Текст книги "Кодекс Ордена Казановы (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Олег, Елисей тебе кланяется. На краю стола, рядом с раковиной.

Чтобы не смущать гостя, Елисей взялся просушить только вымытые чашки. В очередной раз попытавшись увидеть домового и снова не добившись результата, тем не менее, обрадованный Олег тоже поклонился чашкам, которые проворно вытирались о полотенце.

– Здравствуйте, Елисей.

Осчастливленный Олег поспешил звать Саню к обеду.

– Смущать да отвлекать не буду, – сказал Елисей. – Скажешь Олегу-то, что одни вы на кухне, пусть не вертится, ест спокойно. А чтоб и ты ненароком на меня не загляделся, пойду в комнату поглядеть на новую игрушку.

После первых охов-ахов за обедом беседа повернула в более спокойное русло. Немногословный Саня интересовался только главным.

– С ребятами их фирмы я договорился: интернет вам подключат уже завтра. Вам точно ничего не надо показывать? Как включать-выключать и всё остальное по мелочи?

– Да ему помогут! – с небрежной гордостью бросил Олег, прямо лопаясь от приобщения к тайне.

– Конечно, помогут! – подтвердил Лёхин, жалея, что нельзя исподтишка показать Олегу кулак. – Олег-то у меня всегда под рукой. Чуть что – звоню ему.

– Так, я оставляю вам два номера: вот по этому вы позвоните сегодня же, чтобы ребята знали, когда вы завтра свободны, чтобы подъехать. А это номер Андрея. У него маленькая мастерская по ремонту компьютеров. Если краска в картридже закончится, звоните и приезжайте – он заправит при вас… Мм… Этот салат последний?

– Ещё полкастрюли, – успокоил Лёхин.

– Спасибо, – серьёзно сказал Саня, когда Олег просто передал ему вновь наполненную салатницу.

– На здоровье! – весело ответил Олег. Он вообще светился счастьем и радостью, будто сам готовил все салаты.

Далее разговор пошёл достаточно обобщённый, и Лёхин решился спросить:

– Ребята, не знаете, что за кафе такое – "Орден Казановы"? Слышал, там очень дорого…

– Тебя пригласили, или сам хочешь сходить? – вскинулся Саня.

– Пригласили, но так… Музыку послушать. Я ж музыкант. А что?

– Если пригласили, лучше откажись. Сам пойдёшь – ещё ничего. А приглашённый – бабки бешеные уже за вход дерут. Коктейль стоит столько, что Ротшильд изрыдается. И вообще… Место нехорошее. Про "Казанову" слухов много нехороших ходит.

– А что именно? – полюбопытствовал Олег. – Вы ведь про тот "Орден Казановы", что на проспекте, через дорогу от гостиницы?

– Про тот. По ценам эта кафешка – для элиты. Слышал, пригласили туда двоих наших, из компьютерщиков. Один раз они сходили, другой. А потом как на травку подсели: бегали туда, пока деньги были, работу забросили. Один, говорили, даже квартиру продал, чтобы в "Казанову" ходить…

– Может, у них там нелегальный игровой клуб?

– Вряд ли… Слышал ещё, у них девицы ушлые – клиентов заманивать. Может, влюбился в которую из них.

– А второй?

– Что второй?

– Тоже квартиру продал?

– Насчёт квартиры не скажу – не слышал, врать не буду. А вот то, что про него говорить перестали, – это да. Пропал человек с концами. Так что больше ничего об этом кафе не знаю.

Саня сказал последнее настолько решительно, что Лёхин понял: продолжать беседу о "Казанове" не стоит.

Впрочем, темы для разговора нашлись не менее интересные для всех троих. А потом пошли в комнату, где Лёхину показали, где как что включается. К своему удивлению, Лёхин, считавший себя в технике дуб дубом, легко сообразил логику работы на "компотере" (вот ведь словечко Елисея пристало!).

9.

