Текст книги "Лицей. Венценосный дуэт (СИ)"

Автор книги: Сергей Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

Глава 19. Отдача (после выстрела)

28 июля, воскресенье, время 09:15

Сокольнический РУВД, актовый зал.

– Ой, какая прелесть! – не удерживаюсь от восклицания, когда важный полковник на сцене протягивает мне золотые часики на жёлтом же браслетике.

Награждают меня. Грамота за «мужество и отвагу, проявленную в схватке с насильниками и убийцами, положившую конец серии убийств» держу в руке. Протягиваю другую, правую, на которую начальник РУВД и надевает часики.

В зале все, кто смог прийти. Женщин почти нет, большинство мужчин в форме. Так понимаю, ради меня собрались. Я сегодня одета по-летнему. Так жарко, что джинсы носить невозможно. Даже мужчины шорты напяливают. Так что лёгкий сарафанчик, чуть выше колен, босоножки на среднем каблуке, самый тонкий бюстгальтер и причёска с небольшим бантом. До последней мелочи выверенный образ девочки-припевочки, нежной эльфиечки из сказки.

Немного беспокоит выражение глаз окружающих мужчин. Какое-то недоверие там угнездилось. И как я ни стараюсь, никуда не исчезает. Я так целенаправленно работала над образом и всё зря? У них гарантированно должна всплывать ассоциация с дочкой, своей или друзей, соседской миленькой школьницей, выросшей на их глазах. Меня сейчас легко представить с куклой, или в школьной форме за партой… но почему у них в глазах такое недоумение?

Наконец-то полковник заканчивает манипуляции с браслетом. Что-то долго он возится, совсем навык потерял наручники одевать? И руку отпускает неохотно. Что такое? Парни всех возрастов одинаковы? Ничего, сейчас я тебе так врежу!

Делаю полшага навстречу, чуть встаю на цыпочки и клюю его губами в жёсткую щёку. Мой жест зал встречает одобрительным шумом. Ой, кажется, важный полковник чуточку краснеет. Теперь можно упархивать со сцены. Начальник нашего РУВД у меня в кармане. Такое знакомство никому не повредит.

Придерживая норовящую взметнуться вверх при каждом энергичном движении юбку, усаживаюсь рядом с сияющим папахеном. Придётся ещё немного посидеть, уходить сразу не вежливо. Начальник РУВД полковник Сафронов радует и всех остальных. По итогам этого месяца РУВД получает повышенную премию. За хорошую работу, часть из которой сделала я.

– Заметила, как на тебя смотрят? – папахен откровенно веселится. Гляжу на него, как и на всех, наивными глазками неопытной школьницы. Но я действительно не понимаю.

– Они все сейчас в полном опупении, – папахен применяет мою лексику, научила я его плохому, – у них в голове не помещается, как могла девятиклассница, такая нежная и хрупкая, хладнокровно прирезать двух бандитов, крепких мужчин.

Точно! Ха-ха-ха, а я-то всё голову ломаю…

– Прямо уж таких крепких, – скептически кривлю губки, – обыкновенные парни.

– Да? – папахен сам начинает смотреть на меня так же недоверчиво, – а ты знаешь, что Махотин мог кислородный баллон под мышкой унести? Девяносто килограмм, между прочим, если полный.

Пожимаю плечами. От тесака в брюхо никакая сила не поможет. Вслух, однако, тему не развиваю.

Мой шеф Марченко меня ещё круче подловил. Сразу, как только на работу вышла.

– Даночка, я, конечно, в заключении написал, как положено… но, дорогуша, меня сомнения мучают. До сонной артерии не так просто добраться. Анатомию ты хорошо знаешь, не спорю. Но укус уж больно мощный. Это точно ты сделала?

Мы в комнате отдыха сидим. Оглядываюсь вокруг. На полках на противоположной стене кроме прочего стоит стакан с карандашами. Встаю, выбираю один, протягиваю шефу.

– Семён Григорич, можете перекусить?

– Что ты, дорогая моя! – машет руками, – я ж не собака Баскервилей.

А я собака, значит? Зажимаю карандаш в зубах, вонзаюсь в него, усиливаю натиск, деревяшка протестующе потрескивает. Протягиваю шефу результат, тот с уважением изучает.

