Текст книги "Лето с капитаном Грантом"

Автор книги: Сергей Иванов

Соавторы: Наталья Хмелик,Сергей Александрович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Все, что родителями было привезено впрок – печенье, варенье, вафли, конфеты, шоколад, – капитан Грант велел сдать в «общий котел». Точнее, не велел – предложил на построении после родительского дня. И правильно. Всегда непонятно, что с этими гостинцами делать: то ли по всем палаткам бегать – угощать, то ли тем, кто рядом оказался, раздавать. А некоторые – Борька это еще по пионерскому лагерю помнил – свои конфеты и шоколадки втихую едят, тайком. Так противно становится, когда это видишь! Капитан Грант родительские дары поделил на две равные части – по отрядам, и теперь они на спинах (доля второго отряда – на Борькиной) движутся в сторону Селигера.

Борька так увлекся собственными мыслями, что даже не заметил, когда отряд расстался с бетонкой и свернул на тропу. И еще неизвестно, сколько бы не замечал, если бы тропа сама о себе не напомнила – торчащим из-под земли корнем. Хорошо хоть на ногах удержался! Идти стало легче. То ли от того, что отвлекся от жары и режущих плечи лямок, то ли тень помогла… Бетонка была вся открытая, а здесь по обе стороны – высоченные сосны. Еще через несколько минут с большой тропы капитан Грант повернул на маленькую тропочку, и вскоре отряд оказался на роскошной поляне. Борька думал, что такие места только на картинках бывают. Трава, по которой еще никто не ходил. К одному краю поляны сплошной стеной подступают молодые – высотой всего метра в полтора – елочки. По другую сторону – березняк, там должны быть дрова. А метрах в пятидесяти дальше тропинка утыкается в берег речки. Так что с водой – никаких проблем. Ощущение такое, что здесь много лет уже никто не бывал. Да и кому бывать – последнюю деревню они видели часа полтора назад! Значит, по меньшей мере, километров семь отсюда. Вот это природа! Не то что на Истре, где через каждые два шага палатки стоят! И грибов должно быть полно, раз сюда никто не ходит. Эх, пожить бы тут недельку! Молодец капитан Грант! Как он только это место учуял?

– Ребята, – сказал капитан Грант, – посмотрите на эту поляну внимательно. Что вы видите?

В каком смысле – что? Деревья, чуть дальше речка, трава высокая…

– Красивая поляна, – ответила за всех Лена Новичкова, всегда серьезная девочка в маленьких круглых очках.

– Красивая, – согласился капитан Грант. – И я хочу, чтобы те, кто придет сюда вслед за нами, увидели эту красоту, а не следы пребывания второго отряда. Привал!

Сейчас бы хоть полчасика просто поваляться на траве, перевести дух. Да разве дадут!

– Отряд! – фельдфебельским голосом закричал Борис. – Слушай мою команду! Арбузов, Новичкова – на костре, по два человека на палатку – ставить лагерь, остальные – за дровами!

Ну что, спрашивается, случится, если палатки поставить через час, а обед приготовить через два?

Дров – и сухого валежника, и поваленных березовых стволов – полно на самом крае поляны. Но Борька зашел поглубже в лес. Ненамного, метров на сто. Но все равно голоса с поляны уже почти не слышны. Их с большим успехом заменял здоровый дятел, который самозабвенно, не замечая никого и ничего, в частности Борьку, долбил соседнее дерево. Поваленная здоровая береза как будто так и просила, чтобы на нее присели. Борька не мог ей отказать. В конце концов, черт с ними, с этими дровами. Ну, принесет он на охапку меньше – все равно на костер хватит.

Если тихонечко посидеть в лесу хотя бы несколько минут, столько интересного можно увидеть! Вон из-под маленькой елочки выглядывает розовая шляпка сыроежки. Осторожно так… Кажется, сделаешь сейчас резкое движение, обнаружишь свое присутствие – и она тут же испугается, спрячется. А прямо под ногами деловито копошатся муравьи. Почему-то вперемешку – маленькие черные и большие рыжие. Можно подумать, что невидимый командир их тоже постоянно гоняет за дровами. Двое маленьких совместными усилиями волокут сосновую иголку – она для них все равно что для Борьки вот это бревно. А рыжий зачем-то прихватил кусочек прошлогоднего листа… Нет, все-таки в туризме есть своя прелесть…

Дятел вдруг прекратил барабанную дробь и сорвался с листа. И в ту же секунду за Борькиной спиной хрустнула ветка. Командир!

