Текст книги "Поиск-82: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Другаль

Соавторы: Феликс Сузин,Евгений Нагорнов,Владимир Белоглазкин,Александр Генералов,Владимир Печенкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Да, пожалуйста. – Пряхин предупредительно приоткрыл дверь.

– Товарищ майор вас отвезет.

А когда женщина вышла, сказал Садыкову:

– Фаттах Ибрагимович, по дороге успокой ее. Она явно чем-то взволнована. Не спугни. Присмотрись, как живет, чем дышит. Потом возвращайся в райотдел и поговори с ребятами из ОБХСС, не проявлялся ли у них когда-нибудь интерес к этой симпатичной даме. – Майор, понимающе кивнув, выскочил за дверь. – Остальных прошу продолжать осмотр. – Пряхин повернулся к сотрудникам: – Обратите особое внимание на кладовку. До приезда комиссии из орса все надо закончить. А мы пока немного пройдемся. – И обратился к Кулагину: – Не хочешь посмотреть места, где мальчишками лазили за смородиной? Помнишь, еще дед нас застукал возле баньки? Или здесь останешься, познакомишься до конца с нашей кухней?

У Кулагина не было ни малейшего желания предаваться воспоминаниям, но дотошная процедура осмотра действовала на него, праздного, усыпляюще. Да и обстановка этой унылой, освещенной подслеповатой лампочкой комнаты вызывала раздражение.

Они вышли и медленно направились в сторону замерзшей речки Голубинки. Малиновое солнце светило в спину, впереди ползли длинные тени. Снег на речке просел и просвечивал серым. В проруби слегка дымилась черная вода; улыбающаяся молодка, скосив игривые глаза в сторону двух незнакомых мужчин, несла на коромысле полные ведра. Вот она свернула в проулок, где еще недавно лежал Мишуня, и исчезла. Жизнь шла своим чередом.

3

На обратном пути, покачиваясь на мягком сиденье, Андрей Емельянович почувствовал, что, пожалуй, он не против позавтракать, и поделился этой мыслью с Николаем Павловичем.

Пряхин рассмеялся:

– Режим, батенька, режим. И верно – ты езжай домой, поешь, отдохни, пройдись по городу. У нас открылся музей декабристов. Советую обязательно заглянуть. Очень интересно: Розен, Нарышкин и другие... Не забыл, что значат эти люди в истории нашего края?

– Я-то помню, – кисло протянул Кулагин. – Еще со школьных времен помню. А в музей, честно говоря, не тянет. Не люблю пыльной торжественности... Сам ты в этом хранилище чудных воспоминаний, конечно, не был.

– Не был, – смущенно признался Пряхин. – Все некогда. Но, ей-богу, музей замечательный. Ну, сходи в кино...

– Послушай, – сказал Кулагин, – чего ты меня гонишь? Ты ведь, наверное, скоро освободишься, поскольку сегодняшние происшествия банально просты. Как аппендицит. Какой тут криминал? Замерз человек по пьяному делу. Жалко, конечно, его, но что ж теперь поделаешь, сам виноват. Расследуй не расследуй – Мишуню не воскресишь... Хулиганы покуражились, сломали замок, взяли в магазине бутылку коньяка. Убыток невелик, тем более что они заплатили. Поэтому включать весь аппарат уголовного розыска, чтобы установить личность двух-трех великовозрастных идиотов... право же, овчинка не стоит выделки.

– Положим, стоит, – возразил Пряхин. – Закон нельзя нарушать ни по малому, ни по большому счету. Тут двух мнений быть не может. Но, думаю, все не так просто, как тебе кажется. Скорее всего, совершено преступление. И серьезное.

– Не преувеличивай, – добродушно сказал Кулагин.

Пряхин, глядя в окно, насвистывал незатейливый мотивчик.

