Текст книги "Лето с капитаном Грантом"

Автор книги: Сергей Иванов

Соавторы: Наталья Хмелик,Сергей Александрович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

А капитан Грант был уже рядом.

– Кто затеял драку?

– Я, – шагнул вперед Борька.

– Я приказал! – тут же выкрикнул Борис.

– Что приказал? – не понял капитан Грант. – Драку затеять? Где Мыльникова? И что вообще происходит в отряде?

– Мыльникову отпустил тоже я, – уже спокойно ответил Борис Нестеров.

Сашку-молчаливого увели на берег умываться.

– Та-ак, – задумчиво протянул капитан Грант. – Подведем итоги. В отряде ЧП за ЧП. А командир, который должен поддерживать дисциплину, вместо этого приказывает начинать драки; своевольно, не имея на то полномочий, отпускает с построения людей. Я все правильно понял? – переспросил он на всякий случай.

Борис Нестеров молчал, упрямо наклонив голову.

– Саша Арбузов в порядке? – спросил Грант у прибежавшего с берега Коли.

Тот кивнул.

– Значит, так. Нестерова от командования отрядом я отстраняю. Вопрос о наказании нарушителей дисциплины и новом командире решим завтра. У меня все. Лагерь, отбой!

Сколько раз, с самого первого дня пребывания в лагере, Борька мечтал услышать эти слова! Сколько раз он придумывал ситуации, в результате которых Бориса Нестерова отстранят и он будет избавлен от его бесконечных придирок. И вот это случилось…

Минут через пятнадцать после отбоя, когда соседи затихли, Борька осторожно выполз из спального мешка, открыл полог. Борис Нестеров, конечно, не спал. Он просто лежал на спине, уставившись невидящим взором в потолок. Сначала он хотел по привычке спросить, куда это Лисовский собрался после отбоя, но тут же вспомнил, что больше не командир, а стало быть, и никакого права спрашивать не имеет. И промолчал.

А Борька отправился в сторону капитанской палатки.

– Я здесь, – окликнул его негромкий голос.

У догорающего костра сидел на корточках капитан Грант.

– Я уж было подумал, что ошибся и ты не придешь, – сказал он.

Интересно, откуда это он знал, что Борька придет, когда он сам до последнего момента не мог решиться, идти или не идти?!

– Вот не предполагал, что из тебя получится такой ревностный исполнитель приказов. Значит, велели – и ты сразу хрясь по физиономии? Здорово!

Борька тоже опустился на корточки. Красные, синие, фиолетовые огоньки то вспыхивали на головешках в костре, то снова исчезали. Иногда на секунду-другую вдруг появлялся маленький язычок пламени. Борька смотрел на огоньки и молчал.

– Так с чем пожаловал? – спросил капитан Грант.

Борька собрался с духом:

– Грант Александрович, я хотел попросить: не отстраняйте, пожалуйста, Нестерова от командования!

Обычно все ребята и Борька тоже обращались к начальнику лагеря «капитан Грант». Но это все же была игра, а сейчас разговор шел серьезный, и Борька поэтому сказал «Грант Александрович».

– Вот как? – удивился Грант. Вернее, сказал с удивленной интонацией, но на самом деле – и Борька мог в этом поклясться! – он ни чуточки не удивился.

– Значит, надо так понимать, что никакого приказа насчет драки ты от Нестерова не получал? Но тогда тебя надо исключить за драку. – Капитан Грант чуть заметно усмехнулся.

– Не отстраняйте его от командования, – вместо ответа повторил Борька.

Капитан Грант пододвинулся ближе к Борьке.

– Ударить человека по лицу, да к тому же публично, – это серьезный поступок, – задумчиво сказал он. – Для такого поступка должны быть и серьезные основания. Судя по всему, ты убежден, что они были.

Борька молчал.

– Что ж, – добавил капитан Грант, – это позиция. С позицией можно не соглашаться, но ее нужно уважать. Так, значит, за дело бил?

Борька продолжал молчать, но капитан Грант и не ждал от него ответа.

– Перед тобой на этом самом месте пострадавший сидел, – неожиданно сказал капитан Грант. – Так он считает, что за дело.

