Текст книги "Без права на поражение (сборник)"
Автор книги: Сергей Бетев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Комсомольский райотдел милиции просил незамедлительно поставить его в известность.
– Почерк-то больно схож,– раздумывал Герман Михайлович Первухин.– Это дело без
внимания оставлять нельзя.
– Что скажешь, Федор Ефимович?– спросил Чернов присутствующего при их разговоре
Репрынцева.
– У нас как в сказке, Олег Владимирович... А может, совпадение? —спросил сам. И,
чтобы ему не успели возразить, заторопился, как всегда в подобных случаях: – Ну, ей-богу! Что
ей делать на Севере, где она никогда не была?
– И где ее никто не знает,– подхватил Первухин. И заключил: – Самое удобное место.
– У нее свои широты, Герман Михайлович: Казахстан и около него,– словно не слышал
его Федор Ефимович.– Тут она как рыбка в воде: и знакомые есть, и любовники старые, родные
– на худой конец...– И принялся за свое: – Прошу, отпустите меня туда. Телеграмма вот,
свежая...
И он протянул им полоску телетайпной ленты в которой Целиноград сообщал, что
инженер Главцелинстроя Катышева Александра Никитична выехала из Целинограда в 1966 году
в связи с переездом на работу в Караганду.
– Видите? – спрашивал он.– А мы и не знали, что она там бывала. Нет, никуда она
оттуда не побежит.
– К нам-то приезжала,—возразил Первухин.
– На гастроли, Герман Михайлович. Не знаете: где живешь, там не воруй...
– Это у карманников так,– возразил Олег Владимирович.– А она – мошенница.
– Нет, нет. Не побежит она,– упорствовал Репрынцев.
– Раньше, может быть, не побежала бы, дорогой Федор Ефимович,– сказал Первухин.—
Сейчас все изменилось. Она ведь тоже грамотная и плакатик наш наверняка наизусть запомнила.
Он стал для нее теперь визитной карточкой...
– И поэтому ей бегать и бегать надо,– по-своему продолжал его мысль Чернов.– Иначе
приглядятся, опознают и за рукав возьмут.– И спросил: – Собственно, какой твой-то план?
– Очень простой: поеду в Новосибирскую область к маме и папе, так сказать, узнаю, куда
впервые отправилась дочка из дома. И пойду следом за ней, Ну хоть сначала...
– А может быть, он и прав,– вдруг изменив свое решение, поддержал Репрынцева
Первухин.– Только ты учти, Федор Ефимович, тебе надо прежде всего понять Катышеву.
Повадку ее. Она должна и может быть в том месте, где вокруг нее растяпы, лопухи, которые
разные сказочки любят, понимаешь? Еще – женщины, которые ловят мужичков, тех мужичков,
которых сами же карасями зовут... У этих рассудок гоном рушится. Поэтому, если хоть на малый
след нападешь, не торопись, оглядись сначала вокруг, присмотрись, прикинь, куда такая
Катышева могла податься.– И сразу обратился к Чернову с советом: – Пусть проветрится.
Честное слово, от этих телеграмм мозга за мозгу вполне может...
У вошедшего помощника дежурного по управлению Первухин перехватил несколько
телеграмм, которые тот принес, бегло просмотрел их и улыбнулся:
– Пожалуйста... Украина шлет. Гражданка из Алушты утверждает, причем категорически,
что видела там Катышеву на морском берегу. И вот описание: носила темные защитные очки, а
волосы уже перекрасила в каштановый цвет. И еще: с ней постоянно ходил мужчина по имени
Володя. Что скажете?..
– Вполне вероятно такое,– сказал Чернов.
– Очень даже,– согласился с ним Первухин.– Портрет свой ей менять самое время.
– Понял,– сказал Чернов.– Все правильно: нам искренне хотят помочь. Но ведь в этой
телеграмме не названо ни имени женщины, ни фамилии ее, ни откуда приехала... Проверить-то
ее невозможно! По Черноморью этому, по пляжам, враз гуляет миллиона три отпускников, а с
дикарями – и того больше. Причем учтите, что женщин там куда больше, чем нашего брата.
Что, их всех теперь проверять? Прав ты, Федор Ефимович, сейчас самая пора пойти по ее
старым адресам.