Когда ушли Олег и Саня, Лёхин показал "домочадцам", какие интересности оставил им компьютерщик: десяток фильмов, море музыкальных записей и даже записей книг. Но всё затмил пасьянс "паук". Лёхин, хоть ему и показали, и заставили повторить, как раскладываются карты, чувствовал себя ещё неуверенно. И вот уж где призраки оторвались! Так они не орали со времён последнего футбольного матча. Каждый хотел, чтобы Лёхин сделал именно им увиденный ход. С перепугу, что сделает что-то не так, Лёхин забывал, куда нажимать, "мышка" в руке дёргалась, и вместо переноса определённой карты или целой группы в нужное место он просто "ездил" с этими картами по всему экрану. И, если бы не Шишик…

Именно Шишик спас положение. Сначала он метался туда-сюда, помогая хозяину "хватать" карты, перетаскивать их с места на место, выбирать ходы… И, когда Лёхин, под азартными воплями постепенно набухая злостью и обидой ("Мне тоже хочется поиграть!"), готовился взорваться, катавшийся вокруг его руки с "мышкой" Шишик вдруг исчез. И – тишина. Растерявшийся Лёхин застрял, никто их привидений не помнил, как надо искать выбор ходов, откуда берутся новые карты.

– А ща мы его поймаем! – кровожадно прогудел Дормидонт Силыч, оглядывая потолок в поисках неугомонной "помпошки".

Но взгляд Лёхина остановился на панели компьютера, потом за подтверждением метнулся к настенным часам. Восьмой час!

– Елисей, Глеб Семёныч! – обратился он к двоим, не участвовавшим в общем оре. – Компьютер оставляю на вас.

Домовой и призрак кивнули и под изумлённые вопли Касьянушки: "Батюшки, и когда ж вы упомнили дело тако сложно?!" принялись за игру: Елисей пока медленно – осваиваясь с "мышкой" (ему, чуть больше кошки, приходилось нажимать на неё двумя руками), – вывел разложенный пасьянс из тупика под спокойные подсказки бывшего агента.

Когда Лёхин забежал в комнату за мобильником и ключами, присмиревшие Касьянушка и Линь Тай слушали лекцию домового, как же раскладывается пасьянс, а Дормидонт Силыч летал над ними, по-хозяйски уперев кулаки в бока, и степенно предавался воспоминаниям о большой игре в гостиницах и ресторациях, где останавливался в деловых поездках. Негромкий голос домового и важный, рассудительный – призрака звучали мирно и по-домашнему. Лёхин вздохнул, вспоминая недавний ор. Вздох ещё не закончился, а на плечо свалился Шишик и торопливо удрал в карман. Лёхин хотел было погладить карман, но решил, что Шишик прав: лучше не привлекать внимания. А ещё он подумал с благодарностью, что "помпошка" и в самом деле ничего не рассказала домочадцам об Ане.

… Пока шёл из дому, дождь мелко сеял, давая надежду на скорое окончание. Но едва Лёхин вышел из троллейбуса и успел сделать пару шагов, хляби небесные, видимо передохнув, разверзлись с новыми силами, да ещё к ним прибавился ветер. Ветер оказался очень резким и явно не знающим, чего именно хочет: он бросался из стороны в сторону, таща за собой и хлёсткие дождевые волны. В общем, пока Лёхин добрался до газетно-журнального киоска, здесь же, на остановке, он тысячи раз пожалел, что снова надел куртку, а не какой-нибудь скафандр. Но и козырёк киоска не спас: дождь переросший в серьёзный ливень, вознамерился превратить Лёхина в нечто основательно раскисшее от воды.

В панике, регулируя зонт и пытаясь противостоять ветру, Лёхин было подумал, не вернуться ли домой. Но кафе через два здания от киоска. Причём, оба дома объединены угловой аркой, где можно спрятаться и переждать уже не столько дождь, а обозлившийся по какой-то причине ветер.

И он добежал до арки, где прятались две-три понурые мокрые личности. Живо ощущая себя таким же, Лёхин закрыл зонт и приготовился стоически пережидать стихийное бедствие.

Дорога напротив угловой арки тоже изгибалась поворотом, так что во временном убежище царил постоянный световой фейерверк от проезжающих машин. Лёхин чуть приподнял ногу с промокшей до колена штаниной и со вздохом опустил её, хлюпнув ботинком. "Они там в пасьянс играют", – завистливо вспомнил он и перешёл ближе к стене: прямо на то место, где только что стоял, хлынул дождевой ручей. Потом ещё ближе. Ручей разливался сильным половодьем. Лёхин пригляделся и в наезжающем машинном свете нашёл место, где асфальт чуть дыбился.