– Могла бы и раскусить, но боюсь щепками пораниться, – да, могла бы. Шеф рассматривает глубокие следы на деревянном стержне. Там немножко осталось, почти до графита зубы дошли.

– Ну, и прикус у тебя, дорогуша…

Вот сижу рядышком с папочкой и думаю. Соверши подвиг, а потом ещё оправдывайся за него. Объясняйся. Ещё своим одноклассникам надо что-то сказать. А то не скажешь, борись потом со стихийным мифотворчеством.

Полковник молодец, долгими речами подчинённых не мучает, благословляет и провожает кого на боевую вахту, кого на заслуженный выходной. Нас с папахеном провожает до самого выхода, только в холле от нас отстаёт.

– Несколько назойлив этот полковник, – замечает папочка уже в автомобиле.

– Зря ты так, папочка, – накидываю ремень безопасности, – очень предусмотрительно с его стороны. Он показал своё расположение к нам на глазах подчинённых. Теперь патрульные в нашем районе будут нам честь отдавать, а кабинеты в управлении станем ногой открывать.

Перед тем, как поехать, папахен награждает меня долгим взглядом. Тут же состраиваю невинную моську.

– Поехали, чего стоишь? – мои распахнутые глаза полностью его в чём-то убеждают. Не знаю, в чём.

– Я всё думаю, – негромко рассуждает папочка, набирая скорость на проспекте, – повезёт твоему будущему мужу или ты станешь для него адовой ловушкой?

– Папочка, ты какой-то странный? Вот скажи, тебе со мной повезло?

– Пожалуй, да, – улыбка наползает на его лицо.

– А Прохорову и Махотину?

– Всё-всё… – на миг папахен отрывает руки от руля, показывая, что сдаётся.

Ещё меня беспокоит какое-то остаточное впечатление после этой истории. Тоже понять не могу. Это от Даны исходит, но толку от неё не добиться. Почти испарилась, вернее, впиталась в меня. Вот и появляются странные реакции. Катрина-то относилась к сексу утилитарно и хладнокровно. Исключение – патриарх, но ведь это патриарх.

28 июля, воскресенье, время 09:55

Сокольнический РУВД, кабинет начальника.

– Всё точно, господин генерал, – полковник сидел, но не просто сидел, а сидел по стойке «смирно».

– Вчера утром получили сравнительный анализ биоматериалов погибших Прохорова и Махотина с изъятыми из трупа Воробьёвой. Полное совпадение. Это они её насиловали. Вероятность? 99,8 %, господин генерал. Да, господин генерал, оба отметились.

– Изучили фотографии с фотоплёнок, обнаруженных в доме Прохоровых, в мастерской Алексея Прохорова. Девушка, что на фотографии надёжно опознана, как Дроздова Инга, погибшая этой зимой. Раневой канал в её теле точно соответствует ножу, найденному в особняке в посёлке Озёрный рядом с телом Алексея Прохорова.

– Так точно, господин генерал, прямых улик достаточно. В машине Прохорова обнаружен хлороформ, кантаридин… это, господин генерал, возбудитель. Да, фармакологический афродизиак. Раневые каналы целого ряда жертв девушек, погибших в течение последнего года, соответствуют ножу Прохорова. Да, тот самый, который Молчанова воткнула в Махотина. Эксперты говорят, что микрочастицы металла в ранах точно соответствуют сплаву, из которого изготовлен нож. Всё сходится, господин генерал.

Полковник выслушивает последние рокочущие слова из трубки и вдруг подскакивает со стула.

– Служу Отечеству, господин генерал! – и осторожно кладёт трубку.

28 июля, воскресенье, время 14:10

Квартира Молчановых.

Повалявшись после обеда, берусь за самое важное, можно сказать, священное дело. Самосовершенствование. Похищение, затем собирание себя в кучу, на пару дней после принудительного визита в посёлок Озёрный я забросила ежедневные тренировки.

Где моя сбруя? Чувствую, что если совсем всё отменю, ещё долго по инерции и в силу возраста буду оставаться стройной, гибкой и красивой. Но вторая производная рано или поздно скажет своё слово, и плато моей красоты сначала плавно, а потом всё круче, пойдёт вниз. Э, нет! Такого не будет!

