Текст книги "Лето с капитаном Грантом"

Автор книги: Сергей Иванов

Соавторы: Наталья Хмелик,Сергей Александрович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– Пора, что ли, костер разводить? Ох, надоело, не хочется.

– Давай я разожгу, – тут же предлагает Андрей. – Новый способ, кстати, проверю.

– Пошел ты со своим новым способом, – Коля встает с одеяла, идет дежурить.

Даже мусор помогали Андрею закапывать по очереди. И кострище старое закладывали дерном, как учил Профессор. Поляны оставались такими, что никакой следопыт не определил бы, что здесь ночевала туристская группа.

Когда вернулись на базу, Леонид Иванович сказал:

– Ты, Андрей, здорово мне помог. Я бы без тебя с этой группой не справился.

– Ну что вы! У вас опыт, а я так…

– Опыт опытом, а уж больно они все умные.

Андрей прыснул.

Скоро домой. Настроение было хорошее. Не сбежал. А такие мысли появлялись, и не раз. Но вытерпел. Перестал считать себя «самым умным», а их – чуждыми по духу. И старался их понять. И прожил эти дни не под чужую музыку, а под свою. Как это говорила тетя Катя? «Живи по своим критериям». Вот именно – по своим. Ни Слава, ни Коля не стали другими. Ну что же, наверное, такое встречается только в кино или в книгах. Люди меняются редко.

Расскажет ли он об этом походе отцу, маме, Адмиралу? А что? Можно и рассказать. Не стыдно.

С первых дней занятий чувствовалось, что этот год – последний. Десятый класс. Но примерно через месяц это чувство исчезло – все вошло в свою колею, учились. Казалось, что май еще не скоро.

Нормальный учебный год. Рядом за партой – Женя. Они готовятся к математической олимпиаде, первый тур в октябре. Подали оба документы в вечернюю математическую школу при университете. А еще математический кружок, который они с Женей взялись вести в пятом классе. Пятиклассники попались такие головастые – подобрать для них задачи не простое дело.

– Мы в их возрасте такими не были, – говорил Женя, когда они возвращались с занятий кружка.

– Конечно. Они – молодежь. А мы с тобой кто?

И смеялись, толкали друг друга в лужу – вдруг наступит в нее этот великий математик.

По четвергам, как и в прошлом году, Женя приходил к Андрею. Они решали трудные задачи. Может быть, надо было приступать к решению вариантов вступительных экзаменов? Почему-то не хотелось. Откладывали. Наконец Женя высказался:

– Математикой занимаемся, а не в институт поступаем. Есть разница?

– Всерьез – нет. У кого математика, у того и институт. Так?

– Именно.

После похода они стали еще лучше понимать друг друга.

Они никогда не обсуждали этого – мужская дружба не любит сентиментальности. Но каждый знал по себя: их отношения выдержали испытание походом. Это не так мало.

Однажды позвонил Адмирал, Андрей был один дома. Адмирал сказал:

– Работы много, о лете уже мечтаем. Юлька живет какой-то своей девчоночьей жизнью, я ее не пойму.

– А надо понимать-то? – подковырнул Андрей. – Отцы – это отцы. Дети – это дети.

– Вон ты о чем. Конечно, деликатность родителей и все такое. Но если десятилетнее создание часами шепчется по телефону? А если спросишь, с кем разговаривала, отвечает с непроницаемым лицом: «С Мариной». Это как? На что похоже? Ну ты, здоровый балбесина, скажи.

– А что говорить? Нормальный человек Юлька. Не пускает папку в свою жизнь. И права.

– Убил бы. – Адмирал был, как всегда, прекрасен. – Вечером попозже позвоню, Капитану, Жадюге привет.

С родителями Андрей виделся мало.

Впрочем, может быть, и столько же, сколько в прошлом году. Но тогда у него был приступ максимализма и индивидуализма. Он хотел быть с ними поменьше – не слушать замечаний, не чувствовать себя объектом воспитания. Когда они удивлялись, отвечал односложно: «Надоело». Они не ссорились с ним, святые люди. Капитан даже говорил мирно: «Понятно». Мама, конечно, как все мамы, пыталась навести порядок. Требовала уважения, понимания и всякого такого.

