Текст книги "Лето с капитаном Грантом"

Автор книги: Сергей Иванов

Соавторы: Наталья Хмелик,Сергей Александрович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Борька слушал Серегу, удивлялся и слегка завидовал. Удивлялся, откуда он все это знает – про планы, про удои. Вот у Борьки рядом со школой завод находится, так он до сих пор толком не знает, что там выпускают. Не говоря уже про планы и прочее. А ведь на здоровых щитах у проходной, мимо которых Борька каждый день в школу бегает, все это написано. Но Борька ни разу около них не остановился, не прочитал. Не нужно было. А вот Сереге, видимо, нужно. Этому-то Борька и завидовал.

Нет, не то чтобы он хоть на секунду захотел переехать из Москвы в Сосновку. Москву бы Борька ни на что не променял. Но все же жизнь у Сереги была какая-то более взрослая, наполненная делом.

– А в Москве вам чего делать приходится? – будто угадав ход Борькиных мыслей, спросил Серега.

– Разное, – неопределенно ответил Борька. И, слегка покривив душой, добавил: – Без дела не ходим.

Но Серега принял это за чистую монету.

– Понятное дело, – уважительно сказал он. – Москва-то большая, работы хватит. – И вздохнул: – Я вот пока так там и не был.

Борька с трудом мог себе представить, что кто-то никогда не был в Москве. Не иностранец, конечно, а нормальный наш советский парень. Пусть обязательно приезжает! На ноябрьские или на зимние каникулы. Борька ему все покажет: и Кремль, и новый Старый Арбат с фонарями под старину, и на хоккей в Лужники они съездят. Раскладушка у них на антресолях лежит.

– А ты в Москве где живешь? – спросил Серега. – А то одна из нашей Сосновки недавно квартиру там получила, на Алтуфьевском шоссе. Дом 87. Может, знаешь?

Борька уже не раз замечал, что иногородние – не только ребята, но и взрослые – обязательно называют в разговорах адреса своей московской родни и знакомых. То ли с тайной надеждой услышать в ответ: «Алтуфьевское, 87? Ну конечно, я там всех знаю. Какая она из себя?», то ли учиняя осторожную проверку: есть ли на самом деле в столице такая улица и такой дом или сказки это?

– Знаю, от нас не далеко, – кивнул Борька, хотя не очень хорошо представлял себе, как от его дома нужно добираться на это самое шоссе. – А я на Бабушкинской, возле самого метро.

Господи, да ведь Серега же и в метро никогда не был!

– Ребята! – закричал Борька во все горло. – У кого ручка есть?

Ручка нашлась только у капитана Гранта, листок тоже. Борька торжественно вывел на нем свой московский адрес и телефон.

Рано утром, когда лагерь уже был свернут и отряд готов трогаться в путь, они опять появились. В том же составе. Длинный Мишаня (подтяжки ему удалось починить) тащил большой бидон с молоком, «шкет» Толик держал в руках авоську с ранними яблоками, а Серега – миску с хрустящими солеными огурцами.

– Это на дорожку. И не вздумайте отказываться – обратно не понесем.

А Серега протянул Борьке сложенный листок.

– Ты тоже к нам приезжай, – сказал он. – Хочешь – давай хоть в августе. У нас тут грибов знаешь сколько! И на речку сходим за щуками. По вечерам – танцы. Василий Яковлевич ребятам аппаратуру купил – класс! А захочешь, – Серега лукаво подмигнул Борьке, – с планом колхозу поможешь: у тебя это хорошо получается!

Листок Борька развернул только на дороге. Там было написано очень коротко: деревня Сосновка, 14, Феофанов Сергей. Борька сперва не сообразил, откуда он знает эту фамилию. А потом вспомнил – памятник! Четыре строчки подряд:

Феофанов А. И.

Феофанов В. А.

Феофанов Г. А.

Феофанов И. А.

Мы обязательно встретимся с тобой, Феофанов-пятый!