Поверх сбруи рубашку-безрукавку, вниз – шорты. Разминку провожу в присутствии маленьких, которые усиленно таращатся на меня и тут же начинают повторять всё за мной. Эльвира не выдерживает и быстро меняет халат на шорты и футболку. Присоединяется ко мне, а маленькие пытаются присоединиться. Очень забавно при том, что ходить не умеют, а стоять могут только, держась руками за диван. И то не долго. Так что мои упражнения на стопы они сопровождают недовольным сопением. Когда стоя делаю. А вот работа пальцами, сидя на попе, их вдохновляет, Эльвира им тоже подсовывает карандаши, которые надо удержать пальцами ног.

Махи назад, стоя на четвереньках, им тоже понравились. Хотя поднять ногу не могут, зато голову назад откидывают исправно. Посчитали именно это главным движением. Выход на мостик с последующим передвижением этакой каракатицей восприняли, как представление. Как номер, который нормальный человек повторить не может. И они не будут. В широко раскрытых глазах, кажется, даже осуждение проявляется. Невместно де, достойному человеку таким способом передвигаться.

Зато с восторгом катаются на папе, который за компанию решил поотжиматься. Короче, пару часов мы проводим весело и с пользой для всех.

– У меня для вас новость, девочки, – валяясь на полу в компании ползающих по нему детишек, сообщает папахен, – Так как я полноправный член ордена, мне полагается особняк в хорошем месте. Часть орден платит, часть я, с помощью корпорации, которая даёт льготный кредит. Лет за восемь-десять погашу.

Глаза Эльвиры загораются, она тут же забрасывает папочку вопросами. Я, выяснив, что местонахождение особняка довольно близко к Франзони, теряю интерес к теме. Есть прилегающий участок, на котором можно вдоволь резвиться с детьми и друзьями. Юлька рядом, на лошадях добраться можно за полчаса, а куда выходят окна спальни и есть ли там сад, меня слабо волнует.

– Эля, какой сад? Дом только начинают строить, – вверх завести глаза папахен не может, они и так в потолок смотрят, он же на спине лежит. – И это хорошо. Какой захочешь, такой и посадишь.

Я в разговоре почти не участвую, растягиваюсь на шпагатах во все стороны. Эльвира пытается вовлечь меня.

– Дана, как думаешь, что надо посадить рядом с домом?

– Ёлку надо посадить, – предлагаю я, – на Новый год наряжать будем…

– Тень даст большую, – задумывается мачеха и надолго от меня отстаёт. Спросит снова, предложу пальмы высадить и плакучую иву возле пруда. Которого ещё нет.

Только сейчас осознаю, как по мне ударило похищение и вся эта история. Нет, моему психическому состоянию ничего не угрожает. Но чувствую досадный незримый барьер между мной и моими друзьями и одноклассниками. Мой образ невесомо воздушной и прекрасной принцессы как-то не вяжется с хладнокровным двойным убийством. Не важно, что это враги и мерзавцы. Как-то всем вокруг придётся переосмысливать и снова расставлять в своей голове, кто же такая их принцесса? Дюймовочки и царевны из сказок не режут супостата своими нежными ручками. Принцессы это жертвы злыдней и ценный приз для рыцарей-спасителей. А тут вдруг она легко и непринуждённо потрошит двух драконов, имевших глупость утащить её в своё логово.

Есть и другая сторона… я замираю от пришедшей в голову идеи в невообразимой, судя по глазёнкам маленьких и завистливому взгляду Эльвиры, позе.

Есть! Я знаю, что им надо сказать. Перетекаю в другую позу, с другой ногой, морщась от впивающихся в кожу шипов. Есть большая цель: стать достойными и настолько сильными, чтобы защитить даже ТАКУЮ принцессу. Которая и сама многое может. Значит, они должны уметь намного больше.

Решено. Вытекаю из своей позы и шлёпаю к телефону.

– Пистимеев, привет!

29 июля, понедельник, время 09:05

Префектура Северо-Восточного округа, кабинет префекта.

