Текст книги "Кодекс Ордена Казановы (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

14.

Самые яркие сны Лёхин обычно видел, перед тем как проснуться.

И сегодня увидел. Но не продолжение про какую-то планету со свирепым охотником Джоном Гризли и загадочным рейнджером Крисом.

Дряхлый мостик через речку вёл из берёзового леса через луговину к другому лесу, тёмной-зелёной полосой протянувшемуся по горизонту. В речку гляделось безоблачное небо, и охорашивались ивы и берёзы… Утро – издалека понял Лёхин. И кто-то шёл из березняка по задичавшей тропке к забытому мостику. Шёл по седой, росной траве – да и сел где-то, может, на пенёк, негромко что-то напевая. Лёхин невольно напрягся: не просто напевал, а ещё и подыгрывал себе на гитаре. И чистые, немного глохнущие в лесу звуки легко перекликались с радостным птичьим пересвистом, набегающим шелестом трав и листьев.

Лёгкий такой, радостный сон. Только вдруг где-то недалеко послышался странный, глухой и шелестящий стук. Будто камень, пущенный чьей-то сильной рукой, упал сквозь листву в травы. Ещё один. Ещё… Лёхин начал выходить из собственного сна под настоящую каменную канонаду. Наверное, дождь в сон вснился…

Лёхин безмятежно открыл глаза – и пулей вылетел из постели. "Девятый час!!" Он промчался к ванной, едва не раздавив Джучи, по привычке дрыхшего под раскрытой дверью; сбил кухонную табуретку, которая почему-то оказалась не на месте; проскочил сквозь Касьянушку, который, кажется, что-то пел, а теперь лишь заикался и с перепугу таращил глаза на пару с ошарашенным котом.

– И даже извиняться не буду! – крикнул Лёхин из ванной, уронил душ на ногу и взвыл. – Почему не разбудили?!

– Дык, предупреждать надо, а? – осторожно не то спросил, не то укорил Дормидонт Силыч, предусмотрительно жавшийся к стене.

– А режим? А распорядок дня?! – проорал Лёхин из ванной и принялся плеваться: мазнул по зубам щёткой с выдавленным на неё кремом для бритья. Потом вспомнил, глянул в зеркало – и застонал: "Щетина – ёлки зелёные! – бриться не успеваю!" Чувствуя себя распсиховавшимся торнадо, он помчался дальше по квартире, рыча на все оправдания Касьянушки, то и дело сносимого ветром от его стремительного движения.

Касьянушка вскоре прекратил жалобиться: появились агент КГБ и Линь Тай и объяснили "божьему человеку", что на пути опаздывающего современного человека лучше не вставать, а оправдания вообще никчемны. В ситуации никто не виноват.

Не обращая внимания на "торнадо", Елисей деловито тушил в соусе котлеты. Влетевшему на запахи в кухню Лёхину коротко сказал:

– Остужу. Перед выходом проглотишь.

В очередной раз Лёхин влетел в ванную комнату и замер, соображая: а чего это я здесь забыл? Пока додумался до ботинок, вымытых Елисеем, увидел Шишика. Тот скакал по краю раковины и выглядел почему-то более лохматым, чем обычно. В мозгах Лёхина, видно, и впрямь что-то замкнуло – может, по ассоциации с вымытыми ботинками. Но, глядя на подпрыгивающую "помпошку", он буквально увидел: открываем кран, в одну руку берём Шишика, в другую – мыло… Шишик потрясённо выпучился на озверевшего хозяина – и исчез.

Елисей перехватил Лёхина в прихожей.

– Лексей Григорьич, – рассудительно воззвал он, – а ведь вчерась вышел ты минут на двенадцать позже.

Завязавший шнурки на одном ботинке, держа второй в руках, Лёхин обернулся к настенным часам в прихожей. Смотрел, наверное, целую драгоценную минуту, прежде чем до него дошло.

Часы в прихожей почти старинные. В последний год, когда завод подходил к концу, они начинали здорово гнать время. Обычно Лёхин помнил, что настенные "спешат". Но сегодня, всполошённый, как-то не додумался, что они вот-вот остановятся и потому гонят от души.

Посмотрев в зеркало под часами, он вздохнул. Но воинственный пыл ещё не угас, и он заявил домовому:

– Ботинок развязывать не буду!