10. ЕСТЬ О ЧЕМ ПОДУМАТЬ

И снова дорога, снова запекшаяся на солнце земля под ногами, рюкзак впереди идущего под носом, а собственный – за спиной, снова открыт счет часам и километрам от привала вчерашнего до привала сегодняшнего. Не такая это, между прочим, и плохая вещь – дорога. Конечно, нельзя сказать, что достопримечательности встречаются на каждом шагу. Бывает, и день пройдешь, а ничего особо выдающегося не увидишь. Но зато дорога, как ничто другое, дает возможность подумать. В самом деле, когда нормальному человеку думать? Сперва полдня в школе, а там, как известно, не раздумаешься. Во-первых, дел много. Домашние задания содрать нужно? Нужно. Новостями с ребятами обменяться тоже нужно. Это – на перемене. На уроках постоянное напряжение: спросят – не спросят. Не говоря уже про контрольные, диктанты и прочее. Наконец, если выдастся относительно свободный урок, то стоит только на минутку задуматься о чем-нибудь серьезном, как тут же раздается: «Повтори, что я сейчас сказала. Ты что, в облаках витаешь?» А почему, спрашивается, в облаках? Как будто на земле уже и подумать не над чем…

После школы – тоже круговорот. Пообедать надо, в магазин надо, погулять надо, уроки – пусть не все, но хоть некоторые – сделать надо. А там, глядишь, по телевизору или футбол, или фильм интересный. И так каждый день.

А здесь – красота. Идешь себе и думаешь вволю – о чем хочешь. Правда, если у тебя рюкзак скособочился или топор ты в него засунул так, что он тебе в ребро упирается, то мысли обретают очень конкретный и не очень приятный характер. Но ведь уже целая неделя похода позади, а за эту неделю Борька стал вполне опытным туристом. Рюкзак плотно прилегает к спине, так что его вес почти и не чувствуется, ноги сами шагают в заданном ритме. Так что думать Борьке никто не мешает. Например, о том, что уже сегодня вечером он увидится с Олей. После дневной задержки на колхозном поле капитан Грант увеличил протяженность переходов, так что отряд все равно придет в намеченную точку в срок. А время потеряно не зря. В рюкзаке у Бориса Нестерова лежит аккуратно скатанная в трубочку и завернутая в газету грамота «За помощь в подготовке нового урожая». Правда, официальной силы она не имеет – командир, главный поборник порядка, неожиданно дал маху. Это под его диктовку Василий Яковлевич написал: «Второму отряду лагеря капитана Гранта». А на самом деле ведь он – «Салют». Но Борьку эта ошибка не очень огорчила. В конце концов, важно ведь не как грамота написана, а за что дана. Какой-нибудь школьной грамотой за участие в утреннике Борька вряд ли стал бы хвастаться перед Олей. А этой обязательно похвастается. И вообще, будет про что рассказать. И про десант, и про то, как они приличных ребят за шпану приняли, и про неперспективную Сосновку. А вот про памятник… Про памятник Борька Оле, пожалуй, рассказывать не станет. Просто про это нельзя рассказать так, чтобы все было понятно. Понять это может только тот, кто стоял тогда в одном строю с Борькой и видел имена на обелиске.

Вчера километра за полтора до конца длинного перехода «сломалась» Лена Новичкова. Вышла резко из цепочки, сбросила с плеч рюкзак, села и заплакала. Почти такую картинку не раз рисовало Борькино воображение. Только на месте Лены была Оля Озерная. На этой картинке Борька, мужественно забирал Олин рюкзак. А до Лены ему никакого дела нет. Она ему вообще не нравится. Да если честно, и устал Борька уже порядочно – как-никак, больше двадцати километров отмахали… Так что он вполне мог пройти мимо. Тем более что сзади – замыкающим – идет Борис Нестеров. Он, в конце концов, командир, пусть и решает, как поступать.

Борька про все про это успел подумать – думается ведь вообще намного быстрее, чем говорится или пишется! Подумал, остановился, надел на грудь Ленкин рюкзак, отчего сразу перехватило дыхание, и хрипло (Борьке, правда, казалось, что говорит он мягко и ласково, как мать с больным ребенком) прошептал:

– Держись. Еще чуть-чуть.