– Отдыхаем? В то время, как другие работают?

– Хорошо, что ты пришел. – Борька изобразил на лице несказанную радость. – А то я это бревно, – он ткнул под себя пальцем, – один никак…

– Ты мне зубы не заговаривай. Это бревно он «никак»! – передразнил Борьку Борис. – Да его и десять человек никак! Что, других дров мало? Сачок ты, вот ты кто. И за это, – в голосе Бориса вновь зазвучали командирские нотки, – объявляю тебе наряд вне очереди.

Вот уж действительно фельдфебель по призванию! Есть люди, которым органически нельзя доверять никакую власть. Сделай его ответственным хоть за озеленение в классе, и он тут же отравит тебе жизнь: будет приказывать, требовать, демонстрировать свои права. И не озеленение его волнует, а собственная значимость.

Самое обидное, что формально этот Нестеров всегда прав. Не придерешься. Картошку нужно чистить не отвлекаясь. После отбоя нужно спать. Когда тебя посылают за дровами, нужно их собирать, а не сидеть на бревне. И никому не докажешь, что на самом деле это он придирается. Хорошо бы, чтобы он сам в конце концов совершил какое-нибудь формальное нарушение, за которое капитан Грант возьмет да и отстранит его от командования.

Но пока что Борис Нестеров был командиром. Поэтому Борька встал и молча поднял с земли несколько веточек. В конце концов, нигде не сказано, какими порциями он должен носить дрова. Этот борец за порядок наверняка вообще пустым идет. Еще бы! Его дело – распоряжения отдавать!

– Ты бы тоже потрудился для общего блага, – не выдержал Борька, хотя секунду назад дал себе слово вообще с ним не разговаривать.

Борис ничего не ответил, только пыхтел за спиной. Борька обернулся. Командир, весь изогнувшись, волок за собой здоровенную лесину. Борька вздохнул и начал набирать охапку валежника.

А на поляне этого валежника уже целая гора. Кажется, не то что на раз – на неделю хватит. Вообще вся поляна преобразилась. Посередине стоит капитанская палатка, напротив нее выстроились в ряд пять отрядных. Кострище окопано неглубокой канавкой. Теперь даже если какая-нибудь головешка случайно выпадет из костра, то дальше этой канавки не откатится. А иначе, тем более в такую сухую погоду, враз может полыхнуть трава, за ней деревья… Костер уже горит вовсю. На толстой перекладине – три котла: на обед суп из пакетов, макароны с тушенкой и чай. Дежурная Лена Новичкова – будущая Софья Ковалевская – уже успела всем рассказать, что в этом году выиграла районную олимпиаду по математике и заняла призовое место на городской. Она и к супу подходит математически. Прочитала на пакетике, в каком объеме воды его положено варить, и теперь кружкой этот объем отмеряет, черпая воду из соседнего котла.

Там еще написано, что суп нужно помешивать.

– А сколько раз помешивать? – спросила обстоятельная Лена.

– Чтобы не убежал, – пожал плечами Сашка Мельников.

Кажется, это первые слова, которые Борька услышал из его уст.

– А чем мешать? – не унималась Лена.

– Мешалкой. – Сашка несколькими быстрыми движениями состругал перочинным ножом кору с первой подвернувшейся под руку палки. – Держи.

Поначалу, пока вода в котле греется, пламя может быть сильным. А потом, когда она закипит, нужно его регулировать так, чтобы варево не лилось через край. Но легко сказать – регулировать. Костер же не газовая плита, где привернул кран – и все в порядке! А тут подкинул не вовремя ветки – и готово, убежало! Или какое-нибудь полено, которое до этого момента без всякого толка еле-еле тлело в костре, вдруг в самый ненужный момент возьмет и полыхнет ярким пламенем. Если такое случилось, не зевай, костровой! Нужно мгновенно подхватить перекладину с одной стороны, да к тому же так, чтобы самому не выплеснуть в костер содержимое котлов, и отвести ее от огня.

