Текст книги "Поиск-82: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Другаль

Соавторы: Феликс Сузин,Евгений Нагорнов,Владимир Белоглазкин,Александр Генералов,Владимир Печенкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Глава двадцатая

Ягудина и еще двух сотрудников встретила высокая симпатичная женщина лет тридцати пяти. Это была Ксения Семеновна Ведерникова. Узнав о цели их прихода, она охотно распахнула двери своего дома. В комнатах стояла хорошая старинная мебель, всюду были ковры и гобелены. «Удивительно, как это она сумела сберечь такую обстановку», – подумал про себя Ягудин, подходя к прекрасному беккеровскому пианино.

– Играете? – спросила его хозяйка.

– Немного. Я воспитывался в приюте вдовствующей императрицы, там у нас был старенький инструмент. Скажите, Георгиева у вас живет?

– Да. Что с ней случилось?

– Видите ли, ее обвинили в краже вещей.

– Боже мой, этого не может быть!. – всплеснула руками Ведерникова. – Вера Ильинична – и такое? Да она пальцем не тронет чужого добра.

– Все может оказаться наветом, – согласился Ягудин. – Она давно у вас живет?

– С двадцатого. Георгиева – одинокая старая женщина.

– К ней кто-нибудь приходит?

– Разве только затем, чтобы попросить ее об уроках музыки. Она прекрасная пианистка.

– Это ее инструмент?

– Мой, но я ей охотно разрешаю пользоваться им.

– Покажите ее комнату.

В боковушке, выходящей одним окном в угол двора, стояли солдатская койка, прикрытая лоскутным одеялом, старенький с облупившейся краской столик и два обшарпанных венских стула.

– Вот ордер на обыск.

– Пожалуйста, пожалуйста, – замахала руками Ведерникова.

Обыск в комнате старухи ничего не дал. Два старых платья, стоптанные ботинки и съеденная молью шляпка – вот и все, что нашли. Тогда Ягудин позвал хозяйку и предъявил ордер на осмотр ее имущества. Ведерникова возмутилась. Лицо ее покрылось пятнами.

– Это противозаконно, – еле сдерживая себя, процедила она сквозь зубы, – задержали воровку, а обыскиваете честных людей.

– Но зачем же так, Ксения Семеновна? – укоризненно заметил Ягудин. – Вы только что утверждали, что Вера Ильинична – честный человек.

– Кто их знает... пришлых.

Обыск длился полтора часа. Все это время Ведерникова сидела в кресле, презрительно поглядывая на милиционеров. Но, когда Левченко отодвинул комод, хозяйка заволновалась.

– Я только что покрасила пол, – сердито сказала она, – а вы так неосторожно двигаете.

– Виноват, – ответил ей Левченко, заглядывая за комод.

Он попробовал половицы, постучал по стене, потом по комоду.

– Те-те-те, – поцокал языком Левченко. – А комодик-то с секретом, Леонид Егорович.

– Что-что? – переспросил его Ягудин, занятый осмотром печи.

– Двойная, говорю, стенка у комода.

Ведерникова вскочила на ноги.

– Не смейте трогать, хамы!

– Спокойно, гражданка, – предупредил ее Ягудин. – Не портите нервы, они еще вам пригодятся.

Задняя стенка комода крепилась медными гвоздями с большими шляпками. Ягудин стал нажимать на каждый из них. Вдруг часть стенки мягко упала ему на руки. Из проема посыпались бусы, ожерелья, кольца, золотые ложки, крестики, броши, часы, цепочки, портсигары.

– Возмутительно, – зашептались понятые. – Люди в нужде бьются, а тут такое богатство прячут...

– Одевайтесь, гражданка Ведерникова. Пойдете с нами.

– Хамы, хамы, как я вас ненавижу! – закатилась та в истерике.

– Хватит!..

В милиции Ягудин передал Ксению Семеновну следователю Василевскому. Ведерникова долго отпиралась, уверяя, что все обнаруженные ценности ей оставили на сохранение отступавшие белогвардейцы. Потом сказала:

– Это от мужа. Он ушел с колчаковцами.