Никто ему потом не сказал ни слова. Никто не спросил, тяжело ли ему было. Только капитан Грант, когда они наконец дошли до места, на мгновение задержал руку у Борьки на плече. Да Борька и не ждал никаких слов восхищения или благодарности. Еще неделю назад – точно ждал бы. А сейчас – нет. Потому что он просто сделал то, что надо было сделать. Не для Лены – она бы все равно на дороге не осталась. Кто-нибудь, хоть тот же Борис Нестеров например, забрал бы ее рюкзак. Надо это было для него самого, для Борьки. А взять трудовой десант? Они ведь так и не стали тогда подводить итоги соревнования, подсчитывать, кто и на сколько метров больше прополол – местные ребята или москвичи. И никакого контроля тоже не было. Никто не стоял рядом и не смотрел, сколько свеколок Борька выдернул, а сколько сорняков оставил. Да и Серега Феофанов, конечно, правду сказал: обошелся бы колхоз без их помощи. В общем объеме это все пустяки. Не колхозу – Борьке нужно было это поле. И дорога с соленым потом на губах, жаркие, через «не могу» километры по бетонке тоже, оказывается, нужны ему. Это Борька не то чтобы понял – скорее, почувствовал. А вот зачем все это ему нужно – еще следовало разобраться. Борьке не раз доводилось и читать, и слышать разные правильные и красивые слова, но применять их к себе, к ребятам вокруг ему и в голову никогда не приходило. И если бы ему кто-нибудь сказал, что то, о чем он сейчас думает, что пережили, почувствовали ребята за этот поход, и называется становлением человеческой личности, он бы, наверное, очень удивился.

– Маринка! – закричал из-за Борькиной спины Саша-Таганский. – Я вот все спросить у тебя хочу: они не кусаются?

Отряд дружно захохотал.

– Они только у вас на Таганке кусаются, – парировала Маринка.

«Они» – это коровы. Вчера Маринка все уши прожужжала, рассказывая, как она ходила в Сосновку в гости корову доить. Во время трудового десанта разговорились с одной местной девчонкой и по ходу разговора призналась, что коров боится.

Кстати, взрослые их тоже частенько побаиваются. Та же Маринка рассказывала, как они однажды поехали с мамой, папой и Юмкой за город и посредине идущей через поле дороги наткнулись на стадо. Мама с Маринкой были за то, чтобы вернуться на опушку леса и вежливо уступить коровам дорогу. Но тут папа заупрямился – далеко возвращаться. Да и вообще, что он – не мужчина, что ли, чтобы от коров бегать! Тогда большинством голосов – маминым и Маринкиным – решили обойти стадо по большой дуге. И поначалу все шло хорошо – коровы обходили дорогу слева, а они справа. Но тут вмешалась Юмка. Она почему-то решила, что коров надо обязательно поближе познакомить со своими хозяевами, поэтому обежала стадо и стала громко его облаивать, подгоняя к маме с Маринкой. Те – дальше в поле, визжат, папа смеется, мама на него кричит…

Борька тоже смеялся, слушая Маринкин рассказ. Но если честно, то он их тоже побаивается. Известно, правда, что настоящую опасность представляют не коровы, а быки, но… Не то чтобы Борька не мог отличить корову от быка, но все равно на всякий случай предпочитал не разбираться, а все, что большое и с рогами, обходить сторонкой.

А Люда эта, к которой Маринка ходила, с коровой запросто обходится. И за шею обнимает, и прижимается к своей Зойке. Или Зорьке – Маринка так толком и не разобрала, как корову зовут. Но вообще эта Зорька-Зойка оказалась коровой вполне симпатичной и покладистой. Даже встала так, чтобы хозяйке поудобнее доить было. Маринка хотела было сама попробовать, но так и не решилась. Хотя она и покладистая, а все же страшновато – вдруг возьмет да и лягнет своим копытом. А вот погладить – погладила. И кусочек хлеба дала – Зорька-Зойка благодарно взяла его с ладошки мягкими губами.

Когда Маринка попросила разрешения пойти в Сосновку, капитан Грант сказал:

– Я не возражаю. Как, командир? – Он повернулся к Борису Нестерову. – Охрану Мыльниковой с учетом вчерашнего будешь выделять?

