Текст книги "Кодекс Ордена Казановы (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ

28.

… и упал на пол, запутавшись в одеяле. Из-под одного угла одеяла торчала рукоять меча…

Из тёмного далёка, ощутимо под ногами следом качнулся шёпот: "… меня… В каменном городе я заплутал…"

В комнате тихо и прохладно, по карнизам окна и соседнего балкона беспорядочно лупит дождь, время от времени сбиваемый ветром.

Лёхин машинально натянул на быстро замёрзшую спину одеяло, сползшее с постели. Потом вроде проснулся, встал. Накидывая одеяло на кровать, услышал шуршание. Бумажка нашлась лишь при свете настольной лампы. Лёхин прочитал раз, прочитал два, а потом сел на кровать. Тупо глядя на запись: "Зелёные тени". Нет, содержимое записки подходило к приключениям во сне, как фрагмент к целой картинке. Проблема в том, что неизвестно, с какой стороны этот фрагмент должен вписаться. Эта записка – угроза, предупреждение, напоминание?

Время – шесть часов утра. Сна – ни в одном глазу. Лёхин положил бумажку на стол, хотел было одеться, но вдруг вспомнил и заторопился. Свободных клочков бумаги вокруг не наблюдалось, и он записал на другой стороне таинственной записки: "В каменном городе я заплутал". Присмотрелся и понял, что очень похоже на продолжение песни, которую слышит урывками.

Интересно, домовые всё ещё у компьютера? Может, с ними посидеть?

Лёхин быстро натянул домашние вещи – футболку со старыми слаксами – и босиком отправился оглядеть личные владения.

У компьютера сидели, попивали чаёк Елисей с Никодимом. "Сколько ж в них этого чаю влезает! – поразился Лёхин. – Ночью заглядывал – чаёвничали, сейчас – то же самое! А где, кстати, привидения!"

– Доброе утро!

– Доброе утро, Лексей Григорьич, доброе, – вразнобой ответили домовые.

– А где соседи наши?

– А домой убрались, – благодушно ответствовал Елисей. "Домой" – это, надо полагать, в соседнюю, пустующую без жильцов квартиру.

– Странно, – пробормотал Лёхин и поплёлся на кухню.

Домовой, просочившийся туда же сквозь стену, уже поставил на газ чайничек с водой и сыпал молотый кофе в джезву.

– Елисей, извини, что пообещал блинов напечь…

– Да ладно, Лексей Григорьич, а то тут у нас народу мало было? Помогли уж.

С виноватой улыбкой явился из стены Никодим и, тихонько доложив, что воина Касперского он поставил на обновление, принялся резать хлеб для бутербродов.

С минуту где-то пометавшись в душе – идти не идти умываться, – Лёхин только прочнее уселся на табурете за столом. Неподалёку – руку протяни! – стояла тарелка, укрытая салфеткой. Лёхин приподнял салфетку и, нимало не сомневаясь, потащил в рот хоть и остывшую, но роскошную оладью.

– Куда?! – всполошился Елисей. – Ни сметаны тебе ещё не выложил, ни маслица не растопил!

– Целая куча! – с удовольствием оценил Лёхин гору на тарелке. – И так поем, и на то и на другое хватит.

– Ишь, нагулял аппетиту, – снисходительно сказал Елисей и налил готовый кофе в большую чашку – почти пол-литра. Из неё, любимой, Лёхин пил, когда по утрам никуда не торопился.

– Ладно. Но, пока кофе пью, объясните, что там с призраками нашими. Почему они так легко расстались с компьютером?

Объяснили: Линь Тая затащило в компьютер, в Интернет, за ним бросились все, кроме Касьянушки. Да и сами там сгинули. Только через пару часов появился Дормидонт Силыч и уволок туда же, в пропасть Интернета, и душераздирающе взоравшего Касьянушку. Все призраки вернулись ближе к полуночи и коротко отчитались: в Интернете привидений – тьма-тьмущая, и чем они только не занимаются! Четвёрка успела кое с кем познакомиться и теперь собирается активно осваивать новые просторы.

– То есть отпала нужда нажимать для них кнопки и работать "мышью"? – сообразил главное для себя Лёхин.