– Александр Алексеевич, сочувствую вам безмерно, но ничего тут не поделаешь, – префект пристально глядит на своего зама. Он на четыре года старше, уступает в росте и дородности, худощавый, лысоватый и невысокий, превосходит своего почти друга только в должности.

– Несчастья иногда происходят, и ничего тут не поделаешь, – жёсткий взгляд префекта смягчается. – Вам и всем нам надо думать совершенно о другом. Выйти из этой истории с наименьшими потерями.

– Мне подать в отставку? – кривит губы Прохоров.

– Торопиться не будем. Никаких официальных сведений у нас пока нет. Но если всё подтвердится, да, придётся. Пока идите в отпуск. Вам всё равно надо похоронами заняться, другими делами.

– Николай Михайлович, я всё понял. В отпуск уйду и в отставку подам, когда скажете, но… позвольте обратиться к Зотову?

– Саша, – префект переходит в предельно дружеский стиль беседы, – ты пойми, ты ничего не сможешь сделать. И Зотов не всемогущ. И подставляться ему ни к чему. Сына твоего всё равно не вернёшь…

Префект слегка морщится. Вот за что эта напасть на его голову? Столько всего вместе прошли, и такая подножка от детишек. И дружба обязывает и дела его чада отвратительны.

– Да не собираюсь я ничего такого делать, – устало протестует Прохоров, – всё по закону.

– Как это?

Прохоров объясняет, префект терпеливо выслушивает.

– Хорошо, – соглашается в конце начальник, – но Зотову я сам позвоню, лично проинструктирую.

В конце встречи префект решается задать неделикатный вопрос.

– Саша, может не отвечать, я вот что спросить хочу… сам-то что думаешь по поводу дел своего сына?

Прохоров каменеет лицом и говорит так, будто прокручивает каждое слово через тяжёлые жернова:

– Сам бы прибил его, узнай первым. Но когда кто-то со стороны… это оскорбительно, как плевок в лицо.

Префект не спорит и не комментирует. Слегка сузив глаза, кивает. На том они и прощаются. После ухода Прохорова префект берётся за телефон.

– Зотова мне.

3 августа, суббота, время 15:35

Окрестности особняка Франзони.

Ура! Юлька приехала! Она куда-то на Курильские острова летала. Глаза на лоб от такой патриотической экзотики лезут. Но впечатлений выше крыши. Почти час мне трезвонит и никак не остановится. Кое-что меня поражает.

– Ты что?! Так ни разу в Тихом океане не искупалась? – кобылка Жози фыркает мне в унисон.

– Обалдела?! Знаешь, какая там вода холодная! – Юляшка передёргивает плечами, – б-р-р-р! А заглянешь с берега повыше, там такие ужасные водоросли с глубины растут. Извиваются, как змеи… ужас! Давай, ускоримся!

Мы ускоряемся, надо дать животинкам размяться. Через полкилометра лесок, за ним луг и за узкой полоской деревьев пляж, где уже должны быть наши. Жеребец Кайзер нагружен маринованной бараниной для шашлыков и прочими реквизитами вроде шампуров.

В лесу возобновляю критику подружки.

– Нет, ты всё-таки овца глупая. Быть на Тихом океане и ни разу не окунуться. Считай, что ты там и не была. Ну, выбрала бы место помельче…

– Ага, помельче. Знаешь, какие там волны! Только подойди, с ног сшибёт. Местные тоже не дураки в океан лезть. Зато я в кипящей реке искупалась. Она рядом с вулканом течёт, как-то нагревается…

И на меня выливается очередной ушат восторгов и экспрессии. Аж самой захотелось там побывать.

– Фотоаппарат в следующий раз возьмите, – советую я, хлопая по своему «Соколу», – для лучшей отчётности.

– Я не умею, – грустит Юля, отгибая рукой ветку, – лучше я тебя с фотоаппаратом в следующий раз возьму.

– А мне что за радость? Тебя я, выходит, наснимаю, а сама так за кадром и останусь. Ты ведь только плёнку испортишь, знаю я тебя.