Разноцветные огоньки на головешке мигнули в последний раз и погасли. И как будто за компанию с ними луна, еще недавно светившая полным кругом, вдруг на глазах стала уменьшаться в размерах, заваливаясь за невидимую на фоне ночного неба тучу.

Капитан Грант поднялся на ноги.

– Значит, так. Всем вам объявляю по наряду вне очереди. Тебе – за недисциплинированное поведение в строю. Мыльниковой – за самоволку. Нестерову… – Тут капитан Грант на мгновение задумался. – Ну, он сам разберется за что. Так и передай своему КОМАНДИРУ.

14. КОСТРОВЫЕ ВСТАЮТ РАНО

На целый час раньше, чем весь лагерь. До общего подъема им нужно развести огонь, вскрыть банки со сгущенкой, поставить вариться кашу, нарезать хлеб. А двум Борисам пришлось даже на полтора часа раньше подняться – ночью пошел дождь, сложенные на поляне дрова намокли, и неизвестно, сколько времени понадобится на то, чтобы их раскочегарить.

Даже в жаркие дни в полшестого бывает еще сыровато от утренней росы и зябко от раннего вставания. А тем более сегодня.

Воздух как будто пропитался насквозь влагой, да к тому же Борисы ночью почти не спали.

Сначала – из-за того вечернего разговора у костра.

– Все в порядке, командир, – прошептал Борька, вернувшись в палатку. – Капитан Грант – мировой мужик.

– Что ты ему рассказал? – немедленно откликнулся Борис.

– Что с дисциплиной в отряде все в порядке. Во всяком случае, норма по внеочередным нарядам перевыполняется вдвое.

– Да ты толком говори!

Борька не стал пересказывать всего разговора, только про решение капитана Гранта сказал. На этот раз заработанные наряды ничуть не опечалили двух Борисов.

Пока они так переговаривались, хлынул дождь. А еще через полчаса, когда Борька почти заснул, из соседней – девчоночьей палатки раздался жалобный крик:

– Протекаем!

– Вот разгильдяи! – Борис Нестеров чертыхаясь полез наружу.

Борька сначала не понял, кто и почему разгильдяи, но все равно тоже вылез вслед за командиром. Оказалось, парни, которые ставили палатки. И поставили халтурно: с глубокой складкой на боковине. В нормальную погоду эта складка никакого значения не имела, а вот сейчас «сработала»: скопилась вода, и стоило только на секундочку, случайно дотронуться до этого места, как палатка тут же потекла.

Вообще-то говоря, за разгильдяйство следует наказывать. И живи в этой палатке тот, кто ее ставил, Борька ни за что не стал бы мокнуть из-за него под дождем. Да и девчонки тоже хороши: могли бы и обратить внимание на собственное жилье. Но, с другой стороны, что эти девчонки понимают в туризме? И так вон сколько визгу из-за каких-то нескольких капель…

Пришлось помогать. А там уже и до рассвета осталось совсем чуть-чуть…

Дождь поработал на славу. На месте костра разлилась здоровая черная лужа, в которой сиротливо мокли головешки.

– Да-а… – почесал Борька в затылке. – Дела. Слушай, командир, а может, плюнем на принцип? У меня в рюкзаке кусок газеты завалялся…

Но командир только молча покачал головой. Потом залез на секунду в палатку и вылез обратно с пучком сухого «пороха» в руках.

– Ну ты даешь! – изумился Борька. – Как же ты догадался его прихватить? Я ведь сам про наряды только после отбоя узнал.

– Запас в хозяйстве всегда должен быть, – довольно хмыкнул Борис.

Борька только руками развел.

– Гибрид командира с каптенармусом – находка для отряда, – изрек он.

Чем разжигать костер, нашлось. Оставалось решить вопрос: что разжигать? Одного взгляда на залитые водой дрова было достаточно, чтобы понять, что легче топить костер гранитными плитами.

