Текст книги "Лицей. Венценосный дуэт (СИ)"

Автор книги: Сергей Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

Воскресенье или нет, но подъём в 6:00, пробежка в парке. Эльвира в это время дрыхнет. Утренний туалет, приведение себя и комнаты в порядок, Эльвира отлёживает бока. В семь часов завтрак, в пол-восьмого эта пава вплывает на кухню, полусонная и зевающая падает на стул и требует завтрак.

– Данусик, чаю мне! – тоном доброй хозяйки, обращающейся к любимой служанке, требует после ленивого поглощения овсянки.

Грязная посуда исчезает со стола, перед мачехой материализуется чашка с дымящимся пахучим чаем. Почти нецензурно ругаюсь шёпотом. Раздражать и злить беременную нельзя. Папочка очень старался мне всё объяснить и сама вижу, как стоически он сносит все её капризы.

– Данусик, что ты там бормочешь? – подозрительно интересуется Эльвира.

– Ох, мамулечка, и устроим мы тебе с папочкой весёлую жизнь, когда родишь… – закатываю глаза в предвкушении, пальцы страстно сжимаются и разжимаются. Не выдерживаю, вступаю на тонкий лёд туманных угроз и предупреждений.

– Ну, Данусик, я ж ничего такого! – расширяет глаза почти обиженно.

– Так отомстим, что будешь мечтать о следующей беременности…

– Не исключено, – остужает мой пыл своей готовностью окунуть нас снова в состояние клушек, хлопающих крыльями вокруг цыплёнка. – Посмотрим, что получится. Владик привлекательный, я – красивая…

– Наоборот, – не могу такого стерпеть, – папочка – красивый, ты – привлекательная.

– Ах, ты мерзавка! Ну-ка извинись! – замахивается полотенцем. Выскальзываю из кухни.

– О, мамулечка, прости дочечку за то, что любит правду, – показываю на прощание язык и скрываюсь в своей комнате. Она и раньше не могла меня поймать, а уж от беременной я сбегаю, как от больной черепахи.

Вчера папахен куда-то исчез, не уловила момент, и вскоре вернулся с банкой маринованных грибов. Её беременное сиятельство восхотело груздей и долго возмущалось, что принесли маслят. А папочка разве виноват, что в грибах не копенгаген? На банке написано: «Маринованные грибы». Всё! Эльвира долго и брюзгливо разъясняла разницу, потом ухряпала полбанки в одно лицо.

Когда согласно режиму в восемь часов углубляюсь в интеллектуальные занятия, слышу папин голос. Вообще, правильно всё. Надо по очереди вставать, чтобы у ванной и туалета не толпиться. А завтраком его пусть жена кормит, а то совсем обленилась. Хихикаю. Я взяла себе в привычку рассказывать им о том, как раньше здоровые и могутные крестьянки рожали прямо в поле и тут же шли жать, пахать и сеять. Эльвира очень смешно реагирует, папочка бросается её утешать, я тут же сбегаю.

По информатике как-то давали задачку на скачки мяча внутри прямоугольного поля. Задача давно сдана и зачтена, но кое-какие мысли у меня появились. Скоррелированные с прозвищем директора. Скребу по компьютерным сусекам, леплю Колобка.

Через пару часов напряжённой работы тестирую объект «Колобок». Блеск! Я добилась хоть и отдалённого, – это только пока, – но сходства с мимикой директора Лицея. Главное не результат, он будет, если есть способ его добиться, а способ я только что нащупала.

Моё радостное хихиканье перебивает осторожный стук в дверь. Эльвира скребётся. Открываю, напустив на лицо маску максимальной строгости, её высочество изволят заниматься науками, кто посмел?

– Даночка, меня Владик опять бросил… – жалобно глядит на меня, – начальство позвонило, он и умчался. Вот что за народ, эти мужчины?

– Но-но! – грожу пальцем, – что значит бросил? Ты в тепле, под крышей и в безопасности, а мужчины на то и мужчины, чтобы делами заниматься.

– Да я ж ничего, просто скучно. Пойдём, я тебя чаем напою и… сыграем во что-нибудь?

– А ты будешь называть меня «рыжей мерзавкой»?

