Текст книги "Без права на поражение (сборник)"

Автор книги: Сергей Бетев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

новых людей понаехало! И не только специалистов да рабочих кадровых, но и тех, с кривой

душой, которые болтаются по белому свету без всякого смысла. Знал ведь об этом! А что мог о

них сказать? Ничего. И получилось, что оторвался от жизни. Вот где собака-то зарыта!..

...В поселковой столовой сказали, что Катька-буфетчица работала вчера, а сегодня

отдыхает.

Поглядел на часы. Время двигалось к полудню. Решил сходить к Катьке домой, хоть и

далеко да и не больно хотелось. Такая она уж была Катька: с другой женщиной мужчина пройдет

рядом – и никто слова не скажет, а кто возле Катьки побыл – всякое доверие теряет. И все

равно мужики возле нее вертятся. А она только похохатывает.

И Афанасьеву дверь она открыла широко, забелела зубами в улыбке, словно ждала:

– Проходите. Вот так гость!

– Не ждала, что ли? – тоже улыбнулся он.

– Я сроду никого не жду. Ко мне сами ходят. А ты испугал.– И хохотнула весело.

– Вот и я сам пришел.

– Вина не прихватил? – пошутила.

– В такую-то рань?

– Сегодня можно: все равно же завтра воскресенье!

– Ладно,– сказал Афанасьев.– Знаю, что женщина ты веселая, гостей любишь, а я – по

делу, Хотел кавалером одним твоим поинтересоваться...

– Которым?– прыснула она.

– Часто меняешь? – решил подковырнуть ее.

– А что делать, если они испытания моего не выдерживают? – нисколько не смутилась

она.—То дурак попадет, то наоборот – такой умный, аж противно. Один на телка похож, другой

на петуха. Не хочешь, да расчет дашь!

– Правильно. Воюй, пока порох есть,

– Не война это, одно расстройство...

– Так вот. Слышал я, есть или был, не знаю уж какой, кавалер один возле тебя. А нынче

понадобился он мне по одному вопросу. Думаю, поможешь мне найти его...

– Чего это ты, Ефим, сыздаля ко мне подъезжаешь, как к незнакомой? – упрекнула она.

– Сказал бы кто, и все. Мне ведь скрывать нечего, вся на виду. Кто такой?

– В том-то и дело, что ни имени, ни фамилии его не знаю.

– Ну, хоть с виду-то какой? Мне аж самой интересно.

– Хрипловатый голос у него.

– Кто же это? – силилась вспомнить Катька.– Точно: со мной видели?

– Чего мне обманывать.

– Хрипловатый... Так это Колька Ширяев, химлесхозовский. Ну и вспомнили! Со смеху

помереть можно. Я его уже с полгода на вытянутую руку не подпускаю. Конечно, только Колька

Ширяев и говорит так, будто у него в глотку вата натолкана. От водки, наверное, охрип на всю

жизнь!

– Где он сейчас, не знаешь?

– И знать не хочу! Околачивается у себя, думаю. Где ему больше и быть, как не в лесу?

– Уезжать он не собирался?

– А бог его знает! Он трепач, так пойми его. Пускай катится на все четыре стороны!

– Дружок у него есть?

– Такой же, как сам,– Петька Гилев, с одной колодки спущены.

– Давно в химлесхозе они?

– Года полтора. Колька из заключения приехал, а Петька за неделю. до него появился. Вот

и смахнулись.

– А ты как узнала его?

– Я всех одинаково узнаю: мало их трется у меня возле стойки? Разлив же: у одного до

пол-литры не хватает, ко мне идет. Я и рубель беру.

– Фотокарточки нет у тебя с него?

– Откуда? Не жених ведь. Что это они так понадобились тебе? Нашкодили, знать? Они с

пьяных глаз все могут. .

– Придется в химлесхоз идти,– сказал Ефим, поднимаясь.– Не лишку ты рассказала

мне, А на этой неделе не видела их в поселке?

– Давно не встречала, Ефим. Хочешь верь, хочешь не верь,– ответила она по-серьезному.

Афанасьев видел, не врет. Да и знал, что Катька – баба честная и прямая, хитрости в ней

никакой нет. Вся недостача ее – по женской линии.

