Текст книги "Вечные следы"

Автор книги: Сергей Марков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 44 страниц)

УДИВИТЕЛЬНЫЕ РАССКАЗЫ

Почему мы тревожим недобрую память беспалого пирата Фернандо Мендеса Пинто?

В записках о своих необыкновенных приключениях он привел пенные данные о связях Руси с Китаем и Монголией.

…В юном возрасте португалец Мендес Пинто бежал из Лиссабона в Индию. Оттуда он отправился в Абиссинию, но попал в руки турецких морских разбойников. Они увезли его в Мекку и продали в рабство.

Выкупившись из плена, молодой Пинто побывал на островах Ормуз, Суматра, в Сиамском заливе, а в 1540 году сам стал пиратом. Проливая чужую кровь на двух океанах, он прокрался к берегам Китая и здесь случайно нашел место, где находились семнадцать священных погребений. В поисках золота Пинто осквернил могилы и бежал с места преступления. В Кантонском заливе пират потерпел кораблекрушение, но каким-то чудом спасся и добрел в Нанкин. Там его ожидало справедливое возмездие за осквернение святынь. Согласно законам, действовавшим в то время в Китае, он был приговорен к розгам и отрезанию пальца на правой руке. Пинто отправили на каторгу. Он очутился в провинции Шень-си, где вместе с другими каторжанами принимал участие в восстановлении Великой китайской стены.

Там около 1545 года Пинто встретил русских людей. В своих записках он впоследствии упомянул, что русские рассказывали ему, как потерпели какое-то бедствие, но на помощь им пришли дружески расположенные монголы и выручили их из беды.

Вскоре после этой встречи в Китай вторгся неизвестный «татарский царь». Он освободил португальца и взял его к себе на службу. С полчищами «царя» Пинто попал в город Тюймикан, где властвовал монгольский хан.

Однажды к ханскому двору прибыли властители различных стран и областей, в том числе некий Каран, или Карао. Столица его страны находилась близ гор Гонкалидан, по некоторым признакам – в Средней Азии. В свите Карао находились русские люди.

«Они белокуры, хорошо сложены, одеты в широкие штаны, дорожные плащи с широкими рукавами и шапки, подобно фламандцам и швейцарцам, которых мы видели в Европе, причем наиболее уважаемые из них были одеты в кафтаны, подбитые соболями и другими мехами. Все они носили большие и широкие сабли…» – описывал Пинто московитов. Но самые удивительные сведения пират получил в городе, который, как надо полагать, находился на реке Хуанхэ, по которой спускался Пинто.

Город в Желторечье, о котором говорит Пинто, судя по описанию, – старинный Фоу-чэн с его каменными стенами и мостами. Осматривая укрепления, Пинто увидел метательные орудия, напоминавшие насосы. В ответ на просьбу сказать, кто изобрел такие удивительные приборы, любознательный пират получил разъяснение, что их построили люди из страны «Мускоо».

В числе пришельцев из страны «Мускоо» была женщина, владения которой раньше находились по соседству со Скандинавией. Название местности, где жила эта северянка, напоминает нам Кигор в русском Поморье. Сыновья северной княгини впоследствии переженились на родственницах «татарского» (разумеется, монгольского) владетеля страны, которую посетил Пинто. Пришельцы умели делать метательные снаряды и создали оборонительные сооружения в городе над Желтой рекой. Эти загадочные, но важные свидетельства Пинто, на мой взгляд, в какой-то мере могут перекликаться со свидетельствами XIII века о пленниках монголов – европейцах, заброшенных в глубину Азии. Тогда, а именно в 1276 году, в Китае войска великого хана Кубилая, в которых находились и русские, применили мощные метательные орудия.

Что же касается рассказа Пинто о московитах, прибывших в Китай из какой-то области, граничившей со Скандинавией, то в норвежских летописях и европейских хрониках нам удалось найти сведения о вынужденном пребывании русских в Скандинавских странах в эпоху татаро-монгольского владычества.