Мимо с залихватскими воплями: "Ой! Ай! А-а!" выбежали из арки те самые понурые личности. Сейчас они казались такими весёлыми и бодрыми, что Лёхин сразу сообразил их состояние – море по колено! Да и чем занимались они под аркой, понурившись над брошенной теперь у стены бутылкой, тоже стало ясно.

Под аркой сразу стало пустынно и даже немного жутковато. Да ещё сквозняк.

Лёхин сразу обозлился, вспомнил Санины слова и возмутился: "Дорогой вход? Ну, нет. Если меня пригласила Диана, пусть и проведёт в кафе. Если не подойдёт – разворачиваемся и уходим. Но платить за вход туда, куда я, в общем-то, не собирался идти, а пришлось тащиться по такой погоде!.."

Он уже привычно принялся произносить монологи, потихоньку двигаясь к желаемому выводу: а на фиг мне это кафе вообще? – как выползший из воротника куртки Шишик деликатно лягнул его в подбородок. Лёхин Шишику доверял, поэтому оглянулся мгновенно. В следующий миг, подпрыгнув и вцепившись в нос хозяина, "помпошка" подкорректировала взгляд: Лёхин опустил глаза. А Шишик спрыгнул на его плечо, бдительно озирая окрестности.

В архитектуре Лёхин откровенно не силён. Арку он аркой мог назвать, а вот по частям её прокомментировать… В общем, эта арка изнутри имела по бокам колонны, встроенные в края проёма. Если снаружи – то стена просто гладкая, а изнутри получался небольшой угол. И в одном из углов, с противоположной дороге стороны, снизу что-то шевелилось.

Несколько секунд Лёхин тщетно всматривался в тёмный угол, потом понял, что Шишик не возражает подъехать ближе, и зашагал вперёд.

Брелок для ключей от дома ему подарила Аня. Маленький фонарик. Тогда он принял его с благодарностью как сувенир, напоминающий о ней. Но сейчас Лёхин чувствовал тепло, греющее его, продрогшего, при мысли, что именно Аня сумела совместить в подарке и практичность, и игрушку.

Вынув на ходу брелок и остановившись перед углом, Лёхин включил фонарик. И – аж сердце захолонуло: две огромные зелёные крысы подпрыгивали, стараясь достать до ниши, образованной выпавшими из стены кирпичами. Ниша находилась почти в метре от земли, и мелькнуло в ней что-то вроде тряпочки с бородой. Борода дело и решила.

Крысы обернулись на фонарик, замерцавший в их круглых злобных глазёнках странным, серебристо-кровавым отсветом. Потом развернулись полностью. Стоя на месте, пару раз садились, свесив перед собой голые лапы, и снова возвращались к положению на четырёх лапах, словно вымаливали что-то. Или не решались на что-то. На что – Лёхин даже и думать не хотел. Вспомнил примерную ситуацию с Ромкой, "трое на одного", и жёстко, безапелляционно сказал:

– А ну-ка брысь отсюда, пока по мордам не напинал!

Крысы замерли, но что-то в их неподвижности буквально кричало: миг – и они кинутся на человека. Внезапно Лёхин подумал, что те, понурые, которые весёлые, стояли как раз здесь, распивая своё веселье. Неужели крыс не увидели? И – новое озарение: да, не увидели, иначе обнаружили бы и бороду в нише. Вывод? Он сам и не заметил, как перешёл на другой уровень зрения, а крысы – из тех же паранормальцев. И – ещё один вывод: они понимают, что им говорят.

– У меня ботинки – недавно из ремонта, – негромко сообщил Лёхин. – Хотите – продемонстрирую железные набойки? А теперь представьте, с каким удовольствием заеду этими железками по морде или по рёбрам той, которая первой прыгнет ко мне? Уж одной-то я точно позвоночник сломаю.

Секунда, две – обе метнулись по сторонам от Лёхина. Он стремительно развернулся – ещё со спины нападут! – но крысы, одна за другой, двумя вдруг призрачно зазеленевшими волнами ускользнули за угол.

– Башку-то убери, у, любопытная… Не лезь, рано ещё… Охти ж тебе, осспадя…

На шёпот за спиной Лёхин обернулся не сразу, но всё же обернулся, пустив луч фонарика так, чтобы глаза не резал кому бы то ни было.

