Текст книги "Кодекс Ордена Казановы (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Секунды – и они въехали в противоположную улочку. Пропали последние пары молодых людей – площадь вздохнула, зашевелилась, задвигалась, загомонила…

Лёхин свободно опустил воротник и оттянул капюшон. "Ничего личного, Диана. Абсолютно ничего личного".

Чернобородый мужик смотрел на него во все глаза.

– Ну, мил человек, силён же ты! Любишь, небось?

– Не понял, – удивился Лёхин.

– А чего тут не понимать? От ведьмаков да от заклятого глаза только она, любушка-голубушка, спасает да крепкая ваша с ней любовь. Дай вам Бог здоровья обоим!

Мужик поклонился – Лёхин, улыбаясь, ответил и пошёл дальше, за рассерженными светлячками, которые, стараясь привлечь его внимание, устроили в воздухе настоящую кутерьму. Машинально двигаясь за ними, он размышлял обо всём сразу: нехорошая репутация Дианы в Каменном городе, подтверждённая её поведением; предводитель кавалькады – Лёхин его хорошенько не рассмотрел, но почему-то уверился, что это Альберт; и – Аня, которая, по словам чернобородого, защитила от колдовского сглаза…

Хотелось поразмышлять, правда ли у них с Аней "крепкая любовь", но солнечных лучей на узких улочках почти не осталось, разве только на уровне третьего этажа. Да и те медленно, но верно ползли кверху, а в тёмных местах улицы начали появляться тёмные личности. И поневоле Лёхину пришлось перейти на другой уровень зрения.

В одном месте улочка образовала небольшой перекрёсток: сама продолжала тянуться вперёд, а вот вправо-влево уходили боковые дорожки-переулки. Один переулок, исчезавший за углом дома, оказался пуст. А вот справа, в хорошо видном Лёхину тупике, поджидали неосторожного путника аж трое. "Настоящие разбойники!" – изумлённо понял Лёхин, встав напротив первого. Тот, кажется, не ожидал, что его разглядят, замер в непроницаемой для кого-то тьме, насторожённо держа топор и короткий кол.

Чувствуя себя не то Нео из "Матрицы", не то эксгибиционистом, Лёхин распахнул плащ и положил руку на рукоять меча. "Я вас вижу. Готов обороняться".

Две тёмные фигуры, стоявшие чуть далее мужика, шагнули встать с ним на одной линии. "Плевать на твою готовность. Нас трое – ты один".

Лёхин выпростал левую руку из широкого рукава плаща и вытянул её вперёд. Разбойники не дрогнули. Или в Каменном городе не знали про наручи с клинками? Лёхин резко сжал кулак. Лязгнул стремительным металлическим стукотком – поверх костяшек кулака выскочили узкие лезвия.

Разбойники почти синхронно отступили в тупик.

Пройдя шагов шесть, Лёхин разжал пальцы – снова лязгнули ножи, прячась в наруч. Но теперь руку полностью прятать под плащом казалось неуместным. И вскоре, перейдя на бег, Лёхин на бегу же намотал конец плаща на правую руку. Чуть дёрни – намотка скинется в один миг, и обе руки будут свободны.

Правда, беспокоила ещё одна мысль. Он оставил разбойников в их засаде – и любой будущий покойник на его, Лёхина, совести. А кроме того… Судя по всему, возвращаться придётся с детективом, и ещё неизвестно, в каком тот будет состоянии… Но светлячки гнали вперёд. И хоть разорвись Лёхин пополам, но в первую очередь надо найти Павла Ивановича. Неизвестно, на сколько времени осталось зарядки у жучков (заклинательной зарядки – усмехнулся Лёхин).

42.

Бег оказался лёгким, поскольку не приходилось думать, куда бежать. Светлячки же ведут. Поэтому Лёхин нашёл время удивиться каменным домам. Нет, он понимал, что Камень-город не зря так назван, но… Поспорив с самим собой, он пришёл к выводу, что город находится в центре какой-то горы, и постарался забыть, что солнце здесь всё-таки присутствует.

А потом явилась простая и ясная мысль: "А ведь Ромка тоже здесь! А возможно, и Лада. Только как их найти? Светлячков на них нет!"

