Текст книги "Лицей. Венценосный дуэт (СИ)"

Автор книги: Сергей Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

О, кажется, я поменяла отношение к воде! Атавистическое отвращение к любому водоёму, кроме ванны, окончательно отмирает.

Ирина, инстинктивно прикрыв руками грудь, из-за кустика приглядывает за общим шатром. Лена, раскинув руки в стороны, блаженно болтается в воде рядом.

– Дана, ты нам обещала выдать секреты, – напоминает Лена, отчётливо вижу, как еле заметно дрогнули ушки Ирины.

– Обещала – выдам, – жалко Юли нет, зато есть повод её помучить, лентяйку. – Вы замечали, что можете воздействовать на мужчин? Иногда непроизвольно получается. Иногда помимо воли. Не хочется, чтобы кто-то внимание на вас обращал, а он прилипает, как репей.

– Бывает, – хихикает Лена, Ира чуть улыбается. Она почти всегда так улыбается, еле заметно, как Джоконда. Только у неё красивее получается.

– Запомните одну вещь, девочки. Если начнёте кокетничать с мужчиной, который может причинить вам неприятности, вы его обезоружите. Проверенный способ. Кто-то может и преодолеть ваше кокетство, из чувства долга, например. Но придётся именно преодолевать и он ничего не сделает сверх обязательного минимума. Но, скорее всего, вообще ничего плохого вам не сделает. Не сможет. Особенно, если вы дадите ему понять, что он нравится вам, как мужчина.

– Считаешь, это может их обезоружить? – Лена поводит вокруг руками.

– Не может, а натурально обезоруживает. Именно так я и поступила с похитителем. Я начала с ним кокетничать и улыбаться. Насколько я знаю, его жертвам от него доставалось. Он их жестоко избивал. Но меня ни разу не ударил. Ни разу больно не сделал.

Девчонки задумываются. Наверное, женщины с детства на инстинктах действуют. Вряд ли они отчётливо осознают, почему мужчины от мальчиков до стариков реагируют так, а не иначе. Положение любопытное. У каждой женщины есть, условно говоря, кинжал, который они пользуются. Это обаяние, умение кокетничать, заигрывать. И они все, почти все, этим «кинжалом» пользуются. Но очень редкие женщины воспринимают «кинжал» именно оружием и относятся к нему с той бережностью, которое и требует к себе оружие. Его надо держать в чистоте, полировать нужные части, совершенствовать. И систематически им пользоваться, постоянно тренировать умение им владеть.

Смешное тут вот в чём. Женщина должна проявлять мужские качества для совершенствования и тренировки своих чисто женских «боевых» навыков.

– Правда, ведь забавно? – я перехожу от мыслей к словам, – чтобы женщине стать сильнее именно как женщине, она должна проявить мужские качества.

– Как это? – обе фокусируют взгляды на мне. Всё правильно, я же только вывод им озвучила.

– Кокетство – женское оружие, – поясняю я, – но мысль о том, что это оружие, чисто мужской подход. И следствие, что его надо совершенствовать, характерно для мужчин. Замечали, как они заботятся о своих автомобилях или инструментах, которыми зарабатывают на жизнь?

– Не всегда… – Ирина будто что-то вспоминает. Наверное, знакомых мужчин.

– Тогда они плохие мастера. Плохие водители, средненькие плотники и так далее. Настоящий мастер трясётся над своим инструментом.

Я отталкиваюсь от мягкого илистого дна и зависаю на поверхности, раскинув руки. Говорю, обращаясь к кудрявым белоснежным облакам:

– Кстати, аристократкам тоже надо проявлять мужские качества. Я кокетничаю с врагом, строю ему глазки, а сама жду удобного момента, чтобы завалить зверя одним ударом. Типичная тактика охотника. И чтобы управлять людьми, – высшая аристократка всегда руководитель, – тоже нужны мужские качества.

Я вылезаю из воды, слегка вздрагиваю, покрываюсь гусиной кожей. Лена за мной, но мы ещё поджидаем Ирину, которая нам позавидовала и полезла в воду.

– Х-ы-м, – хмыкает Лена, – это что же, аристократки должны быть похожими на мужиков? Как-то мне не хочется становиться аристократкой.