В химлесхозе Афанасьев без труда установил, что Ширяев и Гилев получили расчет за

день до происшествия в доме Червякова.

Ни одного хорошего слова не услышал о них Афанасьев,

За полтора года Ширяев и Гилев едва ли ночевали в общежитии половину ночей, а когда

являлись, то непременно пьяными. В небольшом клубике лесного хозяйства без них не

обошлось ни одного скандала. Жадные до денег, они пропадали в лесу неделями, а когда

получали заработанные деньги, не уходили из поселка, пока не спускали все. Так и жили, не

заглядывая вперед, довольствуясь тем, что есть на сегодня.

Ребята из общежития, которые жили вместе с Ширяевым и Гилевым, рассказали, что

друзья последнее время забросили пьянку и налегали на работу. Собирались уезжать.

– И хорошо заработали? – спросил Афанасьев.

– Тысяч по пять, самое малое, увезли,– прикинули соседи.– В бухгалтерии вам точно

могут сказать.

– Что ж у них багажа не было, коль они так много зарабатывать могли?

– А Колька всегда говорил, что маленький, да тугой бумажник в сто раз лучше большого

чемодана с тряпьем.

– За что сидел Ширяев в тюрьме, не рассказывал вам?

– Спрашивали, да он увертывался: за божий промысел, отвечал.

– В общежитии ни у кого ничего не пропадало при них?

– Этого сказать не можем. Что делали на стороне, нам неизвестно, а здесь парни рук не

замарали. Ручаемся.

Ребята из общежития помогли Афанасьеву и найти фотографии Ширяева и Гилева.

Не откладывая, Ефим зашел в аптеку и в числе разных других показал фотографии

девушке, которая видела на вокзале парней, обогнавших ее на дороге.

– Есть на этих фотографиях они? – спросил ее Афанасьев.

– Вот эти,– уверенно выбрала она нужные.

Разыскал домашний адрес станционной буфетчицы Фаи. Сходил с фотографиями и к ней,

получил еще одно подтверждение.

И только после этого отправился домой. И хотя время двигалось к девяти, чувствовал себя

легко, даже сам не заметил, как тихонько стал подпевать в такт своим шагам... Зашел домой и

распорядился с порога:

– Маруся, давай-ка в ружье! Если поторопишься, так на девять часов в кино успеем!..

6

А ранним утром Афанасьева разбудил Никишин. На мотоцикле его изрядно заляпало

грязью, но он был бодр и весел. Ворвавшись в дом, заявил громко:

– Долго спишь, Афанасьев! Пора дела начинать да по инстанциям докладывать!

– За нами задержки не будет.

– Итак, зовут наших крестников – Николай Ширяев да Петр Гилев. Только они двое и

выписались в этом месяце из Красногвардейска. Работали в химлесхозе. И биографии у них на

обвиниловку похожи...

– Знаю,– проговорил Афанасьев, натягивая на теплую портянку сапог. Притопнул ногой

и закончил:– Уехали как раз в тот день, когда Червякову ранили.

– Точно – уехали?

– На сто процентов. И в общежитии говорили, и расчет за день до этого взяли, и на

вокзале их видели. Вот фотографии.– Пока Никишин рассматривал их, Афанасьев умылся и,

вытираясь посреди комнаты, говорил: – Как искать их теперь? Россия-то большая, а они не

меньше чем по пять тысяч с собой увезли. На такие деньги знаешь куда заехать можно?

– Россия большая, это верно, но в ней в каждом районе и милиция есть, вплоть до самой

тундры. Понял? – не склонен был разделять сомнения Афанасьева Никишин.– Наше дело —

образцово выполнить оперативную задачу. Никакой злодей еще ни разу не дожидался милиции

на месте преступления. Он всегда старался скрыться, Мы получили заявление о нападении

спустя пять часов после того, как преступники сели на поезд. Поступи это заявление вовремя, и

мы задержали бы их на вокзале. Все ясно как день. Теперь решай, кто в чем виноват... Нам

сейчас первым делом надо всю документацию оформить как положено, а по том решать, что

предпринять дальше.

– Дальше я тоже кое-что понимаю,– остался при своих мыслях Афанасьев и спросил: —

Покажи, что привез-то?

