Текст книги "День империи (СИ)"

Автор книги: Сергей Янушкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

До арены они дошли вместе, но внутрь пустили уже только одного Столетнего. Когда Безымянный хотел было последовать за своим другом, перед самым его лицом вдруг скрестились две тяжёлые, стальные секиры стражников и ему пришлось отступить назад.

Син Тай, к тому времени, уже поджидал своего соперника. Увидев его, старик достал свой меч и с обречённым видом двинулся прямо на него. Первый удар Столетнего был быстрым и внезапным. Ещё чуть-чуть и он, казалось, разрубил бы на две части голову азиата. Но ещё раньше тот выхватил свой клинок и мгновенно отбил атаку. Следом за ним последовал ещё один выпад, но и он тоже не достиг свей цели. Старик атаковал снова и снова, но, как он ни старался, Син Тай всегда был на мгновение быстрее его. Поединок представлял из себя странное зрелище. Двое противников сошлись в смертоносной схватке и у каждого из них был свой стиль и свой темперамент. Один, словно дикий зверь, метался из стороны в сторону, размахивая своим мечом. Второй стоял на одном месте и чёткими, рассчитанными до миллиметра движениями легко отражал этот напор.

Такая борьба продолжалась, наверное, минут десять. Безымянный всё это время следил за происходящим, когда неожиданно, прямо на его глазах, Син Тай вдруг сделал короткий выпад вперёд и тотчас его острое, стальное лезвие рассекло грудь Столетнего. Старик сделал шаг назад, украдкой посмотрел на свою ужасную рану и, истекая кровью, снова бросился в бой. Он, казалось, совсем не чувствовал боли и, словно одержимый, продолжал, один за другим, наносить удары. Через некоторое время азиат снова повторил свой приём. Публика на трибунах ахнула. Безымянный бросился вперёд и лишь только пятеро стражников, вцепившись в него сразу с нескольких сторон, с трудом удержали его на месте. Столетний упал на одно колено. Перед глазами всё поплыло, но слабеющая рука продолжала, по прежнему, мёртвой хваткой сжимать меч. Из груди вырвался тихий стон. Он медленно поднялся на ноги и, шатаясь, снова вступил в схватку. Когда он подошёл вплотную к противнику и замахнулся для новой атаки, Син Тай вдруг, со скоростью пантеры, метнулся вперёд и своим острым клинком насквозь пробил живот старика. Дрожащие пальцы ещё несколько мгновений хватали воздух, пытаясь вцепиться в горло соперника. Затем жизнь оставила Столетнего. Лёгкие в последний раз вдохнули воздух, глаза закрылись и тело, потеряв прежнюю силу, обмякло и медленно опустилось на землю.

Публика снова взорвалась аплодисментами и Син Тай, как и прежде не дожидаясь объявления победителя, демонстративно развернулся и направился к выходу. В то же время Безымянный, наконец вырвавшись из цепкой хватки пятерых стражников, выбежал на арену и склонился над стариком. Как ни странно, Столетний был пока ещё жив. Его веки на миг приоткрылись и, увидев своего приятеля, он даже, напоследок, улыбнулся. Слова его были тихими и отрывистыми. Он понимал и сам – жизнь, капля за каплей, покидает его уже навсегда.

–Не повторяй моих ошибок, малыш. Найти способ уйти из этого города. Каждый сам хозяин своей судьбы и ты достоин большего чем быть просто игрушкой и развлекать на арене этих зажравшихся аристократов. Ты воин... ты герой...

Больше он уже ничего не смог сказать. Смерть навечно остановила его сердце и в это мгновение Безымянный вдруг, словно, что-то вспомнил. Впрочем, память не вернула ему никакого реального образа... только чувства. Он вспомнил боль. Боль невосполнимой утраты и боль потери родного человека. Безымянный поднял голову вверх и посмотрел вслед уходящему Син Таю. Как ни странно, тот также остановился и, обернувшись, посмотрел ему в глаза. На один миг их взгляды встретились. Он хорошо запомнит этот холодный взгляд. Взгляд за гранью добра и зла. Взгляд пронзительный, гипнотизирующий и безжалостный.