За командира ответила сама Маринка. Она вообще за словом в карман не лезет.

– Спасибо, но охрана у меня уже есть, – и кивнула в сторону длинного Мишани.

– По-моему, охрана надежная, – улыбнулся капитан Грант.

Мишаня и в самом деле проводил Маринку до самого лагеря и на прощание долго и смешно тряс ей руку. А с Борисом Нестеровым он договорился переписываться. Оказалось, что они в одно военное училище хотят поступать, только Мишаня через два года, а Борис через три.

Два дня назад распрощался отряд с Сосновкой. Но все разговоры только вокруг нее и вертятся. У каждого осталось в памяти что-то свое, и у всех – общее: поле свеклы и имена на обелиске. Не только Борька – и остальные ребята все время мысленно возвращаются к этому памятнику. Вроде бы сколько таких памятников по России стоит! И видели их все не раз: по телевизору и из окон машин да поездов. И у самого главного военного памятника – у могилы Неизвестного солдата – каждый бывал.

А вот памятник в Сосновке все равно в душу запал. Почему, интересно?

И другое еще интересно: обычно капитан Грант на маршруте запрещает разговаривать – чтобы дыхание не сбивалось. А сейчас, хотя и переходы длиннее обычных, никаких замечаний не делает.

Вообще, капитан Грант все время вел себя так, как будто его и нет. Будь на его месте их классная Лариса Павловна… Борька вспомнил, как в прошлом году они ездили на экскурсию в Абрамцево. Всего и дел-то – час на электричке да километра два пешком до музея, но все равно только и было слышно: «Плащи вы взяли? А если дождь?», «А где Подошьян и Гавриков?», «Они знают, что нам через две остановки выходить?», «Нет, ты их лучше позови», «Ира, не отставай», «Коля, не отвлекайся», «Миша, ты термос не разбил?» А капитан Грант шагает себе, помалкивает, вроде бы ни на что особого внимания не обращает.

Поначалу Борька отнесся к нему с некоторой подозрительностью: все ждал, когда начнет воспитывать. И заранее сопротивлялся – во как надоело! Дома воспитывают, в школе воспитывают, на каникулы приезжаешь – и здесь начинают воспитывать. Но капитан Грант утомительных нотаций не читал, по вечерам у костра обычно рассказывал какие-нибудь забавные туристские истории. Вообще, иногда создавалось впечатление, что он вовсе даже не руководитель похода, а просто так, идет рядом за компанию. А делают ребята все сами. Сами научились выбирать место для стоянок, ставить лагерь, правильно разводить костер, готовить еду, сами поддерживают нужный темп на маршруте. Или вот когда трудовой десант устраивали… Борька опять вспомнил про школу. Там перед каждым субботником обязательно проводили собрание. Лариса Павловна или председатель совета отряда Ира Меньшикова рассказывали по газете про всесоюзный праздник труда, про то, на сколько миллионов рублей продукции выпускается в стране за один субботник. И что долг каждого пионера в едином строю со старшими товарищами – коммунистами и комсомольцами – внести достойный вклад, а если кто сбежит в кино, то родителей в школу вызовут… Капитан Грант никаких слов про долг и вклад не говорил, а просто объявил: идем помогать колхозу. И получилось, как будто это они сами придумали, а он пошел и от их имени договорился. А раз сами придумали, то и работали на совесть, а не как в сквере на субботниках, где все (и Борька тоже) главным образом бесятся и только ждут, когда надо будет листья поджигать. Вот что значит, когда никто не воспитывает! Иногда тебе целый час могут внушать что-нибудь очень правильное, а ты все это спокойно, пропускаешь мимо ушей. А капитан Грант, как правило, ничего не говорит, но ребята каждый раз ждут: что он скажет, как среагирует, как оценит? Самое интересное, что Борька и себя на этом поймал. Он, оказывается, тоже ждет, ему это тоже важно.