Пока он размышлял над способами найти их и тщетно пытался отделаться от тёплой мысли, что может вывести из Каменного города не одного, а троих, пейзаж изменился. Высокие дома оставались позади, а Лёхин бежал мимо двухэтажных – потом одноэтажных домов. И, наконец, пошли легко узнаваемые места, в которых никогда не был, – места городской окраины, с разрушенными домами, с полуобвалившимися стенами, куда, видно, даже разбойники заходить не решались… И почему-то странное ощущение взгляда в спину…

Но светлячки летели ровно и уверенно, и Лёхин, теперь не "уходивший" с другого зрения, бежал за ними, не сомневаясь, что вот-вот найдёт детектива.

Шишик вдруг пискнул – горестно и жалобно. Не спускавший со светящейся троицы глаз, Лёхин оторопел: треугольник распался, и светлячки принялись хаотично нарезать круги. Он оглядел пространство вокруг себя: справа, метрах в трёх, две стены не то недостроенного, не то недоразрушенного дома, только два чёрных квадрата окна смотрят сумрачно. Слева – сплошная свалка строительного камня, чуть не поле – по размерам.

Не довели – понял Лёхин, осмотрев внутри и снаружи и обегав свалку на метров десять от тропы. Зарядка закончилась, заклинание исчерпало себя – как ни назови, но играющие в ночном воздухе светлячки утратили силу, связывающую их и тех двух жучков на Павле Ивановиче.

Значит, там, вне Камень-города, наступает утро… А здесь – ночь… И тот же пристальный взгляд в спину…

Лёхину захотелось зарычать в полный голос, но его аккуратно попинали в ухо. Не больно, а чтобы обратить на себя внимание. Он с трудом выдохнул и чуть приподнял левый локоть, чтобы лучше видеть "помпошку".

"Помпошка" напряжённо моргнула на него и, вцепившись лапкой в плащ, внимательно посмотрела за спину Лёхина. Так внимательно, что и человек, схватившись за меч, обернулся резко. Но позади никого: те же развалины, и где-то далеко последние жилые дома, от которых он и пришёл сюда. Ничего не поняв, он обернулся к "помпошке" – и озадачился ещё больше: та уже старательно таращилась в противоположную сторону.

– Шишик! Что ты мне хочешь показать?! – отчаялся Лёхин. – Я знаю, что ты показываешь нужное. Но не понимаю!

Вот каким образом спрятанная в лохмах мордаха Шишика могла выражать разные эмоции, Лёхин тоже не понимал. Но когда Шишик с мрачной решимостью полез по рукаву, эту самую решимость Лёхин тоже угадал сразу и сразу сообразил: в качестве последнего способа объяснения Шишик собирается обляпать ему лицо собой, трансформированным в холодную жижу. В жижу Шишик превращался редко. Как думал Лёхин, ему самому неприятно.

И под угрозой жуткого способа объяснения Лёхина озарило!

– Понял! Светлячки вели нас по прямой! Значит, нам просто надо идти прямо и дальше! Так?

Шишик посмотрел на него с плеча, пробурчал что-то нелицеприятное – кажется, насчёт плохой соображалки некоторых тормозящих товарищей – и снова осел симпатичной пушистой помпошкой.

Оглянувшись, Лёхин по трём-четырём приметам определил направление и пошёл дальше. Теперь беспокоило только одно: идти-то он идёт, а как узнать, не пройдёт ли он мимо нужного места?

А через минуту оставив за спиной совсем уж разрушенный, в каменных обломках пригород, Лёхин очутился на каменном поле. А может, и не на поле. В общем и целом эта странная местность представляла собой почти ровную поверхность из каменных плит, достаточно плотно уложенных друг к дружке. Поверх же поле "занесла" каменная крошка, за которой приходилось внимательно следить: пошедший было по плитам с облегчением, Лёхин, не усмотрев, врезался боковой стороной сапога в довольно острый обломок – и зашипел от боли.

Правда, происшествие имело два плюса. Нагнувшись к сапогу погладить ушибленное место и чисто символически утешить боль, Лёхин обнаружил, что сапоги у него не хухры-мухры. Внутри обувки, легкомысленно раскрашенной вышивкой и какими-то кожаными лентами, во внутренних ножнах затаились два замечательнейших ножа. Лёхин потратил целую минуту на счастье вынуть, опробовать и подвигать оружие в сапогах, привыкая к нему. И – почувствовать себя счастливым.