– Нет, нет, что ты?! – пугается Эльвира и вдруг полностью теряется. Обожаю, когда она распахивает непонимающие красивые глаза типичной блондинки и раскрывает в растерянности ротик. Такая милашка!

– Тогда не пойду! Какой мне смысл? – и почти минуту наслаждаюсь её ошалевшим видом.

– Тебе нравится, когда я тебя ругаю? – восхитительно медленно Эльвира выплывает из ступора.

– Ага, – киваю я с довольным видом, – не слишком часто, сладкого ведь много тоже есть нельзя.

Чаем она меня напоила, и принимаемся за покер. Мощное интеллектуальное занятие, но особого рода. Держать в голове сразу пятьдесят две карты нет смысла. В этой игре надо вычислять реакцию партнёра, а Эльвира для меня почти полностью прозрачна. По мимике и степени горения глаз комбинацию на её руках можно угадать с высокой точностью. Вот я и тренируюсь.

Дотренировалась до такой степени, что приходится время от времени нарочно проигрывать. Мне не жалко, зато мачеха добреет и перестаёт капризничать. Доигрались до обеда, а папочки всё нет…

Владислав Олегович.

Время 14:05.

– Де… – бодрое приветствие «Девочки!?», в котором прятался и вопрос «как вы тут?» застревает в горле невнятным междометием. Девчонки в полной отключке. Тихо-тихо разуваюсь и раздеваюсь, бесшумно прохожу гостиную, медленно отворяю дверь кабинета. Ещё раз оглядываюсь, от вида двух вповалку лежащих девчонок сладко щемит сердце.

Напомнило кое-что из юности. Зашёл в гости к однокласснику, там восхитился одной картинкой, к которой мой сосед по парте отнёсся с полнейшим равнодушием. На табуретке спали две красивые кошки серо-голубой масти. Одним клубком, где не сразу разберёшься, чьи и откуда виднеются лапы, хвосты и уши. Эля с Даночкой сейчас почти так же спят.

Как там Дана говорит? От человека, способного разбудить спящего, можно ждать любой подлости? Хмыкаю, – не, Даночка, не буду подлецом. Спите.

Когда Дана проснётся, мне есть чем её обрадовать. Если я правильно её понимаю. А в целом воспринимаю, как рыжее концентрированное счастье. Известная истина «Маленькие детки – маленькие проблемы…» каким-то незаслуженным подарком судьбы оборачивается совсем другой стороной. Милейшая малолетняя оторва, доставлявшая в детстве массу хлопот и радостей, вдруг превращается в очаровательную девицу, приносящую огромные бонусы. Любой родитель будет счастлив, имея такое красивое и талантливое чадо. Короче, «маленькая Даночка – маленькие радости, взрослая Дана – большие радости».

Короткий период, когда Эля и Дана чуть в драку не кидались, оборвался ошеломляюще резко. Что-то там у моей первой произошло. Не знаю, что, – Дана помалкивает, – но огромное ей спасибо.

У меня есть, чем её обрадовать. Одним коротким словом…

– Не обижайся, друг мой, – Сергей Тигранович улыбается тепло и проникновенно, – но уж больно это слово точно суть отражает.

Улыбке своего патрона я не очень доверяю. Тёплые глаза мгновенно могут уйти в арктический режим. Видели – знаем. И тогда, спасайся, кто может. Небольшого роста, почти субтильный, весь как будто становится опасным клинком. И поблёскивающая лысина, по поводу которой он не находит нужным переживать ни секунды, начинает напоминать блеск остро заточенного лезвия. Унаследованный от отца кавказский темперамент проявляется.

Только полчаса назад мы закончили обед в ресторане. На упомянутой ноте. А в самом начале, за час до того, кое-что происходит. Десять к одному поставлю, что именно из-за этого Тигранович меня и выдернул в мой законный выходной. Сам не скажет, и я спрашивать не буду.

Очень похоже на встречу двух вражеских эскадр, которые идут по своим делам, у каждой приказ своего командования, но враг – вот он! Так что обстрелять на ходу – святое дело.

Идём к своему столику, и вдруг Тигранович притормаживает.

– Ба, какие люди! Приветствую вас, Анатолий Степанович. Мадемуазель… – короткий поклон в сторону роскошной брюнетки, спутницы представительного и вальяжного мужчины.

