Текст книги "Без права на поражение (сборник)"
Автор книги: Сергей Бетев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
денег в торгово-кулинарном училище из Ленинского райотдела было отозвано.
Его принимал к своему производству следственный отдел управления внутренних дел
города Свердловска.
5
Начальник следственного отдела городского управления подполковник милиции Герман
Михайлович Первухин долгие годы провел на оперативной работе, достаточно хорошо знал
повадки преступников всех мастей и славился умением в самой сложной обстановке найти
предельно результативный тактический план. Он и сейчас остается самым близким другом и
советчиком уголовного розыска не только в силу своего служебного положения. Это —
душевная привязанность.
...В те дни, когда дело о похищении денег кассиром торгово-кулинарного училища
поступило в следственный отдел городского управления, в кабинете Германа Михайловича
происходил несколько необычный разговор.
Вторым в кабинете был Олег Владимирович Чернов—начальник уголовного розыска
Свердловска.
– Розыск будет трудным,– мягко картавил Герман Михайлович,– но я надеюсь на успех.
Слава богу, теперь мы имеем возможность обращаться к людям. На днях отпечатают плакат с
хорошим портретом. Текст составлен подробно... Уверен, на него откликнутся. Да и сама она его
прочтет непременно. Забеспокоится, сбои начнутся...
– Все это я понимаю,– сказал Олег Владимирович.– Но самое возмутительное, что из-
за своей многодневной беготни за личностью преступницы мы, если говорить честно, утратили
оперативную инициативу. Досадно? Да! Но только ли мы виноваты?..– И, подумав, вдруг
заговорил как будто о другом:– Вот у нас есть любители заявлять, что мы избавились, так
сказать, от почвы для преступлений, непременно подчеркивая – от социальной почвы. Согласен
ты с ними?
– Социальная почва... Это, знаешь, очень серьезно!
– А как же! – подхватил Чернов.– Социальное неравенство, эксплуатация!.. Согласен,
все это похоронено. Но давай обратимся к нашему училищу. О преступлении в нем мы еще не
можем говорить в полном объеме. Но и то, что знаем, дорогой мой, наводит на размышления.
Скажи, головотяпство, беспечность – это что? Случай или явление? Если ты муж – шляпа, то
ты вредишь только себе, еще семье. Ты – экспонат. А вот когда ты беспечный руководитель, ты
вредишь государству, системе, всем людям. Ты уже – явление.
– Понимаю и согласен,– сказал Герман Михайлович.– Формальное отношение
директора училища к приему работника на ответственное место открыло путь к преступлению...
– Да! И это– почва, социальная почва! – резко подчеркнул Чернов.– Мы много
говорим о бдительности – высокое слово и высокое понятие... А вот о беспечности и
головотяпстве разном с такой серьезностью и постоянством почти никогда не вспоминаем. А
ведь бдительность должна, черт побери, иметь не только политический смысл, но и простой —
гражданский, человеческий, обиходный. Мать же предупреждает иной раз свою дочь: ты
смотри, дескать, с этим парнем не забывайся!.. И так – во многом. Если бы сегодня карьеристы,
стяжатели, бюрократы, растратчики и куркули разные, в конце концов просто дураки на
серьезных должностях перестали быть только объектами карикатур в «Крокодиле» и фельетонов
в газетах, как исключительные экземпляры, а были названы явлением, они немедленно
превратились бы в сознании общества в социальную опасность, а борьба с ними приняла бы
совершенно другой характер... Не позор сознаться, что ты болен; гораздо хуже, если ты
стыдишься болезни и молчишь о ней, избегая лечения. Кстати, ты задумывался над тем, почему
такими действенными оказываются наши обращения к людям с просьбой помочь найти опасных
преступников?
– Все понимают: зло. Социальное зло!
– Вот видишь: понимают! И считают своим гражданским долгом бороться с ним вместе с
нами.
– Конечно.
– Вот почему дело, которым мы заняты сейчас,– не рядовое,– уже спокойнее закончил
Олег Владимирович.
– Да... Ведь ей всего тридцать лет... – подумал вслух Герман Михайлович.