Никишин выяснил только то, что Ширяев отсидел в тюрьме около четырех лет за

государственную кражу и освободился досрочно.

– А про второго особенного ничего не узнал, кроме того, что не судим,– сказал

Никишин.

– Про другого я наслышался, недалеко от первого ушел: еще не жил, а с десяток мест

переменил. Везде за прогулы да за пьянку выгоняли.

– Отлично! – похвалил его Никишин.– Надо только характеристики подробные взять с

производства.

– Взял уже.

– Совсем хорошо. А куда людей будем вызывать?

– В поселковый Совет, куда больше? У меня кабинета нет.

– Сойдет. Ты бы только ребятишек пошустрее нашел, чтобы повестки растащили.

– Не надо. По телефону вызовем.

...За день Никишин с Афанасьевым успели допросить всех свидетелей, включая Анну

Червякову, к которой Афанасьеву пришлось сходить еще раз.

– Нашли бандитов-то,– чтобы хоть как-то успокоить ее, сказал на прощание Афанасьев.

– Неужто? – удивленно и испуганно переспросила она.

– Да. Только неувязка случилась: Прокопий заявил поздно, поэтому они сбежать успели.

– Господи, что делается!..– слабо проговорила она.

– Ничего,– улыбнулся Ефим.– От ответа еще никто не уходил. Найдем все равно.

Вечером на квартире Афанасьева, подшивая документы в папку, Никишин делился

опытом:

– Вроде пустяк: подшить документы, а тоже значение большое. На первое место —

протокол осмотра места происшествия и схема. Поглядел в них – и полная картина

преступления перед тобой. Потом идут протоколы, допросов свидетелей, если есть —

заключения экспертиз. Когда в показаниях получается несоответствие, добавляются еще

протоколы очных ставок. Но это чаще с обвиняемыми, а они у нас еще бес знает где...

– И для чего это ты все мне объясняешь? – спросил Афанасьев.

– Так, по пути.

– А я думал, что не уверен во всем этом деле.

– В чем же тут сомневаться?

На следующий день Афанасьев вместе с Никишиным выехал в Зайково.

На этот раз присутствующие на совещании у начальника уже знали обстоятельства дела

подробно, и доклад Никишина проходил гладко, без досадных мелких уточнений, мешающих

разговору.

– Вы уверены в причастности этих людей к преступлению? – спросил Никишина

начальник.

– Кроме них, подозреваемых вообще не обнаружено. Они – единственные. Кроме того,

их поведение в тот вечер полностью совпадает с обстоятельствами преступления.

– Что вы предлагаете?

– Искать надо. Сначала по области, а если не найдем – и дальше.

– Вы так же думаете, Афанасьев?

– Да,– негромко ответил Ефим.– Виноваты они или нет, а проверить их надо.

Людишки-то такие, что всего от них ждать можно. Характеристики одни чего стоят! Но у меня

лично сомнения есть кое-какие.

Никишин повернулся к нему и остановил на нем снисходительный взгляд.

– Скажем, люди спали, дело ночное,– продолжал спокойно Афанасьев,– выстрела не

слыхали... А как понимать, что полтора года мы про оружие не знали? Из Красногвардейска за

это время они никуда не уезжали, к ним гостей тоже не бывало. С собой который-то привез?

Может быть. Вот и не понимаю я, как это за полтора года мы о нем не узнали...

– Держали в секрете, чего тут не понимать, Афанасьев? – не выдержал Никишин.

– Вот того и не понимаю, как мог такой секрет полтора года держаться. Хоть бы жили-то

не в общежитии... В общем, надо их найти обязательно.

– Значит, искать будем? – спросил начальник.

– Да. А нельзя ли насчет санкции на арест подумать? А то еще раз убегут,– сказал

Никишин.

– Надо ли санкцию? – засомневался начальник.

– Не надо,– поднялся Афанасьев.– Хватит нам и телеграфного уведомления. Если

потребуется, я сам куда угодно, хоть самолетом...

– Решено. Так и в область доложим. И начальник закрыл папку, давая понять, что

разговор закончен.

7

В следственной практике случается, что по каким-то причинам затянувшееся следствие

заканчивает совсем не тот человек, который его начинал. Так судьба распорядилась и с ночным

выстрелом в Красногвардейске.