– Конечно! Неужели, товарищи, с Катышевой так никто и не связан по старой памяти? Не
может человек, даже самый ерундовый, один всю жизнь!..– загорячился Репрынцев.
– Поедешь, поедешь,– успокоил его Олег Владимирович Чернов.
– Когда приказ? —сразу обыденно справился Федор Ефимович.
– Можешь, собирать чемодан. А проект приказа напиши сам. Ты хоть знаешь, куда
едешь?
– Какой вопрос!..
И Репрынцев исчез из кабинета.
Старший инспектор уголовного розыска Федор Ефимович Репрынцев лежал на верхней
полке купированного вагона.
И размышлял.
Впереди его ждала Алма-Ата. Но мысли были все еще в Новосибирской области, где он
сутки назад распрощался с родителями Александры Катышевой.
Жили они скромно, привыкая к своему новому положению: весной оба вышли на пенсию.
Сначала– Елизавета Михайловна, работавшая поварихой в детском садике, а следом – Никита
Макарович, отдавший всю жизнь бондарному делу.
Когда Репрынцев представился, то увидел, что встревожил их. Это был не испуг, а скорее
неловкость: как позднее выяснилось, ни тот, ни другая за свою жизнь дел с милицией никаких не
имели. Федор Ефимович не рассказал родителям всей правды о преступлении их дочери, хотя и
не скрыл, что она допустила серьезное нарушение закона, а потом уехала, не оформив своего
увольнения. Может быть, поэтому неловкость, которую испытывали перед ним пожилые люди,
так и не оставила их до конца разговора, хотя они старались скрыть ее, с готовностью отвечали
на все вопросы.
В семье Катышевых было три дочери: Екатерина, Александра и Татьяна. В детстве они
почти не отличались друг от друга. И только позднее, когда подросли, родители впервые стали
замечать, сколь разны их характеры и как по-разному складываются их отношения,
Катя с Татьяной, старшая и младшая, всегда были вместе, словно боялись отстать одна от
другой; обязательно советовались по всякой мелочи, и не было случая, чтобы не находили
согласия. А когда заневестились то и парни их оказались друзьями. Так и замуж вышли на одной
неделе. Только позднее разъехались за мужьями: Татьяна – в Кемерово, Екатерина – в
Прокопьевск.
Каждый год старшая и младшая дочери проводили отпуск в родительском доме. И нынче,
как сообщили Федору Ефимовичу, все должны съехаться в августе.
Иной была Александра. Слишком отличалась она от сестер, с самого раннего детства
заняла в семье особое место. Родители, а вслед за ними послушные Катя и Таня решили, что
Шура самая красивая и по каким-то особым причинам имеет право на особое положение. И
поэтому ей разрешалось делать все, что хотелось. К этому незаметно привыкли.
Повзрослев, Шурочка не обращалась к старшим за советами. Она могла внимательно
выслушать замечание, но у нее и на секунду не возникало желания принять его.
Сестры были застенчивы, Шурочка всегда смела. Катя и Таня встречались с парнями, а
мать и отец еще долго не знали об этом. Шурочка же появлялась чуть не каждый день с новым
кавалером в самых людных местах. Между парнями нередко возникали ссоры, но Шурочку это
ничуть не волновало: пока двое вели из-за нее мужскую тяжбу, она находила третьего.
Сестры-подруги всерьез задумывались над тем, куда пойти учиться, чтобы не уезжать
далеко от дома. Задача была не из легких, потому что обе хотели приобрести интересные и
надежные специальности.
Шурочка не знала, кем она хотела бы стать, зато давно и твердо решила уехать от родных
подальше и непременно в большой город.
В то лето, когда Александра закончила десятилетку, она встретилась с Тамарой Рогачевой,
девушкой, пожалуй, еще более приметной. А может, так казалось, потому что Тамара была
старше на три года. В школе такая разница не замечалась, а сейчас бросалась в глаза. Тем более
что Тамара уже больше года вела самостоятельную жизнь: уехала от родителей в Алма-Ату,
работала там и, как говорила, училась на вечернем отделении техникума.
Девушки целые дни проводили вместе и не скучали: Тамара умела найти веселую и
шумную компанию. Она всегда оказывалась в окружении мужчин, чаще всего командированных.
