Текст книги "Без права на поражение (сборник)"

Автор книги: Сергей Бетев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

ждали вас давно. Не секрет, где задержались?

– В кино.

– Днем?

– Днем лучше, вечером народу много, билета не достанешь.

– А на каком же сеансе?

– Вы меня допрашиваете, что ли? – недовольно спросила она.– На четыре тридцать.

Вот билет...

Она положила перед Сгибневым узенькую полоску зеленой бумаги.

– Точно,– сказал он. Потом повертел билет и так и сяк, разгладил его на столе и, наконец,

взглянул на Шилову: – А кому продали второй билет?

– Ничего я не продавала.

– Ну, как же? – улыбнулся Сгибнев.– Посмотрите: вот линия отреза билета в кассе, а

вот это вы оторвали своими пальчиками. Видите, как неровно?..

– Ну и что? – вызывающе взглянула на него Шилова.

– Когда видели Василия Верникина последний раз?

– Какого Василия?.. Никакого Василия у меня нет,– ответила она и обиженно поджала

губы.

– А вы вспомните,– попросил Сгибнев.– Нам это нужно знать.

– Я сказала, что никакого Василия не знаю.

– Так...– Сгибнев аккуратно сложил ее билет вдвое, спрятал в свое удостоверение. Потом

вдруг поднялся.– Посидите здесь, минут через пятнадцать я вернусь.

И, показав участковому взглядом остаться с ней, вышел из кабинета.

Через несколько минут вместе с начальником следственного отделения Сгибнев поднялся

на второй этаж здания, к прокурору. Рассказав о краже, попросил санкцию на обыск Шиловой.

– Верникин знакомства с ней не скрывает. Она же не признает. И потом этот билет на

четыре тридцать, товарищ прокурор...– убеждал он.

– Что билет?..

– Как это что? – загорячился Сгибнев.– Время такое, что после кражи как раз можно

было удрать в кино. Да и продан вроде бы еще один...

– «Вроде, вроде...» – недовольно протянул прокурор.– Вот так и получается, что вроде

бы никакого нарушения соцзаконности нет, а делаем...

– Если она чистая, так чего бы ей отказываться от знакомства с Верникиным?..—

настаивал Сгибнев и добавил: – И всегда мы воров сразу обыскивали!..

– Ты ведь ее взял не в магазине. О чем я и толкую...

Через десять минут санкция прокурора все-таки была в руках. Сгибнев нашел возле

паспортного отделения двух женщин-понятых и попросил секретаря-машинистку обыскать

Шилову.

Деньги в купюрах, указанных потерпевшей, оказались у нее. Не хватало какой-то мелочи.

– Так...– С трудом скрывая ликование, Сгибнев не торопясь вернулся за свой стол,

закурил, долго рассматривал Шилову, надеясь, что она смутится. Не дождался.– А деньги

откуда?

– Нашла.

– Ага.

– Хотела домой зайти, а потом в милицию заявить. А вот они меня уже ждали...—

показала на участкового.

Тот хохотнул и, подмигнув Сгибневу, объяснил Шиловой:

– Видишь, милиция знает даже, кто деньги находит. А ты как думала?

– Где же вы их нашли? – спросил Сгибнев.

–Из трамвая вылезла и нашла,– ответила Шилова.

– На какой остановке?

На Толмачева.

–Ну а с кем все-таки хотела пойти в кино?

– Говорила ведь, что одна. С кем мне ходить?

– Не знаю. Поэтому и спрашиваю,– сказал Сгибнев.– А воруете давно?

– Хм... Еще что скажете?

– Все то же,– улыбнулся Сгибнев,– Давно, спрашиваю, воруете?

– Не имеете права так говорить,– возмутилась Шилова.– Надо доказать сначала.

– Докажем,– пообещал Сгибнев.– Тем более что украденные деньги нашли у вас. Какое

еще доказательство вам нужно?

– А я сказала, что нашла.

– Лучше припомните, куда дели лотерейные билеты.

Этот вопрос он задал потому, что увидел перед собой настольный календарь, на котором

сам записал крупно: «Билеты».

– Какие еще билеты?! – негодующе удивилась она.

– Обыкновенные, лотерейные.

– Чего смеяться-то?!