Никто тогда не мог отказать в усердии зайковской милиции. Условия работы там были,

сказать скромнее, хуже некуда. Людей мало. В то время в райотделе числилось два

оперуполномоченных. Машин нет, пару мотоциклов почитали за благо. Все это на деле

отражалось. Хорошо, что были такие ребята, как Ефим Афанасьев и Никишин. Они уступали

сотрудникам областного звена в профессиональных знаниях, но зато любого и сейчас обойдут в

умении установить свидетелей, потому что отлично знают людей, среди которых работают. А

когда сталкиваются с преступлением, подходят к нему с самой верной стороны: от жизни, от

привычек, годами складывавшихся в том или ином поселке, деревне, где угодно. И логика у них

нерушимая. Недаром Ефим Афанасьев воспринял попытку вооруженного грабежа в

Красногвардейске как личное оскорбление: по его мнению, случилось почти

сверхъестественное. Почему бы ему так думать?

Ответ прост: Ефиму Афанасьеву никогда и в голову не приходило, что в Красногвардейске

могло произойти такое. Не мог он ничем этого объяснить. И не так уж велика его вина, да и

Никишина тоже, что их дело затянулось и пережило вторую судьбу.

Короче: через полтора года нашли Кольку Ширяева. После отъезда из Красногвардейска

шатался он год без прописки, а потом в каком-то порту на Волге опять застрял на

государственной краже. Получил семь лет, Санкции на арест в таком случае не полагается, а по

запросу. доставили его в Зайково как подследственного.

Приехал веселый, спросил даже:

– Что это, граждане начальники, вы меня, как туриста, катаете?

– Хотим,– объясняют ему,– узнать, как ты отсюда уезжал.

– Очень просто,– отвечает Колька,– получил расчетик, купил билетик – и на

чугуночку.

– А какой дорогой шел на вокзал и с кем?

– С Петькой Гилевым чуть к поезду не опоздали,– рассказывает.– Пришлось бегом да

проулками, чтобы покороче.

Все расписал, как будто перед ним схема Никишина лежала. Только ливерные пирожки из

станционного буфета плохим словом вспомнил: старые, видимо, попали, потому что в поезде

животом маялся... Спросили, знает ли, где сейчас дружок его, Петька Гилев, живет, Ответил

тоже обстоятельно: расстались в Свердловске. Петька, говорит, уехал в Оренбургскую область, в

какой-то глухой район к старшей сестре новую жизнь начинать. Как вскоре выяснилось, не

обманул Колька следователей.

Тогда предъявили ему обвинение, свидетелей представили. От обвинения он не совсем

скромно отказался, свидетелей послал ко всем чертям, хотя не без удивления признал, что их

показания во всем чистая правда, О попытке к грабежу, да еще с оружием, говорить вообще не

пожелал.

Пришлось вести его в червяковский переулок,

– Был здесь? – спрашивают,

– Был,– говорит.

– Бежал на дорогу отсюда?

– Точно.

– А в этот дом с Петькой лазили?

– Да вы что,– спрашивает сам,– опухли?

– Чем докажешь, что не лазили?

– Ничем,– отвечает.– Вы и доказывайте, если делать нечего, а мне,– объясняет,—

нервы надо беречь: шесть лет за решеткой впереди...

Бились с ним две недели, а толку никакого. Из Оренбурга сообщили, что и Петька Гилев

измотал тамошнюю милицию до посинения. Как сговорились с Колькой: слово в слово кладут. .

Вот тогда-то и послали в Зайково Лисянского, старшего оперуполномоченного уголовного

розыска области. Того самого, который позднее стал начальником отдела БХСС Свердловска и

участвовал в расследовании дела Хоминой с лотерейными билетами.

Поехал, значит, Лисянский в Зайково. И пропал. Дней через пять нашли его там по

телефону. Спрашивают об успехах. А он отвечает:

– Успехов нет.

– В чем загвоздка? – интересуются.

– Изучаю,– докладывает.– Дело-то старое, дайте еще дня три-четыре...

Дали. Дождались: сам позвонил. Сразу спросили:

– Разобрался?

