит. Вскоре они говорят на равных, будто последние два года и не расставались.

Узнав, что Вале скоро на работу, Лада предложила проводить её – заодно и вместе погулять. Валя согласилась – со странным ощущением, что годы без Лады она блуждала по городу в страшном одиночестве. Ей, в общем-то, всегда было наплевать на город. Но с Ладкой он оказался хорош. В кафетерии торгового центра они поужинали, причём Валя – с огромным аппетитом, удивившем её саму; а по дороге к "Ордену Казановы" слопали по мороженому. Именно в это время Лада предложила перебраться к ней на квартиру, а сама Валя легкомысленно задумалась, так ли ей нужна личная "двушка" и стоит ли дальше работать в кафе. Да и сама работа представлялась странной. Она рассказала Ладе, что такое компаньонка, а та в ответ сказанула что-то такое по-деревенски лукавое и едкое, отчего подружки прохихикали вплоть до "Ордена Казановы".

У лестницы в кафе Валя записала адрес дома и номер мобильника Лады. Подружки уговорились встретиться назавтра и посмотреть квартиру Лады. И тут, только они распрощались, появился Анатолий. Узнав, что Лада – подружка Вали, он с ходу решил её очаровать. "Просто так!" – с негодованием всхлипнула Валя. Но с очарованием Лады ничего не вышло. Она очень удивилась странным манерам Валиного коллеги, как он ей представился. Но удивление не помешало Ладе отшить назойливого кавалера: она прошлась по всем внутренним и внешним качествам Анатолия острым, как бритва, язычком да так выразительно, что впервые на памяти Вали Анатолий растерялся и просто-напросто сбежал в кафе.

Подружки переглянулись.

– Ты чего развоевалась?

– Сама не знаю. Смешной. Дурачок какой-то.

– Может, ты его знаешь? Насолил, может, чем?

Подумав, Лада покачала головой.

– Нет. С тобой то же самое. Как тебя увидела, так с языка и рвалось что-то такое высказать – посмеяться. А с ним даже хуже. Прилизанный. Как картинка. Как будто не настоящий… Слушай, Валь, а может, его точно нет?

Они прыснули в кулачок. Теперь смешил даже намёк на шутку.

– Валя, а он правду сказал, что можно спуститься и посмотреть?

– Можно. Только стоит ли?

– Ну-у, на минутку!..

И добилась своего.

А внизу справляли день рождения одного из компаньонов. Хозяин такие мероприятия проводил обязательно и с размахом. Кафе в праздничные дни открывали чуть позже, а именинник имел право привести приятелей и подружек со стороны, как и компаньоны – провести одного человека. Так что и народу на халяву в корпоративные праздники бывало много.

Едва подружки вошли, они окунулись в настоящий праздник: дискотека, нарядные люди, поздравления имениннику, затеваемые ведущим игры – всё сияло, сверкало, хохотало, пело.

– Я потанцую? – взволнованно спросила Лада, когда Валю позвали к столикам, где обычно сидели просто посетители.

– Конечно. Если что – я у столиков!

Пару раз Валя оглянулась, но в блестящей толпе Лада, выглядевшая в своей одежде девочкой-подростком, не потерялась: она смеялась, играя, как и остальные, воздушными шарами; подхватывала падающие на всех золотистые гирлянды, танцевала – в общем, веселилась от души.

Валю позвали обговорить один из номеров концерта в честь именинника. Когда всё согласовали, она обернулась в поисках Лады. Нашла легко.

Лада медленно шла сквозь толпу – словно по одной из тропок в лугах за деревней, свободным, спокойным шагом. Шла очень ровно, не боясь, что на неё наткнутся, – и правильно делала: кто бы ни попадался на пути, все поспешно отпрыгивали, отскакивали.