– Э-э, если я понял правильно, чтобы призракам гулять в Интернете, для них надо просто включить компьютер, – сморщившись, вспоминал Елисей. – А вот чтобы попасть в нужные места, нужны какие-то адреса и какие-то куры. А можа, и не куры. В общем, и правда, главное – страниц им листать не надо… Ох, и хорошо, Лексей Григорьич! Мы им ту самую страничку открыли, которую ты спервоначалу им нашёл, – они туда нырнули и ну таскать из сундуков тамошних да всё в домашние папки. Джучи-то мы погулять вывели, а соседские Шишики папки-то нам и сделали. И теперь у нас добра всякого!.. И покухарничать, и повоевать, и музыку душевную послушать… И сказали они нам, что ещё закладки нужно сделать, и, мол, мы, домовые, тоже должны эти самые закладки делать… Да ты, Лексей Григорьич, чего кофе не пьёшь? Остыл, поди?

– Всё это очень здорово, – пробормотал Лёхин, сморщившись от ноющей боли в виске. – Только давайте меня загрузим компьютерными проблемами чуть позже. У меня и своих сейчас достаточно.

– Ах да! – спохватился Елисей. – Когда ты, Лексей Григорьич, уходил с утра, видел я странную вещь, да забыл сказать о том, а потом написал на бумажке, чтоб не забыть.

– Бумажка эта? – спросил Лёхин, вынув из кармана домашних штанов клочок и бросив его на стол. – Про зелёные тени?

– Про них, Лексей Григорьич, про них. Видел я, как они за тобой побежали, тени эти зелёные, будто опоздать боялись. Успел я за тобой до лифта добежать, а эта зелень там, в углу, затаилась и будто бы даже раздвоилась.

– Вот как? Елисей, я ваш мир ещё плохо знаю. Но пару раз уже встречал в кафе "Орден Казановы" зелёных крыс-призраков. Что ты о них знаешь?

Они так увлеклись беседой, что не заметили, как Никодим машинально поднял смятый клочок бумаги и расправил его.

– Крысы-призраки, – задумался Елисей. – Надо же… Не слыхал о таком. Может, они обычные привидения? Траванули их ядохимикатами, вот они, сердечные, и бегают в призрачном виде неприкаянно?

– Ага, и такие они неприкаянные, что могут подвального из его подвала выгнать и за мной по всему городу следить, да?

– Правда твоя, Лексей Григорьич. Сказалось, не подумавши…

– Елисей, – осторожно позвал Никодим, протягивая бумажку.

– Да помню я, что там написал, – отмахнулся домовой – и остолбенел от резкого визга Никодима.

Тот стоял абсолютно спокойно – глаза только злые, но верещал так, что Лёхин схватился за уши. Верещащий визг закончился, едва Никодим понял, что обратил на себя внимание. С тем же непроницаемым лицом он развернул бумажку и показал Елисею. Остолбеневший Елисей только и смог опустить глаза, после чего выхватил клочок из рук Никодима и впялился в него.

Всё ещё ладони на ушах – Лёхин встал и заглянул в бумажку. Ничего нового для себя не увидел. Оборотная сторона, на которой сделана поспешная запись: "В каменном городе я заплутал".

Елисей поднял глаза на Никодима, и Лёхин сообразил, что вляпался в какую-то тайну, известную этим двоим. Потом домовые, с абсолютно бесстрастными лицами, перевели непроницаемый взгляд на хозяина. Лёхин подождал-подождал, сплюнул про себя, сделал морду опытного гангстера, на досуге поигрывающего в покер, и решительно отправился из кухни.

Кажется, такого финта ушами домовые, объединённые на почве общей тайны, не ожидали. Топоток за спиной – и, удовлетворённый маленькой местью, Лёхин позволил себе ухмыльнуться.

– А… куда это ты собираешься? – растерянно спросил Елисей.

Лёхин, уже натянувший спортивный костюм, надевал кроссовки.

– Я весьма многозначительно иду на тренировку.

– Э-э… А почему многозначительно?

– Потому что мне понравилось, как вы многозначительно выглядите, когда так многозначительно переглядываетесь между собой. Чувствую себя при этом однозначным дурачком. А мне это не нравится. А поскольку хотя бы тренировки у меня многозначительные, то и шлёпаю я на них соответственно

Основательно задурив головы домовым, Лёхин выскочил на лестничную площадку и, медленно спускаясь по лестницам, отстучал смс-ку Вече: "Я во дворе".

Два круга по периметру детского сада под моросящим дождём. Ничего. Приятно даже. Пока.

Азартная разминка между детсадом и трансформатором.

Присоединился запыхавшийся, но радостный Веча.