– Ты не поняла. Кратко так: женщина должна использовать мужской подход, чтобы добиться большей женственности. Стать красивее, влиятельнее, усилить своё обаяние и силу воздействия на окружающих мужчин.

– А на женщин? – Ирина выходит из воды. Классная у неё фигурка. Не то, чтобы лучше, чем у Лены, а как-то мягче. И грудь чуть больше.

– С женщинами легче и труднее. Они легко подчиняются, но, бывает, так взбрыкивают на ровном месте… Выдам одну возможность управлять женщинами. Привлечь посредника, мужчину, который им симпатичен.

Про другой, основной, метод я вам не скажу. Хихикаю про себя. Он простой этот метод: не надо к самым важным делам подпускать женщин. Ближе, чем на пушечный выстрел.

Не торопясь подходим к основному лагерю.

– Вы где прячетесь, лентяйки?! – возмущается Юляша. И что случилось? Страшное случилось. Ей пришлось одной заниматься завтраком для всех. Мы приходим на готовенькое. Удачненько день начинается.

6 августа, вторник, время 14:15

Москва, «СМЭ № 3».

– С гистологическим разделом всё? – Стелла заканчивает стучать по клавиатуре. Экран за стеклом послушно отображает заполняющийся бланк.

– Всё, моя дорогая, всё! – весело подтверждает шеф. Я упаковываю последние пробы. Мужской трупик, – тщедушный и татуированный мужчинка, – криминального происхождения.

Стеллу пришлось уговаривать садиться за машину. Но недолго. До момента, когда мои полномочия по этому вопросу не подтвердил Семён Григорич. Зато освоила быстро. А чего там? Расположение букв на клаве точно такое же, как на печатной машинке, на которой она несколько лет буквы давит.

Этот последний на сегодня. Третий. И все по полному кругу, все криминальные. Обычные мы можем и по десятку… нет, вру, штук по восемь, точно, можем обрабатывать за смену. Шеф «обвиняет» в этом меня и компьютер. Не спорю. Компьютер позволяет не печатать заново общее оформление заключения. Названия разделов, шапку, подвал. Ещё я сделала несколько стандартных вариантов на самые встречающиеся причины смерти. В основном, по сердечно-сосудистым. Иногда бывают такие попадания, что меняем анкетные данные и всё готово.

Для шефа и Стеллы не знаю, а для меня этот точно последний. Для меня смена в шесть часов считается полуторной, а для них – полной. Ещё два часа и сверхурочные, за которые полуторная зарплата идёт, в кармане.

«Упаковываем» мужчинку, укладываю органы обратно, зашиваю все разрезы. Шеф смотрит с благодушием кота, наблюдающего, как вкалывают его хозяева, пока он лежит, грея пузо на солнце. Всё правильно, то ли самому штопать, то ли наблюдать за ловкими движениями расторопных помощниц.

– У меня, дорогая моя, прямо сердце кровью обливается, глядя, какой хирург пропадает, – шеф одновременно сияет, расстраивается и хвалит меня. Многоплановый человек. В многозадачном режиме работает, как самый мощный компьютер. Каковых ещё и в продаже пока нет.

Татуированный мужчинка под умиротворяющий железный шелест роликов уплывает в свою ячейку. Стёб вместе с нами перемещается сначала в санитарную комнату, затем в бытовку.

– Шеф, жалко тех двоих мне не отдали. Я бы устроила им акт некрофилии, самый широкий зонд им в задницу бы вставила, – на мои слова Семён Григорич чуть не падает от смеха перед дверью в санкомнату. Стелла фыркает.

Некоторое время, что мы приводим себя в порядок, мои коллеги не в состоянии сказать ни слова. Если шеф просто хохочет, то Стелла как-то необычно открывает и закрывает рот, прерывисто дышит. И смотрит на меня с осуждением: что же ты, подруга, не могла до цивильной комнаты подождать? А мне что, я могу и в бытовке.

Бытовка.

– А гениталии отрезала бы на память, – продолжаю в бытовке, – а чо? Есть же такая традиция, вешать головы добытых крупных животных на стену. Вот и я бы их куда-нибудь под стекло разместила.

Улыбаются, но нет того ажиотажа. Добавим.