Пока ещё только удивлённая, Валя взглянула, куда же идёт её подружка. И вот тут-то её сердце больно вздрогнуло: так же медленно и широко шагая, навстречу Ладе шёл Ромка. Он, видимо, уже собрался уходить: на нём, несмотря на тогда ещё тёплую и сухую погоду, был полюбившийся ему плащ с капюшоном, болтавшимся на спине, а через плечо – гитара в чехле.

Двое неотвратимо шли навстречу друг другу, а танцующие почему-то не замечали этого странного, почти колдовского движения, разве что шарахались в последний момент, уступая дорогу.

Они остановились в метре друг от друга и неподвижно стояли бесконечно долго. А люд вокруг них толпился и веселился, оставляя свободным маленькое, огороженное невидимыми стенами пространство. Словно не замечая их.

А потом в кафе случилось странное: сначала будто порыв предгрозового ветра обвеял зал, взвихрив украшения, конфетти, блёстки; и вдруг всё стихло и стемнело – на несколько минут отключилось электричество. Никто не испугался: возможно, все решили, что это шутка из заготовленных ведущим. А ещё – на столиках у стен горели свечи. После секундной тишины в полумраке все задвигались, засмеялись.

Тут и свет включили. И Валя с ужасом обнаружила, что Ладки нигде нет. Она бегала по залу, спрашивала всех в толпе и о подружке, и даже о Ромке – в ответ только пожимали плечами. Она пыталась дозвониться до Ладки – тишина.

А на следующий день она почувствовала пустоту и сонливость.

39.

Теперь зонт держал Лёхин. Валя откинула капюшон, смотрела куда-то в дождь и часто вздыхала, как после долгого плача.

– Я всё время спала… Сплю. Посетителям со мной неинтересно. А потом я поняла, что мне тоже неинтересно их заманивать – обвораживать, как говорит Альберт. Наверное, это после Ладки. Очень часто так бывало и раньше: думаешь о чём-то, что это важно, а поболтаешь с нею, смотришь потом – и ничего важного, оказывается, нет. Вроде и говорить-то ни о чём таком не говорим…

– А может, они сбежали, когда свет погас?

– Нет. Вы же видели зал. Они почти на другом конце от дверей были. И охрана никуда не отлучалась. Я у них тоже спрашивала. И сбежать они не могли. Ладка бы не позволила. Она… ну, такая, практичная очень…

– Но ведь пошла к Ромке, – безнадёжно возразил Лёхин.

Валя хлюпнула носом, приложила к лицу платочек. Лёхин немедленно почувствовал себя очень практичным и строго сказал:

– Так, сейчас я провожу тебя до квартиры. Ты успокаиваешься и продолжаешь учиться. В кафе больше не ходи.

– Меня туда и не пустят, – отозвалась Валя. – Да я и сама теперь не хочу. Мне бы только Ладку разыскать.

– Ладку ищу я. – В доказательство Лёхин вытащил фото Лады и Романа. – Частный детектив я.

– Правда?

– Правда-правда. Вставай. – Они уже вышли из сквера к дому, который надо было обогнуть, чтобы через школьные спортивные площадки увидеть дом, где снимала Валя квартиру, как Лёхин догадался спросить: – Валя, а ты не помнишь: когда свет включили, в зале оставались Альберт и Анатолий?

– Альберта не помню, а вот Анатолия искали, – сказала девушка. – Я так сейчас всё хорошо вспомнила, что даже услышала, как его зовут. Они с ведущим что-то не согласовали. Я уже от охраны выскочила, его ещё искали. Но в конце вечера он уже появился и всё время с Альбертом держался.

"Ну и что тебе даёт эта информация? – вопросил себя Лёхин. – Что Анатолий причастен к этому делу? Торжественно-то как звучит. А причастен-то каким боком? Убил обоих? Позавидовал Ромке, похитил Ладу, и Ромка теперь ищет, где она?"

На всякий случай он проводил Валю вплоть до лифта, где и снял с неё светлячка и помчался назад, надеясь, что заждавшийся профессор не плюнул и не уехал.