Отправил его вокруг детского сада. Плюнул на разминку – догнал Вечу, и вместе сделали круг. На втором круге присоединился племяш Вечи – Сашка, учившийся в одиннадцатом классе, парень не очень высокий, но быстрый и легко двигающийся. Смышлёная Сашкина физиономия, с внимательными глазами и быстрой улыбкой, Лёхину понравилась.

Потом опять разминка. Племяш старался не отставать. К концу разминки Веча молодцевато кряхтел, горделиво поводя плечами, а Сашке Лёхин велел закончить и бежать домой. Слишком уж пацан хватал ртом воздух – не простыл бы в мороси. Сашка даже испугался, что гонят: пообещал всё делать медленно, чтоб бронхит не заработать.

– Одно замечание – и домой, – предупредил Лёхин.

Ему нравилось думать, что дождь из ливня перешёл в морось, потому что дождю стало завидно. Нравилось думать, что дома его нетерпеливо ждут совершенно обалдевшие домовые. В общем, нравилось думать не о деле.

Но от дела тоже никуда не деться. Едва Лёхин закончил привычный комплекс с гардинкой, он подошёл к Вече и Сашке. Веча улыбался так гордо, словно сам научил Лёхина тренировкам с гардинкой. А Сашка настолько был обворожён действиями соседа, что Лёхин взял его тёпленьким.

– Саша, за что вы втроём били Ромку в нашем подъезде? В апреле дело было.

– Что-о?! – грозно развернулся ошарашенный Веча к племяннику. – Втроём?

– Подожди, Вячеслав, – положил на его плечо тяжёлую длань Лёхин. – Ну, Саша, вспомни: я вас тогда отогнал, а один из вас пообещал подкараулить Ромку подальше от дома.

– Вот ни фига себе – пацаньё…

– Это были вы?!

Племяш глянул на расстроенного дядю, потом снова испуганно на Лёхина. Худое скуластое лицо взрослеющего подростка начало вытягиваться – то ли от придуманной обиды, то ли в защитной маске самой невинности.

Пресекая любые отговорки, Лёхин мягко сказал:

– Ромка пропал почти неделю назад. Бесследно. Я собираю все сведения, которые могут помочь найти его. Так за что вы его?

– Пропа-ал?.. – недоверчиво переспросил Сашка. Лёхин молча смотрел на него – и пацан поверил. – У нас во дворе все девчонки за ним по пятам ходили. У Мишки, ну, того, который угрожал, Ромка тоже девку увёл. Ну, как увёл? Глянул только разок на неё, улыбнулся – и всё. Больше она Мишку видеть не могла. Летом, когда Ромки не было, они помирились. И не только с нею он так. Полыбится – и они все его. Думаете, не обидно?

– А потом? Летом-то этот ваш Мишка со своей девушкой помирился. Но ведь Ромка продолжал ходить сюда, к бабушке.

– Точно! – словно удивился, сообразив, Сашка. – Да ему девчонки будто и не нужны стали. Он кому-то из ребят сказал, что хочет подготовиться на какой-то сложный факультет в вузе. Типа, только учиться собирается. Не до девчонок ему вроде как.

– Значит, за отбитую девчонку били?

– Да какая она отбитая, если ему и не нужна была? Он посмотрел, как подразнил, – и всё на этом. Гулять-то он с ней не гулял.

– Трое на одного! – всё никак не мог успокоиться Веча.

– Вячеслав, дело прошлое, а прошлым не попрекают. У пацанов свои причины для драк. Саша у тебя, вон, взрослый. Подлянкой заниматься не будет. Саша, как?

– Не буду, – вздохнул Вечин племяш.

29.

Бодро взбегая по лестницам, Лёхин считал: десять минут на душ, полчаса на завтрак в обществе домовых. Дорога. Два часа с Аней. А если получится – три. Можно погулять с ней по книжным магазинам. Один раз ходили – Лёхину понравилось: никто никому не навязывал своих вкусов и предпочтений, время от времени зачитывали друг дружке интересные или смешные странички и рылись каждый на своих любимых полках, изредка оглядываясь: "Ты здесь? Я тоже!"

А потом… Ну, потом он уж определится с делами… Раздражало здорово, что не может постоянно заниматься розыском. Очень раздражало. Но время активной работы оказалось именно так распределённым, что поиском Ромки и Лады он мог заниматься, только начиная с вечера.