– Сейчас с мальчишками ходить не модно, даже – неприлично,– говорила она робевшей
на первых порах Александре.– Да и что от них толку? Ходят за тобой как привязанные,
вздыхают и молчат, потому что нигде не были, ничего не видели. О чем им рассказывать? Ну,
могут еще в кино пригласить, потому что на большее у них денег нет. Разве это жизнь? Ни
хорошего подарка, ни настоящего обхождения!..
Александра вскоре почувствовала, что подруга права, и постоянно находила тому
подтверждение. Правда, она не была простушкой и не уступала смелым ухаживаниям. Не
потому, что мужчины ей не нравились. Напротив. Но она с каким-то радостным чувством
сделала для себя неожиданное открытие: сильные, имеющие положение в жизни люди сами
подчиняются ей, готовы выполнять ее желания, а самой ей это ничего не стоит. Конечно,
находились и такие, которым ее прихоти в конце концов надоедали. Но Александру это уже не
смущало. Она поняла, что найдутся другие, посолиднее,
И находились.
Все чаще вечерами, возвращаясь в заснувший дом, Александра усталая, но счастливая,
опускалась на стул перед зеркалом и рассматривала себя. Наедине она вновь переживала
многозначительность услышанных слов, тайный смысл взглядов, обращенных к ней, истинную
цель нечаянных прикосновений, всю пьянящую атмосферу внимания, окружающую ее.
А холодное зеркало услужливо будило воображение: ах, если бы сшить новое платье,
строгое, но непременно по фигуре и в меру яркое по цвету!..
И она поворачивалась перед зеркалом, словно оглядывала себя со стороны.
– Ты клад, Шурка, – все чаще говорила Тамара и с убежденностью старшей добавляла:
– Главное, не разменивайся на сопляков. Ты для столицы создана!..
Шура не была в столицах, но слова подруги западали ей в самую душу, вызывая трепетное
желание встречи с неведомым, но прекрасным будущим.
Через месяц проводила Тамару, а вскоре сама заявила родителям, что уезжает учиться в
Алма-Ату. Сестры пытались советовать.
– В институт тебе не пройти. У тебя сплошные тройки,– говорили они.
– А я в институт и не собираюсь,– ответила Щура.– Даже если бы и могла: чего ради
пять лет зубы на полке держать? Поступлю в техникум: по крайней мере через три года на своих
ногах...
– Так и уехала,– рассказывала Елизавета Михайловна Репрынцеву.– Перечить не стали.
– Помогать приходилось?
– Редко. Ненакладная она у нас. Денег никогда не просила. Разве что сами высылали на
день рождения. У отца такой порядок заведен был: без подарка не оставлять... Когда приезжала,
отправляли, конечно, на свои.
– А часто приезжала? – спрашивал Федор Ефимович.
– За всю учебу —два раза. Да и то на неделю, а другой раз и всего-то на четыре дня.
Нравилось ей ездить, смотреть.
– О своей жизни рассказывала?
Елизавета Михайловна пожала плечами.
– Как вам сказать?.. Письма писать она не любила. И дома когда жила, получит, бывало,
от кого-нибудь письмо, прочитает, бросит. Я перекладываю его с места на место. Иной раз
скажу: будешь отвечать? Нет, говорит. И нам, видно, так же... Знали: учится на строителя.
Последний раз говорила, что замуж собирается...
– Вышла?
– Не похоже что-то,– смутилась мать,– Больше восьми лет прошло, как учебу
закончила. За это время еще раза два ее видели: все проездом останавливалась. И каждый раз
говорила: собираюсь, собираюсь... Мы и ждать перестали. Бог с ней, как знает.
– В каком техникуме в Алма-Ате она училась?
– Точно не скажу. Знаю – на строителя.
– А где жила?
– У Тамары Рогачевой. Адреса, правда, сейчас тоже не припомнить.
– Но после учебы она работала в Караганде, Темиртау, Целинограде. Она об этом
говорила вам?
– Много городов поминала, когда наезжала. Как мы понимали, она там в командировках
была, А про Свердловск и вовсе не слыхали.
– Значит, где она сейчас, вам не известно?
– Нет.
– А с родителями Тамары Рогачевой вы знакомы?