Портрет – в две головы. Одна – с печально обвисшим носом-картошкой, печально-косматыми бровями, обвисшими над усталыми круглыми глазищами, – и всё это в обрамлении густой мокрой бороды и косматой копны волос, над которыми сверху водружена то ли полотняная шляпа типа панамы, то ли колпак. Чуть выше первой головы – вторая, кошачья, с горящими от любопытства, мерцающе-коричневыми глазами.

Лёхин как-то вдруг вспомнил: однажды Елисей познакомил его с подвальным Кирюхой, и на том красовался такой же приплюснутый колпак.

– Подвальный, что ли? – спросил Лёхин.

– Угу, – насторожённо ответствовал бородач. – А ты кто будешь, мил человек?

– Прохожий. Помочь вам чем или как?

– Дык, помог же уже, отогнал вражин-то. Да не лезь ты, Муська, щас отодвинусь – да и спрыгнешь, морда твоя любопытная…

Лёхин хотел было посоветовать подвальному самому сначала спрыгнуть, но потом сообразил, что у того наверняка свои резоны, кому как и когда.

Кошка спрыгнула, задрала голову к подвальному. Тот – Лёхин держал фонарик сбоку, солидно поднял передний край своей длинной рубахи и принялся что-то накладывать в получившееся вместилище. Живо заинтересованный, Лёхин направил луч фонарика на тёмную, чуть шевелящуюся кучу. Блеснули круглые глазёныши и влажные носишки, встали торчком насторожённые уши… Четыре, пять, шесть… Шестой сонно пискнул – и кошка тут же встала на задние лапы, мурлыкнула успокаивающе.

Подвальный присобрал края рубахи, чтобы не уронить котят, и глянул вниз: далеко ли до земли. Не убирая фонарика, Лёхин крепко взял подвального под локти и бережно ссадил ближе к кошке, подальше от побежавшей под ногами лужи.

– Спасибо, мил человек, – поклонился подвальный.

– Может, вас проводить куда? – уцепился Лёхин за предлог не пойти в кафе. – У меня и зонт есть. Да, меня зовут Алексеем Григорьичем.

Шишик с плеча хрюкнул, подтверждая личность хозяина. У кошки сразу глаза разгорелись, но Лёхин высокий, "помпошку" не достать.

– Бирюк я. В подвале этого вот дома жил, а таперя сюда со всем своим хозяйством перебираюсь. А хозяйство-то настоящее своё, правда, оставить пришлось. Вот эта приблуда нашла, где окотиться. Тащу вот… А помощи нам не нужно. Я вон со двора за угол сверну, а там и встретят меня, у окошка. Приветят на первое время.

Но Лёхин на всякий случай всё-таки вышел со странной компанией во дворы. Да, маленькое подвальное окошко оказалось недалеко, однако без зонта промочило бы всех под ветром, захулиганившим в обнимку с рванувшим ливнем.

Распрощавшись с Бирюком и кошкой, Лёхин решился зря время не терять. И решительно направился из арки в кафе, уже с беспокойством думая о позднем времени. Арка располагалась на повороте, и машины именно здесь начинали послушно медлить, идя против сплошной воды навстречу. Света полно – Лёхин фонарик убрал.

Вот уже перед глазами поплыла стена пристроя с готическими буквами "Орден Казановы", вот уже видна лестница вниз, в полуподвальное помещение…

Лёхин встал, как вкопанный. Как сказал Бирюк? "А хозяйство-то своё, правда, оставить пришлось… Приветят на первое время"? Бирюк с кошкой не просто переезжали. Его из подвала выгнали те жуткие крысюки, которые не видны обычному человеческому глазу… Из подвала, в котором располагается кафе "Орден Казановы"… Так-так.

10.

Едва Лёхин шагнул на первую ступеньку лестницы, Шишик, ворча что-то негодующее, сполз с плеча под куртку. Итак, "помпошке" кафе "Орден Казановы" не понравился уже с первых шагов по его территории.

Лёхин и сам насупился, присовокупив к ворчанию Шишика воспоминания о Бирюке, спасавшем кошку с семейством.