– Вы тоже по достоинству оценили это место? – светски продолжает патрон. Я молча приветствую сидящего сноба и его спутницу таким же символическим поклоном.

Замминистра просвещения, скользкий тип, ни слова в простоте. Ничего не добился ни от него, ни от его подчинённых. Огромный госзаказ повис. Тигранович сначала отругал меня, – ни за что, считаю, меня никто не учил аппаратным играм, – затем подробно объяснил мои ошибки. И взялся за дело сам. А сразу нельзя было? Моё дело – электронные схемы, а не пробивание бюрократических редутов.

– Приятного аппетита, Анатоль Степаныч, – Тигранович уже нацеливается уходить, политес соблюдён. И что, это всё? Только ради этого он меня лишил нескольких часов воскресенья?

– Мы же с вами завтра встретимся, тогда и наговоримся, – Тигранович разворачивается, но останавливается.

– Конечно, хотя не очень понимаю, зачем, – пожимает плечами замминистра. – Хороших новостей для вас у меня, простите, нет.

Тигранович хлопает себя ладонью по лбу с видом «Чуть не забыл!». Артист! Внимательно наблюдаю, это наглядный урок для меня. Иначе, зачем он меня сюда вытащил?

– У меня для вас есть, уважаемый Анатоль Степаныч! И не стоит ждать до завтра. Новость короткая и, вы уж простите, неприятная для вас.

Замминистра и глазом не поводит, но, уверен, он напрягся.

– Для вашего министерства неприятная, Анатоль Степаныч, не для вас лично, – «успокаивает» сноба мой патрон и кратко формулирует, – вашему учреждению, простите за тавтологию, грозят неприятности.

Я в теме, понимаю, о чём речь. Слово сказано, можно уходить? Но Тигранович не торопится.

– Угрожаете? – равнодушно интересуется замминистра.

– Да бог с вами! – поражается обвинению Тигранович, – Клянусь, мы вообще ни сном, ни духом. Просто случайно узнали, вот и предупреждаю.

– О чём?

– Видите ли, Анатоль Степаныч, подробности довести не могу, – Тигранович разводит руками, – Мы всегда открыты для дружбы со всеми, но сами никогда не навязываемся. Понимаете меня?

По глазам замминистра вижу, что он понимает. А я не очень. Тигранович поясняет уже за нашим столом. Не забывая получать удовольствие от обеда.

– Обожаю бараньи рёбрышки, – почти урчит над блюдом патрон, – с детства любовь к ним питаю. Неугасимую.

Первое внимание рёбрышкам, потом уж и моя очередь настаёт.

– Владик, друг мой! Всё очень просто. Раскрытие подробностей угрозы – дружественный акт. Бескорыстная помощь с нашей стороны, правильно?

Соглашаюсь.

– Но при наших отношениях… – глаза блеснули тем самым арктическим холодом, – это будет выглядеть жестом подобострастия. На что рассчитывать они не имеют никакого права.

– Или бестактностью, – подтверждаю его довод. С начальством соглашаться легко и приятно. Особенно, когда оно право.

– Или так… – Тигранович удовлетворённо вытирает губы салфеткой. – Друг мой, ты всё понял? Знаешь, что делать?

– Я всё понял, – наклоняю в знак согласия голову, – но я человек маленький. Мне нужен прямой и недвусмысленный приказ.

И вот тогда Тигранович и сказал то самое короткое слово. Меня аж немного передёргивает.

Конец главы 5.

Глава 6. Всего понемногу

10 ноября, суббота, время 10:20

Лицей, третий урок, алгебра.

Улучила минутку и в паузу между разбором задач вытаскиваю зеркальце. Пальчиком подправляю ресничку, но на самом деле смотрю на класс. Контрольное движение, фиксирую реакцию шести человек. Ещё не всех вижу. Многовато.

Изучаю внимание мальчишек к нам. На данный момент, ко мне, ножки Вики не увидишь, это я с краю сижу. Смотрели в мою сторону многие, но движением глаз, когда чуть шевельнула ногой, выставив её немного в проход, отметились шестеро.

Прячу зеркальце. Очередная задачка… сейчас мы её распотрошим. Тихо переговариваюсь с Викой, я чуточку быстрее соображаю в точных науках. Апполинариевна бросает на нас взгляд и тут же теряет интерес. Отучила я её замечания нам делать. Как и других учителей. Конкретно Апполинариевну выстроила жёстким вопросом, когда она стала доставать нас с Викой замечаниями за разговоры.