Так, в первой половине XIII века, когда орды Батыя залили кровью русские нивы, жители Северной Руси были вынуждены искать убежище в Дании и Норвегии. Только в одну Данию из северных частей Московии и новгородских владений прибыло тогда не менее сорока кораблей. Гакон Старый – король Норвегии – отвел берега фиорда Малангр для размещения беглецов из Руси. Следовательно, Пинто мог слышать предания о русских беглецах в Скандинавии… Испытав множество приключений, сменив наряд корсара и наемного солдата на облачение иезуита, Пинто в 1558 году возвратился в Португалию. Четверть века он провел в небольшом городе Прагаль, работая над записками о своих необыкновенных похождениях в странах Азии. Умер он в глубокой старости, прожив 84 года.

Подлинник рукописи Пинто был выкраден иезуитами, которые боялись, что бывший пират невольно проговорится о некоторых просветительных подвигах папских посланцев в странах Юго-Восточной Азии. Но все же книга Пинто была издана в Португалии в 1614 году, через тридцать лет после смерти пирата. Пинто считался первым европейцем, проникшим во внутренний Китай со стороны восточных морей. Однако до него там уже бывали русские, пришедшие в эту страну через Монголию или Туркестан.

ЧЕЛОВЕК, ОДЕТЫЙ ЖЕЛЕЗОМ

Воздохну, что нет уж силы, о, Ермак,

Душа велика, петь дела твои.

А. Радищев

Поход Ермака описан в сотнях книг. Я не хочу повторять того, что широко известно. Расскажу лишь о том, какие замечательные предначертания родины пришлось исполнять Ермаку, к каким целям он шел, возможно, сначала даже не осознавая их. Есть тут неразгаданные тайны – неразгаданные лишь потому, что исследователи не сопоставляли события во времени, и эпизоды оставались одинокими звеньями, не связанными в единую цепь.

ПЕРВЫЕ ЗВЕНЬЯ

Первым звеном этой цепи надо считать дошедшее до нас свидетельство о том, что Иван Грозный однажды назначил награду храбрецам, которые откроют водный путь из Руси в Китай и Индию. По времени это совпадает с поездкой некоронованного короля Прикамья, промышленника Аники Строганова в Москву. Он сообщил тогда, что из пермских строгановских вотчин в Сибирь уже ходили два отряда. Независимо от этого сохранилось сказание об одном «пермяке», который дважды ездил в Китай, насколько можно понять – сначала через Бухару, а затем – дорогой «ближе к морскому берегу» – по Оби и Иртышу. Возможно, что этот «пермяк» был близким к Строгановым служилым татарином Кайдалом (Кудаулом). Его рассказ о новых землях был записан в 1558 году в Москве и помог Строгановым получить права на новые владения.

Время благоприятствовало подобным скитаниям и открытиям. Сибирское царство было тогда под властью князя Едигера – потомка династии Тайбугидов, данника Москвы, а потомок враждебной ему династии Шейбаиидов (Кучум) еще только замышлял захват владений Едигера на Иртыше и Оби. Вражда тянулась давно и лихорадила необъятное государство потомков Чингисхана.

В те годы, итальянец Рафаэль Барберини записал в Москве рассказы русских людей о Сибири и Китае. Русские успели побывать там не раз. Именитые люди Строгановы, владея Пермью Великой (так называлось в те годы Верхнее Прикамье), укрепив Чусовую, Сылву и Яйву, обратили свой взор к Оби, Иртышу и загадочному «Катайскому озеру», о котором тогда в Европе ходило множество легенд и слухов.

Служивший у Строгановых голландец Оливье Брюнель, исследуя Обь, поднялся от ее устья и достиг второй могучей реки – Иртыша. Он рассчитывал, что этот приток мог привести к «Катайскому озеру», где, по рассказам, можно было слышать дивный колокольный звон. Но, разумеется, не один колокольный звон привлекал сюда посланца Строгановых. Столицу Китая того времени Канбалык (Пекин) европейские космографы ошибочно помещали на картах, рядом с «Катайским озером». Они думали, что в Китай можно пройти, следуя против течения великих рек, впадающих в Ледовитый океан, а также Северным морским путем, участки которого были разведаны с запада до устья Оби.