И со вторым ботинком в руках двинулся на кухню. Здесь Елисей обувку отобрал и сунул в пальцы вилку.

– Приятного аппетита!

Ещё через минуту, пытаясь привести мысли в подобие порядка и сообразить, что на сегодня ожидается, Лёхин чуть не подавился вкусной, нежнейшей котлетой: придут проводить Интернет, надо позвонить Егору Васильевичу и Павлу Ивановичу, должен приехать Данила – завезти посуду, надо успеть закатать двадцать банок лечо, а ещё вечером пойти в кафе – и потерять там столько времени!.. Мда, счастливые привидения… Для них-то день сегодняшний после обеда – сплошной праздник: столько народу, столько впечатлений!

Ну и ладно! Главное, что сегодня утром, почти сейчас, он увидит Аню.

Он улыбнулся, не подозревая, что мгновением ранее из кухни упорхнули привидения, чтобы отсмеяться на свободе: Шишик отплясывал на голове хозяина, изображая "эскадрон моих мыслей лихих".

Выходя из квартиры, Лёхин спохватился и позвал:

– Джучи, пошли гулять!

Но котяра только подозрительно выглянул из-за дверной занавески, а Елисей поспешно сказал:

– Иди-иди, Лексей Григорьич! Приспичит животной – выпустим!

Закрывая за хозяином дверь и шагая вместе с нею, Елисей вдруг уловил промельк чего-то призрачно-зеленоватого. Это неуловимое нечто утянулось вслед за ногами Лёхина, спешащего к лифту. Забыв о двери, домовой бросился за мелькнувшей зеленью. Он только успел завернуть за угол лифтовой клетки, как дверь захлопнулась перед его носом. Озадаченный домовой только и заметил, что в одном из углов зелень раздвоилась, словно на две пуговицы. Постояв чуток, Елисей вернулся в дом, строго-настрого давая себе зарок не забыть рассказать хозяину о странных пуговицах, преследующих его.

… В кафе-кондитерской, как всегда, тепло и тихо. И сухо – что немаловажно.

Лёхин и Аня почти вбежали в небольшой зеркальный коридор, по обе стороны которого располагались два маленьких зала. По утрам работал обычно левый. Они, смеясь, встряхнули с себя дождь, привели себя в порядок перед зеркальной стеной и с удовольствием вошли в зал.

Любимое место дожидалось их, хотя в зале сидели ещё четыре человека. Аня села, а Лёхин пошёл к продавщице, которая с улыбкой узнавания поздоровалась с ним.

– Аня, что будешь?

– Давай на твой вкус сегодня!

– Тогда завтра выбираешь ты!

– Согласна.

Долго он не выбирал: главное – побыстрее сесть рядом и смотреть в милое смуглое лицо. Пока он нёс пирожные к столику, продавщица сама налила кофе и поставила перед ними.

– А пока народу мало, поухаживаю за вами. Приятного аппетита!

– Спасибо! – ответила за обоих Аня.

Сначала они обсуждали пирожные, а потом неожиданно для себя Лёхин сказал:

– Представляешь, меня вчера пригласили в одно кафе послушать певицу.

– И как? Понравилось?

– Средне, честно говоря. Если с этой точки зрения смотреть, вечер пропал.

– А что за кафе?

– "Орден Казановы". Аня, что такое?..

Аня отложила пирожное на картонную тарелочку и внимательно вгляделась в Лёхина. Всегда чуть смешливые, тёмные глаза сузились, словно она чего-то очень сильно не понимала.

– Вчера тебя пригласили в "Орден Казановы", а сегодня ты здесь, со мной.

– Связи не улавливаю, – признался Лёхин после минутного молчания.

– Я… тоже, – тихо сказала она и чуть отодвинулась от стола, словно разом потеряла аппетит.

Глядела она теперь в сторону окна, забывшись и сразу напомнив насторожённо собравшуюся птицу. И очень сильно напуганную.

Лёхин отпил кофе, следя за её пальцами, нервно барабанящими по чашке. И подумалось: если он сейчас не расскажет про Егора Васильевича и бабку Петровну с их пропавшими детьми, она, пожалуй, больше не придёт сюда, в эту уютную кафешку, которую они словно присвоили в качестве собственной вселенной. Надо ввести её в курс дела, и тогда она невольно окажется… Вот только кем? Наверное, соучастницей. От слова "участие" в значении "сочувствие". Держать всё в себе Лёхин не может. Тяжело. Очень хочется выговориться. А ещё Лёхин знал за собой одну черту: говоря вслух о чём-то не вполне ясном, он начинал лучше понимать. Одно дело – видеть картинку. Другое – попытаться описать её словами.

