Текст книги "Кодекс Ордена Казановы (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

ДЕНЬ ВТОРОЙ

6.

Утро промчалось в бешеной беготне: на сей раз Лёхин проспал, а поскольку Елисея забыл предупредить, пенять можно только на себя.

Призраки ошеломлённо жались к стенам, когда он проносился мимо – одеваясь, бреясь, умываясь, что-то глотая на бегу – к обиде и возмущению домового.

Шишик – балдел! Пару раз пролетая мимо трюмо в прихожей, Лёхин замечал, что лохматая "помпошка", сидя на его плече, бесшумно "орёт" какие-то свои, кажется, очень громкие песни. И – разок показалось, что Шишик вкруговую размахивает короткой лапкой, будто подгоняя хозяина. Потом дошло – дирижирует сам себе.

Ко всей суматохе выяснилось ещё, что вчера никто не удосужился сказать Елисею о странном визите профессора Соболева.

Времени на обдумывание новости, а тем более на новую обиду у домового не осталось: Лёхин уже ботинки зашнуровывал и лихорадочно психовал, что лучше – достаточно ли надеть лёгкую куртку или всё-таки взять зонт?

– Он ещё думает! – рассердился домовой. – Не старичонка, чать, убогий! Бери зонт – вымокнешь без него до нитки! За всем-то проследить надо, – проворчал Елисей в сторону. – Прям как детки малые…

– Кавалер! – умилился Касьянушка, едва Лёхин встал перед зеркалом – глянуть, всё ли в порядке.

– Спускайся давай, – сказал Лёхин Шишику и дёрнул плечом. Но "помпошка" уставилась на него жёлтыми глазищами, словно гипнотизируя – и ни малейшего движения. Да что такое! Он опаздывает, а эта камера наблюдения не собирается спрыгивать!

– Шишик останется при тебе, – спокойно сказал Елисей. – Мало ли чем ты собираешься заняться? Детишек искать пойдёшь – мож, и половины не увидишь из того, что Шишик запомнит. А потом…

– Я. Не иду. Искать, – раздельно, чтобы не сорваться на вопль, выговорил Лёхин. – Я иду в магазин и на рынок. И мне. Не нужно. Чтобы кто-то. Меня сопровождал.

– Ну, Лексей Григорьич, бузишь-то чего? – удивился Дормидонт Силыч. – Домовой тебе дело говорит, а ты?.. А вдруг по дороге что-нить случится?

Лёхин посмотрел на искренне недоумевающих призраков, на обиженного Елисея, в зеркало – на ухмыляющегося Шишика… В зеркало смотрел так долго, что до "помпошки" начало доходить: дело серьёзное. Пасть она закрыла, но с плеча никуда не делась. До Лёхина тоже дошло, что никого он не переупрямит. Тяжёлое спокойствие словно опустило его плечи, а сам он опустился на табурет и принялся расшнуровывать ботинки.

– Дождь, – тяжело сказал он, стараясь говорить ровно, но с трудом шевеля застывшими челюстями. – Смысл выходить, когда есть возможность пересидеть его дома?

Почуяв неладное, привидения дружно смылись в стену.

"Кажется, из-за моей способности видеть паранормальный мир мне грозит одиночество", – бесстрастно подумал Лёхин, дёргая запутавшийся шнурок.

Кончик шнурка у него отобрали, ботинки зашнуровали заново.

Он поднял голову: Елисей держал "помпошку" за шкирку, словно котёнка.

– Иди уж давай!

Лёхин прихватил сумки и зонт и ринулся из квартиры.

Поскольку напряжение всё ещё чувствовалось, в сторону лифта он даже не глянул, а заторопился по лестнице вниз. Простучал ботинками по ступеням, более солидно пересёк подъездный "предбанник" и вышел под узкий навес-крышу на крыльце, встав рядом с бабкой Петровной. Она-то, видимо, уже сходила в магазин: стояла, отведя в сторону закрытый зонт, с которого торопливо капала вода, и, пригорюнившись, смотрела на ровный – конца-краю не видать – дождь.