– Ирина Апполинариевна, зачем вы запрещаете нам с Викой Конти осваивать ваш предмет? Иногда я Вике что-то подсказываю, иногда она. Если вы не хотите, чтобы мы понимали ваш урок, то в чём смысл вашей работы?

Ничего вразумительного, естественно, она ответить не смогла. И приставать к нам прекратила. А нечего тут…

На переменке.

– Вика, нам надо прекращать в коротких юбках форсить, – Ледяная ждёт, что скажу дальше, – я прямо чувствую, что успеваемость готовится уйти в штопор.

Делюсь своими наблюдениями.

– Ты – первая, – отдаёт мне инициативу. Соглашаюсь. На уроках именно я внимание отвлекаю, Ножки Вики в это время для просмотра не доступны.

Это мы быстро перебросились мнениями, и я принимаюсь за дело. Третий день таскаю с собой фотоаппарат, и вот момент пойман. Учителей никого, перед кабинетом – пикет, вокруг только доверенные люди. Быстро насаживаю кольца для макросъёмок. Встаю над столом делаю несколько снимков первой страницы, потом последней.

– Неправильно вы, ваше высочество, делаете, – замечает Гоша, худощавый, среднего роста брюнет. Реагирую быстро, сую фотоаппарат ему.

– Действуй.

Гоша быстро компонует кольца по-другому. Для того, чтобы отдалить точку съёмки. На ходу поясняет:

– Когда близко снимаешь, резкость по краям кадра размывается. Надо увеличить расстояние, тогда разница от объектива до центра и до краёв станет меньше. И глубину резкости лучше увеличить…

Объяснения делу не помеха, Гоша быстро отснял нужные страницы с разной экспозицией.

Я сразу после снимаю кольца. Это пока тренировка, журнал-то нашего класса. Я выхожу на тропу войны, вывожу бронепоезд с запасного пути. Папочка дал мне полный карт-бланш, ещё в воскресенье.

4 ноября, воскресенье, время 21:30

Квартира Молчановых, комната Даны.

– Не прошло желание отомстить директору за лишение вас первого места? – папахен стоит сзади, пока я навожу вечерний туалет.

– Нет. Это же не личное, он весь наш класс за борт выбросил. Вика тоже за.

– Тогда нет никаких препятствий, – по тону видно, что папахен доволен. – Тебя интересует мнение моего ордена?

– Ну, па-а-а-п! Как оно может меня не интересовать?

– Мой шеф велел передать тебе одно слово, – положив руки мне на плечи, наклоняется и негромко произносит это слово в ушко.

– Твой шеф совсем уже, пап… – слегка ёжусь от щекотки при токах воздуха в ухо, – я ему что, бойцовская собака по команде «фас!» на всех бросаться…

10 ноября, суббота, время 10:48

Лицей, конец перемены после третьего урока.

Пока английский не начался, вспоминаю, что сказал папахен. Так-то он прав. Чем короче команда, тем лучше. Пожалуй, я даже на вооружение её возьму, в моём мире не поймут, что это собачья команда. Война дело такое, кто быстрее, тот и побеждает. Давно это знаю. Как можно перевести короткое «фас» на человеческий язык? Допустим, так: «В атаку! Пленных не брать!», целых семь слогов против одного. Лишняя секунда на получение команды, за это время лёгкий пехотинец до десяти метров преодолеет. А конный – до двадцати.

«Фас» можно перевести так: рвать всех подряд насмерть. Врагов всех подряд, понятное дело. Действительно, здорово. Хорошо, когда руки не связаны, кроме естественных ограничений.

Заходит англичанка, мы встаём, садимся, дежурный довольно бойко выдаёт доклад по-английски. Надо всем сообщить, что сегодня внеплановый классный час. Санкция сверху получена, Ледяная одобряет, остаётся довести до личного состава высочайшую волю…

– Мисс Молчанова, хау мач тайм?

Чего это она? Прокручиваю запись, а, понятно. Дежурный при докладе ошибся с формулировкой. Поправим…

10 ноября, суббота, время 13:10

Лицей, время шестого урока.