И она умолкла окончательно.

Разговаривая, Сгибнев все время рассматривал ее. Рыжеватая, едва приметно

подкрашенная, одетая в короткое серенькое пальто прямого покроя, в светлые поношенные

полусапожки, Шилова была бы незаметной даже среди небольшой группы людей. За ее

растерянными отговорками он угадывал скрытую неприязнь.

Но это его не трогало. В конце концов она все равно как-то причастна к совершенному

преступлению. Да и поверить в то, что деньги потерпевшей в купюрах, указанных в заявлении,

просто так найдены, может только дурак. Значит, если деньги украл не Верникин, то сделала это

она сама. Но то, что во время кражи Верникин оказался в магазине и был, несомненно, знаком с

Шиловой раньше, наконец, ее категорическое отрицание знакомства с ним – все это наводило

на возможность еще более реального варианта: Шилова помогала Верникину. И к тому же

проданный второй билет в кино с началом сеанса через двадцать минут после случившейся

кражи...

Сопоставляя противоречия в показаниях Верникина и Шиловой, Сгибнев продолжал

внимательно разглядывать ее. Потом его внимание привлекли сапожки.

То, что Шилова из кино поехала прямо домой, не вызывало сомнения: это понятно по

времени ее задержания. А вот сапожки она запачкала в какой-то копоти. Именно в копоти, а не в

пыли, как обыкновенно бывает при ветреной погоде. Значит, это случилось до кино. Но где? Где

она могла измазать сапожки в такой черной пыли, осевшей в изгибах кожи?.. Кража-то

совершена в самой чистой части города, Сгибневу стоило труда сдержаться, чтобы не спросить

ее об этом. Но проклятая копоть путала все его мысли, и он велел увести Шилову в камеру,

чтобы спокойно обдумать все детали происшествия.

Дело с кражей явно осложнялось, несмотря на то, что похищенные деньги, судя по

купюрам, нашлись. Ни Верникина, ни Шилову пока еще нельзя было обвинить в том, что эти

деньги украли они. Вся закавыка заключалась в том, что покупатели в магазине задержали по

подозрению в краже Верникина и, видимо, совсем не заметили присутствия Шиловой. Сейчас

же получалось, что Верникин вообще ни при чем, так как деньги нашлись не у него. Больше

того, теперь и Шилову без свидетелей в краже обвинить почти невозможно, Для этого нужно

хотя бы доказать, что во время кражи она находилась вместе с Верникиным. Но как это

сделать?.. Сгибнев этого не знал, но он пошел на риск и принял решение о задержании

Шиловой.

Уже около девяти часов вечера Сгибнев, отправив Верникина и Шилову в камеру

предварительного заключения, выехал на квартиру Шиловой с общим обыском. Там он нашел

два письма Верникина, в которых тот писал Шиловой о своем скором освобождении из

заключения. Обещая заехать, Верникин спрашивал относительно возможностей устроиться на

работу в Свердловске.

Воодушевленный находкой, Сгибнев прихватил из квартиры Шиловой еще кирзовые

сапоги и поношенную пару хлопчатобумажной мужской одежды, какую обычно носят

заключенные.

Вернувшись в райотдел, укладывая добытые вещественные доказательства в шкаф,

Сгибнев опять вспомнил про копоть на сапожках Шиловой.

После некоторых размышлений позвонил в научно-техническую группу городского

управления, поделился с экспертами своим наблюдением и договорился с ними не откладывая

осмотреть обувь задержанных.

В КПЗ приехали уже после одиннадцати. Верникин и Шилова в своих камерах спали в

обуви. Надзиратель разбудил их, сделал замечание за нарушение правил и велел выставить

обувь к дверям.

Через час Сгибнев получил заключение экспертизы. На сапожках Шиловой копоть

оказалась обыкновенной угольной пылью. На ботинках Верникина такой пыли не было. Значит,

выходила Шилова из дому вместе с Верникиным или нет – это уже не имело значения.

Неоспоримо другое – днем они все-таки побывали в разных местах. Когда? Где? И как деньги

очутились у нее? Вот это необходимо уточнить.

Но на дворе уже стояла ночь. Люди спали. И беспокоить их оперуполномоченный Николай

Сгибнев не имел права.