– Учись, пока я жив. – Борис взял топор и начал ловко откалывать щепки от березового полена. Оказалось, что намокли дрова только снаружи, а внутри они были сухие. Борька снял штормовку и бережно укрыл щепки от дождя. Сам, в конце концов, как намокнешь, так и высохнешь, а тут проблема посерьезней – отряд кормить надо. Вообще штормовка оказалась вещью удивительно универсальной: вчера была мешком для грибов, сегодня стала чехлом. И зонтиком. Растянув штормовку на вытянутых руках, Борька держал ее над кострищем, пока Борис колдовал с костром, укладывая щепки в пирамидку. И пополз, заклубился дымок, лизнул щепки огненный язычок, сначала осторожно, как будто пробуя, а потом все уверенней и сильней. Теперь можно было и Маринку поднимать: варить кашу – это уже ее дело.

Маринка вылезла из палатки со слегка припухшим лицом – то ли от вчерашних слез, то ли от сегодняшнего недосыпа. Вылезла и сразу ткнулась Борьке лбом в плечо:

– Видишь, какая я дура. А ты из-за меня наряд заработал.

– Ладно тебе… – засмущался Борька.

– А мне ты ничего не хочешь сказать? – ехидно поинтересовался Борис Нестеров.

– Ой, Боренька! – Маринка попыталась было ухватить командира за рукав. – Прости, пожалуйста, честное слово, такое больше не повторится.

Но командир был неприступен, как горная твердыня.

– Я думаю, что не повторится, – сказал он с нескрываемым возмущением. – Моя бы воля, ехала бы ты, подруга, сейчас домой, в столицу. Просто понять не могу, с чего это капитан Грант тебя простил.

Маринке не нужно было это понимать. Она знала.

Ночь она тоже провела не сомкнув глаз. Сначала тихонько плакала в углу палатки, уткнувшись носом в брезент, а потом что-то зашуршало за стенкой, и виноватый голос прошептал:

– Марин, а Марин, ты спишь?

– Сплю, – убедительно ответила Маринка. – Дальше что?

– Дальше я извиниться хотел, – сказал голос. – Ты только не думай, я не потому, что по морде получил, я сам по себе.

– Гад же ты, Сашка, – сказала Маринка.

– Гад, – поспешно согласился голос. – То есть не гад, а мне просто обидно очень было, что… – Тут Сашка на мгновение замялся, как будто никак не мог найти нужное слово, – что ты все на него и на него, а на меня никакого внимания.

– Какого внимания? – автоматически переспросила Маринка и тут же сама сообразила какого. – Вот дурак! А теперь из-за твоей дурости капитан Грант ребят выгнать может.

– Не может, – утешил Сашка. – Я ему все рассказал.

– Все?! – ахнула Маринка.

– А что мне оставалось, – попытался оправдаться Сашка. – Так что вылезай, он тебя зовет. А я, – тут Сашкин голос обрел вдруг некоторую торжественность и зазвучал громче, чем следовало, – я замолкаю навеки.

– Лучше бы ты это сделал раньше, – с чувством сказала Маринка и отправилась навстречу своей судьбе.

Капитан Грант несколько долгих секунд молча, как бы изучающе смотрел на нее.

– Знаешь, – произнес он наконец, – по твоей милости я оказался в весьма сложном положении.

Маринка очень удивилась, услышав эти слова. Ей-то представлялось, что это она, а никак не капитан Грант, оказалась в сложном положении.

– Дело в том, – продолжал между тем капитан Грант, – что, с одной стороны, я привык держать слово. А слово было такое: за самовольное купание – немедленное исключение из лагеря и отправка в Москву. Но, с другой стороны, узнал я об этом не сам и не от тебя, а из такого источника информации и в таких обстоятельствах… Ну, в общем, чтобы тебя выгнать, я должен был бы воспользоваться чужой откровенностью. А это тоже как-то не в моих принципах. Вот я и хочу, чтобы ты мне посоветовала, как быть. А заодно и рассказала, – тут тон капитана Гранта вдруг потерял всякую задушевность, – какого черта тебя в самоволку понесло?

– А может, я хотела в тот момент, чтобы вы меня выгнали?! – с вызовом в голосе сказала Маринка.

– Понимаю, – сказал капитан Грант, хотя ничего не понимал, во всяком случае, по твердому Маринкиному убеждению, не должен был понимать. – Думаю, что тебе надо успокоиться.

– Я уже успокоилась, – поспешно возразила Маринка.