Второй плюс – давление наблюдающих глаз ослабло. А когда Лёхин понял, что в "чистом поле" ему и оборачиваться даже не надо, чтобы остеречься удара сзади!.. В общем, он здорово воодушевился и смело пошёл дальше, зорко приглядываясь ко всему подозрительному и слабо уповая, что вот-вот наткнётся на какую-нибудь вещь, уроненную Павлом Ивановичем и обязательно указывающую на место его пребывания… Поле, сначала будто бесконечное, далеко впереди, на горизонте, зачернело ровной полосой. Наверное, Лёхин бы полосы не заметил, не взойди над тем же горизонтом ущербная луна. Приглядываясь, что же такое чёрное, не лес ли, Лёхин пошёл чуть медленнее…

Бац! В разгорячённое от бега и ходьбы лицо шлёпнулась холодная жижа. Лёхин чуть не завопил с перепугу. Прежде чем сползающая с глаз жижа исчезла полностью, Лёхин успел "увидеть" и запомнить треугольную плиту, похожую на ломтик сыра, деликатно откушенный кем-то пару раз с одного боку.

Отдышавшись, Лёхин заставил себя сказать спасибо Шишику, снова пересевшему на плечо. И только затем потрогал лицо, содрогнувшись, когда под пальцами ощутил холодную и влажную кожу. "Чёрт, как у лягушки!" – подумал он, внимательно глядя под ноги и надеясь, что не свернул с нужного курса.

Вот оно – кусочек сыра! Вовремя Шишик шмякнулся. Лёхин бы проскочил, не задумываясь. Навеянное Камень-городом и его окрестностями, мнилось что-то вроде костра в поле, вокруг огня похитители. А чуть в стороне – связанный детектив… А тут вон оно как… Плита…

Лёхин кряхтя попытался приподнять её с одного бока, с другого. Потом вспомнил, как Шишик показал ломтик сыру – острый конец сверху. Ухватившись за него, Лёхин словно за металлическое кольцо отвалил тяжёлую, но удобную крышку подпола. А потом и вовсе аккуратно уложил в обратную сторону.

В чёрной дыре – ни звука, ни движения. Лёхин хотел было вытащить фонарик, но вспомнил, что может перейти на другое зрение. Удивляясь, как он может всё время забывать об этом, он встал на колени у самого края.

Детектив притаился в углу тесного квадратного колодца. Лёхин ему снизу виднелся чёрным силуэтом. Сообразив, Лёхин тихонько позвал:

– Павел Иванович!.. Это Николин.

– Слава Богу! – вырвалось у детектива. Он, видимо, быстро пришёл в себя, потому как деловито пожаловался: – Стены абсолютно ровные, ботинки скользят. Допрыгнуть тоже не смогу – высоковато. Что будем делать?

Лёхин огляделся. Первое, что на ум пришло, – набросать в колодец камней, поднимая дно. Но здесь, в отдалении от городских окраин, больших обломков нет, а бросать булыжник, которого везде полно, – провозиться до самого утра.

– Подождите чуток, Павел Иванович.

Сняв плащ, Лёхин скрутил его по диагонали и сделал несколько узлов, чтобы скрутка не разворачивалась полностью.

– Так, Павел Иванович. Сейчас спущу вам плащ, цепляйтесь за него.

У Шишика вдруг загорелись глаза – фонарём в две лампы. Лёхин удивился, но понял, что подсказывает "помпошка". Включенный брелок-фонарик он укрепил на краю так, чтобы тот освещал верхнюю часть колодца. Услышав снизу долгий вздох облегчения, Лёхин понимающе усмехнулся: хоть и предупреждённый, детектив не хотел бы, чтобы сверху на него свалилось что-то внезапное и непонятное. Теперь же он хоть что-то видел.

Очутившись наверху, детектив помог сдвинуть плиту на место. После чего с наслаждением огляделся и пробормотал:

– Хорошо, у меня клаустрофобии нет… Алексей Григорьич, спасибо вам большое – не бросили.

– Какое там спасибо! – с досадой откликнулся Лёхин, украдкой, стараясь не слишком пялиться, разглядывавший воина, который шагал рядом с ним к Каменному городу: длинная рубаха, поверх – отлично отдраенный, поблёскивающий в лунном свете доспех, штаны из домотканого сукна и поношенные, но ещё крепкие сапоги. – Я вас втравил в это дело – значит, несу за вас ответственность. А как вы… ну, попали в эту ситуацию?