Если, как говорят летописи, Ермак Тимофеевич действительно служил у Строгановых и состоял на «стругах в работе», то как мог он не знать голландца Алферия (так звали Брюнеля русские), который жил при Строгановых, по крайней мере, с начала 70-х годов? Мог знать Ермак и о замыслах Брюнеля.

Вскоре Строгановым пришлось размышлять, что делать с Кучумом. Этот «шибанский царевич» вторгся из Средней Азии в Сибирь, умертвил своего сородича (но вместе с тем и своего кровного врага) – владыку Сибирского юрта Едигера и овладел узлом важнейших путей к Ледовитому океану, к Бухаре и Китаю. Обь и Иртыш с их притоками оказались в его руках. Затем Кучум послал своего племянника, царевича Маметкула (Магметкул), жечь и разорять русские поселения в Перми Великой. Маметкул умертвил московского посла Третьяка Чебукова, возвращавшегося из казахской орды, и, прокладывая путь огнем и мечом, прошел чуть не до Нижнего Чусовского городка.

Братья Строгановы поехали в Москву и ударили челом о защите Перми Великой от Кучума. Вскоре им дали жалованную грамоту «на места за Югорским камнем», то есть за Уралом. Строгановым приказали заселять берега Иртыша и Оби великой, разрешили беспошлинную торговлю с бухарцами и казахами.

И ОНИ ТОРОПИЛИСЬ…

Какие отклики в Западной Европе вызвало стремление московитов утвердиться на Оби и Иртыше! Чего стоили, например, откровения немца Генриха Штадена, который ухитрялся быть то кромешником (опричником) Ивана Грозного, то рыбинским мельником, то скупщиком мехов в русских поморских городах, выполняя в то же время обязанности соглядатая иноземных государей. Он писал, что русские города Холмогоры, Кола, Вологда, Каргополь стоят на торных путях «из еуропских стран» в Шемаху, Персию, Хиву, Бухару и в Индию. Насчет «Катайского озера» с его колокольным звоном Штаден тоже был наслышан.

Тем временем наши открыватели продвигались все далее на восток вдоль Ледовитого океана. К догадкам о возможности достижения Китая и Индии с севера стала присоединяться уже и мысль о том, что северная часть Московии может где-то граничить с Америкой. Французский космограф Андрэ Тэвэ на страницах своего фолианта, изданного в 1575 году, говорил: «Страны, расположенные ближе к Америке, гораздо холоднее, ими владеют вышеупомянутые московиты». А рыбинский мукомол и соглядатай Штаден взывал к властителям Европы – к вогезскому графу Гансу, польскому королю Стефану Баторию и самому римско-германскому императору Рудольфу: спешите захватить русский Север!

«…Из Оби-реки можно проплыть в Америку», – писал со слов Штадена Георг Ганс. И заключал: «Затем через окрестные страны можно будет пройти до Америки и проникнуть внутрь ее… причем два рейса из Колы или Оби в Америку равняются одному тому, который можно сделать туда из Испании».

Вогезский пфальцграф Георг Ганс Вельденцский был одним из самых лютых врагов Московии. Он мечтал создать пиратский флот для нападения на северные берега. За спиной Георга Ганса стояли зловещие тени короля Филиппа Испанского и его ставленника, кровавого герцога Альбы, мечтавших о мировом господстве на суше и на морях. Палач Нидерландов герцог Альба натравливал немецких владетелей на «страшных московитов».

Уже тогда королевская Испания напряженно следила за жизнью Руси. Испанские владыки считали, что в руках московитов были ключи от узорчатых ворот Китая и Индии, и мечтали переложить их в свой карман!

