Текст книги "Лицей. Венценосный дуэт (СИ)"

Автор книги: Сергей Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Замминистра молчит. Ест, молчит, из глаз уходит и насмешка и холодок к собеседнику. Зато директор останавливается и тоже молча смотрит на патрона.

– Что, Пал Петрович?

– Анатоль Степаныч, а это не по вам удар? Конти и Молчанова, они же из клановых, – осеняет директора свежая мысль. Очень выгодная для него, он ведь в таком случае не при делах.

– Из каких?

– Конти – орден святой Ольги, Молчановы – Варвары Илиопольской.

Замминистра замирает, как колом пригвождённый. Директор с чувством лёгкого злорадства понимает, что угадал. Точно, он ни при чём, удар наносят по патрону. Чуб трещит у него, но это как обычно.

– С кланом Илиопольских у меня трения, – и углублять тему замминистра не стал. Камень с души директора всё-таки окончательно снимается. Если удар не по нему, то он работает защитным буфером для своего патрона, и его судьба – его ответственность.

Мужчины переходят к фазе обдумывания полученных сведений. Да и обеду надо внимание уделить. Когда тарелки пустеют, и настаёт очередь кофе, замминистра излагает план.

– Хорошо. Заявление твоё принимаю. Как только рассчитаешься, высылаем в Лицей комиссию по расследованию деятельности тебя, нехорошего человека. Ещё немного потянуть можем, чтобы дать тебе время. Преемник есть?

Директор кивает, и так спокойный, совсем расслабляется. Шеф перешёл на «ты», значит, крайним его делать не хочет и, в принципе, это знак благоволения.

– Куда думаешь идти? – замминистра делает очередной глоток кофе, – Давай я тебя в МИУ устрою?

– Нет-нет, – мотает головой директор, – через полтора года там Молчанова появится…

Замминистра широко усмехается.

– Вот и присмотришь за ней… да шучу я, шучу. Юрфак с мехматом редко пересекаются.

– Если не брать в расчёт конкурсы и соревнования, – бурчит директор.

– Хорошо. В Академию МВД пойдёшь?

На том они и порешили. Опыт работы позволяет директору преподавание в высшем учебном заведении.

17 декабря, понедельник, время 12:50.

Лицей. Перемена после пятого урока.

– Ваше высочество! Колобок приказ вывесил! – заполошно выпаливает Гоша. Субординацию, кстати, нарушает. В присутствии королевы обращаться надо либо к ней, либо ко мне, но с её разрешения. А в кабинете английского ещё и на местном языке. Поэтому по пути на второй этаж, где находится стенд администрации, делаю Гоше выговор. Сопровождая лёгким подзатыльником. Хотя давно замечаю, с каким удовольствием мальчишки подставляют головы под мои лёгкие шлепки. Не делаю ли я из своих одноклассников извращенцев в лёгкой форме?

– О, май принцесс! Плиз, фогив ми! – хнычет Гоша.

Читаю приказ, рядом Ледяная, почти весь класс сгрудился вокруг. Всех прочих ненавязчиво отодвигают. Да все уже привыкли, даже десятиклассники, даже с нашего факультета нам всегда дорогу уступают.

Бюрократический язык это нечто, к нему привыкать надо, или даже изучать, чтобы понимать без переводчика. Все эти «во исполнение» и «с целью обеспечения», а ещё есть аналог архитектурных никому не нужных завитушек вроде «популяризации физической культуры среди обучающихся», тьфу на вас!

Самая суть в расписании внеклассных спортивных занятий. В длинных списках по дням недели мы в самом конце. Да ещё и сдвинули на один день, теперь не в понедельник и четверг, когда у нас физкультура, а во вторник и пятницу. Плохо старались, господин Колобок! Надо было во вторник и среду, чтобы два дня подряд. Хотя, возможно, тут учителя физкультуры на дыбы встали. И санэпидстанция могла фитиль вставить в чувствительное место. Почему-то они за равномерностью учебной нагрузки следят.

Неудобство в том, что нам теперь надо не два дня в неделю спортивную форму приносить, а четыре. Хотя не будем мы её четыре раза приносить…

– Ни ты, ни я не угадали, – замечает Ледяная.

