Текст книги "Лицей. Венценосный дуэт (СИ)"

Автор книги: Сергей Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Глава 13. Директор, маньяк и человек

15 апреля, вторник, время 11:10

Петербург, Александровский дворец.

Рабочее совещание Госсовета.

– По повестке дня остался один пункт. «Прочее». Хочу обсудить небольшой вопрос. Внимание на экран, – имперский президент, Алексей Николаевич Старовойтов, крепкий мужчина пятидесяти восьми лет с жёсткими чертами лица, слегка повёл глазами в сторону помощника.

На боковой стене засветился большой экран. Не всем сидящим за круглым столом важным мужчинам повезло. Раздаётся лёгкий скрип и громыханье, кому-то пришлось разворачивать стул, чтобы посмотреть на экран.

На экране симпатичная рыжая девочка на фоне зимнего городского пейзажа вокруг красивого, четырёхэтажного здания. Слушают девочку молча, только при требованиях отчислить из Лицея всех старшеклассников юристов кто-то потрясённо охает.

Запись заканчивается, экран гаснет, снова слышится погромыхивание разворачиваемых стульев.

– Что вы об этом думаете, Пётр Васильевич? – президент обращается к министру просвещения Никодимову, полноватому мужчине профессорского вида.

– Неприятная история, Алексей Николаевич, – вздыхает Никодимов, – в чём-то девочка права. Перегибает палку со свойственным юношеству максимализмом, конечно… Министерская комиссия случай этот разобрала, директор уволен…

– Хотите сказать, вопрос исчерпан? – мирно интересуется президент.

– Ну, а что ещё? – разводит руками министр, – не отчислять же в самом деле всех из Лицея.

Президенту что-то тихо наговаривает сбоку референт, президент мрачнеет и почти незаметно кивает помощнику.

– Видите ли, Пётр Васильевич, в то время, как эта школьница, как её… – референт опять склоняется к уху, – Дана Молчанова, даёт интервью, в Лицее ваша комиссия рассказывает о результатах проверки жалобы. Но Молчанову и её класс, который и написал эту жалобу, в зал не пустили. Как это понимать, Пётр Васильевич? Решение по обращению лицеистов в министерство доводится в отсутствие тех, кто подписался под ним.

– Признаться, мне такие подробности не известны, – опять разводит руками министр просвещения.

– А что вам, вообще, известно? – сухо спрашивает президент, – как вы сами опишете всё, что в Лицее случилось?

– В принципе, она всё рассказала правильно, только сгустила краски, – пускается в объяснения министр, – и что-то не так поняла. Директор высоко оценил их, чтобы утешить их, действительно, замечательное выступление. Дал им право выступить на районном конкурсе из тех же соображений. Да, вышел за рамки правил проведения школьного конкурса, но ведь из благих побуждений.

– Получается, девочка права? – президент не хмурится, голос мирный, но почему-то в зале повисает напряжение, – директор всё-таки нарушил собственный приказ и ни один юрист не возразил ни одним словом. Хоть один человек из юридических классов подписал жалобу?

– Надо проверять, я сейчас не вспомню…

– Не надо вспоминать, – холодно замечает президент, – Молчанова не врёт. Ни один юрист не подписался. Если с чем-то они были не согласны, могли свой текст составить. Отдельный.

Повисает молчание. Президент любил делать такие паузы, сильно воздействует на подчинённых.

– Какие выводы вы сделали из этой истории? – начинающий потеть министр образования мнётся, – нам нужны такие юристы, которые личную выгоду и корпоративную солидарность ставят выше закона? Почему я, президент страны, обязан выполнять все законы, а те, кто должен следить за их исполнением, нет?

– Игорь Валерьевич, – президент обращается к министру юстиции, относительно молодому, подтянутому лощёному мужчине, – это ведь ваши люди в будущем. Нужно вам такое пополнение?

– Ни в коем случае! – категорически отвергает немыслимое министр юстиции Долгов.

– Как вы считаете нужно поступить?

– Надо подумать, – Долгов с ходу выдаёт глубокомысленный рецепт, но не останавливается. Президент ждёт конкретных предложений.

– Всех отчислить, это излишне радикально, кх-м-м, – Долгов прокашливается, – но как-то наказать надо.