– Кто-то же сделал ее такой, – ответил Олег Владимирович.
– Узнаем. Сейчас другие заботы.
– Советую подождать майора Репрынцева..
– Тот из-под земли достанет, – живо согласился Первухин, – А где он?
– Из отпуска должен вернуться через неделю. Уехал на курорт. Иначе отозвали бы. Но он
наверстает, – успокоил Чернов.
– А пока караулим старшиновский перевод, – улыбнулся Герман Михайлович. – Его
тридцатка лежит, а ее никто не требует.
– Пустое дело. Эта барышня не мелочная: на такую дешевую наживку не клюнет. И долги
Рязанцевой, да и Обкатовой простит, не сомневаюсь. Она прекрасно понимает, что на этом ее
легко зацепить, ей время дороже... Так что мы сейчас весьма зависим от Феди.
Майор милиции Федор Ефимович Репрынцев – одна из самых колоритных фигур
уголовного розыска города, Это сказано без малейшего преувеличения.
Неприметный человек, он двадцать лет бессменно ведет едва ли не самые беспокойные, не
всегда поддающиеся объективной оценке дела. Можно уверенно сказать, что никто столько не
мотается по городу и всему Советскому Союзу, столько не разговаривает порой до хрипоты по
телефону, столько не выдерживает самых неожиданных встреч, сколько Федор Ефимович
Репрынцев. Одновременно с этим он успевает подшивать в свои многотомные дела ежедневно
десятки бумажек и бумаг, которые получает на свои запросы во все концы и во все ведомства.
Федор Ефимович – многоопытнейший розыскник, хотя и у него порой бывают «ляпы», причем
самые курьезные, когда, расставив сотни своих «капканов» по всему свету, он вдруг с искренним
удивлением обнаруживает, что разыскиваемый им преступник все время сидел под его
собственным «креслом».
В такие исключительные мгновения в приступе самокритичности Федор Ефимович может
от всей души и громко спросить окружающих:
– Нет, вы когда-нибудь видели такого дурака?!
И в этой ситуации лучше всего не молчать, а громко посочувствовать примерно так:
– Что вы, Федор Ефимович, и на солнце бывают пятна...
Его ремесло уже давно и навечно наложило на него свой отпечаток. Если у Федора
Ефимовича дела плохи, он весь встрепан, проносится мимо знакомых не здороваясь. В такие
дни он ершист, задирист и может быть грубым. И тогда вокруг многие ворчат, что с ним
невозможно работать.
Когда же все идет гладко, он добр и простодушен, склонен поговорить о посторонних
делах, даже дать взаймы денег. И тогда этим спешат воспользоваться,
Познания Федора Ефимовича, применительно к профессии, универсальны. Ему известны
все профсоюзные законы и ведомственные инструкции, все тонкости промышленной
кооперации и обмена квартир, порядок оформления самых сложных документов: от назначения
пенсии без трудовой книжки до нотариальных операций по наследственным делам. Он чует все
входы и выходы, способен не заблудиться в самых сложных лабиринтах человеческих
отношений, установить родственные связи преступников, не говоря уж об их знакомствах,
которые знает лучше, чем те знают их сами.
Он-то и включился после возвращения из отпуска в поиски скрывшегося кассира торгово-
кулинарного училища, начав о того, что дотошно расспросил о деталях события всех, кто
принимал участие в расследовании.
Надо сказать, что в работе у Федора Ефимовича есть хорошее правило: постоянно держать
в курсе розыскных дел следствие, чтобы оно со своей стороны могло без промедления
принимать свои меры.
Правда, первые дополнительные сведения, полученные Федором Ефимовичем, не
поражали воображения. Он узнал, что эффектная блондинка в любой обстановке не стеснялась
щелкать семечки, что ела не совсем интеллигентно и поэтому вынуждена была часто
пользоваться платком. Красила ногти ярким лаком и любила угощать конфетами незнакомых
детей; одевалась ярко, но дома имела привычку ходить в нижнем белье.
– Какое отношение к делу это все имеет, Федор Ефимович? – спрашивали его.
– Никакого, пока не узнаем ее фамилии,– отвечал он, не смущаясь, и добавлял
неопределенно: – Может, пригодится...