Злой и измученный, Сгибнев поехал домой.

Засыпая, чертыхнулся.

Сонная жена спросила:

– Ты что?

– Да так...– отговорился он и, отвернувшись, подумал еще раз: «Где же она была, чертова

кукла?.. И как к ней все-таки попали деньги?..»

Утром следующего дня Сгибнев допросил Шилову.

После найденных при обыске писем Верникина она уже не могла отрицать, что знакома с

ним. Но, признавшись, что вышла из дому с Верникиным, Шилова продолжала утверждать, что

в кино ходила одна. Верникин, по ее словам, направился искать работу. Она же якобы зашла в

столовую, потом в магазины, а после трех поехала в центр.

Видя неподатливость Шиловой, Сгибнев не сомневался теперь, что она продолжает

хитрить. Ни в столовой, ни в магазинах, о которых она рассказала, Шилова не могла запачкать

сапожки в угольной пыли. Скорее всего, она все это придумала, а была где-то совсем в другом

месте. Но где? Это она упорно скрывала.

У Сгибнева были все основания попросить Шилову объяснить, откуда появилась на ее

сапожках угольная пыль. Но он опасался насторожить ее этим вопросом: в ответ могла

последовать новая, вполне правдоподобная выдумка, которая увела бы его от истины еще

дальше. Так и решил: об угольной пыли пока молчать. Может быть, со временем выявятся

какие-то новые обстоятельства кражи, к которым все приложится. Тем более что впереди еще

встречи с потерпевшей и свидетелями.

Поэтому, удовлетворившись первыми показаниями Шиловой, Сгибнев временно оставил

ее в покое.

...Около одиннадцати часов в его кабинет вошла потерпевшая. Она непринужденно

поздоровалась с ним, без приглашения села на стул возле стола и посмотрела ему в глаза.

– Слушаю вас.

Деловой тон, каким были сказаны эти слова, серьезность в ее взгляде, какая-то внутренняя

неприступность во всем ее облике на мгновение смутили простодушного Сгибнева, привыкшего

иметь дело с людьми попроще.

И он спросил первое, что пришло на ум:

– Хомина Светлана Владимировна?

– Да.

– Проживаете?..

– Да.

– Так,– Сгибнев смотрел в ее объяснение, чтобы не показать своей неловкости.– А

работаете?.. Тут не сказано.

–В магазине, когда я спрашивала, как писать объяснение, вы просили указать домашний

адрес...

– Правильно,– согласился он уже спокойнее.– Но вы – потерпевшая. И нам наверняка

придется встречаться с вами еще. Так что на всякий случай...

– Пожалуйста: работаю в облфинотделе инспектором.

– Вот и хорошо. Значит, деньги считать умеете и...

Он хотел пошутить, но, взглянув на Хомину, натолкнулся на тот же холодный взгляд, на то

же непонятное высокомерие. Поэтому он сразу приступил к сути дела:

– Здесь более спокойная обстановка, Светлана Владимировна, и вы, наверное, сможете

обстоятельно рассказать о вчерашнем происшествии...

– Я все написала в заявлении,– сухо возразила она.– Ведь я бы и не спохватилась сразу,

если бы вора не увидели люди.

– Это понятно, понятно,– любезно сказал Сгибнев, все еще пытаясь сделать разговор

непринужденным,– но я хотел спросить, не заметили ли вы в момент кражи или сразу после

нее других подозрительных лиц, кроме того парня, которого мы задержали?

– Нет, конечно! Я не уверена даже, что узнаю этого самого вора,– по-прежнему

высокомерно ответила Хомина, и в ее тоне Сгибневу почудилось что-то похожее на

неприязненный упрек: «Это, мол, не мое, а ваше дело замечать подозрительных личностей.

Ваша обязанность!»

Ему невольно захотелось дать ей понять, что свои обязанности он знает.

– В кошельке у вас было сто двадцать пять рублей, двенадцать червонцев и пять рублей,

так?

– Да!

– Червонцы – новенькие бумажки, а рубли потрепанные, да?

– Да, да! – Хомина несколько оживилась.

– И еще семь лотерейных билетов. Правильно? – Задавая этот вопрос, Сгибнев потянул к

себе ящик стола, чтобы достать ручку.

