Текст книги "Лето с капитаном Грантом"

Автор книги: Сергей Иванов

Соавторы: Наталья Хмелик,Сергей Александрович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Адмирал сидел в своей палатке и слышал, что все заняты делом. За тонкими матерчатыми стенами раздавались разговоры, смех. Они делали и его, Адмирала, работу, пока он сердился на них. И Адмирал показался сам себе смешным: он столько энергии потратил, чтобы показать, как он недоволен ими, а никто не обращает внимания. Они относятся к нему хорошо. И Адмирал вылез из палатки.

– Где мой спальный мешок? – грозно спросил он.

– Я свернула его, он здесь, – кротко отозвалась тетя Катя. – И сапоги твои возле твоей лодки, Адмирал.

Он взялся за дела, настроение у него было хорошее.

Разве мы всегда плывем, куда хотим? Главное – плывем.

Байдарки, груженые, ловкие, стоят на воде. Андрей крепко держит весло. Крепко, но не судорожно, а свободно. Оно ему как раз по руке, это весло. А в начале похода рука была меньше, что ли… А что? И руки у человека растут, становятся крепче, когда он занимается настоящей физической работой: рубит дрова, таскает ведра с водой, работает веслом…

Вот человек сидит в своей байдарке, зеленая насквозь прозрачная вода плещет совсем рядом. Хочешь зачерпнуть – протяни руку… Есть ли другое судно на свете, где вода так близко от человека? Андрей считает, что только байдарка.

Вот Адмирал взмахнул веслом, сверкнула лопасть на солнце. «Салют» Адмирала пошел первым. За ним – байдарка Профессора. Потом Капитан вывел свой корабль, его экипаж был готов к дальнему плаванию, слаженно работали три весла: взмах – проводка, взмах – проводка. Бурунчики вскипали, летела вперед байдарка. Они шли ровно, друг за другом, это называется кильватерная колонна. Андрею нравятся все эти прекрасные морские слова: швартоваться, кильватерная колонна, рулевая тяга. И совсем неважно, что рулевая тяга – простая веревочка, привязанная за папину ногу. Двинет Капитан правой ногой – руль за кормой повернется, и байдарка пойдет вправо. А двинет левой ногой – пойдет корабль влево. И пускай можно обойтись без такого роскошного слова – швартоваться. Подошли к берегу, и все. Но ведь надо знать, как подвести байдарку к берегу, в каком месте, чтобы не было острых камней, коряг. Чтобы берег был не обрывистый, а пологий. И вовремя перестать работать веслами, чтобы скорость снизилась перед остановкой, иначе слишком сильно ткнется лодка в берег. А слишком сильно ударяться байдарке вредно – она же не стальная, не деревянная даже и не пластмассовая лодка! Сделана байдарка из легоньких алюминиевых трубочек, а на этот каркас натянута обшивка из толстой резины, вроде той, что идет на резиновые сапоги, из резины и брезента обшивка – о любую острую ветку может пропороться, на любом камне пробоину получить. Когда все это знаешь, бережно ведешь свою лодочку, аккуратно рулишь, чтобы обойти каменистый порог, не посадить байдарку на мель. И чтобы не слишком резко пристать к берегу. Андрею иногда позволяют рулить, он знает, как внимательно нужно всматриваться в каждую мелочь. А уж если ты сумел провести свою лодку, свой легонький корабль без аварий и повреждений и день, и другой, и третий, и десятый, тогда имеешь ты право на красивые слова. Ты не просто пристал к берегу – ты швартовался. И не просто за веревочку привязал к борту лодки спальный мешок, свернутый в тугую скатку, – ты его принайтовал. Если кое-кто привязал, то привязал и все. А если так, что он не шевельнется даже при большой волне, не попадут на него брызги, потому что ты не забыл надеть на него клеенчатый мешок, если он не мешает никому сидеть в лодке удобно и грести, не задевая ни мешков, ни рюкзаков, ни котелков локтями или коленями, хотя место в маленькой байдарке рассчитано до сантиметра, тогда ты принайтовал груз. Ты не просто плаваешь, а выходишь на курс.

…Сзади всех шел дядя Павел, он замыкал сегодня кильватерную колонну. За его байдаркой тянулась леска, оставляя тоненький след на воде. Дядя Павел надеялся на ходу поймать щуку или даже судака. Андрей знает: это называется «ловить на дорожку».