– А я думаю, – повторил капитан Грант с нажимом в голосе, – что день чистки котлов тебе очень в этом поможет.

Однако котлы после завтрака пошел чистить Борька. Проявил джентльменство. Вообще у него с ночи пошла полоса добрых дел: то чужую палатку под дождем поправлял, а теперь вот котлы. Правда, что касается котлов, то за Борькой числился небольшой должок, но было ясно, что при нынешних обстоятельствах Маринка ни за что не станет про него напоминать. Так что Борькин поступок был вполне бескорыстен.

Добрые дела судьбой обязательно вознаграждаются. Борька свою награду получил немедленно. Отправившись с котлами в руках на берег озера, он совершил географическое открытие – оказалось, что внутреннее озеро связано с внешним!

Во всяком великом открытии всегда есть элемент случайности. Скажем, плыл себе человек торговать в Индию, а вместо этого взял и открыл Америку. Или и вовсе пошел за грибами, а вместо грибов нашел месторождение железной руды. Вот и Борька не собирался ничего открывать, а просто искал удобное местечко для чистки котлов. Такое, чтобы и пологое было, и чтобы песок, а не глина, и трава вокруг густая росла. Травой котел еще удобнее драить, чем тряпкой. А в результате этих поисков Борька наткнулся на спрятавшуюся за стеной из высокого кустарника протоку, уходившую к Селигеру. Да и куда ей, спрашивается, было еще уходить, если впереди – Селигер, сзади – Селигер, справа и слева – тоже Селигер.

Борька поставил котлы на землю (правда, вспомнив о событиях недавнего прошлого, на некотором расстоянии от воды) и побежал обратно в лагерь – делиться своим открытием с человечеством. Человечество в лице Бориса Нестерова изъявило желание немедленно ознакомиться с открытием. И тут выяснилось, что Борьку опередили. По протоке в сторону Щучьего озера шла большая трехместная байдарка. Вернее, шла – это не совсем правильное определение.

На одном из трех мест сидела старушка лет шестидесяти в куртке с капюшоном и с веслом в руках. На другом лежали два рюкзака, палатка и рыболовные снасти. А впереди байдарки шагал по протоке в болотных сапогах бородатый старик и на веревке волок ее за собой.

– Вот это да! – присвистнул Борька. – Бурлаки на Волге. Картина Репина «Приплыли».

Борис толкнул его локтем в бок.

– Здравствуйте. Вам помочь? – вежливо спросил он.

– Здравствуйте, ребята, – приветливо ответил старик. – Спасибо, но я справлюсь. Насколько понимаю, мы будем соседями. Так что давайте знакомиться. Это, – он показал в сторону байдарки, – Вера Андреевна, а меня зовут Дмитрий Николаевич.

Хотя на голове у Дмитрия Николаевича была старая, видавшая виды брезентовая шляпа, а одет он был в такую же, как у Бориса Нестерова, выцветшую штормовку, в его облике угадывалось что-то такое, из-за чего Борька про себя сразу окрестил его «профессором».

На выходе из протоки «профессор» ловко запрыгнул в байдарку и крикнул:

– Приходите в гости.

Борька пришел. «Профессор» показался ему человеком симпатичным и интересным. Но, откровенно говоря, не только и даже не столько это обстоятельство заставило Борьку принять приглашение. Дело в том, что тогда, в протоке, в байдарке у Дмитрия Николаевича Борька успел разглядеть спиннинг. Понятно было, что любой нормальный человек – а «профессор», несомненно, был нормальным – начнет не с рыбной ловли, а с устройства лагеря. Значит, вполне можно было выпросить спиннинг на час-другой. Погода пасмурная, самая что ни на есть щучья… Вот только даст ли он Борьке спиннинг?