Вероятно, Хомина подумала, что следователь сейчас же выложит на стол ее кошелек.

С удивившей Сгибнева поспешностью она сказала:

– Да, семь билетов шестого выпуска.

– Шестой выпуск? Таблица, кажется, была на днях? Да? Вы не проверяли их?

Красивое лицо Хоминой тронула бледная усмешка.

– В кошельке находились те, на которые пали выигрыши.

– На все семь?! Я правильно вас понял? – переспросил Сгибнев.

– Да, на все семь.

– Почему вы не написали об этом сразу в объяснении там, в магазине?

– Я была уверена, что кошелек у преступника, которого задержали. И потом, вы так

торопили нас с объяснениями...

– Номера и серии билетов вы помните?

– На память нет,– ответила Хомина.– Видите ли, лотерейные билеты покупал мой муж.

Он же их и проверял. Кроме того, в числе выигравших два принадлежали нашей приходящей

домработнице, которая попросила меня получить деньги.

– Так...

Сгибневу было до слез обидно за себя. Вчера, прочитав о лотерейных билетах в

объяснениях свидетелей, он не придал этому особого значения. А ведь билеты, пусть выигрыши

по ним и пустячные, будут предъявлены в сберегательную кассу, да еще может случиться – все

сразу. Это верный путь к преступнику или сообщнику преступления.

«Так прошляпить!» – подумал с горечью. И спросил:

– Светлана Владимировна, когда вы бываете дома?

– После работы, часов в шесть.

– Обедаете, значит, не дома...– сказал с сожалением.

– Нет.

– Я постараюсь вечером заехать к вам.

– Пожалуйста,– разрешила она равнодушно.

Когда Хомина вышла, Сгибнев почувствовал, что зверски устал. Хорошо еще, что он не

сказал Хоминой о найденных деньгах. Как бы отнеслась эта высокомерная дама к тому, что

деньги нашлись, а выигрышные билеты пропали, хотя лежали рядом...

...Перед самым обеденным перерывом пришли свидетельницы, и Сгибнев сразу спросил

их, откуда известно о лотерейных билетах, о которых они написали в своих объяснениях.

– Так это же сказала та самая женщина! – сразу ответила одна из них.

– У которой украли...– робко уточнила другая.

– Почему же она сама об этом не заявила? —спросил Сгибнев.

Женщины растерянно замолкли. Неловко почувствовал себя и Сгибнев.

– Объясните мне, пожалуйста, как она сказала вам об этом,– дружелюбно попросил

Сгибнев.

– Да не нам,– ответила та, которая была посмелее.– Это все слышали, наверное. Как

хватилась кошелька, так сразу и крикнула про билеты...

– Про деньги-то она уже после того вспомнила,– снова подсказала другая.

– Вот так и нужно было написать,– тоскливо улыбнулся Сгибнев: разговор не обрадовал

его.

Взяв от свидетельниц дополнения к их объяснениям, он попрощался с ними и, оставшись

один, продолжал корить себя за головотяпство: «Даже страшно начальству докладывать...»

В кабинет заглянул товарищ:

– Чего в окно уставился? Обедать пора.

Сгибнев только рукой махнул: «Какой тут обед, кусок в горло не полезет...» И вдруг

спохватился: «Обед!.. Ведь если Хомина дома не обедает, то домработница-то наверняка из

квартиры в столовую не ходит. Надо ехать. Немедленно!..»

Через минуту дежурная машина райотдела уже мчала его на квартиру Хоминой. Ехать

было далеко, и Николай Сгибнев снова остался наедине со своими мрачными размышлениями.

Расследование кражи расползалось у него в руках. Он держал почти все нити

преступления, но не в силах был свести концы с концами. Злополучная копоть на сапожках

Шиловой ничего не объяснила, а только отбросила его в сторону: получалось, что Шилова и

Верникин действительно находились где-то в разных местах. Ответ из управления местами

заключения ничего не говорил о новых преступных связях Верникина. Старые же, как было

известно Сгибневу, не сохранились.

Но ведь Сгибнев и сейчас не сомневался, что Верникин воровал с напарником. Кто же был

этим вторым, если не Шилова? Но и этот второй должен знать Шилову. Потому что иначе деньги

Хоминой не могли оказаться у нее...