– Кофе остынет, – сказал он как ни в чём не бывало.

Аня повернулась к нему и как-то машинально улыбнулась.

– Вроде уже и не хочется…

– Сейчас захочется так, что придётся просить ещё по чашечке и заказывать торт! – пообещал Лёхин. – У нас есть ещё время?

Ему удалось вызвать её улыбку – правда, бледное подобие прежней: эта, в настоящий момент, всё ещё напряжённая, всего лишь являлась реакцией на его шутливое заявление о торте. Он видел, что больше всего её хочется просто сбежать. С трудом сдержав вздох и готовый сорваться вопрос: "Что ты знаешь об "Ордене Казановы"?", Лёхин изобразил лектора, постучав пластиковой ложечкой о чашку, многозначительно прокашлялся и торжественно сказал:

– Внимайте, люди добрые, истории странной и пугающей, загадочной и увлекательной! И будьте терпеливы и благосклонны к рассказчику, ибо спускался он на самое дно бездны, чтобы найти там свои истории и принести их вам, о снисходительные!

И он в самом деле рассказал всё, что связано с людьми и их делами, опустив причастность к событиям представителей паранормального мира. Аня слушала сначала как-то нетерпеливо ("Быстрей бы закончил – и я бы ушла!"). Потом, как-то незаметно – локти на стол и уткнула в переплетённые пальцы подбородок, и пошло от неё такое тёплое сопереживание, что Лёхин облегчённо вздохнул, с радостью глядя во вновь засиявшие тёмные глаза… Они и правда допили весь кофе и съели все пирожные: Лёхин – потому что в горле пересыхало, Аня – потому что, кажется, вернулся аппетит. А когда всё съели и всё рассказали, Лёхин увидел Шишика: он сидел рядом с ладонью Ани, на столе, и обеими лапами держал её указательный палец, словно утешая.

– Вот и сказке конец, а кто слушал – молодец! – Лёхин встал, прихватив свою вновь опустевшую чашку. – Аня, тебе ещё кофе заказать?

– Нет, спасибо.

А когда он вернулся просто с кипятком из электросамовара, Аня спросила:

– Мальчик в капюшоне, Ромка, он такой же красивый, как те мальчики-красавчики?

– Н-нет, наверное. Мальчики-красавчики в основном лет двадцати – плюс-минус. А Роману – шестнадцать. Не скажу, чтобы он был похож на них. У них у всех какой-то один тип внешности. Да и не станет похожим. У них какие-то… Я даже не знаю, как сказать… Как будто их всех рисовали для японского аниме – вот что. А Ромка – он похож на Маугли из советского мультика. Только Маугли всегда встревоженный и напряжённый, а Роман смотрит так, как будто ему весь мир принадлежит.

– А девочка, Лада?

– Она из этих – серых мышек. Да что я тебе говорю? Давай завтра фотки их принесу! Посмотрим?

– Посмотрим, – согласилась она, и Лёхин впервые понял, что счастьем может быть и негласное согласие увидеться в следующий раз. Но Аня не закончила: – Я немного знаю про это кафе… Мне… подруга рассказала… Ты можешь, конечно, не поверить ей. Она говорит, что все эти мальчики-красавчики и девушки каким-то образом влюбляют в себя богатых посетителей, а потом вытягивают из них деньги. Причём деньги посетители отдают сами.

15.

Он проводил её до остановки, где они дождались троллейбуса. Лёхину очень хотелось помахать ей, когда троллейбус, будто величественный корабль, поплыл по волнам дороги. Но он только проводил глазами её милый профиль за неясным от дождевых потёков стеклом. Так, теперь на рынок, за помидорами и за перцем (работы на дому никто не отменял), а потом сразу домой, где ждёт его очень интересная и насыщенная половина дня.