"Многозначительный" выход Лёхина на тренировку принёс свои плоды: домовые заискивающе заглядывали в глаза, носились как угорелые – лишь бы хозяин был доволен. Лёхин-то и после разминки в хорошее расположение духа пришёл, а уж после ванной вообще растаял. Но домовым не показывал. Вошёл с непроницаемой мордой – и за завтрак с таковой уселся. Быстро закончив с салатом и кашей, перешёл к десерту и только тогда заговорил:

– Спасибо. Сегодня во сне я гулял в каком-то подземелье, по развалинам. Перед тем как проснуться, услышал песню – вот эту самую строку.

Сказал вслух – и понял, что значит каменный город. То самое подземелье. Но говорить о своих соображениях не стал. Если домовые прониклись его реакцией на их переглядывание – объяснят с подробностями.

И – точно. Побросав тарелки в раковину – потом! Всё потом! – домовые поставили перед Лёхиным крекеры и чашку с чаем и чинно уселись перед ним на подоконнике. Елисей глубоко вздохнул и начал:

– Шишика ещё не успели поймать (сверху хихикнули) – снов твоих не знаем. Подземелье – говоришь. А не тот ли это подвал, где в августе с пожирателями душ дрался? Может, понервничал, да и?..

– Нет. В сегодняшнем подземелье подвала точно не было. Я спустился туда по широкой лестнице – да, похоже. И шёл долго по коридору – тоже похоже на подвал. Но из коридора я вышел в самые настоящие развалины. А на стройке такого нет.

– А видел ли кого?

– Видел. Парнишку, с которым вчера подрался, но разошлись мы с ним мирно. Во сне он мёртвый. Видел тех самых зелёных крыс-призраков – они чего-то там колдовали над ребятишками из "Ордена Казановы". Ещё во сне у меня был меч. С ним я налетел на одну из крыс – и оказался дома. И услышал вот эту строку.

– А почему решил, что из песни?

– Потому что пели, – спокойно ответил Лёхин, хотя чуть не взорвался.

Никодим подтянул ноги, обнял колени и горестно уставился в ничто.

– Ромка ведь песни складывал, да как хорошо…

– Каменный город вы видели, Лексей Григорьич, – наконец приступил к главному Елисей. – Место неприступное. И уж как ты туда попал? Не всякий ведь из нашего народу туда пройдёт.

– Да ведь сон!

– Всё одно, Лексей Григорьич. Хотя… есть здесь одна закавыка. Через сон прошёл в Камень-город – значит, позвали. А ты ещё и гулял там – значит, кто-то зацепился за тебя и зовёт крепко.

– Камень-город – он сам как сон: и напророчить может, и душу твою же тебе показать, – вступил в объяснения Никодим. – Ты можешь войти в него и через сон, и обычной дорогой. Ходы только надо знать.

– А вы знаете?

– Нет. В Камень-город дорога нам заказана. Мы существа маленькие, и жизненная сила у нас мала. Появись там я – Камень-город меня выпьет.

– Значит, у подвальных тоже спрашивать не стоит.

– Не стоит, Лексей Григорьич, не стоит. Мы хоть и невидимые человеческому глазу, да привыкли с матерьяльным возиться да общаться. Дороги нам туда не найти.

– Хорошо. А Каменный город – это хорошо или плохо?

– Ох, Лексей Григорьич! А человеческий город – плох ли, хорош? В нём ведь всего намешано. Вот и Камень-город таков: напророчил тебе, предупредил, чтобы ты знал, – хорошо. Развалины вместо домов увидел – плохо.

– А кто в нём живёт?

– Точно не скажем, Лексей Григорьич. Недоступно нам такое знание. Слышали только, что многие из сновидящих там бывают. Они вроде как его и построили.

Лёхин думал в ответ услышать о сущностях несколько иного порядка, чем земные домовые или, например, лешие. Поэтому сообщение Елисея огорошило.

– Получается так, что Шишика со мной в том походе не было?

"Помпошка", сидевшая в вазочке с конфетами и зефиром, развернулась к хозяину всем корпусом. В полуоткрытой пасти белел зефир: Шишик, как всегда, откусил половину и жевать некоторое время не мог. Ещё в августе Лёхин выяснил, что Шишики в основном питаются снами хозяев, а его Шишик к тому же обожал абсолютно материальный зефир. И, как всегда, при виде набитой белым месивом пасти Лёхину захотелось пальцем пропихнуть зефир в "помпошку". Едва желание обрело отчётливый образ, "помпошка" чуть оскалилась, недвусмысленно напоминая о жутких зубищах. Да, такому палец в рот не клади. В прямом смысле, естественно… Шишик, тяжело пыхтя, сглотнул зефир – и, икнув, запихал в пасть вторую половинку.