Прошел год. И Андрей стал другим. Немалую роль в этом сыграл, наверное, поход. Даже два похода. В июльском он увидел, как они давали ему и Жене замкнуться друг на друга, не мешали ни в чем. И историю с детским клубом он помнил – его мама и отец все время были на высоте, тут уж не придерешься. А поход в августе тоже многое сказал Андрею. Он рвался к свободе, к сверстникам – никто не препятствовал ему. Поехал, увидел, еще больше оценил своих родителей. Раньше казалось: все само собой разумеется – такт, взаимоуважение, нормальный тон в разговорах, без дерганья, без повышенного голоса. Теперь он знал: так не у всех, не всегда. Надо ценить. И еще одну важную вещь понял Андрей. Нельзя жить летом одной жизнью, а зимой – другой. Одна жизнь продолжает другую, лето плавно становится осенью, а не перепрыгивает в осень. Принципы, выработанные в походе, остаются главными и в городе. Как могло ему раньше казаться иначе? Если ты мужественный, честный, не эгоист, если не боишься брать на себя ответственность или просто взвалить на спину тяжелый рюкзак только один месяц в году – все эти твои доблести ничего не стоят. Будь таким круглый год, каждый день. Это намного труднее, но только это ценно.

Андрей вернулся из школы и удивился: мама была дома. Не так уж часто это случается – мама среди дня дома. Странно, что у него не возникло никаких тревожных мыслей – мама здесь, ну и хорошо. Пока не увидел ее лицо. Тут он сразу понял: что-то не так.

– Дед сегодня в поликлинику ходил – острый диабет, его прямо оттуда увезли в больницу. Отец на овощной базе. Не позвонить. Прямо не знаю, что делать.

Впервые Андрей видел ее такой растерянной. Может быть, впервые в тяжелый момент отца не было рядом? Главную тяжесть Капитан всегда принимает на себя. И неизвестно, отчего мама сейчас растерялась больше – от того, что так серьезно заболел дед или оттого, что еще несколько часов она не сможет разделить тревогу со своим Капитаном. Андрей сразу же, не раздумывая, подставил плечо.

– Давай-ка я в больницу съезжу. Где она находится?

– Я только что оттуда. С врачом познакомилась, взяла вещи деда, вон они – пальто, ботинки. – И она заплакала.

Андрей сказал:

– Ты приготовь что-нибудь, я съезжу. Ну и что же, что ты была? То ты, а то я. Деду приятно будет. Когда там приемные часы?

– С пяти до семи. – Она уже не плакала, реальное дело всегда хоть немного вытесняет тревогу и страх. – Только знаешь, Андрюша, я от расстройства забыла спросить врача, что деду можно есть, а чего нельзя. Он же раньше не был диабетиком, наш дед. Такой всегда крепкий, здоровый, веселый. – Слезы опять покатились по щекам.

Андрей подумал секунду, потом позвонил Жене:

– Слушай, я видел у тебя справочник по диетам?

– Есть у отца. Он худеть хочет. А тебе зачем? Тоже худеть?

– Для дела нужно.

Женя, золотой ты друг, ни одного лишнего вопроса… Услышал что-то в голосе – и совсем другим тоном:

– Принести тебе его?

– Не надо. Открой и прочти вслух, что можно есть при диабете.

Мама сидела на диване, смотрела на Андрея, как на незнакомого. Сильный, точный, помогающий. Без суеты, без лишних слов. Мужчина. И только сегодня заметила, что он вырос.

Женя читал, Андрей записывал. Потом Женя спросил:

– Тебе, может, помощь какая нужна?

– Спасибо, сегодня не нужна вроде. – Андрей положил трубку.

Потом сказал маме:

– Понимаешь, там написано всего много, но главное вот что – отварное мясо, гречневая каша, капуста. Ну и всякие паровые котлеты. Нельзя мучного и сладкого.

Проворачивать мясо через мясорубку намного легче, чем сидеть и смотреть в угол стола. Но мясо в таких случаях проворачивается слишком быстро. И мама, пока готовились паровые котлеты, все-таки сидела опустив плечи, уставившись в одну точку, а именно – в угол кухонного стола. Андрей подошел и обнял ее за плечи. Пожалуй, он не обнимал ее лет с десяти, с тех пор, как его взяли в первый поход. Он тогда почувствовал себя взрослым и стал избегать родительских ласк.

Сегодня мама была беззащитной.

