Текст книги "Без права на поражение (сборник)"
Автор книги: Сергей Бетев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– Допустим. Скандалили они с Мельником?
– Что вы! Выпивали честь честью.
– Зачем же Геннадий за нож хватался?
– За какой нож?..
– Ну вот...– Василий Тихонович откинулся на спинку стула.– Опять вы уговор
нарушаете.
– Да истинный крест!..
– Не нужно, Клавдия Поликарповна. Послушайте, я прочитаю вам протокол допроса
вашего дяди, потом племянника и его жены.
Коляскина внимательно выслушала показания своих родственников и серьезно сказала:
– Раз они все видели, значит, так оно и есть. Только меня в это время в квартире не было,
Наверное, за водкой бегала. Потому и вам не могла про то сказать.
– В этих же протоколах написано, что вы в тот вечер решили вместе со всеми ехать в
Свердловск,– строго заговорил Моисеенко, перечитывая бумаги, привезенные Саломахиным.—
И ездили. Чем была вызвана ваша поездка?
– Давно не бывала, да и Афанасий просил пособить ему железо с шифером купить. Вот и
поехала...
Коляскина без оговорок не принимала ни одного опровержения своих первоначальных
показаний. Саломахин и Моисеенко выкладывали одно свидетельское показание за другим,
теснили Коляскину шаг за шагом и, наконец услышали от нее последнее: была с Мельником в
Соколовке.
– Татьяна Печеркина заявила, что вы в то утро собирались уехать вместе с Мельником.
Почему вы изменили свое решение?
– Буран поднялся,– ответила она.– Я и подумала с какой стати я буду мотаться за этим
железом?.. Лучше поеду обратно.
– Проводили, значит?
– Проводили.
– До поезда?
– До поезда.
– Странно,– Саломахин долго молчал. Наконец сообщил ей:—А здесь его нашли
убитым, Клавдия Поликарповна...
– Где нашли? – испуганно спросила она.
– Недалеко от той самой станции, до которой вы проводили его. Вот нам и непонятно, как
вы его провожали,– не скрывая раздражения, сказал Моисеенко.
– Неправда это!– возразила она нервно.
– Как же неправда? А ремешок, которым его за руку оттащили в сторону от соколовской
дороги?
– Смеетесь вы надо мной. И что вам от меня надо?!
– Только одно: быть откровенной до конца.
– Ничего я про это не знаю!..
26
Одновременно с допросом Коляскиной Дмитрий Николаевич Суетин допрашивал
Печеркина.
С Геннадием Печеркиным разговор начался иначе. Приготовив бланки протокола допроса,
Суетин долго ходил по кабинету. Заметив, как Печеркин жадно глядит на его папиросу, молча
открыл перед ним пачку и, как только тот зажег папиросу, выложил перед ним кипу
фотографий...
– Возьми, посмотри...
И Геннадий Печеркин увидел знакомый пустырь с проселком, с узкоколейной железной
дорогой. Фотографии все укрупнялись по планам. Следом за теми, на которых угадывались
старые торфяные. выработки, пошли изображения трупа...
Печеркин отодвинул фотографии. А Суетин открыл стол, вытащил из него ремень,
положил рядом с собой:
– На фотографиях ты, наверное, не рассмотрел его?
Печеркин отвернулся.
– Что? Не хочешь со мной разговаривать?.. Я тут,– Дмитрий Николаевич показал на
фотографии,– ни при чем. Меня с тобой говорить долг обязывает. И закон. Так что...
– Спрашивайте,– попросил Печеркин.
Под тяжестью улик и свидетельских показаний Печеркин одну за одной подтверждал
детали минувших событий. Когда заговорили о Шадринске и вспомнили чуть было не
разразившийся скандал, он устало сказал:
– Психанул. Было...
– И после этого у тебя созрело решение убить его? – спросил Дмитрий Николаевич.
– Никакого решения у меня не было,– отозвался Печеркин.
– Не понимаю.
Печеркин замолк и с силой потер руки.
– Дайте еще папироску! – Раскурил, сильно затянулся.– Не было, говорю, никакого
решения. Все эта сука!..
– О ком ты?
– О Коляскиной... С самого Шадринска пудила. Денег чемодан, говорила, зря пропадут...
А я убивать не хотел.
– Но убил ведь!..