А сам день ото дня становился беспокойнее, суетливее и вспыльчивее. Чем бы это
кончилось, угадать трудно. Но однажды утром он ворвался в кабинет Олега Владимировича
Чернова и положил на стол телеграмму:
– Вот! – объявил громко.– Надо срочно ехать в Караганду.
Начальник уголовного розыска придвинул телеграмму к себе и почти сразу же снял трубку
телефона:
– Герман Михайлович, поднимайся-ка ко мне. У меня Федор Ефимович с подарком...
...Полученная телеграмма извещала, что на имя начальника уголовного розыска
управления внутренних дел Карагандинской области Казахстана подполковника милиции
Олжубаева поступил рапорт следователя – старшего лейтенанта А. Пака, в котором он
сообщал:
«В Рязанцевой-Обкатовой, объявленной плакатом-розыском города Свердловска, мною
опознана Катышева Александра Никитична, 1938 года рождения, уроженка Кузнецкого района
Кемеровской области, русская, работавшая в строительно-монтажном управлении № 6
Караганды, проживавшая ранее в Караганде, по улице Ержанова...
При проверке по месту указанной работы по учету личных кадров личность Катышевой
Александры Никитичны подтверждена...
...С гражданкой Катышевой следователю А. Паку приходилось работать в 1967 году при
расследовании уголовного дела, возбужденного в связи с кражей дамской дохи в бытовом
комбинате «Улыбка», а также в 1968 году при расследовании спекулятивных операций
промышленными товарами в Караганде... Материалы названных дел высланы следственному
отделу управления внутренних дел города Свердловска...»
– Куда вы просите командировку, в Караганду? – спросил Олег Владимирович, когда они
с Германом Михайловичем ознакомились с телеграммой.
– В Караганду. И еще – в Омск и Темиртау,– попросил Федор Ефимович.
– Сразу – так широко? – спросил Чернов.
– Чтобы потом не тратиться на телеграфные запросы, товарищ подполковник,– объяснил
Репрынцев.– В докладной Захарченко приводятся слова Старшинова насчет того, что особа эта
когда-то жила в Темиртау. .
– Погоди,– остановил его Чернов.
– Понял, товарищ подполковник! – по-служебному осекся Федор Ефимович.– Надо
поближе познакомиться, ну... посмотреть этот городок... Так точно – Темиртау. Что касается
Омска, то это по пути.
Олег Владимирович, конечно, понимал, что Федор Ефимович не из простаков: он своего в
запросах не упустит. Но Олег Владимирович знал и то, что перечить Репрынцеву тоже хлопотно:
он может так взорваться и так долго доказывать, что лучше заранее пожертвовать тремя
лишними сутками, чем затевать спор.
– Добро,– сказал Чернов.– Поезжай. Когда думаешь?
– Извините, товарищ подполковник... Я уже заказал билет.
– Уже?
– Я знал, что вы поймете меня,– сознался Федор Ефимович.
– Короче?
– Через два часа самолет. Понимаете, я уже билет купил. Можно вашу машину до
аэропорта? А то – опоздаю.
– Тебе же собраться надо!
– У меня в сейфе по привычке страховой запас белья, мыльница и зубная щетка. А жене я
уже позвонил...
– Ну, раз так – ладно! Где рапорт о командировке?
– Пожалуйста! – выложил перед ним бумагу Федор Ефимович.– А то деньги-то на
билет я под честное слово взял...
– Федор Ефимович!..
– Приходится!—в признательной улыбке объяснил Федор Ефимович.– Зато —
тепленькую постараемся привезти...
Александра Пака Федор Ефимович встретил около полудня следующего дня.
– Пройдоха,– охарактеризовал Пак Катышеву после короткого разговора.
Он хотел помочь Федору Ефимовичу и отпросился в поездку с ним до конца дня: благо, от
Караганды до Темиртау всего шестьдесят километров. Там, в отделе кадров металлургического
комбината, довольно быстро установили, что Катышева работала в одном из цехов, Но недолго...
Из справки адресного бюро стало ясно, что из Темиртау она выехала.