Обычно взрослые, доверяя какую-нибудь ценную, а тем более импортную вещь, непременно говорят: «Только обращайся осторожно. Не сломай! Не бросай! Не потеряй!» И еще массу других «не»… Как будто ты берешь транзистор, чтобы заколачивать им гвозди; просишь перочинный ножик, чтобы надпись на камне вырезать… Дмитрий Николаевич ничего подобного говорить не стал. Напротив, показал Борьке, как нужно придерживать пальцем леску на катушке, посоветовал кидать так, чтобы блесна шла вдоль осоки. Но Борька в этот момент представил себе, как здоровенная щука, описав в воде восьмерку, хватает его блесну, спиннинг сгибается в дугу, а он отчаянно крутит катушку…

Никакая щука блесну не схватила. Да и не могла схватить, потому что после Борькиного заброса она улетела не в воду, за осоку, как было запланировано, а вовсе даже в противоположную сторону, где намертво вцепилась в крону высокой сосны. А леска, которую Борька от растерянности забыл придержать пальцем, скрутилась в огромный запутанный ком – самую что ни на есть позорную «бороду».

Дмитрий Николаевич и сейчас не стал ругаться и читать нотации – мол, я же тебе говорил, а ты, вместо того чтобы внимательно слушать… Ну и так далее. Только спросил:

– Сам распутать сможешь?

– Смогу, – сгоряча сказал Борька.

Уже минуты через две он понял, что даже под угрозой расстрела на месте он не справится с этой «бородой». Понял, но продолжал протаскивать друг через друга бесчисленные петли. А что ему оставалось!

– Что, не выходит?! – крикнул Борьке Дмитрий Николаевич. – Ну подожди, сейчас, я только закончу с палаткой и помогу.

С равным успехом он мог был заканчивать хоть строительство дворца – Борька бы все равно подождал.

– Дима, как тебе не стыдно? – укоризненно сказала Вера Андреевна. – Что ты ребенка мучаешь? Твои снасти – ты и распутаешь. А его, наверное, в лагере ждут.

– И в самом деле, – спохватился Дмитрий Николаевич. – А то еще твое начальство бог знает что про нас подумает. Решит, например, что мы с Верочкой эксплуатируем детский труд.

Борька попытался было протестовать, но делал это как-то не очень уверенно. Тем более что в лагерь и в самом деле пора было возвращаться – скоро обед.

– А знаешь, Дима, по-моему, тебе стоит сходить вместе с Борей, – предложила Вера Андреевна. – Вот ты поставь себя на место руководителя. Появились на озере незнакомые люди, ребята с ними общаются, а что за люди, чем дышат – неизвестно.

– Зачем же ходить, – удивился Дмитрий Николаевич, – когда под рукой такое прекрасное транспортное средство?

До сих пор Борька еще ни разу в жизни не плавал на байдарке. Ощущение было совершенно удивительным: «профессор» легкими, непринужденными движениями лишь слегка касался веслом воды, а байдарка буквально летела вперед, рассекая острым носом гладь озера. Да-а, это не пешком ходить! Даже не интересно: без всякого напряжения можно за день спокойно пройти сотню километров. А что? Рюкзак на спине не несешь, сидишь себе и сидишь, а байдарка почти что сама плывет.

Когда Борька поделился этим соображением с Дмитрием Николаевичем, тот молча протянул ему весло. После первого же взмаха оно едва не вырвалось у Борьки из рук, резко нырнуло в воду. Байдарка «рыскнула» и завернула вправо. Вторым взмахом Борька попытался исправить положение, но теперь байдарку занесло влево.

– Ты работай веслом, как рычагом, – посоветовал Дмитрий Николаевич. – Плавно дави на верхнюю часть.

Борька попробовал давить плавно. Байдарка и в самом деле приобрела более устойчивый курс. Но берег теперь не проносился стремительно мимо, как всего лишь три минуты назад, он полз со скоростью черепахи. К тому же Борька начал уставать! Не то чтобы совсем выдохся, но, во всяком случае, после каждого гребка ему невольно хотелось продлить паузу.

– А сотню километров за день действительно можно пройти, – с улыбкой сказал «профессор», забирая весло, – по течению, конечно. Будешь тренироваться – пройдешь.

Байдарка вновь набрала темп. Но гребки «профессора» больше не казались Борьке небрежными. Кстати, по пути выяснилось, что Борька угадал. Дмитрий Николаевич действительно оказался профессором. Из Ленинградского университета. Позавчера он принял последний экзамен, а вечером уже сел на осташковский поезд.

– Вот решил Верочку немного прогулять, – сказал он. – В августе я со своими студентами на Печору пойду, но ей такие переходы уже не по силам. А сюда – в самый раз.