Круг предполагаемых обстоятельств замыкался, не проясняя ничего.

Больше того, ко всему прочему прибавлялась еще шарада с лотерейными билетами.

Так или иначе, расследование принимало затяжной характер. А это, как знал по опыту

Сгибнев, не сулило ничего хорошего, пахло скорее всего провалом. Но он не мог примириться с

этой мыслью! Он не мог упустить Верникина!

...Поднявшись на третий этаж недавно построенного дома, Сгибнев перевел дыхание и

позвонил в квартиру Хоминой. Дверь открыл молодой мужчина.

– Простите, это квартира Хоминой? – осведомился Сгибнев.

– Да!

– А вы?..

– Ее муж. Пустынин Юрий Михайлович.

– Здравствуйте...

Сгибнев предъявил удостоверение и попросил разрешения войти. Мужчина, назвавшийся

Пустыниным Юрием Михайловичем, выжидательно посмотрел на Сгибнева.

– Скажите, а ваша приходящая домработница сейчас здесь?

– Нет. Сегодня я дома. Вам нужна она?

– Вы оба... Я по поводу кражи кошелька у вашей жены. Вместе с деньгами у нее пропали

выигрышные лотерейные билеты, которые покупали вы и ваша домработница...

– Знаю.

– Очень хорошо! – обрадовался Сгибнев.– Светлана Владимировна сказала мне утром

сегодня, что проверяли эти билеты по таблице вы...

– Предположим, я.

– Вот, вот,– Сгибнев широко улыбнулся.– И она сказала, что вы знаете номера и серии

билетов... У вас сохранилась таблица? – с надеждой спросил он, увидев стопку газет.– Давайте

посмотрим вместе...

Пустынин выслушал его до конца и, как показалось Сгибневу, неохотно подошел к газетам,

лежавшим на углу письменного стола. Сгибнев терпеливо ждал, досадуя на его медлительность:

«Если эта таблица среди газет, ее давно уже можно найти...»

Пустынин вытащил таблицу, развернул ее, посмотрел сначала сам и только потом передал

Сгибневу.

– Вот. Выигрыши помечены красными птичками.

Сгибнев и сам видел эти птички. Он взял газету, поблагодарил. Пустынина и распрощался.

Приехав в райотдел, положил газету в папку уголовно-розыскного дела. Около пяти вечера,

памятуя обещание побывать у Хоминой, решил просмотреть таблицу. Выписал номер только

первого выигравшего билета. Потом на номера уже не обращал внимания. Видел только

выигрыши. И плохо понимал: электробритва, мотоцикл «Планета», ковер, платок, велосипед

дорожный дамский, еще электробритва, автомашина «Запорожец»...

Срочно поехал в Центральную сберегательную кассу. Светофоры на перекрестках

возмутительно крали оставшиеся до конца работы минуты. В пять пятнадцать он вбежал в

здание сберегательной кассы.

Через три минуты вышел обратно уставший и злой.

Хлопнув дверкой, откинулся на сиденье и сказал шоферу с горьким негодованием:

– Вот так: начальство, у которого ненормированный день, предпочитает уходить домой

минута в минуту. А мы с тобой... Поехали в райотдел!..

Открывая дверь кабинета, слышал настоятельные звонки. Успел к телефону. Звонила

Хомина. Она долго объясняла, что сначала задержалась, потом приехала домой на такси, чтобы

успеть к нему, Сгибневу, но узнала, что он уже забрал таблицу, и вот теперь звонит ему с

автомата...

А Сгибнева душил гнев. Он сдерживался, чтобы не прервать ее грубо, и только шевелил

губами. Когда она кончила свои объяснения, сказал сухо:

. – К сожалению, сегодняшний день для нас с вами потерян. С такими вещами нужно

торопиться. Вы знаете лучше меня, что сберегательные кассы приступили к выплате

выигрышей.

– Извините...– донеслось до него из трубки.

– Да, да,– ответил он и больше не слушал ее, пока она не положила трубку.