И еще одно интересно: Борька попытался сравнить свои отношения с ребятами теперь уже из 8 «Б» и из этого второго отряда. На первый взгляд какие тут могут быть сравнения?! Там он со всеми по семь лет знаком, а здесь что? Без году неделя. Но Борька все-таки попытался, и вышло у него, что кое-кого из ребят второго отряда он успел узнать лучше, чем многих одноклассников. Например, с Борисом Нестеровым они хоть и далеко не друзья, но кажется, будто всю жизнь знакомы и, как говорится, пуд соли вместе съели. Может, это и вправду потому, что съели – ну пусть не соли, а каши и вермишели с тушенкой – какая разница!

Стоп! Капитан Грант остановился так резко, что шедшая вслед за ним Лена Новичкова чуть-чуть на него не налетела. А потом вдруг закричала что было сил:

– Ой, мамочка!

Ребята моментально сгрудились за спиной у капитана Гранта. Через проселок медленно переползала гадюка. Ее толстое, чуть не с руку, серое с черной полосой на спине тело матово поблескивало на солнце. Гадюка лениво, но уверенно перебрасывала его через глубокие рытвины разбитой колеи.

– Я сейчас! – Борька приглядел на обочине крепкую сучковатую палку и метнулся за ней.

– Это еще зачем? – Инструктор Коля перехватил его уже на обратном пути.

– Как зачем? – не понял Борька. – Гадюка же! Пусти, а то уйдет!

– Правильно, гадюка, – согласился Коля. – А она что, тебя чем-нибудь обидела? Может быть, родных или друзей покусала?

Как обычно, за Колиным добродушным, даже слегка наивным тоном проглядывала ирония. Конечно же не было у Борьки таких знакомых.

– У французского писателя Арманда, – продолжал Коля, – есть такие очень точные строки: «Ты пришел в гости к природе – не делай ничего, что ты счел бы неприличным делать в гостях». Ты же в гостях на хозяев с палкой не бросаешься, правда? А здесь, – Коля показал на гадюку, не обращавшую на ребят никакого внимания, – они хозяева. Никто из них никогда первым не нападает на человека. И все, абсолютно все, симпатичные и не очень, они нужны природе. А значит, и нам.

– Абсолютно все? – переспросил Витька, преданно глядя Коле в глаза. Пожалуй, даже слишком преданно.

– Все до единого, – торжественно подтвердил Коля.

– И комары? – так же преданно спросил Витька. Надо сказать, спросил очень вовремя – Коля как раз хлопнул себя ладонью по шее.

– Варвары и дикари! – Коля с притворным отчаянием махнул рукой. – Что с вами толковать!

– А ты неправильно толкуешь, – вмешался в разговор капитан Грант. – Что ты им все общие слова. Давай поконкретнее. Рассказал бы для примера историю про молодого человека, который полез разорять муравейник – ему, как сейчас помню, муравьиные яйца для насадки рыболовной понадобились. Его еще, кажется, из отряда исключили. А потом он настолько исправился, что даже поступил на биофак. Теперь вот сам лекции читает про охрану природы.

– Грант Александрович, – взмолился Коля, – не подрывайте высокий авторитет инструктора.

– Да что ты, Коленька, – пожал плечами капитан Грант, – я ведь тебе только посоветовать хотел.

А гадюка тем временем давно уползла в кусты. Путь был свободен.

Они, конечно, оба шутили – и Коля, и капитан Грант. Но в каждой шутке есть, как известно, только доля шутки. Ведь, действительно, что же это получается? Вот сам Борька животных несомненно любит: всю жизнь о собаке мечтал и вообще. Но почему же тогда, увидев косяк уток над водой, он неизменно говорит: «Эх, ружья нет», хотя никакого ружья в жизни в руках не держал. Шутка? Или доля шутки? Почему первая реакция на спустившуюся с дерева белку – как бы ее поймать? Вот появилась змея, и Борька, даже не успев подумать, схватился за дубину. Почему?

Мысли у Борьки в голове наскакивали одна на другую, менялись, путались, сбивались. И было их столько, что оставшейся дороги явно не хватало, чтобы все передумать. Тем более что после небольшого подъема она круто пошла вниз, а там уже блеснула впереди вода. Селигер!

11. «ДУНКАН»! «ДУНКАН»!