– И надпись «Они посмели тереться о меня без моего разрешения» в заголовке над поясняющим текстом, – и задумчиво, – не, зря мы на память от них ничего не оставили.

Вот! Снова хихикают, уже лучше. У меня звонит мобильник.

– Да, Дима. Через пять-десять минут буду, – охранное сопровождение прибыло. Можно выходить. Я теперь сама ни шагу без охраны. Нет, я ничего не боюсь, но зачем врагам жизнь облегчать?

И где мой Дима? Схожу с крыльца, оглядываюсь. Сбоку приближаются двое в белых халатах, здесь часто мелькают санитары и врачи. Моя охрана где-то тормозит. Вытаскиваю мобильник и вдруг сначала рука с мобильником, и сразу вторая, попадают в жёсткий захват.

– Что вы себе позволяете?! – на самом деле я не пытаюсь вырваться, а изображаю негодование и сопротивление. Силу этих дюжих молодцов чувствую мгновенно.

– Отпустите немедленно! – нагнетаю голос всё выше и громче. Шарики в голове крутятся с нарастающей скоростью. Снова похищение? Откуда?! Не время, позже разберёмся. По голове на месте не ударили, другим способом не обездвижили, вывезти отсюда не получится, машины рядом не вижу. Значит, просто бросить бессознательную тушку на плечо и увезти не могут…

– Молчанова Дана? – равнодушным тоном спрашивает один, – полиция Северо-Восточного округа.

Перед лицом быстро мелькает раскрытая на мгновенье красная книжица.

– Покажите ясно! – возмущаюсь я, – я ничего не увидела! Может это проездной какой-нибудь.

Мужчина справа мне документ показывал. Усмехнувшись, повторяет манёвр, задерживая удостоверение на полсекунды дольше. Мне хватает. Улавливаю портрет человека в погонах, фамилию Фурсов и конец наименования полицейского подразделения: …Северо-Восточного округа.

– Вас задерживаетесь с целью снятия с вас показаний по делу об убийстве, – мужчины волокут меня к выходу и не к тому, у которого меня обычно Дима ждёт. К другому. И я понимаю, почему. Там народа всегда меньше.

– Какому ещё убийству? – знаю, какому, но немного дурочку состроить не помешает.

Обдумываю, а если отказаться идти, повиснуть, пусть тащат силой? С криками, визгами и прочим непотребным шумом. Пока дожидалась зрителей, – не буду же я концерт только для них устраивать, – выходим на дорогу, где нас ждёт вместительный джип. Без полицейской маркировки, между прочим.

И вот тут мне повезло, а моим конвоирам нет. Сбоку приближается небольшая компания. Девица лет семнадцати в сопровождении двух парней примерно такого же возраста. Резко останавливаюсь.

– А где мой охранник?! – спрашиваю громко, чтобы привлечь внимание, – куда вы его дели?!

– С ним всё в порядке, – отвечает левый и открывает передо мной дверь. Правый подталкивает в том направлении.

Изворачиваюсь и резко захлопываю двери ногой. Оборачиваюсь к компании молодых людей, встречаюсь отчаянным взглядом с полноватым пареньком в безрукавке, тем, что справа от крашеной блондинки.

– Я – Молчанова Дана! – ору ему в лицо, – Северо-Восточный округ! Позвони в наш РУВД Сафронову!

Правый пытается заткнуть мне рот, левый снова открывает дверь. Изворачиваюсь, чуть приседая. В лицо ошеломлённому парнишке снова летят слова:

– Я – Молчанова! Позвони Сафронову в Сокольнический РУВД!

Конец главы 19.

Глава 20. Лицом к лицу

– Тебе это не поможет, – спокойно сообщает, как его… Фирсов, а нет, Фурсов.

Моя выходка задержала их минут на пять. Затолкали в машину, а пять минут его напарник затратил на ту компанию. Что-то строго им втолковывал. Те усиленно кивают, мужчина садиться в джип.

– Ну, и как? Удалось? – светским тоном проявляю вежливый интерес. Меня гордо игнорируют.

– Не могли бы вы уточнить, по какому поводу дискотека? – мешок на голову не надевают, наручниками не удостоили, не лапают. Совсем другое дело, не то, что те придурки.