Они шли в этот день быстро – соскучились по движению, по смене впечатлений.

Мама сказала:

– В юности я занималась гимнастикой, у нас был очень хороший тренер, Константин Львович. Он нам твердил: «Тренировки, тренировки, ежедневные тренировки». А потом вдруг возьмет и скажет: «Сегодня не тренируйтесь. Запрещаю. Отдыхайте, расслабьтесь». Почему он так делал? А потому что завтра мы после перерыва мчались на тренировку с удовольствием. Не по обязанности, а радостно, тренировались прямо жадно».

Андрей понял, к чему мама это вспомнила. После отдыха он сегодня чувствовал эту самую жадность – хотелось пройти как можно больше. Руки соскучились по веслу.

– Умная у нас мама, – сказал отец.

Они шли к Белому морю.

Какой же молодец Профессор! Как замечательно он все придумал, разведал и рассчитал! А они в это время валялись на солнце, ловили рыбу, наслаждались поисками грибов. Или строили баньку.

Они делали большие переходы. Иногда даже без обеда шли с утра до вечера и только вечером варили суп или кашу. А днем ели бутерброды, не вылезая из байдарок, запивали их чаем из термосов. Это называлось «пятиминутный перекус». Андрею очень нравилось так жить. В эти дни он узнал, что такое падать с ног. Вечером он валился в палатку и мгновенно засыпал. А днем он работал веслом наравне со взрослыми. Он понял одну очень важную вещь в те дни: усталость приходит не тогда, когда ты считаешь, что устал; нет, ей, усталости, можно не давать воли. Пока не устроен лагерь, не найдены дрова, не сварена еда. Пока не вымыта твоя миска и твоя ложка, не выстирана твоя одежка или не вымыты заляпанные глиной кеды – до тех пор ты вовсе не устал. Не устал, и точка. Когда все дела переделаны, тогда – да, тогда пожалуйста. Рухни и спи, ты устал. Когда-нибудь потом, неизвестно через сколько лет, Андрей до конца оценит эту великую науку – не считай себя уставшим, пока не кончена сегодняшняя работа. И еще: никогда не считай, что ты устал больше, чем другой. Наоборот, он – больше, а ты – меньше.

Они проходили большие расстояния. В те дни все с удовольствием поддавались спортивному азарту Профессора. На стоянке они подчинились неторопливости и спокойствию Адмирала, им нравился его лозунг «Мы никуда не спешим». Теперь подобрались, загорелись, стали четкими и быстрыми. Вперед, вперед! Нас ждут великие открытия. Мы сильные люди, ловкие, выносливые, а не какие-то дачники-курортники.

– Завелись, – усмехался Адмирал, но и сам включился в жесткий ритм, не скрывая удовольствия. Видно, всякому человеку время от времени нужно переключать скорости, нельзя всегда жить медленно, нельзя всегда жить быстро.

Утром Профессор вылез из палатки, глянул на поляну и испугался: не хватало одной байдарки. Не поверил себе, еще раз пересчитал. Хотя что считать – одной не хватало! Три вместо четырех. Профессор побледнел.

Пропажа байдарки – настоящая катастрофа. Кто? Откуда? Жилья нет вокруг на десятки километров. Не на вертолете же ее утащили! Да и шум мотора был бы слышен…

Эти полубредовые мысли пронеслись в голове Профессора быстро. Тут вылез из своей палатки Адмирал и стал разжигать костер, в тумане дрова отсырели, не хотели разгораться. Адмирал не смотрел в сторону лежащих на берегу байдарок. Профессор уже раскрыл рот, чтобы поделиться с Адмиралом жуткой новостью, но тут Адмирал сказал:

– Павел на рыбалку ушел, я слышал.

Профессор облегченно вздохнул. Получалось, что пропажа Павла не такая катастрофа, как пропажа байдарки.

Тетя Катя варила геркулес, Андрей скатывал все спальные мешки, туго скатывал – готовил к тому, чтобы привязать их под борта лодок изнутри. Толстая колбаса туда не войдет, только тугая.

Тетя Катя сказала:

– Ну что я могу сделать? Все плыть собираются, а ему рыба. Я говорю: «Не ходи», а он уперся: «Успею». Ну вот. Где он?