С Син Таем в тот день ему пришлось встретиться ещё раз. Во время вечернего ужина в столовой гладиаторов, Безымянный совершенно не притронулся к еде и всё это время лишь печально смотрел куда-то в окно. Солнце медленно садилось за горизонт. Столовая опустела. Оставив свой ужин, он поднялся и, не спеша, направился к выходу, но у дверей его уже поджидали двое. Огромного африканца с литой мускулатурой все здесь называли – Годзилла, а типа поменьше, с чёрными, кучерявыми волосами и итальянским акцентом – Бонапарт. Когда он подошёл поближе, они оба тотчас встали плечо к плечу, преградив ему путь.

–Босс хочет поговорить с тобой.

Безымянный обернулся назад. Син Тай сидел на одном из столов и, не отрываясь, внимательно смотрел прямо на него.

–Я не разговариваю с тем, кто убил моего друга.

Годзилла уже было замахнулся для удара, но Бонапарт вовремя остановил его и, усмехнувшись, подошёл чуть ближе к своей жертве.

–Я, по моему, ясно выразился? БОСС хочет поговорить с тобой. Нас здесь боятся все и ты, ничтожество, вовсе не исключение из этого правила. Если ты разозлишь Годзиллу, то он просто разорвёт тебя на куски. Впрочем, это ещё не самое страшное. Вот если ты уже разозлишь Син Тая – это будет куда похуже. Босс будет медленно, одна за другой, отрубать тебе твои части тела и, каждый раз, плевать тебе в лицо, как только ты будешь просить у него пощады.

–Пошли к чёрту вместе со своим боссом.

Безымянный вдруг сделал резкий шаг вперёд и, оттолкнув плечом здоровенного африканца, направился в коридор. Годзилла уже хотел было броситься за ним следом, но, сидевший в стороне, Син Тай неожиданно взмахнул рукой и тот тотчас замер на одном месте.

–Пускай идёт. Он всё равно уже не жилец на этом свете.

Сражение затихало. Последние защитники свободного поселения были вытеснены с цирковой арены и битва разбилась на множество мелких стычек в коридорах и комнатах, примыкающих к основному помещению. Беверли Хиллз пал. Надежда погибла. Ещё через пол часа хамелеоны уже окончательно подавили все очаги недавнего сопротивления и из селения наружу потянулись длинные цепочки пленных. Тысячи людей, скованных цепями и подгоняемых криками и ударами прикладов, шли вперёд, молча и безропотно прощаясь со своей свободой. Впереди их ждало только рабство и каторжный труд на раскопках завалов и стройках Верхнего Города.

Фиона, тихонько сидела в углу и, прислонившись к каменной стенке, дрожала от холода и страха, когда рядом с ней, зловеще скрипя шарнирами, вдруг остановился огромный металлический монстр вооружённый тяжёлым пулемётом. Фаталок, наклонив голову, внимательно рассмотрел свою пленницу, после чего снова выпрямился и сам про себя тихо усмехнулся.

–Похоже, я тебя знаю. Ты та самая предсказательница, благодаря которой Виктор всегда был на шаг впереди меня. Сколько же горя ты мне принесла! С каким удовольствием я прикончил бы тебя прямо сейчас, но, оказывается, есть ещё кто-то, чья ненависть к тебе ещё сильнее чем моя. Это один твой старый знакомый и ты очень скоро с ним встретишься.

После этого вдали показалось ещё одно безобразное стальное чудовище и неторопливо направилось в её сторону. Этот был уже гораздо меньше первого и в куда более лёгкой техноплоти. Когда он подошёл совсем близко и заговорил, Фиона вздрогнула. Этот голос... он не мог принадлежать фаталоку. Скорее человеку и, вдобавок, в нём было что-то такое до боли знакомое.