На русский Север зарились иноземные короли, купцы, пираты, мореходы. Различные искатели наживы и приключений выправляли себе свидетельства герцогини Пармской, открытые листы Бургундского двора, патенты Филиппа II, указы датского короля Фредерика, подорожные торгового дома «Симонсон и компания» в Антверпене только для того, чтобы предъявить их в Коле или Холмогорах как предлог для пребывания здесь. «Попутно» иноземцы жадно расспрашивали русских людей о диковинах Сибири: югорских белых соколах, священном идоле остяков – «Золотой Бабе», драгоценных соболях и о новой северной области «Молгомзее», к востоку от Оби.

Еще раньше какой-то иноземец Михель Снупс просил у Ивана III позволения пуститься в странствия «до далных земель… на великой реце Оби». Посол английской королевы Боус по чьему-то усиленному настоянию пытался добиться разрешения на беспрепятственный проход кораблей своих соотечественников в воды Печоры, Оби и «Гезленди» (по-видимому, Енисея).

В 1562 году с легкой руки космографа Джакомо Гастальди, жившего в Венеции, на картах мира появился Анианский пролив – плод умозрительных трудов европейских космографов. Пролива этого никто не открывал, но он начал свое призрачное существование как предполагаемый проход между материками Азии и Америки. В конце 70-х годов XVI века Анианский пролив можно было видеть на земных чертежах известных космографов Фробишера, Джилберта, Поркакка, Абрагама Ортелия.

Надо сказать прямо: сказочный пролив был изобретен в Западной Европе лишь после того, как там стало известно, что Иван Грозный пообещал награды за отыскание морской дороги в Китай. Пролив был нужен, его хотели видеть, и он появился, хотя пока только в воображении космографов.

ПЭТ И ДЖЕКМАН СПЕШАТ В КИТАЙ

Летом 1580 года английские мореходы Артур Пэт и Чарльз Джекман на кораблях «Джордж» и «Уильям» вышли на поиски пути в Китай через Московию. Им вручили наставления, написанные разными лицами, в том числе астрологом и придворным философом Джоном Ди, историком путешествий Ричардом Хаклюйтом и знаменитым космографом того времени – нидерландским математиком Герардом Меркатором.

По этим наставлениям мореходам предлагалось идти к устью Оби, а затем следовать вдоль морского берега до самого Китая.

Если же кораблям при тех или иных обстоятельствах придется зазимовать, местом их первой стоянки должна быть Обь. Пэту и Джекману разрешалось по весне плавание реками вплоть до города Сибири и даже зимовка в этом городе. Так европейцы тогда называли столицу Сибирского царства – город Кашлык. Несколько лет спустя, в 1587 году, рядом с ним русские построили другой город – Тобольск. Звездочет Джон Ди советовал путешественникам отыскать устье предполагаемой им реки Эхардес и по ней плыть к югу – до самого «славного города Камбалу», то есть Канбалыка. Другой советчик, Хаклюйт, надеялся еще и на то, что мореплаватели отыщут на востоке «пролив для прохода в Скифское море» (то есть тот же Аниан). Если такой пролив будет обнаружен, предписывалось подробно исследовать его, причем частники открытия должны были дать присягу о молчании. Меркатор же в своих наставлениях скорбел по поводу того, что «император России и Московии», как казалось космографу, будет чинить препятствия Пэту и Джекману при их плавании в сторону Китая. Ученый был убежден, что к востоку от Новой Земли простирается огромный залив, а еще восточнее к океану устремляется громадный мыс Табин. Меркатор уверял, что в залив впадают реки, проносящие свои воды через Китай. Поэтому он советовал мореплавателям занять одну из гаваней на море или новых реках и оттуда послать гонца к Великому хану Китая.

Пэт и Джекман, разумеется, не знали ничего о Кучуме и не могли представить себе условий возможной зимовки в городе Сибири. А она могла грозить им неприятностями. Но мореплаватели были готовы выполнить предписания английского двора о порядке встречи с азиатскими властителями.