– Поэтому у тебя нет кожаного пальто, – ввернул Адмирал. Все засмеялись. Но кашу не ели, ждали дядю Павла. Делали вид, что студят кашу, хотя в тумане она остыла очень даже быстро. Андрей вообще-то не любит геркулесовую кашу, в Москве он ее в рот не берет. А здесь – куда денешься? – ест. Но холодный геркулес? Довольно противно. Но и он ждал вместе со всеми…

Дяди Павла все не было, расстроились и мама, и отец – Андрей видел. О Профессоре и говорить нечего. Становилось ясно: никуда они сегодня не поплывут. Выходить имело смысл только рано утром, чтобы пройти до вечера солидный кусок пути. Утро проходило, план рушился. Прекрасно налаженный ритм разлаживался.

Адмирал сказал:

– Мы никуда не спешим.

На этот раз заклинание мало помогло. Но что делать?

Андрей бултыхнулся в воду, плавать было весело, особенно когда он решил доплыть вон до той березы на берегу. Она наклонилась над самой водой, как будто специально, чтобы Андрей мог с нее нырять. Он недавно научился нырять и плавать под водой с открытыми глазами.

Мама взяла корзинку, ушла в лес.

– Жадюга, грибочков нажаришь? – спросил отец.

– А куда денешься? – философским тоном отозвалась она.

Профессор стал спускать на воду свой «Луч», чтобы изучать окрестности.

И в это время на полной скорости вылетела из-за поворота лодка дяди Павла. Тетя Катя мыла на берегу посуду – в этот день она дежурила. Дядя Павел отдал ей четырех маленьких ершиков. Андрей смотрел на все это с возмущением. Всю жизнь он знал: подводить других нехорошо. Общие интересы надо ставить выше личных. Это было правильно, это знали все. Профессор молча сел в байдарку и уплыл. Все молчали. И дядя Павел сказал совсем невиноватым тоном:

– Какое утро сегодня было! Встал в четыре – туман над озером легкий-легкий, прозрачный. И тепло, и нежарко. Клевать должна, ну должна! Сердцем чувствую – привезу рыбу. Часик посижу, пока все спят, будем с ухой. Так я думал.

Он сказал это и полез в палатку отсыпаться. Он сегодня жил в своем режиме, не как все.

Андрей сидел теперь рядом с Адмиралом. Туман рассеивался, на это было интересно смотреть – белые столбики тумана шли над водой, как какие-нибудь сказочные невесомые балерины. Они плыли все в одну сторону; может быть, их несло ветерком, но Андрей ветерка совсем не чувствовал. Очевидно, это были особенно чувствительные балерины.

– Адмирал, а Адмирал, – спросил, не удержался Андрей. – Почему дядя Павел сломал наши планы из-за какой-то своей рыбы? Дурацкая рыба-то.

– Маленький ты еще, Матрос. Не замечаешь, у каждого своя рыба. У меня это тихая речка и долгие стоянки, чтобы привыкнуть к месту. У Жадюги – грибы и варенье. У Профессора – дальние переходы и спортивные успехи. У тебя, Матрос, между прочим, купание. Главное, не считать, что чужая рыба – дурацкая, а твоя прекрасная и восхитительная.

– А я не считаю, – Андрей покраснел. – Просто нечестно подводить.

– А ты не сосредоточивайся на том, что тебя подвели. Ты подумай, как хорошо ты сегодня купался. Как радостно собирает грибы твоя мама. Как твой родной отец долго стоит на голове (из высокой травы действительно минут десять торчали пятки Капитана). Подумай, Матрос, о том, как замечательно мы завтра поплывем.

– И еще о чем? – весело спросил Андрей.

– Сказать? – хитро блеснул глаз Адмирала. – О том, сколько удовольствия получил сегодня утром дядя Павел, когда удрал от всех за своей рыбой. Не дурацкой. Понял ты меня, Матрос?

Андрей кивнул. Как важно шире смотреть на вещи!

– Терпимо относиться к людям, – Адмирал как будто услышал мысли мальчишки. – Если бы мы не были терпимы друг к другу, не старались всегда помнить, что дурацкой рыбы не бывает, знаешь, что было бы?

– Что?

– Мы давно бы поссорились, еще двадцать лет назад. И не было бы нашей компании, наших походов. И ты бы сейчас не сидел на этом берегу розового озера. И не болтался бы весь день в его теплой тихой воде.