Байдарка мягко ткнулась в берег. Дмитрий Николаевич легко, по-мальчишески спрыгнул в воду, помог вылезти Борьке, который был без сапог.

– Пожалуй, нужно было переодеться. – Дмитрий Николаевич с сомнением оглядел штормовку и потертые джинсы с латкой на колене. – А то ведь не поверят, что профессор.

С пригорка, чуть приволакивая ногу, спускался навстречу гостю капитан Грант.

– Разрешите представиться – Дмитрий Николаевич. – Он слегка приподнял шляпу. – Никаноров… – И вдруг замолчал на полуслове. И капитан Грант тоже неожиданно застыл на месте, пристально вглядываясь в профессора. А потом выдохнул:

– Дима!

– Грант! – закричал Дмитрий Николаевич. – Капитан Саркисян!

15. КАПИТАН ГРАНТ

Он и в самом деле оказался капитаном. Правда, не морским, как знаменитый герой Жюля Верна, а армейским. Капитан Грант Саркисян воевал в горах Северного Кавказа, был ранен, награжден орденом Красной Звезды, медалями. А до войны он, несмотря на молодость, успел стать мастером спорта по альпинизму, членом сборной команды республики. Поэтому и направлен был в специальное горнострелковое подразделение. Об этом ребятам рассказал его бывший однополчанин, старший лейтенант, он же профессор университета Дмитрий Николаевич Никаноров.

Но рассказал он все это потом. А пока двое пожилых мужчин обнимались, хлопали друг друга по плечу, плакали. В этом году Борька видел по телевизору репортаж из Парка культуры и отдыха имени Горького, где в канун Дня Победы всегда встречаются ветераны. Тогда на экране точно так же обнимались и плакали пожилые люди, в пиджаках, густо увешанных наградами. И у Борьки тоже ком в горле стоял, когда он смотрел эту передачу. А сейчас не было Дня Победы, не было сверкающих наград, но зато все это происходило здесь, у Борьки на глазах, и не с неизвестными ему, а со знакомыми людьми. Подумать только, последний раз Дмитрий Николаевич и капитан Грант виделись в сорок третьем году, как раз в тот день, когда Гранта Александровича ранило! И вот встретились здесь, на Щучьем озере! У Борьки помимо его воли тоже потекли слезы.

Между прочим, если бы он сначала не открыл протоку, а потом не пошел к Дмитрию Николаевичу за спиннингом, то встреча фронтовых друзей вообще могла бы не состояться!

Это обстоятельство придало Борьке дополнительные силы в споре, который развернулся между двумя Борисами, Сашей-Таганским и Толей Киселевым из первого отряда. Дело в том, что традиционный большой лагерный костер, посвященный окончанию смены, который был назначен на послезавтра, единогласно было решено в честь встречи старых друзей перенести на сегодня. Быть костровым в такой вечер – честь, за которую стоило побороться! Вот Саша с Толей и боролись. Они настойчиво доказывали, что, поскольку по графику сегодня их дежурство, им костер и проводить. А свои наряды два Бориса с лихвой отработали за завтрак и обед. Но не тут-то было! Борисы неколебимо стояли на своем: совершенные ими проступки, вне всякого сомнения, были настолько серьезны, что они самоотверженным трудом должны искупать их весь день! И чем сложнее и ответственнее будет работа, тем справедливее. А что может быть ответственнее для кострового, чем большой лагерный костер?!

Это только так кажется, что все очень просто: знай себе шуруй в костер побольше дров. Пламя до небес – и больше никаких проблем! А на самом деле все совсем иначе. Пламя до небес – это, конечно, хорошо. Но вот бабахнешь ты в огонь с излишней энергией полено покрупнее – и сноп искр тотчас посыплется на сидящих у костра. Или, скажем, положишь туда сухую елку, а тем более лапник. Пламя, конечно, от елки яркое. Но дыму! И если подует малейший ветерок, то этот едкий, тяжелый дым всем сразу отравит удовольствие. Поэтому, одержав убедительную победу в схватке за право быть костровыми, Борисы не стали терять времени даром, а тут же отправились на сбор березовых дров.