Предписания гласили, что, когда азиатские гости поднимутся на борт корабля, их надо обрызгать нежнейшими духами, одарить мармеладом в изящной упаковке, напоить крепким вином и угостить бисквитами, увлажненными лучшим оливковым маслом с петрова Занте. Среди товаров, погруженных в трюмы английских кораблей, были испанские покрывала, красные матросские шапки, стеганые ночные колпаки, шелковые подвязки, зеркала, хрустальные очки. С помощью всего этого британские путешественники нанялись проложить путь в Китай.

Увы! Английские корабли смогли дойти лишь до острова Вайгач. В августе 1589 года они повернули обратно, причем в Англию возвратился лишь один Пэт, а Джекман на «Уильяме» бесследно исчез. Предполагали, что после зимовки в Скандинавии он отправился в сторону Исландии и стал жертвой океана.

МЕРКАТОР В РОЛИ СОВЕТЧИКА СТРОГАНОВЫХ

Космограф Меркатор, дававший советы английским мореплавателям, чтобы помочь им опередить московитов в овладении Сибирью, сам того не ожидая, вдруг сделался советчиком Строгановых. Как это получилось? Предприимчивые Строгановы тоже был не лыком шиты. По-видимому, еще до возвращения Артура Пэт в Англию они послали Оливье Брюнеля в страны Западной Европы.

Посланец был так щедро обеспечен, что во время своего путешествия решительно ни в чем не нуждался. В одном из писем сам Меркатор свидетельствовал об этом, Строгановы, как видно, не жалели денег в предвкушении великих открытий.

В феврале 1581 года Брюнель гостил у одного из старых друзей Меркатора в прибалтийском городе Аренсбурге. Посланец Строгановых говорил, что он уже нанял на верфях нидерландского города Антверпена «охочих людей» для постройки двух кораблей на Северной Двине. В мае, уверял Брюнель, он поведет эти корабли из устья Северной Двины на восток, к Печорской губе. Залив этот очень удобен для устройства гавани и складов на большой морской дороге в Китай.

Брюнель искал возможности прохода в Обь по рекам, впадающим в Байдарацкую губу, для того, чтобы не обходить морем полуостров Ямал. Брюнель говорил, что он рассчитывает на помощь людей, населяющих обские низовья: вместе с этими знатоками края он подробно осмотрит морской залив и устье Оби, а потом двинется вверх по великой реке искать заветное «Катайское озеро». Если не удастся достичь «Катайского озера», он вернется на Печору или Северную Двину и весною 1582 года вновь повторит свое путешествие в сторону Китая. Все это во многом совпадало с мыслями Меркатора.

О том, что строгановский гонец встречался с Меркатором, можно судить и не только по этому. Вскоре письмо, в котором рассказывалось о сборах Брюнеля на Обь и в Китай, сам Меркатор подарил английским ученым, и его сравнительно быстро напечатали.

ВОЛОГОДСКОЕ ДИВО

В то время, когда Брюнель столь деятельно готовился к путешествию через кучумовские земли к «Катайскому озеру», в Вологде, заново укрепленной и отстроенной Иваном Грозным, происходили удивительные события. Вологжане рассматривали невиданные дотоле корабли, стоявшие на реке против города. Их было не менее двадцати, и все они сверкали позолотой и серебром. Корабли были украшены изображениями драконов, единорогов, слонов, львов и орлов.

Представитель лондонской торговой компании Иеремия Горсей, которого на Руси звали Еремеем Горшиевым, удостоверил впоследствии в своем сочинении о России, что Иван Грозный спросил его: видел ли он вологодское диво? Получив утвердительный ответ, царь сказал, что этот флот в скором времени будет увеличен в два раза. Потом Иван Грозный попросил у Еремея рисунок английского корабля с пушками.

Что замышлял Иван Грозный? Куда хотел он послать корабли, отмеченные знаками дракона и единорога? Через своих разведчиков он, конечно, знал о том, что слуги британской короны не только вынашивают мечту о захвате русского северо-востока, но и начинают приступать к делу. Хитрый и дальновидный русский царь не хотел быть только «при сем присутствовавшим».