– Бестолково начал, – неохотно ответил детектив и замолчал.

Чувствовалось, что Павел Иванович злится на себя.

– Не надо себя корить, – спокойно, почти безразлично стал объяснять Лёхин. – Проблема не в бестолковости. Проблема в том, что это немного другой мир. У него свои законы и свои методы безопасности. Итак, что произошло?

– Начал с попытки выяснить личность Альберта. Установил адрес и решил подежурить у дома. Живёт он в старой части города – вы знаете её. Это там, где бывшие коммуналки начали превращать в двухуровневые квартиры. Для слежки – место идеальное: остановка почти у ворот дома, по обеим сторонам дороги – россыпь магазинов-павильонов, два бара, кафе. В общем, всё бы хорошо, если б я сразу сообразил, что у такого человека, живущего в таком месте, должна быть соответствующая охрана. Возможно, меня засекли камеры наблюдения на воротах – насчитал их штук семь. Возможно, кто-то из его людей, которые обходили дом и вели визуальное наблюдение. Оглушили меня прямо на остановке. А что? Очень удобный сценарий: вот алкаш на скамейке дрыхнет, вот подъезжает неприметный "жигуль" с выключенной мигалкой на крыше, выходят люди в форме и забирают алкаша, как думает народ, в медвытрезвитель. Очнулся уже здесь, когда плиту поднимали. Даже не проверили – в сознании, нет ли. Сбросили в эту дыру – я думал, всё, хана мне. Здесь-то, наверху, ещё ничего. А в яме холодрыга. Замёрз.

Он помолчал немного и с неожиданной улыбкой сказал:

– И оружие отобрали, блин.

Лёхин было удивился, чему тут улыбаться, но сообразил и поинтересовался:

– А что было при вас?

– Алексей Григорьич! – вдруг воззвал к нему детектив. – Ну его нафиг, это "вы"! Мы уже в работе. Может, на "ты"? Друзья зовут меня Пашкой.

– Лёхин, – усмехнулся Лёхин. – Если уж друзей вспоминать.

– Хар-рош! – оценил детектив и страстно сказал: – У меня меч был! Представляешь, Лёхин? И я знал, как им драться. Ах ты ж чёрт! Даже привыкнуть к нему не успел.

– Пистолет с лицензией? – с завистью уточнил Лёхин.

– Ну! Там пистолет – здесь меч. В руках держать что меч, что пистолет – ах, какое ощущение! Человеком себя чувствовал. А сейчас, блин, голый и сирый – жрите меня все кто ни попадя…

– А меч-то когда успел опробовать? Ты ж очнулся у колодца, а потом тебя сбросили?

– В колодец меня с оружием спихнули. А потом эти, крысы зелёные, из стен вышли. Я – бек-мек, а они так деловито – взяли да отстегнули ножны. Только и успел до их прихода чуток в руках подержать да на ощупь повертеть.

– А эти, которые тебя в колодец сбросили, они ничего не говорили?

– Говорили. Да ничего особенного не сказали. Пока колодец сверху закрывали (плита-то вон какая тяжёлая), всё базарили о сегодняшней чёрной охоте. А может, я не понял. Может, говорили о ночной охоте. Акустика в колодце не очень. Говорили, дичь, мол, уже есть. Осталось только выпустить и загнать её. Охотнички чёртовы!.. Эх, меча жалко…

Земля под ногами дрогнула. Лёхин обернулся – и попятился. Павел шёл рядом, слишком сосредоточенный на воспоминаниях на восхитительном ощущении – старинном оружии в руках.

– Чёрная охота, говоришь? – почти шёпотом спросил Лёхин, глядя на быстро приближающуюся чёрную полосу, постепенно теряющую монотонность, распадаясь на отдельные, пока ещё далёкие фигурки. – Дичь, говоришь, уже есть для загона?

Детектив оглянулся на полуслове. И остолбенел.

43.

Пока всё очень далеко. Навскидку – до Камень-города чуть ближе. Но, в отличие от охотников, Лёхин с детективом пешие. И даже маленькая фора – пока охотники уберут плиту, пока обнаружат, что дичь сбежала, – мало что даёт.

Шанс – полукилометровая полоса до пригорода. Полоса с разрушенными домами и ещё какими-то другими строениями. Полоса, где лошадей не смогут гнать во весь опор из опасения переломать им ноги. Правда, до неё ещё километра два. По чёрным плитам, в свете луны.