И вот тут Федор Ефимович вспомнил о некоем строительном управлении шоссейных
дорог, о котором упоминала директор торгово-кулинарного училища.
– По-моему, о таком управлении я слышал в Караганде,– сказал Пак.– Во всяком случае
нечто подобное есть. Проверить не мешает.
Пришлось возвращаться.
Приехали в Караганду ночью. Александр Пак поспешил домой, Федор Ефимович – в
гостиницу.
Мест не было. Но Репрынцев не из тех, кто не умеет устроиться. Он уселся в вестибюле
«Караганды», просмотрел газеты, припасенные еще днем. Потом демонстративно развернул
плакат так, чтобы дежурная администратор не могла не увидеть крупную надпись:
«Разыскивается!..»
Плакат подействовал. Когда внимание к нему окрепло, Федор Ефимович решился на упрек
в адрес работников гостиницы: пусть идет в городе высокое совещание, но разве обыкновенный
старший инспектор уголовного розыска не имеет права на отдых?
Справедливость восторжествовала: майор Репрынцев получил отдельный номер на
четвертом этаже. Больше того, его, очень деликатно, проводила сама дежурный администратор.
– Между прочим, я видела эту женщину,– сообщила она, поднимаясь по лестнице.
– Да? И хорошо помните?
– Она жила на третьем этаже,– уверенно сказала та.– Я была тогда этажной, сейчас —
повысили. Фамилии ее не знаю.
– Чем же она запомнилась?
– Нашей официантке предлагала однокомнатную квартиру. Кооперативную. Хотела
продать.
– А где живет ваша официантка?
– Здесь, в Караганде.
...На следующее утро Федор Ефимович галантно представился официантке «Караганды».
Знакомство состоялось в прихожей и не было осложнено никакими неожиданностями, кроме
минутного испуга хозяйки, что Федор Ефимович целиком отнес на свой счет: явился в половине
восьмого.
Оказалось, что официантка хорошо знала не только Шуру Катышеву, но и ее постоянного
партнера по ресторану – Колю; знала не только его имя, но и домашний адрес.
...Колю разбудили в девять. Перепугался он сильнее, чем официантка, но сразу заявил, что
Шура давно куда-то уехала.
– И не оставила адреса? – спросил Федор Ефимович.
– Нет.
– Как у вас все несолидно,– упрекнул его Репрынцев при прощании.
– Найдем, – успокоил его Пак, когда они встретились после утренних поездок Федора
Ефимовича.
И нашли. Оказывается, после строительно-монтажного управления Катышева работала в
коммунальном отделе исполкома горсовета, откуда через два месяца также уволилась. Ее
увольнение позднее связывали с пропажей круглой печати, которой заверяли записи в трудовых
книжках. И так как новую печать сделали очень быстро, то по поводу исчезновения первой
решили шума не затевать. Да и вряд ли это имело смысл, подумал немного позднее Федор
Ефимович, когда установил, что предусмотрительная Катышева выписалась из Караганды за два
дня до увольнения с работы.
Катышевой удивительно везло. Как правило, долго на одной работе она не задерживалась,
блнзких знакомств с сослуживцами не заводила. И поэтому, когда уходила, в памяти людей
особых воспоминаний не оставляла. Почти десять дней Федор Ефимович кропотливо рылся в
карагандинских знакомствах Катышевой. Были они поразительно похожи, эти случайные
встречи, чаще всего ресторанные: мимолетные связи с мужчинами, которые сейчас испытывали
одну лишь стыдливую неловкость. Никто из них ничем не мог помочь Репрынцеву, И все-таки
настойчивость Федора Ефимовича дала результат.
В строительно-монтажном управлении он натолкнулся на разговорчивую сотрудницу,
которая знала Катышеву и, видимо, не любила ее по каким-то своим причинам. От нее-то он и
узнал, что у прежнего начальника управления из-за Катышевой были какие-то неприятности.
– А точнее нельзя? – допытывался Федор Ефимович.
– Да разное говорили... Она от нас в горисполком уходила, а потом оттуда скрылась.
– Мне говорили, что она уволилась.