– На месте всё узнаешь, – не поворачивая головы, ответствует Фурсов.

На месте, так на месте. Едем довольно долго, не меньше получаса, так что есть время подумать. Северо-Восточный округ, что это значит? Карганов как-то упомянул, что папашка Алекса – важная шишка. Не оттуда ли? Ещё один намёк, они говорят по делу об убийстве. Эти двое – пока единственные, кого я убила. В этом мире. Всё вроде склеивается, но торопиться не будем. Держаться только надо настороже.

Дворик за кованой оградой, вторая линия защиты – густые кусты, обрамляющие дорожку вокруг двухэтажного здания старой постройки. Между оградой и кустами ровненький газончик. Грамотно. Преодолеть ограду незаметно невозможно, а что делается у здания и на первом этаже не видно. Хоть роту автоматчиков за этими кустами прячь.

Чуть скрипит высокая фигурная дверная створка, открывая дорогу в короткий коридор с турникетом. Конвой кивает дежурному.

– Задержанная Молчанова Дана, – ух, ты! Он в журнале отметил? Это что, они всё по закону хотят сделать? И как? Жутко заинтриговываюсь.

В отдельной комнатке, где у меня изымают сумочку со всем содержимым, – так-то они сразу забрали, но оформляют только сейчас, – устраиваю цирк с конями, и протокол отказываюсь подписывать. Охо-хо, опять мои многострадальные карточки и мобильник в чужих руках. Не подписываю протокол, потому что в нём нет двухсот рублей и мобильника. Часиков золотых, кстати, тоже нет. Их тоже заставили снять.

Вызывают ещё несколько ухарей, они изображают комиссию, которая и удостоверяет протокол. Ню-ню…

– Молчанова Дана Владиславовна, 15 лет, учащаяся Третьего Имперского Лицея, проживающая по адресу… – монотонно зачитывает мои анкетные данные крепкий, собранный мужчина с жёсткими серыми глазами под коротким ёжиком волос. Такого же бойцовского типа мужчина, что и мои конвоиры.

– Всё правильно, но откуда вам это известно? – недоумённо распахиваю глаза. Мужчина в гражданском костюме, – следователь? – упирается в меня долгим немигающим взглядом. Пытается решить, ему слышится насмешка в моём голосе или показалась. Принимаю максимально невинный вид. Мой визави принимается оформлять протокол.

– Мужчина, – добавляю немного кокетства, – а почему бы вам тоже не представиться?

– Следователь Харитонов, – почему-то недовольно изрекает мужчина, – вы вызваны для дачи показаний по делу об убийстве Алексея Прохорова и Степана Махотина.

Помалкиваю, только глазами хлопаю. Следак сверлит меня взглядом.

– Что вы можете сказать по этому поводу?

– Ничего, господин следователь.

– Почему? Хотите сказать, что не имеете к этому никакого отношения?

– Хочу сказать, что ничего не могу сказать, – глазками хлоп-хлоп, – по нескольким причинам.

– Каким? – а он терпеливый. До сих пор не гаркнул, не грохнул кулаком по столу.

– Во-первых, я несовершеннолетняя и снимать с меня показания в отсутствие лиц, которые должны следить за соблюдением порядка допроса, не имеете права.

Следак, всё с таким бесстрастным лицом берёт телефонную трубку. Через минуту после разговора имею удовольствие любоваться новым лицом. Чуть выше среднего роста, могучая дама в форме. Брюнетка с намечающимся двойным подбородком, широкими плечами, мощными руками и бронебойной грудью. Женские объёмы настолько неудержимы, что просматривается талия, хотя она раза в два-три толще моей.

– Капитан Коротких, инспектор по делам несовершеннолетних, – представляет даму следак, – теперь можете говорить?

– Нет, – мотаю головой, – потому что есть во-вторых.

– Я не очень сильна в юриспруденции, но мне кажется, что по одному поводу нельзя заводить несколько дел. По нескольким случаям можно заводить одно дело, а по одному факту больше одного нельзя. Я права?

– Мне ничего не известно о том, чтобы по факту гибели Алексея Прохорова было заведено какое-то дело.

– Сокольнический РУВД, следователь Карганов, номера дела не помню, но дело ведёт он. Именно то, в котором фигурирует Алексей Прохоров.