Спринтерский бег на длинные дистанции пока давался хорошо. Но уже через минуту сквозь пульсирующий стук в ушах, сквозь тяжёлое дыхание Лёхин расслышал медленно нарастающий гул, в котором различил не только беспорядочный грохот лошадиных копыт, но и собачий вой, рычащее взлаивание… "Загонщики", – смутно вспомнилось слово, а в памяти рассеянно мелькнули две-три картинки: впереди господ обычно шли крестьяне или холопы, которые затравливали собаками дичь под выстрелы… Но эти идут сплошной волной – значит, загонщики тоже на лошадях. А может, и нет никаких загонщиков?..

– Что там, впереди? – прохрипел Павел на бегу.

– Город! Но сначала пригород!

– В пригороде – спрятаться можно?

Лёхин помолчал несколько метров сумасшедшего бега. Да, было бы можно, если б у охотников не было собак. Но о собаках Лёхин решил пока не говорить.

– Начало пригорода – брошенные, разрушенные дома! Прятаться негде!

– А дальше?

– Дома далеко друг от друга – человека видно сразу! И захотят ли пустить?..

Он не закончил. Здешних жителей он не знает. Там, на ярмарочной площади, они мгновенно объединились перед лицом известной беды и человека неместного сразу предупредили об опасности. Но захотят ли помочь беглецам?

Павел больше не спрашивал: то ли берёг дыхание, то ли понял без слов. Но скоро обернулся с безмерным удивлением.

– Собаки?!

– Собаки! – подтвердил Лёхин не глядя. Он смотрел на чёрно-серую пестроту камней впереди. "Кодовое название – каменоломня!" Здесь, в каменном крошеве, бег придётся умерить. Иначе переломы гарантированы. Но и всадникам придётся придержать лошадей. Значит, главная опасность – собаки. Много ли их? Может, получится отбиться? Если целая свора…

Ругательство со стороны Павла оборвало лихорадочные размышления.

– Что!

– Оружия!

Если бы не бег, Лёхин бы расхохотался: сколько страсти в голосе!.. Хотел было посоветовать подобрать камень – здесь, на краю поля, появились удобные, по руке, булыжники, – но вовремя сообразил, что это несколько секунд промедления. В их ситуации – секунд драгоценных.

– Добежим – получишь ножи!

После краткого молчания Павел уточнил:

– Нож?

– Два!

Лицо Павла мгновенно обострилось, будто он уже держал ножи и уже не спасался бегом, а мчался за противником сам.

Каменоломня легла под ноги щедрым предложением переломать кости неосторожным. Лёхин передал фонарик Павлу нехотя: куда ни кинь – везде клин. Без фонарика Павел бежать не сможет – но белый луч света виден и охотникам. Детектив вскоре принялся ругаться матом: смысл в фонарике, если, куда ногу ни поставь, везде скользит или едет. Сам уже задыхаясь, Лёхин посоветовал:

– Рот закрой!

– Что?!

– Силы побереги!

– Понял!

Теперь приходилось кричать – и не из-за того что на бегу нельзя иначе. Торжествующий собачий вой и азартное тявканье на фоне грохота лошадиных копыт, от которого содрогалась земля, точно ветром толкало в спины.

Обегая каменный обломок, размером с кухонный стол, Лёхин чуть поотстал и поэтому увидел: прыгая через небольшую глыбу, Павел что-то цапнул с соседней плиты. Судя по кровожадной счастливой ухмылке, булыжник он получил.

О Шишике Лёхин вспомнил не сразу. А задёргав головой в поисках ("На плече его нет!" – испугало даже немного), не сразу разглядел его на левом наруче. Поднеся руку ближе, он встретился с сосредоточенно-прищуренными глазами "помпошки" и тут же вернул руку в исходное положение. Кажется, Шишику тоже не улыбалось остаться без хозяина. И, кажется, хозяин оторвал его от важного дела ("Ишь, сурьёзный какой!") – от поисков безопасной дороги для беглецов (сощуренные глаза – ранее обычно вытаращенные).

Каменоломня заканчивалась. Начинались брошенные, разрушенные дома, а за спиной почти единый собачий вопль начал распадаться на отдельно различимые голоса, когда Шишик медленно скосился налево.

– Павел! Сюда!