Ближе к вечеру в лагере появился Коля, которого не было видно довольно давно, кажется, с самого завтрака. Узнав про перемены с большим лагерным костром и про причины, их вызвавшие, он объявил немедленный сбор лагеря. А когда отряды построились, сказал:

– Большой лагерный костер – дело серьезное. Это не только много дров в большом огне, – это программа. А раз так, значит, что нам нужно? – Тут Коля обвел вопрошающим взглядом притихшие шеренги. И хотя никто не произнес ни единого слова, закончил: – Совершенно правильно говорите. Концерт художественной самодеятельности. Стихи, песни, глотание шпаг, дрессированные тигры – это, естественно, для тех, кто песен не поет и стихов не знает. Участие в концерте – дело сугубо добровольное. Поэтому сейчас внимание: я назову список добровольцев.

И назвал. Когда прозвучала фамилия Лисовский, Борька буквально взвился на месте. Во-первых, напомнил он Коле, он – костровой и эти труднейшие обязанности не позволяют ему отвлечься ни на минуту. Во-вторых, вспомнил Борька мамину присказку, большой африканский слон в детстве прошелся ему по ушам и потому, если Коля не хочет нанести тяжелый и непоправимый ущерб окружающей природе («а птицы, – сказал Борька, – передо́хнут после первого же куплета в моем исполнении»), его нужно немедленно исключить из списка. Наконец, в-третьих, Коля же сам сказал, что это дело добровольное.

– Добровольное, – подтвердил Коля, – я же не отказываюсь. Просто хочу сообщить, что перечисленные граждане получат за участие в концерте гонорар. Можно – авансом. – С этими словами Коля вытащил из висевшей на боку сумки увесистую пачку писем и помахал ею в воздухе. Оказалось, что на родительском дне капитан Грант втайне от ребят продиктовал родителям почтовый адрес ближайшей к Щучьему озеру деревни! Туда-то Коля и ходил после завтрака!

Боевой клич индейцев-апачей потряс округу, а к пачке мгновенно потянулись десятки рук. Но Коля оказался проворней. Он высоко поднял пачку над головой, вскочил на бревно и с этой недосягаемой высоты поинтересовался, как насчет добровольцев. На таких кабальных условиях трудно было не согласиться. Надо сказать, что до сих пор Борька получал письма только от жившей в Воронеже двоюродной папиной сестры тети Наташи. Видел ее Борька всего два раза в жизни: раз, когда ему было три года, и второй – когда восемь. А вот письма получал на каждый праздник – на Первое мая, Седьмое ноября и на Новый год. Все письма были совершенно одинаковыми, как будто тетя Наташа когда-то давно однажды села и написала их под копирку, а теперь только даты проставляет. «Дорогой племянник, – писала тетя Наташа, – сердечно поздравляю тебя с праздником… (далее следовало название наступавшего праздника), желаю тебе крепкого здоровья и успехов в учебе». Поначалу Борька очень злился, когда папа требовал, чтобы он был вежливым и тете Наташе отвечал (ну что, в самом деле, можно ответить на такое письмо?), а потом сообразил и тоже стал желать крепкого здоровья и больших успехов.

Увидев у Коли в руках конверт со своей фамилией, Борька даже в первую секунду подумал о тетке: «У нее-то откуда адрес?» Но письмо было от мамы. После неизменного вопроса, не простудился ли Борька (мама умудрилась его задать даже в письме), она сообщала, что капитальный ремонт в Одессе наконец благополучно завершился, билет на самолет уже куплен, так что, вернувшись из похода, он сразу вылетает на море. Еще мама написала: «Привет от «крокодилов».

Забавная мартышка – героиня очень смешного мультфильма – все время требовала, чтобы ей отдали обещанный привет. Борьке повезло больше, чем ей: его «привет» был вполне материален. На листочке бумаги был нарисован крокодил с огромным рюкзаком, причем морда у него была отчасти крокодильская, а отчасти, причем от большей части, Борькина.

И у Маринки Мыльниковой в письме тоже был привет-вкладыш: листок с отпечатком собачьей лапы. Маринкина мама писала, что Юмка растет, обрастает («Мы ее весной наголо постригли», – объяснила Маринка), съела папины выходные туфли и все время интересуется, когда Маринка вернется.