Руку с зонтом качнуло. Выскочивший из кармана Шишик прокатился от локтя до кисти и обнял металлический стержень. Лёхину почудилось: "помпошка" хихикнула. Как бы перевести это хихиканье? "Покатился – и вдруг как испугался, как бы не упасть! Хорошо, есть во что вцепиться!" Лёхин улыбнулся в ответ. И застонал: "Вот, ёлки-палки, чуть не забыл! Мне ж ещё надо Александра Палыча увидеть, насчёт Анжелы поговорить. Он же наверняка про кафе не знает". Александр Палыч, отец Бывшей Жены, отличался жуткой скаредностью, следствием чего и стало выдвижение Анжелы в личные секретари. Правда, спуску он ей не давал. Лёхин сам был свидетелем, как дотошный и педантичный тесть доводил его жену и свою дочь чуть не до истерик. В то же время, будучи главой какой-то непонятной фирмы по работе с ценными бумагами, Александр Палыч считал совершенно необходимым на бизнес-ланч и бизнес-обед посещать некое элитное заведение, где собиралась весьма достойные деловые люди.

Лёхин вздохнул. Тесть никогда его всерьёз не воспринимал. Прислушается ли он сейчас к достаточно странному сообщению? А, ладно. Попытка не пытка.

Уже в маршрутке Лёхин вдруг сообразил, что дальше порога его могут и не пустить – не при деловом костюме. Но маршрутка неслась вперёд, и Лёхин, расстроенный и сердитый, опять положился на попытку, которая всё-таки не пытка.

Шишик обскакал весь салон маршрутки, покачался на всех висюльках перед носом водителя и, счастливый, вернулся к Лёхину. Какой-то старик с авоськой вздрогнул и некоторое время мучительно вглядывался в карман Лёхиной куртки. Та-ак, ещё один "глазастый". Но, кажется, видит лишь самую капелюху.

Добежав до шикарного крыльца солидного заведения, где надеялся найти Александра Палыча, Лёхин некоторое время встряхивал зонт и ждал, когда с него откапает лишнее. Одновременно размышлял, как же зайти так, чтобы пропустили в зал. Шишик хрюкнул у правого уха. Человек послушно повернулся и ахнул про себя: в нише, сбоку от ресторанной двери, восседал невиданной доселе красоты домовой. Красота его состояла из торжественно торчащей пушистой бородищи, чёрного фрака с белым платочком в нагрудном кармашке и босых ног, с тщательно ухоженными розовыми ноготками. Нацепив на круглый нос позолоченное пенсне, домовой, деловито насупившись, вязал спицами носок. "Неужели ресторанный домовой?!"

– Э-э, – заикнулся Лёхин.

Домовой поднял на него взгляд, полный достоинства.

– Это вы мне, молодой человек?

– Вам, дедушка. Доброго дня вам. Дедушка домовой, пустите погостевать.

– Видит! И с Шишиком! – словно про себя удивился домовой и строго вопросил: – А по делу иль так просто?

– Не по правилам говорите, – улыбаясь, возразил Лёхин. – Я попросился погостевать, а ваше дело – соглашаться не соглашаться.

– Ишь, как будто бы без моего согласия не прошёл. Я, чай, не первый, с кем из домовых говоришь. Небось-таки были, что поболтать с человеком-то не прочь!

– Были и есть! – признался Лёхин.

– Вот и поговори со мной. А там, глядишь, и дело своё выгадаешь.

"Времени мало, – вздохнул Лёхин. – Да ладно, как-нибудь успею везде".

– О чём говорить-то будем, дедушка домовой?

– А о деле своём расскажи. Ведь не обедать же сюда примчался.

– Проницательный ты, дедушка. Поесть я и правда дома могу, а здесь мне надо найти человека одного и поговорить с ним.

Сколько раз Лёхин зарекался придерживать язык в беседе с домовыми, но любой домовой легко язык ему развязывал. Слушать дедушки умели так, что хотелось им рассказать всю подноготную, да с мельчайшими подробностями. Вот и ресторанный домовой Оладушкин ("Фамилие у меня такое!" – с достоинством представился он) вытянул всю историю о пропавших детях и странном кафе да плюс к ней опасения Лёхина, что в ресторанный зал его не пустят по причине отсутствия соответствующей формы одежды.

– Серьёзное дело, – задумчиво сказал домовой Оладушкин, – надо тебя обязательно к тому человеку провести. Иди уж

Лёхин невольно удивился. Оладушкин – что, собирается его и в самом деле провести к Александру Палычу? Каким образом?

– Кого я вижу! – сказали со ступеней крыльца.