Ага, вот самый приметный дом в две стены, с чёрными провалами вместо окон. За ним должна быть здоровенная куча обломков – тоже дом, по которому словно метко шарахнули стальным шаром для слома старых, непригодных к ремонту зданий.

Сощуренные глаза Шишика резко дёрнулись, вытаращившись вперёд. Лёхин, не раздумывая, перепрыгнул каменный обломок, торчащий, будто парапет у реки. Свалился на что-то мягкое, что коротко вякнуло утробным голосом. Рядом вякнуло ещё: прыгнул Павел. Уже вдвоём отскочили от глухо и басовито ворчащей кучи. И – Лёхин беззвучно захохотал, мечом наизготовку держа "на расстоянии" невольную подстилку для ненормальных прыгунов. Те самые разбойники! Было лёгкое подозрение, что именно они следили за ним до Каменного поля. И – на тебе! Подтвердилось… Отсмеявшись, Лёхин оглядел обломки, в которых прятались разбойники – настоящий окопчик! – и спросил:

– А что же вы, господа хорошие, не побежали? Чёрная охота сюда на всех парах!

– Дык, мы думали, охота за меткой пойдёт, – буркнул вставший первым. Лёхин узнал того, кто стоял тогда, в переулке, первым же к выходу. А узнал его по достаточно короткой, но агрессивно торчащей бороде.

– Так. Что за метка?

– А на кого охота?

– Вот на него.

– Вот на нём и метка. Говорят – чёрна, а уж кака всамделишна… Знать не знаем, ведать не ведаем.

– Павел, развернись! – скомандовал Лёхин, с тревогой прислушиваясь к стремительно идущей на них волне собачьего лая. Двое других разбойников лихорадочно приникли к тому самому обломку-парапету, негромко, но горячо переругиваясь. Первый постоял-постоял, да и сел рядом с ними, уже не обращая внимания на людей, принёсших с собой беду.

Павел обеспокоенно крутнулся. Взгляд Лёхина прикипел к нагрудному доспеху. В его середине что-то чернело настолько глухо, что взгляд словно проваливался в бездну.

Лёхин покачал головой.

– Сбрасывай доспех. И кидай его куда подальше. Может, собачки мимо пробегут.

– Метка на нём?

– На нём.

Через полминуты доспех загремел по камням метрах в пятнадцати от них. А детектив и Лёхин присели рядом с разбойниками. Те покосились, но смолчали. И без слов ясно: налетит собачья свора – легче защищаться впятером.

– Алексей.

– Павел.

– Ксандр, – отозвался мужик с агрессивной бородой.

– Мокий, – не оглядываясь, сказал маленький и горбатый.

– Василёк, – буркнул самый молодой и насупился, словно заранее готовясь ответить на насмешки.

Но на постороннее времени не хватало. Лёхин отдал Павлу ножи из сапог. Приглядевшись к вооружению пришельцев, Ксандр посоветовал сунуть булыжник Павла в какую-нибудь тряпку. Лёхин с треском отодрал от многострадального плаща капюшон. Получилось неплохое оружие типа кистеня.

От волны собачьего лая и воя донесло и человеческие голоса. Ко всему прочему большинство охотников держало факелы. Беспорядочный свет замелькал и зашатался по разрушенному пригороду.

Но время ещё есть. Лёхин, пригнувшись, обошёл свалку, бывшую домом. В одном месте Шишик съехал с плеча и свалился на предмет, резко отличный от обычных камней. Цепь. Лёхин взялся и вытащил. Хм, метра три, наверное. Не очень тяжёлая, но, кажется, крепкая. На одном конце кольцо, на другом – крюк с застёжкой.

Положив перед Ксандром цепь, Лёхин спросил:

– Для чего она?

– Воду из колодца таскать. Вишь – сюда дужку ведёрную цепляли, а за кольцо вешали куда надо. А потом бревно крутили да на него наматывали, чтоб ведро вытащить.

Отвернувшись от "парапетного" камня, Лёхин сел удобнее, подобрал цепь на примерную длину удобного броска. Звука вброшенной в воздух цепи никто уже расслышать не мог. Только на щёлкнувший удар обернулись и успели увидеть летевший с каменной плиты обломок. Ксандр от неожиданности только крякнул. Но крякнул одобрительно – вздохнул Лёхин, подтягивая цепь к себе.