– Как вам сказать? – отвечает.

– Не тяни душу! – посоветовали.

– Отправляйте,– говорит,– Кольку Ширяева туда, откуда привезли. И в Оренбург

звоните, дайте отбой насчет Петьки Гилева. Не причастны они.

...На другой день Лисянский появился в управлении. Сразу отправился в научно-

технический отдел к Сутыркину. Потом заходит к себе, зовет всех к столу и выкладывает патрон

от пистолета «ТТ». Спрашивает не без ехидства:

– Какой это патрон?

– Для «ТТ» годится,– отвечают хором.– К автомату тоже подходит,

– Молодцы,– хвалит. Опять лезет в карман, достает пулю: – А пуля от какого патрона?

Посмотрите внимательнее, не торопитесь.

Посмотрели, повертели, ответили:

– От револьвера... системы «наган».

– Академики! – возносит всех и продолжает: – Теперь скажите: можно ли из «ТТ»

выстрелить этой пулей?

– Издеваешься? – хотят устыдить его.

А с него вся веселость слезла, как и не бывало ее.

– Так вот, братцы... В огороде Червякова нашли этот патрон от «ТТ» с осечкой. А нога его

жены пробита вот этой пулей. Червяков в своих показаниях категорически заявляет, что слышал

осечку. И это можно объяснить вот этим патроном, потому что «ТТ» с выбрасывателем.

Стреляной же гильзы, которая должна была бы валяться там, не нашли. Скорее всего ее и не

было. Не кажется ли вам после всего этого, что стрелял не «ТТ», а наган? Тогда можно понять,

почему и гильза исчезла. Она осталась в барабане, насколько я догадлив...

– Может быть, у Ширяева наган и был? – предположил сразу кто-то.

– В таком случае объясните, откуда появился патрон от «ТТ» с пробитым пистоном?..

Посмотрите на него: чистенький, свеженький и сейчас, через полтора года после всей этой

кутерьмы. Он не пролежал в земле и недели. Не появился ли он на огороде в ту же ночь?

– Ты прав, Но получается ерунда, задача со сплошными неизвестными.

– К сожалению.

– Послушайте, товарищи! А вдруг там было два ствола?!

– Не исключено,– согласился Лисянский.

– И что ты намерен делать?

– Возвращаюсь в Красногвардейск...

8

Возвращаясь в Красногвардейск, Евгений Константинович Лисянский не только не имел

определенного плана оперативных мероприятий, но и не знал, с чего начнет вторичное

расследование этого старого дела.

Допотопный, полуосвещенный вагон тавдинского поезда часто вздрагивал на стыках

рельсов, уныло скрипел на кривых и на подходах к станциям. Положив под голову мягкий

спортивный чемоданчик, Евгений Константинович лежал на второй полке. Завтра его ждало

напряженное рабочее утро. Но ночь не обещала сна: слишком загадочным представлялось все,

что произошло в Красногвардейске почти два года назад.

Еще на прошлой неделе, во время первого приезда в Зайково и знакомства с делом, ему,

давно не новичку в уголовном розыске, не понравилась та поспешность, с которой когда-то

сделал свои выводы Никишин. А после встречи с рассудительным и обстоятельным Ефимом

Афанасьевым, выяснив, что Никишин, по сути дела, решал все единолично, Лисянский

усомнился в категоричности его выводов вообще. Поэтому-то он и не торопился докладывать в

управление.

Евгений Константинович сразу понял тогда, почему зайковские дознаватели безуспешно

топтались возле Николая Ширяева, который отказывался признать свою вину. Против него

свидетельствовали обстоятельства, связанные с отъездом из Красногвардейска. И свидетели,

установленные в то время Никишиным, подтверждали только эти обстоятельства, а не само

преступление, которое сейчас приписывали Ширяеву.

Да, Ширяева видели с Гилевым, торопившихся около полуночи на вокзал, к поезду.

Больше того – теперь имелось подтверждение и самого Ширяева, что он бежал на дорогу к

вокзалу по тому проулку, на который выходил огород усадьбы Червякова.

И это все, если не считать дурной славы подозреваемых, которую к делу не пришьешь.