– Вот и подумайте вместе с Петром Васильевичем. Через пару дней жду ваши предложения.

19 апреля, суббота, время 18:30

Квартира Молчановых.

День рождения отмечаю. Пригласила Вику, Юльку и Пистимеева. Хоть один парень нужен на развод в наш курятник. Юльку тащить своего мелкокалиберного ухажёра с собой отговорила. С трудом. Не впишется, слишком много чести мелкому. Хотя объективно её Кирюшка мой ровесник, но слишком далека я от простого народа.

Пришлось применить убойный аргумент.

– Юляш, тебе так хочется подвергнуть его тяжелейшему испытанию? Увидит нас с Викой таких красивых, положит на нас глаз. Паренёк, сразу понятно, без тормозов в этом смысле. Я формально вообще ему ровесница. Да как бы на Эльвиру не засмотрелся… скажи тебе это зачем?

Вот тогда она и задумалась. В итоге уговорила её одну приходить, тем более с ночёвкой, что было контрольным аргументом в голову.

Я за неё не переживаю. Если паренёк её бросит, что запросто может случится, Юлька долго переживать не будет, не тот человек. Тут же её к нашим парням затащу, моментально оживёт.

С Пистимеевым просто, он очаровательно примитивный парень. В смысле обращения с ним. Посадила за компьютер, показала программу, с которой работаю и всё, можно за него не переживать. Только время от времени подноси ему пирожки, чай, компот и прочее. Руки, правда, приходится ему самой полотенцем вытирать, а то он всё время об штаны норовит. Обормот!

– Гёрлс! (Только сегодня! Эксклюзивное зрелище исключительно для вас! Мужской стриптиз)! – выставляю перед собой с хаотическим энтузиазмом размахивающего всеми пятью конечностями и восторженно гикающего Витюшку.

– Ах! – дружно восхищаются Вика с Юлей. Юляшка держит на руках Настеньку. Я только что принесла свежевымытого и сверкающего белизной пухленького тельца Витюшку.

– Ай! – Юля неосторожно приблизила к лицу Настеньку, точнее, зарылась лицом в неё и моя сестрица не упускает такую соблазнительную возможность. Тут же запускает ей в волосы обе ручки.

Есть у них такая страсть, очень любят потрепать и потискать что-то пушистое. Я хитренькая, не попадаюсь, а вот Эльвире иногда достаётся. Отцепить очень трудно, у этих младенцев непропорционально размеру и возрасту мёртвая хватка.

– Ой, мамочки! – верещит Юлька. Вика покатывается со смеху. На самом деле, визуально чуть-чуть улыбается, но я-то знаю, что это значит.

– (Подержи, Вика), – отдаю ей брата, – (только сама не попадись).

Помочь Юле очень легко и просто. Ей повезло, что попалась Настеньке. Очень она щекотки боится.

– И-и-и-е-е-е! – верещит уже Настенька и ослабляет хватку, дёрнув взвизгнувшую Юлю в последний раз. Дальше дело техники. Через неполную минуту подружка спасена.

Эльвира, пользуясь случаем, отдыхает от детей на кухне, колдуя над праздничным ужином. Предварительно мы ей всё начистили, нарезали и нашинковали, осталась практически только ритуальная часть.

Наблюдать за молодой уже не якобы мамочкой забавно. Человеческим самкам свойственна некая бестолковость, с которой у мужчин сложные отношения. Общий счёт – со знаком плюс. Мужчины обычно легко находят выход из ситуаций, в которых женщины совершают множество бессмысленных и даже вредных делу действий. Эта способность и необходимость решать проблемы, большие и малые, даёт им право смотреть на женщин снисходительно, почти с родительских позиций. Женщины, если не дуры и не стервы, ценят в своих мужчинах эту надёжность, «за мужниной спиной, как за каменной стеной».

Эльвира по неопытности вляпалась. Её реакция на детский плач носит комплексный, но шаблонный характер. Детвора проверяется на наличие сброса ненужных веществ из организма. При обнаружении таковых веществ проводятся санитарные мероприятия. Далее младенцы приникают к источнику питания, расслабляются, переходят в умиротворённое состояние и засыпают.