Не угадали, но взяли в вилочку. Да, нам поставили время занятий в 17:30. Долбаный Колобок! – с таким напряжением пытаюсь подавить нарастающий изнутри смерч, что руки слегка потряхивает. Он, что, совсем с катушек съехал, сволочь! В голове вдруг всплывает обрывком где-то услышанное сочное ругательство. Быстро реконструирую его, пользуясь новой лексикой из учебника математики.

– Он что, решил покуролесить перед карьерной смертью? – когда начинаю говорить, рот невольно растягивается в жуткий оскал, а слова вырываются с хрипом. – Бесконечно острый дифференциал тебе в жопу, жирный, вонючий Колобок!

– Оп-па! – раздаётся сзади чей-то глумливый и пакостный голосок, – что я слышу в адрес нашей уважаемой дирекции? Или мне показалось что-то нецензурное?

– Я его сейчас убью, – шиплю еле слышно. Разворачиваюсь. Да, это тот самый провокатор Рома из горячо нами любимого 10ЮП-2. Не замечаю собственных шагов или прыжков, меня что-то несёт и вот я, чуть пригнувшись и согнув руки для рывка к горлу, оказываюсь перед наглым юристом. Моя усмешка, как ни стараюсь, всё больше похожа на оскал, глаза пылают.

– Ты ш-ш-то, бес-с-с-мертным с-себя с-с-считаеш-шь? М-м-аленький ур-родец, – на последних словах лязгают клыки, не умещаясь во рту.

Я чувствую, что меня держат, но если я брошусь, никто мне не сможет помешать. Лицо провокатора резко белеет, – как мне это знакомо! – он делает пару шагов назад. Пытается сделать, только ноги вдруг становятся непослушными, и он шлёпается на задницу. Меня начинает отпускать, в такие моменты, если нужно, я могу с собой справиться. Всегда так действует разрыв контакта. Эволюционное приобретение хищника, если жертва отрывается, надо хоть немного изменить тактику. А для этого подумать.

С трудом прячу почему-то не умещающиеся во рту клыки. Следующая фаза. Говорят, крокодилы плачут перед тем, как захлопнуть пасть. Я очень нежно улыбаюсь, это последнее предупреждение перед смертельным укусом.

– Ну что, барабанщик, штанишки не испачкал? – юриста окружают мои одноклассники. Молодцы, уже и командовать ими не надо!

– Чего это я барабанщик? – на штанишках юридический парнишка предпочитает внимания не заострять.

– Стукач потому что, – поясняет ему Паша.

– Вали отсюда! – краткой командой завершаю эпизод. За исполнением можно не следить, пусть только попробует выполнить её недостаточно быстро. Ему быстро придадут ускорения путём передачи ногой импульса в то место, на которое он только что плюхнулся.

Кидаю взгляд на Ледяную, надо посоветоваться. Действия противника лучше всего отражать заранее. Не ставить блок против уже наносимого удара, а отрубать руку, которая может ударить, заранее. Поэтому после перешёптываний с Ледяной уводим всех в класс. Нам кое-что надо сделать.

Сразу после двух часов, конца шестого урока, гадко усмехаясь, выхожу из секретариата директора. Против одновременного напора десятка человек Диана Леонидовна устоять не могла. Мы ей выкрутили руки чуть ли не буквально и заставили принять нашу жалобу на десятиклассника Романа Комлева, того самого провокатора. Клеветническая? Не докажете! Пятнадцать человек подписало, что он обозвал нас с Ледяной «длинноногими шлюхами». Подло? Гнусно? Да ничего подобного! Это то самое предупредительное отрубание замахнувшейся на тебя руки.

Если кто-то думает, что на этом всё, то он заблуждается. Эта неделя в Лицее не будет томной. Наступает очередная фаза активных действий.

В 14:15 выходим с Викой из спортзала, в котором тренируются, а вернее сказать, дурачатся юристы. И посматривают на нас с насмешкой, злорадством и лёгкой примесью у нескольких человек смущения.

– Строиться всем! – громовую команду подаёт физкультурник, мы слышим её из-за двери. Дальше Владимир Семёнович знакомит всех с планом тренировки. Дождавшись сладкозвучной для нас команды «Бегом! Марш!», хихикая, отходим с Викой к поджидающему нас эскорту.