– Не пришлось. Даже не скажу точно, где и живут. После отъезда Шуры я Тамару ни разу
не видела. Как они там жили в Алма-Ате, как разъехались после Шуриной учебы, что с Тамарой
сталось – ничего не знаю. Сколько ведь лет прошло!..
Федору Ефимовичу пришлось найти Рогачевых. Знакомство оказалось полезным.
Оказывается, Тамара четыре года назад вышла замуж, родила сына, живет по-прежнему в Алма-
Ате, только сменила адрес. У них с мужем отдельная квартира. Фамилия Тамары.—
Овчинникова.
От Рогачевых узнал и то, что не могли рассказать Катышевы: Шура провела у Тамары
только год, а потом будто бы уехала из Алма-Аты совсем.
– Но ведь она училась там в техникуме?– удивился Федор Ефимович.
– Тамара говорила, что работала. Про учебу не слышали.
...Поезд мчался сквозь ночь по всхолмленной степи. Колеса вагонов монотонно
отсчитывали на стыках секунды. А Федор Ефимович ворочался на верхней полке от
собственных дум и сомнений.
С чего начинать в Алма-Ате?..
Вспомнил слова Германа Михайловича Первухина о том, где искать Катышеву. Подумал о
простаках, о карасях... Тамара Рогачева (не Овчинникова!), судя по всему, к простушкам не
относилась. Инженера Аграновича сразу причислять к карасям было тоже неудобно. А.
встретиться предстояло с обоими.
Но с кем первым?
В Караганде из разговоров с Мешконцевым и Гривцовым Федор Ефимович выяснил, что
Александра Катышева не без протекции инженера Аграновича работала на инженерных
должностях после окончания техникума в Алма-Ате. У родителей Катышевой он уточнил, что их
дочь «училась на строителя». Становилось понятным, почему Александра Катышева работала в
строительных трестах. Однако знакомство с Рогачевыми вносило в добытые сведения некоторую
путаницу,
А Федор Ефимович неясностей не любил.
Первые четыре дня в Алма-Ате он убил на поиски учащейся Александры Никитичны
Катышевой, получившей строительную специальность в одном из техникумов восемь-десять лет
назад. Задача оказалась нелегкой. В строительном техникуме Федор Ефимович для верности
проверил списки выпускников за пять лет. Среди них Катышевой не оказалось. В других
техникумах, которые готовили строителей по своим отраслям, а таких нашлось еще пять,
нужной ему дипломницы тоже не значилось.
Начиная свой поиск с этого, Федор Ефимович рассчитывал найти направление Катышевой
после учебы в строительный трест, что намного бы облегчило и упростило его дальнейшие
шаги. Но результат оказался неожиданным для самого Репрынцева: получалось, что Катышева
вовсе не училась и родители Тамары Рогачевой правы, а Мешконцев в Караганде попросту втер
ему очки.
План розыска, рассчитанный на получение дополнительной информации о Катышевой,
провалился. Да еще и четыре дня – коту под хвост.
Куда дальше? К Тамаре Рогачевой-Овчинниковой? Или к Аграновичу?
Если явиться к Аграновичу, придется объяснить мотивы и вольно-невольно в какой-то
степени раскрыть суть дела. Агранович определенно не дурак: он почувствует неладное и может
повести себя так же, как Мешконцев в Караганде. А у Федора Ефимовича не было в руках
официальных документов, уличающих Аграновича в неблаговидной протекции. Да и кто их мог
дать ему?
И Федор Ефимович решил встретиться с Тамарой Рогачевой, ныне Овчинниковой.
Понимая, что может поставить замужнюю женщину в неловкое положение перед семьей
напоминаниями о ее веселой молодости, явился не домой, а в ателье мод, где она работала
закройщицей.
– Тамара Николаевна? – учтиво осведомился он, когда ему вызвали Рогачеву. И сразу
представился: – Репрынцев Федор Ефимович из Свердловска. Здравствуйте. У меня к вам
серьезный разговор.
– Здравствуйте,– машинально ответила она, и на ее чистом лице заалел румянец.– А я
вас не знаю.
– Совершенно правильно. Я тоже вижу вас впервые. Не удивляйтесь: я из уголовного
розыска... Нам нельзя где-нибудь найти тихое местечко?
