Текст книги "Лето с капитаном Грантом"

Автор книги: Сергей Иванов

Соавторы: Наталья Хмелик,Сергей Александрович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Тогда счет уже пятнадцать-ноль, – подал вдруг голос Саша-молчаливый. И хлопнул себя по лбу. – Шестнадцать-ноль.

– Почему это ноль? – возмутился Витька. – Я тоже уже четырех убил.

Что «сафари» – охота на крупных животных в Африке, Витька не знал (он это потом у Борьки выяснил), но по количеству истребленных комаров занял в итоге первое место.

На некоторое время разговоры в палатке смолкли, слышны были только хлопки и бормотание: двадцать три… пятнадцать… двадцать четыре… Комариный гул постепенно превратился в писк уцелевших одиночек, а потом и вовсе затих.

А еще позднее Борис вдруг схватил Борьку за плечо и начал трясти:

– Подъем!

Оказывается, Борька все-таки заснул. А пора уже было отправляться на кухню – отрабатывать по второму наряду.

5. ПОЛОСА ПРЕПЯТСТВИЙ

– После завтрака – все на сбор пороха! – командует Борис.

– Все на сбор пороха! – одновременно с ним кричит командир первого отряда Леша Казаков.

В двенадцать – начало соревнований на полосе препятствий. Полоса – это полуторакилометровый кросс по сильнопересеченной местности. Кросс с тремя остановками. На первой – установка палатки, на второй – укладка рюкзака. А на третьей, самой важной, нужно развести костер и вскипятить на нем литр воды. Вот для костра оба отряда и идут собирать «порох». Естественно, не тот, с помощью которого стреляют ружья. «Порохом» называются самые маленькие сосновые веточки. Даже не веточки, а отростки от веточек длиной в ладошку и толщиной меньше карандаша. Без иголок – одно дерево, и обязательно сухое. Котелок с водой должен закипеть как можно быстрее – на счету каждая секунда. А эти веточки-отростки и в самом деле вспыхивают быстро, как настоящий порох. Но и сгорают тоже быстро. Поэтому пороха нужно много. Ребята из второго отряда уже наломали его огромную охапку, а Борис требует: еще, еще! Костровым на полосе будет он сам. На укладке рюкзака – Маринка Мыльникова, та самая девчонка, которая спрашивала у капитана Гранта насчет кирпичей «для сестер». А палатку будут ставить два Саши и Витька.

Когда на тренировке командир сказал Витьке и Сашам: «Главное на палатке – не выйти из полутора минут», Борька сперва подумал, что ослышался. До сих пор он только однажды видел, как собирают палатку. Было это во время того майского выезда на природу лаборатории «крокодилов». Гигантскую палатку, упакованную в три мешка разной величины, Геннадий Дмитриевич одолжил у своего знакомого. К палатке прилагалась инструкция по сборке. На норвежском языке. По-английски все «крокодилы» понимают. Во всяком случае, читают журналы по физике. Правда, с Борькой папа уже с прошлого года перестал заниматься. Сказал: «Школа ушла вперед» – и развел руками. Борькина мама учила немецкий, но сама всегда говорит, что это было давно и неправда. А норвежский не учил никто.

– Разберемся, – уверенно сказал дядя Миша. – Мы же, в конце концов, физики или кто?

И начал вытряхивать содержимое мешков на траву. С одним мешком разобрались быстро – в нем оказался тент от палатки. В другом была сама палатка. Не куб, не параллелепипед, не полушар, не конус. Борька даже сейчас не мог бы сказать, какой она была формы. А в тот момент, когда она еще не стояла, а лежала на траве, этого не мог бы сказать вообще никто. Даже не палатка, а огромный кусок оранжевой ткани немыслимой конфигурации с бесчисленными завязочками, дырочками со вставленными кольцами, клапанами. В третьем мешке лежали алюминиевые стойки. Длинные и короткие, прямые и изогнутые, с утолщениями и без них, раздельные и соединенные пружиной.

– Да-а, – почесал в затылке Геннадий Дмитриевич, – это вам, братцы, не науку двигать.