Физкультурник встал на нашу сторону. Ну, как встал? Вообще-то это его должностные обязанности. Он должен прогнать толпу через разминку? Должен. Ну, сделает пробежку на минутку дольше, заставит пройтись гусиным шагом. А я помню, как стонали наши мальчишки на следующий день после первой тренировки. Ноги болят и становятся, как деревянные. Встали на тернистый путь физического совершенствования? Жуйте, не облопайтесь! И это не всё, это только артподготовка.

18 декабря, вторник, время 14:10.

Лицей. После уроков.

– Комлев, как ты вообще рядом с ними оказался? – директор в расстроенных чувствах. Напротив Ромы сидит его классный руководитель, историк Михаил Захарович, крупный мужчина с мощными руками, статью один в один борец-тяжеловес на пенсии. Лицо соответствует, крупные, грубоватые черты лица. Выбиваются из образа умные интеллигентные глаза. Вот и сейчас смотрит с сочувствием и сожалением, «попал же ты, братец».

Роман с первых слов сказал, что ничего подобного не было. Ну, как с первых слов? После шока, когда его огорошили фактом жалобы на него. Дескать, грязно оскорбил двух девочек-лапочек шлюхами. И подписало аж восемнадцать человек, откуда столько? Там от силы дюжина была, ну плюс девчонки…

– Пал Петрович, – клятвенно прижимает руки к груди Рома, – хоть убейте, не говорил такого. Зато слышал, как они вас обругали.

Директор отмахивается пренебрежительно, Михаил Захарович объясняет с сочувствующей улыбкой:

– Рома, педагогам не привыкать. Втихомолку каждого из нас вы, ученики, ругаете последними словами. После двойки, например. Скажешь, не так?

– Лично я, нет! – юноша глядит прямо.

– Видишь, какую оговорку ты сделал, – тут же подсекает его историк, – «лично ты» – нет. Значит, много раз от других слышал.

– Что будем делать, Михаил Захарыч? – устало спрашивает директор, – снижаем оценку за поведение?

– На пару баллов придётся, – кивает историк. – И классный час на эту тему проведу.

– Беседу проведите, само собой, – соглашается директор, – но снижать до тройки поведение, это вы хватанули. Хватит и на один балл за четверть.

– Нецензурная брань от юриста… – историк сомневается.

– Во-первых, сговор не исключён, а лично я уверен, что он был, – загибает палец директор. – Я одному Комлеву больше верю. Во-вторых, отношения между классами напряжённые, так что срыв с любой стороны объясним. Так что пусть будет четыре за поведение. Нечего годовую оценку портить.

– На нём ещё и драка висит, – напоминает историк.

– Мы все знаем, кто её затеял, – морщится директор.

– Знаем. Но он участник.

– В числе многих. И мы никого не штрафовали баллами. Обошлись предупреждением.

– Я не спорю, Пал Петрович. Просто напомнил.

Когда Роман уходит из кабинета рядом с классным руководителем, тот ему всё объясняет.

– Тебе надо держаться от них подальше. И всегда быть настороже. Ты ж будущий юрист, должен понимать силу бумаг.

– Да уж… – бурчит подросток.

– Молчанова на удивление сильна. Это ж надо додуматься, мгновенно на тебя кляузу состряпать, – размышляет историк почти с восхищением. – Бьёт вас вашим же оружием. Так что будь осторожен, Рома. И всем остальным скажи.

19 декабря, среда, время 20:10.

Москва. Гаражный городок на окраине.

Алекс Прохоров.

Традиционный ритуал прощания с очередной красоткой. Это не тогда, когда очередное использованное тело падает в реку или овраг. Позже. Обычно через неделю, когда фото надоедает. Хранить их нельзя, на что мне улики? Да и желания нет. А вот с Ингой «расставаться» не хочется. Жалко не то у нас общество, рабства не предусмотрено, тогда и списывать их не приходилось бы. Надоела – продал.

Хм, один из лучших снимков. Губки будто созданы для минета. Ржу в голос. Этой стерве в порнорекламе бы сниматься. Со стороны выглядит лучше, чем делает. Особо доставляло два момента. Делать не хотела, но я ей возбудитель в воду подсыпал. И хвост накрутил. Так что была возбуждена и жёстко принуждена стараться. На фоне того, что минет не любила делать, было очень смешно.