Поздоровавшись, Лёхин участливо спросил о правнуке. Не будь у бабули руки заняты, махнула бы, наверное. А так – дёрнула сердито головой, сказала в сердцах:

– Веришь, Лёшенька, не знаю, где сейчас Ромка, и знать не хочу! Говорила ведь внукам: приструните охальника своего! Нет, слишком много воли давали! Не ищи его, Лёшенька, не надо. Видать, вляпался во что… Вернётся ещё, сам прибежит, как миленький! Он ведь какой – всё ему как с гуся вода!

Изумлённый Лёхин не успел и слова промямлить, а бабка Петровна решительно развернулась к двери, почти по-военному решительно – пришлось быстро открыть дверь, пропуская рассерженную соседку в подъезд. Расчехляя зонт, Лёхин пораскинул мозгами и пришёл к единственно верному выводу: Галина Петровна знает, что именно не в порядке с правнуком; она абсолютно уверена, что он жив. Возможно, Ромка взял с неё слово молчать и рассказал ей какую-то свою детскую (ну, пусть будет подростковую) тайну, вот она и боится – с одной стороны, за него; с другой – боится, не узнал бы кто.

Зонт открылся – и Лёхин почти побежал по дорожке вдоль дома к остановке. Чисто машинально он отметил, тут же забыв о том, что зонт почему-то слегка перекашивается налево… Шишик, успевший благодаря бабке Петровне, догнать Лёхина, висел на кончике зонтичной спицы и самоотверженно мок под дождём. Хуже того: проходя мимо одного из газонов, Лёхин чуть отпрянул от нависающих над дорожкой сиреневых ветвей – зонт же, защищаясь, он склонил в сторону газона. Промокший насквозь Шишик пузечком пересчитал с десяток ветвей и мстительно утешался только тем, как обалдеет хозяин, когда поймёт, что уже не один.

Как ни старался водитель троллейбуса, но будущие пассажиры всё-таки шарахнулись подальше от дороги. Вода, бежавшая рекой у бордюра, мощным веером обдала остановку.

Впрыгнув с закрытым зонтом в троллейбус, Лёхин благодарно прошёл по полупустому салону и встал неподалёку от двери. Садиться не хотелось (в мокрой-то одежде!). Глядя на распластанные по стеклу дождевые потёки. Лёхин попытался спланировать день. Сначала – Аня. Потом надо съездить в университетский корпус, где учится Лада. А ещё неплохо бы поймать того пацана – из троих, что в подъезде били Ромку, и узнать – за что били. Пацана Лёхин встречал ещё пару раз и знал, что живёт он в последнем подъезде дома… Странно, подумалось Лёхину: почему его сильнее волнует исчезновение Ромки, а не племяшки Егора Васильевича? Вообще-то, наверное, правильно. Правнука Галины Петровны он знает в лицо, Ромка для Лёхина – реальный, живой человек. А девочка – пока только небольшой снимок. Да, скорее всего, дело именно в этом. А ещё – в том, что о Ромке легче найти всяких сведений. Наверное.

… Когда Лёхин подошёл к двери с надписью "Выход", Шишик зыркнул на остановку и немедленно обиделся: неужели хозяин думает, что "помпошка" рассказывает обо всём? Уж что-что, а о сердечных тайнах Шишики умалчивают даже от себе подобных… Так что "помпошка" сладко зевнула и двинулась в личные приключения, переместившись из Лёхиного кармана в другое пространство…

Пробежавшись по лужам, словно кипящим на небольшом огне, Лёхин прыгнул под навес подъезда и вынул мобильник.

– Аня! Я здесь!

– Да, уже бегу!

Она и правда быстро появилась на крыльце, вся какая-то тёплая, смуглая, чуть полноватая, но отчего-то лёгкая, и так улыбнулась мокрому Лёхину, шуршащим кленовым листьям и сплошной воде с неба, в воздухе и на асфальте, что просиявшему Лёхину показалось – весь мокрый мир посветлел в ответ.

В дожди у них появилось привычное времяпрепровождение – утреннее, когда Аня свободна: Лёхин приезжал, когда профессор уже пребывал в своём университете; они переходили дорогу с пятачка Привокзальной и шли две остановки – называется, гуляли; затем сворачивали направо, к детскому парку, но до него не доходили, а спускались в полуподвальную кондитерскую – в доперестроечные времена "Кулинарию". Кафе открывалось рано, в восемь, посетители появлялись в это время редко – и часа полтора-два, до появления школьников и студентов, Лёхин и Аня болтали обо всём на свете.

– Давай под мой зонт! – предложил Лёхин. – Он шире твоего.

Последние несколько дней эта фраза – тоже традиция. Аня обычно кивала и вставала рядом, хотя Лёхин старался как бы ненароком руку с зонтом держать так, чтобы ей было удобно взять его под руку. Сегодня она не кивала, а просто, будто не в первый раз, просунула ладонь под сгиб его руки. И подняла к нему лицо мягких очертаний.

– Идём?

Они быстро-быстро пробежали-пропрыгали лужи у дома и остановились у перехода, дожидаясь зелёного света.

… Машина профессора Соболева пряталась за сиреневыми кустами с боярышником. Приспустив окно слева, он сосредоточенно курил, не сводя глаз с Лёхина и Анюты, явно занятых очень увлекательной беседой. Вот пара перебежала через дорогу, уже на другой стороне сестра оглянулась. Давно он не видел её такой счастливой… Но Лёхину Соболев не верил. Конечно, он предполагал, что вчерашнему предупреждению смысла нет и что новый ухажёр сестры явится в обычное время… Что же делать… Как уберечь сестру от человека, явно ей не подходящего? "Слишком хорош. И что в ней нашёл? – сумрачно и недовольно думал Соболев, вытряхивая из пачки новую сигарету и прикуривая от предыдущей. – Да, именно слишком хорош. Не дай Бог, окажется опять из этих". Он наконец выехал на проспект и по дороге, плывущей в дожде, направился в университет. Декана он попросил утренние пары на некоторое время перенести на полдень, чтобы иметь возможность следить за Анютой. Теперь Соболев жалел, что ему пошли навстречу: лучше бы не видеть, как потихоньку расцветает сестра, как постепенно, но верно выходит из долгого душевного подполья…

Лёхин помог Ане снять плащ и повесил его на переносную стойку-вешалку, которую перетащил от окна в их любимый уголок. Продавцы маленького уютного кафе-кондитерской не возражали насчёт перемещения: привыкли и знали, что, уходя, клиент поставит вешалку на место. Ну, а пока посетителей, кроме тех двоих, никого… Они стояли у витрины и выбирали.

– Мы ещё вот этого торта не пробовали. Смотри, какая прослойка – мм!

– Он масляный, я ещё растолстею!

– Не понял – ещё? Ты не толстая!

– Гляди – поверю.

– Итак, берём три куска этого торта. А из пирожных?

– Пирожные не хочу. Хочу десерт с ананасом!

– Тогда я тоже буду десерт.

Они с удовольствием обсуждали меню утреннего кофепития, как однажды обозвал это дело Лёхин, а продавщица – сегодня сама хозяйка кондитерской – всё отворачивалась, чтобы они не видели её улыбки.

А потом они сидели, ели сладкое и болтали обо всём на свете. Сначала Аня рассказала, как брату справляли день рождения: "Скучно! Слишком чопорно: одни преподаватели из университета да несколько бывших студентов!" А Лёхин рассказал свой сон – без концовки. Они шутливо разобрали ночное видение по косточкам и пришли к выводу, что Лёхину грозит свалиться на руки небольшая прибыль… Потом они тихонько перешептались и поставили тарелку с кусочком торта на подоконник, за ширму, чтобы служащие сразу не увидели: в кафе обитало своё привидение – бывшая нищая-побирушка; раньше она в поликлинике неподалёку выпрашивала монетки и приходила сюда, чтобы поесть сладкого; а с полгода назад умерла и теперь получила постоянную прописку в любимой кондитерской. Лёхин рассказал Ане, что привидения хоть и не могут полакомиться вкусненьким, но ценят, когда им что-то оставляют. И задумчиво добавил: "И вообще… Есть у меня подозрение, что призраки могут вкушать запахи". Он не добавил, что надо бы спросить у своих, домашних привидений, – Аня о них пока не знала.

… А Шишик, крадучись от хозяина, спрыгнул на стол, спрятался между тарелками с тортом и принялся плести плетёнки-вязанки. Но не снотворные, какие однажды сделали домовые. Между мужчиной и женщиной протянулись яркие сияющие лучи – сильные, крепкие. Эти двое ещё не подозревали, что не влюблены, как им казалось, а любят по-настоящему. Знал только Шишик и немедленно использовал ситуацию по-своему.

– … Пойду попрошу ещё кофе, – сказал Лёхин, поднимаясь. – Не убегай!

– Время ещё есть, – улыбнулась Аня.

Шишик вскарабкался по руке женщины – и первая плетёнка, словно шаль, закутала её плечи. Вернулся Лёхин – кольчужной шапочкой вторая плетёнка облепила его голову. Шишик оглядел обоих, беззвучно, но гордо прошамкал что-то и утоп в кармане Лёхиной куртки, висящей на стойке.

Всё. Эти двое могут ругаться, ссориться, дуться друг на друга, но любая мелочь в их отношениях будет их же собственной. А со стороны… Ни один враждебный взгляд не внесёт разлада в жизнь двоих, поскольку теперь они – отдельное государство, отдельная крепость с высокими, надёжными стенами… Шишики многое знают, о многом догадываются или подозревают. Они не всегда понимают, почему делают то или иное. Но когда в огромном мире начинает что-то изменяться, Шишики интуитивно делают то, что нужно хозяевам.

7.

Пока Лёхин доехал до главного корпуса педуниверситета, дождь чуть успокоился и лишь висел в воздухе почти невидимой влажной паутиной. До худграфа, корпус которого расположился далеко на задворках от главного здания и где училась на дизайнера Лада, Лёхин дошёл, не открывая зонта, но на широкое крыльцо, по счастью, с широкой же крышей пришлось заскочить буквально с разбега: дождь из моросящего в одно мгновение рванул ливнем. Так что не пришлось искать причины остановиться на крыльце на неопределённо долгое время.

Лёхин с улыбкой принадлежащего к особому племени спасающихся от дождя кивнул компании ребят весьма разношёрстного вида: от импозантного через нейтрально-обыденный до расхристанно-бродяжьего. Кто-то из компании тоже кивнул и улыбнулся, кто-то не обратил внимания. Но все, как один, дружно захохотали, когда на крыльцо один за другим влетели качки в лёгких спортивных костюмах. Один из них, будто не слыша хохота, снял прилипшую к телу майку и принялся выжимать её. Художники мгновенно примолкли и уважительно принялись изучать рельефы напряжённой спины, перебрасываясь названиями отдельных мышц и жалея, что нельзя некоторые фломастером расписать и посмотреть как они будут двигаться на живом теле… Качок, не оборачиваясь, что-то бормотнул в их сторону – и художники снова покатились в заразительном смехе… Лёхин усмехнулся: старшекурсники, почти профессионалы, – ишь, как солидно обсуждают "материал" по практической анатомии.

Но, впрочем, он и сам увлёкся. Надо бы осмотреться и подумать, с чего начать расследование. Итак, осмотр места, где часто бывала пострадавшая…

Под ухом что-то бормотнули.

Лёхин онемел. Шишик?! Он что – всё время был рядом?! И в кафе тоже?..

Медленно повернув голову, Лёхин скосился на плечо. Шишик сидел, нахохлившись и глядя на хозяина честными глазами.

"Две недели без посторонних глаз, – безучастно подумал Лёхин. – Две недели я чувствовал себя совершенно свободным… А теперь вот этот шпион-шишмарик расскажет и покажет всё, что я прятал, так называемым домочадцам…"

Почему-то сразу почувствовалась и тяжесть промокшей одежды, и странная, какая-то всеобщая усталость…

Шишик хрюкнул. Лёхин с усилием, не пытаясь даже напрягать лицевые мышцы, чтобы хоть как-то скрыть тяжёлую обиду, снова взглянул на "помпошку". Та хлопнула глазищами и старательно, крепко-накрепко зажмурилась.

Благо, что стоял на краю бетонной плиты, изображающей крыльцо корпуса, Лёхин мог позволить себе обернуться и прошептать:

– Не расскажешь?

Шишик медленно, цепляясь лапами за все швы куртки, съехал к нагрудному карману и протиснулся под клапан.

Чувствуя то ли свободу, то ли просто облегчение, Лёхин некоторое время смотрел на монотонно гремящий по карнизам дождь. Да так глубоко ушёл в созерцание, что не сразу расслышал странной тишины на крыльце. И потому обернулся легко, собираясь продолжить ненавязчивое общение с компанией студентов. И – остолбенел.

На крыльце, шагах в трёх от двери, стояла девушка (с таких, наверное, рисуют красавиц для сказочных иллюстраций) – прелестная, с наивно-кукольным глазастым личиком, в облегающей стройную фигурку черной одежде с разрезами до бедра и с неожиданно вызывающим декольте, она уверенно стояла на высоких шпильках…

Девушка мельком бросила взгляд на Лёхина. Тот улыбнулся в ответ, уже приходя в себя, и хотел было снова глянуть на дождь… Но…

Художники, тесно сплочённой компанией, хмуро и молчаливо смотрели на девицу. Странно, но в глазах многих из них ясно проглядывала враждебность. А вот физкультурники суетились вокруг неё, словно свита на выходе королевы. Один, например, счастливо млея, держал в руках маленькую дамскую сумочку и плотную папку на тесёмках, в которой озадаченный Лёхин вдруг узнал папку для нот. Пришлось бросить взгляд на вывеску корпуса, чтобы уточнить то, что давно знал, но как-то сегодня пропустил: здесь не только худграф, но и музпед… Второй физкультурник трепетно распахнул позади девицы длинный плащ, помогая надеть его.

Что-то зашебуршилось на куртке Лёхина. Держась за клапан, Шишик гневно пискнул что-то нелицеприятное в сторону девицы и снова утоп в кармане.

Лёхину, вообще-то, вся эта кутерьма надоела. Он уже поразмыслил над личной ситуацией и собирался покинуть крыльцо корпуса. Но его снова остановили. Остановило. Одно-единственное движение девицы. Всё так же молча и мягко улыбаясь, она застегнула плащ и… склонив головку, накинула широкий капюшон.

– Спасибо, мальчики, – грудным, пронизывающим до дрожи в коленках голосом сказала она физкультурникам, в упор не замечая насупленно-надменных лиц художников.

Она не пошла – поплыла с крыльца на дорожку и за угол. Поплыла так, что, даже упакованная в длинный плащ, заставила исторгнуть стон из сердец физкультурников.

– Ну и баба! – с наивным восхищением сказал один.

– Скажи спасибо, что не позвала, – брезгливо сплюнув, сказал патлатый художник, почти с ненавистью следивший за девицей. – С… такая, каких поискать.

– Ты чего? Хвостом перед тобой вертанула? – попытался съязвить другой физкультурник.

– Эх, физвос, наивное дитя природы! – вздохнули в компании. – Да она любого съест и не подавится. Лучше держись от неё подальше – целее будешь.

А Лёхин в последний раз "прокрутил кадр": вот девушка (Ромка) склоняет голову и накидывает монашеский капюшон – и прыгнул прямо с крыльца, проигнорировав три ступени, зато на ходу раскрывая зонт. Он уже не видел, что студенты худграфа, сразу сообразившие, куда побежал неизвестный, проводили его сочувственными и даже сожалеющими взглядами. А физкультурники откровенно расстроились.

Девицу Лёхин догнал быстро и без лишних словесных расшаркиваний пристроил над нею зонт. Девушка удивлённо подняла глаза – и это удивление оказалось единственным и последним искренним чувством.

– Благодарю вас, галантный незнакомец! – трепетно сказала девица и виновато улыбнулась: – Не надо было так утруждаться, я бы и без зонта дошла.

– Ничего страшного, – сказал Лёхин. – Как я понял, вы идёте на остановку. Нам по пути. И ещё я заметил – у вас ноты. Я тоже музыкант. Не находите, родственные души должны помогать друг другу?

Сказал и ужаснулся: достаточно беспардонное, навязчивое предложение может отпугнуть девушку. Но она лишь томно и загадочно улыбнулась и положила ладошку на его руку. Странная волна мути прошла по телу Лёхина, и он судорожно сглотнул раз-другой; через несколько шагов желудок успокоился, и Лёхин прекратил вспоминать, что он мог такого съесть…

Прячась под зонтом на остановке, они неплохо поболтали: всё-таки из музучилища многие поступали в пед – и нашлись общие знакомые. Диана оказалась из тех собеседниц, которые легко обходят острые углы в любом разговоре и так же легко находят темы. И вскоре, поколебавшись, Диана вроде как решилась:

– Приходи сегодня вечером в "Орден Казановы". Как? Сможешь?

– "Орден Казановы"? Не понял. А что это?

– Это кафе. Я там подрабатываю по вечерам. Вокал. Хочешь послушать, как я пою? Тебе понравится. Правда, вход в кафе платный. Но, если позвонишь, я выйду и проведу.

– Сегодня – не знаю, – честно сказал Лёхин, – если только время позволит. А почему название такое? "Орден Казановы"?

– А тебе не нравится? Взрослые мальчики любят такие игрушки. Представь: ты идёшь в обыкновенное кафе, а друзьям говоришь: "Сегодня вечером мы собираемся в "Ордене Казановы". Звучит? Мало того что орден – общество избранных, так ещё и Казановы – какой мужчины не мечтает о лаврах Казановы, героя-любовника? Это наш хозяин придумал – замануху такую по названию. Правда, оригинально?

Она вдруг потянулась к нему. Он ещё не понял, в чём дело, как вдохнул сладко-пряный аромат её дыхания, а нижнюю губу мягко обволокли её губы. В глазах потемнело, но прояснело почти сразу, и он с неудовольствием подумал: "Ну вот… Я не мальчишка, чтобы целоваться на глазах у всех!" Диана плавно отодвинулась, не отводя глаз, и почти приказала:

– Сегодня в восемь вечера я жду тебя!

Подъехала маршрутка, и, больше не оборачиваясь, Диана пошла к ней.

А Лёхин рассердился: какого чёрта она ему приказывает! Вынул платочек и тщательно протёр рот.

… Под клапаном нагрудного кармана вслед девице злорадно блеснули жёлтые глазища. Шишик похихикал и удалился в самый тёмный уголок напротив Лёхиного сердца, где затаился под спокойный, ничем не возмущённый стук…

Оглянувшись, Лёхин снова представил дорогу за главный корпус университета. Не. Здесь пока хватит. Студенты наверняка ещё топчутся на крыльце – и толку дожидаться домового?.. Вот тебе проблема: а есть ли на худграфе домовой? Лёхин задумался и вдруг неудержимо заулыбался, представив нечто маленькое, бородато-волосатое, приплющенное сверху бархатным беретом художников; по ночам это нечто бегает по всем учебным комнатам худграфа и вдохновенно дописывает студенческие наброски, этюды, сваленные у стены… Ага, а что делает в это время домовой с музпеда? Настраивает пианино?.. Дирижирует хором Шишиков!

Быстро заслонившись зонтом, Лёхин поспешил уйти с остановки. Надо пройтись, иначе редкий люд с остановки сочтёт его психом. А кто, как не псих, будет жизнерадостно ржать на улице ни с того ни с сего? А уж если кому про Шишиков рассказать…

Успокоился Лёхин, когда вспомнил, что Шишики могут быть только там, где люди живут. В учебном корпусе – едва ли.

Стоп! А домовой? Может, и домового там нет?

Надо было спросить Елисея. Хотя… Опять стоп. В музее-то изобразительных искусств свой домовой имеется – значит, и на худграфе должен быть. И, кстати, зря пришёл ближе к обеду. Надо бы явиться сюда ближе к вечеру, а то и к ночи, когда, кроме сторожа, никого в корпусе не останется. Может, и правда тогда сходить в кафешку, о которой говорила Диана? Кстати, имя-то у неё… Соседка, тётя Лиана, вспоминается. Лёхин снова улыбнулся: нашёл, кого вспомнить. Их, этих дам, рядом не поставишь. Весовые, гм, категории разные.

Лёхин обнаружил, что за всеми этими думами он прошёл уже две остановки. Ладно, главное – ноги не мокнут. Надо бы заглянуть в "Книжный": Касьянушка умолил что-нибудь про вампиров купить – запал тут на одну серию, правда, не столько про вампиров, хотя и оные присутствуют… Бетховенская "К радости" вырвала Лёхина из размышлений. Так, Олег.

– Да, Олег, слушаю.

– Лёхин, привет. Мы сейчас к тебе заедем – будь дома.

– Не понял. Мы?

– Мы с Саньком. Забыл, о чём говорили? Машину тебе сейчас завезём – электронно-вычислительную! – засмеялся Олег. – Ну компьютер! Ты и правда забыл?

– Ох, ёлки зелёные… Точно забыл. Так, вы во сколько будете?

– Да Санёк сейчас доукомплектует, погрузим ко мне в машину… Ага, вот он говорит – через час явимся.

– Тогда всё, буду дома.

Взбудораженный Лёхин рванул на следующую остановку. Нужная маршрутка материализовалась почти сразу. В машине, несмотря на влажный холод, царило веселье: два каких-то оболтуса в кожаных куртках хохмили и травили анекдоты, да так смачно, что две солидные дамы втихомолку пофыркивали и прыскали в кулачок. Глядя на одну из них, в серебристом плащике с откинутым капюшоном, Лёхин вдруг спросил себя: "Не будь у меня Ани, мог бы я влюбиться в такую, как Диана?" Он представил себе Аню, увидел её мягкую улыбку. Попробовал представить обеих рядом. Аня оказалась совсем близко, а где-то на периферии воображения замаячил смутный силуэт Дианы. "Тьфу ты! – рассердился Лёхин на себя. – Тебе это надо – сравнивать любимую женщину и случайно встреченную девчонку? Ну и подумай лучше о насущном!"

Насущным оказался итог поездки. Если сначала Лёхин определил для себя две параллели: пропал мальчик – пропала девочка, то теперь приходил к выводу о треугольнике. Там, где училась пропавшая Лада, учится студентка, которая накидывает капюшон точно так же, как пропавший Ромка… И есть подозрение, что старенькая, но упрямая Галина Петровна может знать, почему пропал правнук.

8.

Счастью Касьянушки, казалось, предела не будет. Он летал над парнями, устанавливающими оборудование, нырял в провода – и, всплёскивая ручонками, плакал от умиления сладкими слёзками. Лёхину, то и дело заглядывающему в комнату, так и хотелось покрутить пальцем у виска. Как только ловил себя на этом желании, немедленно возвращался на кухню, где на пару с Елисеем готовил ужин.

Остальные привидения новшество в квартире приняли более хладнокровно. Пока Лёхин резал хлеб, Глеб Семёнович рассуждал о возможности заняться эзотерикой, а также изучением философской стороны восточных единоборств – в последнем его горячо поддерживал Линь Тай. Правда, мальчика, как позже выяснилось, больше волновал доступ к боевикам с драками. Но видно было, что и Глеб Семёнович тоже сгорает от нетерпения посмотреть фильмы драчливого жанра, хоть и скрывает детское, по его понятиям, желание. Но оба бойца расцвели улыбками, когда Лёхин, сам ещё только примерно представлявший, как использовать компьютер, неуверенно сказал:

– Глеб Семёнович, а ведь, наверное, в интернете есть клубы восточных единоборств, а у них наверняка и записи тренировок, и ссылки на нужные книги.

Линь Тай взвизгнул от прилива чувств и проделал какое-то длинное и сложное движение, промчавшись к тому же по стенам и потолку. Глеб Семёнович попытался снисходительно улыбнуться, но удрал в стену, не желая терять репутации серьёзного человека.

А Дормидонт Силыч, в основном адресуясь к Елисею, солидно рассуждал о купеческой родословной и поиске потомков, которых однажды намеревался посетить.

Воспользовавшись паузой в его важных рассуждениях, Лёхин спросил:

– Елисей, а ты? Тебе что-нибудь понадобится в интернете?

Домовой улыбнулся округлившимся от любопытства глазам Дормидонта Силыча и как-то очень легко сказал:

– Да много ли нам надо? Разве что по домоводству… Ну, рецепты блюд каких, а ещё и заготовочек посмотреть. Может, шитьё-вязанье найдём.

– Шитьё-вязанье? – удивился Касьянушка.

– Так не у всех хозяин-то видит. Думаешь, много ли в доме нашем народу у компьютера сидит да смотрит, что есть по домоводству? А соседние домовые нет-нет, да заскочат обменяться новостью да рецептиком. А я такой богатый буду на новости! Аж дух захватывает, сколько-то народу теперь ко мне будет бегать.

Лёхин практично прикинул: ох, юлит что-то Елисей! Наверняка что-то другое придумал в интернете поглядеть!.. И как же он собирается тайком от хозяина в интернет выйти? Хотя и думать не надо: Шишик поможет!.. Но если Шишик поможет Елисею, то отчего другие Шишики в доме не займутся ловлей интересного в интернет-океане?

– А правда, почему? – задумчиво повторил Лёхин. – Почему Шишики по всему дому не включают компьютеры домовым? Ну, хотя бы пока хозяев нет?

Елисей изумился так, что тряпку обронил, которой со стола хлебные крошки бережно собирал на разделочную доску – засушить наверху посудного шкафа, чтоб зимой воробьёв кормить.

– Закон такой, Лексей Григорьич. Ежели в дом новая вещь попадает, лет десять домовой считает её чужой, пока духом квартиры не пропитается. Оттого и любят домовые радио послушать, а в телевизор да в компьютер разве только из-за плеча хозяина поглядеть, ведь эти две вещи редко у кого не новые. Ну, про телевизор, положим, преувеличил я, можно и поглядеть, да ведь хозяева одно смотрят, а домовому иное нужно.

– Тогда как же вы?..

– Ой, Лексей Григорьич, с тобою-то нам, как говорится, крупно повезло. Ты у нас хозяин внимательный, сразу на всех покупку подарил, разрешил пользоваться, да и не представляешь уж, что покупаешь для себя. На компОтере твоём сразу метка стоит – для всех. А люди-то представляют – как? Для себя купил, одного себя за компОтером видит, а значит, и для домового – запрет на десять лет!

– Сложности какие, – пробормотал Лёхин. – Прямо этикет при дворце императора. А Шишики?

– А что Шишики?

– Шишики тоже соблюдают все эти правила?

– Да и им-то компОтер к чему? Они и так всё знают.

– Тогда почему вы не спросите у них?

– Да как же спросить, ежели не знаешь о чём?! – удивился Елисей. – Надо ж сначала узнать да рецепт посмотреть, к примеру, а потом спрашивать.

– Не понял.

– Он ведь точное знание даёт! Скажи ему: хочу французские рецепты по выпечке, он ведь только глазищами хлопать и будет. А скажи, к примеру, "булка с кунжутом по-провански", тут же всё и расскажет! А ведь окромя того рецепта, и другие есть, да ведь названий-то не знаем. А в компОтере, слыхали, спроси только французскую выпечку – и пойдут рецептики один за другим.

Лёхин вытер вспотевший лоб. Лохматый "банк данных" раскачивался на качелях из кухонного полотенца, стараясь стукнуть нижней конечностью по краю раковины. Совсем как малыш, временно оставленный без присмотра. И вот это маленькое и лохматое знает всё?!

– Шишик! – ласково позвал Лёхин. – В какой день и час закончится дождливая погода и выйдет солнышко?

Домовой и привидения с огромным интересом воззрились на "помпошку", та – на них.

– Вопрос не о том, что есть, а о возможности, – грустно сказал Елисей. – Это как гадание на картах…

Шишик разжал лапы, упал, докатился до штанины Лёхина. В зеркальной стенке посудного шкафа Лёхин увидел: "помпошка" вскарабкалась на карман рубахи, грозно разинула пасть и по-наполеоновски или ещё по-каковски вытянула короткую лапку вперёд – в общем, "И грозным манием руки На русских двинул он полки". После чего вежливо хихикнул, по своему обыкновению, и пропал в кармане.

– Э-э, и что это было?

– Наверное, ответ, – беспомощно развёл руками Елисей.

– Я задал конкретный вопрос.

– По мнению Шишика, он и ответил тебе конкретно. Только понять его…

– А если на глаза положить? Вдруг он картинку с ответом покажет?

– Так ведь и картинка будет по его разумению! Он тебе может показать день и час, когда дождь перестанет, а когда именно? Ты ж только солнечный день увидишь! Нам-то легче – у него написанное прочесть.

Лёхин машинально заправил салат оливковым маслом, машинально перевернул мясо на сковороде, всё ещё раздумывая над формой вопроса Шишику.

Стук в дверь – и он с облегчением отвлёкся.

– Мы закончили, – сообщил Олег, – и скоро захлебнёмся слюной. Пошли, я тебе покажу…

– Нет! Сначала обед! – перебил Лёхин. – У меня всё готово, а потом разогревать – вкус уже не тот будет. Зови Саню.

– Честно говоря, втайне надеялся, что именно так и предложишь, – повеселел Олег, окинул кухню внимательным взглядом и вздохнул.

– Лексей Григорьич, подскажи уж другу своему, где я, – сказал Елисей и степенно поклонился.