Пригласили Гущину, молодую женщину, узнавшую свои вещи в ломбарде. Среди драгоценностей, найденных при обыске у Ведерниковой, Гущина опознала брошь, подаренную ей отцом в день окончания гимназии.

– Вот видите, здесь даже инициалы мои выгравированы на обратной стороне: Е. Г. – Елене Гущиной.

– Позовите Георгиеву, – крикнул в коридор Василевский.

Вошла квартирантка Ведерниковой. Увидев хозяйку, побледнела.

– Ксения Семеновна... – удивленно протянула она.

– Ну, что «Ксения Семеновна»? Продала, старая дура! – зашипела на нее та. – Ладно, уведите ее, я все расскажу.

Плача и ругаясь, она поведала следователю о том, как связалась с бандой Луковина.

– Они вместе с моим мужем служили в колчаковской армии. При отступлении муж тяжело заболел и застрял в этом городе. Я приехала к нему. У нас тогда имелись кое-какие деньги, и мы приобрели дом, обстановку. Потом он умер. Я осталась почти без средств, стала зарабатывать шитьем и починкой одежды. Молодость уходила. В это время в уезде появился Луковин. Он нашел меня, стал помогать. Перед арестом Демьян Прокопьевич оставил свои ценности у меня, разрешив часть из них израсходовать для своих нужд.

– Вы знали, что эти вещи награблены?

– Да, знала.

– Как же вы тогда их сбывали?

– Ездила в губернский город, продавала ювелирам, частным зубным врачам, на рынке.

– Ну, на рынке вас бы сразу задержали. А в нашем городе кому их сбывали? Предупреждаю: только чистосердечное признание может смягчить вашу вину.

Подумав, Ведерникова сказала:

– Капустину.

– Владельцу «Парижа»?

– Да.

– Еще кому?

– Савичеву...

– Вы его знали?

– Да.

– И его жену Екатерину?

– Да.

– Что вы можете сказать по поводу убийства Савичева?

– Оно для меня явилось полной неожиданностью.

– А Савичеву после этого не видели?

– Нет.

Помолчав, Василевский неожиданно спросил:

– Почему вы направили Георгиеву в ломбард?

– Капустин в последнее время отказывался принимать ценные вещи, а мне срочно потребовались деньги.

– Для Луковина?

Ведерникова вздрогнула.

– Нет, что вы, я не видела его уже давно.

– Видели, Ксения Семеновна, видели, – глядя ей в глаза, медленно проговорил Василевский. – Я вам сейчас прочитаю свидетельства соседей. Только это будет уже не вашими показаниями. Учтите...

– Не надо, я сама все расскажу.

Но Василевский жестом остановил ее.

– Минуточку...

Выйдя из кабинета, он тут же направился к Боровкову.

– Иван Федорович, хотите Ведерникову послушать?

– Сейчас иду. И предупреди Трегубова. Ему необходимо присутствовать при допросе.

– Разве он уже вернулся?

– Да.

Глава двадцать первая

Все было в порядке. Гришин, взяв билет, прошел к стоящему на первом пути пассажирскому поезду, следовавшему в губернский город. Постояв несколько минут на перроне, начальник секретного отдела вошел в вагон. Рубахин вскочил в следующий. Ударил станционный колокол, и состав тронулся. Пассажиры начали устраиваться. В большинстве это были крестьяне, приезжавшие в уездный город по своим делам. Посидев с полчаса в их компании, Анатолий осторожно вышел в тамбур, У окна увидел мужчину в железнодорожной форме.

– Разрешите прикурить? – обратился к нему Рубахин.

– Пожалуйста, – ответил тот, подавая спички. – Далеко едем?

– До Шалаево.

– А я вот в губернский центр еду, сдавать экзамены на машиниста.

– Это хорошо, – одобрил Анатолий. – Сами теперь будете водить паровоз.