Всё дело в том, что цикл переваривания дозы материнского молока очень короткий. Всего лишь два часа. Вот так быстро оно усваивается. Цикл заканчивается понятно чем, выведением отбросов из организма, что приводит к дискомфорту и громким требованиям его устранить.

Эльвира не додумалась сделать паузу на ночь. Причём я заметила, что днём они могут обходиться без кормления до трёх-четырёх часов. А вот ночью никак, только два часа, а потом вынь и засунь им сиську в рот.

Родители оказались в ловушке замкнутого цикла. Плач – перепеленание – кормёжка – два часа сна – новый цикл. Эльвира хронически не высыпается, ходит, как тень, папахен раздражён. Но злился он недолго. На выходных пару недель назад он сказал деткам своё веское отцовское слово. Я ему помогала. Мы устроили им жесточайший локаут, точнее, ограниченный игнор. Эльвиру заперли в спальне и к детям ночью не допускали. На требовательные крики подходит папочка, меняет пелёнки, говорит что-то успокаивающее и уходит. Если через полчаса плач и хныканье продолжается, а пелёнки были сухие, процедура повторяется.

Вторую половину ночи – я.

– Why are you shouting (Чего разорались), братс (обормоты)?! – миниатюрные обормоты таращатся на меня и неуверенно гундосят. Перевести их следует так:

– А можно кто-нибудь другой придёт?

– (Нельзя)! – я зла и категорична, – (вы уже у всех кровь выпили, маленькие упыри. Молчать, я сказала)!

Сухие? Замечательно. Хлопаю их легонько по попкам, грожу кулаком и, не обращая внимания на неуверенное хныканье, удаляюсь. Вторая половина ночи вообще лёгкая. Опорожниться они уже не могут, нечем. Так что можно прийти, пощупать, отругать за ложный вызов и уйти. И даже пропустить какой-то раз. В качестве наказания за ложные вызовы.

График мы с папахеном установили жёсткий. Последняя кормёжка не позже семи и спать им не даём. Играем с ними, разговариваем, гуляем. А вот после того, как испачкают пелёнки, часов в девять-десять, укладываем спать. Минимум, до шести.

И всё. Всего три ночи, и то, на третью ночь всего два раза проснулись, но сухие. Я их отругала на первый раз, а второй совсем не пришла. Короче, указали этой мелочи их место. Ибо нефиг!

За столом с маленькими мне неудобно. У меня зарок – в их присутствии говорить только по-английски. Эльвире приходится иногда переводить. Но в девять часов с копейками они отключаются и в их отсутствие можно потрещать в своё удовольствие.

– Лично я скептически отношусь к широкому освоению океана, – заявляет Сашок, – подводные города? Как колония для преступников прокатит. Только дорого слишком…

Мы слушаем, Юля кривится. От умных разговоров её на зевоту пробивает.

– Если не интересно, Юляш, можем о твоём молодом человеке поговорить, – предлагаю я, и подружка оказывается в фокусе всеобщего внимания. Только Эльвира глядит сочувственно. Корпоративная солидарность блондинок даёт осечку только на Вике. Но она, строго говоря, не блондинка, она экстраблонди.

– Нет-нет, я внимательно слушаю, – испуганно и торопливо. Я с подозрением, поднятым до таких гротескных высот, что папахен издаёт громкий смешок, гляжу на подружку.

– Пусть там много полезных ископаемых, ну и что? Пусть их в два раза больше, чем на суше и что?

– Как что? – переключаюсь на него к величайшему облегчению Юли, – запасов полезных ископаемых на суше хватило на создание могучей человеческой цивилизации.

– Хватило. И ещё надолго хватит, – соглашается Сашок, но явно при этом прячет за спиной дубинку, – но как бы велики не были запасы на океанском дне, у них есть одно неприятное свойство.

– Какое? – папочка делает вид, что не догадывается, а, может, натурально не знает.

– Они ограничены, – бьёт своей дубинкой Пистимеев.

– Любые ресурсы везде ограничены, – пожимает плечами папахен.

– В космосе – нет, – Сашок выкидывает главный козырь.

– В космосе – тоже ограничены, – папочка не сдаётся, – пусть на два-три порядка ресурсов больше, но всё равно ограничены.