–Ну вот, ведьма, судьба снова свела нас вместе. Жаль, конечно, что ты не можешь видеть как я великолепен в своём новом обличии. Я вернулся и по моему у нас с тобой осталось ещё одно незаконченное дело. Пять лет назад ты избежала моего костра, но больше тебе этого не удастся. Можешь сколько угодно кричать и звать на помощь. Это тебе больше не поможет. Тот кто тогда спас тебе жизнь, теперь уже мёртв. Ты проиграла. Готовься к смерти, проклятая еретичка, тебя ждёт поистине жестокая расплата.

Цепкая, механическая клешня с силой схватила за тонкое запястье и подняла девушку в воздух. Фиона тихонько вскрикнула:

–Где же ты, Виктор?.. Где ты сейчас? Помоги мне...Очнись, прошу тебя... очнись... очнись...

-Очнись... очнись... очнись же, кому говорят.

Безымянный проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел перед собой стражника Колизея, одетого в сверкающие стальные доспехи.

–Сколько можно спать, приятель? Твой поединок начинается ровно через десять минут. Син Тай уже наверняка заждался тебя на арене.

–Син Тай?

–Он самый. Не повезло тебе, парень, сегодня с противником. Постарайся, по крайней мере, проиграть достойно и не разочаровать достопочтенную публику на трибунах.

–Постараюсь...

Безымянный резко вскочил с кровати и, получив от второго стражника свой боевой топор, направился к выходу. Крики многотысячной толпы, предвкушающей финальный бой, были слышны уже в коридоре. Он прибавил шагу и через несколько минут был уже на месте. Син Тай, действительно, поджидал его на арене. Когда его соперник, наконец, показался в проёме ворот, он вдруг развернулся лицом к зрителям и, отыскав на верхних рядах трон Цезаря, вызывающе вытянул в его сторону свой указательный палец.

–Полосатый, я знаю, что ты слышишь меня. На следующий поединок я вызываю тебя и, по вашим законам, после двенадцати побед я имею право драться с тобой за место правителя Нового Рима. Время пришло. Готовься... я уже иду за тобой.

В одно мгновение, вокруг одновременно смолкли крики и шум и тысячи взоров обернулись в сторону нынешнего Цезаря. Полосатый ещё некоторое время сидел на своём троне, а затем неторопливо поднялся и с высоты верхних рядов посмотрел вниз на этого дерзкого принца разбойников. Он был высокого роста и широкоплечий. Его фигура вообще, казалось, была вытесана из цельного куска камня и даже пышные, дорогие одежды не могли скрыть крепкого туловища и мускулистых рук, принадлежащих, несомненно, настоящему бойцу и гладиатору. Портрет довершали, собранные в хвостик, чёрные волосы, аккуратная бородка и четыре длинных шрама, как ни странно, совершенно не уродующих его лицо, а лишь, напротив, придающих ему ещё больше твёрдости и мужества.

–Я принимаю твой вызов, Син Тай. Давно уже у меня не было достойного противника в этом городе. Впрочем, прежде чем сразиться со мной, ты должен сперва победить Безымянного.

–Победа будет у меня в руках уже через пять минут.

–Тогда чего же ты ждёшь?

Кивнув Полосатому в знак согласия, Син Тай вдруг резко обернулся и, крепко сжав меч, стремительно двинулся в сторону своего последнего соперника. Острый, блестящий клинок со свистом рассёк воздух и уже, казалось, достиг своей цели, но в последнее мгновение Безымянный всё же, каким то чудом, смог отбить его своим тяжёлым топором. Затем последовали: второй, третий, четвёртый и пятый удары, но, каждый раз меч, вместо того чтобы разрубить живую плоть, лишь со звоном ударялся о холодный и прочный металл.

Син Тай сделал шаг назад и после секундной передышки снова бросился в бой. Теперь он был уже осторожнее. Он тщательно проанализировал тактику своего противника и его собственные движения стали гораздо более изощрёнными и непредсказуемыми. Рубанув откуда-то сбоку мечом, он тут же, почти одновременно нанёс сильнейший удар кулаком левой руки прямо в висок соперника, а затем, ударом ноги в корпус, отбросил его назад. Безымянный отлетел на несколько метров и упал спиной на горячий, жёлтый песок. В ушах гремел рёв тысяч зрителей, а арена перед ним, словно в один миг, покрылась белым, густым туманом. Правда, сознание по прежнему оставалось ясным и незамутнённым, а внутри пока ещё сохранилось стремление к жизни и победе. Син Тай шагнул вперёд и собирался уже было добить жертву, но неожиданно тот вдруг вскочил на ноги и с удвоенной силой снова вступил в схватку. Противники сыпали друг на друга десятки ударов и своевременно ставили блоки. Что-то там скандировали люди на трибунах и кричал ведущий, комментирующий схватку, но для них обоих в эти минуты всё пространство за пределами арены уже просто перестало существовать.