– Не убивал. Когда провожали его, дорогой разругались, он стал меня душить, но... мне
под руку камень попал, я его по голове. Думал, оглушил немного, а он мертвый...
– Врешь, парень,– оборвал его Дмитрий Николаевич.– На, посмотри еще вот эту
фотографию. Ты ее не видел.
И он передал Печеркину фотографию черепа после медицинской обработки раны.
Любому, даже не искушенному в криминалистике человеку стало бы ясным, что такой
громадный пролом на черепе камнем сделать невозможно.
– Понимаешь?..
– Ну, не дрались мы,– сразу же изменил свое предыдущее показание Печеркин.—
Разругались просто. Стал он про мать опять говорить разное. Одернул я его несколько раз, а он
– назло... Подвернулась под руки тормозная колодка. Ей и стукнул... Суетин укоризненно
покачал головой.
– Крутишься ты... а куда вывернуть надеешься, не понимаю. Если ты убил его без
умысла, то, наверное, сбежал бы поскорее от этого места. А то ведь и ремешок на руку накинул,
и хоть неважно, а прикрыл свою «работу» снежком... И деньги не забыл. Все по плану!
– Не хотел я его убивать! – истерически крикнул Печеркин.– Это шадринская сука всю
дорогу мне мозги крутила!.. Уже на полдороге к Красному были, а она через каждый шаг:
«Давай!» да «Давай!»...
...На очной ставке с Коляскиной Печеркин повторил эту часть своих показаний, и тогда не
выдержала Коляскина. Все: и безобидность ее, и веселость, и простота – все слетело с нее в
мгновение. Она захохотала издевательски и зло, натянула Печеркину кукиш:
– Вот как я учила тебя убивать, бандит! Он не хотел, видите ли!.. Так на что ты в рукаве
от дома две версты штырь-то нес, а?..– И стала в оскорбленную позу: – Я и поехала-то в
Свердловск, чтобы мужика от смерти спасти, да не сумела... А перед следователем молчала, тебя
жалеючи. Теперь не стану...
Дмитрий Николаевич понял, что наступил тот самый отвратительный момент развязки,
когда уличенные преступники в животном страхе перед суровой расплатой начинают спасать
свою собственную шкуру. Все, что до этой минуты составляло их тайну, всплывало наружу. И
уже не отрицалась собственная вина, а лишь побольше выпячивалась преступная доля
соучастника. В такие минуты следователю бесполезно вмешиваться. И Дмитрий Николаевич,
как и Моисеенко, присутствовавший при этом, молча курил, прислушиваясь к последней ссоре
Коляскиной и Печеркина.
27
Да, убийство было задумано еще в Шадринске. И причиной тому стала не только давняя
ненависть Геннадия Печеркина к Афанасию Мельнику, но и деньги, которые не давали покоя
Клавдии Коляскиной. Она знала, что рано или поздно ей придется расстаться со своим
случайным престарелым любовником, но расстаться с его деньгами ей не хотелось. И она,
почуяв взаимную неприязнь Печеркина и Мельника, намеренно подогревала вспыхнувший
между ними скандал. Не лишенная сообразительности, она поняла, что Мельника лучше убить в
Свердловске, где раньше он никогда не был и знать его никто не может.
Жена Печеркина, столь самоотверженно погасившая приступ ярости мужа в Шадринске,
об уговоре Клавдии и Геннадия ничего не знала. Она лишь догадывалась, что между
окружавшими ее людьми назревал какой-то непонятный скандал, но и в мыслях не могла
допустить, что все это кончится убийством человека.
...В тот последний вечер в Соколовке Геннадий Печеркин не поскупился на выпивку и,
пожалуй, впервые в жизни был настойчив в угощении жены. Поэтому она раньше всех и
прилегла на постель, не задремав, как она утверждала, а уснув крепким сном.
Посидев за столом некоторое время, стали укладываться и все остальные: вставать
предстояло рано, до Красного пешком больше часа ходьбы, поэтому будильник поставили на
пять часов утра.
Ни Печеркин, ни Коляскина не хотели рисковать. К поезду на Красное каждый день
спешило много людей. На единственной дороге из Соколовки они наверняка столкнулись бы с
кем-то из них. Поэтому, услышав храп заснувшего Мельника, Клавдия Коляскина неслышно
поднялась с постели, подошла по мягкому половику к комоду, на котором мирно потикивал
будильник, и перевела часовую стрелку на два часа вперед...