Борьке показалось, что первоначальный дядимишин энтузиазм тоже поубавился. По чертежу в инструкции можно было представить себе, как должна выглядеть палатка в законченном виде. Но для того, чтобы понять, как это делается, видимо, следовало в срочном порядке изучить норвежский язык. Геннадий Дмитриевич на всякий случай перевернул инструкцию вверх ногами и отложил в сторону.

– Придется прибегнуть к испытанному способу, – решил он. – Палатку будем собирать методом «научного тыка».

Следующие часа полтора «крокодилы» занимались тем, что наугад вставляли одна в другую стойки палатки и примеряли их к дырочкам с кольцами. Вместо каркаса у них выходили какие-то чудовищные конструкции. То предполагаемая задняя стенка оказывалась высотой метра в три, в то время как под переднюю нужно было заползать по-пластунски. То левый бок получался на метр короче правого.

Однако в конце концов «научный тык» сработал: в какой-то момент каркас вдруг как будто сам по себе собрался. Остальное было, как говорят футболисты, делом техники.

На сбор палатки у них тогда ушло около трех часов. Поэтому Борька так и удивился, услышав про полторы минуты. Но «серебрянку» собирают совсем по-другому.

Р-раз! Саша-молчаливый сдернул завязку и ногой раскатал палатку по земле. Два! Они вдвоем с Сашей-Таганским синхронно схватились за «конек» – верхушку палатки. Три! Растянули пол, и Витька на бегу воткнул в землю удерживающие пол колышки. Четыре! С колом-стойкой он нырнул внутрь палатки и тут же выскочил обратно. Кол фиксирует снаружи один из Саш.

Теперь – поставить вторую стойку, которую внатяг будет удерживать колышек с веревкой. Осталось растянуть боковины – и все: отряд может бежать дальше. Нет, еще, оказывается, не все. Кол-стойка стоит криво, от этого правая стенка перетянута, а на левой образовались складки. Ну какая разница! Не жить же в этой палатке! А даже если и жить, то что? Не на стенке же спать – на полу! А секунды уходят. Пока Витька и Саши, мешая друг другу от усердия, выравнивают палатку, первый отряд уже срывается и бежит дальше. Но иначе нельзя. За все недостатки, которые обнаружит придирчивая комиссия во главе с капитаном Грантом, будут начислены штрафные очки. А они равны уже не секундам – минутам. Ну, вот, кажется, теперь все в порядке. Вперед!

Три этапа – три остановки. Работают на них всего пять человек: трое устанавливают палатку, один разжигает костер, еще один укладывает рюкзак. Но кросс бегут все – весь отряд. И приниматься за установку палатки, укладку рюкзака и костер можно только тогда, когда на этап прибежит последний из отряда. Темп у второго отряда задает Денис. Он, оказывается, кроме туризма, фехтования и музыки занимается еще и легкой атлетикой. «Интересно, чем он не занимается?» – подумал Борька. Замыкающим бежит Борис Нестеров. Отстающему достаточно только взглянуть на выражение его лица, чтобы ощутить в себе дополнительные силы.

Есть второй этап! На него оба отряда приходят одновременно. И уходят тоже – рюкзаки девчонки уложили секунда в секунду.

Теперь – костер. Точнее, два костра. С утра у каждой охапки «пороха» был оставлен дежурный. Мало ли что, вдруг возьмут соперники и утащат половину твоей охапки себе. Это, конечно, неспортивно, и никто не слышал, чтобы такое когда-нибудь случалось, но осторожность не помешает. Капитану Гранту эти дежурства явно не по душе. Но командиры отрядов в один голос заявили, что дежурные выставлены исключительно для охраны «пороха» от посторонних. Полоса-то не на территории лагеря! Вдруг кто-нибудь захочет костерок развести – благо дрова под рукой? И что тогда?

В версию с посторонними капитан Грант, кажется, не очень поверил, но промолчал. Дежурные остались.

Заранее заготовлен не только «порох» – вбиты рогульки, поставлена перекладина. Не очень высоко и не слишком низко. Так, как нужно. Котелки заполняет водой комиссия – точно по литровой банке. Больше будет воды, значит, дольше нужно ее кипятить.