Шестых уроков по субботам не бывает, для облегчения учебного напряжения перед выходным. По понедельникам тоже пять уроков, но обычно классный час все в это время устраивают. В итоге, воскресенье обрамлено облегчёнными днями, что создаёт хоть какой-то ритм.

– Дана, мне кажется, ты слишком круто поворачиваешь, – Яша Зильберман, если не брат Лейбовича, хотя бы двоюродный, то я ничего в людях не понимаю. Впрочем, их семитские черты объединяют и общий вид субтильного интеллектуала.

Тревожный звоночек. Я заигралась? Привыкла ненароком думать, что под рукой у меня именно подданные, которых можно считать личным составом под присягой? Не важно. Новобранцы даже под тремя присягами всего лишь новобранцы, которые наверняка побегут в первом же бою. Серьёзных дел мы не проворачивали.

Настораживает, что он меня по имени назвал и теперь поблёскивает на меня своими интеллектуальными линзами. Намекает, что все эти «высочества» и «величества» всего лишь весёлые, но детские игры. И негоже из песочницы бросаться в бой, размахивая пластмассовыми совочками.

– Яша, есть альтернативные идеи? – на бедного Яшу уставилась не только я. Он очутился под прицелом всего класса, в том числе, Вика смотрит на него немигающими глазами. Даже меня пробирает, когда она смотрит так. Но, видимо, у Яши волшебные линзы в очках. Отражают выстрелы взглядов, как щит из танковой стали простые стрелы.

– Есть, – говорит этот интеллектуальный хмырь и вдруг излагает совершенно убойное предложение. Сама чувствую, как разгораются мои глаза. Пуская ими зелёные блики по классу, выруливаю прямо к нему, сопровождаемая шлейфом взглядов почти всего класса.

– Это замечательная мысль, Яша, – моя рука уже на его слегка дрогнувшем плече, наклоняюсь и легко целую его лоб. Вот теперь посмотрим, какой ты непробиваемый! Защитят ли тебя зачарованные линзы, хи-хи… При таком близком контакте я обдаю визави лёгким запахом очень дорогих духов. Лёгкий дурманящий (как утверждает Эльвира) запах, поцелуй, очень близко мои глаза и вообще лицо. Давай, попробуй устоять! Такой же почти незаметно глазу раскачивающейся походкой под вздох всего класса возвращаюсь на авансцену, к доске.

– Идея напрячь своих родителей, которые затерроризируют директора своими звонками или даже визитами, замечательная. Обязательно её используем. Но сначала общий стратегический план.

Прошлась немного, надо делать паузы для большего воздействия. Длинные доклады неизбежно навевают скуку.

– Вы должны понимать, что это всего лишь артподготовка. Она заставит директора нервничать, терять самообладание, но никаких результатов мы не добьёмся. Артподготовка она и есть артподготовка.

Пауза.

– А какого результата ты хочешь? – сразу несколько человек спрашивают вразнобой, но одновременно.

– Мы, дорогие мои, мы хотим, – поправляю я, – Минимум – наш законный приз, путёвка на кремлёвскую ёлку. Максимум – снять директора с его поста.

Пауза. Молчание.

– Как-то ты слишком, Дана, – бормочет Паша.

– Директор второй раз пытается пожертвовать нашими интересами в угоду своим. Напоминаю, первый раз мы победили. Вы – наивные детишки, если думаете, что на этом кончится. Если мы уступим без боя, без боя с предельным ожесточением, он ещё не раз на нас оттопчется.

– Вряд ли… – бурчит Яша. Вообще-то он прав, поостережётся директор с нами связываться. Но мне очень не хочется упускать такую вкусную возможность подраться.

– Яша, ты сам предложил нанести сильнейший удар по директору, – напоминаю события трёхминутной давности. – Странно тут же слышать от тебя намёки на отступление. Ограничившись действиями родителей, мы сведём всё к пошлой мелкой мести, приличной только маленьким детям. Нас обидели – мы с плачем бежим к папочкам и мамочкам.

Пауза.

– Предлагаю сначала определиться. Обозначим пределы, до которых можем дойти. Я повторю свой вопрос двухмесячной давности. Кто готов, если до этого дойдёт, положить на стол директору заявление об уходе из Лицея?