– Вы не понимаете! – Пистимеев начинает горячиться. Под шумок Юлька исчезает, уходит с Эльвирой на кухню.

– Во-первых, освоение ресурсов Солнечной системы займёт всё человечество на пару столетий, не меньше. Во-вторых, Солнце – всего лишь одна звёздочка из миллиардов в нашей галактике. И галактик во Вселенной сотни, если не тысячи.

– До галактик ещё добраться надо, – скептически усмехается папахен.

– Зачем? – встреваю я, – зачем перепрыгивать через ступеньки? Когда Солнечная система будет освоена, наверняка придумают способ добраться до других звёзд. Это же лет двести займёт.

– Вопрос любых ресурсов в своей крайней точке упирается в одно, – замечает Пистимеев, – в объёмы энергии, которыми мы располагаем. В конце концов, будь у нас неисчерпаемый источник энергии, мы любые другие ресурсы можем сделать возобновляемыми. Или бесконечными. Например, заняться трансформацией элементов.

– Хотите осуществить мечту средневековых алхимиков и превращать свинец в золото? – кажется, папочка нас дразнит.

– Почему только свинец? – упираюсь в папочку ясным взором. Пистимеев с облегчением вздыхает, он не один на баррикадах.

– Хорошо-хорошо, сдаюсь, – папахен поднимает руки.

– То-то же, – покровительственно говорю я, – будущее и последнее слово за нами, молодыми.

– А что ты там о Юлином ухажёре говорила? – резко меняет тему Вика. Это она вовремя, надо сделать паузу. Как раз Юля с Эльвирой из кухни бисквиты к чаю несут.

– Да что там говорить? – делаю вид, что не замечаю подружку, – тискает нашу Юлю какой-то маломерок…

– Дана! – это она с Эльвирой хором. Папахен с Пистимеевым дружно ржут.

15 апреля, вторник, время 09:15

Особняк в районе Измайлово.

Комната-кабинет сына хозяина.

Алекс Прохоров.

Неприязненно смотрит на телефонную трубку. Оттуда только что прозвучала, после дежурных приветствий, несуразная просьба.

– Алексей Александрович, нам бы авансик тысячи в две. Иначе никак…

Совсем обнаглели! Работать, считай, не начинали, а аванс положи?

– Вы поймите, – убеждал занудный голос бригадира, – ребята только что подъехали, на дорогу поиздержались, за жильё платить надо…

Брехло! На бригаде из семи человек две квартиры, ещё одна намечается. Хозяева съехали на время ремонта, живи – не хочу, за всё уплачено. Вода, удобства, кухня – всё доступно. В таких случаях ремонтируют первым делом коммунальное оснащение, чтобы самим пользоваться. А в конце наводят лоск и сдают работу.

Алекс не перебивает, молчать можно по-разному. Сейчас его молчание неодобрительное и раздражённое. Никак до этого Кравченко самое банальное не доходит. Второй год он рулит фирмой однокашника Тимофея Новикова и никак эту заразу, – неистребимую страсть хапнуть больше, чем в рот влезает, – извести не может.

Поразительно! Так он думал больше года назад, выслушивая в ресторане жалобы бывшего однокурсника по архитектурно-строительному высшему училищу. Тимофей, отличие которого от типичного заучки только в габаритах. Рыхловатый парень и в очках, но не мелкий. Ещё во время учёбы отличился тем, что пытался чего-то запатентовать. Первый раз не получилось, что его не смутило. Неизвестно широкой публике, которая по счёту попытка удалась, но на выпускном курсе успех пришёл. Фонтанировал идеями в каком-то тресте несколько лет, затем решил уйти на вольные хлеба.

– Ну, думаю, развернусь, когда никто не мешает, – делился жизнеописанием Тимофей, расправляясь с гигантским антрекотом.

– Развернулся? – у Алекса уже зарождались смутные подозрения. Тимофей, смелый только на экзаменах, в армии не служивший, младших братьев-сестёр не имевший, дворовых компаний избегающий, откуда у него навыки управления людьми?

Новиков посмурнел, отодвинул тарелку. Испортил ему аппетит Алекс своим вопросом.