Адмирал повернулся и крикнул:

– Капитан! Встань с головы на ноги! Сколько можно? Смотреть же страшно!

– Не смотри, – сдавленным голосом, но весело отозвался отец.

Вечером, когда стрижи особенно взволнованно чертили зигзаги над водой, они причалили к берегу. Андрей, как всегда, почти автоматически, взялся выгружать из байдарки рюкзаки, мешки, сапоги. Все это надо оттащить туда, где будет лагерь. Каждый вечер они разгружают лодки. Каждое утро загружают снова. Байдарку надо вытащить на берег, просушить. С грузом ее вытаскивать нельзя: она может сломаться.

Андрей потянулся за рюкзаком, который лежал в носу лодки.

– Подожди, Матрос, – сказал отец. – Мы сами разгрузим. Сегодня ты поставишь палатку.

До этого дня Капитан всегда ставил палатку сам. Андрея звал только помочь – подержать растяжку, подать колышек…

– Поставишь палатку сам, – сказал он.

Умеет ли это Андрей? Он и сам не знает. Одно дело смотреть, другое – делать. Но обсуждать и канючить он не станет, нет.

– Есть, Капитан. – И взял свернутую палатку, понес ее наверх, туда, где другие разбивали лагерь.

А вот возьмет и поставит. И никого не позовет на помощь. А вдруг ему удастся сделать это так хорошо, что Капитан скажет: «Да ты умеешь ставить палатку лучше, чем я!»

Это была мечта.

Андрей выбрал ровное, немного возвышенное место. Если ночью вдруг пойдет дождь, вода не зальет палатку. Андрей быстро собрал каркас – сколько раз видел, как это делается. Было совсем нетрудно. Ему не хотелось никого звать, но надо было, чтобы кто-то подержал каркас за крышу всего одну минуту, пока он загонит в землю колышки двух основных растяжек, передней и задней. Маму звать было нельзя – она сегодня дежурила и возилась уже у костра. Отец таскал наверх рюкзаки, свои и Профессора. Профессор рядом с костром рубил дрова. Все были заняты.

– Андрей, давай помогу. – Тетя Катя как раз пробегала мимо. – Держу, держу. Почему я люблю другим помогать, а свою работу делать не хочется? Ну почему?

В стороне тетя Марина тоже ставила палатку, ответила:

– Я тоже. Это, наверное, у всех.

Андрей справился с палаткой быстро, он натянул сверху тент без единой морщинки. А колышки сами входили в землю, их не надо было забивать – наступи на него кедой, и он мягко уходит в почву. Андрей залюбовался – такая палатка стояла аккуратная, ровненькая, сама оранжевая, а тент голубой. Раньше Андрей не замечал, какая красивая у них палатка.

Он втащил в нее спальные мешки, надул резиновые матрасы, постелил всем постели. В изголовье положил рюкзаки с одеждой, чтобы голова была выше, как на подушке.

– Ну молодец, ну турист, ну матрос… – Мама попыталась поцеловать своего сына. Но сын увернулся – он помнил, что он Матрос. И палатка стояла, как крепкий маленький дом, построенный его руками.

Ночью выяснилось, что палатка стоит неправильно. Андрей, когда лег, сразу почувствовал: что-то не так. Через минуту понял: ноги выше головы. Собрался перелечь головой к двери, но очень хотелось спать. Понадеялся, что все это ему только кажется. Родители не жаловались, отец тихонько всхрапывал. Мама сказала:

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – отозвался Андрей, но сам не услышал своего голоса. Он спал.

Утром Капитан укладывал вещи в байдарку, Андрей подносил ему мешки. Он ждал, что отец скажет про палатку, но Капитан молчал. Наконец Андрей спросил:

– Ты почувствовал, что палатка стояла неправильно?

– Да. Я это видел, когда ты ее ставил.

– Ну, нечестно! Почему же не сказал-то? – Андрей готов был зареветь от обиды. Смотрел, как человек ошибается, и не сказал! Ехидно улыбался, наверное.

– Нечего обижаться. – Отец положил руку на плечо. – Поспали одну ночь вниз головой – не трагедия. Зато ты теперь всегда будешь знать, как надо ставить палатку. Это называется отрицательный опыт.