Когда едешь на поезде, то сколько бы ни ехал – всего ночь из Ленинграда или целую неделю из Владивостока, – все равно самыми тягостными и томительными кажутся последние километры. Вот уже пошли знакомые платформы пригородных станций, потом те, которые когда-то были пригородными, а сейчас – вон неоновая буква «М» горит над верхней ступенькой гранитной лестницы. А метро – это значит уже Москва. А поезд все едет и никак не доедет, и так и хочется дернуть в сердцах ручку стоп-крана и нырнуть поскорее в туннель с такой родной буквой у входа. И хотя на руке у тебя часы, а перед носом расписание, и легко можно определить, что поезд выдерживает его с точностью до минуты, все равно места себе не находишь.

А когда идешь пешком – все наоборот. Как только почувствовал, что вот она, совсем уже рядышком, цель твоего долгого маршрута, – и усталость исчезает, и ноги, кажется, начинают шагать веселее. Во всяком случае, именно так – легко и весело – шагалось Борьке по дороге, пролегшей по берегу Селигера. Да и идти куда интереснее: как-никак, а перед тобой одно из самых крупных озер европейской части СССР – это Борька даже по географии проходил. Вот только противоположный берег оказался на удивление близко. Конечно, относительно близко: пожалуй, вплавь на ту сторону Борька бы не рискнул перебираться. Но лес был виден отчетливо, можно даже разобрать, что сосновый. А Борьке представлялось, что Селигер должен быть шире.

– А он и есть шире, – сказал капитан Грант. – То, что вы видите, – это не противоположный берег озера, а остров, который находится посреди Селигера. Называется он Хачин.

– Живет кто-нибудь на этом Хачине? – поинтересовался Борька.

– Могу поручиться, что будет жить, – загадочно ответил капитан Грант.

– Отряд, подтянуться! – скомандовал Коля. – Не ударим перед коллегами лицом в грязь!

На придорожном щите было написано: «Турбаза «Чайка» желает вам приятного отдыха».

Туризм принято называть активным видом отдыха. Если это так, то на турбазе «Чайка» отдых был очень активный.

– Внимание! Внимание! – надрывался громкоговоритель за забором. – Сегодня в семнадцать ноль-ноль в нашем кинозале состоится лекция о международном положении. Затем – демонстрация художественного фильма. Приглашаем всех желающих.

«Но по-прежнему кружатся диски!» – сообщил откуда-то со стороны озера Валерий Леонтьев.

Борька оглянулся. Песня диск-жокея доносилась с водного велосипеда, на котором лениво крутил педали толстый дядя в смешной пижаме. Велосипед, подобно дискам, тоже кружился на месте. С берега Леонтьева пытались перекричать еще один не менее толстый дядя и две дамы в одинаковых розовых брюках.

– Толя! Анатолий Палыч! – наперебой выкрикивали они. – Пойдешь с нами картошку печь?

Велосипедист беспомощно разводил руками – дескать, не слышу, но звук у магнитофона почему-то не убавлял. Толстяк на берегу принял этот жест за отказ.

– Зря! – закричал он еще громче. – У нас, между прочим, еще есть! – И он убедительно пощелкал себя по горлу.

– Тоже – туристы! – Коля презрительно сплюнул под ноги. – Прибавить шаг!

Прибавили. «Чайка» давно уже осталась позади, а отряд все шел и шел по пыльной дороге. Может, это только показалось, что они уже у цели. Капитан Грант ведь не говорил, куда именно они направляются на Селигере. В Москве такой вопрос ни у кого не возникал. Озеро и озеро, пусть даже и одно из самых больших. А оно, между прочим, в длину почти на тридцать километров тянется!

– Куда мы сейчас? – не вытерпел Борька.

– Пока что в магазин за хлебом, – лаконично ответил Коля.

Отряд остался на берегу, а с Колей отправились два Бориса и два Саши – «рабсила», как выразился инструктор.

Магазин оказался обычной деревенской избой, приютившейся на

краю деревни у самой кромки воды, вплотную к пристани.

В нем были: тусклая лампочка под потолком, болотные сапоги 47-го размера, кильки в томате, скумбрия в собственном соку, глыбы спрессованной соли в бумажных мешках, сахар и рожки. Хлеба не было.