Бой затягивался. Син Тай начал терять терпение. Поначалу он думал, что для него поединок с Безымянным – лишь последняя формальность, последний шаг, последняя ступень, перед тем как сразиться с Цезарем Полосатым. Он ошибался. Всё вышло совсем не так, как он предполагал. Перед ним был, действительно, достойный соперник, победить которого было не так просто.

Следующие десять минут не приносили успеха ни одному из бойцов. Острый меч постоянно натыкался на топор или рассекал воздух, но ни разу так и не достиг своей цели. Время шло. Оба гладиатора были, примерно, равны по силам и некоторые из зрителей уже было подумали, что бой будет продолжаться до тех пор, пока один из его участников ни свалится от усталости. Вскоре Безымянный перешёл в наступление. Он уже начал теснить соперника к краю арены, но тут, неожиданно, после его неудачного выпада, Син Тай вдруг с необыкновенной скоростью метнулся верёд и левой рукой схватил его за горло. Сильные пальцы, железной хваткой сомкнулись на его шее и пережали сонную артерию. В одно мгновение Безымянный оказался полностью парализован. Он не мог двигаться и не мог дышать. Собственное тело перестало ему подчиняться, грудь разрывалась от нехватки воздуха и жизнь, казалось, медленно, капля за каплей, навсегда покидает его. Затем Син Тай ещё сильнее сжал свою хватку. От чудовищного напряжения его дыхание тоже стало тяжёлым и отрывистым, а на руках вздулись вены. Но, к его немалому удивлению, противник перед ним всё ещё оставался жив.

Перед глазами Безымянного, словно в тумане, мелькали тысячи лиц. Взгляд бешено метался из стороны в сторону, не на секунду не останавливаясь на одном месте. И тут неожиданно среди всей этой огромной толпы он заметил человека с поразительно знакомой внешностью. Это был толстый коротышка с заплетённой в косу, длинной бородой, который сидел рядом с каким то высоким и худым очкариком. Несколько мгновений он, не отрываясь, смотрел на него и обострённый слух вдруг, каким то непонятным образом, выделил голос толстяка из всего этого непрерывного шума и криков:

–Виктор, малыш... ну что же ты так? Врежь, наконец, этому болвану как следует.

Виктор... малыш...

В тот же миг в голове словно пронёсся разряд тока. Словно какая то длинная и острая игла хирурга коснулась потаённого участка мозга, высвободив наружу старые и забытые воспоминания.

... Виктор...

Несколько раз, сам про себя, он прошептал это странное имя, после чего из груди вырвался громкий и яростный крик и кулак с огромной силой метнулся вперёд и нанёс сокрушительный удар Син Таю.

Многотысячная толпа ахнула от удивления. Противники даже и сами толком не поняли, что это такое произошло. Только что один из них душил второго и уже почти упивался победой и вдруг – он уже лежит на земле, а другой стоит рядом и заносит над ним свой тяжёлый топор.

Син Тай первым пришёл в себя. Открыв глаза, он без всякого страха посмотрел на победителя и проговорил тихим и спокойным голосом:

–Добей же меня. Чего ты ещё ждёшь? Это ведь так просто.

Вместо ответа Безымянный подошёл чуть ближе и протянул ему свою правую руку. Немало удивившись, он всё же, хотя и недоверчиво, принял этот добрый жест и, поднявшись, снова посмотрел в глаза своему недавнему сопернику.

–Кто же ты такой, на самом деле?

–Я не знаю... пока, не знаю...