Разжигать костер можно только от спички – никаких свернутых в трубочку газет или салфеток. В любую погоду – в солнечную, как сегодня, и в проливной дождь. Борис Нестеров говорит, что соревнования на полосе препятствий проводятся даже в ливень. Настоящий турист с помощью коробка спичек должен уметь развести костер в любом месте и в любых условиях. Мало того, с помощью одной спички. За каждую лишнюю использованную при разжигании огня спичку также начисляется штрафное очко.

Борис зажигает с первой спички. Тоненький пучок «пороха» вспыхнул у него в руках. Дав ему как следует разгореться, Борис опустил пучок на землю, а сверху крестом уложил другой – чуть побольше. Потом следующий – еще чуть-чуть больше. Здесь нельзя ошибиться. Положишь мало – костер будет медленно набирать силу, потеряешь время. Бросишь много – можешь загасить, задушить слабенькое еще пламя, и тогда начинай все сначала, а значит, тоже теряй время и к тому же зарабатывай штрафные очки. Но Борька – опытный костровой. Он кладет в самый раз. Пламя разгорается все сильнее. Теперь уже можно подбрасывать сколько душе угодно – не загасишь. Со дна котелка поднимаются первые пузырики. Значит, скоро. Борька оглянулся назад. У первого отряда огонь тоже полыхает вовсю. Ну, давай же, Боренька, скорей! Еще полчаса назад Борька ни за что бы не поверил, что будет так переживать за своего командира. Есть! Пошли, захлюпали вовсю пузыри в котелке.

Готово! Теперь быстро загасить костер, чтобы ни одной искорки, ни одной тлеющей веточки не оставалось – и к финишу. Тропинка вела вниз, в глубокий овраг. Бежавший впереди Денис обернулся к Борьке: «Пошел!»

Теперь настал Борькин черед – он занял место лидера. После спуска – подъем, во время которого нужно преодолеть примерно метровый обрыв. Карабкаться по нему каждому, цепляясь руками за траву, – жуткая потеря темпа. И здесь второй отряд решил использовать, выражаясь языком футболистов, «домашнюю заготовку». Расчет, державшийся от соперников в глубоком секрете, был на Борькин длинный рост. Борька на ходу накинул капюшон штормовки и стал под обрывом на четвереньки. Бегущий вторым Денис с ходу прыгнул ему на спину, а с нее вверх, на уступ. За ним Маринка, Витька, Сашка-молчаливый… Впрочем, Борьке было не видно, кто прыгает. Он только считал про себя прыжки. В отряде двадцать человек, значит, девятнадцать прыжков. После девятнадцатого ботинка, наступившего на спину, Борька выпрямился, сдернул капюшон, чтобы он больше не мешал. Борис и Сашка-Таганский выдернули его за руки вверх. Еще двести метров – и все, финиш! Борька бежал теперь предпоследним, перед Борисом Нестеровым. Есть! Победа! Командир финишировал секунд на пятнадцать раньше замыкающего из первого отряда. Секундомер фиксировал: на тринадцать. Ну да это все равно. Впрочем, окончательный результат станет известен только после того, как свои выводы сообщит комиссия. Отряды, теперь уже вперемешку и не спеша, двинулись по маршруту обратно. За палатку у второго отряда пятерка. Не зря тогда время теряли. По костру тоже замечаний нет. Остались рюкзаки… Борька уже издали увидел, что на спине Маринкиного рюкзака что-то топорщится. Так и есть, консервная банка.

– Тройка! – объявляет капитан Грант.

Два штрафных очка по 10 секунд каждое.

Теперь рюкзак первого отряда. Еще есть шанс: вдруг и у них что-то не так. С одной стороны, Борьке очень хотелось, чтобы этот шанс сработал. Но с другой… С другой стороны, в первом отряде рюкзак укладывала Оля Озерная… Борька решил не мучиться сомнениями и положиться на судьбу. А судьба в лице капитана Гранта оценила Олин рюкзак на «пятерку». Главный приз – килограмм «Мишек» – достался первому отряду.

Если бы Борька был в первом отряде, он бы Олю сейчас тоже качал. Ну а если бы не эта бестолковая Маринка Мыльникова, то качали бы сейчас Борьку – в конце концов, его «домашняя заготовка» отлично сработала.

– Эх, ты! – Борька вложил во взгляд, которым он окинул Маринку, всю силу своего презрения.