Потрясает меня криворукость. И не некоторых, а поголовно. Я ещё понимаю, когда человек со слабым зрением резкость навести не может. Но оставить в кадре только головы? Гадство, там же наведение видоискателя напрямую! Через объектив же, что видишь, то и будет. Не как в примитивных аппаратах, где видоискатель сам по себе, – пусть и с коррекцией, его оптическая ось склоняется к оси объектива, – а объектив сам по себе. Нет! Разместят в центре кадра лица, обрежут фигуры по грудь, а сверху пустое, никому не нужное пространство. Пейзаж, а то и просто, пустое небо. Ты кого, сука, снимаешь? Друзей своих любимых или облака тебе понравились? А если друзей, то зачем им ноги обрезаешь? Классные, между прочим, ножки кое у кого, не будем показывать пальцем.

Что-то я разошлась. Кое-что и вслух сказала. Юлька пришибленно молчит.

– Извини, накипело, – трогаю рукой её за плечо, – среди наших я тоже только Гоше доверяю. Всему надо учиться, а у него есть фотоаппарат. И прилагающиеся навыки.

– А ты как? – осторожно спрашивает подружка, – после той истории.

– Это надо всех вас спросить, – по короткому размышлению отвечаю я, – как вы все после той истории?

Это на самом деле так. Им больше надо переварить, чем мне. Про себя я давно всё знаю. А вот что они все обо мне станут думать?

На пляж выскакиваем намётом. Нас встречают восторженными воплями. Наша лошадиная парочка вдруг начинает гарцевать, картинно выбрасывая передние ноги. Вот ведь пижоны!

– Ваше высочество! – вопит Паша и не только он, – наконец-то! Что же вы так долго?

– Паша, лошади не роскошь и не средство передвижения. Это друзья человека и их надо выгулять, – спрыгиваю с Жози под восхищёнными взглядами мальчишек и восторженными девчонок. Подскочивший Пистимеев не успевает подать руку.

Девочек кроме нас с Юлькой сегодня две. Обе новенькие. Ирина и Лена, те самые, с которыми мы так драматично на Борисовых прудах познакомились. В день моего похищения, кстати. Брюнеточка Лена смотрит на лошадей с каким-то вожделением. Точно, она по крови из кочевых народов. Ирина глядит с обычным любопытством.

– Пистимеев, – показываю на поклажу, – забирай мясо и всё остальное. И распорядись там. Паша и Гоша со мной. Вы – тоже.

Последние мои слова – девчонкам. На замешкавшегося Пистимеева гляжу щучьим прищуром: «От чужих девочек держись подальше». Вроде понял, по крайней мере, баулы потащил бодро.

Мальчишек угоняем заниматься хозяйством, а мы с Юлькой принимаемся обихаживать лошадок и девочек. Их надо усадить в седло, поводить, сфотографировать. Ленку подсаживать не надо было, сама залезла и аж светиться от счастья. Точно, она от печенегов своё происхождение ведёт. Иринка сидит с опаской, то и дело ойкает. Хотя Кайзер, как истый джентльмен вроде даже ноги подгибает, когда девчонки на него садятся. Давно заметила, что жеребцы очень любят женщин наездниц. Мужчине он ещё может характер показать, проверить на крепость. А к девушкам очень бережно относятся. С чисто мужской снисходительностью.

Концентрированное счастье на разлив, вот что это такое! Мы его пьём взахлеб. Визги, крики, смех, лошадиное фырканье. Отснявшись в разных ракурсах и сочетаниях, – из трёх основных компонент: лошади, мальчишки, девчонки, – повели лошадей купаться. Заодно и сами наплескались. Животинки были так довольны, что я натурально ожидала, вот-вот замурлыкают, как кошки.

Отводим их пастись, когда нас мальчишки на шашлык позвали. Быстро сооружаем салаты, парням доверять такие дела нельзя, они простых вещей не знают. Например, что помидоры надо резать прямо в ту ёмкость, из которой едят. Нельзя резать на доске, а затем перекладывать. Потряхивать после перемешивания тоже надо уметь.

Каждому по два шампура, но девочки, кроме меня, больше одного не осиливают. И не только чужие, но Юлька тоже не ощущает легчайшего напряжения, возникшего между мной и мальчишками. Ничего особо плохого в этом нет, между коронованными особами и прочими должен существовать барьер. Вот и думаю, нужен он мне или сломать его к чертям собачьим? Пожалуй, сломаю, мне не хочется оставаться в одиночестве. Одной Вики мне мало.