– Значит, так. Котлеты сделаны. А гречневая каша? Срочно свари, слышишь? Какое деду удовольствие есть котлеты без каши? Гарнир – основа питания.

Это была их походная шутка. Как хорошо они жили в походе, как беспечно и светло! Все на ногах, никто не болеет, близкие рядом, Москва не шлет никаких тревожных сигналов. Какое счастливое было время! И совсем недавно. И – сто лет назад.

– Хорошо, я сварю кашу.

Она собралась, опять двигалась по кухне, действовала. Андрею казалось, что это сейчас очень важно. Нельзя сказать человеку: «Возьми себя в руки» – это бесполезные слова. Кто может, тот и так держит себя в руках. Говорить это – толку нет. А вот сделать что-то такое, чтобы человек взял себя в руки, – это иногда можно. Надо только почувствовать, что делать.

– Гречка кончается, – сказала мама.

– В магазин сходить? Я сейчас.

– Нет ее в магазине, редко бывает.

– Достану, мам. На сегодня хватит, а завтра добуду гречку.

…Дед показался Андрею очень бледным, он сидел на кровати как-то грустно и неприкаянно, как будто был одиноким. Хотя в палате лежал еще один больной, шустрый толстячок. Он сразу сказал:

– Не боись, парень. Я и деду говорю: «Не боись, отец. Диабет – болезнь века. Сегодня обострение, а завтра сахар в норме. Главное – вовремя захватили. Не боись».

Дед смотрел на Андрея с юмором, дед, наверное, и в окопах юмора не терял. Такой уж человек.

– Как мама? – спросил он у Андрея, когда сосед умчался смотреть телевизор, крикнув напоследок: «Не боись!»

А дед весь в этом: сам тяжело болеет, а беспокоится о других: «Как мама?»

– Хорошо, – ответил Андрей. – Вот каши тебе наварила – еще теплая, ешь. И котлеты по особому рецепту. Тоже тепленькие, мы их специально в пять бумаг завернули. А мама говорит: «Остынут», но я сказал: «Завернем и не остынут».

Дед ответил «не на тему»:

– Расстраиваться не надо. Болезнь не катастрофа – вылечат. Процент сахара в крови повысился. Значит, не буду есть конфет. Он и снизится, этот процент сахара.

– А ты, что ли, конфеты любишь, дед?

– Привык. Как курить бросил, так стал карамель сосать. Читаю – конфета за щекой. Телевизор смотрю – опять конфета за щекой. А нельзя. Ты вот что, Андрей. Курить не привыкай – потом отвыкать трудно. Большая морока, я тебе скажу.

Опять он заботился не о себе, а о другом. Но ведь это нормально. У его родных душа болит за него. А у него – за них. И хотят помочь друг другу, чем могут.

– Знаешь, дед, у нас на турбазе был случай. Один парень закурил в спальне, а тут заведующая зашла: «Почему дым?» Он сигарету в рукав, в сам за окно показывает: «Вон там, за рекой, костер горит. Такой дымок приятный».

Дед смеется:

– Поверила?

– Она бы поверила, но у него рукав начал тлеть, руку обжег и взвыл.

– Нетерпелив был, значит? Муций Сцевола нашелся. Я прилягу, ты посиди еще. Или спешишь? Уроки-то сделал?

Дед тяжело улегся.

– Не боись, дед.

И они хорошо посмеялись вместе.

Когда Андрей уходил, он встретил в коридоре толстенького соседа:

– Слушай, ты к нему ходи почаще и матери передай. Когда вас нет, он грустный очень, ваш дед. А от грусти сахар, заметь, повышается – это медицинский факт. Ладно, пойду, наши проигрывают. И еще: гречневую кашу из дома носите – здесь продел дают, а он продел не ест.

После школы зашел в «Универсам», между кассами прохаживалась женщина в форменном халате.

– Скажите, можно мне купить гречку?

– Бывает. Но сейчас нет. Заходи на днях.

– Мне сегодня надо.

– Сегодня нет. – И она отвернулась, сказала кассирше: – Подумаешь, гречка. Не предмет первой необходимости.