Тем временем на задних рядах началась какая то неразбериха. Люди вскакивали со своих мест и спешно покидали Колизей. Куда то бежали стражники и городские ополченцы. Ведущий на арене и охрана призывали зрителей к спокойствию, но их голоса тут же тонули в огромном потоке ругани и брани. Происходило что-то странное, а когда где-то вдали послышались первые выстрелы, Безымянный с тревогой посмотрел сначала за горизонт, а затем на, стоящего рядом, Син Тая.

–Что это вокруг такое происходит?

Вместо ответа азиат лишь поднял с земли свой меч и, вложив его обратно в ножны, не оборачиваясь, направился к выходу.

–Если хочешь жить, просто следуй за мной.

Паника нарастала и вскоре охватила все зрительские скамейки вокруг арены. На недавних бойцов теперь уже никто не обращал внимания и поэтому они оба легко смешались с толпой и через минуту были снаружи Колизея. Горожане спешили по своим домам. Кто-то наглухо запирался за прочными дверьми, а кто-то хватался за оружие и бежал в сторону северных ворот. Всего в нескольких сотнях метров от них начиналась настоящая битва.

На центральной улице, среди сотен перепуганных людей, они столкнулись с Бонапартом и Годзиллой. Уже издали заметив своего босса, коренастый итальянец и великан-африканец тотчас бросились ему навстречу, ударами кулаков расталкивая в стороны плотную толпу. Когда они оказались рядом, первым заговорил Бонапарт. Указав рукой в сторону откуда слышались выстрелы, он почему-то усмехнулся, показав два ряда своих превосходных, белых зубов.

–Ну и заварушку они нам здесь устроили. Город окружён со всех сторон плотным кольцом и наружу уже больше нет выхода.

–Кто атакующие?

–Кочевники. По видимому, они хотят просто ограбить Новый Рим, а затем сжечь его дотла.

–Босс,– неожиданно в разговор вступил, стоявший в стороне, Годзилла,– Нам нужно поскорей уходить отсюда. Другой такой возможности может больше и не появиться.

–Если ты только знаешь, как нам выбраться из этой чёртовой мышеловки?

–Я не знаю, но вот Бонапарт говорил, что у него есть какой то план.

–Что ты ещё там надумал?

Син Тай резко обернулся и, схватив итальянца за плечо, посмотрел прямо в его хитрые, пронырливые глаза.

–Рядом с вокзалом я видел несколько тележек торговцев. Нужно воспользоваться одной из них, пока это не сделали другие.

–Тогда, чего мы ждём?

Путь до вокзала занял у них минут десять. Большинство тележек, как и предполагалось, было уже угнано, но последняя, наиболее массивная и прочная, а к тому же ещё и вооружённая тяжёлым, фаталокским пулемётом, по прежнему продолжала стоять на железнодорожной перроне. Увидев её, Син Тай вдруг резко остановился и со злобой сжал кулаки.

–Чтобы сдвинуть её с места, понадобиться не меньше десяти человек.

–Насчёт этого можете не волноваться, босс,– Годзилла первым вскочил в тележку и его огромные, мускулистые руки с силой схватились за рычаг,– Если понадобиться – я буду крутить за семерых.

Вслед за ним внутрь тотчас забрались его приятели и один только Безымянный, в последний момент зачем-то остановился и, обернувшись назад, задумчиво посмотрел куда то за горизонт. Небо затягивала чёрная пелена дыма. В северной части города уже горели, подожжённые кочевниками, хлопковые склады и жилые дома. Он так и простоял бы, возможно, ещё некоторое время, но тут из оцепенения его вывел громкий голос Бонапарта:

–Я понимаю, приятель, что вид пылающего города иногда может завораживать, но поверь мне – это удовольствие не стоит того, чтобы отдавать за него свою жизнь. Впрочем, если хочешь – можешь оставаться.

Второй раз повторять уже не пришлось. Ещё через мгновение все четверо уже сидели на своих местах и изо всех сил вращали рычаги, приводящие в движение их тяжёлую, стальную повозку. На внушительной скорости они мчались вдоль оживлённых улиц и перепуганные горожане на железнодорожном полотне едва успевали разбегаться в стороны, освобождая им путь. А за спиной теперь уже всё отчётливее и отчётливее слышались выстрелы и ржание лошадей. Судя по всему, кочевники, к тому времени, уже захватили центральную часть города.

У южной стены их ждала ещё одна преграда. Ворота, ведущие из города, были наглухо закрыты и заперты на засов. Син Тай обернулся и искоса посмотрел на, сидящего рядом, Бонапарта.

–Ну, что ты скажешь на это, умник? Похоже, об этой проблеме ты раньше не подумал.

–Никакой проблемы, босс. Я сейчас мигом всё улажу.

Взявшись за пулемёт, итальянец выпустил из него одну короткую очередь и тотчас прочные, деревянные доски, из которых были сделаны ворота, превратились в кучу обломков. Путь наружу был свободен, хотя, впрочем, это был ещё не конец. Едва они только выехали из города, их тотчас засёк отряд конных кочевников. Подгоняя своих лошадей и стреляя на ходу из луков, они на всей скорости бросились вслед за уходящей повозкой.

Бонапарт развернул пулемёт и открыл шквальный огонь по преследователям из этого адского, фаталокского орудия. Тяжёлые пули, с сотни метров пробивающие техноплоть, косили всадников одного за другим, но, похоже, это их не останавливало. Вдобавок, звуки стрельбы привлекли ещё один отряд и, появившись откуда-то из зарослей тростника, два десятка кочевников сразу бросились наперерез повозке.

Положение становилось угрожающим. Бонапарт, правда, успел охладить пыл нападающих изрядной порцией свинца, но сразу после этого, выплюнув последние остатки боекомплекта, огромный пулемёт навсегда заглох в его руках. Казалось, после этого, как будто, сразу наступила мёртвая тишина, нарушаемая лишь скрежетом рычагов, да свистом, пролетающих мимо, стрел.

Увидев, что их враг лишился своего грозного оружия, преследователи воспаряли духом и с удвоенной яростью продолжили погоню. Они приближались. Четверо гладиаторов, выбиваясь из сил, вращали рычаги, но скорость тяжёлой торговой повозки всё равно не могла сравниться со скоростью, бегущих галопом, лошадей. Кочевники налетели словно стая голодных собак. Почти одновременно, трое из них подъехали вплотную и на ходу перелезли через низкие, железные борта. Первого из них Бонапарт выбросил наружу ударом кулака, второго схватил за горло и задушил прямо в повозке, но вот третий всё же успел достать из ножен свою кривую саблю и нацелить удар на, сидящего рядом, Син Тая. Принц горцев был повёрнут к нему спиной и поэтому, даже не смотря на свою молниеносную реакцию, врят ли смог бы отбить этот удар. От неминуемой смерти его спас Безымянный, быстро вскочивший со своего места и в последний момент перехвативший запястье кочевника. Всего через секунду Син Тай уже стоял рядом и, слегка кивнув головой в знак благодарности своему спасителю, схватил нападающего и, сломав ему обе руки, выбросил его прочь с повозки.

Бой разгорался. Кочевники облепили их со всех сторон и, один за другим, перелазили с лошадей на движущуюся платформу. Теперь уже только один лишь Годзилла оставался "мотором" всего экипажа. Трое остальных гладиаторов, стоя спиной друг к другу, с большим трудом отбивали эти отчаянные и бешеные атаки. Из-за тесноты нападающие не могли воспользоваться своим численным превосходством и вскоре их тела со сломанными шеями и перебитыми конечностями уже услали землю по обе стороны от железной дороги. Немногие оставшиеся в живых, увидев в своих рядах такие потери и решив, что цель им явно не по зубам, развернули лошадей и тотчас поскакали прочь от этой четвёрки заговорённых гладиаторов. Несмотря на это, беглецы ещё долго и неистово крутили рычаги и гнали повозку вперёд, опасаясь новой погони.

Привал они решили сделать лишь с наступлением сумерек, когда большое, багровое светило на небе уже почти опустилось за горизонт. Город и вся Долина Королей остались далеко позади. Теперь, со всех сторон их окружала только голая и безжизненная пустыня, простирающаяся вперёд на многие сотни километров. После того как повозка остановилась и Годзилла с Бонапартом отправились разведать окрестности, Син Тай обернулся и ещё раз внимательно осмотрел человека с которым он ещё утром насмерть дрался на арене.

–Сегодня ты дважды спас мою жизнь. По обычаям моего народа, это означает, что теперь я твой должник.

–Для меня достаточно будет и обычной благодарности.

–Но почему ты не прикончил меня ещё тогда, в Колизее? Это ведь была бы такая удачная возможность отомстить за своего друга.

–Нас, людей осталось не так уж и много, чтобы мы могли позволить себе такую роскошь – убивать друг друга только ради мести. Ты убил Столетнего в честном бою, защищая собственную жизнь.

–Достойные слова. Я бы даже сказал, что такие слова не могут принадлежать обычному скитальцу и гладиатору. Так кто же ты такой на самом деле, парень?

–Пока я этого не знаю.

Безымянный поднял глаза и вместо ответа поначалу лишь долго и задумчиво смотрел за горизонт. Солнце уже почти совсем скрылось вдали и с наступлением ночи ужасный зной в пустыне сменился леденящим холодом. Годзилла и Бонапарт, к тому времени, уже отыскали в повозке кое-что из еды, а из деревянных ящиков развели небольшой огонь. Вскоре от костра потянуло аппетитным запахом жареного мяса.

–Я так много пока ещё не помню. Кто я такой и какова моя цель в жизни – всё это пока покрыто туманом и неизвестностью. В последние дни в моей памяти проясняются какие то отрывки из прошлого, но они такие странные, что оставляют после себя гораздо больше вопросов чем ответов. Я часто слышу голос. Голос какого то близкого и родного мне человека, который зовёт меня на помощь. Я готов идти на выручку, но я не знаю откуда он доносится и кому принадлежит. А ещё я помню борьбу, помню войну и помню своих врагов. Это огромные и безобразные чудовища с железными ступнями вместо ног и пулемётами вместо рук. Они прячутся в сумраке и до смерти боятся дневного света. У них есть своё гнездо, своё логово в каком то далёком, разрушенном городе, погружённом во мрак и ставшим огромным кладбищем для живых людей. Впрочем, люди живут там до сих пор, но эта жизнь врят ли может быть лучше смерти. Закованные в цепи, они, день и ночь, трудятся на раскопках завалов, каждую секунду, каждое мгновение проклиная своих ненавистных хозяев.

–Похоже, теперь, парень, я уже точно знаю кто ты такой. Ты единственный на всём свете, кому я мог уступить в поединке. Бонапарт ещё раньше где-то пронюхал, что ты и есть – известный всем Виктор Морган, но поначалу я не очень то верил этим словам. Я слышал, ты погиб, но слухи о том, что "великий воин" жив и он находится в Новом Риме упорно распространялись среди горожан. Люди исподтишка шептались в подворотнях, опасаясь, что если весть о твоём возвращении дойдёт до фаталоков, они не оставят от города и камня на камне.

–Виктор Морган?..– услышав это, Безымянный чуть приподнялся и сквозь полутьму с удивлением посмотрел в спокойные и, как всегда, невозмутимые глаза Син Тая,– Мне, как будто, знакомо это имя. Словно меня самого так звали, но только в моей прошлой жизни. Впрочем, даже если тот о ком ты говоришь и на самом деле я, откуда меня могут знать здесь – в Долине Королей?

–Виктора Моргана знают все, причём не только в Новом Риме и других городах, но даже и в изолированных от всего мира, горных селениях на моей родине. Когда-то ты был человеком-легендой. В то время когда все остальные, испугавшись фаталоков, уже опустили руки и смирились с неизбежностью, ты продолжал борьбу и даже, одну за другой, начал одерживать крупные победы. Чёртовы железные бестии считали тебя своим главным врагом, а простые люди восхищались тобой как никем другим на этом свете.