В Москву из знаменитого торгового города Аугсбурга по царскому заказу был привезен редкостный жезл из рога нарвала, осыпанный драгоценными камнями, – скипетр повелителя морской державы! Морской единорог и алмазы Индии были символами будущего владычества на путях, ведущих в Азию. А путь пока виделся один – Сибирь.

Могли ли московское правительство и влиятельный торговый дом Строгановых примириться с тем, что Пэт и Джекман захватят Обскую губу, укрепятся в области Пура и Таза, заявят свои права на Иртыш? Англичане хотели бы наложить руку на драгоценные меха, моржовую кость и мамонтовы бивни Севера, шелка Китая и Средней Азии.

Иван Грозный помнил о правах Руси. Еще в 1562 году он включил в свой титул слова: «… и всея Сибирские земли повелитель». А спустя пятнадцать лет полагал, что он не кто иной, как «всея Сибирские земли и северные страны повелитель и иных земель государь и обладатель». Отвечая на притязания королевы Елизаветы, Иван Грозный подчеркивал, что Обь находится в русской земле.

К ИРТЫШУ

До сих пор нигде черным по белому не было написано о том, что поход Ермака имел связь с поисками, с морскими плаваниями к Оби, Иртышу и «Катайскому озеру». А между тем такая связь несомненна. Именно тогда, когда англичане хотели зимовать в Сибири, а Оливье Брюнель советовался с Меркатором, Ермак Тимофеевич получил приказ Строгановых пойти за Урал.

В некоторых старых легендах (да и не только легендах) Ермака Тимофеевича представляют как раскаявшегося разбойника, надеявшегося получить отпущение своих грехов ценою разгрома Кучума. Вопреки этому историк Н. Костомаров приводит веские доказательства того, что в начале 80-х годов Ермак числился на царской службе по Перми Великой и уже успел побывать за Уралом, даже зимовал там.

Ермак не мог угощать Кучума ни отменным вином, ни пышными бисквитами с оливковым маслом, не имел возможности опрыскивать «сибирского салтана» тончайшими духами или дарить ему нюрнбергские хрустальные очки. Духи и бисквиты были у Пэта и Джекмана. Ермак же, отправляясь за Урал, насушил в дорогу 800 пудов сухарей, разжился у Строгановых крупами и боеприпасами и выбросил из своих стругов все лишнее, что могло помешать в дальнем и трудном походе. «Ко славе страстию дыша» – к славе своего отечества – Ермак со своей дружиной вторгся в Сибирский юрт.

Струи Тобола вынесли казачьи струги в Иртыш. Осенью 1581 года Ермак, переправившись через Иртыш, вступил в «город Сибирь», оставленный Кучумом. Ключ к Востоку был в руках русского богатыря.

Любопытно, что на пути к Кашлыку ермаковцы для чего-то на целых шесть недель задержались близ устья Тобола и двинулись дальше лишь в сентябре. Можно предположить, что ермаковская рать дожидалась появления белокрылых строгановских кораблей, которые Брюнель собирался построить на Северной Двине и повести из Обской губы к устью Иртыша. Тогда Ермак, не дождавшись Брюнелевой подмоги, был вынужден ускорить покорение Сибири собственными силами. На опального атамана, ищущего царского прощения, это было бы непохоже.

Если Строгановы знали о намерениях Пэта и Джекмана проникнуть к «Катайскому озеру» через Кучумовы владения, то ермаковская дружина получила полную возможность убедиться в том, что англичан постигла неудача.

И все же какой-то европейский корабль прошел морем в устье Оби именно в то время, когда войско Ермака проникло на Иртыш.

Источником этого известия был не кто иной, как Маметкул, Кучумов племянник. Он все время тревожил Ермака набегами, пока не доигрался до беды: был захвачен русской дружиной в плен и отправлен в Москву. Едва ли пленник скрыл от Ермака весть, которую он вскоре передал в столице Еремею Горсею.