А здесь я ей хвост накручивал. Висит голая привязанными вверх руками. Пока мягким ремнём охаживал, ругалась и материлась. А как на жёсткий кнут перешёл, быстро тон сменила. Лупил, пока она орать не устала, и я сам не вспотел. Зато после, никаких проблем. Правда, ткнул разок в бочок. Поставил точку, когда она на четвереньки брякнулась. Недолго музыка играла, такие твари могут свой характер показывать, когда им ничего не грозит. А вот когда твёрдо знают, что обязательно прилетит в ответ, становятся очень покладистыми, ха-ха-ха…

Классная у неё фигурка! Как пригрозил повторением общения с кнутом, позировать стала так, что куда там порномоделям.

Отбрасываю фотки на стол. Не, не буду пока сжигать. Плёнку можно, в камин летит рулончик. Чем-то она меня зацепила. Наверное, поторопился я её списывать, недельку можно было с ней поиграться.

Инга в этом году последняя. Зимой меня на подвиги не тянет. Не на кого. Все девки ходят в зимнем, купишься на мордашку, цапнешь, уволокёшь, а в берлоге поймёшь, что попался крокодил с миленьким личиком.

Так что зимой буду скучно свою штатную Снежану тянуть. Можно и сменить, если зарываться начнёт. На такую же скучную.

Весной опять начнётся. Девчонки выйдут в лёгких коротких платьях, в нейлоне, в лёгких туфельках. Всё можно оценить. Ещё лучше на пляже. Там вообще ничего не скроешь. Интересно, та рыжая на пляжах бывает? Фигурка у неё классная, даже в демисезонной одежде видно. А как двигается! М-м-м, аж мычу от предвкушения. За рыжими никогда не убивался, но вот поди ж ты, зацепила.

Так что гулять моей рыжей милашке до лета. Или поздней весны, как повезёт. Если мне повезёт. А если ей, то до лета. И у меня она дольше Инги побудет. Если понравится.

20 декабря, четверг, время 14:02.

Лицей. После уроков.

Монументальный Денис.

– Куда спешим? – передо мной стоит Артём. «Наощупь» мы друг друга уже пробовали в той «дискуссии» в классе. К моей досаде, хоть противник не остался совсем безнаказанным, но общий счёт в его пользу. Это не учитывая, сколько мелкоты от его железных кулаков полегло. И сравнять или переломить в свою пользу не получится. Рядом с Артёмом стоит его дружина раза в полтора многочисленнее. Их-то на вторую тренировку сподобились пойти всего восемь человек. Только вчера чуть ноги отошли, а сегодня даже ходить можем.

– Дайте пройти! – их ещё и сзади отодвигают. Опять математики! Десятка полтора, не меньше.

И с ними Данка-Светофор. Наглая до упора! Как всегда.

– Ваши занятия отменены, – и смотрит зелёными бесстыжими очами, – вернее, перенесены на 17:30. Так что, топайте отсюда.

– Кем отменены? Кто сказал?

– Тебе я сказала, – не смущается совершенно, – этого достаточно.

Мы стоим.

– По расписанию, утверждённому директором, сейчас у нас занятия в спортзале. Так что это вам надо топать отсюда, – твёрдо говорю я.

– И как ты доберёшься до места занятий? – нахально ухмыляется Светофор. Её поддерживают глумливые смешки. М-да, силовой перевес раза в четыре, не пробьёшься.

– Ты ж понимаешь, что ваши занятия закончатся через пять минут, когда мы сюда директора приведём?

– Хоть пять минут, да наши, – не смущается Светофор, – команды «Кругом!» и «Шагом марш!» сами исполните, или помочь?

На нас начинают напирать всей массой и выдавливают из коридора.

Дана Светофор… ой, Молчанова.

– Теперь не торопясь, но быстро, в спортзал, – командую парням. Дверь в спортблок, коридор, в котором входы в раздевалки закрываем на ключ. Для верности Паша блокирует руку шваброй.

Идём с Ледяной в спортзал, в наш закуток, нас улыбкой встречает физкультурник.

– Ого, я вас ждал позже! – делает вид, что мы его не предупреждали. Остряк!

– Они сейчас директора приведут, – вздыхает физкультурник, – и мне придётся вас выставить.

– Не приведут, – усмехаюсь я. – Директор куда-то неожиданно делся.

– Что-о-о! – округляет глаза физкультурник, – говори сразу! Что вы с ним сделали?!