Ну разве скажешь этой даме в серьгах, что дед болеет? И ничего не просит. И не от гречневой каши, конечно, люди выздоравливают. Но

только ему, Андрею, позарез надо достать эту крупу. И маме позарез нужно сварить из нее кашу. И отцу – Капитану позарез надо отвезти эту кастрюльку с кашей в больницу, в палату номер двадцать один. Почему позарез? Потому что для того, кому сейчас плохо, надо делать все, что можешь. Не умеешь вылечить? Значит, достань гречневую крупу. Хотя бы.

– Мне для больницы, – сказал Андрей в спину дамы с серьгами. Серьги раскачивались, почти задевая плечи.

– Диабетику, что ли?

Неужели даст? Есть же у нее хоть килограмм! Вон какая она важная – у таких все есть.

– Ну да, диабет. Человек в больнице.

– А диабетикам, – она повернулась к Андрею, звякнув серьгами, – дают в поликлинике специальные талоны на гречневую крупу. Чего же ты пришел и просишь? По талонам, только по талонам. По шестнадцатым числам. А сегодня у нас вовсе не шестнадцатое.

И пошла. А он стоял и соображал. Где поликлиника, где талоны, в какие часы принимает этот врач? Все проблемы, а кашу варить надо сейчас.

И тут подошел этот человек:

– Тебе гречка нужна? Ну пошли.

Чем-то он был похож на Профессора, только моложе. И Андрей пошел с ним. Почему-то они шли молча. Мелькнула в голове какая-то история о воровских шайках, об украденных детях. Андрей отбросил эти мысли. Украденные дети – кому нужен пятнадцатилетний обормот? И вообще, мужик был вполне симпатичный. Молчаливый? Ну и что?

Вошли в подъезд, поднялись на лифте. Человек открыл дверь своим ключом и крикнул с порога:

– Лариса! Тут парню гречневая крупа нужна.

Из кухни вышла Лариса в широком платье. Но все равно было заметно, что ждет ребенка. Андрей старался не смотреть на нее – как-то неудобно.

– Здравствуй, – совсем по-домашнему сказала Лариса. – Вот тебе гречка. Чаю хочешь?

– Спасибо, тороплюсь. В больницу надо, и еще кашу варить надо.

Из этого дома жалко было уходить. Никто здесь не расспрашивал, не удивлялся. Кто, что, почему. Почему хозяин дома привел с улицы незнакомого парня? Почему она, Лариса, должна снабжать его крупой? Кто он такой? А вдруг жулик? Нет, никаких таких вопросов здесь ни у кого не возникало. И сразу все становилось на свои места. Именно так нормально, только так. Кому-то нужна помощь – кто-то эту помощь оказывает. Без всплесков и расспросов. Только так. И в походе, и в городе, и везде.

– Здесь килограмм, – сказала Лариса. – Хватит?

– Да, конечно. Потом мы получим талоны, диабетикам полагается. Спасибо. – Андрей полез в карман за деньгами. Тут мужчина вышел в коридор.

– Знаешь что? Давай лучше так: в другой раз ты меня выручишь. Ладно? Или не меня – кого-нибудь еще.

– Ладно, – легко согласился Андрей.

– Беги, – сказал мужчина и повел Ларису за руку из коридора.

На улице Андрей подумал, что на антресолях у этих людей наверняка лежит байдарка. Интересно только – «Луч», «Салют» или «Эрзетка»? И еще – с какого возраста их будущий мальчишка будет ходить в походы?

В общем, Андрей понимал, что байдарки, может, и нет. Просто хотелось, чтобы она была.

Когда Андрей вернулся домой с банкой гречки, мама сказала:

– Смотри-ка, в банке. А я думала, что только мне это пришло в голову.

– Что пришло?

– Держать крупу в стеклянных банках. Садись обедать.

Маме было легче, когда Андрей дома. Как будто из-за болезни деда мама стала больше бояться за остальных близких. Или ей просто тяжело было оставаться одной?

Андрей обедал и рассказывал маме, откуда взялась банка с крупой. Ему казалось, что от этой истории любому человеку должно стать хорошо.

Андрей сел делать уроки. В голову все лезло плоховато, но он сидел, занимался. Распускать себя нельзя, нельзя.

Вошел отец.

– Можно посижу у тебя? Мешать не буду.

И тихо сел в углу на диван.

Но через некоторое время заговорил. Андрею даже показалось, что Капитан говорит не с ним, а сам с собой. Такой тихий был у него голос – голос для себя.