Быстро развернувшись, Лёхин увидел знакомое лицо, очень знакомое. Но кто этот человек? Первая ассоциация почему-то с празднично накрытым столом. Вторая – долгая и въедливая беседа о качестве его, Лёхиных заготовок.

– Здравствуйте, – на всякий случай поздоровался Лёхин и вспомнил. – Давно вас не видел, Илья Михалыч.

– Здравствуйте-здравствуйте, Алексей Григорьич, да уж, много воды утекло с того памятного обеда у Егора Васильевича, много. Вы здесь какими судьбами?

– Срочная, но неназначенная встреча с одним человеком. Вот не знаю, пропустят меня нет ли по причине не той одежды.

Илья Михалыч был в самом деле рад появлению Лёхина. Чуть лысоватый, крупный человечище, добравшийся от машины до ресторанного крыльца под зонтом, который держал для него молодой человек в строгом костюме ("Секьюрити!" – сообразил запоздало Лёхин), он сиял от удовольствия и даже, кажется, был счастлив, что может помочь знакомому. Похлопав Лёхина по плечу, он ободряюще сказал:

– Пропустят, конечно, куда они денутся?

И, только шагая по ресторанному залу с Ильёй Михалычем, пожелавшим лично сопроводить его к нужному столику ("Знаю я твоего бывшего тестя!"), Лёхин так же запоздало сообразил, что идёт чуть не в обнимку с хозяином сего богоугодного заведения. Интересно, на явление хозяина намекал Оладушкин, позволив: "Иди уж!"?

Что больше всего Лёхину понравилось – так это выражение лица бывшего тестя, когда хозяин ресторана явился под его очи в компании с человеком, которого Александр Палыч искренне считал никчемным. Изойдя восторгом на тему "Мир тесен!", Илья Михалыч усадил Лёхина за столик, послал официанта за кофе с десертом, дабы не мешать деловой беседе. Всё ещё изумлённо глядя ему вслед, Александр Палыч спросил:

– Вы знакомы так накоротке?

– Есть некоторые связи, – неопределённо откликнулся Лёхин, с трудом пряча улыбку.

Бывший тесть нисколько не изменился с момента последней встречи. То же монументально гладкое или просто обрюзгшее лицо с густущими бровями, нависающими под небольшими водянисто-голубоватыми глазами, тот же брезгливо губастый рот и тот же согнутый нос солидной картошкой.

– Я коротко, – сказал Лёхин, поблагодарив официанта за кофе. – Анжела хоть и бывшая мне жена, но всё-таки не чужой человек. И в определённой степени я чувствую за неё ответственность. Мне сообщили, что она попала в очень нехорошую компанию, где с неё очень сильно тянут деньги.

– А я тут при чём?

– Всей специфики вашей работы я не знаю, – спокойно ответил Лёхин, хотя риторический вопрос бывшего тестя его покоробил: речь всё-таки идёт о единственной дочери. – Но не забываю, что Анжела работает у вас, а вы работаете с ценными бумагами. А если ей не хватит тех денег, которых вы ей выплачиваете? Если она решится на какие-нибудь махинации в родной фирме?

– Об этом я не подумал, – серьёзно сказал деловой человек. – Спасибо, Алексей, за предупреждение. Теперь я понял, почему она в последнее время часто говорит о премиальных.

– И учтите главное: ей очень хочется остаться в нехорошей компании. Чтобы вытащить её оттуда, надо будет очень постараться.

Деловой человек призадумался и спросил:

– Эта компания тянет деньги, пока они у неё есть?

– Честно – не знаю. Скорее всего, так.

– Прекрасно. Сегодня же пишу приказ об её увольнении ("Радикально! – охнул Лёхин и даже пожалел: – Бедная Анжела!") Не забыть бы предупредить охрану при входе…

– До свидания, Александр Палыч, – поднялся Лёхин.

– Ага, – машинально попрощался бывший тесть и продолжил бормотание: – Так, забрать все документы, с которыми она работает, ключи от офиса…

Чувствуя себя едва ли не предателем, Лёхин вышел из зала. Хотел раскланяться с домовым, поблагодарить его, но Оладушкина в нише не оказалось. Лёхин быстро сбежал по ступенькам ресторанного крыльца.