– Повторяю. Это крайняя мера, очень мощная. После этого директор вряд ли удержится на своём месте, шум поднимется на всю страну, – я мечтательно улыбаюсь. – Но мы обязаны быть готовыми ко всему. К реальному уходу из Лицея!

Пауза. Я медленно поднимаю руку. За мной Ледяная. За нами, кто-то решительно, кто-то сомневаясь, тянет руку один за другим.

– Секретарь! – обращаюсь к старосте, он у нас под таким званием ходит, – всех переписать, кроме нас с Ледяной. Список озаглавь…

Намеренно делаю паузу и громко:

– Лейб-гвардия!

Королевский секретарь, в миру просто Дима, переписывает семнадцать человек. Блеск! Нет, я сначала огорчилась наличию шестерых потенциальных дезертиров во главе с Яшей, затем вспоминаю процент выхода опытных бойцов из призванных ополченцев. Из моего опыта, чужого опыта, опыта других рас и народов. Речь не о пролитии крови, но всё равно, одна отбракованная четверть – везде и всюду замечательный результат. Намного чаще происходит наоборот.

– Утверждаю, – роняет Ледяная.

Но никто не отказывается подписать жалобу на действия директора в министерство просвещения. Как и обращение в газеты, если министерство попытается жалобу замылить. Я выдыхаю. Боялась, что кто-то даже на это не согласится. Но нет, пожаловаться могут даже те шестеро детишек.

Потом обсуждаем порядок артподготовки. Инструктирую.

– Не надо удерживать родителей от немедленного звонка. Поэтому говорите им не сразу и не одновременно. Давайте распределимся. Вы, третий ряд, извещаете родителей в понедельник… нет, завтра, в воскресенье. Второй, вы – во вторник. Вечером. Первый, а значит и мы с Ледяной – в четверг. Запишите телефон директора…

10 ноября, суббота, время 14:50

Любимое кафе Даны.

– Ладно, мальчики, идите, – машу всем ладошкой, – нам с Викой посекретничать надо.

Миша, Паша и Пистимеев поднимаются и прощаются. Сашок напоследок упрекает:

– Дана, совсем ты меня забыла. Как начали учиться, ни разу в гости не зашла… – корчит скорбную физиономию заброшенного ребёнка. Вот обормот! – еле удерживаюсь от смешка.

– Таковы мы, женщины, – всё-таки хихикаю, – используем мужчину, а потом забудем. Завтра в гости зайду, как раз дело есть.

Мальчишки уходят, Вика смотрит вслед, и от её слов чуть не выплёскиваю глоток кофе.

– К Пистимееву ты не ровно дышишь.

– Чево-чево?! – кое-как справляюсь с кофе и выпучиваю глаза на Ледяную, – к этому обормоту?

– Скажи, – Ледяная невозмутима, – а кого ещё из мальчишек ты обормотом называешь?

– Да кого угодно могу назвать, – пожимаю плечами, – моё любимое слово.

– Нет, – припечатывает Ледяная, – наших ты кличешь «колченогими», «балбесами» ещё как-то. Но обормот у тебя один – Пистимеев.

– Да? – я задумываюсь и неожиданно для себя лихорадочно заталкиваю обратно вылезающее откуда-то из подвалов сознания чувство. Пока робкое, очень неуместное и глупейшее. Надо с этим как-нибудь разобраться, это Данка внутри меня странно шевелится.

– И в гости к нему наладилась… – добивает меня Ледяная, но я уже пришла в себя.

– Да я перед поступлением от него не вылезала, – отмахиваюсь равнодушно и небрежно, – он моим главным репетитором был. Ладно, не важно всё это. Я вот о чём подумала…

Излагаю суть дела, что конкретно хочу от Пистимеева. Ледяная внимательно выслушивает, а потом величественно припечатывает:

– Утверждаю.

Закрепляем королевские планы дружным хихиканьем.

11 ноября, воскресенье, время 14:05

Площадка перед квартирой Пистимеевых.

Дзинь-дзинь! – Клац-клац! Дверь открывается, передо мной возникает незнакомая девочка лет одиннадцати-двенадцати. Голенастое создание в простеньком платье до колен, короткой причёской и очень строгим личиком. Склоняю голову набок, я не туда попала?

– Кто ты, чудное создание? Или я ошиблась квартирой? – нет, номер на двери правильный, шестьдесят седьмой.