– Если бы ты сказал, я бы и без отрицательного опыта запомнил. Не обязательно спать вверх ногами.

– Может, запомнил бы, а может, и нет. К лучшим результатам человек приходит сам, без помощи.

Белое море. Самое настоящее. Высокие волны – морские. Ну, не такие уж высокие, если говорить правду. Иногда на озерах были выше. Но море – это море. Белое. И они дошли до него.

Не на поезде приехали, не на теплоходе приплыли. На веслах, своими руками, на своих легких лодочках. Сами. Вот так.

Андрей таращил глаза на серый простор. Море. Это был результат трудов, итог усилий. И от этого – радость и гордость.

Ведь подумать только: каждый взмах весла продвигал байдарку вперед совсем не так уж далеко, и весло не всегда было легким. Андрей вместе с отцом и мамой пел «Вальс в ритме дождя», чтобы победить свою усталость. И вот из этих не очень сильных взмахов его весла сложился очень длинный путь. Это можно было почувствовать, оглянувшись назад, вспоминая переходы, погрузки, разгрузки, волны, дожди и встречный ветер. И вспоминать было приятно, потому что – преодолели. Вот оно, Белое море, вот оно то, к чему стремились, о чем мечтали.

Серая вода, зеленая трава. И ромашки качаются, ныряют в траву и выныривают.

– Не оставляйте байдарки у воды, – предупреждает дядя Павел. Он скрывает радость, он солиден, взрослый человек, глава семьи. Тон у него самый бытовой. Как будто Белое море бывает в его жизни каждый день. – Здесь, на Белом море, сильный прилив. Я читал.

– А то мы приливов не видели, – ответил Профессор, тоже очень обыкновенным тоном. Подумаешь, приливы. Подумаешь, Белое море. Ну, море, ну, Белое.

И Адмирал тоже добавил, снимая торжественность минуты:

– Вон на берегу ромашки растут. Значит, не доходит до них море.

Дядя Павел ответил:

– Ромашки любят соленую воду. Я читал.

Он позвал тетю Катю, и они вместе отнесли байдарку подальше от воды, на высокое место.

Остальные не понесли. Они не поверили дяде Паше, но спорить с ним не захотели: пусть человеку будет спокойно, раз он ждет какого-то невиданного прилива.

Андрей, конечно, сразу поддался беспечному настроению тех, кто оставил лодки недалеко от воды. Они и палатки поставили не на бугре, куда отошел со своей палаткой дядя Павел, а внизу, среди ромашек.

– Люблю жить у воды, – заявил Капитан, – сквозь сон слушать плеск морской волны. Это меня убаюкивает.

– Как будто тебя нужно убаюкивать, – съязвил дядя Павел, – ты же еще молнию на спальнике не застегнул, а уже захрапел.

Утром море плескалось почти у самых палаток, а лодки мотались шагах в двадцати от берега, да еще вверх дном. Хорошо еще, что догадались их привязать.

Дядя Павел сначала ехидничал, а потом вместе со всеми ловил байдарки, выливал из них воду и сушил их на солнышке.

– А купаться можно? – Андрей спросил просто так. Купаться в походе всегда было можно. Но сегодня тетя Марина вдруг сказала:

– Подожди, Матрос. Посмотри, что это там? – Она показала в море. Андрей пригляделся.

– Кит! Кит! Честное слово! Смотрите скорей!

Самый настоящий кит всплыл не так далеко от берега. Высунулась из воды огромная спина, похожая на маленький темный остров. Потом кит выпустил фонтан. Это, наверное, чтобы не было сомнений: он кит, и никому не показалось. Да, да, именно кит.

Все сбежали к берегу. Китов они видели только в передаче «В мире животных» да еще в кино.

– Я его первый увидел! – настаивал Андрей. – Дядя Павел, а может, тут и акулы водятся? А, дядя Павел?

– Акулы не водятся. Да и кит сюда заплыл случайно – просто нам повезло.

«А мне-то как повезло!» – думал Андрей. Что теперь будет с Женькой! А с Надеждой Емельяновой что будет! Она с Андреем обращается, как будто он пустой человек. Нос воротит. Теперь она узнает: пустой человек не мог видеть кита. Своими глазами, в походе, на Белом море, куда он приплыл на своей байдарке. Все, конечно, очень обыкновенно. Но пусть она, эта Надежда Емельянова, попробует хоть сто метров на байдарке пройти. Тогда и поговорим.