На этот раз она растерялась окончательно. Как-то поспешно осмотрелась, приложив руку к
пылающей щеке, потом торопливо сказала:
– Пройдемте сюда...– Но сразу же остановилась: – Нет, подождите... Хотя – ладно...
Она повела его из салона по коридору. Перед открытой дверью в цех задержалась,
окликнула какую-то женщину, взяла у нее ключи, и они зашли в комнату, где на плечиках висело
множество мужских костюмов. У окна стоял небольшой стол, возле него – пара стульев.
– Это наш склад. Ничего, если мы будем здесь? – спросила виновато, предлагая стул.
– Вполне. Присаживайтесь тоже,– ободрил ее Федор Ефимович.– Во-первых, вам
привет от родителей.
Такое начало отнюдь не успокоило ее. Но Федор Ефимович счел за лучшее не заметить
этого.
– Я приехал к вам поговорить о вашей давнишней подруге Александре Катышевой...—
Напрасно подождав, как она воспримет его слова, продолжал: – В шестидесятом году
Катышева приехала в Алма-Ату учиться и жила у вас. Припоминаете?
– Конечно, конечно,– поспешно отозвалась Рогачева. А Федор Ефимович сразу спросил:
– Расскажите мне, как вы жили здесь? – И уточнил:– О вашей дружбе до Алма-Аты я
знаю достаточно. Рассказывайте все: как она приехала, как встретились, как проводили время, с
кем... Давайте не стесняться. Говорите со мной откровенно, если даже придется задеть какие-то
женские секреты. Ей-богу, я всем интересуюсь не из голого любопытетва, а по служебной
необходимости. Александра приехала учиться, насколько я понимаю?
– Да.
– Вот с этого и начните.
– Учиться она не стала. Как, впрочем, и я.
– Провалилась?
– Нет. Просто не захотела. Тогда я сразу устроила ее на швейную фабрику. Зарабатывала
она, правда, немного, но ей хватало.
– Но родители Катышевой говорили мне, что она учится на строителя. Обманули,
выходит? Вроде не похоже.
– Нет. Это Шура их обманывала...
Жизнь Александры Катышевой в большом городе сложилась не совсем так, как она
рассчитывала.
Началось все как нельзя лучше. Тамара помогла ей устроиться на работу. А дальше...
В знакомствах недостатка не было. Тамара ежедневно встречалась в ателье со множеством
мужчин. И, конечно, не из тех, что бегают в поисках дешевых импортных костюмов по
универмагам. Среди ее посетителей встречались и артисты, и преуспевающие инженеры, и
солидные специалисты с нестандартными фигурами. Красивая, общительная закройщица умела
вести непринужденный разговор и обратить на себя внимание. Не удивительно поэтому, что
некоторые клиенты после заказа и последующих примерок превращались в приятелей, которым
позволялось бывать в гостях.
Более опытная Тамара была разборчива в подобных отношениях, хотя и не отличалась
излишней строгостью. Александре, напротив, каждое новое знакомство казалось интереснее
предыдущего, а будущие манили еще большими надеждами. Скромный заработок ее не огорчал,
потому что оставался почти неприкосновенным, Редкий день в их маленькой комнатке не было
обильного угощения, вина, веселья. А выходные часто превращались в увлекательные
загородные поездки в горы, куда-нибудь на бережок шумной, сверкающей брызгами горной
речушки.
Как и прежде, Александра не считала себя чем-то обязанной мужчинам. Без всяких
опасений могла подшучивать, капризничать, даже говорить о подарках. И, к своему удивлению,
а потом испугу, однажды утром очнулась в постели с немолодым мужчиной, Он лежал рядом,
откинув с груди одеяло, и спокойно курил сигарету, время от времени стряхивая пепел в
тяжелую пепельницу на придвинутом к кровати стуле.
Она прикинулась спящей. Но так не могло продолжаться до бесконечности.
И тогда-то она была порабощена окончательно.
– Шура не отчаивалась долго,– говорила Рогачева.– Чего греха таить, я сама
успокаивала ее тогда и говорила, что с любой девушкой в конце концов случается одно и то же.
Так было и со мной. Так случилось с ней. Так будет и с другими. Да и кто на это теперь
обращает внимание!..