Я ж говорю, остряк. И что там делать-то? Всего-то мой папахен и ещё парочка других папахенов предупредили Павла Петровича, что намерены приехать в Лицей ровно в 14:00 для серьёзного разговора. Ожидаемо и предсказуемо директор к этому времени испаряется. Но наши отцы даже и не думали появляться. Зачем? Чтобы полюбоваться на вежливую улыбку Дианы Леонидовны? Не такая это ценность, чтобы рабочим временем жертвовать.

– А что дальше? – спрашивает Ледяная после исполнения прыжка в шпагат. Приближается по чистоте исполнения ко мне.

Расшифровывается вопрос довольно объёмно. Сегодня мы подвинули юристов. А что будет в понедельник? Они ж с директором придут.

– Во-первых… – я прыгаю, приземляюсь и продолжаю, – передадим им устное послание. Придут после уроков в понедельник, будем им морды бить.

– Точно с директором придут, – после удачной попытки поставить «крокодила» замечает Ледяная.

– И замечательно, – подмигиваю я, – а когда директор вернётся в кабинет, в приёмной его будут ждать.

– Не в лоб, так по лбу, – пытаюсь закрутить фуэте. О, два оборота получается!

– Кто его будет ждать?

– Сюрприз будет ждать! – хохочу я, – ладно, пошли на обход…

Наша лейб-гвардия увеличилась до тридцати человек, параллельные сами упали нам в наши ласковые руки. Постоянный эскорт увеличен до шести человек, а у Артёма появился заместитель Кирилл. Королевство растёт и ширится.

24 декабря, понедельник, время 13:59.

Лицей. Приёмная директора.

Денис Ранков (монументальный).

Пришлось спешить, парни вперёд умчались. Быстрый бег мне под силу только на короткие дистанции, как тяжёлым рыцарским коням. А тут из одного корпуса по лестницам, в другой корпус, там ещё хуже, вверх по лестницам.

У-у-х, надо продышаться. Что-то у парней лица растерянные, и что тут Лев Семёныч делает?

– Лев Семёныч… у-ф-ф… Диана Леонидовна… здравствуйте!

– Денис, – шепчет в ухо Рома, – Пал Петрович уволился, прикинь. Лев Семёныч сейчас ио.

И что делать? А это ещё кто?

В приёмную заходят трое взрослых мужчин. Здороваются. Чьи-то родители?

– Диана Леонидовна! Когда же мы, наконец, встретимся с директором? – спрашивает один из троих. – Долго мы за ним бегать будем?

Секретарша со вздохом глядит на Льва Семёныча, тот не прячется.

– Господа, Павел Петрович уволился, пока исполняющим обязанности назначен я.

Мужчины переглядываются несколько озадаченно. Первым возобновляет разговор другой мужчина, яркий блондин аристократической внешности.

– Я – Конти Альберт Францевич… – за ним представляются другие. Оп-па! Один из них Молчанов! Папашка Светофора? Тогда нам тут ловить нечего.

– Мы позже зайдём…

Уходим.

– Опять они нас сделали, – бурчат парни. Не поспоришь. Это не математики, а какие-то анархисты. Есть приказ и расписание, утверждённое директором. Выполняй! Нет, не будут. По детской причине: нам не нравится.

– Может, сходим с физкультурником поговорим? – предлагает кто-то сзади.

– Не пройдёт, – мотаю головой, оборачиваюсь, – ты что, Саш, не понял? Владимир Семёныч на их стороне.

Тот же день, время – 14:10

Лицей. Кабинет директора.

– Как вы понимаете, господа, я первый день за директора, – говорит Лев Семёныч, – так что многого от меня не ждите. Но поговорить могу, конечно. Что у вас?

– Во-первых, мы возмущены решением вашего предшественника на конкурсе «Осенний бал», – почти равнодушным, совсем не возмущённым, тоном заявляет Конти.

– С этим я ничего не могу поделать, – разводит руками бывший завуч, – решение принято, официальный победитель уже выступил на районном конкурсе. Если бы ваши девочки согласились выступить там, была бы возможность переиграть.

– Или вы нашли бы другую возможность протолкнуть вперёд своих юристов, – бурчит третий, Данилов Николай Васильевич. Лев Семёнович запоминает всех. Что тут запоминать? Конти и Молчанова и так на слуху всего Лицея.

– За предшественника ничего не могу сказать, – мягко возражает и.о. директора, – но насчёт «своих» вы не правы. Для нас – все свои.

– Но некоторые больше свои, чем другие, – не сдаётся Данилов.