Лена с Сашкой этот момент прозевали. И суп у них убежал, и макароны с тушенкой пригорели. Но какое это имеет значение!

Суп с запахом дыма – это замечательно вкусно. А времени – только четвертый час. Какой длинный, оказывается, день…

Впрочем, насчет того, что это все равно – подгорели макароны или нет, – Борька здорово заблуждался. И с помощью полученного от Бориса наряда вне очереди быстро это заблуждение осознал. Котел-то из-под этих самых макарон пришлось очищать именно ему! То есть по правилам Борьке полагался любой котел – на усмотрение дежурных. Несложно догадаться, почему они выбрали именно этот.

Скажите, вам доставляет удовольствие методичный скрежет песка по металлу? Мурашки от этого звука бегут? Вот и у Борьки тоже бегут. А что делать? Ножом отскребать нельзя – поцарапаешь дно. Тогда каждый раз пригорать будет. Палкой неудобно – не берет. Остается – песок на тряпочку, тряпочку в котел и вжжжик-вжжжик, вжжжик-вжжжик. Б-р-р-р! Сашка мог бы и повнимательнее следить за костром!

– Ты дай макаронам отмокнуть, – сказал Борьке в качестве последнего напутствия инструктор Коля.

Совет, конечно, хороший, но только неизвестно, сколько они будут отмокать. А капитан Грант, когда Борька уходил на берег с котлом, вытащил из своего необъятного рюкзака футбольный мяч и объявил:

– Час на послеобеденный отдых, а потом матч на кубок сезона.

И торжественно водрузил на мяч банку сгущенки.

Не то чтобы Борька очень любил сгущенку, хотя это, конечно, вещь, но сыграть в футбол охота. Вообще интересно: всего два с небольшим часа назад Борьке казалось – только бы дойти до привала, больше по собственной воле шага лишнего не ступит. А сейчас рвется мяч гонять. И откуда только силы берутся?

Макароны уже почти все отдраились, остались только редкие бугорки и полоски на дне. Их, кажется, уже ничто не возьмет. Но Борька знал: работу так не примут. Котел должен быть идеально чистый. Зачем, спрашивается? Ведь это же, в конце концов, не цианистый калий, а макароны, пищевой продукт.

«Ладно, – решил Борька, – пусть и в самом деле помокнут немного в речке. Может, легче будет».

Речка не широкая, метров пятнадцать-двадцать всего, но довольно глубокая: обрыв начинается почти от самого берега. И течение быстрое. Борька вроде только что бросил на середину палочку, а она вон уже где, почти у самой излучины. И рыбы, наверное, много. В рюкзаке капитана Гранта хранится не только мяч, но и несколько мотков лески, поплавки, коробка с грузилами и крючками, но, увы…

– Ловить будем на Селигере – вот и весь сказ.

В принципе капитан Грант прав: самая ловля на утренней зорьке, а завтра в шесть подъем, в восемь выход. Но все равно обидно. Тут наверняка не только окуньки с плотвичками, а что-нибудь и покрупнее есть.

Оценив таким образом рыбные запасы, Борька обернулся к котлу и чуть не заплакал от досады. Котел каким-то загадочным образом отчалил от берега и теперь медленно и величаво плыл к середине реки. Как же так?! Борька ведь специально внимание обращал: на середке – быстрина, а у берега даже легкая деревяшка болтается практически на одном месте. Да вон она и сейчас там же, где была. Ну, теперь начнется! В принципе, конечно, ничего страшного – вполне можно сначала съесть суп, а потом быстренько в этом же котле готовить второе. Но Борьке от этого не легче. Нетрудно представить, как все над ним будут смеяться. Котел утопил! Борис Нестеров своего, естественно, не упустит: влепит наряд вне очереди, а то и два. Борька, между прочим, и сейчас в наряде. А приехал он отдыхать, а не котлы чистить!