Только на остановке раскрыл зонт – мобильник запел бетховенскую "К радости": представились знакомыми от Санька, предупредили, что будут часа через две – Интернет проводить. Потом уже в троллейбусе позвонили от Егора Васильевича, просили связаться с ним ближе к вечеру. По дороге от остановки к рынку позвонили с неизвестного номера и трагическим голосом уведомили, что будут у Лёхина, то есть у Алексея Григорьевича, после пяти. Лёхин не узнал ни голоса, ни номера, по которому всё же попытался перезвонить, на что ему строго заявили, что абонент вне зоны доступа.

"Не пущу никого!" – мрачно решил Лёхин и завернул к овощным рядам. Но завернул не в том месте: сокращая путь, пошёл мимо книжных рядов. А Шишик-то сидел на светловолосой макушке хозяина. Откуда ещё ему увидеть замечательной красоты альбом "Земли самых известных государств фэнтези"? Альбом, кажется, задуман как старинный фолиант, солидный и тяжеленный. В общем, Шишик мгновенно сиганул под обложку и затаился. Лёхин альбом пролистал, благо продавщица знакомая, попытался отодрать от страниц "помпошку" – не удалось.

– Ну, ёлки-палки! – с обидой сказал он продавщице, забывшись. – Если возьму – на продукты денег не хватит.

На его отчаяние среагировали дважды: на поверхность страницы "Земли Хоббитании" всплыл печальный Шишик и скорбно вскарабкался по рукаву куртки; а потом смешливо хмыкнула продавщица, глядя на расстроенного Лёхина, и сказала в трубку (куда до сих пор перечисляла количество проданных книг):

– Славка, тут Лёхин страдает: альбом ему понравился… А?.. Ладно, Лёхин, – обратилась она к удивлённому покупателю, – возьмёшь альбомчик по оптовой цене? Деньги завтра занесёшь!

– Спасибо! – от души обрадовался Лёхин и сунул альбом в один пакет, замотал в другой, чтоб вода не попала. – А почему по оптовой?

– А последний остался. Бери на счастье. Говорят, ты у нас везунчик. Может, и нам счастье обломится, если тебе поможем.

– Спасибо большое! – ещё раз только и сказал теперь уже сильно удивлённый Лёхин: "Меня считают везунчиком? Из-за дружбы с Егором Васильичем, что ли? Хм, а я боялся – коситься будут…"

И снова двинулся по рынку. Шишик сидел на плече и, грозно насупившись, орал победную песнь. "Интересно, с чего я решил, что победную? – искоса поглядывая на "помпошку", размышлял Лёхин. – Ах да! Мы ж "Земли" приобрели, в кровавой битве последний альбом отвоевали!"

16.

От родной остановки к дому взмыленный Лёхин буквально летел под припустившим ливнем. Балласт в виде двух грузных сумок грозил утопить в первой же луже, а тут ещё… От второго подъезда быстро зашагал навстречу стопроцентный громила, и Лёхин чуть не замычал от досады: ну некогда разговоры разговаривать! Ну аврал у меня!

– Алексей, здорово!

Веча, сосед и единомышленник по утренним тренировкам на улице, взял у Лёхина сумку из правой руки, чтобы крепко, по-мужски, как водится, поздороваться, да и пошёл рядом.

– Здорово-здорово, – насторожённо ответил Лёхин, гадая, надолго ли разговор у Вечи и можно ли будет как-нибудь повежливее намекнуть на цейтнот.

Но Веча лишь посетовал на дожди, которые мешают заниматься по утрам, похвастал, что нашёл работу по специальности – электриком, и усмехнулся, что племянник тоже хочет заниматься по утрам, а у самого еле-еле базовые знания по самбо.

Они прыгнули под козырёк подъезда, Лёхин быстро распрощался с Вечей и собрался открыть дверь, как вдруг замер, припомнив: Веча побежал ему навстречу, а до этого тоже стоял под козырьком своего подъезда – и стоял не один.

– Вячеслав, это ты с племянником стоял, да?

– Ну да! Он в четвёртом подъезде живёт, а я во втором.

Вот это да… Один из троицы, лупившей Ромку, – племяш Вечи?..

– Ну, будь здоров. Как дожди кончатся – созвонимся.

– Хорошо, Вячеслав. Буду ждать.

Домофон на этот раз пропел почти победно. Поднимаясь в лифте, Лёхин пораскинул мозгами, каким образом Вечиного племянника заставить рассказать о Ромке, ничего не придумал, но осталось хорошее ощущение: чем больше вникаешь во что-то, тем легче оно приближается – почти само.