О самом же преступлении не было ни одного, даже косвенного свидетельства. И Евгений

Константинович не мог не оценить осторожности Ефима Афанасьева.

– От таких людишек всего ждать можно,– говорил он, но дальше этого в своих выводах

не шел.

Целый день убил тогда Лисянский на изучение протоколов допросов. Все в них

притиралось одно к другому, как по заказу, если не считать некоторых пробелов. Казалось

странным все-таки, что никто из близких соседей Червяковых не слышал выстрела, хотя ночью

он значительно громче, чем днем.

Несколько смущало и то, что Червяков не назвал ни одной характерной приметы во

внешности парня, пытавшегося проникнуть в его дом через окно. В протоколе на этот счет

имелось подробное объяснение, что преступников нельзя было разглядеть на далеком

расстоянии, то есть в тот момент, когда они выбегали из темного переулка на освещенную

дорогу. Но ведь одного-то, которого Червяков видел в четырех-пяти шагах от себя, в

распахнутом окне, можно было хоть как-то запомнить!..

Нет, протоколы допросов свидетелей Лисянского не устраивали.

Тогда он занялся Николаем Ширяевым сам. Разговаривал с ним без всякого официального

предупреждения об ответственности за ложные показания, с которого начинают допрос.

– Когда в последний раз был в поселке до отъезда? – спросил Ширяева.

– Месяца за два,—ответил тот.

– Что ж так? У тебя же там подружка жила. Не навещал, значит, ее?

– Какая еще подружка?

– Катя из столовой.

Ширяев захохотал от удивления, замотал крупной головой:

– Ни хрена же вам делать нечего, гражданин следователь, ежели вы всякие байки

собираете. К тому времени, как уезжать, я и как звать-то ее забыл. А вы вспомнили...

– Чего ты смеешься? – улыбнулся Лисянский.– Я к тому спрашиваю, что хочу понять,

почему ты на поезд опаздывал... Подумал: прощаться забегал...

– Тот кросс нам сдавать пришлось из-за старой ведьмы, что в общежитии у дверей сидит.

– Расскажи.

– А чего там! Выходим с Петькой из общежития, а старуха вахтерша к нам.

– Уезжаете, слышала,– говорит,

– Поехали,– отвечаем.

– Бумажку давайте, что имущество казенное сдали. А то,– грозится,– не выпущу.

– Бабуся,– пробую образумить ее вежливо.– Ты же видишь, что у меня за пазухой

кровати нет. Да и до поезда времени в обрез.

А она и понесла.

– Ты,– говорит,– рожа нахальная, может, простыни с наволочками прихватил да

полотенца!..

...Днем позже в Красногвардейске Лисянский вместе с Афанасьевым побывал в

химлесхозе. Многие из тех, кто работал с Ширяевым и Гилевым, уже уехали. Но двух человек,

знавших об их отъезде, которые не фигурировали ранее в деле, нашли.

Бухгалтер расчетного стола вспомнила, что Ширяев и Гилев почти два месяца не выходили

из леса и даже пропустили две получки, видно, для того, чтобы сразу получить крупную сумму.

Еще лучше, из-за незаслуженной обиды, вспомнила их вахтерша общежития. Это она

требовала у парней документ о сданном казенном имуществе, несмотря на то, что они

торопились на поезд.

Разъяренный Ширяев, не зная, как убедить ее, под конец вывалил перед ней прямо на пол

все содержимое вещевого мешка, стал тыкать ей в лицо рубашками, майками, трусами:

– На, гляди! Где тут простыни! Где наволочки, в гробу бы тебе спать на них! Гляди!..

А потом скомкал все, столкал в мешок и, матерно выругав старуху, выскочил на улицу.

– А у Гилева даже и узелка никакого не было,– закончила вахтерша.– Того и вовсе не

держала.

– В какое время они ушли?

– Часу в двенадцатом.

Шаг за шагом, выясняя действительные обстоятельства отъезда Ширяева и Гилева,

Лисянский наталкивался на новые, теперь уже вполне объективные объяснения. Постепенно

поспешность, с которой друзья добирались до вокзала, утратила подозрительную окраску,

Больше того, оказалось, что у Ширяева с Гилевым просто не оставалось времени для

совершения подобною преступления.