– Не понимаю, почему никто не понимает? – тоскливо глядит в глаза, – с моими примочками качество работ на голову выше среднего, при той же скорости. Цена для заказчика та же самая. Стоит наработать репутацию, от заказов отбоя не будет.

На очереди у парня есть целый ряд задумок, упрощающих и ускоряющих многие операции. Руки не доходят, всё съедают текущие хлопоты.

– От меня ты чего хочешь? – задал центральный вопрос Алекс.

– Ты не мог бы… – Новиков помялся, но нашёл силы озвучить просьбу, – мне всего тысяч пятьдесят надо, закрыть текущие заказы. Деньги будут… потом.

Ничего не ответила золотая рыбка, только рукой махнул Алекс и свернул разговор. Затем неделю пасся в конторе Новикова. Непримечательный уголок он снимал на базе стройматериалов. Надо признать, не самый худший вариант расположения, далеко не самый худший. Все поставщики под боком.

Весь самопальный аудит можно свести к одному короткому впечатлению. Всё остальное крутилось вокруг, так или иначе. Оброненное ненароком Новиковым замечание о тех же самых ценах при заоблачном качестве при таких обстоятельствах мелочь. Возможность задрать цены раза в полтора – мелочь, подумать только!

– Едрит мою Люсю, – так он тогда высказался.

Выяснилось, что бригады Новикова, тогда их было две, урывали от него аванс от четверти до трети суммы работ, практически не приступая к работе. Не считать же за работу ободранные стены и полы. Ломать не строить, за одну рабочую смену мужички, не напрягаясь и лениво перекуривая, выносили квартиру полностью. Если большой особняк, три дня. Но большие объекты с полным ремонтом попадались настолько редко, что и учитывать не стоит.

По итогу, Новиков систематически поднимал смету работ до упора, не только лишаясь прибыли, но нередко и собственной зарплаты.

Встретились ровно через неделю в том же ресторане.

– Что скажешь, Алекс? – надежда продолжала светиться в глазах Новикова.

– Денег я тебе могу дать, Тима, – зря он так заблестел глазами, зря, – и даже не пятьдесят тысяч, а больше. Раза в два. Но при одном условии.

– При каком? – Тимофей почти не насторожился.

– Я становлюсь совладельцем твоей фирмы. Основным совладельцем, на семьдесят пять процентов. Соответственно, твоя прибыль – четверть.

– Слишком резко забираешь, Алекс, – блеск в глазах затух, – это моя фирма…

– Твоя фирма практически умерла, Тимоша. Наша, возможно, выживет.

Всё-таки он его уговорил. Хоть и не сразу.

– Чего ты ерепенишься? – лениво ронял Алекс, – ты ж не руководитель, ты – изобретатель. Ну, так изобретай себе на здоровье. Дьявол с тобой, запишем отдельную статью расходов. Пять процентов прибыли пустим на твои игрушки.

– Десять, – мгновенно выдал Новиков. Алекс задумался. И после того, как прикончил суп харчо, отреагировал:

– Пять, Тима, пять. И если твоя приблуда пролезет, могу пообещать премию в размере расходов. Но не гарантирую, мало ли, сколько ты там истратишь.

После такого торга уже понятно, что клиент созрел, но официально Новиков тогда всё-таки не согласился.

– Четверть это мало, Алекс.

– При твоих объёмах может и мало. Но они увеличатся, когда дело наладиться. И вообще, чего ты суетишься. Тебе какие выплаты полагаются по твоим патентам?

– До пяти процентов от экономического эффекта, – Новиков уже понял, куда разговор свернул, не дурак.

– А тут тебе двадцать пять, – забил ожидаемый гол Алекс, – плюс зарплата главного инженера. Или главного технолога, любую табличку себе вешай. Плюс премия…

Тут он на секунду задумался, не слишком ли Новикову жирно будет? И тот что-то заметил и резко прекратил торговаться.

Окончательно согласился он на следующий день, по телефону позвонил. Неделю оформляли передачу прав, директором и основным владельцем фирмы «Строй-Сервис» стал Алекс.