Ну надо же, какое невезение! Пока Борька рассуждал, вполне еще можно было зацепить котел какой-нибудь длинной хворостиной, подогнать к берегу. А сейчас уже поздно. Сплавать за ним тоже нельзя: дисциплина. Капитан Грант предупреждал: за самовольное купание – немедленное исключение из лагеря и отправка домой. А пойди докажи, что он не купаться полез, а казенное имущество спасал…

Борька обреченно шагал по берегу вслед за котлом, как будто провожая его в дальнее плаванье. А может, оно и в самом деле будет дальним. Плывет котел устойчиво – воды в него Борька налил не много и не мало, а в самый раз для нужной осадки – как будто специально. Километров через сто с небольшим котел доберется до Волги, а там по широким просторам великой русской реки… Глядишь, где-нибудь в районе Ярославля его и поймают… Ну а пока Борька с котлом добрались до излучины. Речка на повороте заметно сужалась – настолько, что завалившееся дерево кроной доставало до другого берега. В него-то и уперся котел, так и не доплыв до Ярославля. Ну хорошо, а Борьке что теперь делать? От берега до котла всего метров шесть. Но как их пройти? По этому дереву идти посложнее, чем по лагерному буму.

Борька сидел на берегу и думал. Точнее, пытался думать, потому что пока ни одна светлая мысль ему в голову не приходила. Однако занятием этим он увлекся настолько, что не заметил, как за его спиной появилась Маринка Мыльникова.

– Ты что, стихи сочиняешь? – спросила она. Спросила тихо, почти шепотом, как будто боялась спугнуть Борькино поэтическое вдохновение, но от неожиданности он даже вздрогнул.

Вообще, если честно, то Борька стихи писать пробовал. Правда, никогда их никому не показывал, да и вообще держал этот факт в глубочайшей тайне. Но сейчас ему было не до стихов. И не до Маринки тоже.

Только ее здесь сейчас не хватало! Борька живо представил себе, как Маринка со своей неизменной улыбкой обходит весь лагерь и всем рассказывает, как он сидел на берегу и тупо ждал, пока котел утонет.

Маринка увидела котел, присвистнула совсем как мальчишка и, как

Борька и предполагал, тут же расхохоталась:

– Как это тебя угораздило?

Какая разница – как! И вообще, что за манера задавать бессмысленные вопросы да еще смеяться над чужой бедой?!

Как же все-таки этот проклятый котел оттуда достать? Борька начал постигать глубокий смысл поговорки «близок локоть – да не укусишь». Плыть нельзя. Найти палку длиной в шесть метров – немыслимо. По бревну пройти невозможно. Замкнутый круг! А волна уже несколько раз плесканула через край котла. Еще немного – и пойдет он ко дну, избавив Борьку от грустных размышлений.

– Суду все ясно, – изрекла Маринка и… пошла. Раскинула руки для баланса и пошла, уверенно и свободно, как по лагерному буму, по этому качающемуся на воде дереву.

– Ты куда? Свалишься! – закричал Борька, напрочь забыв о том, что говорить, а уже тем более кричать такие вещи под руку, мягко говоря, не рекомендуется.

Маринка пошатнулась, одна нога соскользнула с дерева. Борька замер. Но Маринка взмахнула руками, словно крыльями, раз, потом другой. И удержалась! И снова пошла, легко и свободно балансируя над едва не достававшей до подошвы кед водой.

Вот он уже, котел! Маринка согнула одну ногу в колене, а другую вытянула вперед, как будто пыталась сделать «пистолетик», и дотянулась до торчавшей над водой дужки котла. Он был почти полный. А объем у котла, между прочим, литров восемь. Почти как у ведра. Когда идешь с полным ведром по нормальной дорожке и то, как ни старайся, все-таки невольно сгибаешься в его сторону. Теперь для балансировки у Маринки осталась только одна рука. Но ее это как будто не смущало. Сделав на бревне пируэт, она развернулась и почти бегом добралась обратно, ни разу даже не покачнувшись.

– Держи, – Маринка протянула Борьке котел.

– Ну ты даешь! – только и вымолвил он.

– Уф, – Маринка устало опустилась на корточки, – я уж думала: все, не удержусь. Но вообще-то должна была удержаться – второй разряд по гимнастике что-нибудь да значит.