– Вот бандитка! – сказала Маринка со счастливой улыбкой. – Борь, а ты приедешь знакомиться с моей собакой?

Борька кивнул. Конечно, он приедет. Маринка – отличная девчонка, и собака у нее, судя по всему, симпатичная. Но только все равно – Маринка это Маринка, а Оля это Оля. И это ничего не значит, что она не спрашивает, приедет ли Борька к ней в гости.

Концерт удался на славу! В нем было все: и стихи, и песни, и номер фокусника-иллюзиониста Кио, и даже дрессированные тигры.

В роли Кио выступил инструктор Коля. И получалось у него совсем не хуже, чем у знаменитого иллюзиониста. Маленький подосиновик, который только что был у Коли в руках, на глазах у всех зрителей превратился в огромный мухомор.

– Так как насчет супчика? – допытывался «Кио», демонстрируя мухомор первому ряду.

Тигром была Маринка. У кого-то из девчонок нашлась полосатая тельняшка, усы подрисовали угольком, а хвост был создан из подручных материалов в основном усилиями Веры Андреевны. Дрессировщик Сашка-Таганский грозно щелкал бичом, сконструированным из отстегнутых от рюкзаков лямок. Тигр не менее грозно рычал, но все же выполнял все, что дрессировщик от него требовал: ходил по сооруженному специально к представлению буму, садился в шпагате, а в завершение номера даже сделал эффектную стойку на передних лапах.

Борька читал стихи. Он долго думал: какие выбрать? Хотел про войну – в честь героев сегодняшнего вечера, но любимое симоновское «Жди меня» все, конечно, знают. Твардовского тоже знают. Борьке очень хотелось представить себе капитана Гранта и Дмитрия Николаевича совсем молодыми, такими, какие они были до войны. И в памяти всплыли чеканные строчки:

Мы были высоки, русоволосы,

Вы в книгах прочитаете, как миф,

О людях, что ушли не долюбив,

Не докурив последней папиросы…

И хотя у капитана Гранта на голове сейчас была шапка седых волос, а в молодые годы он, наверное, был черным как уголь, а у Дмитрия Николаевича под брезентовой шляпой скрывалась весьма прозаическая лысина и не был он вовсе высок и хотя оба они вернулись с войны, Борька все равно точно знал: это – про них.

А еще были песни – и туристские, и про то, что лучше гор могут быть только горы, и про полк, который поднимался в облака и уходил по перевалу. Все пели хором, и Борька тоже пел вместе со всеми, потому что когда поешь вечером у костра, то это не так уж и важно, есть у тебя слух или нет.

А потом ребята дружно закричали:

– Коля, давай нашу!

И Коля взял уже было первые аккорды, но капитан Грант остановил его и, забрав гитару, протянул ее Дмитрию Николаевичу:

– Не разучился еще?

– Не разучился, – улыбнулся тот.

Все захлопали. Дмитрий Николаевич поднял руку.

– Только прежде, чем петь, я хотел бы сказать несколько слов… Это случилось в самом начале 1942 года. Наша часть держала оборону в районе Баксанского ущелья. Двое альпинистов – Андрей Грязнов и Люба Коротаева – отправились на разведку. Они забрались на гребень между вершинами Донгуз-Орун и Малый Когутай, на высоту около трех с половиной тысяч метров. Оттуда хорошо были видны немецкие позиции в Баксанском ущелье, на «Приюте одиннадцати». Но и разведчиков тоже легко могли заметить немецкие наблюдатели. Одно неосторожное движение – и смерть. Целый световой день, до сумерек, пролежали они неподвижно на ледяных камнях, дожидаясь наступления темноты… И вот тогда Андрей предложил: «Давай оставим здесь записку. После войны, если будем живы, заберем». На обрывке бумаги Люба карандашом написала: «3/1—42 г. В дни, когда враг побежал под ударами Красной Армии, мы поднялись сюда без веревок и палаток, в шубах и валенках по суровым стенам Донгуз-Оруна, чтобы указать путь наступающим бойцам». Записку положили в гранату, из которой был вынут запал, сделали на гребне небольшой тур – горку из камней, спрятали туда гранату.