Весь вечер Сгибнев терзал себя всевозможными предположениями, тут же отвергал их,

находил новые, но и они рассыпались в прах. Куда же запропастился тот злополучный кошелек,

в котором деньги и билеты лежали рядом? В горячке он едва не пошел на повторный обыск в

квартире Шиловой, но вовремя уличил себя в глупости: ведь Шилову задержался с деньгами до

того, как она вошла в свой дом. А он уже срезался на сапогах и хлопчатобумажной мужской

рабочей паре: оказалось, это была рабочая одежда самой Шиловой, в которой она ранними

утрами подметала тротуары и двор...

Сначала, когда деньги Хоминой были найдены у Шиловой, дело о краже казалось близким

к завершению. И хорошему завершению: во-первых, преступников удалось задержать и, во-

вторых, потерпевшей почти полностью возмещался материальный ущерб. При этом семь

лотерейных билетов воспринимались как два рубля десять копеек. Что это за утрата?!

И вдруг эти два рубля десять копеек в одно мгновение превратились в две тысячи

девятьсот семьдесят четыре рубля с копейками!

А так как тяжесть любой карманной кражи измеряется суммой материального ущерба,

оперуполномоченный Октябрьского райотдела милиции Николай Сгибнев по воле судьбы

должен был теперь раскрывать самую крупную и загадочную карманную кражу в Свердловске

за последние десять лет.

«Это можно за червонцем побегать месяц и плюнуть на всю канитель, потому что

неизвестно: украден он или обронен,– тоскливо думал Сгибнев.– А такая кража – что

хронический насморк: не раскроешь, так до пенсии не прочихаешься...»

Утром следующего дня Сгибнев обстоятельно доложил руководству райотдела о вновь

выявленных деталях кражи в магазине «Подарки».

В кабинете начальника райотдела майора милиции Береснева наступила долгая, гнетущая

тишина.

Нарушил ее сам начальник:

– Вы проверили, получены ли выигрыши по украденным билетам? – спросил он

Сгибнева.

– О том, что билеты выигрышные, стало известно только вчера днем. Пока устанавливали

номера и серии билетов, рабочий день администрации сберегательной кассы закончился.

– Так вот, прежде чем докладывать нам о странном случае, когда деньги обнаружены, а

билеты – нет, вам следовало получить от Центральной сберегательной кассы данные о том,

предъявлены ли указанные серии и номера билетов к оплате.

– Я сделал это в девять утра сегодня, товарищ майор,—ответил Сгибнев.

– И когда вам обещали результат проверки?

– К двенадцати.

– Прошу всех собраться у меня в двенадцать,– сказал начальник.– А сейчас совещание

прекратим.

...Около полудня Сгибневу сообщили, что по пяти билетам, сумма выигрышей по которым

не превышала ста рублей и поэтому не требовала регистрации личности их предъявителя,

деньги выплачены вчера.

– Скажите, пожалуйста, а нельзя ли попытаться установить личность получателя

выигрышей через кассиров?! – почти в отчаянии закричал Сгибнев.– Вдруг кто-нибудь

приметил. Ведь сразу по пяти билетам человек получал, запомнить такого легче!..

– Это невозможно,– отозвались в трубку.– В эти дни мы оплачиваем тысячи

выигрышей. Нашим кассирам некогда даже взглянуть в лицо клиентам. А что касается пяти

сразу, так это бывает: знакомые иногда просят получить заодно со своими...

На втором совещании у начальника Сгибнев сидел как на скамье подсудимых. До него едва

доходил смысл свалившихся на него обвинений.

Это он, Сгибнев, в погоне за «оперативностью» пренебрег первичными показаниями

свидетелей.

Это он не ухватился за лотерейные билеты и не использовал их для задержания

преступника.

– А может быть, заявление о билетах ложное? – предположил кто-то из

оперуполномоченных.– Фининспектор дело понимает...

Сгибнев только усмехнулся про себя: это исключалось. Хомина в магазине сразу

проговорилась о билетах. Она была убеждена, что кошелек у преступника, поэтому не могла

врать. Другое дело, если бы она назвала другие номера и серии в надежде, что пропажа не будет

обнаружена... Но и в этом случае, чтобы доказать ее обман, необходимо найти те билеты,

которые лежали в кошельке с деньгами. И, словно угадав мысли Сгибнева, начальник ответил на

высказанное предположение:

– Это маловероятно. При любых обстоятельствах потерпевшей не было смысла делать

ложное заявление.– И добавил: – Если она не безнадежная дура...