– Подумаешь, – сказала Маринка. – «Мишек» можно и в магазине купить. Хоть два кило!

Всего два дня назад у Борьки на языке вертелась точно такая же фраза. Но это было целых два дня назад!

Купить, конечно, можно. Но только это будут уже совсем другие «Мишки»!

На тропинке, ведущей в лагерь, Борьку догнала Оля Озерная.

– Хочешь? – Она протянула ему на ладони уже развернутую конфету.

– Спасибо! – Борька губами взял «Мишку» с руки и с набитым ртом сказал:

– Но только учти: в следующий раз я угощаю.

6. ВЕСЕЛЫЙ ПОЕЗД

Хорошее дело дорога! Стучат колеса, проносятся за окном леса и реки, станции, телеграфные столбы, а впереди ждет какая-то новая жизнь. Лагерь капитана Гранта начинает большой селигерский поход. Сто пятьдесят километров предстоит пройти до знаменитого озера. Ну а пока поезд мчит к начальной точке маршрута. Впрочем, «проносятся», «мчит» – это так, для красного словца. Если говорить правду, то леса и реки медленно-медленно проплывают за окном вагона, а поезд тащится со скоростью черепахи.

Этот поезд называется «триста веселый». Это Борька на вокзале от какого-то дядьки услышал. «Триста» – потому что по номеру он действительно триста какой-то. А «веселый» – так в нем и правда весело ехать. Поезд хоть и дальнего следования, но не такой, на котором Борька с родителями ездил на юг или в Ленинград. Те останавливались только в больших городах, в Курске, например, или в Харькове. А этот – на каждой станции. Да что там станция! Иногда и не поймешь, что это такое: ни платформы, ни зала ожидания, ни билетной кассы не видно. А поезд стоит.

– Как собака – у каждого столба! – недовольно бурчит пожилой дядька с бокового места.

Народу много, на каждой остановке кто-то сходит, кто-то входит. Поезд идет от Москвы до Ленинграда, но кажется – ни один человек не едет от начала и до конца.

На прошлой остановке села женщина с дергающимся и визжащим мешком. Оказалось, поросят везет.

Вошли старухи со здоровыми сумками и в одинаковых черных плюшевых жакетах – будто форму такую выдают!

Девчонки не выдержали – бросились к мешку с поросятами.

– Ой, а кто у вас там? А им не тесно? А им не душно? А можно посмотреть?

Как будто никогда в жизни поросенка не видели. А может, и в самом деле не видели? Борька сообразил, что он, например, ни разу не видел. Не в кино, конечно, и не по телевизору, а чтобы живьем. Смешно! Жирафа видел, тигра видел, слона видел, а вот обычного поросенка – нет.

В конце концов девчонки уговорили тетку развязать мешок.

А один поросенок, не будь дураком, юрк – и понесся по коридору. Девчонки за ним. Тетка кричит, поросенок визжит, девчонки тоже визжат, весь вагон со смеху помирает. И в самом деле – веселый поезд. Наконец беглеца удалось водворить обратно в мешок. В вагоне все успокоились постепенно, вернулись к своим делам и разговорам. Поскольку дверей нет, разговоры все слышны. Хозяйка поросят жалуется дядьке с бокового места на какого-то Петра Макарыча, который мало того что не выделяет ей участок, но и грозится еще «привлечь за скармливание». Дядька этого Петра Макарыча, очевидно, в глаза не видел, да и вообще узнал о его существовании только что, однако неожиданно принял его сторону.

– Правильно грозится! – заключил он. – Хлеб – основа наша, а вы его свиньям.

Не найдя у собеседника поддержки, тетка обиженно замолкает. Борька, кажется, понимает, о чем речь. И в школе у него в буфете, и в столовой в лагере висят плакаты в рифму: «Хлеба к обеду в меру бери». Капитан Грант, который вообще-то, надо отдать ему должное, публичных нотаций не любит, недавно так отчитал за обедом парня из первого отряда, который оставил в тарелке целых три нетронутых куска, что только держись. А эта тетка для свиней мешками хлеб покупает. Так что Борька тоже согласен с неведомым Петром Макарычем.