– Как же так, Ефим? Разве можно было упустить таких свидетелей, как вахтерша?

– Что сделаешь, Евгений Константинович? Виноваты. Мы ведь в химлесхозе днем были.

То, что Ширяев с Гилевым последнее время вкалывали, зашибая деньги, узнали потом. А вот

вахтерша...

Лисянский снова вернулся к документам дела. Налюбовавшись схемой Никишина,

попросил вещественные доказательства. Тогда-то и увидел ту злополучную пулю. Сильно

деформированная в передней части, она стала несколько короче и даже толще обычной, но

ошибиться в ее действительной принадлежности можно было только в спешке.

Дело рассыпалось окончательно.

...Дальние пассажиры уже заснули. Тишина, лишь изредка нарушаемая чьим-то нечаянным

всхрапыванием, сгущала полумрак. Вагон все так же размеренно постукивал на стыках рельсов,

как маятник, отсчитывающий время. А Евгений Константинович все думал, с чего же начать это

новое расследование старого дела...

И в Красногвардейске, в доме приезжих, он заснул с той же мыслью. А утром,

встретившись с Ефимом Афанасьевым, спросил:

– С чего же начнем, Афанасьев? Где теперь искать свидетелей преступления? Как

обнаружить следы настоящего преступника или преступников?

– Не знаю, Евгений Константинович,—откровенно ответил Ефим и объяснил невесело: —

Мы теперь – как в сказке, снова у разбитого корыта. Дальше вам карты в руки.

– Думаю, надо идти от оружия. Как полагаешь? У нас есть патрон от «ТТ», который дал

осечку, и пуля от нагана, который определенно выстрелил. Давай для начала узнаем, сколько

«ТТ» и наганов есть в Красногвардейске.

– Наганов сколько – не скажу. А «ТТ», Евгений Константинович, только у одного меня.

Это – точно,– серьезно ответил Афанасьев.– Может, с меня и начнем?

Евгений Константинович посмотрел на него и рассмеялся. Ефим лишь улыбнулся в ответ.

– Нет, Ефим, давай все-таки начнем с наганов.

9

Евгений Константинович понимал, что время уже изгладило из людской памяти ночное

происшествие в доме Червяковых. Это делало бессмысленным новые поиски его

действительных свидетелей. Да их, видимо, и не было. Расчет Лисянского, решившего

предпринять проверку оружия в Красногвардейске, был прост: убедившись в непричастности

Ширяева к попытке ограбления, он решил искать преступника в поселке.

Евгений Константинович и мысли не допускал о заезжем гастролере-грабителе. Для этого

объектом нападения могли бы стать магазин, производственная касса, даже – банковский сейф,

но никак не дом малоприметного обывателя, да еще в таком месте, как Красногвардейск.

А если преступник здесь, значит, и оружие, которым он пользовался, должно находиться

при нем.

Несмотря на существующий строгий учет огнестрельного оружия, оно иногда оказывалось

в руках отпетых уголовников, и это приводило к самым тяжким последствиям. Поэтому-то

работники милиции всегда и всюду с крайней тревогой воспринимают каждый случай утери

оружия и считают чрезвычайным происшествием его хищение.

Евгений Константинович помнил, как однажды в Свердловске из склада одной

организации ДОСААФ в самый канун денежной реформы исчезло сразу девять боевых

пистолетов с патронами. Буквально через два дня в городе должны были открыться больше

сотни пунктов обмена денег. Не особенно склонные к фантазии работники уголовного розыска,

да и вся милиция, враз почувствовали себя на осадном положении. Тревога охватила даже

соседние области. Целую неделю у милицейских подъездов стояли оперативные машины,

готовые рвануться в любой район города. Неделю усиленные наряды ни на минуту не покидали

комнат дежурных. Он, Лисянский, до сих пор считает эту тревогу самой большой в его

беспокойной долгой службе... К счастью, все обошлось: похитителей оружия задержали. Ими

оказались подростки, которым вздумалось устроить соревнование по стрельбе в лесу. .

Но это, пожалуй, единственный случай, когда хищение оружия носило столь мирный

характер, хотя тоже могло кончиться плачевно...

А как бесконечна трагическая летопись оружия!