Домовые терпеливо дождались, пока Шишик доест, и объяснили:

– Если он в то время был на тебе, значит, был и в Камень-городе.

– Ладно. Жаль, что времени у меня маловато. И есть конкретные вопросы. Если вы посмотрите то, что видел Шишик, вы сможете отличить пророчество от настоящего?

– Конечно!

– Так, хорошо. Я ведь правильно понимаю: Ромка спит, а его, так скажем, двойник гуляет по Каменному городу? Смогу ли я по следу двойника выйти на самого Ромку?

– Спящим – нет. А вот если ты, всамделишный, найдёшь вход в Камень-город, найдёшь Ромку там и сможешь с ним заговорить…

Совершенно сбитый с толку, Лёхин только смотрел на озабоченных домовых.

– Но я же буду бодрствовать!

– Это Камень-город, – пожал плечами Елисей. – Если тебя позвали туда – и бодрствующим войдёшь. Ежели зов поймаешь.

Лёхин зажмурился и помотал головой. Не, такие закидоны не для него. Конкретика и только конкретика!

– Пока я одеваюсь погулять, посмотрите у Шишика сон? Мне нужно точно знать, что собой представляет мёртвый парнишка и эти самые крысы с ребятами из "Ордена Казановы".

Елисей запустил руку в вазочку и вытащил чёрно-белый зефир: одна половина белоснежная и напудренная, другая – глазастая и косматая. Пока домовой тянул "помпошку" к себе, та успела вгрызться в сладость – и Лёхин отвернулся. Его чуть не стошнило, едва он представил зефир в собственный рост – и его ещё надо съесть!

Пока Лёхин бегал, собирался – появился Касьянушка. Поспешно поздоровавшись, призрак хотел было рассказать о вчерашних ужасах гуляния в бездне Интернета. Но Лёхин в очередной раз заскочил на кухню, и Касьянушка узрел домовых, внимательно вперившихся в глазища Шишика. Ага, новости! Это даже интереснее, чем расписывать собственные чувства и переживания. И призрак опустился рядом с домовыми.

Лёхин снова влетел на кухню, одетый и обутый, свалился на табурет и потребовал:

– Ну?

– Живой он ещё, Лёнька этот, – сказал Елисей. – Вечером его убьют. Нечаянно. А те четверо, вокруг которых крысы бегают, попали, Лексей Григорьич, в нехорошу историю. Колданули их – сильно, но неумело. Околдованный человек, видишь ли, сидит в границах колдовства, как в яичной скорлупе, ежели наводил человек знающий. А ежели колдун слабый, границы будут с прорехами. В такую прореху влезет любая сущность и сделает с колданутым всё, что захочет.

Лёхин сразу вспомнил, что именно эти четверо били Анатолия.

Четверо, вокруг которых в Каменном городе суетились крысы.

Но крысы склонились и над Анатолием, когда он лежал в служебке.

И Диана бежала в громадной стае крыс.

Вот чёрт! И как всё это связано с пропажей Ромки и Лады? А ведь связь есть – Лёхин чувствовал её, как чувствует забывший слово человек, что вертится оно у него на языке! И вот-вот вспомнит…

– Крысы могут быть сущностями?

– Не могут, а есть.

– Что они делали с ребятами?

Домовые переглянулись, но на этот раз Лёхин не злился. Он видел: они очень хотят помочь ему, поэтому стараются быть точными.

– О чём речь? – влетел в кухню бывший агент.

Касьянушка зашипел на него: "Тихо!" и ткнул призрачным пальцем в глаза Шишика. "Помпошка" шамкнула, но палец, к её сожалению, был призрачным и для неё.

– Четверо ребят. Зелёные крысы, – безнадёжно сказал Лёхин. – Что делают крысы?

Глеб Семёнович сощурился на Шишика, Шишик проказливо сощурился на него. Тем не менее, агент чуть приподнял бровь и обернулся к Лёхину.

– Меняются. Крысы забирают у этих людей временное пространство, а взамен дают определённого типа энергию для поддержания в них какой-то силы.

– Откуда вы это знаете? – поразился Лёхин.