– Не преувеличиваю, – ответил со вздохом, – хотя имею на это право, так как обязан самый незначительный фактик увидеть в его истинной значимости. Иногда пустяк, мелочь, крохотное отклонение от нормы становятся крупной уликой, и, значит, ценность их у-ве-ли-чивается. Как вы в диагностике, так и мы в расследовании часто по косвенным признакам составляем историю и картину болезни. Все, как у вас. Сегодня, к примеру, будет совещание по магазину и смерти Демина – чем не консилиум?

– Консилиум? – встрепенулся Кулагин. – Разреши, я, вместо кино или музея, приму в нем участие. И привычней и интересней.

– Извини, но посторонним не положено, – решительно отрезал Пряхин.

– Какой же я посторонний?! – с подчеркнутым изумлением возмутился Андрей Емельянович. – Я был на месте преступления, знаю обстоятельства дела...

– Нет, нет, не проси. Нельзя!

Глава третья

В райотдел они пришли к началу совещания. Андрей Емельянович почти полчаса упрашивал, умолял друга, и тот сдался. В кабинете Пряхина было шумно. Высокий блондин в клетчатом пиджаке и ярком галстуке что-то рассказывал взахлеб – анекдоты наверно, – вокруг дружно смеялись; приход подполковника смутил рассказчика. Николай Павлович снисходительно улыбнулся и прошел к своему столу.

Молодой, очень браво выглядевший лейтенант отскочил от телефона, едва успев попрощаться с какой-то Дусей. «По служебному телефону в рабочее время! Анекдоты травят. Дисциплинка! Шахмат еще не хватает, – Андрей Емельянович был поражен. – А все так называемый служебный демократизм. Не ожидал такого в милиции». Он нахмурился: нет уж, извините, между начальником и подчиненным всегда должна быть дистанция. Демократизм, возможно, допустим в курилках, в кулуарах, но... без него лучше. Лучше для работы, для дела. Я распоряжусь – они исполнят; исполнят без сомнений и самодеятельности. Вот тогда ясно, кому за что отвечать.

Пряхин, поглядев на часы, встал и постучал карандашом по столу. Совещание началось.

Первым выступил эксперт-медик. Говорил он вяло и путано, причмокивая толстыми влажными губами:

– Случай довольно сложный... Случай... э-э-м... можно сказать, не простой. Видите ли, товарищи, содержание... э-м... алкоголя в желудке и в тканях сравнительно невелико. Значительно ниже смертельно токсичной дозы... э-м... в среднем. Однако детальное изучение внутренних органов потерпевшего показало наличие достаточно выраженного цирроза печени... и, значит, дезинтоксикационная функция печени, то есть ее способность обезвреживать... э-м... яды, была понижена. При таком состоянии организма иногда и сравнительно небольшая доза алкоголя может оказать токсическое действие.

Пряхин нетерпеливо крутил в пальцах карандаш. И Кулагин понимал друга: любое самое запутанное дело, если чуть-чуть продумать выступление, можно изложить за пять-десять минут, а этот все еще не добрался до сути, хотя говорит уже четверть часа.

Но судмедэксперт, видимо, не замечал укоризненных взглядов подполковника. То и дело потирая ладонью щетинистый подбородок, что вызывало у гладко выбритого Пряхина почти физически ощущаемое раздражение, он продолжал:

– Ну, кроме того, обнаружен резко выраженный склероз сосудов сердца, дистрофия и ожирение сердечной мышцы. Умерший был, так сказать, старше своего возраста лет на пятнадцать.

– Следовательно, нет признаков насильственной смерти? – перебил, потеряв терпение, Пряхин.

– Этого сказать я точно не могу, – уклонился от прямого ответа судмедэксперт. – Дело в том, что в желудке потерпевшего найдено множество алкалоидов растительного происхождения. Правда, все в дозах, далеких от токсических. Если бы сейчас было лето, можно было подумать, что гражданин Демин, э-м, выпив, пасся на лугу, закусывая разными травами. – от горечавки до тысячелистника...

– Может, он накупил в аптеке разных настоек и наглотался их до обалдения? – спросил кто-то.