– Ты чего задумался, Матросик? Купаться пойдешь? – Мама сидела рядом. Лицо у нее загорело, а глаза как будто посветлели, и волосы выгорели, стали светло-соломенными.

– Купаться потом. У нас есть гвозди?

Андрей взял топорик. На берегу валялись бревна, вынесенные морем, бревен было много.

– Зачем тебе гвозди? – Мама всегда почему-то заранее знает, когда надо начинать беспокоиться и запрещать. Но и Андрей знает, как это обойти:

– Плот буду строить, обычный плот, из бревен. Папа, можно я буду строить плот?

Мама ничего не успела сказать, отец отозвался:

– А что? Это мысль, я тебе помогу.

Плот. Само это слово вызывает какие-то невероятные картины: скитания, кораблекрушения, пираты, сокровища, штормы, отвага, соленые брызги. Словом, счастье мужчин, то есть мальчишек, то есть и тех и других. Да ведь бывают в жизни обстоятельства, когда между ними, мальчишками и взрослыми мужчинами, не так уж велика разница.

Они все вместе строили плот, вязали бревна веревками, вколачивали гвозди. И Профессор кричал:

– Снизу надо рейку набить! Ты что, Адмирал, плотов никогда не строил?

– Рейку – это когда нужно сделать калитку, – ехидничал Адмирал. – Плот крепится веревками, бревна должны быть подвижны. Эх ты, а еще профессор.

Толстой веревкой они связали бревна, подогнали их одно к другому. Они возились почти до обеда, и вот плот качается у берега.

Андрей взял в руки длинный шест и прыгнул на плот. Плот был крепким и надежным, как пол. И море было почти совсем тихое.

– Вперед! – крикнул Андрей и оттолкнулся от берега.

Он решил плыть туда, где утром видели кита. Вдруг удастся разглядеть кита вблизи? Вдруг кит фонтаном добрызнет до плота?

Плот легко отошел от берега, и сразу море оказалось не таким уж тихим, волны иногда захлестывали плот. Ну и что? Андрей стоял на бревнах крепко, босые ноги плотно обхватили гладкие бревна.

Оттого, что волны катились навстречу, Андрею казалось, что он

очень быстро удаляется от берега. Он очень удивился, когда услышал за спиной мамин негромкий голос:

– Капитан, ты меня удивляешь. Его несет в открытое море.

А Капитан ответил:

– Молчи, ничего.

Значит, он тоже стоял на берегу и смотрел, как его сын идет на плоту в открытое море.

Да и почему надо так уж бояться открытого моря? Плавать Андрей умеет? Умеет. Еще как. Кролем, самым настоящим. А не по-собачьи, как раньше. А что это справа? Неужели опять кит? Андрей всмотрелся. Нет, это не кит. Это Профессор плывет на своей байдарке. Он плывет вовсе не к Андрею, у него свои дела. Профессор, как обычно, изучает окрестности.

Откуда Андрею знать, что испытывает мама, когда ее сын уплывает в открытое море? Даже если его плот в десяти метрах от берега, даже если он прекрасно плавает и вообще сильный и смелый. Откуда ему это знать? Он и не знает, он стремится туда, где волны, киты, штормы и неизвестность.

А маме, конечно, хотелось крикнуть: «Вернись немедленно!» Хотелось, еще как. Но она не крикнула, она стерпела. Даже рот зажала ладонью, чтобы молчать. Молчала.

Почему она не вернула его? Наверное, потому, что она не только любящая мать, но еще и по-настоящему, без родительского эгоизма, заботливая. А заботиться надо не только о здоровье и безопасности своего сына, а еще и о том, чтобы рос он сильным, смелым, самостоятельным.

Андрей ничего этого, конечно, не понимал. Он был благодарен, что не мешают.

Профессор крикнул ему:

– Андрей! Хочешь, дам весло?

– Не! Я шестом толкаюсь!

– А назад? Назад труднее – ветер с берега!

– И назад могу! Смотрите!

Он действительно сумел повернуть тяжелый плот, ловко толкался шестом, благополучно вернулся на берег.

Тот поход никогда не забудется – он был первым.