– Почему пригород разрушен? – в полный голос спросил он у Ксандра, бок о бок рядом с ним наблюдая за видимой уже волной, несущейся на них.

– Дождь каменный прошёл, – не отрываясь от щели, проворчал тот. – Говорят, идола какого, бога ли какого-то рассердили. Вот он на наши головы наказание и наслал. В самом-то Камень-городе непогоды не было, только у нас…

Он и не заметил, как оговорился. Лёхин впервые подумал, что разбойником Ксандр стал не по своей воле, не потому что разбогатеть в одночасье захотелось. "Только здесь, у нас…" Наверное, дом Ксандра тоже превращён в обломки.

– Собаки в охоте сильно злые?

– А как им злыми не быть? На человека натасканы. Смотри, чтоб много не кусали. Зубища у них – не приведи Господь! Такие, что долго не заживает.

Лёхин ещё хотел спросить, кто верховодит Чёрной охотой, но не успел.

Двойная волна: нижняя – собаки, верхняя – всадники, – предстала перед ними отчётливо и уже не набегала, а разом хлынула в разрушенный пригород.

Как и предполагал Лёхин, всадники вынужденно придержали коней, но собаки мчались ровно, без малейшего сомнения. Лёхин скосился на Павла. Тот задумчиво смотрел в свою "амбразуру", на краю которой лежали два ножа, и так же задумчиво покачивал кистень-булыжник.

44.

Очередной перенастрой зрения. Лёхин с изумлением понял, что вокруг словно налысо бритых псов (морды – вообще черепушки, обтянутые мягким, промасленным целлофаном!) крепко держится зеленоватое свечение. Ничего себе: собаки – это преображенные крысы-призраки? Или призраками они являются лишь в мире Лёхина?.. Не только. К Павлу, в колодец, отбирать оружие тоже приходили крысы. А может, здесь мир такой, что есть и крысы, и псины – зелёные призраки?..

За всеми сиюминутными событиями и переживаниями Лёхин не сразу додумался до, в общем-то, давно напрашивающейся мысли: а почему он и Павел остановились здесь, в руинах бывшего дома? А не побежали дальше? Ответ, конечно, есть. Шишик потребовал, чтобы они прыгнули именно сюда. Он, видимо, посчитал, что люди не успеют добежать до спасительного местечка. А здесь помогут Ксандр и компания.

Сторонние размышления исчезли. Стремительные, полупрозрачные в темноте псы пролетели две стены с чёрными дырами окон. Оглушительный рёв собачьих глоток бил в голову… Как во сне, Лёхин увидел стиснутый вокруг топорища кулачище Ксандра, и в голове, среди болезненно рвущего мозги единого вопля, ясный голос сказал: "Ваш выход, маэстро! Квинтет! Соло для цепи!"

Словно по-другому и быть не должно: только лежал боком, почти загипнотизированный многоликой смертью, – и не то подпрыгнул, не то взлетел, нутром понимая приглашение ясного голоса к соло.

Он ещё поднимал глаза и нащупывал опору под ногами, а первые три пса уже почти падали на него. Он коротко и экономно дёрнул цепью. Кольцо на одном конце цепи врезалось в оскаленную пасть горизонтально летящим диском. Крюк с другой стороны весомо упал на плоскую башку второго пса. Третьего Лёхин принял на выскочившие из наруча ножи и чуть не упал под его тяжестью.

"Шевелись! – отстранённо приказал себе Лёхин. – Тебе сказали – соло! Не фиг гусарствовать!"

Первого пса добил Ксандр, второго – Павел, булыжником.

А Лёхин, единственный стоя, приплясывал на месте и учился на ходу действовать цепью. Он убивал, ранил, сбивал – четверым, таившимся внизу, оставалось пока лишь следить, чтобы ни одна псина не дышала.

Какими бы натасканными ни были псы, но всё-таки быстро сообразили, что на эту точку сопротивления напрямую лучше не прыгать. Что уж их остановило: человек ли со свистяще-шуршащей и щёлкающей цепью в руках, груда ли мёртвых тел вокруг этой точки, но свора начала обволакивать небольшой островок с людьми, уже не стремясь пробраться вовнутрь. Лишь отдельные особи, разогнавшись, вскакивали на "парапет", откуда их сбивала стремительная металлическая змея… В звенящем от лая и визга воздухе Лёхин мельком глянул на "однополчан". Встретился глазами с Ксандром – и тот мгновенно встал спиной к спине.