– Это не в моей компетенции, – отвел вопрос судмедэксперт. – Но на таком фоне он мог принять любую дрянь, которую сейчас трудно обнаружить... И еще одна деталь. В желудке и в сердечной мышце обнаружен аспарилин – вещество, которое резко замедляет работу сердца. Оно содержится в некоторых растениях, а также синтезировано и выпускается в виде лекарства, которое назначают при пароксизмальной тахикардии, то есть при приступах сердцебиения. Средство относительно безобидное, но, замечу, без рецепта не выдается. И тут выплывает одна тонкость: если обнаруженная доза поступила в организм дробно, по частям, – ничего страшного, но если ее приняли одномоментно – найденного количества вещества достаточно, чтобы вызвать остановку сердца. Вот так-то. – Судмедэксперт с укоризной посмотрел на Пряхина: – Серьезное, может быть, дело, Николай Павлович, а вы меня все время подгоняли.

Пряхин глянул на него исподлобья:

– Все же прошу вас укладываться в десять минут. Такой у нас порядок. Так... двинемся дальше. Что дала техническая экспертиза, капитан Марфин?

Поднялся инспектор с лицом мима. Брови его плясали. Он то сводил их, становясь угрюмым, то предоставлял им возможность взлететь вверх, изображая горестное недоумение.

– Вот этот замочек, – сказал он, беря в руки замок и показывая его присутствующим, – этот замочек не простой. Золотой, можно сказать, замок. – И вперился в кусок кованого железа взглядом гурмана, увидевшего редкое блюдо. – Изделие демидовских времен. С секретом. Как говорится, простенько, но со вкусом. Секрет немудреный, а не знаешь – не откроешь. Так и получилось. Видите, возле щели для ключа приклепаны две завитушки? Вроде бы украшение, ан нет! Одна из них – потайной стопор. Пока его не повернешь – ключ не повернется. – Он показал, как стопорится в замке поворот ключа. – Видите? Талантливый был умелец неведомый кузнец! Преступник – я думаю, что называю вещи своими именами, – очевидно, не знал о наличии секретного устройства и пытался открыть замок своим ключом. Именно своим, то есть дубликатом настоящего. Почему? В механизме замка обнаружены пылинки хромистой стали «четыре ха тринадцать». Это доказано спектральным анализом. Современная нержавеющая сталь, которую в демидовские времена не знали.

Он издал поцелуйный звук и на миг прикрыл глаза:

– Ну, а дальше не так весело. Отпечатки пальцев на прилавке и найденной десятке идентичны. Смущает, что они как будто специально оставлены: на прилавке – целая ладонь. В картотеке подобных отпечатков не значится. Следы на крыльце и в самом магазине принадлежат одному человеку – высокому, молодому; при ходьбе кривит наружу правый каблук. Размер обуви сорок четвертый. Пока все.

Капитан сел и весьма вольготно развалился на стуле, заложив ногу на ногу. Пряхин смотрел на него с плохо скрываемым недовольством: негоже все-таки капитану милиции вести себя на совещании как в гостях у тещи. От разболтанности до разгильдяйства – один шаг.

– Все? – спросил он резко. – А тайника в магазине не было? Или чего-нибудь похожего?

Капитан смутился, кончики ушей у него побагровели, губы поджались.

– Да как сказать, товарищ подполковник... Можно, конечно, одно местечко в подсобке и под тайник приспособить. Доска там свободно поднимается и гвозди – для блезиру: ногтем вынимаются. Но под доской ничего не обнаружено... Дом старый, пол, можно сказать, ходуном ходит. Вот я и подумал, что это так, от бесхозяйственности. Хотя... – Лицо его искривилось от досады, – теперь припоминаю, что нижняя поверхность доски чистая и углы по кромкам как бы пооббитые. Значит...

– Значит, тайник все-таки есть и, судя по отсутствию пыли на доске, использовали его недавно, – с непонятным удовлетворением перебил Пряхин. – Можете что-нибудь добавить?

– Нет, – выпалил Марфин и выпрямился на стуле в позе примерного школьника.

– Не забудьте представить рапорт по поводу небрежно составленного протокола осмотра места, происшествия.

В глазах Пряхина, казалось, мелькнула усмешка, но лицо оставалось невозмутимым.