Рядом в купе Сашка-Таганский, естественно, рассказывает, что ловля поросенка в коридоре – это ерунда. Вот у них на Таганке в прошлом году лося ловили.

– А крокодилы у вас на Таганке не водятся? – В проеме купе возникла Маринка Мыльникова. Возникла – и уселась между Сашкой и Борькой.

Лагерь разместился в трех разных вагонах – в один билеты достать не смогли. Вот ребята и кочуют из вагона в вагон – друзей навещают. А вслед за ними бегут Коля и Виталий, инструктор первого отряда. Они никого не навещают, а смотрят, все ли на месте. На месте, естественно, все, но Коле с Виталием никак не удается досчитать до сорока: из-за бесконечной кочевки ребят у них получается то меньше, то больше, и от этого они ужасно нервничают.

– Видели, как я его за хвост? – Маринка сияет так, будто поймала за хвост сказочную синюю птицу, а не обыкновенного поросенка.

Вообще Борька сам человек веселый и любит веселых людей. Но Маринкино постоянное веселье его раздражает. В строю стоит – смеется. Проиграли «полосу» – из-за нее, между прочим, проиграли – опять смеется.

– Борь, а ты не проголодался еще? – спросила Маринка.

В лагере всем раздали «сухой паек» на дорогу: два вареных яйца, бутерброды с сыром и колбасой, полпачки печенья и по бутылке лимонада. Сегодня – конец всякой дисциплине: можно есть когда хочешь и как хочешь – всё сразу или растягивая удовольствие на весь путь. Но пока никто не ест. Так что он, спрашивается, голоднее других?

Борька вдруг разозлился от Маринкиного вопроса. Вообще говоря, ничего дурного в нем не было – наоборот, проявляла заботу. Если бы его, например, Оля Озерная спросила, не проголодался ли он, ему было бы очень приятно. Может, и разозлился-то Борька как раз оттого, что это не Оля спросила. Он даже не ответил, просто молча покачал головой.

– А может, съедим по бутербродику? – продолжала приставать Маринка.

Как и все ребята, Маринка была в туристских ботинках, штанах и штормовке. Но быть до конца как все Маринка, видимо, не может. Поэтому в ушах у нее болтались две огромные, в пол-ладошки, висюльки алого цвета.

– Это еще что такое? – Борька тронул одну из серег пальцем.

– Тебе нравится? – расплылась в улыбке до ушей Маринка.

– Очень! – взорвался Борька. – Я просто в восторге, мадемуазель! Ты, собственно, куда собралась – в поход или на танцульки? А то давай: платье с разрезом, – Борька показал, до какого места должен доходить «разрез», – туфли на шпильках и вперед – на Селигер!

Лицо у Маринки стало цвета помидора. Она уже не смеялась. В глазах застыли слезы.

– Ты… ты…

Так и не закончив фразу, Маринка вылетела из купе.

Ну что Борька такого сказал? И вообще, не поймешь этих девчонок. В лагере – вон какая смелая была! Когда занимались на буме (это то самое бревно на вкопанных в землю столбиках), то никто, даже Борис Нестеров, не мог дойти до конца. Сначала вроде нормально идешь – оно и не очень узкое и закреплено наглухо. А потом с каждым шагом бум все сужается и сужается и ходит-раскачивается под ногами. Раскидываешь широко руки – держишь баланс, шаги становятся все мельче и осторожнее. А последняя часть бума – это уже не бревно, а гибкий хлыст. Она небольшая, эта часть, – всего полтора метра. Два нормальных шага. Но как же трудно их сделать! Одни просто не доходят: чуть наклонишься вбок – и соскальзывает, не удерживается на буме нога. Другие сами спрыгивают: страшно становится – того и гляди отшвырнет тебя в сторону хлыст-катапульта. В общем, до самого конца добралась одна Маринка. Она не стала осторожничать, а стремительно пробежала по гибкому концу. И добежала. Разогнувшийся конец бума отбросил ее метра на три. Маринка упала на бок. Даже инструктор Коля бросился к ней: побоялся, что расшиблась. Да ей и в самом деле было больно. Не могло не быть. Но Маринка поднялась – ни слезинки в глазах. Улыбается – будто падала не на голую землю, а на толстый слой поролона, как прыгуны в высоту. А сейчас ни с того ни с сего разревелась! Нет, все-таки с парнями как-то проще разговаривать.