Но делать нечего. Он спустился до двери освещённой сверху хаотичными зигзагами розовато-сиреневого цвета. Цвет здорово действовал на глаза и на нервы. Лёхин ещё подумал с усмешкой, не включить ли собственный фонарик. А ещё почему-то вспомнилась школа и учительница физики, которая учила подопечных практичности. В десятом классе её ученики поняли, что практичное знание – это здорово, и дважды безнаказанно сорвали контрольную по алгебре. Дело было в пасмурные дни. А математика в расписании всегда шла первыми уроками. На время перемены математичка выходила дежурить в коридор, потом входила в полутёмный кабинет, тянулась к выключателю. Щёлк – и тогдашние стоваттовые лампочки, за тремя обручами мал, мала, меньше, пшикали и гасли. Секрет прост: к негорящей лампочке прилепляли мокрую бумажку – так, полоску, почти невидимую сверху. Самое трудное в этой ситуации – каменную морду до конца удерживать. Математичка так и не узнала, в чём дело: лампочки вывинчивали потом десятиклассники же, а вызываемый электрик только руками разводил.

Щурясь от неприятного света, Лёхин ностальгически вздохнул. Да, жаль, нельзя здесь такую штуку учудить. Высоковато. Да и сработают ли эти трубки жуткого цвета, как обычные лампочки, из-за обыкновенной бумажки?

Ухватившись за богато декорированную ручку, он открыл дверь.

В маленькой комнате, обвешанной по стенам где надо и где не надо какими-то драпировками, царила тишина. У двери в самый обычный гардероб, в кресле, сидела красивая девица. Сначала Лёхин решил, что на ней суперкороткая юбка и что девица сидит на каких-то длинных полосках. Потом сообразил, что на девице такая же одёжка, как у Дианы: юбка-то длинная, но множественные разрезы, скажем так, сокращают эту длину. Впрочем, ножки у девицы неплохи: полные и очень даже аппетитные.

Справа от гардероба – две двери, видимо, в зал кафе. Их охраняли здоровенные парни, затянутые в смокинги. Причём, почему-то решил Лёхин, смокинги явно шили им по меркам, но в стремлении продемонстрировать лучшие качества их развитой мускулатуры. Сначала Лёхину показалось, что охранники – братья. Потом понял, что у хозяина кафе всё в порядке (или нет?) с юмором: на роль атлантов он подобрал лучшие образцы высмеянных давным-давно качков: одинаково бритые головы с неизменно низким лбом в складочку, под насупленными бровями прячутся маленькие глазки; кривой, разбитый наверняка в драках нос нависает над странно безвольным ртом.

Вошедшего Лёхина никто в упор не замечал. То есть качки-то демонстративно заметили: чуть приподняли грудь – плечи назад; туда же, назад, за спину, сложили руки. Лбы чуть нахмурились, а глаза чуть ли не вцепились в вошедшего. Но – молчали.

Лёхин хотел было обратиться к девице. Но вдруг повеселел и решился похулиганить. Неспешно, с лёгкой улыбкой подойдя к охранникам, он внимательнейшим образом оглядел их и сочувственно сказал:

– Да, ребята, тяжело, наверное, в таких костюмчиках драться. Руку поднимешь – под мышкой, небось, дырища сразу. Но – терпите. Положение обязывает. Это вам не магазин какой-нибудь охранять. Не хухры-мухры объект. Точно? – спросил он, глядя в глаза того, что слева.

Тот было открыл рот ответить по спровоцированной инерции, но захлопнул, наливаясь тёмными пятнами по лицу.

Второй то ли умнее, то ли ещё что – не успел Лёхин отвернуться, спросил с претензией:

– Ты кто такой, ваще, а?

"Сам ты ващА!" – легко и весело подумалось Лёхину. Что-то в этих неподвижных гигантах и странно отсутствующей девице вызвало в нём желание дерзить и хохмить, а может, если представится возможность – и подраться. Лишь бы расшевелить.

– Я, ребята, инструктор по восточным единоборствам и грегорианской борьбе. Слыхали такое? Хотите, дверь за вами одним ударом выбью?

В скалистых глыбах вроде проснулось что-то живое, интерес какой-то, но Лёхин уже отвернулся к девице. Присев на корточки, он поразился: если те двое, хоть немного выглядели по-человечески, эта изображала статую – "Ангел задумчивости", "Гений покоя". Посидев немного и убедившись, что за минуту и далее она ни разу не моргнула, Лёхин чуток помахал перед нею ладонью.

– Ребята, она спит?