Встали по звонку. Сборы в дорогу заняли всего несколько минут. Татьяна Печеркина
мирно спала на своей кровати.
...Ранних путников встретила густая темнота. Только с визгом била по ногам поземка.
Ветер мешал разговаривать, и поэтому шли молча.
Мельник с чемоданчиком шагал рядом с Клавдией, Геннадий Печеркин держался позади.
На пустыре метель гуляла свободнее. Клавдия то и дело поворачивалась к ветру спиной.
Мельник, уткнувшийся в воротник своего пальто, не мог видеть, как его недавняя подружка
делала нетерпеливые знаки Печеркину. Но тот молча шагал, не обращая на нее внимания.
А Клавдия начинала мерзнуть и всячески показывала это Печеркину, негодуя на него за
непонятную задержку. Она снова повернулась к ветру спиной, готова была выругаться от
досады, но на этот раз Печеркин сам махнул на нее рукой, показывая, чтобы она шла дальше.
Клавдия вздохом погасила досаду и тотчас же почувствовала, как молча повалился на нее
Мельник, мешком рухнул на дорогу. Над ним с опущенным металлическим штырем тяжело
дышал Печеркин.
– Все! – выдохнул он наконец.– С одного разу. .
– Куда его? – быстро спросила Клавдия, высвобождая из руки Мельника чемоданчик.
– Рядом выработка старая есть,– сказал, озираясь на темноту, Печеркин.– Помоги...
– Куда я в сапожках-то?! – зашипела Коляскина.– Хватит у тебя силы за обоих. Я лучше
на дороге покараулю. Вдруг кто пойдет...
– Сейчас и волки спят. Только мы с тобой...
– Ладно, ладно, ладно!.. Разговорился. Оттаскивай куда-нибудь подальше. Ты – в
валенках...
Печеркин расстегнул полушубок, снял поясной ремень, затянул его вокруг кисти руки
Мельника и молча потянул труп по снегу. Скоро он растаял в снежной темноте. Появился
неожиданно:
– Теперь давай поскорее шагать.
– Куда девал-то? – забегая вперед, спрашивала Клавдия.
– Не найти. Надежно пристроил.
– След-то остался!
– К утру заметет,– успокоил он.– Да и не больно кто по сторонам тут глядит в такую
погоду.
– А весной найдут, тогда что?
– Весной я с бульдозером как-нибудь заеду да столкну на него кубометра два и – хватит
ему.
Остаток дороги почти бежали. Отдышавшись в сенках, порадовались, что никого не
встретили. Стараясь не разбудить Татьяну, выложили из чемодана деньги. Клавдия села за стол
считать, а Печеркин, забрав чемоданчик, ушел к печке. Подбросив на красные угли пару
поленьев, он сунул в огонь документы Мельника, какие-то тряпки, наконец, затолкал и сам
чемоданчик...
– А зря мы вовсе мужика-то решили,– услышал шепот Клавдии.– Я думала, у него
тысяч тридцать, а тут всего шестнадцать...
– Заткнись! – процедил Печеркин. Клавдия сунула деньги за пазуху. Звякнула недопитой
бутылкой по стакану.
Проснулась Татьяна, спохватилась сонно:
– А где Афанасий?
– Уехал,– ответила Клавдия.
– А ты?
– Раздумала. На улице холодина поднялась, а у меня пальто старое, стежь скаталась, вовсе
не греет. Думаю, с чего это я буду зубами чакать из-за чужой нужды.– Схохотнула:– Вот
допьем с Геннадием вино, да и в Шадринск поеду. .
* * *
Печеркина и Коляскину приговорили к расстрелу. Позднее Коляскиной меру наказания
изменили, заменив тюрьмой, Печеркину в помиловании отказали.
После расстрела Печеркина его жена пришла к Суетину. Показалась спокойной.
– Посоветоваться зашла,– объяснила она.