– Повторяю: мне ничего об этом не известно, – и глаза становятся какими-то рыбьими.

– Известно, – не соглашаюсь я, – я только что об этом вам сказала. Занесите это, кстати, в протокол.

Моё пожелание игнорируется.

– Вам придётся ответить, – голосом и взглядом следак «надавил», – как вы убили Алексея Прохорова?

– Так я ж и отвечаю, – распахиваю глаза, – я всё рассказала следователю Карганову. Обратитесь к нему, у него и возьмите все мои показания.

– Обязательно обращусь, – обещает следак, – и сопоставлю с теми, которые вы мне сейчас дадите.

Ага, разбежался. Перевожу взгляд на инспекторшу.

– А вы почему молчите? Вас для чего сюда позвали? Чтобы вы молча наблюдали, как господин следователь закон нарушает? – решаю, что можно и мне приступать к наездам.

– Не вижу никакого нарушения, – размыкает каменные уста бронебойная дама.

– Как не видите? Только что на ваших глазах господин следователь принуждал меня нарушить закон. Я, между прочим, следователю Карганову подписку о неразглашении давала. Господин следователь, вам что, не знакомо такое понятие, как «тайна следствия»?

Не смущает их это. То есть, гол засчитан, но полного проигрыша нет. Так они, наверное, думают, когда переглядываются.

– Кстати, у вас ордер на мой арест есть? Покажите! – требую я.

– Вы не арестованы, а задержаны. Для этого ордер не требуется. Имеем право задерживать любого гражданина на три часа, – сухо информирует меня следак.

– Один час уже прошёл, – машинально гляжу на часики, но их – нет. Даже любопытно, вернут ли?

– И за два часа можно многое успеть, – эти слова почему-то вызывают у капитанши какую-то подловатую ухмылку.

– Никак на пытки намекаете? – удивляюсь я и перехожу в контрнаступление, – вы хоть понимаете, что даже за одну царапинку на мне очень крепко по голове прилетит. И не вам! А вашему генералу! И что после этого сделает генерал с неким следователем Харитоновым, капитаншей Коротких и вашим непосредственным начальством? Рассказать?

Вот дурень! Кивает, хоть и скептически. Хотя у меня на любую реакцию заготовка найдётся.

– Вас всех поставят на четвереньки, снимут штаны, – дёргаю головой в сторону инспекторши, – этой жирной корове юбку задерут, и оттрахают в задницу длинным и толстым дрыном с шишкой на конце. Впрочем, может быть, вы об этом мечтаете?

– С-с-с-с… – шипит спущенной шиной капитанша. Кажется, хочет обозвать меня сукой. Флаг те в руки, жирная корова.

Следак смотрит на меня остекленевшими глазами. Контрольный.

– Действуйте, господин следователь. Хотите стать пидорасом, сделайте мне что-нибудь плохое.

Капитанша опять зашипела. Этот звук почему-то и выводит следака из ступора.

– А никто не знает, что ты у нас.

– Вы в этом уверены?

– Надеешься на тех прохожих, которым ты кричала? – ехидно ухмыляется Харитонов, – они никуда звонить не будут.

– Не пытайся казаться дурнее, чем ты есть, – мой взгляд холодеет, зеркально перехожу на «ты», – единственную полную гарантию молчания может дать только секир-башка. А их оставили в живых. Так что могут позвонить в любой момент. Или уже позвонили.

Мне приходит в голову ещё одна идея. Тут же реализую.

– К тому же у меня двойная охрана. Непосредственная и наблюдатель. Так что наблюдатель знает, что случилось с моим телохранителем и мной. Разыскать вашу машину по номеру не составит проблем.

– Составит, – роняет следак. Как это понимать? Их номера засекречены? Тогда это само по себе наводка. Да весь их план – полная туфта. Открыть на меня дело, наверное, можно. Вот только оно получится жутко токсичным для всех, кто его попытается двинуть. И до суда оно не доживёт.

– Молчанова, я тебя предупреждаю, за два часа с тобой может многое произойти, – Харитонов, надо признать, держит удар, хотя я его изрядно фраппировала, изорвав в клочья все его шаблоны.

– Что, например? – дежурно любопытствую я.