"Ребята" скосились друг на друга, но смолчали.

То ли от воспоминаний о школе, то ли от напряжёнки, которую он здесь ощущал, но Лёхин прочувствовал, как хорошо знакомое тепло адреналина начинает повышать его температуру, подталкивая к действиям, о которых, может, он и не подумал бы, встреть его присутствующие иначе.

Он поднялся с корточек, деловито подошёл к девице и, взяв её, словно ребёнка, на руки, перенёс на широкую, обитую чем-то вроде бархата доску в окошке гардеробной. Прислонив застывшую девицу для надёжности к вертикали решётки, он отошёл, будто художник, любующийся дописанной картиной. После чего оценивающе склонил голову и, самодовольно провозгласив:

– Красота! – уселся в освободившееся кресло.

"Интересно, – снова подумалось ему, – сколько мне придётся здесь сидеть, пока не найдётся кто-то адекватный?" Дотянувшись до зонтика, Лёхин раскрыл его подсушить, а затем снял куртку и расправил на боковой поверхности кресельной спинки.

– Ну, вот, почти домашняя обстановка! – бодро сказал он и вконец обнаглел: – Ребята, а сюда что-нибудь из вашего кафе можно заказать? Кофейку горячего, например? Чайку на худой конец… – Он откашлялся и, затаённо улыбаясь, добавил: – Чайку-то как раз не на худой конец, конечно, а лучше всего – по такой погоде. Представляете: чашка, синяя, в белый горох, в ней горячий-горячий ароматный чай, такой прозрачно-коричневый. Ложечкой помешал – и тени закачались, закружились в чаёчке… А к чаю хотелось бы пирогов. Вот представьте: только что из духовки, корочка маслянистая, горячего, желтовато-коричневого цвета. Отломишь чуток – и перед тобой тесто, белое, пышное, хлебом горячим пахучее. И чтоб первый пирог – с зелёным луком и яйцом, и начинка чтоб не просто так, посмотреть, а щедрая, нежная – сливочным маслом пропитанная. А второй пирог пусть будет с тушёной капустой (лица качков обрели почти человеческое выражение, и Лёхин мстительно подумал: "Держись, ребята! Я ещё до яблочного не добрался!"). Берёшь нож, осторожно режешь красоту эту духмяную, а по кухне аромат – тушёной капусты со свежевыпеченным хлебом да ещё крепкой поджарки. Берёшь один кусок, а из него – сок капустный в масле… Ммм…

– Слышь, а чё те надо? – жалобно спросил, сглотнув и не раз, молчавший до сих пор охранник.

– Да ничего особенного. Меня сюда Диана пригласила.

– А чё ты раньше не сказал?! – завопил второй охранник. – Пришёл тут со своими пирогами и голову морочит!

– Какие пироги? – в свою очередь удивился Лёхин. – Я только помечтал, чего бы в дождь мне хотелось. А кого надо было спросить о Диане? Вас? Или этот манекен?

– Я не манекен, – тихо сказали сбоку. – И освободите моё кресло.

– А где написано, что оно ваше? – буркнул по инерции Лёхин и встал.

Почти в то же мгновение девица, спрыгнувшая с окна гардеробной, шагнула ему навстречу. Лёхин чуть не свалился от неожиданности и страха наступить ей на ногу. Не успел переступить, чтобы встать удобнее, как девица, с тем же отсутствующим выражением лица, что и прежде, схватила его за рукава джинсовой рубахи. Лёхин изумился: тоже не рассчитала шага, тоже боится упасть? Доизумляться не успел. Девица, полуоткрыв рот, часто задышала и потянулась к нему. Теперь уже перепуганный Лёхин жёстко схватил девицу за локти.

– Барышня, ты астматик, что ли?

От слабо трепыхающейся в руках девицы он в панике поднял глаза на охрану: "Чёрт, а вдруг это провокация для шантажа?! Поэтому народ сюда до упора ходит и деньги выкладывает?!"

Но у двоих в смокингах оказались одинаково потрясённые физиономии.

– Да ёлки-зелёнки! Что у вас тут происходит?! – рассердился Лёхин и пихнул девицу в кресло. – Так. Давайте по-деловому. Время на вас ещё тратить! Вопрос напрямую: можете вызвать Диану?

– Заплатите за вход – и увидите Диану! – пискнула девица.