Краснеющее солнце клонится к закату. Мы с Юлькой прогуливаемся рядом с лошадьми. Заодно и проверяем всё ли с ними в порядке. Скормив Кайзеру четвертинку ржаного, Юлька вновь решается на вопрос.

– Дана, а как ты смогла?

– Я расскажу, Юля. Но не вижу смысла тебе одной подробности излагать. Вечерком, перед отбоем, – моя Жози тоже слизывает крошки с моей ладони. Забавно. Для лошадей простой кусок хлеба, как для нас шоколадка или мороженое.

– Самое время, – вдруг хихикает подружка, – любили мы в детстве с подружками на ночь страшные истории друг другу рассказывать.

Слабая улыбка на моём лице быстро гаснет. Моя история намного страшнее. Не для меня. А вот вам всем придётся прикоснуться к взрослому миру, в котором есть не только недоступные нам сейчас соблазны, но и масса жутких вещей. Я-то давно в этом мире, а вот вы только на пороге. Кажется, впервые ощущаю разницу между нами так остро. И дело не только в возрасте и опыте. С какого-то момента опыт прекращает выводить на новый уровень. Какая принципиальная разница между человеком, который убил сотню, и тем, у которого за спиной десяток отнятых жизней? Нулевая.

Надо из любой ситуации выжимать плюсы. В бою убили твоего товарища? Не рефлексируй, не спеши оплакивать, сделаешь это после боя. А пока прикройся его телом от вражеских стрел и возьми его меч взамен своего, зазубренного. На меня напали, и пришлось показать врагу зубы? Надо научить всех своих делать так же. Есть повод поднять их до своего уровня. Иначе между нами так и останется барьер.

Юлька его никогда не перепрыгнет. Но и она будет знать, в чем между нами разница. А любое знание может обернуться силой.

–

Вечер. Общая палатка.

Я говорю, все слушают. Девочки, не исключая Юльки, сидят тихо, как мышки под веником.

– Сразу предупреждаю. Всё, что скажу, пока под грифом «Тайна следствия». Особенно вас, девочки, касается. Не болтать! Терпеть не долго, скоро полиция сама обнародует. Не всё, но главное. Пара мерзавцев, которые меня похитили, это те самые маньяки, на счету которых не меньше десятка убитых девушек. Полиция их искала больше года. Имён называть не буду, не так это важно, да скоро и так узнаете.

– Офигеть! – выдыхает кто-то сзади, на него оглядываются, но Паша переключает внимание на себя. Артисты, они очень ревнивые.

– Не повезло им на принцессу нарваться, – несмелые одобрительные смешки.

– Сначала отвлекусь, – возобновляю повествование, – если бы все девушки вели себя, как я, серии убийств не случилось бы. Слишком сильного напряжения сил потребовало бы, слишком дорого обошлось бы развлечение. И что это за развлечение, если после каждого изнасилования приходилось бы залечивать полученные укусы, порезы, травмы? Я начала драться с первой секунды. Хлороформ, которым меня пытались отключить, распознала мгновенно. Я же медиком сейчас работаю. Сразу задержала дыхание и ударила напавшего сзади локтем в печень. Вырваться почти удалось, но похититель оказался очень крепким парнем. Будь он чуточку слабее, я бы ушла. Он исхитрился снова прижать к моему лицу тряпку с хлороформом, как раз когда я делала вдох.

Все притихают, напряжённо слушают.

– Сейчас понимаю, что пока выезжали из города, мне периодически прикладывали к лицу тряпку с хлороформом. Голова потом полсутки болела. Поэтому дорогу я не запомнила и вообще мало, что помню.

– Вывезли в особняк за городом. Ночь и первую половину дня меня не трогали. Из этого сделала вывод, что, во-первых, они не торопятся, а во-вторых, неограниченного свободного времени у них нет. Чем-то заняты, где-то работают. Продержали меня на цепи. Способа её сломать не нашла. Мне бы кусок арматурины, порвала бы. Или хотя бы крепкую палку.

– А разве можно без подручных средств цепь порвать? – удивляется Юлька.