Они разговаривали с Федором Ефимовичем уже долго. Рогачева поняла, что от нее
требуют откровенности, говорила спокойно, а может, равнодушно, хотя и чувствовалось, что она
немножко смущена.
– А кто это был? – не удержался Федор Ефимович.
– Не помню,– ответила она, посмотрев на него.– Я говорю правду,– сочла нужным
добавить потом.
– И как она дальше?
– Кто? Шура?
– Она.
– Обыкновенно. Она ведь знала, что у него есть жена, дети... Он ей был не нужен. Она
ему —тоже.
– Странно,– не нашелся что сказать Федор Ефимович.
– Почему? В жизни чаще так и бывает,– сказала она с сожалением.
– Не знаю...
– Мы же говорим откровенно? – напомнила Рогачева, взглянув на него. Ему показалось,
что она нахмурилась.– Многие так начинают. Потом всем это надоедает. Потом начинают
понимать, что к чему. Женщины – раньше; мужчины – позднее. Могу сказать больше: Шура
даже не обиделась на этого человека. Я знаю, они потом сталкивались с ним случайно, и не раз.
Мне даже казалось: повторись та же ситуация, и Шура не стала бы противоречить. Только все
было бы спокойнее, без удивления...
– Значит, это ее нисколько не изменило?
– Как раз наоборот.– Рогачева даже усмехнулась, поражаясь, видимо, наивности
Репрынцева.– Она стала нравиться мужчинам больше.
– Даже!
– А вы что, не понимаете?.. Конечно. Перестала быть взбалмошной, как часто раньше.
Лишила мужчин снисходительного превосходства над собой. А красивой она была всегда...
– Так и меняла их, выходит?
– Ну, это грубо, по-моему.
– Как же иначе?
– Не знаю. Только когда так делают мужчины, это почему-то считается нормальным, и
никто не задумывается над оценками.
– Но встречались же ей и другие мужчины? Которые по-настоящему, как говорят, были ,
влюблены, что ли...
– Конечно,– улыбнулась Рогачева грустно.
– Ну и вот!..
– Что «вот»?
– Выходила бы замуж,– решил Федор Ефимович,
– Наверное, можно было бы и так... Но, видимо, ждала чего-то другого. Лучшего. А
пока... Помню одного,– вдруг, оживилась,– мне самой он очень нравился: Борис Муканов. В
Алма-Ату приехал по назначению после окончания Новосибирского электротехнического
института. Статный, красивый, серьезный. Часто приходил к нам. Но без подарков, иногда с
цветами и почти никогда – с вином. Случалось, сидел у нас и при компании. В таких случаях —
молчал. А Шура веселилась. Потом его перевели в Барнаул. Долго писал письма. И что больше
всего меня поражало, Шура всегда на них отвечала.
– Что тут удивительного? – спросил Федор Ефимович.
– Просто я не помню, чтобы она кому-то еще писала. По-моему, она и домой-то отсюда
ни разу весточки не послала. А про него говорила: когда захочу замуж, найду Бориса – и точка.
– Он что, так любил ее?
– Пожалуй. Когда Шура от меня уехала, он писал мне, спрашивал, где она.
– И вы ответили?
– Конечно. Только пришлось сообщить, что и сама не знаю. Слышала, что где-то не то в
Целинограде, не то в Караганде.
– Все-таки знали где?
– Слышала от знакомых. Но ведь Караганда – это еще не адрес.
– Все-таки. А кто эти ваши знакомые?
– Мои знакомые? – заметно насторожилась она. Потом объяснила мягче: – У меня ведь
тоже были знакомые.
– Понимаю. И не вхожу в детали. Но, как вы поняли, наверное, меня интересует только
то, что касается Катышевой. Куда она уехала, при каких обстоятельствах, с какой целью. Мне,
например, известно, что она жила в Караганде и работала там инженером в тресте.
– Шура? Инженером? – Рогачева вдруг весело улыбнулась.– Вы что-то путаете.
– На инженерной должности, я хотел сказать,– поправился Федор Ефимович.– Кстати,
после окончания техникума в Алма-Ате.
– Все может быть,– весело согласилась Рогачева.– Шура – она такая!
– Какая?