– Сколько?

– Три тысячи!

Лёхин нагнулся за зонтом, сложил его. Надев куртку, обернулся к охране.

– Пока, народ! Интересно было познакомиться со столь невообразимо обаятельными личностями!

Отвернулся и шагнул к входной двери. Всего два шага – и спина заледенела от обалденной красоты бархатного баритона:

– Диана, это твой гость?

Раздавшиеся в стороны от дверей охранники тупо таращились в ничто, вытянувшись по стойке "смирно". Между ними стояла Диана, в том же платье с разрезами (впрочем, нет. То было чёрного цвета, а это – фиолетовое, с золотистыми блёстками – концертное, наверное), с волосами, гладко прибранными назад, и сияла столь ошарашивающей красотой, что Лёхину аж в груди больно стало.

Она стояла и спокойно улыбалась – картинкой к сказкам о прекрасных принцессах. Особенно на фоне Кащея Бессмертного – обладателя того самого роскошного голоса. "Вокальное, небось, закончил!" – с некоторой завистью решил Лёхин. Итак, высокий, несколько лишне худой, лет пятидесяти тип в чёрном отечески улыбался Лёхину, отечески же обнимая за талию Диану, словно благосклонный дядюшка, который вот-вот тихонько подтолкнёт влюблённую девицу к её не очень желанному роднёй избраннику.

И подтолкнул. Диана неспешно подплыла к Лёхину, отобрала зонт, помогла снять куртку и бросила вещи стоящей возле кресла девице.

– Пойдём, Алёша, скоро мой номер.

Его ввели в полутёмное помещение, где присутствующие разговаривали тихо и прилично, отчего Лёхин сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Помещение оказалось очень вытянутым по концам полумесяцем, так что сидящие за столиками волей-неволей, но абсолютно все были обращены лицом к небольшой эстрадной площадке. Сейчас там, за серым роялем, сидел пианист и негромко исполнял что-то джазовое. Прислушавшись к чистым, хрустальным звукам и вообще к манере игры, Лёхин понял, что за инструментом очень даже неплохой виртуоз. Чуть ниже, на маленькой танцевальной площадке, томно топтались три пары.

Столик, за который усадили Лёхина, по размерам больше напоминал мужской носовой платок, разрезанный пополам по диагонали.

– Милый, ты пока сделай заказ для себя, – с придыханием попросила Диана, нагнувшись к его уху (перед носом Лёхина закачался странный медальон – по-старинному изысканная буква "К"), – и мне – бокал белого вина.

Лёхин поймал её за руку и вредным голосом скряги, воспетого Гоголем, буркнул:

– А сколько это будет стоить?

Тёплое дыхание обвеяло его ухо, хотя в столь аристократичной атмосфере, где и говор вполголоса и музыка вполголоса, казалось, он мог бы расслышать и шёпот девушки.

– Нисколько, милый. Ты со мной – значит, за счёт заведения.

Она исчезла, оставив душное облако то ли духов, то ли другого какого парфюма. Всё ещё раздражённый, Лёхин мстительно пожалел, что не вылил на себя полфлакона "Тройного" одеколона. И не надел кирзовые сапоги. И какие-нибудь спортивные штаны с пузырями на коленях…

Пока он так мечтал, постепенно успокаиваясь, у столика появился официант – вьюнош в шёлковом сиреневом костюме.

– Что будем заказывать? Вина и закуски любой кухни мира.

– Любой? – подозрительно переспросил Лёхин и, всё ещё настроенный на противоречие всем и вся, заявил: – Стопку молочка от бешеной коровки и горячих пельменей с хреновой закусью!

Но вышколенный официант продолжал услужливо улыбаться (только рот чуть зажал – засмеяться, что ли, боялся?), и Лёхин сдался:

– Италия, на ваше усмотрение. Даме – бокал светлого.

11.

Как-то незаметно рядом с пианистом появилась Диана. Не меняя ритма, пианист заиграл что-то очень знакомое, и Лёхин даже не удивился, когда Диана, грациозно приобняв стойку с микрофоном, запела колыбельную из "Порги и Бесс". Через минуту Лёхину стало неинтересно: кажется, Диана учила вещь под запись и старательно копировала исполнение. Голосок у неё неплох, хоть и слабоват, завышала она самую малость, но… Лучше бы пианист без неё поимпровизировал.