Убийство Мельника было связано с деньгами. По этому на имущество Печеркина
наложили арест: родственники убитого могли подать иск на возмещение ущерба. Однако они от
этого отказались. Татьяна Печеркина сказала Дмитрию Николаевичу, что решила из Соколовки
уехать. Про себя ее решение он одобрил: в другом месте ей будет лучше, не говоря уж о детях,
над которыми здесь вечно бы висела опасность оскорбления. Так вот, Татьяна перед отъездом
хотела продать кое-что из вещей.
– А как? – спрашивала она.– Арестовано имущество-то.
Дмитрий Николаевич ответил не сразу. Нарушать порядок он не имел права: арест с
имущества мог снять суд. На это требуется время. Но ему почему-то очень хотелось помочь этой
женщине, детям ее. И он сказал:
– Поступай как знаешь.
А про себя подумал: «А если с меня спросят? Что будет? Выговор? Ну и что? Он ведь как
короста: подсохнет да отпадет. А если только о параграфах думать, можно и опоздать к людям с
добром-то...»
1
Изнывая от жары, дежурный по Ленинскому райотделу милиции рассеянно слушал
телефонную трубку.
– Ну и что? – лениво спросил он наконец.– Ну и что?.. Потерпите немного, и придет.—
Потом поморщился, видимо пережидая возражения, и поднажал на голос: – Послушайте,
уважаемые! Вам зарплату скорее надо, я понимаю. А милиция-то при чем? Ну, задержалась...
Обедает, может... Вы-то небось уже сытые... Ладно, звоните.
Водворив трубку на место, объяснил помощнику:
– Из кулинарного училища. Два часа, говорят, а кассирша из банка все еще не пришла.
Что делать, спрашивают.
Помощник только хмыкнул в ответ.
Через час позвонили снова. Кассир не появилась.
– Дисциплину надо укреплять, товарищи! – недовольно закончил на этот раз дежурный.
– Вот так.
Однако вскоре принесли официальное заявление, подписанное директором торгово-
кулинарного училища. Из него можно было понять, что утром кассир ушла в банк получить 9737
рублей для выдачи стипендии учащимся и зарплаты работникам. В училище ждали ее звонка,
чтобы встретить. Но она не позвонила. Не явилась и ко времени открытия кассы. Дважды
позвонив в милицию и натолкнувшись на полное безучастие дежурного, бухгалтер с директором
запасными ключами открыли сейф и установили номер чека, с которым кассир ушла в банк.
Через несколько минут узнали: деньги по интересующему чеку выданы банком в половине
одиннадцатого утра.
– От банка до училища ходу не более десяти-пятнадцати минут,– дочитав заявление,
вслух соображал дежурный.– Если бы она попала под машину, «скорая» известила бы.
Грабеж?.. Мы бы уже знали.– И, взглянув на помощника, с некоторым удивлением заключил: —
Смылась.
Следователь Климов приехал выяснить обстоятельства происшествия. Не дожидаясь его
расспросов, директор училища—дама в годах – растерянно сообщила:
– Вы понимаете, наши старший бухгалтер и мастер производственного обучения только
что вернулись с квартиры кассира по улице Сакко и Ванцетти. Но... им сказали, что Рязанцева —
это ее фамилия – там... вообще не живет.
– Послушайте! – Климов почувствовал, что сам обескуражен. Спросил первое, что
пришло на ум: – Как ее имя и отчество?
– Валентина Андреевна.
– Личное дело где?
– У меня,– торопливо ответила директор и открыла сейф. Нескоро отыскав нужную
папку, передала ее следователю.
– Почему нет фотографии на листке учета кадров? – сразу спросил Климов.
– Как нет?
– Смотрите.
– Была...– упавшим голосом отозвалась директор,
– Видите же – нет.– Климов начинал сердиться. По клеевому пятну он понял, что
фотография оторвана.– Где трудовая книжка?
– Где трудовая? – эхом откликнулась директор, обращаясь уже к старшему бухгалтеру.
– Там...
«Там» оказалось верхним отделением сейфа бухгалтерии. Трудовой книжки на месте не
нашли. Узнав, что Рязанцева имела туда доступ, старший лейтенант Климов окончательно
убедился в том, что имеет дело с умышленным, хорошо продуманным преступлением.
– Странные вещи творятся у вас,– не сдержался он, усаживаясь в директорском кабинете
и обращаясь сразу к директору и старшему бухгалтеру.– Рассказывайте все сначала. Откуда и
когда появилась у вас эта Рязанцева, кто она, молодая, старая, где работала раньше. Словом, все,
что знаете. Да подробнее.