– Мало ли что говорят. А начальника нашего она тогда ограбила. Вот. Ему со всех сторон
досталось: и от жены, и от высших... Он же на нее характеристику писал.
...Федору Ефимовичу пришлось снова заняться коммунальным отделом... На этот раз он не
был столь доверчивым. За увольнением Катышевой крылась довольно запутанная история. Да,
Катышева подавала заявление об увольнении, Ее просьбу удовлетворили, оформив надлежащим
приказом, и выдали обходной лист. После этого ни обходного листа, ни самой Катышевой
больше не видели. Все объяснилось, когда в отделе кадров обнаружили, что ее трудовой книжки
у них нет и Катышевой незачем к ним было приходить. Позднее хватились и печати, которой
заверяли записи в трудовых книжках... Еще позднее узнали, что Катышева осталась должна
крупную сумму своему бывшему начальнику по строительно-монтажному управлению... Вот и
получилось: человек уволен по закону, а больше похоже на то, что скрылся.
Что мог обо всем этом думать инспектор уголовного. розыска Федор Ефимович
Репрынцев? Прежде всего поражало его то, что Катышеву не стали разыскивать.
Почему?!
И вот – новое знакомство...
– Мешконцев,– не встав из-за стола, назвался Федору Ефимовичу крупный лысеющий
человек, слегка нагнув голову в поклоне, что, вероятно, следовало принять за оказанную честь.
Присев на стул перед его огромным столом, Федор Ефимович сразу как бы стал меньше
ростом, но с достоинством ответил:
– Майор милиции Репрынцев.– Потом усилил: – Из уголовного розыска.
– Чем проектная организация могла заинтересовать милицию, да еще уголовный розыск?
– снисходительно осведомился Мешконцев.
– Тем более – города Свердловска,– в тон ему добавил Федор Ефимович.
– Даже? – попробовал скрыть удивление за веселостью Мешконцев.
Но Федор Ефимович решил не заметить этого и перешел к делу:
– Вверенная вам проектная организация нас не интересует. Я пришел лично к вам.
– Ко мне, значит...– Мешконцев сбросил с себя добродушие.– Пожалуйста, слушаю.
– Раньше вы работали в строительно-монтажном управлении шоссейных дорог.
– Было, было такое. Уже забывать стал.
– За год-то? А я как раз надеюсь на вашу память,– бодро признался Федор Ефимович.
– Попробуйте.
– У вас в управлении в то время работала некая Катышева Александра Никитична.
– Возможно.
– Да точно, товарищ Мешконцев. Особа довольно приметная. Потом она ушла в
коммунальный отдел горисполкома. Оттуда скрылась...
– Уволилась, я слышал.
– Скрылась. И у вас из-за этого, насколько я понимаю, были некоторые неприятности.
– Ну, какие у меня могли быть неприятности?
– Об этом я и хочу спросить вас.
– Были неприятные разговоры в связи с этой особой,– нехотя признался Мешконцев,
всем видом показывая, что делает это только из стремления как можно быстрее закончить
беседу.– Но я не принял на себя никаких упреков. Катышева переходила от нас в коммунальный
отдел по собственному желанию. Претензий по работе к ней не имелось, и, естественно, я
подписал положительную характеристику. А спустя два месяца она, видимо, решила уехать из
Караганды, и там у них произошла какая-то история с увольнением...
– Она скрылась,– поправил его Репрынцев.
– Повторяю, я этого не знаю,– жестко ответил ему Мешконцев.
– Как же не знаете, если сами пострадали при этом? Катышева осталась вам должна
крупную сумму денег. А вас это не волнует. Не волнует?
Мешконцев обдумывал ответ.
– Если я не говорю об этом, значит – нет,– сказал он.
– А вашу жену?
– Вам позволительно вести такой разговор? – несколько оскорбленный, спросил
Мешконцев.
– Да.
– Будьте любезны, объясните.
– Пожалуйста. Думаю, вы поверите мне, если я скажу, что приехал в Караганду из
Свердловска не ради ваших личных дел. Катышева совершила серьезное уголовное
преступление и сейчас скрывается. Она была опознана здесь, в Караганде. И меня интересует
все, что связано с этой женщиной, в том числе и обстоятельства, при которых она заполучила
ваши деньги и увезла их. Если вы не хотите говорить со мной об этом, я могу думать только
одно: вас связывают с преступницей какие-то личные отношения. И в таком случае я имею еще
большее право спрашивать.
