Текст книги "Табу Ре Ткин(СИ)"

Автор книги: Сергей Хорошев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава 25.

Вечером, сидя в благоустроенной квартире Виктора, путешественники выяснили, что он не совсем местный. Точнее, когда-то жил в этом городе, но не найдя подходящей работы отправился десять лет тому назад в столицу за большими деньгами. Там встретил своего бывшего одноклассника, который, волею случая и личных качеств, занимал депутатское кресло. Депутат обрадовался встрече с другом детства и устроил его на не пыльную работу, по совместительству сделав своим помощником, объяснив, что свои люди везде нужны. Одноклассника он считал – своим.

Обжившись в столице, заведя хорошие связи, Савлов не помышлял оставлять насиженное место, но тут к депутату-земляку приехал этот Николай Иванович. Что он рассказывал и в чем убеждал Васю, так звали одноклассника, для Виктора осталось загадкой. Но депутат и партиец, выслушав провинциального мечтателя, решил его не огорчать не вниманием, и отправил своего человека присматривать за новым членом партии на малую родину. Вот хозяин квартиры и жил здесь уже около года, отправляя в Москву отчет о работе руководителя местной парторганизации над новой партийной программой.

Как оказалось, Васины товарищи, посчитали такие его действия не товарищескими. Кто-то почитал это подрывом партийного единения и пока партия не раскололась, его из своих рядов выгнали, да еще завели на него уголовное дело. Директива, пришедшая с верху, обязала местных следователей, проверить деятельность местной парт ячейки, на предмет противоправных действий. Руководителя, Николая Ивановича задержали до выяснения, а его помощника отпустили. Так, что он находился на жизненном перепутье.

– Ну а Вы – буддистские странствующие дервиши? – поинтересовался он у гостей. – В монастырь решили податься?

– Да нет. – Быть правдивым не ко времени было в характере Учителя Человечества. Пока Владимир Петрович обдумывал, что ответить проводнику, тот решил рассказать о своей исключительности. Андреев решил пустить все на самотек. Посчитав Виктора пройдошным малым и надеялся использовать это его качество в своих дальнейших планах, которые начинал обдумывать. Табуреткин меж тем рассказал об урочище Ооара, про пещеру святого Дыына, про камень в форме медведя. Слушая его, проводник кивал головой, делая для себя какие-то выводы.

– Возьмите и меня с собой. Я то урочище хорошо знаю. Вот про пещеру врать не буду, а о камне том слышал. – Попросился Виктор.

– Сколько эта дополнительная услуга потянет? – поинтересовался майор.

– Ни сколько. Из чистого интереса.

– Ну что возьмем? – для проформы поинтересовался руководитель экспедиции у Сергея Сергеевича, заранее зная ответ.

– Возьмем. – Ответствовал тот.

На следующее утро, команда выехала в поселок Бай-Тал.

Всю дорогу Виктор делал предположения о судьбе своего московского друга. Он то начинал рассуждать о наступившем времени, считая его повторением прошлого опыта, периода НЭПа.

– Двадцать четвертый закончился тридцать седьмым. И сейчас то же самое начинается. – Убеждал он себя и других. – Вот увидите. Дали разгуляться, обеспечили народ едой и шмотками. Теперь гайки закручивать будут. Конечно не те времена, но нынешние если не Колыму осваивать, то в Лондон постепенно все съедут. – Рассуждал он об олигархах. – Не может быть, что бы раньше, в КГБ, своего полковника на вшивость не проверили. Да еще перед поездкой в Германию. И партию их, "медвежью", явно гбисты создавали. Взяли КПСС, идеологию выкинули, все остальное оставили и вперед, править народом. И развал союза, и августовский путч, все они придумали. Теперь начнут все назад заворачивать. Абрамов почти все сдал. Я так думаю не видать ему за свою "Свифтнефть" бабок, как своих ушей. С Сахалина всех выживут.

– А с нами чего поехал? – вернул его к действительности Владимир Петрович.

– Есть планы. Дойдем до места расскажу.