Разговор продолжался уже около часа, но Климов чувствовал, что раздражение его не
проходит. И вовсе не потому, что собеседники были растеряны, отвечали сбивчиво: он понимал
их состояние, даже сочувствовал им. Поэтому, подавляя отчаяние, терпеливо в разной форме
повторял вопросы.
– Вы сказали, что Рязанцева поступила к вам на работу в апреле. Кто ее рекомендовал?
– Никто. Пришла по объявлению.
– Где она работала раньше?
– Бухгалтером по расчетам в строительном управлении шоссейных дорог.
– Где? Где находится это управление?
– Не могу сказать точно,– извиняющимся тоном ответила директор. Потом добавила: —
С 1963 года по 1970-й... Это – по записи в листке по учету кадров.
– Поймите, я хочу знать, где расположено это управление. У нас в Свердловске, в Москве,
на Камчатке?
После томительного молчания директор обрела дар слова:
– Помню, что паспорт ее был выдан милицией не то города Омска, не то где-то в Омской
области.– И, словно боясь нового вопроса следователя, сразу же обратилась к старшему
бухгалтеру: – Помните, я еще просила уточнить время и место последнего увольнения
Рязанцевой?
– Разве по трудовой книжке этого не было видно?– вмешался Климов.
– Ах трудовая.... У нее там была исправлена фамилия и сделана сноска, заверенная
круглой печатью, что это после вступления в брак...
– Подождите, подождите,– попросил Климов.– Давайте уточним сначала место работы.
– Строительное управление...
– Где оно находится? – едва не сорвался на крик Климов.
– Не могу точно сказать... Паспорт омский. И еще: она говорила, что у нее есть сын в
Омске, у бабушки. Сама-то она с мужем не жила...
– Да, да,– подхватила бухгалтер.– Она была одна. Как-то мне говорила, что у нее здесь
знакомый в овощном магазине по улице Куйбышева. Но это не муж...
Климов резко поднялся.
– Спасибо,– поблагодарил он и даже поклонился слегка.– Заранее прошу извинить
меня, если еще потревожу.
В волнении он забыл вызвать машину и, добираясь до райотдела на троллейбусе,
мысленно на чем свет стоит костерил головотяпов всех рангов, умудряющихся на любой
должности не выполнять элементарных обязанностей. А может быть, следователь Климов
больше всего досадовал на то, что впервые возвращался с места происшествия ни с чем, если не
считать словесного портрета мошенницы, в точности которого, впрочем, не был уверен.
– Веселенькое дело досталось нам,– сделал вывод начальник райотдела, выслушав
тоскливый доклад Климова.
– Веселее некуда,– согласился Климов.
– Как искать будем?
– Запрошу адресное бюро... Составлю телеграмму на телетайп по этим приметам,—
Климов показал блокнот с записями, сделанными в торгово-кулинарном училище.– Больше-то
пока ничего нет.
– Жаль! – жестко посочувствовал начальник.– А ведь она где-то еще у нас под носом
бегает... Торопитесь!
Геннадий Климов не был новичком в милиции и понимал, сколь важно не упустить
инициативы в розыске. Но успех поиска прежде всего зависит от того, какими сведениями о
преступнике располагает следователь.
Да, начальник райотдела прав: Рязанцева, возможно, еще в городе. Но как ее узнать среди
многих тысяч лиц, занятых своими хлопотами, на улицах, в магазинах, на вокзалах? Фотографии
нет. Из листка по учету кадров достоверно известно только то, что ей тридцать два года. Но в
таком возрасте женщины выглядят по-разному: пойди определи...
Внешние приметы даны директором училища: «блондинка, волосы носит распущенными
до плеч...» Таких в Свердловске наверняка больше сотни тысяч: попробуй проверь всех, не
говоря о том, что перекраситься проще простого. «Телосложение среднее...» Значит, вполне
нормальная баба. «На руке кольцо с камнем...» Это – вообще не примета: сейчас кольца носят с
шестнадцати лет. «Юбка черная, кофта трикотажная ярко-розового цвета...» Как будто трудно
переодеться!..
И злополучная телеграмма, ориентирующая работников милиции на розыск преступницы
по приметам, которую Климов должен был сейчас составить, казалась ему нелепой и ненужной.