Потом Андрей ходил с родителями каждое лето. И на Печору, где видел медведя. Миша показался ему добродушным, – ведь знакомы были в основном по сказкам. Неуклюжий, неповоротливый, немного бестолковый. «Колобок, Колобок, я тебя съем», но так и не съел. А на теремок вообще плюхнулся сверху. Зачем, спрашивается, плюхнулся? Так все мышки-лягушки хорошо там жили, дружно, песенки пели. Андрей помнил, как в детстве он очень расстраивался из-за несуразного Мишки. Но любил его все равно.

А тут вдруг сунул медведь в палатку свой поросячий нос. Андрей был в палатке один. Этот черный клеенчатый нос нисколько не испугал его. Он протянул гостю печенье:

– Миша, Миша.

Медведь повел маленькими красными глазками и рявкнул так, что Андрей отлетел в угол палатки. Потом вытащил огромную голову, попятился назад и умчался в лес, быстрый, ловкий, вовсе не косолапый. И не добродушный. Зверь, дикий, опасный.

Андрей увидел отца, который выскочил на поляну, когда медведь уже проламывался сквозь кусты бузины.

– Андрей! – громко закричал отец. Так громко он никогда не кричал.

– Я здесь, пап. Он ушел, чего ты?

Отец вдруг рассердился:

– А нечего дрыхнуть! Все давно встали, а он все спит, понимаешь. В палатке, понимаешь! Такое утро, а он, понимаешь, спит…

– Вот почему у тебя нет кожаного пиджака, – пошутил Андрей ни к селу, ни к городу.

Отец ошарашенно смотрел, потом захохотал. Они смеялись долго, пока не пришла мама и не спросила строго:

– Вы что? А?

– Да так, – ответил отец, – шутки всякие. Ничего особенного.

Так они ей про медведя и не сказали.

В то лето Андрею было двенадцать.

А когда ему стало четырнадцать, они плавали по реке Гауе. Латвия очень нравилась Андрею – чистый цвет у леса, черника величиной с вишню, небо просторное. А река ласковая, прозрачная, извилистая. И какая-то удобная: хочешь купаться – вот тебе песчаный пляж. Хочешь ловить рыбу – вот тебе омут с темной таинственной зеленой водой. Хочешь грести – вот тебе тихое течение, почти неподвижная река. Любишь приключения и всякие истории? Пожалуйста, вот пороги, мели, перекаты. Острые камни, злые коряги. Пожалуйста, у реки Гауи есть все. А любишь сидеть на берегу, провожать солнце, слушать вечерние голоса птиц, ждать последнего луча и первой звезды – тут тебе все есть. И какое-то особенное, лучшее в мире. И звезды яркие, и вода чистая, и голоса у птиц очень даже музыкальные.

Вот так Андрей сидел, и никто не нарушал его одиночества. И тут он увидел их. По реке спускалась надувная резиновая лодка, большая, пухлая. А в лодке сидели два парня и девушки. Парень играл на гитаре, они пели, девчонка распустила светлые волосы, на закате они были розовыми. Другая отбивала ритм ладонями по тугой надутой лодке, и лодка звенела, как барабан.

Парень с гитарой увидал на берегу Андрея, крикнул что-то по-латышски. Андрей развел руками: «Не понимаю».

Они проплывали, сейчас проплывут.

– Поплыли с нами! – крикнула девушка, та, которая барабанила. Андрей засмеялся, хотя стало отчего-то грустно. Сам не знал, отчего. Проплыла надувная лодка, уже не слышно песенки. С байдаркой такую резиновую лягушку не сравнить – байдарка подвижная, быстрая, послушная. Умница-лодка. А они уплыли на своем блине. И песня – ну и что? И гитара – ну и что?

– Андрей, иди ужинать! – позвала тетя Марина.

Очень вкусная пшенная каша со сгущенкой. Что еще надо человеку? А он грустит. Как хорошо она крикнула: «Поплыли с нами!» А другая, с белыми волосами, красивее. Гриновская девушка. Бегущая по волнам…

Весной, когда Андрею исполнилось пятнадцать, собрались ребята. Они танцевали, Надежда Емельянова танцевала лучше всех. Андрей тоже танцевал много, он очень любит танцевать.

Когда гости ушли, отец спросил:

– Летом в поход, Матрос?