– Что она сделала там, в Свердловске? Я могу знать?
– Похитила около десяти тысяч государственных денег.
– Да. Это действительно серьезно,– мрачно согласился Мешконцев.
– Каким образом она забрала деньги у вас? – сразу спросил Федор Ефимович.
– Я сам ей дал. Она пообещала устроить мне импортную мебель.
– Но она работала не в торговле!
– У нее были знакомые в хозмебельторге.
– Понятно,– вслух заключил Репрынцев.– Одной женщине она предлагала даже
кооперативную квартиру. А скажите, каким образом она устроилась в ваше бывшее управление
инженером?
– У нее был диплом.
– Инженера?
– Нет, техника.
– Странно.
– Но и до нас она тоже работала на инженерной должности.
– Где?
– В тресте Целинмонтажстрой.
– А что она выигрывала, перейдя старшим инженером в коммунальный отдел
горисполкома?
– Пожалуй, ничего. Просто у нас ей надоели частые командировки.
– Где она училась?
– В Алма-Ате.
– А точнее?
– В строительном техникуме.
Раскрыв Мешконцеву до конца цель своего приезда в Караганду, Федор Ефимович
рассчитывал на откровенность и помощь. Но он ошибся. Мешконцев смирился с неизбежностью
давать показания, но отвечал кратко, не вдаваясь в подробности. И Федор Ефимович
почувствовал в этом своеобразную фальшь: Мешконцев знал больше и по непонятным
причинам предпочитал утаивать имеющиеся в его распоряжении факты. Приходила мысль о
том, что между нежеланием возбудить уголовное дело против Катышевой после ее исчезновения
из Караганды с деньгами Мешконцева и сегодняшним его странным поведением существует
связь.
Убедившись, что Мешконцев ничего больше не скажет, Федор Ефимович прекратил
бесполезный разговор, не оставляя надежды вернуться к нему. Расстались холодно.
Трест Целинмонтажстрой Федор Ефимович нашел без труда. В отделе кадров он узнал, что
Катышева работала инженером не в самом управлении треста, а в подчиненном ему шестом
строительно-монтажном управлении.
Так Федор Ефимович встретился с секретарем партбюро СМУ-6 Павлом Андреевичем
Гривцовым, главным механиком управления, человеком общительным и юношески бодрым в
свои пятьдесят пять лет. Он затащил Федора Ефимовича в тесный кабинетик, усадил перед
собой и, взъерошив седеющие волосы, спросил сам:
– Что за нужда?
– Интересуюсь человеком, который работал у вас более года назад,– начал Федор
Ефимович.
– Фамилию помните?
– Катышева Александра Никитична.
– Знаю,– сразу ответил Павел Андреевич и невольно пренебрежительно махнул рукой.
– Долго она у вас работала?
– Работала? Ха!– Гривцов даже крутнул головой, удивляясь наивному вопросу.– Не
работала она, а порхала тут больше двух лет.– И спросил с усмешкой:– Где хоть она теперь?
– Не знаю,– признался Федор Ефимович.
– Это уж совсем интересно! – удивился Гривцов.
Пришлось рассказать все.
– Вот оно что получилось,– задумчиво протянул Павел Андреевич.– А пожалуй, и не
удивительно... В нашем строительно-монтажном она появилась при Аграновиче Ароне
Яковлевиче. Сейчас-то он вернулся в главк, в Алма-Ату, а тогда его направляли в Караганду
управляющим Целинмонтажстроя: заваливался трест окончательно. Честно скажу, что
Агранович – руководитель опытный, дело знает крепко. В главке его ценят и доверяют: как
только где-то в системе начинает барахлить, его бросают туда, и он за год-полтора выдернет
трест из любого прорыва. Только на моей памяти он полреспублики объехал: был в Усть-
Каменогорске, в Актюбинске, у нас в Караганде, еще где-то и везде по году-два. А потом —
опять в главк. Он уже привык к этому: своя назначения считает длительными командировками,
семью из Алма-Аты за собой не таскает... – Павел Андреевич закурил. – А теперь о
Катышевой... Через месяц примерно после приезда Аграновича в Целинмонтажстрой явилась к
нам она. Я еще тогда удивился: у нас в конторе по линии ИТР вроде бы все укомплектовано
было. А мне начальник говорит: сам Агранович прислал с бумагой, устраивать надо. Кумекали
так и сяк... Диплом-то у нее техника, а у нас только инженерная должность в плановом отделе
была. Начальник, значит, проинформировал об этом нового управляющего, а тот дает «добро»:
если, говорит, кто спросит, я беру ответственность на себя. Сами понимаете, спорить не
решились: новая метла...