– Послушаем, что скажет нам лейтенант Бутенко о связях Демина.

Лейтенант Бутенко не привык участвовать в подобных совещаниях и чувствовал себя неловко. Но он был доволен – эта история выбила его из привычной неторопливой жизни: контроля за пропиской, бесед с пьяными мужьями, воспитания хулиганствующих подростков, помощи санэпидстанции. Дела были мелкие, будничные и вызывали в лейтенанте глухое, нарастающее раздражение; он, как и большинство молодых здоровых людей, был уверен, что может жить более ярко и интересно, мечтал о случае, который даст возможность показать себя. А таким случаем, учитывая его профессию, могло быть, в сущности, одно: серьезное преступление. Кажется, оно произошло. И все же сейчас Бутенко с легким сожалением вспомнил о тихих, спокойных днях, когда единственной заботой было вовремя сдать очередной отчет в райотдел.

– Мишуня... то есть, извините, гражданин Демин, – начал он, – жил очень замкнуто. Сам по себе. По свидетельству квартирной хозяйки, образ жизни у него был самый что ни на есть однообразный: с утра – на работу в магазин, вечером – пришел в подпитии и лег спать. И так каждый день. Книг или газет не читал, телевизор не смотрел. Приятелей не имел. Это, по-моему, важный факт, так как несколько дней назад видели его идущим вместе с неким Крошкиным Егором Петровичем. Шли они и довольно оживленно беседовали. Вроде бы ничего их связывать не может, я проверил. Крошкин приехал из Чернигова и поселился в Ряхово, сняв комнату у гражданки Бирюковой. Работает бухгалтером в ЖЭКе, не пьет, не курит, разводит рыбок. Занятие как будто невинное и душевное, а представьте себе – прибыльное. По воскресеньям сбывает Крошкин на рынке разных рыбок по два-три рубля за штуку и, если учесть рыбью плодовитость, – должен иметь кой-какой доход. Но по нему не видно – одевается скромно и не фордыбачит. Однако гражданка Бирюкова хвасталась соседям, что Крошкин на день рождения подарил ей золотые сережки. Подарочек с размахом... Только, мне думается, Крошкин – не тот человек, который может вас заинтересовать. В эту ночь он прооперирован. Аппендицит у него. Больше никто не просматривается...

– Так, – сказал Николай Павлович, – ясно. А как версия с озорством? Тоже не просматривается?

Бутенко почему-то насупился, и вид у него был такой, будто отвечать лейтенанту страшно не хочется, будто таится в этом вопросе известный только ему подводный камень.

– Да как сказать... – протянул он, хмуря брови. – Есть у нас одна ряховская знаменитость, но я лично крупно сомневаюсь, что это его работа...

– Кто он? – сказал Пряхин. – Докладывайте.

– Да есть такой паренечек – материнское дитятко под два метра ростом. И комплекция соответствующая, тем более что работает кузнецом, а профессия эта не для слабых. Вот и тешится своей силой. Показалось как-то, что на девушку, которая ему нравится, поглядывает другой парень. Так он вечером подстерег соперника, дотащил до Голубинки и грозился окунать беднягу в прорубь до тех пор, пока тот не поклялся забыть, в какой части света находится Ряхово.

– Кто же это?

– Шмаков Валентин, двадцати шести лет, рабочий механического завода.

– Вы не поинтересовались, что он делал сегодня ночью?

– Ну как же, – Бутенко закряхтел с несчастным видом. – Не ночевал он дома – это точно. Уже вторые сутки дома не появляется. Мать не знает, где он. Плачет. На завод Шмаков тоже не ходит.

– Это все?

– Так точно!

– Спасибо. Садитесь.

Пряхин встал, расправил плечи, прошелся по комнате. Так меньше ломило спину, исчезала тупая, стягивающая боль в шее. Двадцать лет назад бандит Ваня Красавчик, изловчившись, ударил финкой сзади, метя в сонную артерию, но повредил только мышцы, – пустяковое, казалось бы, ранение, но появляются разные возрастные пакости, и невозможно долго сидеть. Кроме того, и размышлять на ходу лучше. Независимые, казалось бы, факты цепляются друг за друга в такт шагам: зубчики попадают во впадинки, словно шестеренки, начинает работать механизм логического мышления.