– Знаешь, мне бы хотелось поехать не с вами. Ну, с ребятами. Это ведь нормально, правда?

Отец замолчал.

Андрей не заметил, как вошла в комнату мама.

– Слышишь, какие новости. – Отец старался скрыть огорчение, а может, растерянность. Наверное, так ему было хорошо и спокойно, когда сын был все время на глазах, рядом. Дома – рядом и в походе тоже, сидел в байдарке между папой и мамой. Как хорошо. И чего ему не хватает, этому сыну?

А у сына плечи шире отцовских, и голос басовитый прорезался. У сына твердый взгляд, спрятанная в угол ящика тетрадка со стихами, которые не читал ни один человек в мире…

– Слышишь, какие новости? – Отец в сложных ситуациях всегда обращается к маме. – Андрей решил от нас отделяться. Собирается в поход с какими-то своими обормотами. Наша интеллигентная компания его уже, видите ли, не устраивает.

Андрей упрямо молчал, но все же украдкой покосился на маму. А она – вот неожиданный человек! – вдруг очень спокойно сказала:

– Значит, дорос. – Помолчала, поводила пальцем по гладкой поверхности журнального столика и снова повторила: – Дорос. Это хорошо.

– Мне хочется с ребятами, – оживился Андрей. – Это ведь понятно, правда же, мам? Ребята, ну, такие же, как я. Другие отношения, пап. Ну что же я все время самый маленький, правда же, мам?

– Решено, – сказал отец. Мамино спокойствие и его успокоило, растерянность прошла. Хотя, если бы кто-нибудь сказал ему, что он, Капитан, самостоятельный мужчина, не последний человек в науке, целиком зависит в своих настроениях и решениях от маленькой худенькой сероглазой Жадюги, он бы долго смеялся.

– Решено. На август я куплю тебе путевку на турбазу. А в июле съездишь напоследок с нами. Нужны тебе сверстники – позови Женю, в чем дело?

– Мудрое решение, – сказала мама. – Павел в это лето поехать не может, получается мало мужчин. Вы с Женей нам вот так нужны. Годится?

– А чего ж? – Андрей согласился, с Женей – другое дело. И потом, после июля наступит август, турбаза, совсем новая обстановка.

Женя – главный друг. С первого класса они дружат, и ни разу не поссорились, только дрались иногда. Но это давно, когда были маленькими. Когда Женя победил в математической олимпиаде, Андрей нисколько не завидовал. В футбол они играют всегда в одной команде, на всех переменах девятый «А» вылетает во двор и гоняет маленький красный мяч. И Андрей кричит: «Женя! Пасуй!» – и Женя пасует. Они умеют надеяться друг на друга. Когда идут уроки, маленький красный мяч прячут в водосточную трубу.

Один только раз, это было еще в пятом классе, Женя записался в кружок отдельно от Андрея. Но он сделал это не по своей воле, так уж получилось.

Надежда Емельянова в пятом классе совсем с ума сошла – она стала спорить по любому поводу, дергала плечом, когда к ней обращались с самым простым вопросом, – это, мол, и дураку понятно, а ты спрашиваешь. Она шипела по-кошачьи, когда что-нибудь было не по ее. Она командовала всеми, хотя ее никто никем не выбирал.

Надежда Емельянова подошла к Жене на переменке и сказала тоном, не терпящим возражений:

– Я записала тебя в кружок бального танца, Женя. Занятия в пятницу в четыре. Не опаздывай, это в актовом зале.

– Чего-чего? – Женя заморгал, заморгал.

– Я все ясно сказала, Женя. Что тут непонятного-то? Я пошла записываться, а там Алла Михайловна, она раньше была настоящей балериной и танцевала в балете «Щелкунчик». Нечего хмыкать, Андрей. Хмыкать каждый дурак может.

– А Женька-то при чем? Женьке зачем этот «Щелкунчик»? Тебе, Емельянова, надо, ты и ходи. – Андрей терпеть не может, когда командуют. Новое еще дело. Щелкунчик!

– Я же объясняю. – Надежда Емельянова говорила, как с умственно отсталыми. – Прихожу записываться, Алла Михайловна говорит: «Девочек у нас много, а мальчиков нет. Найди себе партнера сама, вместе приходите». Ну вот, я записала тебя, Женя. В пятницу, послезавтра, в четыре. Не опаздывай только.