Может, поэтому он спускался по лестнице медленнее, чем обычно.
В кабинете, все так же неторопливо устроившись за столом, без воодушевления снял
телефонную трубку, задержался с вызовом адресного бюро. Какой смысл? Рязанцева устроилась
на работу в апреле. По ее же словам, да и по омскому паспорту было ясно, что она приезжая.
Указанный ею домашний адрес оказался вымышленным. Какая тут может быть прописка?.. Но
порядок есть порядок.
Позвонил. Подождал минуту.
И вдруг почти закричал:
– Когда прописана?! С 1967 года?.. Бросил трубку, не поблагодарив и не задав больше ни
одного вопроса, ворвался к дежурному:
– Давай какие-нибудь колеса! Еду к Рязанцевой!
Уже в машине, словно не веря себе, еще раз просмотрел листок с торопливой записью:
«Рязанцева Валентина Андреевна, 1939 года рождения. Родилась в Новосибирской области,
Сузумский район. Незамужняя. Проживает на улице Шейнкмана, дом...»
Дверь квартиры открыла интеллигентная старушка. Спросил Рязанцеву. Нет дома.
– Не скажете, где она? – осведомился Климов.
– Наверное, на работе еще,– ответила соседка, с любопытством разглядывая Климова.
– Вы ее видели сегодня? – продолжал Климов, радуясь, что одет в штатское.
– Конечно. Я поднимаюсь рано. Она уходила при мне.
– И не возвращалась?
– Нет.
– На работе ее уже нет. Я заезжал,– счел нужным сообщить Климов.
– Возможно, зашла за Димой.– И, почувствовав неведение Климова, спросила:—А вы
кто?
– Знакомый.
– Ее Димочка в круглосуточном садике, но она иногда забирает его в неурочный день. И к
подруге могла зайти.
– Жаль,– огорчился Климов, отступая от двери. Он знал свою противную черту:
краснеть от волнения.– Очень жаль...
На лестнице послышались шаги. Старушка подалась вперед и, как только увидела
поднимающуюся женщину, радостно сообщила:
– А вот и Валюша.
– Спасибо,– бросил Климов не особенно вежливо и поспешил навстречу Рязанцевой.
Та, заметив, что к ней почти бегом направился незнакомый мужчина, невольно
задержалась.
– Валентина Андреевна?– негромко спросил в упор.
– Да,– удивленно отозвалась она.
– Вернитесь со мной.
– Зачем?!
– Тихо. Я из милиции. Прошу.– Не ожидая ответа, крепко взял ее под руку. И только
когда она повиновалась, растерянная, повернулся к старушке соседке, оставшейся вверху, и
улыбнулся как можно естественнее.
– Куда вы меня ведете? И кто вы?! – возмутилась Рязанцева, решительно остановившись
у подъезда.
– Не волнуйтесь,– предупредил ее Климов и вытащил удостоверение.– Как видите, я
неопасный человек. Пусть соседка считает меня вашим знакомым. Проедемте со мной до
райотдела, вы нам очень нужны.
– Ничего себе – успокоили...
Она встряхнула головой, откидывая назад распущенные до плеч волосы, и решительно
направилась в сторону машины, стоявшей поодаль. Климов пошел следом. Он уже достаточно
разглядел ее всю. И вдруг улыбнулся не без сарказма.
«Вот и верь приметам,– думал про себя.– Да, волосы, распущенные до плеч. И
телосложение среднее... Но какая же она, к черту, блондинка?»
Усевшись в машину рядом с задержанной, Геннадий с облегчением отметил, что
раздражение, которое угнетало его все эти часы, прошло.
На душе стало светлее.
Радужное настроение Климова несколько померкло уже дорогой и еще больше, когда они
очутились с Рязанцевой в его кабинете.
Без приглашения присев на стул возле стола, Валентина Андреевна спокойно сказала:
– Слушаю вас.
– Слушать собираюсь я,– ответил Климов.– Расскажите о себе... Когда и откуда
приехали в Свердловск? Где работаете, давно ли и кем?
– За этим вы и привезли меня?
– За этим, за этим,– подтвердил он и почувствовал, что сейчас начнет краснеть.
– Ну что ж...
Валентина Андреевна Рязанцева приехала в Свердловск семнадцатилетней девушкой.
Здесь училась в техникуме советской торговли, здесь же позднее вышла замуж. Последние
четыре года работала товароведом в одном из райпищеторгов. Семейная жизнь, к сожалению, не
сложилась. В этом она винила мужа, который не только пил, но и был ей неверен. Впрочем,
последнее – только ее подозрения. Главное – пьянство. Поэтому в 1967 году они расстались,
разменяли квартиру, и с того времени она с маленьким сыном поселилась на улице Шейнкмана,
а муж остался в старом районе на Уралмаше.
– Как видите, в моей жизни все обыкновенно и просто, как у многих женщин. Не знаю,
чем могла заинтересовать вас.
– Есть у вас с собой какие-нибудь документы?
– Только удостоверение личности.– Она открыла сумку, поискала в ней.– Пожалуйста.
Документ был в порядке, Климов тут же вернул его.
– Значит, теперь вы одна с сыном? —Он спрашивал, чтобы как-то затянуть время:
понимал, что перед ним не та, которую он искал, и странное совпадение имени и фамилии не
давало ему покоя.
– Да, одна с сыном.
– Наверное, есть подруги?
– Особенно похвастаться не могу. Но есть. Они что, тоже интересуют вас?
– Может быть.
– Назову. Мы дружим много лет. Одна – Нина Кашина, соседка по квартире, в которой
мы жили еще вместе с мужем. Работает в автохозяйстве. Сейчас встречаемся реже: женщинам
ведь некогда разъезжать. Другая работает вместе со мной – Римма Лыкова. С ней, разумеется,
видимся каждый день...
– Вы должны знать, почему я спрашиваю обо всем этом,– прервал ее Климов.—Вашим
именем кто-то очень серьезно злоупотребил. Поэтому я и заговорил о подругах.
– Нет, нет, они не могут,– торопливо заверила она.
– Я и не говорю об этих. Может быть, у вас есть знакомые, которые живут совсем не в
нашей области?
– Нет,– сразу ответила она. Но, помолчав, спросила:– А как злоупотребили моим
именем?
– Как вам сказать. Предположим, в преступных целях.
– И что? Преступник – женщина?
– Конечно, если воспользовались вашим именем, а не моим,
– Этого не может быть,– заключила она. И задумалась.
Климов не мешал ей. Заметив, как она тревожно взглянула на него, спросил:
– Вспомнили что-нибудь?
– Да так. Глупость, наверное, но все-таки...
– Не стесняйтесь. Разговор между нами.
– Я только что говорила о Римме Лыковой, которая работает со мной. Она в конце марта
– начале апреля ездила отдыхать в Ялту. И там близко познакомилась с одной женщиной,
которая, как она рассказывала, работает тоже товароведом, в Тюменской области. Ну, обсудили
они, видимо, все: люди на отдыхе. Так вот, та женщина очень звала Римму переехать на работу к
ним: не в саму Тюмень, а куда-то севернее, где теперь у них нефть и газ. Там хорошо платят.
Римма сама ехать отказалась, но рассказала обо мне: все-таки мне одной с ребенком на руках
трудно. Даже дала той женщине мой свердловский адрес.
– И что дальше?
– Мне никто ничего не написал.
– И вы не пытались наладить связь?
– А зачем мне? Я и Римме сказала тогда, что вовсе не хочу уезжать отсюда.
– Дела...– вздохнул Климов. Приободрившись, сказал: – Валентина Андреевна, я
намерен серьезно заняться этой женщиной из Тюменской области. Прошу вас завтра сразу после
работы зайти ко мне. Ваши показания надо оформить как положено. Так что захватите паспорт.
– Хорошо. Я могу уйти?
– Я вас потревожил, поэтому постараюсь доставить домой. Да!.. Пожалуйста, не волнуйте
свою соседку-старушку.
Проводив Рязанцеву, Климов не мешкая поехал к Лыковой.
Он застал ее дома и, познакомившись, прямо повел разговор о ее ялтинском знакомстве.
– А я как-то быстро сошлась с ней еще в самолете,– моментально включилась Лыкова.—
А когда разговорились, она сразу сказала мне, что им очень нужны кадры.
– И вы дали ей адрес Валентины Андреевны?
– Да.
– А где живет эта ваша тюменская знакомая, помните?
– Нет, точно не знаю. Даже название поселка из головы вылетело.
– Как выглядит, сколько ей лет?
– Она много моложе меня, но чуть постарше Вали. А выглядит как?.. Круглолицая,
суетливая: как колобок катается. Черненькая, хорошенькая еще...
– Вам-то она хоть написала?
– Нет.
– А Валентине Андреевне?
– Тоже, наверное, нет. А то бы я знала.
Геннадий Климов и начальник отделения уголовного розыска Иван Иванович Усков
просидели в райотделе до позднего вечера. Оперативные группы, в состав которых были
включены сотрудники торгово-кулинарного училища, докладывали с автостанции, вокзала и
аэропорта, что скрывшийся кассир там не появлялась.
Загадочная, безликая Рязанцева исчезла.
А телетайп в комнате связи райотдела методично отстукивал телеграмму:
«Всем, всем, всем! Разыскивается опасная преступница, называющая себя Рязанцевой
Валентиной Андреевной. Приметы: рост 150—160 сантиметров, 33—36 лет, глаза
миндалевидные, блондинка, волосы носит распущенными до плеч. На руке кольцо из желтого
металла с камнем. Юбка черная, кофта трикотажная ярко-розового цвета. Обута в коричневые
туфли на малом каблуке. При задержании немедленно сообщить в Ленинский районный отдел
внутренних дел города Свердловска...»
– ...Ну и что мы запишем первым пунктом в план оперативно-розыскных мероприятий?
– спросил Усков Климова.
– Фонарю ясно: установление личности преступницы.
– Каким образом?
– Спроси у господа бога.
– Так и писать?..
– Не надо, пожалуй. Давай-ка лучше закурим.
2
Вернувшись домой, Валентина Андреевна устало опустилась на диван. Мысли смешались,
и она не могла сосредоточиться на чем-то одном. Она никогда не имела дел с милицией.
Поэтому сегодняшний вызов, такой внезапный и необычный, когда ее буквально увели с
лестничной площадки в подъезде собственного дома, представлялся ей не иначе как
предвестником большой беды. Валентина Андреевна попыталась до мелочей восстановить весь
разговор с Климовым и с ужасом поняла, что следователь, собственно, ничего ей не сказал и она
бессильна даже предположить, что произошло за ее спиной.
В мыслях она то и дело обращалась к своим подругам, которые столько лет были рядом с
ней в самые тяжелые минуты, и любое подозрение относительно их казалось ей
кощунственным.
Измучив себя окончательно, Валентина Андреевна переоделась в домашнее, кое-как
освежилась перед зеркалом и вышла на кухню. У нее не было никакого желания заговорить с
соседкой – очень милой и обходительной женщиной, в одиночестве коротавшей старость.
Но та не сдержалась сама:
– Валюша, я никогда не видела этого вашего знакомого.
– А какого вы видели? – попробовала улыбнуться Валентина Андреевна.
– Извините, я не так выразилась,– поправилась соседка.– Я просто не знала, что у вас
есть знакомый.
– Как видите, появился... Может быть, еще придет,– почему-то предположила Валентина
Андреевна и поторопилась в комнату.
«Какую глупость сморозила...» – подумала, оставшись одна. Ведь завтра нужно самой
явиться в кабинет Климова для какого-то официального разговора. Тут же вспомнила о
паспорте: не забыть бы утром в спешке.
Валентина Андреевна присела возле столика с трельяжем, в одном из ящиков которого
хранила документы. Перебрав жировки и платежные квитанции за Димкин садик, нашла
свидетельство о расторжении брака, профсоюзный билет, добралась до диплома об окончании
техникума, отодвинула в сторонку сберегательную книжку, с которой, знала, давно сняты
остатки скромных вкладов... Посоображала. Открыла нижнее отделение столика, вытащила
большую коробку с лекарствами и рецептами, быстро перебрала их и снова принялась за ящичек
с документами...
Через час-полтора, перевернув в комнате все вверх дном, опустошенная, легла в постель.
Паспорта не нашла.
Валентина Андреевна лежала неподвижно, равнодушная ко всему. Она чувствовала, как
усталость, сковавшая ее, тушит остатки мыслей, обволакивая их туманной пеленой. Потом ей
стало тепло и уютно.