Шагнув из лифта, Лёхин забыл о расследовании, обуреваемый мыслью преимущественно разрушительного свойства: мыть, резать, крошить! Он ворвался в квартиру, глянул на часы, опять забыв, что они зверски бегут, психанул, помчался с сумками на кухню – и остолбенел в дверях. Шишик тоже остолбенел и тишком-молчком укатился под потолок.

– Здравствуйте! – выдавил Лёхин.

– А-а, здравствуйте, Лексей Григорьич!

– Хорошего дня вам, Лексей Григорьич!

Сначала Лёхину показалось, что домовых, сидящих на подоконнике и на табуретках, стоящих на полу и у раковины, не меньше сотни. Но, по рыночной привычке пересчитав их парами, обнаружил, что кухню оккупировало не более тридцати домовых. Он всё стоял столбом, не зная, что и подумать, пока Елисей не сказал строго:

– Сумки-то поставь на пол. Все руки, небось, оттянул!

Он машинально подчинился приказу и с большим трудом заставил себя не шарахнуться, когда маленькая армия домовых ринулась к его сумкам. Маленький народ деловито разбирал продукты, отдельно положив пакет с альбомом и два мешочка с мятными пряниками-малышками. Дружно и организованно домовые принялись мыть и чистить овощи для закрутки. Елисей командовал, но любопытства не сдержал.

– Прянички-то гостям на стол?

Даже вода стала тише течь – так всем интересно, что ответит хозяин.

– Восемнадцатое сегодня, Елисей, восемнадцатое.

И улыбнулся. Ах, как засияли все бородатики!

Лёхин побежал переодеться – и бриться, наконец! На душе царило умиротворение – и не только тем, что Елисей "на помочь" созвал подъездных домовых, но что домовых тех он, Лёхин, как хозяин дома, ублажил старинной традицией: восемнадцатого сентября обычно домовому жертву приносят – тарелочку каши или молочка… Уже в ванной Лёхин спохватился: а хватит ли у него чайных чашек на всех домовых? И вспомнил, что Никодим всегда со своей приходит… Убирая с подбородка остатки пены, Лёхин представил картину: пока он будет в "Ордене Казановы", Елисей тут без него устроит настоящий приём (эх, может, не ходить в кафе? Здесь интереснее!). Надо будет стол подвинуть полностью к подоконнику, тогда, наверное, вся орава уместится вокруг самовара… Лёхин снова замер, глядя в зеркало. Так, салфеток непочатая пачка, креманки для варенья – Елисей собственноручно недавно мыл… Озабоченная физиономия Елисея мельком отразилась в зеркале и пропала.

– Елисей, а домовых ты позвал?

– Какое! Сами прибежали!

– Да? – недоверчиво спросил Лёхин.

– Ой, Лексей Григорьич, а то хочешь сказать, не сообразил. Интернет же у нас сегодня проводят, вот и набежали да ещё придут помогать по хозяйству. Ты ведь, чать, не откажешь посидеть за компотером да мир поглядеть?

– Не-ет…

– Да ты не боись, Лексей Григорьич! Мы ведь, домовые, тоже народ занятой, набегаешься по хозяйству – только ночка для отдыха и остаётся. Вот и хорошо будет: ты баиньки – мы к компотеру.

Усмехнувшись, Лёхин "увидел": толпа домовых облепила компьютер… Впрочем, нет. Это будет похоже на конференц-зал: впереди "компотер", перед ним – толпа взволнованных домовых деловито строчит в блокноты и записные книжки один за другим рецепты – бездну рецептов. И опять, жалючи, подумалось, что многие рецепты применения могут и не найти. Елисей как-то говорил, что домовые своих хозяев, бывает, учат исподтишка: то в хозяйскую тетрадь рецепты запишут хозяйским же почерком, а те найдут да радуются, мол, какой рецептик у меня интересный есть, а я и не упомню откуда; то в кулинарную книгу пихнут листочек, будто наспех записанный… Один Елисей – счастливчик: что ни найдёт, всё либо с хозяином опробует, либо вообще сам.

– Кстати, Елисей, пряников-то на всех хватит? Может, ещё сбегать купить?