– А Катышева?
– Ей-то что? Она только семечки пощелкивала. Работы никакой. Покажется с утра, а
потом пошла «по делам...» А дела, видим, стоят. Я, конечно, как секретарь партбюро, пытался
говорить начальнику, а тот все от разговоров в сторону. Потом-то я узнал, что они с
Аграновичем – старые друзья. Так вот и мыкались с ней...
– Дружбу Аграновича с вашим начальником я еще могу понять, – сказал Федор
Ефимович. – А Катышева-то при чем?
Павел Андреевич вздохнул. А потом вдруг расхохотался.
– Баба красивая хоть в магазине за стекло ставь... Прошло немного времени, Караганда,
сами представляете, не Москва, увидели, что у нее с Аграновичем шашни-машни. Что там
между ними на самом деле было, бог знает. А кто против Аграновича пойдет?.. Молчали.
Тихонько-то, правда, все равно говорили. В тресте я, например, слышал, что она давненько уже
сопровождает его в длительных-то. Но чужие дела – потемки. Официальых сигналов нет. Сам
Агранович в главке – фигура. Против него и начальник-то наш пикнуть не мог,
– Кто был у вас начальником тогда?
– Мешконцев. Есть такой. Потом перешел в проектную организацию.
– Мешконцев?!
– А что вы удивляетесь?
– Он же работал в строительно-монтажном управлении шоссейных дорог.
Все правильно. Это и есть мы – СМУ-6.
– Вон что!
– Больше скажу: перед самым уходом от нас Мешконцев отпустил эту Катышеву по
собственному желанию. Видно чуял, что как только уйдет, мы ее выдворим отсюда. Тем более
что Аграновича еще раньше отозвали в главк.
После разговора с Гривцовым Федор Ефимович решил не беспокоить Мешконцева.
Командировка и без того затягивадась.
Правда, в Караганде Репрынцев сделал еще два важных открытия: паспорта, выданные
почти в одно и то же время Катышевой Александре Никитичне на десять лет. Первый —
Темиртауским отделом внутренних дел, второй – Ленинским районным отделом города
Караганды. Поистине – мошенница не испытывала нужды в документах.
Удалось уточнить, наконец, и место рождения Катышевой – город Бунгур Кузнецкого
района Кемеровской области. Это открывало надежный путь к розыску родственников
преступницы, к тому же – снимало необходимость поездки в Омск.
Во всяком случае командировка в Караганду и Темиртау себя оправдала. Возвращаясь в
Свердловск, Федор Ефимович думал уже о новых встречах.
6
В непрерывном потоке телеграмм, сходивших с милицейских телетайпов, все чаще и чаще
голос людей, откликавшихся на розыскной плакат, чередовался с прямыми запросами и
сообщениями органов внутренних дел.
...В милицию города Янаула Башкирской АССР сделал заявление только что
демобилизованный воин Фидус Фазылов. Увидев в помещении паспортного стола плакат, он
опознал Катышеву, сообщив, что видел ее несколько дней назад в поезде при возвращении из
армии. С заявлением бывшего солдата перекликалась другая телеграмма, полученная с юга.
Днепропетровский уголовный розыск ставил в известность о том, что житель поселка Опытная
станция, Синельниковского района, Якименко, увидев плакат, сообщил местной милиции о
своей встрече с Катышевой в Мурманске. Она работала официанткой на одном из рыболовецких
траулеров под фамилией Кобелян.
Наконец подал голос и Мурманск: по сообщению милиции Кандалакши, местная
жительница Исаева, только что вернувшаяся из отпуска и увидевшая плакат, заявила, что вместе
с Катышевой ехала в такси из города Знаменки в Кировоград. Вышли на автовокзале, но
Катышева торопилась куда-то дальше.
Мурманск подчеркивал, что продолжает активный розыск преступницы. Об этом же
сообщали Баку, Павлодар, Челябинск, Ямало-Ненецкий округ, Орехово-Зуево, Ленинград,
Ростов-на-Дону и Небит-Даг.
Уголовный розыск и следствие добросовестно переваривали вороха телеграфных и
письменных сообщений, внимательно вчитываясь в них, анализируя и сопоставляя. Серьезность
преступления тревожила не только свердловских чекистов. Поэтому на железнодорожных
вокзалах и в аэропортах, на автостанциях и в речных портах задерживали для проверки многих
женщин, которых природа невзначай одарила внешним сходством с преступницей. Иного выхода
не было. Это понимали и те, кто задерживал, и те, кого задерживали. Но все это пока не
приносило результатов.
Федор Ефимович Репрынцев начинал свои рабочие дни с просмотра телеграмм и
письменных сообщений. Каждый раз отбрасывал их в сторону и удалялся в свой кабинет. Потом
появлялся с пачкой только что написанных новых запросов.
Были найдены родители Катышевой, проживающие в Новосибирской области, в
Прокопьевске обнаружена сестра. Местная милиция была настороже.
Федор Ефимович собирался в новую длительную командировку. Он решил пройти за
Катышевой всю ее не очень долгую, хотя и достаточно путаную жизнь. Только в этом он видел
возможность успеха.
Но к исходу месяца стали поступать весьма любопытные сообщения, в которых
разобраться было необходимо.
Комсомольский райотдел милиции из Кустанайской области, например, обстоятельно
докладывал о заявлениях местной жительницы Галины Григорьевны Лоргиной и приехавшей к
ней в гости из Воркуты сестры – Надежды Григорьевны Хорьковой, по которым возбудил свое
уголовное дело.
В поезде Воркута – Москва Хорькова познакомилась с женщиной, ехавшей с ней в одном
купе. Незнакомка назвалась Ниной Тимофеевной Паутовой. В разговоре выяснилось, что обе
едут в отпуск к родственникам. Когда Хорькова назвала адрес своей сестры, Паутова сказала
вдруг, что у нее в Кустанае тоже есть знакомые, и если хватит времени, то она постарается их
навестить. Тогда Хорькова по простодушию уточнила ей адрес своей сестры:
– Будет путь, заезжайте! Отпуск у меня два месяца. Паутова поблагодарила, но сказала:
– Нет, не успеть. А вот когда вы вернетесь в Воркуту, побывайте у нас обязательно.
И назвала свой воркутинский адрес.
Паутова сошла с поезда в Ярославле, чтобы, по ее словам, навестить брата.
Вскоре Лоргина получила телеграмму из Ярославля с просьбой выслать до востребования
сто пятьдесят рублей. Под телеграммой стояла подпись: «Надежда».
Галина Григорьевна, знавшая, что сестра должна приехать к ней после недельной
остановки в Москве, подумала, что Надежда попала в какое-то непредвиденное затруднение, и
поспешила отправить деньги.
Встретившись, наконец, сестры обратились в милицию с подробными заявлениями о
мошенничестве. К тому, что было подписано Хорьковой, добавлялось, что внешность
мошенницы полностью совпадает с изображением на плакате, который обе увидели в отделе
милиции.
Комсомольский райотдел срочно обратился в Ярославль с запросом, на который ответили,
что перевод на имя Хорьковой получен по доверенности гражданкой Паутовой Ниной
Тимофеевной, паспорт которой восемь лет назад был выдан в Казани.
Дальнейшее расследование установило, что подлинная Паутова еще три года назад
арестована и сейчас находится в заключении. На допросе, которому ее подвергли там, она
заявила, что паспорт утеряла еще до ареста. В случае, если преступница будет задержана,