– А будет? – озабоченно поинтересовался Коля.

– Видишь, ждут. – Продавщица хмуро ткнула пальцем в сторону двери.

Только сейчас Борька обратил внимание, что кроме них в магазине никого не было. А вот рядом с магазином, на ступеньках и просто на траве, расположилось человек десять.

– Скоро будет? – продолжал допытываться Коля.

– А вон. – На сей раз палец неразговорчивой продавщицы указывал на озеро.

Примерно в полукилометре от берега медленно-медленно плыла самоходная баржа.

Борька в первый момент даже не был уверен, туда ли он смотрит, куда надо. Какое отношение баржа имеет к хлебу? Оказалось, самое непосредственное. Она заменяла здесь все привычные с детства фургоны – «Хлеб», «Молоко», «Овощи-фрукты» и даже «Мебель».

Минут через десять баржа уткнулась в бревенчатую пристань.

– Если хотите, чтобы быстрее, помогайте, – сказала продавщица.

Будущие покупатели выстроились в цепочку от баржи к магазину, и из рук в руки полетели мешки с буханками. Потом пошли ящики с огурцами и с крупой, два бидона (один с краской, а другой с подсолнечным маслом) и под конец даже телевизор в огромной коробке.

– А теперь что? – спросила Маринка Мыльникова, когда серые буханки в мешке были доставлены на берег.

– Будем ждать, – коротко ответил капитан Грант.

– Чего ждать? – не отступала Маринка.

– Как чего? – мастерски разыграл удивление Коля. – Что могут ждать дети капитана Гранта? Корабль, разумеется. Кстати, кто вспомнит, как называется тот корабль, на котором они плавали?

Первым вспомнил Витька. И он же первым увидел вынырнувшее из-за дальнего мыса белое пятнышко.

– «Дункан»! «Дункан»!! – закричал он что было сил.

Скептик, конечно, мог бы сказать, что это была вовсе не красавица яхта, а самый обычный речной трамвай, какие во множестве курсируют по Москве-реке, не вызывая у жителей столицы никакого интереса. Но все равно это был долгожданный «Дункан»! И не было ничего удивительного в том, что на его борту второй отряд ждала радостная встреча с друзьями, с которыми они расстались накануне трудного и полного приключений путешествия.

Здравствуй, Оля! Привет, ребята! Мы дошли!

«Дункан» – он же «Николай Маркин» – отвалил от берега, но почему-то взял курс не параллельно суше, как предполагал Борька, а перпендикулярно, в сторону Хачина. Борька вопросительно посмотрел на капитана Гранта.

– Я же поручился, что на острове будут жить люди, – сказал капитан Грант.

12. РЫБАЦКОЕ СЧАСТЬЕ

Для настоящего рыбака рыбалка начинается задолго до того, как крючок с наживкой уйдет в воду. Радостное возбуждение овладело Борькой с того момента, когда капитан Грант сказал за обедом:

– Не надоел вам суп из концентратов? По-моему, тут были желающие накормить нас ухой.

Конечно, были! Еще как были! Борька наскоро доглотал свою порцию вермишели с тушенкой и, не откладывая больше ни на минуту, приступил к ответственнейшему делу.