– Когда мы поженились, своей квартиры не было, комнаты – тоже. Дед сказал: «Живите у нас». У них однокомнатная квартира. По тем временам далеко не у всех отдельные квартиры, большинство в коммунальных. Однокомнатная. Как мы жили вчетвером в однокомнатной квартире? Теперь странно. А тогда – ничего. Перегородили комнату ширмой, на ней пальмы, попугаи нарисованы. Уютно.

Однажды деду показалось, что я к его дочери не так отношусь. Он ничего выяснять не стал – запустил в меня валенок. От души бросил, с силой, не заботясь о последствиях. Ох я обиделся! Раз так, думаю, все! А потом остыл, поразмыслил: спасибо, что валенком бросил, а не утюгом. Она же ему дочь, а я ему кто? Стать родным – это еще надо заработать. Потом я получал этим валенком еще три раза. Он никогда не объяснял за что. И ведь что интересно – мы с мамой никогда не ссорились, это не так часто случается в начале семейной жизни; люди друг к дружке притираются не в один день, у большинства конфликты. А у нас их, в общем, не было. Но дед улавливал что-то важное: не тот тон, не тот взгляд, напряженное молчание мое. Раз! Летит валенок. И, знаешь, сразу легче – нет скрытых обид, камня за пазухой. Я потом всегда вспоминал этот валенок с благодарностью.

Бабушка в ужас приходила от валенка, а он швырял, ни с кем не советовался.

Андрей глядел на отца: усталый он что-то. А может быть, постарел Капитан? Нет, нет, он еще совсем молодой.

– Пап, а откуда у нашего цивилизованного деда валенки-то?

– Да с войны остались. Он и шинель бережет до сих пор, и гимнастерку. Бабушка моли боялась, ругалась с ним, но он не уступил. Бережет. Теперь один остался, нафталином пересыпает по весне.

Отец замолчал, Андрей тоже сидел за своим столом молча.

Потом отец сказал:

– Трудно нам будет теперь. Дед пролежит в больнице довольно долго. Ездить к нему придется часто, хотя он и ворчит. Сегодня опять настаивал, чтобы ездили реже.

– Нас жалеет. Его дело жалеть, а наше – ездить. Он рад был, что мы к нему пришли.

– Ясно. Время предстоит трудное, все мы живем непросто. У тебя десятый класс, не шуточки. У нас работа. Мама считает, что надо звать на помощь Профессора, а он организует остальных.

Андрею стало как-то тепло и ласково. Ну конечно, друзья кинутся помогать. Они будут по очереди ездить в больницу, их много, всем будет легче. А дед так любит всех: и тетю Марину, и Адмирала, и Профессора. Да всех он знает и обожает!

Отец продолжал:

– Я решил сначала посоветоваться с тобой. Если позвонить Профессору, они бросят все. И нам станет легче. Но надо ли нам это?

– А почему ты сомневаешься? Я, например, в каждом из них уверен.

– Я не в этом сомневаюсь, чудак ты. Но у каждого из них трудная жизнь. Можем ли мы их обременять? Я бы хотел сделать так, чтобы они ничего пока не знали. Как ты? Твоя математика, и десятый класс, и кружок у малышей. И ничего нельзя бросать.

– Не брошу я ничего. Ты прав, Капитан. Справимся сами. Конечно, ты прав.

Отец смотрел на Андрея внимательно.

– Взрослый совсем стал. А когда вырос? Я не заметил.

Только в ноябре дед выписался из больницы.

И тут как раз пришло письмо от Славы. На зимние каникулы он собрался в Москву, спрашивал, можно ли остановиться у Андрея. Больше ехать ему не к кому, ближе Андрея в Москве нет никого. Андрей написал: «Приезжай». А что? Слава – парень легкий, не обременит никого, пусть поживет.

Когда Андрей был маленьким, он иногда спрашивал у мамы: «Можно, ко мне в гости придет один мальчик?» И мама неизменно отвечала: «Почему ты спрашиваешь? Разве ты не у себя дома?»

И ребята приходили к нему. Иногда запускали железную дорогу. Иногда носились по всей квартире. Иногда играла оглушительная музыка.

Неужели мама и отец были каждый раз так уж рады его гостям? Наверняка нет. Но он никогда не ощущал их недовольства. Почему? Андрей думал об этом и постепенно нашел ответ.