– Еще надо сдать, – застенчиво улыбнулся железнодорожник. – Ну, пойду, а то меня жена ждет.

Он открыл дверь в вагон. Гришина в переднем купе не было. Рубахин осторожно вошел следом за железнодорожником, сел на боковое место, прикрылся газетой. Многие пассажиры по обыкновению уже закусывали, и на парня в темной клетчатой рубахе никто не обращал внимания.

Рубахину был виден весь проход. «В каком же он купе? – размышлял Анатолий. – Если я сейчас встану и пойду, Гришин меня узнает». Поезд шел медленно, часто останавливаясь на полустанках. Пассажиры входили и выходили из вагона, шагая мимо Рубахина. Гришин не появлялся. Но он мог перейти в следующий вагон и выйти оттуда. Тогда Анатолий решился пройти по проходу. «Узнает – скажу ему, что еду по заданию до Бродов».

Рубахин шел не торопясь, слегка опустив голову, как человек занятый собой. В то же время он боковым зрением успевал увидеть всех, кто находился в купе. Промелькнули женщины с узлами, старик с белой корзиной, служащий в толстовке и панаме, парень с повязанной щекой. Наконец, Анатолий увидел Гришина. Тот сидел у самого окна, разговаривая со священником. Гришин не обратил внимания на проходившего мимо пассажира. Рубахин сел в соседнее купе уже по другую сторону от выхода. Отсюда наблюдать за вагоном было еще удобнее.

Поезд миновал станции Кутерьма, Бутакино, Васинцы, Броды. Гришин сидел на месте. «Значит, он и вправду едет в губернский центр, – подумал Анатолий. – Тогда я сойду в Шалаево». Засмотревшись на девчушку у окна, Рубахин скорее почувствовал, чем увидел, что промелькнувший в проходе человек – Гришин:

Тот двигался по вагону не торопясь, держа чемоданчик в правой руке. Поезд подходил к разъезду Завалишино. Здесь он стоял всего одну минуту, Рубахин подождал, пока Гришин скроется за дверью, и тоже встал.

– Покурить? – откуда-то возник рядом давешний железнодорожник. – Я тоже с вами.

– Нет, я в другое место, – быстро нашелся Анатолий.

– Понятно, – засмеялся железнодорожник. – А я все же выкурю трубочку.

«Как бы не помешал», – с досадой подумал Анатолий. Он пропустил железнодорожника вперед себя. Когда тот открывал входную дверь, Рубахин увидел, что Гришин стоит, готовясь к прыжку. Поезд шел на подъем, с каждым метром снижая скорость. Многие пассажиры на этом участке прыгали на ходу, сокращая путь к дому. Рубахин внимательно смотрел в окно. Он видел вытянутую вперед руку с чемоданчиком. Прошла минута, другая, наконец чемоданчик полетел вниз, за ним последовал Гришин.

Рубахин открыл дверь в тамбур. И вдруг увидел фигуру готовившегося к прыжку железнодорожника. Неужели они друг с другом связаны? Но размышлять было некогда. Через сотню метров Рубахин тоже спрыгнул. Пройдя защитную полосу, Анатолий увидел обоих. Гришин и железнодорожник, оживленно жестикулируя, говорили о чем-то. Потом они направились в сторону леса.

Глава двадцать вторая

Луковин получил десять лет тюремного заключения и пять лет высылки с последующим поражением в правах. В тюрьме он не испытывал особенных лишений. На его имя регулярно поступали посылки, доставлялись передачи. Подкупив двух надзирателей, бандит стал получать с воли даже спирт. Ему устраивали свидания с женщинами. Это возвысило его авторитет среди заключенных. Но прошел год, другой, и друзья начали забывать своего вожака. Настал момент, когда он услышал:

– Для вас ничего нет.

Тогда-то и надумал Луковин бежать из тюрьмы. Эта мысль приходила ему в голову и раньше, но он все откладывал. Теперь на побег толкало его взыгравшее самолюбие. О своем замысле Луковин сообщил дружкам по банде, сидевшим в той же тюрьме: Егору Сопину, Ивану Клементьеву, Владиславу Корецкому, Корнею Зубову – самым отпетым. Согласились бежать и другие, среди которых находился и Гришка Вострухин.

Луковин не строил никаких иллюзий. Он знал, что в уезде долго не погуляет. Но бандит и не думал задерживаться там. Ему нужно было собрать оставленные кое-кому ценности, умножить их за счет грабежей, отомстить изменившим ему дружкам и уехать на юг страны. Оттуда Луковин надеялся пробраться за границу.

Побег удался, и семеро беглецов тайно прибыли в уезд. У двоих здесь были семьи. Луковин привел своих дружков на квартиру к Георгию Николаевичу Свиридову, брату своего сослуживца в колчаковской армии. Свиридов еще в конце девятнадцатого года сумел устроиться в ЧК под именем Романа Перфильевича Гришина. Свиридов через связных предупреждал бандитов о готовящихся против них санкциях. Это серьезно затрудняло работу чекистов.

С преобразованием ЧК Свиридов перешел в органы милиции. Здесь он затаился, ожидая лучших времен. О прошлом Свиридова не знал даже Луковин.

Отсидевшись несколько дней, Луковин начал нащупывать старые связи. Восстановить их оказалось нелегко. Одни еще находились в тюрьмах, другие скрылись из уезда, третьи наотрез отказались вернуться к прошлому. А некоторые начали «самостоятельные» дела. Поэтому Луковину пришлось забыть многие задумки. Он начал действовать исподволь, осторожно, решив пока не спешить, осмотреться. Обстановка в уезде уже была не та, что раньше. Отмена продразверстки и два подряд урожайных года улучшили положение крестьян. В магазинах появились товары. Заработали маслобойки, крупорушки, мельницы. В городе открылись государственные и частные предприятия, артели, различные учреждения. Люди стали смотреть на жизнь с большей уверенностью...

Это-то и приводило Луковина в бешенство. Свои жалобы он изливал прежней любовнице Ксении Семеновне Ведерниковой, жене его умершего друга, с которым Луковин не раз участвовал в колчаковских карательных экспедициях. Он жаловался ей на трусость своих прежних сподвижников, грозился отомстить им. Об этом Ведерникова рассказывала сейчас следователю Василевскому.

– Демьян Прокопьевич был в последнее время очень нервным, – говорила она, вытирая платком глаза. – Приходя ко мне, он просил закрывать все двери на запор, всегда держал под подушкой наган.

– Луковин говорил вам, что о его приезде знают в городе?

– Да, он был в курсе этого.

– А не говорил, через кого?

– Однажды Луковин пожаловался, что какой-то Свиридов плохо снабжает его информацией.

– Так. Кузовлева имела с Луковиным какие-либо отношения?

– Она была его любовницей.

– Скажите, а Елизов не появлялся у вас?

– Елизов? – брови Ведерниковой сошлись у переносицы. – Но его ведь нет в уезде?

Боровков с Трегубовым переглянулись.

– Кто еще к вам приходил?

– Егор Сопин. По-моему, он правая рука Демьяна Прокопьевича. Еще Владислав Корецкий, Корней Зубов... Они у меня вместе гуляли раза три.

– Ксения Семеновна, а что общего было у Луковина с Савичевым и Капустиным?

– Про Савичева он мало говорил. Только когда сообщили, что тот убит, перекрестился и сказал: «Царство ему небесное». А Капустина Демьян Прокопьевич грозился сжить со света.

– Почему?

– Я так поняла: он встал в чем-то на пути.

– Когда Луковин обещал прийти к вам?

Ведерникова опять уткнулась в платок.

– Я не знаю, я ничего не знаю.

– Ну, ну, нельзя же так распускаться, – поморщился Василевский. – Вам теперь надо подумать и о себе.

– Я скажу, – вскинулась Ведерникова. – Демьян Прокопьевич должен быть завтра вечером.

Заметив знак Боровкова, следователь сказал:

– Ксения Семеновна, вам надо отдохнуть, успокоиться. Потом продолжим... разговор.

Глава двадцать третья

Корнеев не был избалован жизнью. Пятнадцати лет он ушел в партизанский отряд, действовавший в горнотаежной части Урала. А когда пришла Красная Армия, вступил в нее, проделал боевой путь до Читы. Там в схватке с семеновцами был ранен в грудь и направлен в госпиталь глубоко в тыл. После излечения Леонтий по путевке губернского комитета комсомола пошел работать десятником на каменный карьер. В двадцать первом году Корнеева не раз привлекали в отряды чоновцев для борьбы с бандами. А потом он организовал у себя в поселке группу содействия милиции.

С Шатровым Леонтия связала судьба под Нижнеудинском, где была жестокая схватка с каппелевцами. Батальон, которым командовал Георгий, понес большие потери. Белогвардейцы теснили его к быстрой реке, над которой высилась большая отвесная скала. Положение красноармейцев было тяжелым. Тогда Леонтий, работавший в политотделе дивизии, собрал из тыловых подразделений комсомольцев, ударил по каппелевцам сзади. Не ожидая наступления с тыла, белые дрогнули. За этот бой Леонтий был награжден именными часами, а Шатров – почетным боевым оружием.

И сейчас, после неудачи с Капустиным, который сумел скрыться вместе с награбленным золотом, Корнеев больше всего чувствовал себя виноватым перед Шатровым...

Леонтий вернулся в «Париж» в шестом часу вечера. Там все шло своим чередом. Подойдя к нему, старший официант спросил:

– Ты не видел хозяина?

– Сказал – вернется поздно. А что хотел?

– Спрашивали его.

– Кто?

– Не знаю. Какие-то двое. И Клашка куда-то запропастилась.

Исчезновение горничной встревожило Корнеева После того, как тайник оказался пустым, она, заплакав убежала Куда? День клонился к вечеру. Пришли музыканты. Расположившись на своем «пятачке» они не спеша настраивали инструменты. В залах становилось все оживленнее. Подошел Андрей, сказал:

– В десять входную дверь в ресторан закроешь.

– Сделаю, – осклабившись, ответил Леонтий Что бы это значило? Неужели завхоз тоже участвуете похищении Капустина?

В это время к Корнееву приблизился, шатаясь рыжий парень в рубашке «апаш».

– Здорово, Леошка!

– Ты как сюда попал?

– Какой я тебе Леошка? Ты пьян и вали на свое место.

– Я пьян? – удивленно протянул парень. – Да тебя на каменном карьере каждая собака знает

Леонтий оглянулся по сторонам. Андрей стоял спиной у стойки. Официанты бегали как угорелые. Схватив парня за воротник, Корнеев поволок его к двери. Тот завопил:

– Братцы, выручайте, бьют!

Из-за крайнего столика, за которым сидел парень в рубашке «апаш», вышли трое. Они окружили Леонтия.

– А ну брось! – угрожающе сказал один из них, с залихватской челкой на низком лбу.

– Ты кто такой, чтобы мне указывать? – тихо спросил Леонтий.

– Сейчас узнаешь, трактирная крыса, – сквозь зубы процедил тот и схватил его за руку.

Положение было щекотливое. Посмотрев в сторону стойки, Леонтий увидел, что Андрей уже обратил на них внимание. Это придало ему смелости. Он знал, что у капустинского завхоза в зале всегда сидели два-три дружка, готовых немедленно выполнить его команду. Вырвав у парня с челкой свою руку, Корнеев ударил его снизу в подбородок. Тот упал на пол. Взвизгнула какая-то дама. Дружки парня бросились к Леонтию.

Андрей метнулся к ним, схватил нападающих за шиворот, тяжело встряхнул. Тотчас же из-за столиков подскочили его телохранители. Они выбросили бузотеров за дверь.

– Что он к тебе пристал? – спросил Андрей у Леонтия.

– А шут его знает. С пьяных глаз с кем-то спутал.

– Ты сегодня ночуй здесь, а то могут подкараулить.

Заиграл оркестр. В зале воцарилась тишина. Галина Кузовлева запела известный романс на слова Надсона. Кто-то пьяно всхлипнул. Застонала на последнем аккорде скрипка, и столики взорвались аплодисментами. На эстраду полетели деньги. Артистка кланялась, прижимая к своей пышной груди руки и глядя куда-то в сторону? Леонтий перехватил ее взгляд и усмехнулся. За столиком, стоявшим у изразцовой печи, сидел худощавый брюнет. Он не спеша потягивал вино, с любопытством рассматривая публику. Встретившись глазами с Кузовлевой, улыбнулся и три раза хлопнул в ладоши.

«Знакомый ее, наверное», – подумал Корнеев, запоминая на всякий случай лицо мужчины с тонким изогнутым носом и черными кустистыми бровями.

Леонтию артистка нравилась. В заведении она держалась с достоинством, была приветлива с прислугой, ровна с посетителями. Восхищал его и красивый грудной голос певицы.

Еще раз взглянув на Кузовлеву и привлекшего ее внимание брюнета, Корнеев встал на свое место у дверей. Они беспрерывно хлопали, впуская все новых и новых посетителей. Кто-то с улицы поманил Леонтия пальцем. Он выглянул. У порога стоял Шатров. На нем был темно-серый костюм, кепи и кашне.

– Вы сюда, Георгий Иванович? – не показывая удивления, спросил Корнеев.

– Посади меня куда-нибудь в темный угол, – сказал Шатров. – Мне надо будет понаблюдать. Только вот я совершу небольшую маскировочку.

С этими словами Шатров вытащил из кармана и надел на левый глаз черную повязку. Корнеев подвел его к столику, где сидел брюнет. Но тот недовольно буркнул:

– Ко мне придут.

– Ладно, – согласился Шатров и, обратившись к Леонтию, спросил: – У вас еще есть свободное место?

– Напротив, – услужливо ответил Корнеев.

По дороге Шатров тихо спросил:

– К артистке кто-нибудь подходил?

– Нет, – ответил Корнеев.

– Будь готов к неожиданностям, – предупредил тот.

Леонтий усадил Шатрова за столик, где за графином пива сидели два грузчика со скотобойни.

Вошли еще двое посетителей. Осмотрев зал, они тотчас же направились в сторону брюнета. Один из них был среднего роста с вьющимися каштановыми волосами, другой – высокий, широкоплечий. Перебросившись несколькими словами с брюнетом, они сели к нему за столик. Подлетел официант. На столике появился графинчик с коньяком, закуска.

Леонтий посмотрел на Шатрова. Тот уже познакомился с соседями и вел с ними оживленную беседу. Грузчики налили ему в фужер пива. Снова грянула музыка. Между столиками закружилось несколько пар. Голоса потонули в шуме. И тут Корнеев заметил, что Шатров тоже бросает взоры на компанию, разместившуюся у изразцовой печи. Случайно Леонтий заметил, что за ними наблюдает и Андрей, «Что это все значит? – подумал он я еще раз нащупал под мышкой наган. – Почему не предупредили меня?»

Корнеева позвали в коридор, ведущий в номера.

– Вас жилец из седьмого просит, – кокетливо сообщила горничная.

В седьмом на стуле сидел молодой мужчина в косоворотке.

– Иди сюда ближе, Леонтий, – сказал он Корнееву. – Я от Трегубова и Шатрова. Георгий Иванович сейчас в зале.

– Я видел его, – ответил Леонтий.

– Мне приказано передать тебе, что через полчаса сюда придет Яков Семенов с переодетыми в милицейскую форму бандитами. Они хотят разыграть арест Капустина. Как войдут, закроешь за ними черный ход. Ключи у тебя?

– У меня, – ответил Корнеев.

– Добре. Потом поможешь задержать бандитов...

Была половина десятого. Леонтий прошел в зал. Брюнет и его дружки сидели на месте. Корнеев повел взглядом в сторону Шатрова. Тот, как ни в чем не бывало, «трудился» над жареной курицей. Грузчики заметно осовели, клевали носами. Кузовлева спустилась с эстрады и пошла между рядами, одаривая посетителей своей обворожительной улыбкой. Остановившись у столика брюнета, она что-то начала говорить. И в это время случилось непредвиденное. Из-за столика, стоявшего в среднем ряду, поднялась красивая женщина с растрепанными волосами. Это была Настя Вострухина, и направилась она прямо в сторону изразцовой печи. Остановившись возле брюнета, Настя сказала, дурашливо кланяясь:

– А, здрасьте, гражданин Сопин! Так, кажется, вас зовут – я не ошиблась?

Разговор за соседними столиками сразу утих. Брюнет подался назад.

– Аль не узнаете, Егор Иванович, Настю Вострухину? Жену Гришки Вострухина, который в банде был с вами?

– Ты что плетешь, дура! – крикнул брюнет. – Швейцар, вывести ее!

– Ну уж нет, – взвизгнула она. – Я вас знаю хорошо, Егор Иванович. Не одну душу вы загубили. И Гришку в тюрьму засадили вы!

Кузовлева схватила Вострухину за руку, но та, набычившись, пошла на нее.

– Ты меня не трогай, – с тихой угрозой проговорила Настя. – Я и о тебе еще скажу.

– Безобразие! – закричал брюнет. – Посидеть не дадут спокойно! Официант, вот расчет, мы уходим.

Шатров сделал Леонтию знак. Тот подбежал к брюнету.

– Не извольте беспокоиться, – торопливо говорил он, усаживая на место компанию. – Мы сейчас выведем эту женщину.

Скосив глаза, он увидел, как Шатров скрылся за входной дверью.

– Все будет в порядке, – бормотал Корнеев. – Это известная в городе спекулянтка, скандальная особа.

– Мы уходим, – снова попробовал подняться брюнет, но Леонтий крепко держал его за плечи.

– Сейчас все уладим... В нашем первоклассном заведении впервые такое. Не извольте...

– Да отпустите же вы меня! – возмутился брюнет.

В это время в зал ворвался наряд милиции.

– Всем сидеть на местах, – скомандовал Шатров.

Один из дружков брюнета выхватила пистолет, но Настя быстро ударила его по руке. Браунинг упал на пол.

– Оружие – на стол! – приказал подбежавший Ягудин. С ним было еще трое милиционеров.

Брюнет и второй его спутник нехотя повиновались. В это время раздался выстрел. Шатров, схватившись за руку, зашатался. Корнеев недоуменно оглянулся, стараясь выяснить, кто же стрелял. И тут он увидел в руке Кузовлевой пистолет. Он схватил ее за запястье, вывернул руку. Артистка вскрикнула.

В зале появился Трегубов. Он скомандовал:

– Леонтий, к черному ходу. Мы справимся здесь сами.

Корнеев подоспел вовремя. С черного входа в коридор уже входили пятеро мужчин в форме милиционеров.

– Нам нужен гражданин Капустин, – строго сказал один из них. Это был Яков Семенов.

– Евстигней Васильевич у себя, – подобострастно изогнулся Леонтий.

– Веди в его квартиру, – приказал Семенов.

– Не велено, – ответил Корнеев.

– Что!? – возмутился Семенов. – Ты за кого нас принимаешь?

– Виноват, пожалуйста.

«Милиционеры» направились к квартире владельца «Парижа». Когда они скрылись за дверью, Корнеев на два оборота закрыл дверь черного хода и вбежал в зал. Там. находились Трегубов и несколько сотрудников милиции.

– Где Георгий Иванович? – спросил Леонтий.

– Ранен он, – ответил Трегубов. – В руку угодила, гадина. Как «твои»?

– Уже в квартире.

– Пошли, ребята! – скомандовал Трегубов.