– Например, неожиданно и случайно в камере, куда тебя запрут, окажется пяток мужчин уголовников. И устроят тебе двухчасовой праздник тела.

– Да-да, конечно, – издевательски поддакиваю я, – но ведь после этого придётся меня убить. Куда-то деть тело, потом ведь кто-то вам разрешил на меня дело завести? А дальше откроют трассировку мобильника… о-о-о, так вы не знаете, что это такое?

Я начинаю хохотать. Чуть повизгивая от веселья, поясняю мрачному следаку:

– Вы идиоты, которые отстают от прогресса… ха-ха-ха. И я, признаться, тоже дура, совсем забыла. Координаты моего мобильника отслеживаются постоянно. Плата за это небольшая, и после известных вам событий, мой папочка озаботился. Так что свидетелям можно и не звонить. Как только папочка узнает, что я не явилась домой, местонахождение мобильника выяснят с точностью до метра.

– Спасибо за предупреждение, – вдруг ухмыляется следователь, – мы примем меры.

– Если уже не поздно, – смотрю на него скептически. Достали они меня. Придётся их уничтожать на месте. Артподготовку беру на себя. Жить им, как полицейской структуре, осталось недолго.

– Вас уничтожит ваше же МВД. Потому что предателей не любят больше всего, – мой голос сух и холоден, – если к врагам могут проявить милосердие, то изменников уничтожают на месте, без суда и следствия. С вами именно так и поступят. В военное время вас перевешали бы на ближайших столбах, а так с вас просто сорвут погоны и выбросят на улицу. Без выходного пособия.

– Деточка, ты не много на себя берёшь? – подаёт голос капитанша.

– Заткнись, – небрежно бросаю в её сторону, – вы обязаны защищать закон, вы принимали присягу. Вы охраняете Закон, а Закон защищает вас. Но сейчас вы этот Закон на моих глазах топчете и насилуете. И вы что, всерьёз думаете, что Закон вам всё простит? Вы – клятвопреступники и предатели, вы подняли руку на то, что обязаны защищать. Мало того, вы защищаете серийных убийц, на совести которых дюжина изнасилованных и убитых девочек. И что с вами будет, когда я выйду отсюда и всё журналистам расскажу?

Харитонов невозмутим, но на дне глаз мелькает-таки тень. Достала я его, пусть не прикидывается непробиваемым. Не бывает такой защиты, которую нельзя пробить. А против калибра, какой сейчас в моём распоряжении, слабовата у них броня.

Во многом я блефую, но ведь не во всём. И знать точно они не могут, где я привираю, а где – нет. Про мобильник соврала частично, его местонахождение установить – нет проблем. Но вот постоянное отслеживание, про это я не знаю, возможно такое или нет. Вероятность, что те молодые люди, свидетели моего задержания, позвонят в РУВД, всё-таки не нулевая. Тоже надо учитывать.

И как бы они не ерепенились и не запугивали, какой-то политес им придётся соблюдать.

Немного раздражает эта ситуация, но в принципе всё нормально и естественно. Нарабатываю репутацию в этом мире. Меня уже многие знают, теперь узнают и генералы. И как бы некоторым из них икать, заслышав моё имя, не пришлось. В том мире уже было так. Выход против Катрины – серьёзнейший шаг. Шаг, требующий вдумчивой и долгой подготовки, что, однако, не гарантирует даже ничьей. Бывало, я проигрывала, особенно в юности. Но после редкой победы надо мной враг очень долго зализывал раны. О, Катрина! Карающая длань Мессира.

Харитонов и Коротких резко подскакивают от звука распахнувшейся двери. Чуть поворачиваю голову, больше никаких движений. Вошедший сразу становится центром комнаты. В форме, но без кителя, по той же причине, почему я в лёгком сарафанчике. Жарко. На погонах две крупные звезды, подполковник. Лицо, как из гранита высечено, короткая причёска, волосы чуть тронула седина. На пару сантиметров выше и можно назвать высоким, а так, просто крупный мужчина. Крупный, но без выпирающего живота и распирающих брюки телес.

Снова отворачиваюсь, не желаю показывать, что мужчина абсолютно в моём вкусе, вкусе Катрины. Сильной и уверенной аурой на патриарха похож. Мне такие нравятся, но возраст, как бы не за пятьдесят. Великолепен, но не для меня, к сожалению.