Маметкул рассказал, что всего «года два назад» он захватил иноземный корабль с пушками, порохом и всякими припасами. Корабельщики, по его словам, «ехали по реке Оби искать пути в Китай через северо-восток». Кучумов племянник, разумеется, не мог знать ни о плавании Пэта и Джекмана, ни о сборах Оливье Брюнеля. Он лишь сообщал о факте, совершившемся событии.

Бывалые русские мореходы с Печоры тоже передавали весть о гибели европейского корабля, пришедшего морем к устью Оби. Они считали, что судно было английское, но вряд ли печорцы могли тогда отличить англичан от голландцев, нанятых Брюнелем для его «китайского» путешествия. О трагическом событии печорцы рассказывали Антону Маршу, служащему Английской компании.

Вполне возможно, что Ермак пытался проверить тревожную новость, сообщенную Маметкулом. Известно, в частности, что ермаковец Богдан Брязга ранней весною 1583 года поспешно, даже не дождавшись вскрытия реки, устремился на Север, к иртышскому устью и к Оби.

По некоторым свидетельствам, во время этих скитаний Богдан Брязга собирал ясак (дань) с покоренных татар, воевал еще не покоренных и, между прочим, занимался поисками драгоценного остяцкого идола – «Золотой Бабы», – еще с XV века волновавшего воображение иноземных путешественников. Возможность обладания золотой статуей и собранными вокруг нее богатствами, принесенными в жертву за долгие годы, манила многих. Но Брязга мог также искать и следы иноземного корабля, погибшего на Севере. По разведанной Брязгой дороге вскоре отправился и сам Ермак. Он дошел до Казыма. Лишь 300–400 верст отделяли его от Обской губы. И это тогда, когда «царское прощение» в виде панциря с золотым орлом уже было получено Ермаком из рук его посла Ивана Кольцо!

ДЕЯТЕЛЬ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ

…В последние годы жизни Ермаку пришлось без чьей-либо помощи познавать неизведанные земли Сибири и Средней Азии. Он заботился о безопасности движения караванов из Бухары по новой для русских дороге, которая, начинаясь в верховьях Ишима, направлялась к горам Улутау, шла к реке Сарысу и городу Туркестану, пересекала Сырдарью и выходила к Бухаре. В Ташкенте же начинался караванный путь в Кашгар – город Восточного Туркестана. Охранять эти пути от набегов татар Ермак считал своим долгом.

На Севере участок дороги примыкал к реке Вагай. Близ ее устья были «прокопы» – каналы, устройство которых приписывалось самому Ермаку. Здесь он и погиб, когда, спасаясь от коварного набега Кучума, бросился в реку.

Кучум пережил своего могучего соперника. Жалкий, полуослепший «сибирский салтан» метался, как загнанный зверь, то в камышах Кургальджина – казахского озера, обители розовых фламинго, то по степным просторам Барабы, то на песчаном прибрежье Зайсана. Не найдя помощи и защиты у зайсанских ойратов, он пошел к большим ногаям, а затем столкнулся с бухарцами. Они-то и заманили его вновь «в калмыки» – ойратские земли – и там «обманом убили».

Но почему же Иван Грозный не решился послать правительственные войска для защиты русского Севера от вторжения иноземцев и набегов Кучума?

В то время когда поход Ермака только начинался, у русского царя было нелегкое положение. Война с польским королем Баторием вызвала острый недостаток пороха, свинца, селитры. Грозному пришлось просить английскую королеву о помощи. Чтобы избежать возможных дипломатических осложнений, царь закрыл глаза на экспедицию Пэта и Джекмана, преследовавших определенно захватнические цели, и в то же время объявил, как известно, поход Ермака проявлением самовольства и разбоя.

Строгановы получили от него знаменитую «гневную грамоту» и попали в опалу – все из-за того же Ермака.

Получить «прощение» Ермаку и Ивану Кольцо удалось только после того, когда вопрос о том, кто хозяин Сибири, был уже навсегда решен.

Но Ермака, видимо, заботило не это. Он мыслил и действовал как государственный деятель, прокладывавший великой державе путь к Востоку.