В соседнем отсеке-купе Денис рассказывал про свою фехтовальную секцию.

– На музыку меня родители определили, а вот в фехтование я сам пошел. Пятый класс, «Три мушкетера» – любимая книга…

Борьке хоть и слышно через стенку, но все равно он решил перебраться в соседнее купе. Свободных мест там не оказалось – пришлось остаться в проходе. Рядом с Денисом сидела Оля Озерная. Борька и не заметил, когда она пришла к ним в вагон.

– Вот кажется вроде, что фехтование – дело в наше время бесполезное, – продолжал Денис. – Дуэлей нет, воюют другим оружием. Для самозащиты есть самбо, бокс. А у меня в прошлом году была такая история. Возвращался как-то вечером домой, вдруг подходят трое. Ну, как водится: «Эй, ты, дай двадцать копеек». А на улице темень, народу никого.

– Ой какой кошмар! – Оля с испугом посмотрела на Дениса.

– Ну вот, а я тогда после вывиха с тросточкой ходил.

– Такой сильный был вывих? – тем же испуганным голосом спросила Оля.

– Пустяки, все давно прошло, – нарочито небрежно ответил Денис. – В спорте всякое случается. Но тогда нога еще побаливала. И ситуация: с больной ногой не убежишь, помощи ждать неоткуда. Так знаете, что я сделал? Использовал тросточку вместо рапиры. Они ко мне подойти не смогли. Если грамотно работать – я как-нибудь покажу, – запросто можно отбиться. А кажется, что рапира – оружие далекого прошлого, пережиток.

– Ты просто молодчина! – В Олиных глазах нескрываемое восхищение.

Врет он все, и никакой он не молодчина! Борька эту историю слово в слово в какой-то детской книжке читал. Вот только автора сейчас вспомнить не мог. Пижон. А она нашла тоже, кем восхищаться…

– Боря, можно тебя на минутку? – Оля только сейчас заметила, что Борька стоит в проходе.

Конечно можно! Хоть на всю смену!

– Как тебе не стыдно? – тихо-тихо сказала Оля Борьке на ухо. – Зачем ты ее обидел?

В первый момент Борька даже не понял, о ком речь. Он про Маринины слезы уже успел забыть.

– А что я ей такого сказал?

– Она же это специально для тебя…

– Что специально для меня? – не понял Борька. – Висюльки эти? А зачем они мне сдались?

– Ты совсем глупый? – Оля произнесла эти слова как-то очень грустно и как будто жалея Борьку. – Пойди и немедленно извинись перед ней.

Ну уж это дудки! Борька даже разозлился. Одно дело когда ты действительно виноват – тогда можно и извиниться. А сейчас за что? Висюльки в походе в самом деле неуместны. Вон сама Оля – ничего лишнего, издали даже не скажешь, что девчонка. То есть она, конечно, девчонка, и даже очень симпатичная, но просто понимает, что к чему.

– Вот что, – решительно сказала Оля, – если ты сейчас не пойдешь и не успокоишь Марину, то можешь считать, что мы больше не друзья.

Значит, она считает, что сейчас они друзья? Ну, это другое дело – для друга чего не сделаешь!

Маринку он разыскал в тамбуре. Спряталась от всех подальше, стоит всхлипывает. Висюлек в ушах уже нет. Ну, нашел, а дальше что? Какие слова нужно говорить плачущим девчонкам, чтобы их успокоить? Парню Борька бы сказал: «Извини, я был не прав». И все. А здесь? Известно, что женщины любят, когда им делают комплименты. Но какой он ей может сделать комплимент? Что она по буму здорово ходит? Смешно.

– Ладно тебе, – пробормотал Борька и тронул ее за плечо. И почувствовал, как она вся сжалась в комок. Сейчас еще больше разревется! – Знаешь, – неожиданно для себя самого выпалил Борька, – пойдем лучше по бутерброду съедим.

Ничего себе, нашел форму извинения! Нет, он определенно не умел разговаривать с девчонками.

Маринка повернулась в Борькину сторону. Слезы мгновенно высохли, будто их и не было никогда. На губах улыбка.