– Юношеский?

– Взрослый, – улыбнулась Маринка, – ты только никому не рассказывай.

Вот это да! Денис своим фехтованием и легкоатлетической секцией всем уши прожужжал, а тут второй взрослый – и «никому не рассказывай».

А ведь девчонка!

Последние макаронины за время купания действительно отмокли, и Борька без труда отодрал их от дна. Теперь отчистить сажу с боков – и все. Борька положил котел на бок, обмакнул в песок тряпку. И – раз… И – два…

– Слушай, а ты скучаешь? – спросила вдруг Маринка.

– Как видишь, не дают. – Борька ткнул пальцем в котел.

– Да я не об этом. По дому, по родителям, еще по кому-нибудь?

Опять начались девчоночьи бредни! Только что такой класс показала – и на тебе! Да чего тут, спрашивается, скучать? Две недели назад Борька еще был дома. Три дня назад мама в лагерь приезжала. Через десять дней – обратно в Москву.

– А я скучаю, – вздохнула Маринка. – Особенно по Юмке. Конечно, я понимаю, так нехорошо говорить, но просто я с родителями каждое лето расстаюсь, а с папой и того чаще – он все время в командировках. А с Юмкой еще ни разу.

– Юмка – это кто? – из вежливости спросил Борька, продолжая тереть котел.

– Собака, – ответила Маринка.

Борька немедленно отложил тряпку в сторону. Все жизнь, сколько он себя помнил, Борька мечтал завести собаку. Но родители… Нет, Борькин папа собак очень любит, но… «Центр города, четвертый этаж. Тут людям дышать нечем, не только собакам. И гулять негде – с поводка не отпустишь. Завести в наших условиях собаку – только мучить ее». Так говорит папа. Борька, правда, не понимает, при чем здесь четвертый этаж. Можно подумать, что на третьем или пятом дышится легче. Но насчет гуляния отец прав.

Мама тоже очень любит собак. Когда они все семьей ездили в Ленинград и жили у маминой институтской подруги тети Иры, то она от тетиириного Кинга всю неделю просто не отходила. И он от нее. Мама его и гладила без конца, и куски со стола подбрасывала. Тетя Ира даже сердилась: «Ты мне испортишь собаку». Но в данном случае мама тоже против. «В однокомнатную квартиру собаку? – говорит она. – Спасибо, мне вполне хватает «крокодилов». На какого-нибудь шпица или карликового пуделя она, может быть, еще бы и позволила себя уговорить. Но ведь это несерьезно. Вот овчарка – дело другое.

– А какая у тебя собака? – спросил Борька Маринку.

– Эрдельтерьер. Знаешь? Шерсть – барашком, а морда – кирпичом.

Борька пренебрежительно махнул рукой. Действительно, барашек какой-то, а не собака. Конечно, эрдель – это чуть лучше, чем шпиц, но до овчарки ему далеко.

– В прошлом году эрдель чемпионат Москвы выиграл, – спокойно, хотя и чуть обиженно сказала Маринка. – Всех овчарок, между прочим, обошел. А наша Юмка – его младшая сестра. Вообще-то Юмка – это так, для домашних. А по паспорту она – Юмбра. Нам для родословной обязательно нужно было на «ю» имя выбрать. Буква редкая. Кроме Юли и Юлы ничего в голову не идет. А так уже ее сестер назвали. Тогда мы с мамой взяли словарь, открыли его на «ю» и начали читать вслух все подряд, пока не дошли до слова «юмбра». Означает оно «пятнышко на солнце».

Происхождение собачьего имени Борьку интересовало мало. А вот что эрдельтерьер чемпион Москвы – этого он не знал. Значит, тоже служебная собака, может быть надежным защитником.

– Мой папа Юмку полузащитником зовет, – засмеялась Маринка.

– Почему «полу»? – удивился Борька.

– Потому что врагов у нас нет, – объяснила Маринка. – И все люди для Юмки – друзья. Она всем радуется. Почтальон придет – к нему лизаться лезет. А энергии в ней – через край бьет. Играть может круглые сутки. Больше всего любит мячики. Дашь ей мяч, она его хвать в зубы и носится взад-вперед, как полузащитник от штрафной до штрафной.