Чужой человек в доме мешает, наверное, тому, кто очень уж ценит свои удобства, кто не может даже на время отказаться от своих привычек. Такие люди плохо спят, если в квартире, даже в соседней комнате, приезжий. Они не могут жить спокойно, если хлебница или заварной чайник стоят не на той полке, где всегда.

Туристы – люди легкие. В разных условиях им приходится ночевать, есть, жить. И они умеют в любой обстановке чувствовать себя уютно. Пришлось заночевать на станции – они залезут в свои спальные мешки и уснут под ближайшей елкой. Не удалось приготовить обед – попьют чаю с печеньем. Не доварилась каша – тут же кто-нибудь скажет, что сырая крупа очень полезна для здоровья.

Туристы к неудобствам умеют относиться с юмором. Иначе они не смогли бы путешествовать. Так бы и сидели в своих комфортабельных квартирах.

Когда Андрей сказал, что к нему на зимние каникулы приедет Слава, отец только напомнил, что придется Андрею съездить на дачу за раскладушкой.

Андрей привез раскладушку и стал ждать от Славы телеграммы, или письма, или звонка, подтверждающих, что он едет. Ничего не было. А до Нового года оставалась всего неделя.

Новый год они встречали у деда. Дед был в парадном костюме, сам украсил маленькую елку. Мама испекла пирог с капустой, дед поставил на стол коробку с тортом.

– Сегодня я буду немного нарушать диету. И прошу не давить на меня.

– Да кто тебя трогает? – засмеялась мама. – Давить на тебя. Себе дороже.

Она быстро накрыла стол. Мама делает это лучше всех на свете. Руки двигаются плавно и не суетятся нисколько. А на столе появляется белая вазочка с красной редиской. Потом прозрачная салатница с квашеной капустой. И тоненько нарезанное холодное мясо. И какой-то особенный салат из сыра. А помидоры на фоне белой скатерти горят огнем. И все такое разноцветное, радостное. И, конечно, вкусное.

Отец, очень нарядный, в новой рубашке, в новом галстуке, сидит за столом рядом с Андреем.

Перед самым наступлением Нового года минуты начинают идти медленно. Как будто старый год вдруг раздумал уходить. Но вот все встают, немного смущаются, как всегда в торжественные моменты.

– С Новым годом!

И они долго, с удовольствием едят. А мама радуется, что холодец удался, что мясо зажарилось до того золотистого цвета, до какого она хотела. И пирог пышный, воздушный.

Когда стали пить чай, дед принес свою большую красную чашку.

– Мне в мою налей, я сервизов не понимаю.

И тут Андрей спросил:

– Дед, а дед. Скажи, у тебя сохранились еще валенки? – Он спросил невинным голосом. Мало ли почему человек спрашивает? Может, ему надо эти валенки поносить? Может, у него ноги зябнут?

Но деда не проведешь. Дед прижмурил один глаз, а глаза у него ярко-синие, нисколько не выцветшие. Дед внимательно посмотрел на своего внука этим прищуренным глазом, потом – на Капитана, потом – на дочь.

– Разболтал, болтун, – сказал он Капитану. – А ты не смейся. Валенки у меня лежат, пригодятся еще, возможно.

– Зачем, дед? – не унимался Андрей. Мама стояла на пороге – ждала, что он ответит. Так ей сегодня было хорошо – никто не болеет, все они вместе! Процент сахара у деда в норме. Как это важно, как это нужно, чтобы – в норме.

– Как зачем? А ты женишься, мало ли где жить будете… Мало ли, как твоя семейная жизнь пойдет. Что ты, Андрей. Валенки очень даже нужны. Без них никак нельзя.

Мама замахала руками:

– Какая женитьба? Ты, папа, скажешь, честное слово…

– Ему еще не мешает в университет поступить, в армии отслужить. И до этого школу закончить, между прочим. – Это отец, конечно.

– А ты что скажешь, Андрей? – Дед уставил на него свои синие глаза, один прищуренный, другой обычный.

– А чего говорить? – совсем по-ребячьи смутился Андрей. – Тут еще пока не о чем говорить-то… – Потом преодолел смущение: – Мы, дед никуда не спешим. Так говорит один хороший человек у нас в походах.

– Не спешим? Ну и хорошо. И мне не к спеху, – согласился дед. – А валенки все же полежат.