– Да так я... В то время один из моих приятелей, инженер, познакомил ее со своим
товарищем, вернее – с начальником. Ну, тот, конечно, увлекся Шурой. Не без успеха, должна
сказать... хотя и старше был лет на двадцать. Он-то постоянно и уговаривал ее поучиться
немного, обещая устроить диплом.
– Что же ей мешало?
– Ничего. Она долго ходила в строительный техникум на вечернее отделение. Даже
компанию иной раз оставляла.
– И успешно?
– Не знаю. Во всяком случае Арон Яковлевич был доволен. Он в том техникуме какой-то
большой вес имел.
– Агранович? – спросил Федор Ефимович, внутренне замерев от ожидания.
– Вы его знаете?
– Я все знаю,– рассмеялся он.
– О чем же тогда еще говорить? – спросила она устало.
– Как видите, мы не скучали.
– Да...– задумчиво протянула она.
– Я вас очень задерживаю?
– Что поделаешь! – отозвалась она.
– Могу проститься. Давайте ограничимся на сегодня.– Федор Ефимович спрятал
записную книжку, в которой изредка делал заметки. Спросил: – А где сейчас Борис, о котором
вы упоминали?
– Наверноё, в Барнауле. Года три от него ничего не получала.
– Адрес его у вас есть?
– Надо дома посмотреть.
– Не затруднит? – И, не ожидая ответа, пообещал: – Зайду к вам на днях. Можно?
– Пожалуйста.
– Сюда же в ателье,– подчеркнул особо. И поинтересовался: – Надеюсь, вы понимаете,
почему я решил поговорить в вами здесь?
– Думаю, что – да,– ответила она, и опять румянец зажег ее лицо.
– Вы – мудрая женщина,– сделал комплимент Федор Ефимович.
– Просто – женщина,– поправила она.– И поэтому поняла вас. Больше того, могу
признаться: я вышла замуж не за лучшего мужчину из тех, которые встречались мне. И вам
благодарна, что пришли именно сюда. Дома наш разговор могли бы понять неправильно. А я
этого не хочу.
Федор Ефимович понимал, что теперь торопиться не следует. Сразу же после разговора с
Рогачевой он через уголовный розыск связался по телефону с Александром Паком в Караганде.
Коротко рассказав о встрече, он попросил его срочно побывать в тресте Целинмонтажстрой и в
шестом строительно-монтажном управлении, во что бы то ни стало через отдел кадров
установить место учебы Катышевой.
Одновременно с этим он сделал телеграфный запрос в Барнаул с просьбой выяснить,
проживает ли там Борис Муканов.
Оставалось ждать.
Утром следующего дня Федор Ефимович нашел в управлении два сообщения для себя.
Александр Пак короткой телефонограммой уведомлял, что Александра Никитична Катышева
закончила Алма-Атинский строительный техникум в шестьдесят втором году.
Из телеграммы Барнаула узнал, что Борис Муканов четыре месяца назад переехал в Бийск
на новое место работы.
Федор Ефимович, не теряя ни минуты, приехал в строительный техникум и провозился
там с бумагами целый день. Но его настойчивость так и не была вознаграждена.
– Куда же она могла деваться? – спрашивал он в сотый раз тех, кто помогал ему.
– Да не было ее. Проверено все.
– Должна быть!– твердил Федор Ефимович.
Наконец он зашел к директору и, объяснив свою настойчивость, повторил тот же вопрос.
– Просто не знаю, чем вам помочь,– искренне огорчился тот.– Вы нам не верите...
– Верю! – почти крикнул Федор Ефимович.– Но у меня официальное сообщение.
Почитайте... И он прочел ему телефонограмму Пака.
– Ладно. Давайте попробуем еще один путь...– Директор вызвал секретаршу и, когда та
вошла, распорядился: – Познакомьте товарища со всеми протоколами квалификационной
комиссии за шестьдесят второй год. Пусть все посмотрит вместе с нашими сотрудниками.– И
повернулся к Федору Ефимовичу: – Это все, что я еще могу для вас сделать.
– Спасибо!..
И снова бумаги, бумаги, бумаги. Сотни имен и фамилий, но Катышевой среди них нет.