– Карина, кто там? – голос из глубины квартиры проясняет почти всё. Голос принадлежит Вадим Петровичу, отцу Сашка. Девочку зовут Карина, надо же, почти Катрина. Осталось выяснить, кто она и почему.

– Пока не знаю, пап! – отвечает девочка.

– Меня Дана зовут, – информирую девочку с неясным статусом. А нет, она назвала Вадима Петровича папой! Теперь ясно, кто она.

– Её Даной зовут! – девочка включает режим ретранслятора. В глубине квартиры слышится шум, который я полностью не распознаю. Падает что-то небольшое, звона нет, значит, небьющееся. На толстую книгу похоже. Слабый женский вскрик, мужской – громкий и радостный.

После лёгкого переполоха, меня впускают. Карина действительно родная сестра Сашка. Это новость! Ну, правильно, откуда мне знать, что у него сестра есть? До показа семейных альбомов дело не доходило, лето сестрица Сашка провела в деревне у бабушки.

Пришлось стерпеть ушат попрёков, что я их беспардонно забыла и прямо-таки ввергла в омут печали и депрессии своим долгим отсутствием. Карина слушает родителей с крайне скептическим выражением на мордочке.

– Мы ж с Сашей каждый день в Лицее видимся, – пытаюсь защищаться.

– Но мы-то вас не видим! – стонет от «горя» Вадим Петрович. Кажется, я понимаю, в кого Сашок пошёл.

– А когда вы успели сестру Саше заделать? – нащупываю нужный тон, – ещё летом её не было.

Родители дружно смеются, я получаю возможность скрыться в комнате Сашка. Не улавливаю момент, когда там появляется Карина. Как будто телепортировалась. Теперь на меня смотрит так же скептически. Очень скептическая девушка.

– А ну, брысь отсюда! – Пистимеев с сестрицей не церемонится. Что абсолютно не помогает, она на его команду не реагирует. Никак. Они оба друг с другом не церемонятся.

– Нам бы посекретничать, Пистимеев. Почему она тебя не слушается? – поддерживаю стиль Карины, которая не обращает внимания на меня и пропускает мимо ушей слова старшего брата. Сашок чешет репу.

– Вбила себе в голову, что за мной нужен присмотр, – разводит руками.

– В принципе она права, – гляжу на Карину с долей уважения и обращаюсь к ней. – Но сейчас я с ним, поэтому твоё присутствие излишне.

– Я тебя не знаю. Может и за тобой нужно приглядывать, – надо же, заговорила со мной!

– Твои родители знают. Спроси у них, они подтвердят мои полномочия…

– Совсем охренели… – бурчание Сашка мгновенно иссякает под взглядом Карины. Немного подумав, она встаёт и уходит. Если я правильно рассчитываю, то она не вернётся.

Правильно рассчитала, Карина не появляется. Моё внимание привлекает причёска Сашка а-ля «непричёсанный ёжик». Задумчиво запускаю туда руку и подавляю слабые попытки уклониться.

– Сашуль, это у тебя уникальный стиль такой или ты банально до парикмахерской дойти не можешь?

– В ближайшей парикмахерской орудуют какие-то дубовые тётки эпохи социализма. Знают только две модели мужских причёсок. Одна из них налысо… – жалуется Сашок.

– Всё понятно, – берусь за дело. Я довольно много времени провела в салонах, навыки там элементарные. Если не лезть в дебри.

– Много на себя брать не буду, – сообщаю чуть испуганному Сашку, – чуточку подровняю и укорочу на пару сантиметров.

Выслушиваю пожелания и устраиваю диспозицию. Парня на стул, на парня – простыню, мне в руки расчёску и ножницы. Поехали!

– Саш, ты же наши разговоры в кафе слышал? – щёлк-щёлк! Начинаю сзади. Из трусливых побуждений, сзади он себя в зеркале не увидит и критиковать не будет. Если что.

– Хотите кляузу на директора накатать?

– Да, – щёлк! – ты нам не подсобишь? Собери подписи в своём классе. От других классов тоже не откажемся, – начинаю реализовывать наши с Викой королевские планы.

– Не все подпишутся…

– Всех и не надо. Если в сумме наберётся с полсотни, директору станет кисло, – щёлк!