– Два остальных билета, на которые выпали крупные выигрыши, следует перекрыть и за

пределами нашей области,– вмешался начальник отдела БХСС.– Времени для этого

достаточно, потому что крупные выигрыши оформляются через Москву, а с момента кражи

прошло всего двое суток. Пока же, на мой взгляд, следует разобраться со всем этим лотерейным

хозяйством. Обратите внимание, что Хомина потеряла, по ее словам, не свои билеты, а мужа и

домработницы. А выигрыши-то, как видите, не простые. Их приятно получить тем, кто выиграл.

Следует подумать над этим, следует. .

– Вы слышали, Сгибнев, что вам советуют? – спросил Береснев и настоятельно

потребовал: – Кража должна быть раскрыта во что бы то ни стало! И два билета должны быть у

вас в руках. Они важнее этих ста двадцати пяти рублей. И дело тут не только в сумме

выигрышей. Вы поняли?

– Так точно, товарищ майор,– приподнялся Сгибнев.

А сам решительно не знал, что еще нужно предпринять для дальнейшего расследования.

...К вечеру Сгибнев допросил мужа Хоминой – Юрия Михайловича Пустынина, с

которым она уже четвертый год жила в незарегистрированном браке, и их приходящую

домработницу Екатерину Клементьевну Бекетову. Оба они подтвердили, что билеты

принадлежат им и отданы Хоминой для получения выигрышей. По просьбе Сгибнева они

сказали, где приобретали лотерейные билеты. Пустынин объяснил, что купил пятьдесят билетов

в пассаже.

Бекетова приобрела в течение двух месяцев семнадцать билетов в кассах магазинов, где ей

предлагали их взять при сдаче денег за покупку продуктов.

Теперь у Сгибнева оставался один-единственный путь, самый трудный и безнадежный, но

единственный,– это искать злополучный украденный кошелек.

Как часто бывает при очень простых, на первый взгляд, преступлениях, общий успех

расследования решало вещественное доказательство. Оно определяло все: и направление

следствия, и наиболее вероятного преступника, оно могло объяснить, как произошла кража, и

куда могло исчезнуть похищенное.

На все эти вопросы мог ответить маленький черный кошелек с двумя отделениями из

лакированного кожзаменителя на бежевой шелковой подкладке, закрывающийся на

обыкновенную металлическую кнопку...

2

Подходила к концу неделя безрезультатных поисков. На каждом утреннем оперативном

совещании, испытывая мучительные приступы стыда, Сгибнев коротко докладывал:

– Кража не раскрыта.

Наконец начальник отделения не сдержался и ответил ему с усмешкой, смысл которой

поняли все:

– И не раскроется, пока вы будете заниматься ею в своем кабинете.– Он увидел, как

побледнел Сгибнев, как резко обозначились его скулы, и сказал мягче: – Ты бы не терял

времени, Коля...

После совещания Сгибнев вернулся в кабинет, опечатал сейф и наказал соседу:

– Будут спрашивать, скажи, что приду к концу рабочего дня.

Через двадцать минут он сошел с трамвая у оперного театра, пересек по бульвару улицу

Тургенева и сел на скамейку против магазина «Подарки».

Октябрь срывал с пожелтевших кленов уцелевшие листья и укладывал их на асфальт

аллеи, согретой последним теплом солнца. Кое-где под надзором бабушек копошились в

пожухлой траве деловитые малыши, на соседних скамейках выясняли отношения молодые

парочки, а порой и люди с торопливой походкой вдруг неожиданно останавливались посреди

аллеи и, найдя свободное место на какой-нибудь скамье, садились прочесть газету или просто

отдохнуть.

А Сгибнев подумал с тоской, что никогда не пользовался таким отдыхом. Он даже не мог

бы припомнить, в каком месяце летом стояла хорошая и плохая погода. Не мог, потому что у

него просто не было времени обратить на это внимание. Он вечно торопился с делами или прел

с допросами в кабинете, или еще противнее – рылся при обысках в чужом людском хламе. При

этом ему и в голову не приходило, что живет он не так, как все люди, что существует вот такое

небольшое благо, как короткий отдых на воздухе: захотел – и посиди.