– Итак, товарищи, давайте, как обычно, порассуждаем, – начал он менторским тоном. – Гибель Демина – фактор неопределенный. Судмедэкспертиза в данном случае не говорит ни «да», ни «нет». Рассмотрим для начала, что смерть произошла по естественным причинам. Что мешает прийти к такому выводу? Первое: в кармане Демина найдена начатая бутылка дешевого плодово-ягодного вина. А в желудке обнаружена смесь настоек многих трав. Почему, не допив вино, он, наглотался этих настоек? Из-за болезни? Вряд ли. В этом случае должна бы присутствовать в желудке вытяжка одной травы, ну двух-трех, а их – значительно больше. Далее: в желудке и других тканях Демина найдено вещество, оказывающее сильное влияние на сердце и, возможно, вызывающее его остановку. Необходимо выяснить, не лечился ли Демин, особенно по поводу заболевания сердца, не выписывал ли врач ему аспарилин и настойки, а также не пытался ли кто-нибудь получить эти лекарства в аптеке без рецепта.

Теперь о магазине. Смерть Демина – естественная или неестественная, – возможно, каким-то образом связана со взломом магазина. Украдено ли что-нибудь – это покажет ревизия. Во всяком случае, кому-то очень надо было туда проникнуть. Причем преступление не было совершено импульсивно, из-за молодечества; это не озорство. Нет, готовились тщательно, не торопясь: специально вытачивали ключ сложной конфигурации. В то же время преступника нельзя считать квалифицированным домушником. В замках он не разбирается и потайную защелку обнаружить не смог. А секрет особой смекалки не требует. За запертой дверью скрывалось нечто настолько притягательное, что заставило преступника после неудачи с ключом пойти на грубый, примитивный взлом. Значит, он был уверен в безнаказанности. Почему?.. Ход с изъятием бутылки коньяка и банки консервов – или для отвода глаз, или дешевый шик, воровская бравада. Мол, я не мелочусь: за выпивку и закуску расплатился. Для обычной шпаны это слишком тонко. Хулиганы уж постарались бы утащить побольше даровой выпивки.

Следовательно, сами собой напрашиваются два вопроса: что украли или хотели украсть и кто украл? И еще смущает меня: почему столь самоуверенная женщина, как Роза Ивановна Чертык, вышла из кладовой в состоянии, близком к прострации. Таким образом, намечаются две линии, по которым предстоит работа. И ее проделает капитан Марфин.

Марфин, сидевший на стуле в полной неподвижности, встрепенулся, принял позу, которую можно было охарактеризовать как «Я – весь внимание».

– Итак, первая линия. Судя по возне с замком, преступник вряд ли мог сам изготовить ключ. Надо найти того, кто его сделал. Ключ замысловатый, такой могли запомнить. Методика обычная: поспрашивать по заводам, которые имеют в своем ассортименте сталь «четыре ха тринадцать», кто из слесарей мог выточить такой ключ. Не мешает заглянуть, конечно, и в мастерские бытремонта, но там вероятность удачи крайне незначительная.

Вторая линия... Вторая линия – это Роза Ивановна, заведующая. Беседовать с ней напрямую бесполезно. И все же надо выяснить, что могли, что  с т о и л о  украсть у гражданки Чертык. Это «что-то» она, возможно, хранила в тайнике под полом... Товарищ Садыков, я поручил вам выяснить в ОБХСС: не попадала ли Чертык в поле их зрения?

Майор поднялся со стула:

– Был я у них, Николай Павлович. Обещали после совещания показать кое-какие материалы, – Он усмехнулся. – Расстроились коллеги, говорят: мы им карты спутали.