– Ведь не веришь, что Табу Ре Ткин пророк.

– Не верю. Но пророками не становятся. Пророков делают. Думаю придем на место, а там кроме козьего говна ни чего не найдем. Это и будет пророчество. Сам дурак – называется. Вот здесь я предложение и сделаю, от которого Вам не легко будет отказаться.

Хотя монастырь в который едем – загадка. Во всякую небесную чушь я конечно не верю, но здесь явно что-то не чисто. Ведь про этот монастырь все знают, а паломников не видать. При Сталине почти всех разогнали, а о них почему-то забыли. На картах его не обозначили, ни в одном справочнике не прописали.

Вскоре были в Бай-Тале. Оказалось, что проводник в данном поселке имеет недвижимость в виде добротного пятистенка, доставшемуся ему по наследству от бабушки. В нем и переночевали. Утром следующего дня, взяв захваченное из города снаряжение, выдвинулись пешим ходом к монастырю.

Путь лежал по мало привлекательной гористой местности. Растительность практически отсутствовала. Редкие деревья и кустарники больше раздражали, чем радовали. Но идти было легко. Воздух был чист, а небо ясно.

Горная дорога вскоре сузилась до размеров тропы. Идти стало труднее.

– Не радостные здесь места. – Поделился впечатлениями Владимир Петрович.

– Зато безопасные. – Ответствовал Виталий.

– Что же здесь безопасного?

– В случае ядерной войны, наиболее безопасны места в гористой местности, вдалеке от промышленных центров.

– Да сейчас вроде спокойно. О ядерной войне ни кто не помышляет.

– Это Вам только кажется. Как говорится: "Если в спектакле на стене весит ружье, то оно обязательно выстрелит". Если есть ядерные арсеналы, то они когда-нибудь да будут применены в дело. Это я гарантирую.

– Почему же это они будут применены? Мы что будем с Америкой воевать?

– Дело не в Америке. Человечество со времен своего сотворение живет, как жило. Ценности остались неизменными. Еда, зрелища и бабы. Тот кто нас создал, если таковой имеется, глядя на такое безобразие, обязательно решит что-то поменять. И нет лучше способа, чем генетические мутации. А для них лучше всего покрыть Землю радиоактивным покрывалом. Все не помрут. Кто-то останется, но генетически мутирует. Это будет новая раса, новое человечество. Даже мы, скорее всего результат генной инженерии. Может быть инопланетяне, что-то изменили в генах обезьян и улетели оставив нам шанс измениться; может матушка природа постаралась, выплеснув радиоактивное нутро в месте жительства древней обезьяньей стаи – это если нет Бога.

– Так если Бога нет, кто тогда распорядиться атомные бомбы использовать, что бы, как Вы говорите нас изменить?

– Сам процесс исторического развития. Великое Над Нами. И тогда не будет лучше места, что бы дождаться естественной смерти, чем эти горы.

– В таком случае не обязательно ядерное оружие использовать. Можно метеоритом в Землю кинуть. Результат тот же. И возни меньше.

– Нет. Метеориты уже кидали. Результат как раз не тот. Гибель всего и ни какого прогресса. Ядерное оружие в этом плане – гораздо мягче и направленее действует.

– Ни чего сделать нельзя? – Табуреткину было интересно.

– Если только человечество найдет для себя занятия отличные от нынешних.

– Но ведь мы летаем в космос, люди не убивают друг друга просто так, как было раньше. Бетховен, Кант, Христос – наше оправдание перед Высшим.

– По моему, люди были любопытны всегда. Звезды всегда представляли для них интерес. А убийство ради интереса, сменилось просто дракой. Те же зрелища, пусть не такие жестокие, но они не перестали быть зрелищами.

Если говорить о музыке, то это для Вас она – божественные дуновения. Мы слышим звуки, гармония которых определяется их длительностью и частотой, рассчитанных именно на человеческое восприятие. Для каких-нибудь инопланетян музыка это взрыв сверхновой, который длится не одну тысячу лет и вызывает во всех уголках Вселенной отклик в виде катаклизмов. Мы меряем звуки секундами и мгновениями и кто-то годами и тысячелетиями.