И Лёхин принялся изучать помещение.

По обе стороны эстрады стояли небольшие группы людей: девушки одеты и причёсаны, как Диана, юноши в джинсах и свободных чёрных рубахах. Они странно переговаривались между собой – заметил Лёхин: не глядя друг на друга, а будто разглядывая посетителей кафе и обсуждая именно их. На груди каждого блестела какая-то маленькая штучка – судя по всему, тот же медальон буквой "К".

Ближайшие к эстраде столики занимали пары, что неудивительно, если вспомнить размер столиков. Но, приглядевшись, Лёхин вновь озадачился: за каждым столиком один из пары оказывался либо юноша, либо девушка, как две капли воды похожие на тех, топтавшихся у эстрады.

А вот активная жизнь вовсю кипела за спиной Лёхина. Там, видимо, расположились завсегдатая заведения. Они свободно перемещались между нормальными столиками и совершенно не выглядели несчастными, как представлял себе Лёхин после разговора с Саней. Ни девушек, ни юношей в "униформе" среди них не было. Зато время от времени появлялся тот высокий тип, что пожаловал в гардеробную вместе с Дианой. Он кивал одному, отвечал на вопрос другого, склонялся над столиками с третьими и незаметно исчезал.

И Лёхин живо заинтересовался странным местечком, где в стенах горели уютные бра, где народ себя вёл активно и общительно. Прямо клуб по интересам!

Забыв о Диане, он было встал.

– Заждался, милый?

В ответ он едва не зарычал. Непроизвольно. Бывало у него в последнее время такое: вырвется "угу" на самых нижних нотах – чем не рычание? Этот недовольный рык он, кажется, перенял у Дормидонта Силыча, купца бывшего. А что? Здорово! И говорить не надо – всё понятно, как рыкнешь разок…

Пока она, изящно подобрав платье у бёдер, садилась на пододвинутый им стул, он успел проанализировать себя, чем это он недоволен аж до рычания… А когда понял – чем, ему захотелось повредничать. А что есть более вредного, чем вопросы напрямую? И побольше, побольше вопросов!..

– Диана, это твоё настоящее имя?

– Да, милый.

– Диана, ты меня видишь второй раз в жизни и всякий раз всего несколько минут. Почему ты решила, что я милый? А вдруг я садист какой-нибудь?

Томный ротик Дианы беспомощно раскрылся раз, два, словно она что-то собиралась сказать, начиная с "а". Наконец девушка недоумённо поиграла красивыми бровями и очаровательно пожала плечами:

– Но ведь это очень мило: почти не зная меня, ты дал мне денег на такси. Значит, ты милый и хороший. И сюда пришёл, когда я позвала.

– Чего-о?

Теперь пришла очередь Лёхина изображать немое "а".

Диана тем временем кивнула официанту, выгрузила с подноса два бокала и "милипизерную" (по оценке Лёхина) тарелочку с какими-то кусочками теста.

– Давай выпьем за знакомство, – тихонько предложила Диана, и её глаза странно засияли, словно обволакивая.

Но Лёхин уже закончил пребывать в стадии изумления. На грешную землю его быстро опустила та самая тарелочка с тестом.

– Диан, а что это?

– А… пицца.

– Пицца к вину?.. И вот это пицца называется?!

Он взял кусочек того, что ему назвали пиццей, нюхнул: так, тесто, кетчуп, сыр и ещё что-то трудноопределимое, поскольку обгорело до чёрного цвета.

И тут его укусил комар. В шею. Жёстко и больно. Он машинально хотел было треснуть себя по шее, но в этом странном месте жест смотрелся бы… ну, неделикатно, невоспитанно. Зато от боли он дёрнулся – и увидел: Диана кивает кому-то и делает какой-то знак пальцами.

В следующий миг, едва он сообразил, что именно делает, его рука обняла мягкую податливую талию Дианы.

– Алёша?

– Да, милая. Мы выпьем за знакомство. А может, на брудершафт?

Он использовал её вялое удивление, чтобы скрестить руки и отпить из бокала довольно жуткую дрянь, мечтательно глядя ей в глаза. Потом они нежно поцеловались, а потом Лёхин с придыханием сказал: "О, моя любимая мелодия!" И, обнявшись, они стали слушать печального, строгого пианиста.