Это сравнение сразу же напомнило Борьке о предстоящем футболе. И тут, как бы в подтверждение, с лагерной поляны донесся звук свистка – капитан Грант вызывал на поле желающих. А он заболтался, точнее – заслушался, и котел еще не готов.

Видимо, у Борьки на лице было написано все, что он думал по этому поводу.

– Давай иди, – сказала Маринка. – Я дочищу. Тут совсем немного осталось – и приду болеть.

– Спасибо. – Борька понимал, что за все, что Маринка сделала, одного сухого «спасибо» явно мало, тем более что «чуть– чуть» – это целый черный от копоти бок, но все слова словно разом вылетели у него из головы. Тут капитан Грант свистнул второй раз, и Борька помчался на поляну. «Ладно, потом что-нибудь придумаю», – решил он.

На поляне как будто только Борьку и ждали. В стороне от палаток были уже поставлены ворота – по две воткнутые палки. Матки-капитаны Борис Нестеров и Сашка-Таганский уже набрали себе команды. Только в команде Бориса было шесть человек, а у Сашки – пять. Так что Борька вовремя прибежал.

– А котел? – спросил Борис Нестеров.

– Лучше нового. – Борька ехидно улыбнулся ему в ответ.

– После игры проверю, – предупредил командир.

Ну что за человек!

Капитан Грант свистнул, и игра началась. За Борькину команду играл Витька. Борька сначала подумал, что это для них плохо – все-таки Витька в отряде самый маленький. Но на первой же минуте он лихо проскочил к чужим воротам, красиво прокинув мяч между ног у Дениса, и забил гол. Вот тебе и самый маленький.

Противник бросился отыгрываться, но все тот же Витька перехватил мяч, опять обыграл Дениса и по краю рванулся к воротам. Защитник побежал ему наперерез, а Борька остался один в центре. Витька тут же подал мяч в его сторону. Командир выскочил из ворот и решительно пошел на перехват. Борька с ходу пробил по пустым воротам. Точнее, хотел пробить. Но удар пришелся точно Борису по щиколотке. В самую косточку. Борис упал, схватился руками за ногу, подтянув колено под подбородок, и волчком покатился по земле.

Ох, как неудачно получилось! Ведь теперь все, и в первую очередь сам Борис, решат, что Борька специально его «подковал», отомстив таким образом за наряд и прочие придирки. А Борька, может, и сыграл опасно, но, честное слово, у него и в мыслях такого не было, чтобы Бориса «подковать».

Подбежал капитан Грант:

– За грубую игру… – Тут он вдруг посмотрел Борьке на ноги. – Та-ак, почему в ботинках?

Все одно к одному. Теперь уже точно посчитают, что Борька вышел играть в футбол не в кедах, а в туристских ботинках, чтобы подшибить Нестерова. А когда ему, спрашивается, было их переобувать? После перехода – за дровами, потом обед, потом котел чистил.

– Грант Александрович, он ненарочно! Я сам ногу подставил, а он в мяч играл.

Это Борис. Вот уж чего Борька никак не ожидал. Оказывается, не такой уж он формалист. Все-таки высказался в Борькину защиту. Хотя по-прежнему корчится на земле. Борька по себе знает, каким болезненным бывает удар в косточку.

– Командир, ты как?

Кажется, он за все время в первый раз произнес слово «командир» без иронии.

– До свадьбы заживет, – подбодрил Бориса капитан Грант.

– Главное, чтобы до завтра, – простонал тот. – Переход же…

Действительно, как он будет на маршруте?

Капитан Грант ограничился удалением Борьки с поля.

– Грубость умышленной не считаю, – сказал он. – Но, во-первых, в такой обуви все равно играть не положено, а главное, Борис выбыл из игры и заменить его некем. А игроков в командах должно быть поровну. По справедливости.

Капитан Грант вообще любит это слово – справедливость.

– Ты не огорчайся, Борька, – сказала Маринка.

«Интересно, – подумал Борька, – кого из нас двоих она имеет в виду? Может, обоих? Но тогда нужно было сказать:

«Не огорчайтесь, Борьки!»