А Великие Истинны Христа или какого другого мыслителя – временны и не долговечны, в бесконечном течении времени. Они не изменили самой сути человеческого бытия. Боги умирают вместе со своими истинами. Уже нет Исиды, Зевса. Канули в лету Ярило и Велес. И христианство падет. Уже сейчас, многие откровения Христа являются анахронизмом. Люди не убивают других не потому, что такую заповедь им дал Бог, а потому, что это стало противоестественно их природе. И к другому относятся с теплом, так как у них есть потребность делится. Они от этого тащатся, на своих вечеринках, когда делают взносы во всякие благотворительные фонды, и усыновляют детей из голодной Африки, или приводят в свою семью больных СПИДом и даунов. Им это в кайф. Они без этого несчастны. Христос сыграл свою роль, но он уже устарел. Человечеству нужен новый Бог или хотя бы пророк. Но сможет ли он изменить человеческое естество? Я сомневаюсь, хотя и не хочу умереть от радиоактивного заражения.

При этих словах, Табуреткин подумал о себе. Виктор, увидев лицо Сергея Сергеевича, улыбнулся.

Тропа оборвалась провалом. Вот только что была, и вдруг ее не стало. Путешественники стали осматривать местность в поисках окольного пути. Метрах в пятидесяти от провала, в стороне, они обнаружили спускающуюся вниз еле заметную тропинку. Решили идти по ней, а там как придется.

Путь заканчивался не звериным водопоем, как предполагали туристы, а человеческим жильем. Внизу, на берегу быстрой горной реки, стоял маленький, кособокий домишко. Около него, у костра сидел лысый и голый гражданин импозантной наружности.

– О, путники. Приветствую я Вас. К вершинам горным собрались Вы видно. – Гражданин, судя по высказыванию, увлекался литературой прошедших времен, говоря высоким слогом.

– Нет, уважаемый, мы не к вершинам. Мы в монастырь идем.

Услышав, про монастырь абориген заскучал. Видимо хороших воспоминаний о паломниках его мозг не сохранил. Пауза в разговоре затягивалась. Становилось не ловко. Желая разрядить обстановку, Владимир Петрович представил всю компанию. Гражданин так же назвался:

– Полоний Александрович.

– Давно здесь живете, уважаемый Полоний Александрович?

– Двенадцать лет.

– По этическим соображениям или так?

– По этическим.

Тяжесть прошлых ошибок давила на хрупкую душу отшельника. Люди в этих местах бывали не часто. Что бы не забыть языка, часто читал. Но литературы было не много: один том Шекспира и две книги из жизни древних греков, написанных ими же и переведенных в царское время. Приход очередной партии туристов, вызвал в нем волну покаяния, которую он и обрушил на пришедших:

– Двенадцать лет. Один, среди этих опостылевших скал. Питаюсь рыбой да зверьем. С людьми вижусь редко. Раз в год или туристы какие забредут, по горам полазить, или как Вы – паломники.

– Вы им достопримечательности показываете?

– Туристам да. А паломникам не интересно ни чего. Тем быстрее к истинам приобщиться надо. Да как приобщится, не увидев мест, где эти истины рождаются? Я и Вам предлагаю, давайте сначала на Ак-Оюк поднимемся. Три тысячи шестьсот с лишним метров. Красота открывается неописуемая. Пойдете?

– А пониже нет. Я высоты боюсь. – Пошутил Андреев.

– Напрасно смеетесь. Уж лучше в горы, чем к монахам. Я почему здесь живу двенадцать лет? Вы как раз двенадцатые будете, желающие к ним попасть. Я то же в компании таких же туда отправился. Шли себе шли, тут бац – обвал. Всех и положило. Я один остался. Пробовал назад. Заблудился. Набрел на эту избушку. Зиму пережил, тут гости пожаловали, истины искать. Я с дуру решил с ними, думаю все равно хотел на монахов посмотреть. Пошли. И эти сгинули, кто в пропасть упал, кто так, ни известно куда делся.