Это новое действующее лицо. И как мне быть теперь? Может так?

Эпизод.

– Господин Харитонов, это третий? – на мой вопрос следователь только смотрит удивлённо: какой ещё третий?

– Двое, это вы с капитаншей, а третий – господин подполковник. Это вас троих скоро поставят на четвереньки, снимут штаны и оттрахают длинным и толстым дрыном…

Хрясь! Бум-к!

– Господин подполковник! – отчаянный вопль Харитонова.

Что это у меня перед глазами? Кое-как фокусирую глаза на поверхности стола, оказавшегося от них в нескольких сантиметрах. С трудом отрываю голову, на столе небольшое красное пятно.

Только сейчас понимаю, что мне прилетел мощный подзатыльник от подполковника. Офигеть! И что дальше? А дальше так…

Держу голову наклонённой, якобы пока не очухалась. Чуть подгибаю левую ногу вверх, инстинктивно зажимаясь от полученного удара. Пора! Наношу резкий и хлёсткий удар, целясь каблуком в мошонку. Не получается! Подполковник поднимает правое бедро с лёгким поворотом вбок. Хватает меня за шею, сжимает железными пальцами.

– Не надо, господин подполковник! – Харитонов явно стремится нас растащить, но не может. Держит капитаншу, которая тоже рвётся в бой. А в ушах шум и в голове сгущается туман, мне сонную артерию передавили.

Конец эпизода.

Бр-р-р-р! Стряхиваю морок. Нет, это, конечно, весело, но я неизбежно получу травмы при таком преимуществе у противной стороны. Синяков и шишек не боюсь, но вот рисковать внешним видом не готова, могут выбить зубы или сломать нос. Если придётся защищать свою жизнь или честь, плата небольшая. Но не ради развлечения.

Судя по выражению глаз подполковника, он на оскорбления в свой адрес среагирует рефлекторно. Так что делаем невинную и глупую моську.

И с такой же мордочкой теперь иду по мрачному коридору под конвоем могутного парня в форме.

– Вперёд! Лицом к стене! Руки за спину! Пошла! Стоять! Лицом к стене!

Выполняю все команды беспрекословно, с лёгкой расхлябанностью. И не забываю стрелять глазками в конвойного. В конце пути меня вталкивают в небольшую камеру. Судя по единственной откидной кровати одиночка. А где пять брутальных мужчин, которых мне обещали? Так не честно!

За мной злорадно лязгает железная дверь. Всё это результат короткого разговора без моего участия несколько минут назад.

– Что у вас? – подполковник холоден и лаконичен.

– Показания не даёт. Ссылается на подписку о неразглашении. Показания по интересующему нас делу давала следователю Карганову из Сокольнического РУВД.

– Проверили?

– Нет.

– Проверьте.

– Что делать с задержанной?

– В камеру до выяснения.

После этого я подписала протокол. Он оказался для следака обидно коротеньким. Один вопрос по существу и мой ответ в духе «пошли нафиг, не ваше дело!».

6 августа, вторник, время 14:40

Москва, корпорация «Инфотехн».

В лифтовый холл тридцать пятого этажа 36-этажного полупрозрачного высотного здания компании «Инфотехн» выходит импозантный и озабоченный мужчина. Владислав Олегович Молчанов не дожидается лифта, увидев по индикатору, что ближайший находится в районе пятнадцатого этажа. Проскакивает мимо и взлетает на следующий этаж по лестнице.

Вбегает в дверь с надписью «Начальник СБ», приветствует кивнувшую ему блондинку секретаршу и влетает в кабинет. С хозяином даже не здоровается, ни к чему, только что говорили по телефону. Сейчас опять говорит с кем-то. Тут же входит ещё один мужчина, с ним Молчанов здоровается за руку.

– Виталий, – обращается начальник к вошедшему за Молчановым, положив трубку, – бери оперативную группу, оператора и машину-пеленгатор. Владислав с вами. У него опять дочку украли. Я только что всё выяснил, Дима тоже на связь не вышел. Узнай у диспетчера его номер мобильника, ищите обоих.