Прежде всего следовало найти удилище. Вся нужная снасть была у капитана Гранта в рюкзаке, но ведь не станешь ее привязывать к первой попавшейся дубине! Сухие палки здесь не годились: удилище должно быть гибким. После тщательных поисков Борька увидел наконец заросли орешника. Здесь можно подобрать то, что нужно. Следующим этапом была оснастка удочки. Ведь для успешной ловли все имеет значение: толщина лески, размер крючка, чувствительность поплавка. Затем встал вопрос о наживке. Конечно, самая лучшая, универсальная наживка – это дождевой червяк. На него кто угодно клюет: и плотва, и окунь, и подлещик. Даже крупная рыба может схватить. Но где его взять, дождевого червя, если дождей уже целую неделю не было, а почва вокруг самая неподходящая – песок да глина… Штук пятнадцать червяков Борька сумел набрать, откатив в сторону лежавшие на поляне бревна. Но пятнадцать – это же несерьезно: при хорошем клеве на час не хватит. Пришлось делать тесто. Для рыбалки нужно совсем не такое тесто, из которого пекут пироги да оладьи. То – жидкое, растекающееся по сковородке. Так, во всяком случае, считал Борька. А ему нужно было упругое, такое, чтобы крепко держалось на крючке. Осторожно, по капельке добавлял он воду в миску с мукой и тут же начинал мять эту белую массу. Жидкое тесто приставало к миске, цеплялось за пальцы, но в конце концов Борька своего добился – на ладони лежал упругий кругляш. Теперь нужно было смочить его чуть-чуть подсолнечным маслом (для запаха, который почему-то нравится рыбам) и плотно завернуть в целлофановый пакет, чтобы до утра не засохло. И вот, наконец, осталось самое трудное – ждать, когда из кромешной ночной тьмы начнут неясно проступать очертания деревьев. Сначала – ближних, а затем и тех, что подальше. Когда прорежутся из сплошной серой массы контуры береговой линии и откроется поверхность озера, покрытая клочьями ночного тумана. Еще немного, еще чуть-чуть… Пора! Борька нащупал под соседним спальником коленку Дениса и решительно потряс ее.

Когда вчера на призыв капитана Гранта кроме Борьки откликнулся еще и Денис, Борька сперва огорчился. Честно говоря, он предпочел бы любого другого напарника. Вовсе не потому, что Денис сам по себе был плох. Просто Борька уже успел представить себе, как, вернувшись с ловли, он небрежно швырнет на траву увесистый кукан с рыбой и Оля Озерная с нескрываемым восхищением в голосе скажет: «Вот это да! Какой же ты молодец!»

В крайнем случае Борька был готов разделить этот будущий триумф с любым другим парнем. С кем угодно. Кроме Дениса. Но… Не мог же Борька, в конце концов, запретить Денису идти на рыбалку! Правда, в запасе оставался другой вариант, может, даже еще лучше первого. Для его претворения в жизнь нужно было, как говорят рыбаки, «обловить» Дениса, поймать намного больше, чем он. Тогда Оля поймет, что есть люди, которые умеют красиво рассказывать о своих достижениях, а есть люди, которые их молча и скромно совершают.

Между прочим, победить соперника Борька мог без особых усилий. Достаточно ему было не трясти Дениса за коленку, а молча выбраться из палатки. Не обязан же Борька его будить на рыбалку! А стоило только посмотреть, как сладко посапывает Денис во сне, чтобы понять, что в этом случае соперник выбывал из борьбы. Но Борька мужественно преодолел искушение. Конечно, во всех видах спорта победа присуждается и в связи с неявкой противника, но ведь всем понятно, что это не та победа…

Удивительное дело, спать ему не хотелось ни капельки… Дома Борьку нужно, как мама говорит, подъемным краном из постели вытаскивать. «Сейчас… Еще пять минуток… Ну, хоть две…» – канючит он, не отрывая головы от подушки. Не зря ведь говорят, что утренний сон самый сладкий. Раньше, в детстве, Борька вообще откалывал потрясающие номера. Мама его будит с утра, а он вроде бы уже и открыл глаза и вполне осознанно говорит: «Ой, я же вчера совсем забыл сказать: Лариса Павловна заболела. Нам сегодня ко второму уроку». Да так убедительно, что мама на это немедленно «покупалась». Доспав свои сорок минут, Борька совершенно искренне удивлялся, что он такое сказал. Хватавшаяся за голову мама от безвыходности писала записку: «Задержался дома по семейным обстоятельствам». Борька несся в школу, а недельки через две-три ситуация повторялась, только на этот раз отменялась, к примеру, физкультура в связи с ремонтом зала.

Со временем Борька «отменять» уроки перестал, но вставал в семь утра всегда с большим трудом. А сейчас и четырех еще, наверное, не было – и ничего. И Денис тоже не стал отлеживаться да раззевываться – только открыл глаза и тут же пополз из спальника наружу. А через две минуты они уже стояли на берегу.