– Вот как! Любопытно. – Пряхин остановился возле окна, поглядел в раздумье на улицу, помассировал пальцами уставшие глаза. Кашлянул пару раз и продолжал: – Остается проверить еще версию, что магазин взломан из хулиганских побуждений. Если считать, что ничего не украдено, то такое допущение исключить нельзя. Поручаю это лейтенанту Бутенко. Контролировать его будет майор Садыков... В частности, займитесь этим Шмаковым, – он повернулся к лейтенанту, который вытянулся во весь рост.

По недовольно выпяченной нижней губе и унылому взгляду видно было, что задание Пряхина почему-то очень не нравится участковому инспектору. Бутенко даже позволил себе отрицательно качнуть головой.

– Разрешите отказаться, товарищ подполковник, – сказал он глухо. – По личным причинам. Пусть лучше Шмаковым займутся ваши сотрудники, а я им помогать буду.

Николай Павлович дернулся в удивлении:

– В нашем деле личных мотивов быть не должно! Выполняйте задание. С вашим начальством оно согласовано... Вы, товарищи, свободны. Совещание закончено.

Все встали. Марфин подошел к майору Садыкову и, яростно жестикулируя, принялся что-то ему доказывать. Садыков достал из кармана портсигар, вынул сигарету, но, перехватив недоуменный взгляд Пряхина, спохватился и сунул ее обратно в портсигар.

Участники совещания вышли в коридор, оттуда потянуло дымком. Пряхин, покачав головой, подошел к двери и плотно закрыл ее.

– Ну, как? – спросил он Кулагина. – Понравилось?

– Не то слово, – задумчиво протянул Кулагин, похлопывая себя по животу. – Не то слово... Ты прав, есть нечто общее и в вашем и в нашем деле. Действительно похоже на консилиум, созванный, чтобы поставить верный диагноз. Только вам еще надо выяснить, кого лечить.

– Да-а! – рассмеялся Пряхин. – Пациенты у нас необычные: диагноз есть, а кто болен – неизвестно.

Кулагин встал, подошел к окну; пиджак мешком висел на его сутулой спине.

– Диагноз... – бормотал он, зацепив большими пальцами подтяжки. – Диагноз. – И обернулся к Пряхину: – Послушай, Коля. Ты ведь еще в магазине догадался, что есть тайник, верно? Объясни, почему?

Пряхин опять рассмеялся.

– Ну, это особых дедуктивных усилий не требовало. Стандартная ситуация. Ты что, спал на совещании? Ведь было почти доказано, что дверь взломали не ради бутылки коньяка. Искали что-то ценное. Где оно хранилось? Вот тут-то и помогла заведующая Роза Ивановна Чертык, когда вышла из кладовки жалкая, точно ощипанная курица.

– Но ведь тайник она не открывала. Может, там все в сохранности было. По ее мнению, конечно.

– Значит, имелся какой-то знак, который оказался нарушенным. Бумажка, нитка, ленточка – фантазия у подобных дам обычно небогатая... Когда я увидел Чертык после кладовки, то, честно говоря, задумался не о том, где она хранила, а о том – что. Тайник мы все равно обнаружили бы. И обнаружили. Пустой. Утрата чего же так потрясла заведующую? Плевать ей и на магазин, и на то, что хотели обворовать, и на ревизию, а ведь чуть в обморок не упала. Значит, лишилась больших денег, потому что самое дорогое для нее – рубль! Она явно относится к категории благоденствующих потребителей, по мнению которых достойны внимания и, разумеется, зависти лишь те, кто делают деньги. Все прочие заслуживают лишь снисходительного презрения.

Пряхин сложил исписанные крупным ровным почерком листки в папку, спрятал ее в ящик стола.

– А вообще-то, дорогой доктор, давай заканчивать игру в вопросы-ответы. Остальное – завтра. Прости, но мне нужно в ОБХСС. Очень уж заинтриговал меня Садыков... Все! Сеанс окончен.

Кулагин поджал губы, соглашаясь, кивнул. Хотелось хоть одним глазком заглянуть в листочки, спрятанные Пряхиным в стол, – эта детективная история, к удивлению Андрея Емельяновича, увлекла его.