– Николай Васильевич имеет основания так говорить, – вступает Конти, – ваш предшественник продолжил политику прессинга по отношению к нашим детям.

– Что вы имеете в виду?

– Они уже месяц занимаются спортом дополнительно к урокам физкультуры, – любезно объясняет Конти, – по понедельникам и четвергам. И вдруг директор издаёт приказ, где он фактически запрещает им это делать. На это время он ставит класс 10ЮП-2, с которым у наших конфликт, по понятным причинам.

– Я не совсем в курсе, – Лев Семёнович вызывает секретаршу. Затем изучает представленное расписание. Мужчины терпеливо ждут.

– Расписание вызывает вопросы, – вынужденно соглашается ио через несколько минут.

– Вот именно! – первым не выдерживает Молчанов, – во-первых, есть малый спортзал. Кто мешает юристам заниматься там, если им тоже приспичило именно в понедельник и четверг? Их всего семь-восемь человек против тридцати математиков. Во-вторых, кто мешает распределить три факультета по шести дням? Три секции человек по двадцать-тридцать можно организовать. Не верю я, что все полторы сотни старшеклассников начнут в спортзал бегать. Самые активные – наши математики, их тридцать человек из пятидесяти ходит.

– Есть что возразить, Лев Семёныч? – любезно закругляет спич Молчанова Конти.

Ио разводит руками.

– Вы хотите, чтобы ваши, как раньше, занимались после уроков в понедельник и четверг? – получив дружное согласие, продолжает. – На этом всё?

– Нет, – огорчает хозяина кабинета Конти, – хотелось бы всё-таки узнать, по какой причине прокатили наших детей на конкурсе?

– Увы. Мотивы Павла Петровича мне не известны.

– Зато вам известны ваши мотивы, – жёстко, в пику Конти, заявляет Молчанов. – Вы же тоже были членом жюри.

А вот это меня загнали в угол, – озабоченно размышляет Лев Семёнович. И как выкручиваться?

– Мои мотивы просты, – извиняющаяся улыбка, – я пошёл за авторитетом руководителя.

Пришлось признаться. А что тут скажешь?

– То есть, нарушили Положение о конкурсе, – не менее жёстко спрашивает Данилов и поясняет, – ведь подразумевается, что члены жюри должны иметь независимое мнение.

– Получается, что члены жюри – юристы поддержали участников конкурса – юристов. Явный протекционизм, – мягко улыбается Конти. – Так что вы разделяете ответственность за то решение.

– Разделяю, – вздыхает Лев Семёнович, – но моя ответственность вторична.

– Павел Петрович от неё увернулся, – почти ласково говорит Конти, – так что за всё придётся вам отвечать.

– Это понятно, что бывший директор продавил решение, – добавляет Данилов, – но вы тоже под ним подписались.

Избиение младенцев долго не продолжается. Мужчины уходят. Лев Семёнович задумчиво оглядывает кабинет и рабочий стол. Кажется, я здесь не надолго, – застревает и не хочет уходить унылая мысль.

24 декабря, понедельник, время 14:40.

Лицей. Спортзал.

– Ой, смотри, кто к нам пришёл! – вскрикивает Ледяная. Оборачиваюсь. В дверях спортзала теснятся наши папахены. И ещё кто-то третий. Заходят. Конечно, мы к ним.

– Папочка, вы чего тут?

Раскрыв от удивления рты, узнаём новости. Переглядываемся с Ледяной, мальчишки тоже рядом собрались. Директор уволился, надо же!

– Ты всё-таки съела его! – смеётся Ледяная. Парни сначала ошарашенно переглядываются, затем начинают обсуждать. Пашка откровенно ликует.

– Ладно, занимайтесь, – улыбается папахен, – мы с Владимиром Семёновичем пока поговорим.

Занятие визитом отцов немного скомкано, но обязательную программу мы отрабатываем. Только в ускоренном темпе. И парней чуточку огорчили. Эскорт отпустили, нас сегодня отцы охраняют.

Любимое кафе, время 15:12.

– И что теперь? – задаю вопрос сразу всем. Пусть кто хочет, тот и отвечает.

– А что теперь? – Альберт Францевич берётся за дело, – у вас контрольная неделя. Учитесь, занимайтесь.

– Комиссию из министерства когда ждать?