Федор Ефимович обреченно смотрел, как перед Ним мелькают листы документов. И вдруг
прижал ладонью один из них. Внизу протокола стояло множество подписей. Первая гласила:
«Председатель государственной квалификационной комиссии – А. Агранович».
– Есть! – не сдержался Федор Ефимович.
– Что вы сказали? – не поняла молоденькая девушка, занимавшаяся с ним.
– Я говорю, что все понял,– куда-то в сторону сказал он.– Не надо искать Катышеву...
* * *
Сдержанность– профессиональная черта работников уголовного розыска. Она
формируется в характере годами, в течение которых человек борется со своими собственными
возмущением, неудовлетворенностью, страданием, скрывая их в себе, не давая выплеснуться
наружу. Он, представитель неотвратимого справедливого возмездия, не имеет права распускать
себя при людях.
Наедине с собой бывает иначе. Вечером в гостинице Федор Ефимович не мог ни лежать,
ни сидеть. Попробовал отвлечься газетой, но сразу поймал себя на том, что не может разобрать
ни слов, ни связи между ними. Он жалел, что день кончился и поздно ехать в Аграновичу, жалел,
что к утру израсходует в себе ту хорошую злость, которая так часто помогает при трудных
разговорах. А то, что разговор с Аграновичем предстоит непростой, он не сомневался.
Агранович в главке пользовался неоспоримым авторитетом. Это Федор Ефимович
почувствовал по тому, как, встретив его в приемной, пожилая женщина-секретарь тут же сняла
трубку и терпеливо набирала один номер за другим, пока не выяснила, что Арон Яковлевич
находится у одного из начальников отделов, где идет короткое совещание.
– Вы пройдите в сорок первую комнату на третьем этаже,– посоветовала она
Репрынцеву.– Там их группа. Агранович будет на месте минут через десять-пятнадцать.
В сорок первой комнате сидели пять сотрудников, погруженных в бумаги. Возле двух
столов, что разместились ближе к стенам, стояли чертежные доски. Выслушав Федора
Ефимовича, одна из женщин предложила ему стул и, показав на распахнутую дверь в смежную
комнату, сказала:
– Это его кабинет. Он вас сразу примет, как только появится.
Агранович появился быстрее, чем ожидал Федор Ефимович. Прежде чем войти, он еще
задержался в двери, на ходу заканчивая с кем-то разговор. Увидев перед своей дверью
Репрынцева, протянул руку, спросив:
– Ко мне? Прошу...
И пропустил его впереди себя.
Прикрыв дверь, прошел за стол, подсунул под пепельницу несколько мелких листочков,
которые принес с собой, сел и пригласил:
– Садитесь, садитесь. Слушаю вас.
Ему было за пятьдесят, но черные густые волосы только-только начинала пробивать
седина. Простота, энергичные четкие движения, деловой тон разговора – все
свидетельствовало о том, что этот человек умеет беречь время и знает себе цену.
Федор Ефимович представился. Заметив, что не произвел на хозяина кабинета никакого
впечатления, решил предупредить:
– Заранее извиняюсь, если разговор покажется вам неприятным.
– Ну, ну... – с улыбкой подбодрил его Агранович.– Начало довольно обещающее.
– Я пришел поговорить с вами о Катышевой Александре Никитичне, вашей знакомой.
– Была такая... Так что вас интересует?
– Все.
– Даже! – не подумал скрыть удивления Агранович, но не смутился.– Полагаю, будет
лучше, если я отвечу на вопросы.
– Пожалуйста,– согласился Федор Ефимович.– Я до приезда в Алма-Ату был в
Караганде, где вы одно время работали управляющим Целинмонтажстроя. В это же время в
подчиненном вам шестом строительном управлении находилась и Катышева.
– Совершенно верно.
– Она занимала там инженерную должность.
– Знаю.
– После окончания техникума.
– Бывает и так. Часто бывает,– подчеркнул Агранович.
– Ничего не имею против,– сказал Федор Ефимович.– Потом я заезжал к ее родителям в
Новосибирскую область. Узнал, что она училась в Алма-Ате, жила здесь у своей подруги
Тамары Николаевны Рогачевой, теперь – Овчинниковой, где вы и познакомились с ней в свое
время...
– Все правильно,– мягко прервал его Агранович и спросил: – Вы что, ищете ее?