– Можно. Есть способы, – сообщаю я, – цепь можно скрутить, она становится жёсткой, в ней возникают напряжения, которые можно многократно усиливать, пока цепь не порвётся. У меня могло получиться, будь я прикована за ногу или руку. Но когда цепь на шее, возможности не те…

Замолкаю. Меня пронзает одна идея. Возможно, я не нашла способ порвать цепь, но он есть. Позже надо будет проверить. Я даже расстраиваюсь, могла бы, – то есть, я ещё проверю, – уйти без шума, пыли и крови. И моих нежданных ухажёров могла сдать полиции живёхонькими. Намного удобнее той же полиции было бы. Трупы ведь признательные показания дать не могут, а Прохоров многое мог бы напеть. Чего ему терять? Так и так вышка.

Меня оправдывает то, что голова плохо варила после хлороформа. Ладно, об этом пока не будем.

– Мне повезло. Старший отослал второго куда-то, сам занялся мной. Ближе к вечеру, они сильно после обеда явились. Сразу скажу, я вела себя не агрессивно, затеяла с ним болтовню. Оттуда я и знаю, что это они девушек убивали…

Лена поднимает руку, как школьница. Смотрю на неё.

– Скажи, – девушка краснеет, но решается, – они тебя раздели?

Мальчишки заметно напрягаются, девчонки смущаются, но любопытством глаза так и полыхают. Вздыхаю. Странные реакции. Ладно, полезла в кузов, буду груздем.

– Заставили раздеться. Трусики я уговорила их оставить. И знаете что? Кое-что я оставлю только для девочек. Вы, мальчики, не обижайтесь, вам это ни к чему. Есть у нас секреты, которые вам знать не надо, да и не интересно по большей части. Как не интересно, каким кремами мы мажемся и тени какой фирмы кому подходят больше.

Девочки вдохновляются, глазки играют: о-о-о, как мы обожаем наши секреты, как нам нравится прятать их от мальчишек. Парни стоически вздыхают. По-другому нельзя, это вечные игры мужчин и женщин. Мужчины испытывают интерес к дамам, женщины старательно подогревают этот интерес, интригуя и кокетничая.

– Кое на чём надо заострить внимание. Это одно из основных правил войны. Враг должен знать о вас, как можно меньше. Мои похитители меня плохо знали. Они не знали, что у меня крепкие зубы, например. Стальной прут я, конечно, не перекушу, но любую деревяшку разгрызу не хуже бойцовской собаки.

– Мы этого тоже не знали, – обиженным тоном говорит Паша.

– Не буду долго рассусоливать, – отвечаю Паше мимолётной улыбкой, – насильник не успел стать насильником. Когда он лёг на меня, я сделала вид, что хочу его поцеловать. Нащупала губами сонную артерию, ближе к уху, и прокусила её.

Девочки от неожиданности наступления кульминации ахают. Парни переглядываются.

– Это смертельная рана. Спасти пострадавшего может только немедленная реанимация. Без неё самые крепкие теряют сознание через пять-десять минут и умирают за полчаса от потери крови.

– Дальше дело техники. При моей гибкости завести связанные сзади руки вперёд, добраться ими до связанных ног или зубами до рук, ничего не стоит. Через пять минут я была свободна. Ждать второго долго не пришлось. Заявился через четверть часа.

– А почему ты сразу не сбежала? – это Юлька спрашивает, – зачем рисковать со вторым?

– Я не знала, где нахожусь. Моей сумочки с деньгами и телефоном со мной не было. Из одежды только трусики.

Делаю паузу, раздумываю, сказать или нет? Ладно, не буду.

– Второй был на машине. Водить я не умею, но рассчитывала, что могу кого-нибудь нанять отвезти меня на ближайший полицейский пост. Ещё в машине могла что-то найти.

Вру. Это я им вру. Как и полицейским. Я специально второго дожидалась. Именно с целью убить. Он должен был расплатиться за то, что лапал меня без спроса. Трогать принцесс без высочайшего соизволения безнаказанно нельзя. Тем более типичному смерду.

– Второго я ударила ножом в солнечное сплетение. Сразу, как он вошёл. Тоже выверенное решение. Удобнее и эффективнее бить именно туда. Многие из вас испытывали то непередаваемое чувство, когда получал удар в солнечное сплетение. Особенно под вдох. Рана в этом месте сопровождается тремя поражающими факторами.