Наверное, поездка у Славы срывалась. Но почему же нельзя было об этом сообщить? Разве трудно черкнуть на открытке несколько слов, чтобы тебя не ждали? Странный ты парень. Слава!

А тем временем начались каникулы.

Андрей и Женя решили провести математическую олимпиаду для пятиклассников. Неделю сидели – выбирали задачи поинтереснее, в меру трудные, в меру неожиданные. Это было совсем не так просто. Но оказалось, что не это самая трудная часть работы. А самая трудная – получить ключ от математического кабинета.

– Без учителя проводить мероприятия нельзя, – сказал завхоз Александр Васильевич, – никак нельзя.

– Да почему нельзя? Мы же за все беремся отвечать! Будет полный порядок, – устало твердили Андрей и Женя.

– Не сомневаюсь. Но нельзя.

Эта борьба измотала их. Неужели сорвется дело? Пятиклассники ждут, готовятся.

– Пробьемся, – сказал Женя и пошел к директору школы, Зое Сергеевне.

Он долго доказывал свое. Из кабинета доносился его голос: «самостоятельность», «школьная реформа», «доверие к учащимся», «райком комсомола». Вышел он с ключом от математического кабинета.

В эту ночь Андрей спал спокойно – ключ от класса лежал в кармане джинсов. И тут его разбудил телефонный звонок. Кажется, телефон звонил долго. Хорошо, что никто в доме не проснулся. Андрей схватил трубку.

– Телеграмма, – сказал чужой голос. – Приезжаю третьего шесть утра встречай Слава. Вам доставить?

– Нет, все ясно, спасибо.

Андрей глянул на часы: три. Глянул зачем-то в окно: все окна в доме напротив темные. Спит дом, спит город, спит всякий, у кого нет знакомого Славы, чтоб ему пусто было. Сегодня третье число. Конечно, можно поспать еще час-полтора.

Андрей торчал на вокзале, поезд из Йошкар-Олы опаздывал на два часа. В половине десятого Андрею надо быть в школе – начнется олимпиада. Напряжение нарастало. Спать не хотелось. Может быть, вообще можно спать четыре часа в сутки? Вот дел-то переделаешь! Но вспомнился детский клуб в походе. Нет, такие эксперименты больше не проводим.

Слава выскочил из вагона первым.

– Андрей! Привет! Хорошо, что встретил. Я в Москве в первый раз, совсем ее не знаю.

Слава, довольный, раскрасневшийся, шел рядом, помахивал чемоданом. Когда пришли домой, отец и мама собирались на работу.

– Завтрак на столе, – сказала мама и убежала.

– Привет вам, парни! – крикнул отец и тоже удалился.

– А они у тебя ничего, не зануды, – сказал Слава.

– Нормальные. Я сейчас в школу ухожу, ты идешь в город. Или хочешь меня здесь ждать?

– Нет, мне в магазины надо. И вообще Москву поглядеть.

– Ну вот и гляди. В шесть встречаемся у метро. Запомнил, где метро.

– Да. Я думал, вместе погуляем. Чего тебе в каникулы в школе делать?

– Ждут меня люди, договорились.

– Ну позвони. Скажи, друг приехал. Всегда ты, Андрей, выдумываешь.

– Ничего-ничего, друг приехал, друг уедет. Жизнь не перевернулась. Значит, в шесть.

Они расстались у метро, Андрей помчался в школу. Слава вошел в метро, Андрей видел, как мелькала в толпе его голубая куртка.

Интересно стоять у метро вечером. Толпа выглядит какой-то праздничной, хотя большинство людей спешат с работы. Но те быстро проходят сквозь толпу, а остаются другие, те, кто не спешит, – молодые, пришедшие сюда, чтобы с кем-то встретиться. Интересно, кого ждет вон та девушка в белой шубе. Наверняка к ней придет высокий красавец и увезет ее на собственных «Жигулях». Вот она рванулась ему навстречу, засияла. Да где же он, высокий, с «Жигулями»? К ней шел маленький, в очках, с бородой, озябший и славный. Конечно, славный, раз его выбрала такая девушка.

Часы на сером доме показывали семь, а Славы все не было.

«Ладно, не будем возмущаться», – решил Андрей. В Москве человек впервые, ему трудно рассчитать время. К тому же Слава не очень аккуратен, опаздывает – ну и что? Убить его за это?