– Пойдем. Ты ведь наверняка свой сухой паек на самое дно засунул. Так что съедим мой, я все равно, кроме печенья, ничего не хочу.

В самом деле не поймешь, что этим девчонкам нужно…

– Кстати, – совсем некстати сказала Марина, – вот это, – она ловко передразнила Борькин жест, – называется не разрез, а вырез. Запомни, в будущем пригодится.

Зачем это ему в будущем знать, где у них вырез, а где разрез? Но, между прочим, паек у Борьки действительно лежит на самом дне рюкзака. Интересно, как она об этом догадалась?

Десять часов давно уже миновало, но сегодня никакого отбоя. Демократия! Недавно Борька где-то вычитал, что это слово с греческого переводится как «власть большинства». Все правильно: большинство явно не хочет в десять ложиться спать. Правда, инструктор Коля перед выездом на вокзал говорил: «В пути советую отоспаться. Первый переход всегда самый тяжелый». Но переход – это завтра. А сегодня лагерь капитана Гранта едет в триста веселом поезде.

За перегородкой зазвенели первые аккорды гитары.

В другое время Борька бы с удовольствием пошел подпевать. Тем более что там Оля. Но идти и смотреть, как она там сидит рядом с Денисом, ему не хотелось.

«Дым костра создает уют, – пели на два голоса Оля с Денисом, —

искры тлеют и гаснут сами, пять ребят о любви поют чуть охрипшими…»

Борька залез на верхнюю полку. Ему почему-то было ужасно грустно от этой хорошей песни про парней у костра, к которым непременно должны приехать те, о ком они поют, чтобы услышать их песню сначала…

Из дремоты его вырвал инструктор Коля. Не громко, как в лагере, а тихонечко он зашептал на ухо:

– Подъем. Скоро выходить.

Идти отрядам предстоит порознь. Первый отряд уже сошел минут двадцать назад. Но ровно через неделю они сойдутся вместе в назначенной точке на Селигере. Борька не попрощался с Олей, не пожелал счастливого пути. Но сейчас об этом думать некогда. Поезд тормозит у довольно большого, хотя и деревянного, здания вокзала. Коля, Борис Нестеров и Денис по эстафете принимают рюкзаки. Где чей – это потом выяснится.

Капитан Грант идет с ними. Когда он объявил об этом, еще в лагере на построении, все ребята из второго отряда дружно начали кричать: «Ура!» Что касается Борьки, то он хоть и кричал за компанию, но особого повода для восторга не видел. Под командованием Коли было бы поспокойнее. И вообще, чем меньше начальников, тем лучше. Но сие, как говорится, от Борьки не зависело.

Начало шестого. На улицах – ни единого человека. Моросит дождь. Городок в серой дымке. Он весь деревянный: добротные бревенчатые срубы, окруженные глухими заборами, массивные деревянные ворота. «Купеческие дома», – говорит Денис. В кино в таких домах действительно живут купцы. Но не мог же весь город быть заселен одними купцами!

Даже тротуары здесь сделаны из дерева. Как во вчерашней песне: «А я иду по деревянным городам, где мостовые скрипят, как половицы».

В суматохе Борька даже забыл спросить, как называется этот город. А он уже и кончился. Когда выезжаешь из Москвы за городскую границу – кольцевую автодорогу, ощущения, что попал за город, нет. Стоят такие же многоэтажные дома, большие магазины, ездят автобусы. И хотя на дорожных табличках-указателях мелькают сельские названия, но кажется, что это по ошибке, что все равно и здесь Москва. А этот городок внезапно оборвался. Только что были дома, за ними – маленькие огороды, а затем поле, а за полем – лес в дымке. Отряд прошел километр – первый из ста пятидесяти.

7. ПЛЫЛ ПО РЕКЕ КОТЕЛ…

«В Центральном районе России погода в этот воскресный день радует отдыхающих…» – бодро сообщил диктор из висящего у Коли на шее приемника.