– И-и, Лексей Григорьич, да за разговорами один пряничек, бывает, и мусолишь всю ночь, а тут – два мешочка! С запасом взял… А что это ты, Лексей Григорьич, делаешь? – чуть помолчав, осведомился Елисей.

Лёхин недоумённо взглянул на домового, потом – на свои руки. Оказывается, он машинально потирал костяшки левого кулака.

– Да ничего. А что?

– Примета нехорошая.

Сказал и ушёл. А Лёхин рассеянно подумал: "Надо бы в кухню заглянуть. Рецепт, конечно, у домовых есть, да и помогали они мне не раз, но… Хозяйский взгляд везде нужен". Но на кухне на него замахали ручонками, и, пятясь в прихожую, он тем же хозяйским взглядом уловил только, что овощи загружены в большую кастрюлю, а на газовой плите вовсю стерилизуются банки.

Та-ак, чем бы заняться в ожидании и первых гостей? Ага, найти молоток и скобы для проводов. Видел Лёхин у Олега: провод подключения свободно по всей комнате вьётся. Лёхин так не мог. Аккуратист. Да и котяра, Джучи, любопытный: не дай Бог, провод на зуб попробует.

Нашёл. Второй раз пробегая по дому, на балкон и обратно, он видел у компьютера одно и то же: в воздухе плавно колышется Касьянушка и поёт тихонько. Касьянушка, помня страшное утро, предусмотрительно устроился чуть сбоку от компьютера. Остальных призраков что-то не видать. И такое любопытство взяло Лёхина, что он не выдержал.

– А остальные где? Дормидонт Силыч, например?

– Дык, в компотере хотят какую-то регистрацию обмануть да в Интернет залезть, а та их не пущает, говорит – платить надо.

– Не понял…

– Охти, батюшка, Лексей Григорьич! Если уж ты не понял, где уж нам постичь?

Уже не впервые Лёхин задумался: говоря "нам", Касьянушка намекает, что Лёхину "выкать" перед призраками положено, или всё-таки у него манера говорить такая?

Ни до чего не додумался, спросил только у Касьянушки, не включить ли ему другую запись (Касьянушка слушал концерт русских народных песен, заодно и подпевал). Призрак отказался наотрез:

– Когда ещё таку красоту послушаю-то? Да и… Этих охальников пока нет, подпою в удовольствие наше.

Пожав плечами, Лёхин пошёл в спальню поразмыслить на досуге о вчерашних наблюдениях, благо до прихода ребят, проводящих Интернет, оставалось чуть больше часа.

Джучи никогда не сидел на столе в спальне, но сейчас именно этим занимался. Сидел не просто на столе, а на фолианте, за который завтра Лёхину ещё заплатить надо. И не просто сидел, а медленно, словно качаясь на волнах, то поднимался, то опускался. Да ещё голову склонил – смотрел, как его качают. Лёхин немножечко удивился и подошёл ближе. В альбомных землях плавали Шишики, наверное, со всего дома. Кот с интересом следил за перемещением бесконечных глаз (сами Шишики, как водится у них при изучении схем и карт, давно растворились в видимых только им пространствах). Иногда Шишики скапливались в одном месте альбома – и кот поднимался. Разбегались (или расплывались?) – кот снижался. "Кажется, не только Шишики любят интересные ощущения, – вздохнул Лёхин. – А может, он их просто разглядывает как аквариумных рыбок… Кстати, не купить ли для Джучи аквариум? А то даже нехорошо. Шишику альбомы покупаю, у домовых самовар свой есть… – И внезапно улыбнулся: – Будем с Аней на рыбок смотреть и медитировать. Говорят, для отдыха хорошо – рыбок созерцать".

– Сиди-сиди, – сказал он Джучи, когда кот увидел его и забеспокоился. – Только Шишиков не трогай. А я сейчас ручку с бумагой какой-нибудь возьму и в кресло сяду. Так что – сиди.

Но кот сидеть на зыбкой обложке альбома, теперь почему-то похожего на консерву "Кильки в томатном соусе", не захотел. Чуть хозяин уселся в кресле, Джучи поспешил устроиться у него на коленях. "Помпошки" сразу учуяли, что кота больше нет. Сплылись к альбомному обрезу десятки жёлтых, ярких в дождливую пасмурь глаз, засверкали то ли на хозяина, то ли на сбежавшего сторожа-кота. И – сбежали сами, когда кот, располагаясь удобнее, вытянул в их сторону переднюю лапу.