Выкрутился он тогда из кризиса легко и быстро. Смету обе бригады выбрали с избытком, а работы выполнили чуть больше половины. Алекс пообещал им премию в размере пятидесяти процентов, если работнички не сорвут сроки и не нагадят с качеством. Ухари, которые горлом работали намного лучше, чем руками, вдохновились. Хотя по своей поганой привычке попытались выторговать восемьдесят. Алекс упёрся, ссылаясь на исчерпанную кассу фирмы. Чем только окончательно убедил в серьёзности намерений.

И вот настал день его торжества, а также победы разума и Всеобщего равновесия.

– Что значит «нет денег в кассе»?! – орал Замятин Николай, дюжий длиннорукий мужик со слегка выпирающим пузом. Орал на бухгалтершу, кассиршу и сметчицу в одном лице. Только опытную Татьяну Васильевну криком не проймёшь, сама, кого хочешь, переорёт. Непробиваемая дама, оценил её тогда Алекс по достоинству.

– Командир! Ты же обещал! Гони бабки! – наехал и на Алекса, когда тот пришёл в контору.

– А, да, обещал, – легко согласился Алекс, – только выйдем отсюда, Татьяне Васильевне работать надо, а вы тут расшумелись.

Пять разгорячённых рыл вывалились в предбанник, небольшой холл, куда выходили всего две двери, бухгалтерия и начальство в его лице плюс Тимофей, который там за дверью сейчас и прятался.

В предбаннике два матерчатых кресла по бокам низкого столика на колёсиках занимали два дюжих молодца, настолько похожих друг на друга равнодушным выражением лица, что смахивали на родных братьев. В углу кадка с фикусом, в следующей стене окно и третье кресло подальше. Садиться Алекс не стал.

– Чего шумим, что случилось? – Алекс глядел на негодующих мужчин глазами невинного младенца.

– Он спрашивает, что случилось! – обернулся к загудевшим недовольно товарищам Замятин, – ты премию нам обещал, где она?!

Алекс растерянно почесал затылок, сделав большое недоумение на лице.

– Погоди, погоди, какая премия? У нас договор, вы делаете работу, мы платим. Вы всё сделали в срок, молодцы! Мы вам всё заплатили и даже больше на двенадцать процентов. Всё по договору и даже больше договора вы получили. Едрит мою Люсю, какого хрена вам надо?

Разумные доводы не остались полностью без внимания. На пару секунд все примолкли. На секунду Алекс испытал странное разочарование, неужто получится мирно разойтись. А он ведь готовился к жёсткому варианту. Выходит, зря? Нет, не зря. Замятин набрал в грудь побольше воздуха и попёр на начальство этой самой могучей грудью.

– Ты нам мозг не штукатурь. В заднице я видел твой договор! Обещал премию? Плати!

– Обещал? – удивился Алекс, – не помню.

– Он не помнит! – кипятились мужчины хором, – мы помним!

Замятин уже нависал над немаленьким ростом Алексом, забрызгивая его слюной. Алекс слегка отодвинул его руками. Хотя отодвинуть не получилось, сам отодвинулся.

– Так вам премия нужна?! – воскликнул он, будто только сейчас до него дошло, – да никаких проблем!

Мужики притихли. Победа? Наглость взяла очередной город?

– Парни, выпишите им премию, – Алекс бросил взгляд в сторону равнодушных молодцев.

Молодцы, неизвестно откуда выхватившие короткие дубинки, тут же принялись за дело. Через пятнадцать секунд взъярившийся Алекс с наслаждением пинал неуклюже возящегося по полу Замятина, пытающегося закрыть руками лицо.

– Премию тебе?! Н-на, н-на, н-на! А вот ещё тебе, сука, премия, – Алекс принялся втыкать носки и каблуки крепких ботинок в спину, задницу, бока.

– Хватит? Или ещё выписать? Я могу и больше, – остальным досталось не так сильно, молодцы их просто сбили с ног и не давали подняться. Те, кто сообразительнее, не стал пытаться и получил намного меньше. Основная часть «премии» досталась Замятину. Ну, так он и выпрашивал её больше всех.

Нанятая пара вышибал в конце оттащила Алекса от скулящего на полу Замятина.

Больше с этой бригадой фирма не работала. Вторая бригада почему-то за премией не пришла. Состоялся небольшой разговор с Татьяной Васильевной, которая недовольно, но споро смывала шваброй капельки крови с пола.