А Борис Нестеров думал совсем о другом.

– Все-таки ты сачок, – сказал он Борьке, глядя на котел, сверкавший чистотой у Маринки в руках. – Дать тебе, что ли, еще один наряд?

8. ПОМНИШЬ, ТОВАРИЩ…

Что такое один час? Иногда кажется, что это очень мало. «Подумаешь, – говорит Борька маме, – всего-то часок провалялся на диване, а тут сразу: целый день лежишь»!

Или когда гуляешь. Кажется, только вышел во двор, а тебе уже кричат: «Целый час уже гуляешь. Пора за уроки».

Ну а ребята из второго отряда за час успели свернуть весь лагерь, уложить рюкзаки (теперь спальный мешок у Борьки уже как будто сам залезает на положенное ему место, оставляя свободное пространство для других вещей). Дежурные сварили рисовую кашу на сгущенке и какао. И не только сварили, но и почистили котел. А уж миску и кружку каждому свои вымыть – это вообще дело секундное. Рядом с кострищем Сашка еще вчера выкопал яму, аккуратно срезав верхний слой дерна. В эту яму отправились все пустые консервные банки, предварительно обожженные на костре. Сегодня дерн положили обратно, и ямы как не бывало. Сам костер, тщательно залитый водой, – единственный след пребывания отряда на поляне. Точнее, будет единственный. Пока еще примята трава там, где стояли палатки, но через день-два она поднимется.

– Молодцы, ребята, – сказал капитан Грант.

Приятно слышать.

Подъем был в шесть (если бы Борькиной маме сказали, что сын способен подняться в такую рань, она бы просто не поверила), а ровно в семь все с рюкзаками на спинах уже были готовы двигаться дальше.

Капитан Грант вывел отряд к излучине речки – к тому самому месту, где Маринка Мыльникова вчера ловила Борькин котел. Переправа.

«Интересно, как? – подумал Борька. – Насколько я понимаю, второй взрослый по гимнастике тут не у всех. У меня, во всяком случае, его нет».

– Давай, – капитан Грант хлопнул инструктора Колю по плечу, – не посрами старую гвардию.

Коля не посрамил – прошел. Правда, рюкзак его, не уступающий по размерам рюкзаку самого капитана Гранта, остался на этом берегу.

– В кармане, Грант Александрович! – непонятно крикнул Коля.

Но капитан Грант понял. Из бокового кармана Колиного рюкзака он вытащил моток толстой веревки, разложил его кольцами и, оставив один конец у себя в руках, перебросил веревку Коле. Тот, в свою очередь, отмерив примерно половину, завел веревку себе на плечи, а второй конец кинул обратно капитану Гранту. Смысл этих манипуляций Борька понял, только когда капитан Грант связан веревку в узел за стволом здоровой сосны. Над поваленным деревом образовались крепкие веревочные перила.

– Не сомневаюсь, что вы пройдете и так, – сказал капитан Грант, – но на всякий случай, для подстраховки…

По Борькиным подсчетам, этот «всякий случай» в итоге пригодился каждому. Коле пришлось изрядно попотеть, удерживая ребят на перилах. На том берегу остался только капитан Грант и два рюкзака – его и Колин. Капитан Грант отвязал веревку, прикрутил к ней рюкзак, опять связал концы.

– Поехали!

Они оба с Колей теперь держали веревочное кольцо на плечах, а по нему, словно на горном фуникулере, ехал над водой Колин рюкзак. За ним, вновь закрепив веревку на стволе, прошел через переправу капитан Грант.

И снова дорога – лесная тропа, пыльный большак с вытянувшимся вдоль колеи и запекшимся на жаре грязевым гребнем, на который почему-то все время попадает нога, шоссейка со взгорбленным асфальтом. Снова раскачиваются за спинами в такт шагам рюкзаки. Идется легче – может, оттого, что раннее утро и солнце еще не так припекает, а может, уже втянулись.