Испугался я к людям возвращаться. Думаю, приду, спросят – что да как. Не вытерплю, расскажу все как есть, на меня всех и спишут. Еще год прожил в одиночестве. Следующим летом опять прутся. Я уж не пошел, так они прямо перед моими глазами все как один в речку упали и потонули.

В тот же год нормальные туристы были. На Ак-Оюк лазили. Так и гора высокая, и опасно, а с песнями и шутками и туда и обратно обернулись. Консервов мне много оставили. Я уж к одиночеству привык. Здесь остался.

Летом опять паломники. Думаю судьба. Пока не дойду до этого проклятого места, не вернусь. Эти долго шли. Почти дошли уже, как лавиной накрыло. Опять я один невредимый.

Так и живу. Туристов в горы, паломников на тот свет провожаю.

– Мистика! – выразился Виктор.

– Она самая. Правда каждый год все ближе и ближе к монастырю подбираюсь. В прошлом году, почти до самых стен довел. Так там амбалы нас встретили. Меня не тронули, а остальных отдубасили. Куда те делись не знаю. Может и выжили, хотя сомневаюсь. В обществе ни чего не было слышно?

– Да нет. Да и про пропавших то же ни чего не известно. Если бы, как Вы говорите, каждый год по экспедиции пропадало, шум до небес бы поднялся. – Виктор стал сомневаться в правдивости рассказа отшельника.

– Зря не верите.

– А почему амбалы всех побили? – Владимир Петрович решил разъяснить подробности избиения.

– Куда мол идете. Не гоже мол ходить и беспокоить. И по морде, и по морде. Всех и отмочалили.

– Странно... И возражений не принимали?

– Какие возражения. Тупые как пробки. Говорят по-русски с трудом, а уж соображать, так совсем не соображают. Как говорится: "Против глупости бессильны даже Боги". Видно монахи не дураки, раз таких охранников держат. Этим ни чего не докажешь. Только и могут, что по морде.

– Ладно. Спасибо за предупреждение. Но уж если в прошлый раз почти довели, может попробуете нас до конца довести. Снять, так сказать, проклятие, что на Вас лежит.

Предложение было заманчивым. Двенадцать лет ни разу не съездить в Сочи – испытание не из легких. На ум Полонию Александровичу стали приходить забытые за годы добровольной ссылки: бабы, котлеты в трюфелях, бабы, рыба под майонезом, бабы, коньяк Ереванского разлива, бабы...

– Ладно. Провожу. Только сегодня уже поздно. Завтра с утра и отправимся.

Ужинали из принесенных компанией продуктов. Полоний налегал на кильку в томатном соусе, при этом громко чавкал и выражал полное не уважение к собранию. От водки отказался.

Встали рано. В семь часов, все были готовы.

Владимир Петрович, хоть не верил духовнику генерала, пренебрегать его советами не стал. Выдвигаясь в стан противника, надел шапочку, выданную снабженцем в родном УФСБ, по инструкции соединил проволочки и немного успокоился. Его приготовления были замечены членами экспедиции. Он объяснил свои действия любовью к советской фантастике, и советам товарища Беляева по защите мозга от внешнего воздействия. За его спиной Виктор покрутил у своего виска, но ни чего говорить не стал. С тем и отправились.

Путь оказался не таким опасным и трудным, как пугал Полоний Александрович. Дорога не была выложена тротуарной плиткой, но идти было легко. К вечеру стали видны стены монастыря. Около него виднелись одиноко стоящие постройки местных жителей. На склоне горы паслись овцы. Низкорослые лошадки щипали траву. Собаки с лаем носились вокруг менее развитых животных, заставляя их соблюдать порядок жизнедеятельности.

С укоризной поглядывая на сторожила мест, члены экспедиции не заметили приближающуюся компанию местных парубков. Но готовый к встречи с неизвестным, Полоний Александрович их заметил.

– Амбалы идут. – Предупредил он всех.

Паломники остановились. Приближавшихся, по внешнему виду нельзя было отнести к работникам мясных отделов. Скорее они походили на испытывавших трудности с питанием в детстве рахитикам, так и не набравшим вес с течением времени. Однако числом они превосходили пожаловавших в гости и исход переговоров мог быть решен не в пользу пилигримов.

Не дойдя метров пяти до компании, местные остановилась. Самый здоровый, ростом около метра шестидесяти, молодой скотовод решил доказать свое старшинство, следовавшим за ним.

– Куды итешь? – Грозно вопрошал он.

– Застигнутые трудностями бытия, не способные отличить большое от великого, движимые осознанием приобщится к высшим истинам, мы совершаем паломничество в храм знания и благодати. О дозволь, страж сиих мест, пройти нам далее, дабы души наши не сгинули в пучине мракобесья и неверия. – Подражая Полонию, ответил Владимир Петрович.

Скотовод думал. Таких речей он еще не слышал. Скорее всего он не понял сказанного, но имидж знатока Великого Русского языка, был краеугольном камнем в его авторитетном положении, и накладывал определенный отпечаток на его действия. Остальные члены его команды ожидали решения. Было видно, что чужаков им хотелось побить. Но старшой, решил иначе.

– Бакшиш давай. – Он по-своему решил разрядить обстановку.

Владимир Петрович открыл свой рюкзак и вытащил две полуторалитровых пластиковых бутылки.

– Спирт. – Рекомендовал он содержимое.

Стало заметно, что это слово в обиходе у местного населения, и вызывает в их умах и душах теплые чувства. Компания оживилась. Три литра спирта им приходилось видеть впервые. Тщедушность тел предполагала уход в Нирвану всей деревней за короткий срок от такого количества алкоголя. Но старшой решил поддержать свой авторитет.

– Мало. Давай еше.

Андреев опять полез в закрома и выставил еще бутыль.

– Все. Больше нет. Себе оставлял, да вижу Вы люди хорошие. Для Вас ни чего не жалко.

Скотоводы стали впадать в прострацию. Такого они не ожидали в самых радужных мечтах. Но предводитель отступать не хотел. Видно у него чесались руки и расовые предрассудки туманили голову. Он думал. Взять бутылки означало конец переговоров и приход к консенсусу. Не взять и набить морду, можно в пылу борьбы потерять ценный напиток. Заметив его не решительность и мысли читаемые на открытом лице, Владимир Петрович достал из внутреннего кармана отпечатанный на принтере листок и тыча его в глаза предводителя представился:

– Член внеочередной избирательной комиссии.

По его уразумению, власть в здешних местах могла принадлежать местному баю, оставшемуся со времен монголо-татарского нашествия. Милиции или других представителей власти могло и не быть. Но не смотря на малочисленность избирателей, обойти их своим вниманием власть не могла, о чем свидетельствовали отчеты избирательных комиссий. В таких местах явка была стопроцентной. И за правдивостью таких результатов следили представители враждующих партий, прилетавшие на вертолетах в удаленные уголки в ответственный период. В своих выводах он не ошибся. Со словом "избирательной" в этом уголке земли были знакомы. Видно оно ассоциировалось у местных жителей со словом "спирт", так как после этого они молча взяли бутылки, но уходить не спешили, ожидая довеска к нему в виде избирательных билютеней, на которых надо поставить крестики, в местах, где укажет даритель. Андреев их разочаровал. Ни каких бумаг давать не стал и отпустил с миром.

Компания отправилась дальше. Полоний Александрович в их обществе отсутствовал. Этому не удивились.

Глава 26.

Монастырь встретил паломников звуками барабанов и бубенцов. Вышедший встречать гостей старый монах с тонкостями русского языка был знаком плохо. Таких понятий как «паломник» и «искатель истины» в его лексиконе не было. Зато, как и жители местной деревни, он был знаком со словами «комиссия» и «избирательная». Это выяснилось после долгих препирательств относительно цели гостей. Владимир Петрович, сначала задвинул речь о Высших Истинах, но не встретив понимания, перешел к прозаическим понятиям, которые были монаху знакомы.

Старик обрадовался. Стал знаками и мало внятными словами расспрашивать о винтокрылой машине и о рисе, который обычно привозила комиссия. В ответ услышал не радостную весть, что вертолет разбился и мешки подвезут на грузовиках попозже, обижать гостей все же не стал, проводив в отведенные для высоких гостей покои, больше напоминающие застенки Гуантамо.

Табуреткин был разочарован. Идя в такую даль, он был уверен, что о нем здесь знают. Его здесь ждут. Но несколько раз произнеся свое сакральное имя – Табу Ре Ткин, понимания в глазах старика не увидел.

Виктор к такому повороту событий был готов и ни сколько не разочаровался в оказанной встрече.

Владимир Петрович, так же был доволен ситуацией. Чувствительный к боли, он был рад избежать насильственных действий со стороны скотоводов Тувы.

Скоро в их дверь постучали. На приглашение войти, в келью просочился монах славянской наружности.

Монах представился Оамыном. О Великом Учителе Человечества – Табу Ре Ткине, ни чего не слышал. О совершенствах, по слухам обитающем в местном монастыре, знал мало. На вопросы о встречи с этими загадочными созданиями отвечал уклончиво, ссылаясь на предыдущие встречи с работниками избирательных комиссий, которые к Высшим особам допущены не были. От того явка избирателей, на местном участке, ни когда не была сто процентной. Но из его объяснений выходило, что можно побеседовать с посредником между этими совершенствами и миром, который на выборы все же ходит.

О себе Оамын рассказал мало. Удалось только узнать, что родом он из Твери. Разочаровавшись в жизни, с одной из туристических групп, добрался до здешнего монастыря и живет в нем уже больше пяти лет. На вопрос о Полонии Александровиче посмеялся, выдвинув гипотезу о его не вменяемости; информацию о пропавших экспедициях отверг, пояснив, что от сюда есть не плохой путь по красивейшим местам в направлении на юго-восток и именно этим путем все и уходят. Об инциденте с избиением слышал. Но все закончилось без большой крови. Увидев бой, монахи вышли на помощь к паломникам и местные оставили их в покое. При этих словах, Владимир Петрович пожалел об утраченном спирте.

Спали плохо. Нормальных постелей не было. Кинув носимые вещи на доски, служащие кроватями, легли на них и уснули.

Утром пришел посредник между совершенствами и остальным человечеством. Человечество представляли простые поволжские парни. Открыто глядя в глаза древнему откровению, они внимали звукам скрипучего голоса. Пришлый монах по-русски изъяснялся сносно, но был заметен акцент жителя Йякогамы.

Как и полагается культурным людям беседа проходила в дали от интересных для всех темы. Поговорили о погоде, количестве осадков выпавших в истекшем периоде, видах на урожай. Исподволь перешли к вопросам Киотской школы философии, и чувствуя готовность сторон перейти к насущным проблемам, Андреев задал каверзный вопрос:

– Говорят у Вас здесь совершенства содержатся. Нам бы запротоколировать такое междометие, а то голова у многих побаливает от такого каприза природы.

– Да есть в наших селениях лица в своих возможностях преодолевшие границы обычных представлений человека на вещи ординарные. Но показать Вам не могу, при всем к Вам уважении, ибо не терпят создание Высокие, когда тревожат их понапрасну, и немилость великую на всех наводят – порча по народному называется.

– Мы порчи не боимся. Мы знаем три матерных волшебных слова, любую порчу снимут, – ответил Владимир Петрович.

– Нет. Ни как не могу. – Старый лама был не приклонен.

– Что так. Не уважаете. Обидеть хотите. Да к тебе сам Великий Учитель Человечества пожаловал, дабы познакомится с совершенствами. – Андреев представил Табу Ре Ткина.

Ткин сидел и не догадывался, что вся комедия играется ради него. Майору все совершенства мира были глубоко до лампочки, и только решение разыграть Сергея Сергеевича, заставляло его издеваться над буддистом.

Но буддист оказался тертым калачом. Услышав о новом Учителе Человечества, просить благословения к нему ни кинулся и даже напротив завел долгую бодягу, что по их данным ни каких таких Учителей на ближайшую эпоху, равную нескольким тысячам земных лет не предвидеться. Здесь уж не вытерпел Виктор. Пройдя закалку в идеологических баталиях столичной бомондной жизни, он решил уесть зазнавшегося пророка из отсталой тувинской деревни.

– Вы не правы уважаемый. Вам известна фамилия Ульянов.

Оказалось, что монах настоящую фамилию товарища Ленина не знал. При упоминании о Сталине покрылся испариной. Долго тряс головой в знак уважения к такой Великой личности, и почти признал его за Учителя, но видно был не робкого десятка и в Нирвану верил. В конце дискуссии о месте и роли партии под управлением товарища Сталина, пал на колени и униженно просил:

– Не могу, не могу я товарища Сталина за Великого Учителя признавать. Не положено по религиозным убеждениям. Что хотите делайте. Да – Великий, Да -Учитель, да – Отец родной. Но не могу, чтобы Всего Человечества. Не могу.

– Не волнуйтесь гражданин. На дворе демократия. Культ личности осудили еще в середине прошлого века. Но видно человек Вы темный и говорить с Вами о месте Хаббарта, Куингли и Бьергмана в деле просветлении человечества не представляется возможным. Хотя от себя замечу, что данные товарищи не только нашли последователей своего видения мира, но и еще при этом смогли прилично заработать и жить припеваючи получая хорошие дивиденды от своих учений, не то что вы голытьба перекатная. Сочтены ваши денечки, ни кому такая религия в жопу не уперлась. Чувакам коньяк с икрой, желательно черной нужен, а не ваша каша без требухи два раза в день. Одни полудурки, не способные бабок заработать будут к вам являться. И будут вашу кашу жрать, потому как по своим способностям им на икру ни когда не заработать.

– Да я с товарищем Ким Бен Дамом обедал. Да я Будду Кьетирати знаю. Да я, да я... – Разошелся монах, маша над собой колокольчиком. Колокольчик тихо позванивал, навевая сон и скуку.

Владимир Петрович предложил ему таблетку счастья, случайно завалявшуюся у него за подкладкой пальто. Выпив лекарство, старик успокоился и начал рассказ о своих подопечных. Внимающие ему Виктор Павлович и Сергей Сергеевич заподозрили, что кроме радости, снадобье способствует взаимопониманию между народами.

– Скажу правду, что все живущие в монастыре и есть совершенства. Но это понимаем только мы. Вы не примете на веру наши воззрения. Вот видите, идет монах?

– Видим. Что в нем совершенного: толст, лицо одутловатое, бывший алкоголик видно, под глазами мешки, с почками проблемы...

– Он несет воду. Смотрите внимательно. Вода налита до самых краев, но ни одна капля не выпадет из ведра, пока она не окажется на кухне. Его совершенство в способности переносить воду. Он прирожденный водонос.

Идемте, я вам покажу того, кого и Вы согласитесь назвать Величайшим.

Следуя за настоятелем, товарищи поднялись на самую крышу. Здесь сидел монах, который из подручных материалов, состоящих по большей части из песка и камней, насыпал картину. Кроме крашеных стройматериалов, в своем прикладном творчестве, не признанный художник использовал испражнения местных животных, сухую траву и остатки деревьев в виде сучков, листьев и опилок. Под его рукой картина получалась почти живой. Впечатление создавалось не только мастерством рисовальщика; ветер, порывами налетавший на крышу, заставлял песок и другие предметы, которыми была выложена картина, перемещаться по поверхности шедевра, внося изменения в ее внешнем виде, ни чуть не портя замысла.

– Не будем мешать. Сегодня он закончит с этой картиной и примется за другую.

– На другой крыше?

– Нет здесь же. Эту унесет ветер.

– За чем же он будет делать новую, если его совершенное творчество столь не долговечно.

– За тем, что бы создать еще более совершенное творение и что бы не сравнивать вновь создаваемое с ранними работами.

– Каму же они нужны?

– Ему. Он совершенствует самого себя. Идемте.

Они прошли в трапезную. Время приема пищи прошло. Зала была пуста, если не считать одиноко сидящего монаха, поглощавшего из маленькой миски рис.

– Ааал, – позвал его настоятель,– дай гостям попробовать твое кушанье.

– Оно не совершенно, учитель. – Ответил тот.

– Все равно, предложи гостям.

Монах нехотя протянул миску. Владимир Петрович, первым взял горсть риса и отправил его в рот. Вкус был не обычен. В блюде явно отсутствовали соль и специи. Тем не менее, ни когда в жизни он не ел такого вкусного гарнира. Он взял еще. За ним, интерес к пище высказали и его товарищи. Монах остался без еды.

– Это тоже совершенство. Ни кто лучше не может приготовить рис. Он варит его без соли и специй, ни чего не добавляя. Лишь следуя внутреннему голосу, он знает: когда в воду добавить сырые зерна, когда – снять с огня, когда – накрыть и чем, на сколько оставить остывать, сколько времени выдержать готовую пищу на воздухе, сколько на солнце...

– И все это он ест сам? – решил выяснить вероятность приглашения данного уникума поваром в свой ресторан Виктор.

– Да. – Подтвердил его худшие опасения настоятель.

– Зачем тогда он так совершенствуется?

– Что бы следующее его блюдо, стало лучше предыдущего.

– Это все очень интересно,– прервал разговор Владимир Петрович, – Здесь все такие? Совершенства одного действия.

– Все.

– А многоликих нет?

– В каком смысле?

– Что бы и кашу варить и воду носить?

– Тот, что сейчас рисует, раньше воду носил. Но в данный отрезок времени, я думаю, не сможет принести даже половины ведра. Достигнув совершенства в этом деле, он перестал практиковаться, отдавшись в новую для себя стихию.

– Скажите, а у вас, нет таких которые левитируют, читают и внушают мысли? – заинтересовался не традиционными способностями буддистов-профессионалов Андреев.

– Нет. Таких нет. – Огорчил его настоятель.

– А что так. Времени я вижу у ваших подопечных море, ни куда не торопятся. Развлекались бы потихоньку. Один бы летал, другой стулья взглядом двигал. Все польза. – Внес рацпредложение Владимир Петрович.

– Зачем летать. Мы не птицы. Да и мебель просто перенести руками можно, зачем взглядом передвигать?

– Ну а мысли внушать на расстоянии, или наоборот читать, это же интересно? – не унимался майор.

– Нет. Таким тоже ни кто не увлекается. Да и зачем?

– Как зачем? К примеру, идет кто-то в ваш монастырь, а вы уже знаете: кто и зачем к вам пожаловал. С добром или злом. Полезная способность.

– Что же в ней полезного? Ну будем мы знать, что вы к нам подарки в честь выборов несете. Вы приходите, а мы уже рады. Вы нас за идиотов принимать начинаете, и вместо подарков комиссию из психиатров подсовываете. Те узнают, что у нас уникумы есть, которые мысли читают, монастырь зачищают, уникумов на службу Родине, а остальных БАМ достраивать.

– БАМ построили.

– Ну тогда что-нибудь еще.

– Так если у вас есть такие, которые могут предметы на расстоянии двигать, то Вы, зная о приближении карательных отрядов, на их пути завалы из горной породы образуете. Ни кто тогда к вам и не попадет.

– Если бы у нас были такие, то нашлись бы более совершенные в этом деле в другом месте. Двух совершенств быть не может. Совершенство может быть только одно, и то, что сильнее стало бы на наше давить.

– Но вдруг Ваш бы победил?

– Тогда менее совершенные, или совершенные в чем-то другом, попытались решить спор в свою пользу. Нельзя противопоставлять себя миру или менее совершенному, стремящемуся к превосходству, дураку. Потому наши совершенства не опасны ни для кого и совершенны в способностях, для других не имеющих опасности...