Девочки морщатся, только Лена внимательна. И мальчишки.

– Болевой шок, там нервный узел. Второй фактор – паралич дыхания. Третий – поражение брюшной аорты, практически это магистральная часть всей кровеносной системы. Получивший такой удар умирает гарантированно и быстро. И даже немедленная медпомощь с применением всей мощи современной медицины спасти не в состоянии.

– Дальше всё понятно. Я нашла у них мобильник и связалась с отцом. Когда уже ехали домой, сообщили в полицию. Но то, что я вам рассказала, это всего лишь увертюра, преамбула. Главное не в этом.

Обвожу взглядом белеющие в свете мощного фонаря лица.

– Вы называете меня принцессой и думаете, что это всё детские игры. Да, в какой-то мере это игра, но не совсем. Я действительно аристократка, сейчас объясню, почему. Вы знаете, как возникает аристократия в любой стране? И почему они все, из разных стран, разговаривающие на разных языках, признают друг друга?

– Сначала философский вопрос. Чем отличается господин от раба?

– Глупый вопрос, – замечает Паша, – господин повелевает, раб подчиняется.

– Да? – ехидно усмехаюсь, – я о чём только что рассказывала? Ты чем слушал? Вот те двое попытались мной повелевать, и что получилось? Раб подчиняется, потому что он осознаёт себя рабом и признаёт за господином право приказывать. Но почему и как это происходит?

Добиваюсь всеобщего молчания. Думают, а тут нечего думать, тут знать надо.

– Всё на самом деле просто. Тот человек является рабом, для кого высшая ценность – его жизнь. Для Господина ценность собственной жизни не на первом месте. Много чего он может поставить выше жизни. Долг, Честь, Любовь, Верность сюзерену. Много чего, даже из банального гонора или куража может жизнью рискнуть. И когда сталкиваются Раб и Господин, то Господин спрашивает: Ты готов поставить жизнь на карту, сразиться со мной и отстоять свою Свободу? Возможно, ценой своей жизни. Раб отвечает: Нет. Тогда подчинись, – приказывает Господин и Раб подчиняется.

– Так возникает аристократия, – после паузы припечатываю я и продолжаю, – прежде всего, это каста воинов. Дворянство всех европейских стран и России изначально всегда было военным сословием. Аристократия – высшая часть дворянства. Граф, маркграф, герцог – прямой перевод этих слов означает: военный правитель, военачальник. По территориальному признаку, но это к слову.

– Главное, вот что. Я – настоящая аристократка, я из касты воинов, доказано двумя трупами плебеев, посмевших меня оскорбить своими намерениями.

Беру паузу. Это нетрудно, все молчат, с некоей пришибленностью.

– Вам придётся, – впрочем, это дело добровольное, – стать такой кастой. Те, кто войдёт в эту когорту, будут ближе всех ко мне и Ледяной королеве.

– Мы должны научиться убивать? – растерянно спрашивает Гоша.

– Ты ничего не понял! – обвиняю я, – главное не в этом. И не в умении владеть оружием или навыками рукопашного боя. Главное, чтобы для вас Честь, Долг и Верность сюзерену была выше собственной жизни.

– Учить вас технике боя, способам борьбы с разными противниками и другим вещам я начну с началом нового учебного года. И сама буду учиться. Я не всё знаю и не всё умею. А теперь, отбой! Всем спать! Дежурная охрана – на посты!

Впечатлённый моими речами народ подчиняется беспрекословно и быстро. Я и девчонки уходим в свою палатку. И судя по лицам девочек меня ещё долго трясти будут. Но вот шиш им!

– Девочки, всё завтра! Завтра посекретничаем, спать хочу, аж ноги не держат.

С утра я с девчонками, только Юлька утром решила поспать, засоня ленивая, рванула в укромное место чуть в стороне. Прикрытый ивами маленький затончик, где мы искупались голышом. Осторожненько, с оглядкой, чтобы нам мальчишки не застукали. Вроде всего две узенькие тряпочки, но такое впечатление, будто доспех сняла. Очень красивое местечко. Рядом со спуском в воду, несколько кувшинок растут.