Ребята из лагеря капитана Гранта, вне всякого сомнения, отдыхающие. Но сказать, что погода доставляла им особую радость, Борька никак не мог. Ощущение было такое, что находились они не в этом самом Центральной районе, а где-нибудь посередине пустыни Сахары. Борька прослушал, сколько термометры показывали в тени, но на солнце можно было пожарить яичницу, поставив сковородку прямо на дорогу. Казалось, что на голове меховая ушанка, а не легкая шапочка с козырьком. Капли пота стекали из-под нее на глаза, на нос. Хорошо было бы ее намочить, но капитан Грант сказал, что нельзя: мокрая она лишь сильнее будет притягивать солнечные лучи. Пить тоже нельзя – только полоскать горло и рот. В крайнем случае – сделать маленький глоток. А жаль. Стоит только закрыть глаза, как перед тобой возникает видение. Фата-моргана. Как в пустыне. Только в Сахаре, говорят, мерещатся оазисы с пальмами, а здесь – обычная бочка с квасом. Подходишь к ней, берешь большую кружку, а лучше – сразу две, садишься рядом на травку… Но бочки с квасом нет. Есть солнце, повисшее прямо над головой, нескончаемая полоса бетонки под ногами. И еще – рюкзак, просто впившийся в плечи. Хорошо Борису Нестерову – он еще дома, до лагеря, сделал себе на лямки широкие войлочные наплечники. Опыт есть опыт. Ему плечи не режет, поэтому Борис идет в одной футболке, засунув штормовку под клапан рюкзака. Все остальные штормовок не снимают: какая ни есть, а прокладка. Хотя прохладнее от этого, конечно, не становится.

Ботинки как будто со свинцовой подметкой. В кедах было бы намного легче. Но Борька уже знал, что запрет на них – это не дисциплинарная прихоть капитана Гранта. Полчаса назад он со всего маху наступил на здоровый осколок – какой-то болван разбил на дороге бутылку. Был бы в кедах – все, конец походу. Точно бы ногу распорол. Впрочем, может, оно бы и к лучшему. Кому нужен этот дурацкий туризм? Во имя чего они тащатся по жаре и волокут на себе тяжести? Люди непосвященные, вроде Борькиной мамы, считают, что туристы во время похода любуются природой и памятниками архитектуры, открывают для себя новые края, познают мир. На самом же деле в походе не увидишь ничего, кроме дороги под ногами да затылка впереди идущего – на большее сил не остается. Пришло и прошло уже не только второе, а кажется – пятое дыхание.

Ну какая, спрашивается, романтика в этой бетонке? Тормознули бы сейчас грузовик – вон водитель рукой помахал – да и проехали бы с десяток километров. Нет, нельзя, надо идти. Надо. Больше всего на свете Борька сейчас ненавидел это слово. Спору нет, бывают в жизни ситуации, когда действительно надо. Но в большинстве случаев люди сами себе придумывают какие-то правила, чтобы потом, мучась, их выполнять.

Вот шагает впереди капитан Грант, приволакивает ногу. Другой бы на его месте лишний раз в булочную через дорогу не пошел, а он с таким рюкзачищем за спиной километры меряет… А Маринка? Поехала бы себе спокойно в пионерский лагерь, там по вечерам танцы, глядишь, и висюльки бы пригодились. Так нет, надо. Ну да ладно, тут каждый решает сам за себя. Им надо, а Борьке – нет. Вытерпеть эту неделю, и больше никаких походов. Никогда. Хватит с него романтики.

За три дня до отъезда на Селигер в лагере был родительский день. Борькина мама приезжала, естественно, одна – у «крокодилов», как всегда, запарка, и папа не выходит из лаборатории. Звонила бабушка. Ремонт у них идет полным ходом, батареи уже поменяли. К середине июля обещают все закончить. Так что вернется Борька с Селигера – и в Одессу, на море…

Между прочим, в результате родительского дня две девчонки из их отряда и парень из первого едва не пролетели мимо похода. Папы-мамы понатащили с собой такую гору всяческой снеди, как будто в лагере вообще не кормят. Конечно, клубнику и торты в столовой не подают, но не может же человек съесть за один присест целую сумку клубники и торт в придачу! То есть мочь-то он, как показывает практика, может, но вот результат: у двоих – аллергия, лицо и руки красными пятнами покрылись, идут теперь намазанные какой-то гадостью. А еще у одного – живот болит. Он и так уж, бедняга, три дня на сухариках с чаем живет…