– За вредность надо доплачивать, Алексей Александрович…

– За вредность не буду доплачивать, – открестился Алекс, – а за совмещение да. Подготовьте приказ о выплате вам двух процентов прибыли по итогам года.

Чем бухгалтерша понравилась Алексу и навсегда поселилась в его мятежном сердце, так тем, что не стала выпрашивать больше, а расцвела как майская роза. Он впоследствии, прикинув объёмы, сам увеличил процент до пяти.

Но вирус страсти к халяве бродит по стране, а может и всему миру. Вот ещё один любитель получить деньги заранее. Делать этого нельзя, мотивация работать улетучивается, как туман при сильном ветре.

– Так во всех конторах принято аванс платить, – с уверенностью в своём полном праве убеждает Кравченко.

– Кто тебе это наплёл? – удивляется Алекс, – ни одна контора не платит незаработанное. Аванс когда платят? Двадцатого числа. Тебе ни о чём это не говорит?

– Так у нас не помесячная оплата!

– Да похрену какая оплата! Двадцатого числа постоянным работникам платится аванс в размере половины месячного заработка. Понятно? Вот наша бухгалтерша, к примеру. Две трети месячной зарплаты уже заработала, имеет право на аванс в половину зарплаты. И даже меньше. А вы чего? Заработали рублей двести и тут же требуете две тысячи? Кравченко, сам адрес угадаешь, куда я тебя сейчас пошлю, или прямо сказать?

– Шеф, – неуверенно бормочет бригадир, – я ж объясняю, ситуация такая…

– Кравченко! Милостыню на паперти выпрашивай. Мы не богадельня, мы твои работодатели. Заработал – получи. Не заработал – иди в жопу, – всё-таки назвал адрес Алекс.

Алекс с таким стилем работы быстро расплатился с отцом, который дал ему деньги. Чем приятно его удивил и заставил уважать. И зачем тогда изменять эффективным методам? Ни к чему.

20 апреля, воскресенье, время 11:30

Квартира Молчановых.

– А что я вам сейчас скажу, девчонки! – я заканчиваю колдовать с очередной программой, и лёгкая болтовня мне не повредит.

Да, девчонки. Вика тоже заночевала и мы сейчас расправлялись с домашними заданиями. Юлька попыталась увильнуть, ссылаясь на то, что не взяла с собой ничего. Ха! К её счастью и неудовольствию проблему я решила быстро. Учебники у всех одинаковые, стандартизация образования это не просто лозунг. Только у нас расширение есть к своему профилю. Отдельный задачник и факультативный курс, жестко связанный с общим.

Заставила её позвонить домой, а мама ей надиктовала задания из дневника. И что, я чистой тетрадки подружке не пожертвую?

– Что? – мгновенно отрывается от учебника Юля.

– Пистимеев пытался ко мне приставать, когда я его провожала, – интерес, выразившийся долгим спокойным взглядом, проявляет даже Вика.

– Да ты что?! – тут же возбуждается Юля, а я замолкаю и сужаю глаза.

– Тебе ничего не буду рассказывать, – сжимаю жестоко губы, – ты ни слова про своего и я ничего тебе не скажу.

Лицо Юли делается жалобно умоляющим.

– Да! – я непреклонна, – вот так вот! Сначала ты рассказывай! Честно говори, целовалась с ним?

По тому, как отчаянно краснеет подружка, понимаю, что да, целовались. И возможно, не просто так.

– Учи лучше свою географию, – негромко и сочувственно советует Вика. Юля немедленно утыкается в учебник.

Но через четверть часа мы её всё равно прижали. Как только она, с трудом выдавливая слова, подтверждает, да, целовались, допрос тут же усиливается.

– Сколько раз? На каждом свидании? Губы в губы? С языком?

Убежать она не может, мы её держим. Удалось выпытать, что в силу роста он несколько раз, пытаясь обнять её за талию, лапал попку. Выпирающие вперёд вторичные женские признаки руками пока не трогал. Врёт небось!

– А коленки твои щупал? – по очередному покраснению догадываюсь, да. Она таким образом на вопросы отвечает. Изменения яркости и цвета лица соответствует примитивной морзянке. Если потренируется, может разработать и применять личный код цветовых сообщений.