Молчанов поступает точно в соответствии со своей фамилией, не произносит ни слова. Виталий отвечает коротким «Есть!». Оба незамедлительно покидают кабинет.

6 августа, вторник, время 16:25

Москва, Северо-Восточный округ, ул. Лермонтова 17.

Сижу за решёткой в темнице… сухой. Ни разу не кормленая орлиц молодой.

Как-то не выходят стишки, и пушкинские строки какой-то северо-кавказский акцент приобретают. Не иначе угнетающая обстановка действует. Сказать честно, не такая уж и угнетающая. Окошко высоко и маленькое, но солнце бьёт точно в него, и ворвавшийся сноп света рассыпается во все стороны, загоняя тени в дальние углы

У меня что сейчас по распорядку? Согласно личному расписанию занятия гимнастикой и танцами. Так что поехали! Разуваюсь, полы тут чистые, начинаю с лёгких прыжков попеременно на каждой ноге с лёгким выбросом вперёд. Затем разомну ступни и далее по протоколу.

Что-то у меня печень колоть начинает подозрительно быстро. Раньше для такого эффекта надо было кросс километра в три пробежать, да в хорошем темпе, да после длинного перерыва. А перерыв у меня… так-так, а ведь уже неделю по утрам я никак по-человечески дистанцию пробежать не могу. Срезала норму в два раза и всё равно не справляюсь.

Останавливаюсь. Перейду-ка я на гибкость, будем считать разогрелась. Что мне там врач говорил, когда меня папочка в медцентр уволок? «Что-нибудь почувствуешь – сразу ко мне». Хм-м, опускаю нары, мне опора нужна для моего супершпагата. Как скажешь, дядя доктор, как скажешь. Зря понадеялась на молодой и здоровый организм? Ударная доза хлороформа даром всё-таки не прошла? Вот сука этот Прохоров! Не слишком ли легко он от меня ушёл?

Меняю ногу, хоть с этим всё в порядке.

По внутреннему ощущению накопленной приятной усталости около часа мне дали на разминку. Слышу шаги за дверью, когда у стенки ухожу на мостик и обратно. Как раз выпрямилась, когда стали лязгать засовы.

Иду обуваться, должно быть моё заточение заканчивается.

Сижу обуваюсь, на вошедших, судя по шагам, двух мужчин не озираюсь.

– Встать! Шконку на место! – командует мой брутальный конвоир. Рядом с ним пожилой мужчина. Сразу видно, из тех, кто сидит в высоких кабинетах.

Вопросительно гляжу на конвоира, что за шконка такая?

– Сидеть и лежать можно только ночью. Встань и подними нары! – прелестно грубый у него голос.

Прикидываю, как можно развить скандал и как ловчее нахамить конвойному. Меня опережает гость. Он одним движением гасит конфликт.

– Вы позволите? – делает движение присесть, я отодвигаюсь дальше, конвоир затыкается и уходит. По одному этому можно сделать первый вывод о статусе гостя. Лязгает дверь, потом гремит открывающееся окошко. Понятно, присматривать будет. Нет, прислушиваться, любопытных глаз в окошке не видно.

Взгляд у гостя какой-то усталый, но видится в нём что-то обрекающее. Ум-гу, такие тоже встречались. Очень потом удивлённый вид был на их лицах, когда они на собственное тело с фонтаном крови из обрубленной шеи любовались. Недолго, правда. Аж вспомнить приятно.

–

– Ты, выходит, Дана Молчанова? – на меня глядят усталые и мрачные глаза. Добра они мне не желают, это точно, но и особой агрессии не чувствую.

– Как-то не честно. Вы знаете, кто я, а я вас – нет.

– Ты моего сына убила, – чуть помолчав, спокойно поясняет гость.

Точно! И можно не спрашивать, кто именно сын, фамильное сходство налицо. Прохоров – старший. Мысленно, не в реальности, пожимаю плечами. Ну, убила и убила, так получилось, жизнь такая, чего теперь? Твой сыночек тоже много кого убил чисто ради хобби.

Всё-таки пожимаю плечами, надо ведь как-то ответить.

– Конечно, я Алексея не одобряю, – не дождавшись от меня большего, продолжает, – но всё равно тебе это так с рук не сойдёт. Твоя жизнь отныне разделится на до и после.