– А когда вам хочется? – Альберт Францевич неожиданно пародирует приказчика из лавки, «Чего изволите?».

– Разве от нас зависит? – недоумевает Ледяная и я вместе с ней.

– В какой-то мере да, – объясняет Конти, – мы можем надавить на них. Пригрозить широким вмешательством газет. Хотя без них в любом случае не обойдётся.

– Пап, а вы что-то со своей стороны будете делать? – обращаюсь к папахену.

– Мы уже делаем, дочь, не волнуйся. Вас это не очень касается, ты делай, что задумала. Наши действия согласовывать не надо, – от прямого ответа папахен уклоняется. Его дело, я могу и дома на него насесть. Только Альберт Францевич вмешивается.

– Полагаю, можно девочкам сказать. Только вы, – обращается к нам, – держите язык за зубами. Тем более это касается только их клана.

– Пожалуй, да, – соглашается папахен, – большого секрета тут нет. Мы подали в арбитражный суд на министерство просвещения. Поставим родное правительство на выплату огромной неустойки.

– Насколько огромной? – я спрашиваю вслух, Ледяная только глазами.

– Запрашиваем семьдесят миллионов, реальный ущерб в районе пятидесяти, – пожимает плечами папочка.

Чего-то я не понимаю, гляжу на Вику. Она, видимо, тоже.

– А раньше кто мешал в суд подать? – нахожу самый точный вопрос. Объяснять начинает Альберт Францевич.

– Понимаешь, Даночка, штрафные санкции за невыполнение принятых обязательств прописываются в любом договоре. Но в реальности их никогда не применяют по госзаказам. Себе дороже. Стоит один раз так сделать, не видать тебе больше заказов от родного государства.

– Тогда это риск, – замечает Ледяная. Конти улыбается.

– Как посмотреть. Если правильно подать в газетах, то все поймут, что сам контракт с государством – изрядный риск. И начнут закладывать этот дополнительный риск в цену. А госбюджет не резиновый.

– И не обязательно вытряхивать с них все семьдесят миллионов, – добавляет папахен. – Другой вариант реальнее. Можно пойти на мировое соглашение. Мы отказываемся от неустойки, а они подписывают новый контракт, где цены прописаны уже выше процентов на двадцать пять. Может и больше, там считать надо…

– Закладывать в себестоимость те самые дополнительные риски, – улыбается Конти.

– Вот куда уходят государственные деньги! – прокурорским голосом резюмирую я. Ледяная улыбается.

– А кто им виноват? – спрашивает папахен, – мы отдавали им почти по себестоимости. Не хотят? Пусть платят больше.

– Последний вопрос, – мороженое кончается, так что и разговор надо завершать, – какой экономический смысл в продаже по себестоимости?

– Во-первых, захват рынка, – объясняет папахен, – во-вторых, мы ведём постоянную работу по снижению издержек. Со времени заключения контракта с минпросом мы снизили их на десять процентов. Экономия не велика, но при массовом производстве выходит очень круглая сумма.

– Одно плохо, – допивает кофе Ледяная, – у Даны враг исчез. Она добилась своего, директор уволен. И что теперь?

– Не совсем так, – улыбается её отец, – он ушёл из-под удара. Министерская комиссия попробует всё свалить на него, оставит всё, как есть. А самого директора пристроит тихонько в какое-нибудь тёплое место.

– И что делать? – мы уже покончили и с мороженым и с кофе. Но стихийное совещание продолжается.

– Ничего не изменилось, – объясняет Конти, – новый директор тоже ведь член того злополучного жюри.

– Точно! – радуюсь я возможности продолжения боевого квеста, – мишень сбита, да здравствует новая мишень!

– Ты так и не сказала, что собираешься делать, – замечает папахен, – а зря. Лишаешь нас возможности подыграть.

Раздумываю я недолго. Действительно, многого могу не учесть, а опытные мужчины что-то да подскажут, где-то подстрахуют. Так что выкладываю свои стратегические планы. Первые минуты все, даже Альберт Францевич, ошалело молчат. Папочка смотрит с уважением, граничащим с лёгким испугом.

– Масштабно мыслит твоя девочка, – первым приходит в себя Альберт Францевич, – это надо как следует обдумать.

На этом мы заканчиваем. Папочка помалкивает всю дорогу, пока ехали до дома. Да и там тему не поднимает. Озадачила я его сильно.

Конец главы 9.