Разве мог забыть Лисянский человека, несколько лет назад арестованного за кражу, у

которого нашли револьвер, такой же, из какого была ранена Анна Червякова? Нет, этот человек

ни в кого не стрелял, совершая свое последнее преступление. Да и знал уголовный розыск, что в

течение года не было в области преступлений с оружием. Но револьвер все-таки отстреляли.

Результаты исследования и фотографию деформированной пули разослали всюду, где случались

вооруженные грабежи и убийства. И узнали, что изъятый пистолет молчал не всегда. У

исследованной пули оказалось четыре свинцовые сестры, которые за последние пять лет у двух

человек отняли жизнь, а двоих тяжело ранили, Вор оказался холодным и расчетливым убийцей...

Здесь, в Красногвардейске, Евгений Константинович не предполагал столкнуться с

хитроумным и тщательно обдуманным преступлением. Происшествие, когда-то так напугавшее

старожилов, представлялось ему больше нелепым, хотя и носило характер бандитской вылазки.

Он не хотел признаваться себе в том, что недоверие к Никишину переносит и на его аргументы,

квалифицирующие эту нелепость грабежом. Просто он не мог понять смысла такого грабежа. У

грабежа всегда есть расчет, пусть и примитивный, пусть и ошибочный, а перед ним сразу встала

фигура неловкого и невзрачного Червякова, отличающегося от других разве только тем, что где-

то в сберкассе на его книжке лежали двадцать пять тысяч рублей... Но Анна Червякова была

ранена!..

Факт остался фактом. С ним надо было считаться, ему надо было дать исчерпывающее

объяснение со всеми вытекающими из этого последствиями.

Интересующего Лисянского оружия в Красногвардейске оказалось не так уж много.

Единственный пистолет «ТТ» числился за участковым уполномоченным милиции Афанасьевым,

четыре револьвера системы «наган» находились в распоряжении местного отделения Госбанка и

еще три таких же – у работников почты.

Как и ожидал Евгений Константинович, оружие в этих организациях не имело

персонального закрепления, а выдавалось сотрудникам на разные сроки в зависимости от

служебной необходимости. И только у двух инкассаторов, ежедневно имеющих дело с деньгами,

оно хранилось постоянно.

Таким образом, круг лиц, представляющих интерес для проверки, несколько расширился.

Кроме того, как и во всяких учреждениях, за два года в отделении Госбанка и на почте

сменилась почти треть сотрудников, многие из которых не просто сменили работу, а уехали из

Красногвардейска. В итоге картина стала выглядеть вовсе неутешительно: за два года

револьверы из отделения Госбанка и почты побывали в руках сорока трех сотрудников, из

которых четырнадцать получали их уже после известного происшествия, их беспокоить не

следовало, восемнадцать уехали из Красногвардейска, а из одиннадцати оставшихся – пять

работали в других местах.

– И как вы думаете их проверять? – спросил Лисянского Афанасьев.

– Очень просто: побеседуем вежливо, попросим вспомнить время покушения на дом

Червякова, попытаемся узнать, где находилось в это время оружие... Понимаешь, Ефим, я вовсе

не подозреваю этих людей в преступлении. Поэтому и хочу знать прежде всего, где находилось

оружие. Ты же сам понял, как к нему у вас здесь относятся: сотруднику оно необходимо на два

дня, а он держит его неделю, пока не потребуется другому; во время пользования оружием на

ночь его даже не оставляют в рабочем сейфе, а тащат домой... Я, например, знаю случай, когда

один негодяй, сын порядочного отца, взял из стола его браунинг, чтобы похвастаться перед

своими дружками, а кончилось тем, что изувечили ни в чем не повинного человека. Отец же и

пострадал...

– Понимаю я,– проговорил Афанасьев.– Но выходит, здешних одиннадцать проверять

будем, а тех четырнадцать, которые уехали, нет? Уж если начинать, так...

Евгений Константинович видел скрытое недовольство Афанасьева, понимал, что он прав.

Коли кто воспользовался оружием в ту ночь или позволил вольно-невольно сделать это другим,

то он и должен был куда-то уехать. Значит, и проверять уехавших надо бы в первую голову, Но

Евгений Константинович не хотел терять времени зря здесь, в Красногвардейске.