Половина восьмого. Андрей в сотый раз уговаривает себя не злиться, но уговоры помогают мало. Он замерз, хочется есть. И главное – бессмысленность, дурацкая потеря времени. Он торчит здесь полтора часа. Не работа, не отдых. Маразм.

Андрей решил идти домой. Не удалось им погулять вечер вдвоем. Ну что ж. Значит, Слава погулял без него, придет прямо к ним. Адрес он знает.

В голову лезли ненужные мысли: в Москве ежедневно десятки несчастных случаев, мало ли что произошло с приезжим Славой… Но лишние мысли надо из головы гнать. Иначе спятишь.

Родители были дома.

– Слава не звонил? – спросил Андрей с порога.

– А разве он не с тобой был? – сразу забеспокоилась мама.

– Мы условились встретиться у метро, я ждал его, он не пришел.

– Не надо нервов, – сказал отец, – он знает адрес, придет сюда. Как твоя олимпиада, Андрей?

– Прошла прекрасно. Потом мы водили пятые классы в кафе «Белый медведь» – ели мороженое. Ох и довольны наши математики…

– А может быть, он заблудился? – Мама беспокоилась за Славу.

– Да придет он! – Андрей ответил уверенно. А у самого на душе кошки скребли.

Ну что за тип, этот Слава! Навязался на его голову. Они знакомы всего ничего, а он пропадал уже два раза.

– Найдется, – повторил Андрей, – он теряется не в первый раз.

Когда мама вышла из кухни, отец сказал тихо:

– И ты не волнуйся, Андрей. Чего волноваться? Не маленький, придет.

Десять часов вечера – Славы нет. Двенадцать часов ночи – его нет.

– Звони в милицию, – сказала мама.

– Ложись спать, – сказал отец.

Андрей торчал у телефона – делал вид, что читает. Видно, он все-таки уснул. Звонок разбудил его. Он схватил трубку – длинный гудок. Снова раздался звонок. Андрей не сразу сообразил, что звонят в дверь. Было раннее утро, звонок звенел громкий, резкий. На пороге стоял живой и невредимый Слава. Улыбался обаятельно.

– Привет. А я вчера в центре с девчонкой познакомился. Она мне Москву показывала, достопримечательности, ГУМ, то да се. А потом в гости пригласила, у нее родители уехали куда-то. Сам понимаешь, мы взрослые люди. Не мог приехать.

Андрей молча шагнул в комнату, вынес Славин чемодан, выставил на лестничную площадку.

– Дружить с тобой мы не можем, – сказал он спокойно, – а чужих я к себе в дом не пускаю. Забирай свои вещи и уходи.

– Куда? – Слава был почти возмущен. – С ума ты сошел? Она же меня пригласила!

– Куда хочешь. Твоя нравственность меня мало беспокоит. А у меня тебе делать нечего.

Слава пошел к лифту. Обернулся, сказал:

– Все-таки ты псих.

Андрей ничего не ответил, закрыл дверь. Он знал одно: если бы сделал вид, что ничего особенного не случилось, – осталось бы чувство унижения. А так все правильно. Чужой может со временем стать своим. А пока не стал – нечего притворяться.

Вечером Андрей слышал, как мама сказал отцу:

– По-моему, Андрей слишком жестко обошелся с ним.

– Этого я не знаю, – ответил отец, – но думаю, что в самый раз. Я рад, что мой сын способен принимать решения и совершать поступки.

Отец пришел с работы и сказал:

– Мы с Профессором сняли дачу.

– Зимнюю? – спросила мама радостно.

– А Женю будем брать с собой? – спросил Андрей.

Дача стояла в лесу, белки летали по соснам. Лыжню прокладывал Адмирал – адмиралы и зимой остаются адмиралами.

Они шли гуськом, лыжи шелестели по снегу, рюкзаки за спинами, а впереди длинное воскресенье, бесконечный голубой снежный день. Они вошли в этот дом, долго и весело топали ногами на крыльце, чтобы не натащить в сени снег. Потом Жадюга с тетей Катей топили печку. Профессор с дядей Павлом притащили из подпола мешок картошки и хвалились:

– Кто все предусмотрел?

– Кто картошку завез?

Юлька бегала из комнаты в кухню и обратно. Вика пела свои роскошные эстрадные песни. Синицы прыгали за окнами.