– Уходить надо, вой!

– Что так? – прохрипел Лёхин (от напряга горлом дышал) и машинально щёлкнул цепью. Ещё одна тварь дёрнулась в воздухе, а падая – угодила на трезубые вилы Василька.

– Щас загонщики подоспеют!

– Охотники!

– Не! Загонщики! То ещё зверьё! Охотнички-то… – Короткий присвист цепи – и Ксандр ударил топором по визжащей псине, дёрнувшейся в его сторону. – Они только стоят и глядят издалече. А загонщики и собаками травят, и сами лезут чуть не голыми руками рвать!

Лёхин присобрал скользкую от крови и размазанной плоти цепь и быстро осмотрелся. Несмотря на десятки уничтоженных псин, свора будто и не уменьшилась. Пробиваться к городу сквозь живую стену оскаленных пастей? Бить из-за стены, пусть и захудалой, – это одно, а идти внутри толпы убийц – другое. Но Ксандр прав уже тем, что знает ситуацию.

Двойной щелчок с перерывом в секунду, а затем цепь вылетела за "парапет", обвив тело слишком близко очутившейся псины, выдернула её с камней – взмах Павлова булыжника. Лапы ещё дрыгаются в воздухе, но раздавленная всмятку башка улетела куда-то в сторону.

– Как идём? – бесстрастно спросил Лёхин, уже механически реагируя на движение вне убежища.

– Цепкой не помашешь, вой. Я впереди – остальные кругом.

"Правда твоя", – подумал Лёхин. Цель для такого оружия хороша в свободном пространстве, но когда за спиной люди в полный рост, лучше не рисковать.

– Значит, идём? – полувопросительно бросил в воздух Лёхин.

Соратники: кто отбивался от лезущих, кто добивал пострадавших пока ещё от свистящей в воздухе цепи, – восприняли его фразу как риторическую. Но Шишик закивал: "Надо идти, хозяин! Надо!" Кольцо вонзилось под рёбра псины, крюк пробил под челюсть вторую. Передышка. Кольцо по глазам – крюк в бок твари. Вскоре к "парапету" ни одна псина не смела приблизиться.

– Я расчищаю впереди – потом выходишь ты, Ксандр!

– Чисти, вой!

Долго чистить не пришлось: если сначала псы шарахались от цепи, то потом до них дошло, что страшное оружие работает только с одного места, а с другого местечка можно попытаться и цапнуть кого… Ксандр буквально прыгнул вперед с дубиной – сам не менее свирепый в боевом запале. И быстро, даже стремительно принялся расчищать путь: кажется, он и правда боялся загонщиков больше.

Луна теперь повисла над полем боя. И, хотя "Рука бойцов колоть устала", все пятеро продолжали драться на полном автоматизме. Был момент, понял Лёхин, когда он отключился от происходящего. И сколько это продолжалось – неизвестно. Но очнулся он словно омытым бодростью. Вернулась способность ясно мыслить – и он начал соображать. Ему легче – он вооружён мечом и наручами, ножи которых теперь постоянно были в боевой готовности. То же можно сказать и о Павле, на удивление быстро и ловко орудующим ножами с обеих рук, и о Ксандре, плотоядное шмяканье дубинки которого оказалось неутомимым и неутолимым. А вот Мокий и Василёк оказались хороши лишь на подхвате, а не в положении, когда надо спасать не только себя, но и спину товарища. Но и на том спасибо. И ещё спасибо, что пока они держались…

Получив в ухо от Шишика, Лёхин развернулся и остолбенел. Хорошо ещё, руки продолжали двигаться.

– Ксандр, справа!

Одновременно с его криком собаки, виновато взлаивая и поскуливая, ринулись в разные стороны от беглецов.

– Это загонщики! – яростно рыкнул разбойник.

Новая волна мчащихся на них потрясала воображение. Тоже всадники, но высота лошадок еле достигала метра полтора. Да и лошадки, мягко говоря, скорее походили на каких-то мутантов: головы ещё лошадиные, хоть и сплошняком заросшие густущей шерстью, откуда сверкают бешеные, ярко-алые глазища, а вот тулово с конечностями – медведь с хвостом бобра, голым и лопатой плоским. И – сами всадники. Лёхин аж глаза закрыл, головой помотал.