Он видел над кромкой подрезанных акаций на противоположной стороне улицы большую

надпись «Подарки», и его неприятно поразила мысль, что вот среди этих отдыхающих на

бульваре людей может оказаться обыкновенный жулик, который через минуту поднимется со

скамьи, войдет в магазин и украдет у кого-то деньги, лишив не только радости, а может быть, и

средств существования целую семью.

И в нем снова проснулась жгучая ненависть ко всем этим верникиным, шиловым и другим,

которые без всякого права пользуются тем же солнцем, тем же теплом и светом, что и все другие

люди.

Сгибнев огляделся вокруг. Внизу, в конце сквера, шумел трамвайной й машинной суетой

перекресток Карла Либкнехта – Ленина. Он был не более чем в ста пятидесяти шагах. На этом

отрезке улицы в течение получаса и произошло все.

...Пожалуй, впервые за свою работу в уголовном розыске Николай Сгибнев не просто

анализировал факты, основываясь на знаниях криминалистики и учебной хрестоматии

преступности, аналогий и прочего арсенала сыскной работы. От этого всегда зверски устаешь.

Он попытался рассуждать как обыкновенный гражданин, которому известны кое-какие

обстоятельства и факты одного преступления и который думает о них, чтобы занять свой отдых

на скамейке бульвара против магазина «Подарки».

Он представил себе, как из дверей магазина выскакивает преступник и, торопясь скрыться,

бежит к улице Карла Либкнехта. Да, именно туда, потому что в той стороне была Шилова...

Нет. Все было не так. Преступник не бежал. Он спокойно пошел туда, чтобы своей

поспешностью не вызвать подозрений.

Итак, кошелек украли не позднее четырех часов десяти минут. Киносеанс, на котором была

Шилова, начался в четыре часа тридцать.

Сгибнев поднялся со скамьи, вышел из сквера н, заметив время по часам, пошел к

кинотеатру «Совкино». Переход занял всего три минуты. Тогда Сгибнев вернулся к «Подаркам»

намеренно медленно. На это ушло пять минут.

Значит, кто бы преступник ни был, даже если это была Шилова, которой еще надо было

продать билет, для него оставалось свободных десять-двадцать минут.

Что могло произойти за эти совсем короткие минуты?..

Сгибнев не умел думать, сидя на месте. Он и не заметил, что снова занялся

предположениями. Размышляя, он проехался на трамвае до ВИЗа, прошел пешком до дома

Шиловой и вернулся в центр. Но ему показалось этого мало, и он зашел в столовую УралТЭПа,

проследив там, сколько понадобилось неторопливой женщине на обед. Потом он побывал в

близлежащих магазинах, вдосталь наглазевшись у всех прилавков.

Подведя итог всему, сопоставил время с показаниями Шиловой. На проезд с ВИЗа до

Толмачева, на обед и магазины, на очередь в кассе кинотеатра Сгибневу потребовалось три часа.

По словам Шиловой, получалось, что на то же самое она затратила четыре с половиной.

Шилова явно путала его.

Копоть на ее сапожках заставляла думать, что вместе с Верникиным она не была. Но

деньги оказались у нее. Поэтому если даже допустить существование посредника, то не

оставалось сомнения, что встреча с ним обусловливалась заранее.

Но что все-таки могло произойти за десять-двадцать минут, которые были у преступников

в запасе?..

Сгибнев зашел в «Подарки», постоял возле прилавка с мужскими рубашками. Потом засек

время, вышел на улицу и направился вниз, к улице Карла Либкнехта. За хлебным магазином

начинался забор, ограждающий строящееся здание гостиницы «Юбилейная». На узком

временном дощатом тротуаре возле него пешеходы теснились и толкали друг друга. Сгибнев

невольно огляделся и заметил узкий проход между забором и жилым домом, свернул туда и

оказался во дворе.

И сразу увидел гору угля...

Сгибнев был настолько поражен, что растерялся на некоторое время, забыв, зачем сюда

пришел. Потом его почти затрясло от радости, от обыкновенной радости, какую человек

испытывает при давно желанной находке. Он, как зачарованный, стоял, не в силах оторвать