Мою идею цветового кода Вика встречает натуральной истерикой. Падает на тахту лицом вниз и стонет от смеха. Смотрю с недоумением. Нет, я, конечно, знаю, что очень остроумна, но что-то её чересчур разобрало. И надолго. Я ведь не останавливаюсь.

– Юля, я гляжу, у вас как-то стремительно всё развивается, – строжаю я, – я тебе презервативы покупала, они у тебя ещё остались?

Вспыхнувшая на фоне предыдущего не угасшего покраснения, Юля, тем не менее, кивает.

– Спроси у него, какой у него размер. Потом мне скажешь, я куплю…

– Размер! И-и-и-и-и! – взвизгивает Вика.

Не пойму я её. То ничем не проймёшь, самые убойные юмористические номера, когда зрительный зал в лёжку лежит, хорошо, если улыбку вызывают, а тут в истерике колотится. Я вспоминаю предыдущую закупку.

– Смотри, – показываю ей пальцами, – это самый маленький, первый размер.

– Ы-ы-ы-а-а-а! – стонет Вика.

– Это второй, – развожу пальцы шире.

– Вот так, – показываю уже руками с четверть метра, – и больше, третий. Спросишь?

На последний вопрос ответа выдавить не получается. Вика полностью обессилела, помочь не смогла. Так что Юльке удаётся сбежать.

Вике я рассказываю, что у нас происходило, когда она успокаивается. Не до тонкостей, конечно. Умалчиваю о том, что якобы не заметила и не обратила внимания на опасное сближение. Так что в уголок губ он меня поцеловал. Решился наконец-то. Хотя возраст у нас такой, что слишком поздно ни с чем быть не может. Слишком рано – да, а слишком долго и поздно – нет.

И прежде чем зашуметь на него, сделала паузу. Второй раз, когда он уже взял прицел точнее, уже не дала. Отскочила. Замахнулась.

– Да как ты смеешь! – ору с неуместным восторгом.

– Девушка, что-нибудь случилось? Помощь нужна? – вдруг вопрос со стороны. Рядом проходил какой-то крепкий мужчина. Кажется, он в нашем доме живёт, лицо знакомое.

– Ничего не случилось, – отмахиваюсь я, – я со своим молодым человеком общаюсь.

– О, – радуется Пистимеев, когда мужчина, хмыкнув, уходит, – я получил новый статус? Я твой молодой человек?

Долго гляжу на него с сомнением, решение нахожу быстро.

– Нет. Не дотягиваешь по уровню. Хочешь стать моим вассалом? На это могу согласиться.

– И что для этого нужно?

– Для начала поцелуй мне руку, – протягиваю руку и тут же отскакиваю, – нет, сначала на одно колено встань…

Немного запуталась, но Сашок быстро всё делает. Сокращает дистанцию, берёт за руку и на мгновенье припав на колено, впивается губами в руку. Тут же вскакивает и пытается схватить. Отбиваюсь, и успешно отбиваюсь, но старательно ограничивая свои усилия. А то вдруг перестанет.

«Спасает» меня подъехавшее такси, что мы по телефону заказали.

– Деньги есть?

Сашок кивает, но я ему в таких вопросах не доверяю. И точно, в результате поисков по карманам обнаруживается всего три рубля. Выдаю пятирублёвую монету.

– Восьми рублей-то хватит? – спрашиваю таксиста, тот соглашается.

Заталкиваю Сашка в машину, мимоходом быстро поцеловав куда-то под глазом.

– Вот и вся история, – завершаю рассказ внимательной Вике и вдруг краем глаза кое-что замечаю. Слегка приоткрытую дверь.

– Подслушиваешь, мерзавка! – прыгаю к двери, из-за которой раздаётся быстрый топот. Всё, догонять бесполезно. Там родители, не дадут её мучить.

21 апреля, понедельник, 09:10

Москва, Ярославское шоссе.

Алекс Прохоров.

Брошу её! Надоела! Решение проклюнулось, когда вырвался на загородную часть Ярославки.

Пока еду до потенциального клиента, есть время всё обдумать. Ехать не меньше часа, торопиться некуда, дорога пустая, можно хоть в шахматы между делом сыграть.