– Ну, в КГБ наш отдел состоял из людей, скажем мягко, не совсем ординарных, – скромно заметил Глеб Семёнович. – И на месте не стояли: обучались в меру сил и возможностей, благо материалу и для теории, и для практики у нас всегда было предостаточно.

Лёхин лихорадочно размышлял: крысы совались в разбитый им, Лёхиным, рот Анатолия – и красавчик вышел из служебки здоровым и невредимым. Примерно понятно, что такое "дают определённого типа энергию", но что значит…

– Что значит временное пространство?

– Ну, Лексей Григорьич, – укоризненно сказал Елисей. – Сокращают срок человеческой жизни, конечно.

Чёрт, на каком курсе учится Диана? Она выглядит зрелой женщиной! "Стоп! – приказал себе Лёхин. – На музпед института часто идут после музучилища. То, как Диана выглядит, – ещё не показатель. Но эти полчища крыс, в которых она шагала, как в волне… Почему их так много? Нет, не так. Почему их так много именно вокруг неё?"

Ладно, это не к спеху. В кои-то веки можно выйти утром не торопясь. Да, чуть не забыл.

– Елисей, я в прошлом году старый зонт выбросил. Не помнишь, чехол от него остался или я его тоже выбросил?

– На пОдлавке лежит, в пакете. – "На пОдлавке" – это на антресолях, над входной дверью, вспомнил Лёхин.

– Не рваный?

– Там шов разошёлся, ближе к тесёмкам, – осторожно, не понимая, ответил домовой.

– Как ты думаешь, Елисей, меч-складенец войдёт в этот чехол?

– Войдёт, Лексей Григорьич, – чуть не запел от облегчения домовой. – А швы я все наново прострочу у Никодима – это мы быстро. И – правда твоя, Лексей Григорьич, хватит тебе из дома безоружным выходить.

– И последнее, Елисей. Августовская защита вокруг дома полностью убрана?

– Ну что ты, Лексей Григорьич! – обиделся домовой. – Таку сложну систему убирать! Мы только узлы некоторые ослабили. Заново натянуть их – минутное дело. Охти ж, Лексей Григорьич! И ведь не сообразил сразу. Ох, крысы-то… Ох-хо-хох! Сегодня же клич брошу – скорёхонько всё и сделаем!

В общем, Лёхина из квартиры проводили как полководца, отдавшего последние распоряжения перед битвой.

30.

Чувствуя себя школьником, сбежавшим с уроков, радостным и немного напуганным, Лёхин топтался у подъезда дома у Привокзальной. А вдруг профессор запретит Ане выходить?.. Но нет, Аня вышла, как всегда – быстро, словно сидела, готовая к прогулке и только в ожидании его звонка.

Сегодня она сразу взяла его под руку. И от мягкого естественного жеста Лёхину вдруг стало так тепло, что он машинально глянул на небо: не солнышко ли вышло да пригрело? Одновременно он чуть скосил зонт, и со спицы на нос шлёпнулась здоровая капля. Лёхин сморщился и засмеялся.

– Вспомнилось что-то? – улыбнулась Аня.

– Да нет. Показалось – солнце выглянуло.

По дороге в кондитерскую он рассказал ей о драке компаньонов на задворках "Ордена Казановы", о странном смехе Дианы при взгляде на Анатолия, о том, что в кафе видели и Ромку, и Ладу; о внезапном поединке около полуночи и о сне, в котором он видел своего противника мёртвым. Сказал и о том, что была подсказка: противник, Лёнька, умрёт сегодня к вечеру.

Кондитерская, как обычно поутру, пустовала. Сегодня, впрочем, народ в лице троих присутствовал. Пока Аня заказывала, допили свой кофе и убежали две девушки, которым Лёхин и Аня улыбнулись уже как знакомым. Как же – раз пятый-шестой встречаемся!.. Ещё один тип в кожаном плаще сидел, отгородившись от мира газетой, спиной к их столику.

Пока Аня заказывала, как и договаривались, на свой вкус, Лёхин взял чашки с кофе и понёс к своему столику. Улыбчивая продавщица помогла Ане донести заказанное. С сомнением оглядывая богатый стол, Аня пожала плечами:

– Легче было бы заказать один торт на двоих.

– Что я завтра и сделаю! – с угрозой сказал Лёхин, и она тихонько прыснула в кулачок.

Распробовав по кусочку торта, они улыбнулись друг другу, как заговорщики. Лёхин вынул фотографии и подвинул стул ближе к Ане.

– Вот.

– Ты прав. Незаметная, – рассматривая Ладу, подтвердила Аня впечатление Лёхина. – Такую вряд ли пригласили бы в "Орден Казановы" как…

– … как компаньонку, – закончил Лёхин.

– А это Ромка, значит… А он?..

Лёхин дотронулся до её пальцев, а когда Аня удивлённо взглянула, почти беззвучно сказал: "Тсс…" Она замолчала и скользнула взглядом по зеркальным стенам. Нет, больше никто не входил в кафе.

На столе, среди одноразовых тарелок и чашек, носились, играя в догонялки, два Шишика. Они здорово были похожи на разыгравшихся котят, особенно когда один, вылетая из-за посуды, резко, нос к носу, сталкивался с другим – и оба вставали на дыбы, мелкими шажками пятясь друг от друга.

Аня едва заметно кивнула – что, мол, случилось?

Некоторое время глядя ей в глаза, Лёхин размышлял: нет, вроде, отношения у Ани с братом хорошие. Но, наверное, рассказа о проблемах подруги с "Орденом Казановы" сегодня не дождаться. Ладно, деваться некуда. Чуть повернув голову в сторону соседнего столика, занятого типом с ворохом газет, Лёхин ровно спросил:

– Дмитрий Витальевич, не хотите присоединиться к нам?

Изумлённая Аня откинулась на спинку стула, сжала руки.

Шишики остановились, любознательно вылупившись на кожаную спину с газетами. Шишик Ник отвлёкся первым: он остановился рядом с куском торта, на котором восседало нечто похожее на зефирину. Ник присел напротив тарелки и принялся умилённо созерцать кондитерское произведение искусства. Через секунды две к нему присоединился Шишик Профи: пока пойманный из-за него хозяин придёт в себя от неожиданности, терять время не хочется, а здесь – такая красота. Вкусная, наверное!

Лёхин тоже размышлял, глядя на застывшую спину Соболева. По дороге к Ане он забежал в магазин купить зефиру и теперь думал, удобно ли его вытаскивать… Додумать не успел.

Вздохнула Аня. Соболев встал и присел к ним, изрядно сконфуженный, хоть и с упрямо впяченной нижней губой.

– Дима, тебе кофе?

Не дожидаясь ответа, Аня встала и решительно пошла к прилавку.

– Как вы догадались, что я… здесь? Вы вошли, сели, разговаривали… и вдруг…

– Шишик ваш здесь, – объяснил Лёхин. Сомнения разрешены: он вынул из подвешенного на спинку стула пакета лакомство и водрузил две зефирины на освободившуюся тарелочку.

Вернувшаяся Аня успела поставить чашку перед братом – и ахнула: два зефира, которые здесь, в кондитерской, она не брала, жёстко шмякнулись друг в друга и мгновенно уменьшились по бокам: две "помпошки" пожирали белую массу, сидя на противоположных краях тарелки и остолбенело таращась друг на друга.

Не сводя глаз с зефира на тарелке и испаряющегося в пространстве, Аня села. Лёхин аккуратно взял Шишиков за шкирки – благо теперь понятно стало, где эти шкирки, – подвинул их в середину тарелки, а саму тарелку поставил посреди другой посуды. Постороннему глазу такого чуда лучше не показывать.

– Шишики всегда выдают своих хозяев? – сухо осведомился пришедший в себя профессор. Он понюхал принесённый сестрой кофе, чуть сморщился, но отпил.

– Нет. Только когда считают это необходимым.

– Я… иногда вижу контуры.

Профи высокомерно приподнял лохматые бровки, покосившись на хозяина, и сунул в пасть вторую половину зефира.

Услышавшая про Шишиков, Аня спросила:

– Они любят зефир?

– Они питаются снами хозяина, любят зефир и обожают всякие карты и схемы. Дмитрий Витальевич, надо будет – потом расскажу подробнее. Сейчас меня интересует следующее: что вы знаете о кафе "Орден Казановы"?

Аня вздрогнула так, что Лёхин взглянул – что с ней? И поразился: она не то что побледнела – посерела, глядя на брата. Профессор же оставался спокоен, разве что любопытство в глазах сменилось ледяным безразличием.

– Знаю то, что слышал от людей, посещавших его.

Паранормальный уровень зрения здесь ни при чём. Лёхин кожей ощутил, что Соболев, только что разговаривавший с ним о Шишиках словно через открытое окно, медленно, но плотно это окно закрыл. И Аня замкнулась. Уйди теперь профессор – она уже ничего не скажет об истории подруги. Но Лёхину необходимы любые крохи информации об "Ордене Казановы". И Лёхину нужна Аня.

Профи оглянулся на хозяина, но тот, хоть и бушевал цветовыми вихрями сильных отрицательных эмоций, не уходил. А половинка зефира – на тарелке. И Шишик Ник уже внимательно рассматривает свою долю… Ещё раз опасливо покосившись на хозяина, Профи быстро сунул в пасть угощение.

– В общем, так, – сказал Лёхин. – Повторю ещё раз: если ваш Шишик хотел, чтобы я его увидел, – это неспроста. От моего он знает о теме нашей с Аней беседы. Значит, он хочет, чтобы вы рассказали мне всё, что знаете об "Ордене Казановы". Чтоб вам легче было, начну я. Пропали двое. Почти дети. "Орден Казановы" как-то связан с их исчезновением. Аня, фотографии у тебя. Покажи.

Заинтригованный, а потому чуть расслабившийся, Соболев взял снимки. Фото Лады отложил сразу.

– Эту я точно не знаю.

Ромкину фотографию рассматривал дольше и, судя по нахмуренным бровям, мальчишку узнал и теперь вспоминал, где его видел.

– Это компаньон?

– Нет. Он только выглядит взросло. Перешёл в одиннадцатый класс.

– А почему на нём плащ компаньона?

– Кажется, он ходил к кому-то из знакомых в кафе, – осторожно сказал Лёхин. – Может, из тамошних ребят интереса ради подарил или одолжил для фотосъёмки.

– Да, конечно! Я видел его в конце августа или в начале сентября: он вышел из вашего подъезда и сел в джип. Что он делал в вашем подъезде? Вы знакомы с мальчиком?

– Шапочное знакомство, – ответил Лёхин, размышляя: спросить не спросить, а что сам профессор делал у его подъезда? Начал слежку уже с тех времён? Кажется, Аню тоже интересовал этот вопрос: она оторвалась от зрелища толчками исчезающих зефирных половинок и заглянула брату в глаза.

– Шапочное… – задумчиво повторил Соболев.

– Его бабушка – моя соседка по лестничной площадке.

Аня через стол протянула руку, опустила на ладонь брата.

– Дима, могут быть ещё трагедии.

– Я не могу об этом говорить. Скажи сама.

– Года два назад у нас в семье случилась беда, – начала Аня, не выпуская ладони брата. – У Димы была жена и двое детей. И всё бы хорошо… Но однажды Лида встретила одного из компаньонов "Ордена Казановы". Он буквально околдовал её. За три дня она отнесла ему все свои драгоценности – она из старинной профессорской семьи, и её драгоценности – почти раритет. А на четвёртый день он объявил Лиде, что она ему неинтересна, так как с неё нечего больше взять. Она буквально на глазах таяла от какой-то болезненной страсти к нему. А потом не выдержала. Она взяла… В общем… В общем, самоубийство. – Она заморгала, останавливая слёзы. Соболев упорно смотрел на Шишиков – те на него. Собравшись с силами, Аня договорила: – Мы пытались выяснить, кто из компаньонов… Но, естественно нам не сказали.

Бесстрастное лицо профессора не дрогнуло, зато в ладонь сестры он вцепился так, словно она вытаскивала его из пропасти.

Лёхин же, взглянув на осунувшееся лицо Ани, вдруг вспомнил её вчерашнюю реплику. Он сказал, что приглашён в кафе "Орден Казановы". И что даже успел побывать там. Аня сделала какой-то странный вывод: "… тебя пригласили в "Орден Казановы", а сегодня ты здесь, со мной". Вчера он не понял её слов. Сообразил сегодня. Она поразилась, что с ним всё в порядке. Значит… Значит, нет никакой подруги. Просто однажды её хороший друг, возлюбленный, а может, даже жених, не пришёл на свидание, потому что влип в "Орден Казановы". Отсюда – "…А сегодня ты здесь, со мной". Вот так. Вот почему она так замкнута… И почему-то вспомнилось странное фото, во сне взятое с трупа самоубийцы: скучающая Диана и влюблённо глядящий на неё молодой мужчина. А ещё вспомнился кулон с кодексом компаньонов "Ничего личного"…