–Неужели, всё о чём ты говоришь – правда,– ошеломлённый Безымянный сначала замер на месте, а затем вдруг словно очнулся и сделал несколько коротких шагов в темноту,– Но если это так, что, в таком случае, со мной произошло и как я оказался здесь? Как много я ещё не знаю и как много мне ещё предстоит вспомнить о своём собственном прошлом...

–Не волнуйся,– неожиданно сзади на его плечо легла сильная и цепкая рука принца разбойников,– Ты всё вспомнишь. Придёт время и всё снова встанет на свои места, а пока что пойдём перекусим, пока эти двое там ещё не истребили все наши запасы.

Тихо потрескивали сучья в костре и от этого маленького огонька, вырвавшего из темноты небольшое пространство для четверых человек, исходило приятное тепло и уют. Ужинали не спеша. Бонапарт рассказывал какие то истории и пошлые анекдоты, Годзилла простодушно смеялся, а Безымянный и Син Тай просто молча ели, думая каждый о своём.

Когда с куском мяса было покончено и все разошлись, принц горцев, по прежнему, продолжал оставаться на своём месте и неподвижно смотреть куда то сквозь плотный, ночной мрак. Безымянный присел рядом с ним на песок, но тот, словно даже и не заметил его и лишь только где-то через минут десять, наконец, тихо проговорил своим спокойный и тихим голосом, в котором вдруг впервые появились такие заметные нотки печали и щемящей тоски:

–Завтра, когда солнце поднимется над горизонтом, отсюда будут видны горы. Это мой дом и на всём свете нет ничего более прекрасного чем их величественная, первозданная красота. Каждую ночь я закрывал глаза и видел перед собой эти уходящие в небо, высокие, снежные вершины. Никому не дано понять как несчастлив я был без той необыкновенной свободы, которую можно почувствовать только на моей родине. Три года я уже не был здесь. Три года я скитался по чужбине, вдали от своей страны и своего гордого и воинственного народа. Как ни отвратительно мне это было делать, но я специально сдался в плен Полосатому, чтобы затем стать гладиатором и, победив его на арене, получить Новый Рим в качестве приза. Мне просто необходим был этот город. Фаталоки не стоят на месте. Когда-нибудь они будут и здесь, а с богатством хлопковых плантаций я смог бы купить у торговцев противотанковые ракетницы и тяжёлые пулемёты, так необходимые моему народу для защиты своей родины. Мы умеем воевать и даже если мы и не сможем уничтожить всех их, мы всё равно умрём непобеждёнными и дорого продадим свои жизни, услав эти склоны их механическими телами.

–Выходит, это я виноват в том, что у вас не будет оружия для защиты. Мне жаль... я и вправду не думал, что на арене ты борешься за свободу своей земли.

–Не стоит винить себя. Ты сам видел во что превратился город, перед тем как мы его покинули. К тому же путь, который я тогда выбрал – это не мой путь. Когда-нибудь я, всё равно, прогоню кочевников и стану хозяином Долины Королей, но сделаю это я уже как настоящий победитель, а не как цирковой шут, убивающий в Колизее других бойцов на потеху жирным толстосумам. Победа будет за мной. Нас, горцев не так уж и много, но каждый мой воин стоит десятерых их наёмников. Эта война сделала нас ещё сильнее и благодаря нашей храбрости и нашей доблести, рано или поздно, мы добьёмся своего.

–По твоему, война может сделать кого-то сильнее?

–А разве нет?– неожиданный вопрос Безымянного, казалось, даже немало удивил Син Тая,– Это ведь как естественный отбор. На войне выживают только настоящие мужчины, а трусам и ублюдкам больше не остаётся места. За последние столетия сытости, демократии и извращённой свободы на Земле появились целые поколения ни на что ни способных ублюдков. Человечество обросло жиром и ещё чуть-чуть и, под его тяжестью, оно уже не смогло бы двигаться вперёд. У большинства людей, особенно в крупных городах, было всё, что нужно для спокойной жизни и даже больше. Они не хотели работать и им больше не к чему было стремиться. У них не было цели, а раз так, то от избытка свободного времени они начинали постепенно сходить с ума. Бунты антицивилизалов – вот итог такой жизни.