– Я и к научникам могу заглянуть…

– Давай. В 9ИМ-2 мы сами сходим.

В конце процесса дверь тихо шуршит, в щель просовывается мордашка Карины, затем в комнату просачивается девочка в целом.

– А чего это вы тут делаете? – несколько чуждый её возрасту скепсис уступил место более естественному любопытству.

– Скажи, Карина, – подпускаю в голос строгость, – почему в твоё понятие «приглядывать за братом» не входит контроль внешнего вида?

Девочка старается не подавать вида, но видно, что борется с замешательством. Продолжаю её расстреливать неприятными вопросами. А кто будет учить подрастающее поколение? Кто, если не мы?

– Ты что же, считаешь, что в твои обязанности входит лишь шпионить за Сашей и ябедничать родителям?

– Да! Именно так она и считает! – вопль израненной души издаёт Сашок.

– Почему это шпионить? – слегка краснеет девочка.

– Как почему? К твоему взрослому брату пришла девушка. Что в таких случаях делают воспитанные люди? Дают им пообщаться без свидетелей. Что делаешь ты? Нахально подслушиваешь, даже не скрываясь.

Щёлк! Клацающие ножницы как будто обрезают возможные возражения.

– Карина, если берёшь на себя ответственность за брата, то не надо ограничиваться собственными порочными удовольствиями. Следи за тем, чтобы он вовремя и правильно питался, соблюдал гигиену, не забывал делать перерывы во время своих занятий. Ты это делаешь?

– Нет! – голос Сашка буквально сочится злорадством.

– Вроде всё, – придирчиво оглядываю поле деятельности, то есть слегка облагороженную шевелюру приятеля, оглядываюсь на Карину, – тебе задание, прибраться…

– Вот ещё! – Карина задирает носик кверху.

– А какой тогда с тебя толк? – удивляюсь я, – если брату не помогаешь, то и никаких прав ты не имеешь. Тогда, уж извини, процитирую Сашу: а ну, брысь отсюда!

Носик пошёл ещё выше и остаётся на недосягаемой высоте до тех пор, пока я не открываю двери и не вышвыриваю взвизгнувшую нахалку вон. Через минуту заглядывает озабоченный Вадим Петрович.

– Что случилось, Даночка?

– А разве Карина не сказала? – невинно хлопаю ресницами, – я её за веником отослала. Она сейчас его принесёт и поможет нам прибраться.

Обиженная Карина, от скепсиса которой не осталось и следа, маячит где-то за отцом. Через минуту заходит с веником, губы дует, но убираться помогает.

– Ты, Саша, тоже хорош, – переключаю внимание на радость Карине. Но недолго она радуется.

– Разве так можно? – начинаю его пилить, – почему ты не занимаешься воспитанием сестры?

Карина настораживается.

– К ней подружки в гости приходят? Замечательно. Вот в следующий раз, когда они придут, ты садись рядом и смотри за ними, внимательно слушай, что они говорят. Если надо, замечание сделай. Ты меня понял, Саш?

Расплываясь улыбкой до ушей, Сашок усиленно кивает.

– Чуть что не так, докладывай родителям. Если они разрешат, за уши её оттаскай.

– Обязательно, Даночка!

– И не оставляй их без внимания ни на минуту, – покрасневшая Карина на этих словах ретируется с собранным мусором.

Вернуться уже не рискует.

– Дана, знаешь, что сейчас стоит на повестке дня первым вопросом? Мультизадачность! – мы погружаемся в увлекательный мир компьютеров на два безоблачных часа.

Возвращаюсь домой в восьмом часу вечера, когда уже давно стемнело. До такси, которое подъезжает прямо к дому, провожает Сашок.

– Я вот тут подумала… это что, неразрешимую аналитически задачу трёх тел теоретически можно решить с любой степенью точности? В режиме мультизадачности…

– Да хоть тридцати трёх! – решительно подтверждает Сашок, – если, как утверждают некоторые теоретики, движение тоже квантуется, то…

– То достижима предельная точность, – заканчиваю я, – дискретная вселенная идеально опишется цифровой электроникой.

Мы уже открываем двери в такси, я сажусь, называю адрес. Помахиваю рукой отходящему Сашку. Слышавший наши последние слова таксист бросает в мою сторону слегка ошалелый взгляд.