Это только так кажется, что когда идешь с рюкзаком да еще в строю, то ничего вокруг не видишь и не замечаешь. Через несколько дней, когда они встретятся с первым отрядом, рассказам не будет конца. Останется, запечатлеется в памяти и маленькая облезлая церквушка на пригорке, у которой на куполе, прямо перед крестом, каким-то образом выросла самая настоящая яблоня; и здоровенная серая цапля, пасшаяся – иного слова, пожалуй, и не подберешь – в поле, километрах в пятнадцати от ближайшего водоема. Словно пародируя ребят, она некоторое время вышагивала по полю параллельно отряду. А две сестры – две высоченные сосны, выросшие под углом сорок пять градусов из одного корня – английской буквой «V» – и удивительным образом выжившие, устоявшие! А месячный светло-коричневый жеребенок, который так хотел подойти и познакомиться, но был отогнан строгой и недоверчивой мамой: мало ли что за люди эти туристы! Да и сама дорога всегда спустя время перестает быть монотонной и безликой. Большак, тропинки, бетонка – у каждого пройденного километра, оказывается, были свои приметы, своя жизнь.

Деревня появилась неожиданно, словно вынырнула из-за поворота. Даже не деревня – деревушка. Ведь деревни сейчас бывают с пяти– или четырехэтажными домами, Дворцом культуры, универмагом. И машин во дворах порой куда больше, чем на той улице, где Борька живет. Хотя дом у них, между прочим, в шестнадцать этажей и жильцов там о-го-го сколько. А здесь сгрудились вдоль дороги низенькие, потемневшие от времени бревенчатые домишки. На главной улице – она же дорога – грязь засохшая. И не то что «Жигулей» нет – на них тут и не проедешь, а антенны телевизионные и то не над каждым домом.

– Вот моя деревня, вот мой дом родной, – продекламировал Денис.

Все захохотали. Бывает так: вроде и ничего смешного, а настроение смешливое. Хоть палец тебе покажи – будешь смеяться.

– Передовой рубеж цивилизации, – добавил Борька.

Все опять заржали. И пошло-поехало.

– Малая механизация! – Сашка-Таганский, согнувшись от смеха, тыкал пальцем в худющую корову, которую выгоняла из сарая старуха в валенках.

– А по праздникам тут, девочки, танцы под гармошку! – надрывалась Нинка Осипова. – С семечками!

– И как тут люди живут? – сказала Маринка. – Такая тоска.

– Провинция, – развел руками Денис.

В конце деревни на постаменте отливала серебристой краской какая-то фигура.

– Прошу обратить внимание, – произнес Денис, изображая экскурсовода, – прямо по курсу главная скульптурная достопримечательность. Называется оригинально: «Девушка с веслом».

Все опять захохотали. Но это была не «Девушка с веслом». На пьедестале, прижав к груди автомат, стоял гипсовый солдат. «Жителям Сосновки, не вернувшимся с фронтов Великой Отечественной, – односельчане. Вечная память героям», – было написано на табличке. А дальше мелкими буквами – чтобы хватило места – по всему пьедесталу шли фамилии.

Все разом замолчали. Вроде и ничего такого не сказали, а все равно стало почему-то ужасно неловко и стыдно перед этой Сосновкой

– Командир, построить отряд! – приказал Грант, и ребята, не дожидаясь привычной команды Бориса, тут же вытянулись по стойке «смирно».

– Почти все вы, – сказал капитан Грант, – новички в нашем лагере. У нас есть давняя традиция, и я прошу вас соблюсти ее.

Пока он говорил эти слова, инструктор Коля поставил на землю рюкзак и молча снял с плеча у Дениса гитару.

– Это фронтовая песня, она родилась в боях, помогла в них выстоять и победить. В память о тех, кто не вернулся…

Капитан Грант замолк на полуслове, а Коля тут же тронул струны гитары.

Где снега тропинки заметают,

Где лавины грозные шумят,

Эту песнь сложил и распевает

Альпинистов боевой отряд.

Почему альпинистская песня? Даже Коля не знал этого, хотя сейчас он на четвертом курсе института, а к капитану Гранту попал, как и Борька, после седьмого класса. Когда он пришел, традиция эта уже была: у каждой встречавшейся на отрядном пути братской могилы, у каждого военного памятника обязательно звучало: