Текст книги "Мир приключений 1966 г. №12"
Автор книги: Сергей Абрамов
Соавторы: Александр Абрамов,Евгений Велтистов,Николай Томан,Глеб Голубев,Сергей Другаль,Александр Кулешов,Игорь Акимов,Яков Наумов,Юрий Давыдов,Яков Рыкачев
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 43 страниц)
– Кажется, вы правы. Липгарту очень хотелось услужить мне, но после телефонного разговора он даже с некоторым испугом посоветовал мне забыть о Шраммах…
– А не говорил он вам, что Гельмут Шрамм бежал из Мюнхена в Восточную Германию, прихватив шпионские материалы? Это сейчас новая официальная версия на тот случай, если найдутся свидетели, которые могут удостоверить, что видели Шрамма в Мюнхене.
– Сказал. А ранее я слышала то же от вашего Штриппеля. Кстати, вы не знаете, кто такой Альберт Якобс?
– Как? Вы знакомы и с Альбертом Якобсом? – Чуть-чуть.
– Якобс из той же шайки, что и Липгарт.
– Я так и решила. А вот еще одно подслушанное мною слово: Ост-марк – или вроде того.
– А не Ос-тер-марк?
– Возможно, Остермарк. Да-да, Остермарк!
– Фрау Петерс! – Ангст вскочил с места, едва не опрокинув скамейку. – Гельмут Шрамм – в замке Остермарк, в шестидесяти километрах отсюда, в Баварских Альпах! Барон Остермарк – старый нацист, адъютант и друг покойного Кальтенбруннера, а его замок – один из филиалов нашей разведки! Браво!
Ангст вдруг умолк, бессильно опустив руки.
– И что же? – проговорил он упавшим голосом. – Какой толк, что мы узнали местопребывание Гельмута Шрамма? Сообщить обо всей этой истории в печать – значит спугнуть зверя: они быстро заметут все следы. Заявить в полицию – тот же результат. Что же нам делать?
– Да, господин Ангст, что же делать?
– Остается только одно: собрать большое войско и захватить замок Остермарк штурмом.
– Вы все шутите, господин Ангст… А что, если мне пробраться туда в качестве лазутчика?
– Вам? – сердито отозвался Ангст. – Да они просто убьют вас! Не-ет, я не имею права рисковать вашей жизнью!
Маленький Ангст так и сказал: “Я не имею права…”
ИСТИННОЕ ЛИЦО ДОКТОРА ШМИЦА
И вот Эвелина Петерс во второй раз переступила порог кабинета полицейского врача Шмица.
– Здравствуйте, коллега, – сказала она дружелюбно. – Вы были в прошлый раз так любезны со мной, что я решилась обратиться к вам с небольшой просьбой.
– Что вам угодно от меня? Какая еще просьба?
– О, совершеннейший пустяк! – Эвелина мило улыбнулась. – Дело идет все о той же нашей общей с вами пациентке – фрау Агнессе Шрамм.
– Ка-ак? Вас подозревают в том, что вы помогли этой сумасшедшей бежать из больницы, а вы смеете являться ко мне с разговорами! Да вы что – смеетесь надо мной?
– Сохрани боже, коллега! – Эвелина была сама кротость и терпение. – Просто маленькая просьба…
– Говорите толком, черт побери, что вам от меня нужно?
– Справку, коллега, – все тем же кротким голосом сказала фрау Петерс. – Официальную справку за вашей подписью, что фрау Агнесса Шрамм душевноздоровый человек и в лечении не нуждается.
– Что-о?
– Моя просьба не должна затруднить вас, коллега. Я же не требую, чтобы вы подписали справку настоящей вашей фамилией Ледерле…
– Что… что… что?
Полицейский врач медленно поднялся с кресла, наклонился вперед и грозно навис над доктором Петерс. Видимо, на какой-то миг он утратил ощущение места и времени, готовый убить, уничтожить, растерзать сидящую перед ним женщину, в которой воплотилась для него сейчас угроза его благополучному существованию.
– Что? Что?..
– Я не требую, чтобы вы подписали справку вашей подлинной фамилией Ле-дер-ле, – медленно повторила Эвелина. – Но самую справку, – добавила она подчеркнуто, – я требую! И притом немедленно.
Полицейский врач упал в кресло.
– Извольте запомнить, достопочтенная фрау Петерс, – сказал он нагло, – что моя фамилия Шмиц, и только Шмиц! Если же вы намерены меня шантажировать, то на этот счет в нашей Германии имеются весьма строгие законы!
– Это верно, коллега, – согласилась Эвелина, – но куда более сурово карает закон за опыты над живыми людьми в нацистских лагерях. Лекарственные препараты фирмы Бауер, несколько десятков трупов! Знайте же, доктор Ледерле, сохранились ваши письма, где вы на запрос фирмы Бауер излагаете результаты ваших экспериментов. В одном из них вы пишете, что заключенные Анна Фрост и Клодина Бланшар в результате применения больших доз снотворного препарата умерли в мучительной агонии… Вы помните этих женщин, Ледерле? – вдруг неожиданно для себя звонким, негодующим голосом воскликнула Эвелина.
– Тише, тише… – забормотал полицейский врач. – Не подымайте шума. Что вам от меня надо? Справку? Я напишу вам справку… Напишу. Но только в обмен на письмо!
Эвелина открыла сумку, достала конверт, полученный ею от Германа Ангста, и, отведя руку на добрые полметра, показала его полицейскому врачу.
– Узнаете?
– Узнаю.
– Пишите справку.
– Вы ставите меня в трудное положение, коллега. – Полицейский врач пытался сохранить хотя бы видимость достоинства. – Я уже однажды поставил диагноз этой больной, а теперь вдруг…
– Вы не психиатр, вам простят ошибку в диагнозе, – жестко сказала Эвелина. – Пишите!
Через несколько минут она держала в руках справку, удостоверяющую, что фрау Агнесса Шрамм душевноздоровый человек и в лечении не нуждается.
– Вот вам ваше письмо! – Эвелина бросила конверт на стол, полицейский врач ухватил его обеими руками. – Но помните, Ледерле, – она поднялась, – есть еще улики против вас, которые будут опубликованы в печати, если только мы найдем нужным. Поэтому ведите себя прилично и не пытайтесь вредить нам!
Когда Эвелина вручила Агнессе заветную бумажку, удостоверяющую, что она находится в здравом рассудке, та захлопала в ладоши.
– Ой как хорошо! – воскликнула она радостно. – Теперь наконец я смогу сама постоять за себя и за Гельмута. Ты не представляешь, Эвелина, как я тебе благодарна, – Агнесса поцеловала ее в щеку. – Теперь мы будем действовать имеете. Скажи, что я должна делать? Одна мысль, что Гельмут, беспомощный, заключен в этом Остермарке… А вы уверены – ты и твой друг, – что Гельмут именно там?
– Да, Герман получил вчера подтверждение.
– Так что же мне делать, Эвелина? А знаешь, я все-таки не понимаю… – Агнесса в печальном недоумении глядела на подругу своими ясными голубыми глазами. – Просто не понимаю, почему бы мне не поехать в этот самый Остермарк и не сказать тем, кто там хозяйничает: “Мне стало известно, что у вас находится мой муж Гельмут Шрамм, и я требую, чтобы вы немедленно отпустили его, иначе я обращусь к самому канцлеру и вас накажут за это!”?
– Они тотчас же переправят Гельмута в другое место или убьют его.
– Да, ты права, конечно… Ну, а если я подниму шум на весь мир: сообщу во все газеты, разошлю телеграммы самым знаменитым политическим деятелям, ученым, писателям, если я наконец… – Агнесса беспомощно опустилась па стул и закрыла лицо руками. – Я понимаю, понимаю… Говори же, что я должна делать, Эвелина?
– Мы с Германом решили не скрывать от них больше твое местопребывание. По каким-то соображениям они хотят подослать к тебе Артура Лемана, и Герман укажет им твой адрес. Ты согласна принять Лемана? – Эвелина улыбнулась. – Из наших соображений…
– Согласна ли? – Агнесса открыла лицо и добавила с ледяной улыбкой: – Я жажду его видеть!
ЗАДУШЕВНАЯ БЕСЕДА
– Здравствуй, Агнесса, дорогая! – Артур Леман стремительно, будто в порыве радости, шагнул к Агнессе и обеими руками сжал ее маленькую ладонь. – О, Агнесса, какое несчастье!
– Что делать, Артур, надо быть мужественными и надеяться на лучшее… Садись, пожалуйста. Как ты оказался в Мюнхене?
– Как я оказался в Мюнхене? – повторил Леман. – Помнишь наш странный разговор по телефону? Мне стыдно вспомнить сейчас, что я говорил тебе…
– Но почему же ты это сделал, Артур? – с мягким укором спросила Агнесса. – Почему? Я так верила тебе, мне так нужна была тогда твоя помощь, твое ободряющее слово! А ты… ты уверял меня, будто я выехала из Бремена одна, без Гельмута. Я едва не лишилась рассудка, право, Артур. Скажи, почему ты сделал это?
– Если бы ты только знала, в каких обстоятельствах я с тобой говорил! – воскликнул Леман, сбитый с толку смиренной интонацией Агнессы. – Рядом со мной стояли два агента тайной полиции, у каждого в руке-револьвер, дулом обращенный ко мне! А перед тем под страхом смерти они приказали мне говорить именно то, что я говорил… Быть может, я проявил малодушие… но это было так неожиданно… я буквально не успел опомниться, взять себя в руки… Это заговор, Агнесса, настоящий заговор против Гельмута и меня!
– Я тоже так думаю, Артур. Но ты не ответил мне, как ты оказался в Мюнхене…
– Очень просто! При первой возможности я ускользнул от слежки и ринулся сюда, чтобы вместе с тобой искать Гельмута. Но едва я сошел с самолета, какие-то люди схватили меня, втолкнули в машину и увезли в пригородный дом, окруженный забором из колючей проволоки. Там и держат меня под охраной вооруженных головорезов… Нет-нет, ты не думай: я не бежал от них – оттуда не убежишь, – это они сами подослали меня к тебе! – Леман говорил с лихорадочной быстротой, на едином дыхании, как человек, который получил наконец возможность излить свою душу, изнывшую в тоске и одиночестве. – Они требуют, чтобы я вытянул из тебя – они так и сказали – вытянул! – секрет изготовления мортина, его химическую формулу! Ты, конечно, знаешь формулу мортина, Агнесса? Не может быть, чтобы Гельмут не поделился с тобой… не сказал тебе… не может этого быть!
– Что ты, Артур! Когда же это было, чтобы Гельмут говорил со мной о своей работе? Я же ничего не смыслю в химии. Раз уж он тебе не сказал об этом мортине… А может, мортина вовсе и не было?
– Ты сама не понимаешь, что говоришь! – резко выкрикнул Леман. – Они убьют Гельмута, они убьют нас обоих, они уже пытали меня! Ты должна сказать все-все, что тебе известно о мортине! Они обыскали лабораторию, перерыли вашу квартиру и нигде не обнаружили никаких записей о работе Гельмута над мортином… Я еще допускаю, что ты не знаешь формулы, но не можешь же ты не знать, где он хранит свои тайные записи! Ты же его жена!..
– Но, Артур, мы же поженились перед самым отъездом из Бремена… – Агнесса помолчала. – Значит, ты считаешь, что они захватили Гельмута из-за этого мортина?
– Ну да! И Гельмута и меня – нас обоих! Я не считаю – я знаю!
– Что же в нем такое, в этом мортине?
– Война! Тебе известно, что такое химическая война? Отравляющие, поражающие материалы? – Он злобно усмехнулся. – Или об этом Гельмут тоже ничего не говорил тебе?
– Артур, я, право, не узнаю тебя.
– Но пойми же наконец, Агнесса: если они не получат от нас мортина, если ты не вспомнишь, где находятся эти проклятые записи, они обрекут Гельмута и меня на мучительную смерть! Перед тобой человек, приговоренный к смерти, и от тебя одной зависит отмена приговора!
– От меня ничего не зависит, Артур. Все зависит только от Гельмута. Но Гельмут молчит – иначе они оставили бы тебя в покое. Значит, Гельмуту тайна мортина дороже жизни…
– Глупость, бессмысленное упорство, мальчишеская игра в идеалы! Я удивляюсь, как можешь ты так говорить, Агнесса. Или тебе не дорога жизнь Гельмута? Ты обязана спасти его вопреки его воле!..
– Видишь ли, Артур, я люблю Гельмута как раз за его глупость, за бессмысленное упорство, за игру в идеалы… Когда ты в последний раз видел Гельмута?
– Когда я видел Гельмута? – Леман чуть смешался. – Ты что, не знаешь? На вокзале в Бремене, когда провожал вас в Мюнхен. А что?
– Нет, Артур, я спрашиваю, когда ты видел Гельмута здесь, в Мюнхене, в замке Остермарк?
– Что ты, Агнесса… – Леман в полной растерянности отодвинулся от Агнессы вместе со стулом, на котором сидел. – Какой Остермарк? Не видел я вовсе Гельмута!
– Артур! – Агнесса с укором покачала головой. – Ты же сам говорил, что тебя подослали ко мне. Неужели они не устроили тебе свидание с Гельмутом, чтобы ты убедил его вести себя паинькой? Зачем же ты скрываешь от меня правду, Артур? От меня, от старого своего друга!
– Я боюсь их… Ты же знаешь, что это за люди… Поверь мне, это те же гестаповцы…
– Гельмут, наверное, прогнал тебя, Артур? – Агнесса улыбнулась какой-то странной улыбкой. – Ведь прогнал? Ну, вот я и угадала!
Агнесса не была искушена ни в сложных интригах, ни в чтении чужих мыслей: ею просто овладело сейчас некое вдохновение.
– Во всяком случае, он отказался открыть мне формулу мортина…
– Ну конечно, узнаю моего Гельмута… Вот что я хотела еще спросить тебя, Артур… – Агнесса помедлила. – Вот что… Сколько платят тебе за труды?
– Какие труды?
– Ну, ты понимаешь, о чем я говорю.
– Н-нет, я не понимаю тебя.
– За доносы, Артур.
Лицо Лемана передернулось, губы задрожали, он, видимо, хотел ответить что-то резкое, но не нашелся и стал терзать свой галстук.
– Ты не думай, – продолжала Агнесса ровным голосом, – я вовсе не хочу оскорбить тебя моим вопросом, нет. Меня просто интересует… цена подлости, предательства. Стоит ли, так сказать, игра свеч? Или, может, тебя запугали? Или воспользовались какой-нибудь твоей жизненной ошибкой? Мне говорили, что бывает по-разному. Некоторые предают даже по убеждению… Что же ты молчишь, Артур?
– А что я могу ответить тебе? – Леман усмехнулся. – Будь на твоем месте мужчина, я знал бы, что делать… – Он поднялся. – А сейчас мне остается только уйти и забыть о твоем, о вашем существовании… Да и жить-то мне осталось не так много, чтобы твои слова могли серьезно задеть, оскорбить меня…
– Нет, Артур, ты не уйдешь, – ласково сказала Агнесса, и было, видимо, в ее голосе нечто, побудившее Лемана послушно усесться обратно на стул. – Ты напрасно упрямишься, Артур, право же, напрасно: мне все известно. Тебя устроили в лабораторию к Гельмуту специально для того, чтобы ты следил за ним. Ты платный осведомитель американской Си-Ай-Си и нашей Федеральной разведывательной службы. Теперь-то я знаю, что это обычное дело: слежка за учеными, исследования которых имеют военное значение…
– Почему ты все это говоришь, Агнесса? Какое отношение имеет это ко мне, Артуру Леману? Не можешь же ты серьезно думать…
– Почему я говорю? – рассердилась Агнесса – Вероятно, потому, что считаю тебя умнее, чем ты есть! Знай же: и собственными глазами читала одно из твоих донесений, адресованное твоему мюнхенскому начальству. 17 сентября прошлого года ты писал о близком завершении работы Гельмута над биолином – я не ошиблась в названии? – и в том же донесении любезно отдал дань моей скромной внешности в связи с нашей помолвкой: моей и Гельмута…
– Я всерьез начинаю думать, что ты с горя лишилась рассудка, Агнесса! Давай кончим на этом наш нелепый разговор – с меня довольно!
Но Леман не уходил; он прочно сидел на стуле, видимо в нем еще не умерла надежда оправдаться.
– Нет, Артур, я же вижу, как угнетает тебя твоя постыдная тайна! – Голос и лицо Агнессы изменились. – Я хочу помочь тебе, но мне мешает твое нелепое упорство. Ну не пытайся быть искренним, правдивым со мной: увидишь, Артур, тебе станет гораздо легче. Надо иметь хоть одного человека на земле, которому открыта наша душа, какой бы она ни была… Ну признайся же… Индеец! Ведь так кличут тебя в американской разведке? Если тебе и этого мало, я назову тебе и твою здешнюю агентурную кличку – Химик!.. Бедный Химик!
Это был последний, метко нанесенный удар. Артур Леман низко склонил голову и зарыдал, широко, безудержно, почти счастливо.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно сказала Агнесса.
“ДАМЫ” И “КАВАЛЕРЫ”
Отныне Артур Леман стал “тройником”: он служил американской и федеральной разведке, но усерднее всего – Агнессе Шрамм. Это была беспредельная преданность, возможно та единственная, всепоглощающая любовь-поклонение, какую человек неожиданно открывает в себе, хотя годы жил рядом с предметом своей вдруг пробудившейся страсти. “Как же я не видел ее до сих пор? – удивлялся Леман. – Глядел – и не видел!” Агнесса внешне спокойно принимала его поклонение, но в глубине души ее пугало то чувство, которое она невольно внушила Артуру, преследуя собственную цель.
Не опасаясь вызвать подозрение своего начальства, Леман часто навещал Агнессу: он будто бы рассчитывал выманить у нее местонахождение тайных записей ее мужа или, во всяком случае, убедиться, что они не существуют и что Гельмут Шрамм действительно уничтожил их. Не сделай Артур такой оговорки, его хозяева, утратив, в конце концов, надежду на Гельмута, решились бы, возможно, похитить Агнессу, чтобы силой заставить ее выдать записи…
А пока что Леман открывал Агнессе одну за другой тайны своей двойной работы. Зная, по своей скромной должности агента-осведомителя, немного, он обнаружил незаурядную способность связывать воедино отдельные, даже незначительные факты, наблюдения, случайно оброненные фразы, даты, имена, а понимание общей политической обстановки позволяло ему строить правильные догадки о тех или иных действиях разведывательных органов.
Так, Артур Леман и Герман Ангст, разумеется порознь, сложили постепенно в представлении Агнессы и Эвелины общую картину так называемого “дела Гельмута Шрамма”.
Любопытно, что Агнесса никогда не видела Германа Ангста и знала о нем лишь по рассказам Эвелины, равно как и Эвелина не была знакома с Артуром Леманом. Таково было строжайшее условие конспирации, установленное самими женщинами. Эвелина в случае необходимости встречалась со своим “кавалером” в той же старинной церкви, а Агнесса со своим – в квартире Ирмгард Кюн, причем хозяйка на это время покидала свое жилище.
– Насколько я могу судить, – заметила однажды Эвелина, – Артур влюблен в тебя по уши и готов для тебя на все!
– Видишь ли, Эвелина, – медленно сказала Агнесса, – когда речь идет о таких людях, как Артур Леман, эти слова приобретают совсем иное содержание. Смертельно уязвленное самолюбие, любовь, готовая вот-вот обернуться ненавистью. И еще – страстная, злобная зависть к Гельмуту… Я убеждена, что он еще предаст меня, Эвелина.
– Вот уж не думаю. Какой в этом смысл: он же знает, что тебе неизвестны ни формула мортина, ни местонахождение записей Гельмута, если только они вообще существуют!
– Нет, Эвелина, химия тут ни при чем. Тут дело сложнее: придет час, и он ощутит неодолимую внутреннюю потребность предать меня. Ведь это – единственное, что способно дать ему иллюзию власти надо мной.
– Не мудри, Агнесса! – строго сказала Эвелина. – Просто у тебя не в порядке нервы.
– Ты непорочная душа, Эвелина, тебе этого не понять, а в учебниках психиатрии о таких вещах, наверное, не пишут.
– Опять о моей душе?..
– Не буду, не буду! – Агнесса встала на носки и обняла подругу. – А как Герман Ангст? Вот уж в нем-то я уверена, как в себе самой, – в этом маленьком тролле!
– Знаешь, Агнесса, – с глубокой, благоговейной серьезностью заговорила Эвелина, – порой мне кажется, что он и верно явился ко мне – к нам с тобой – из сказки. Едва ли когда-нибудь на страже добра и правды стоял такой чудный человечек. Он не только добр, но и умен, и разумен, и тверд, и деликатен. Не пойму, каким образом столько достоинств помещается в таком маленьком теле. Право, я начинаю любить его, как родного сына…
– А он тебя, как прекраснейшую из женщин… Ну, не буду, не буду! – засмеялась Агнесса.
АГНЕССА ЕДЕТ В ОСТЕРМАРК
Хотя Агнесса не позволяла себе никакой слабости, одна мысль по-прежнему искушала ее и не давала покоя. А именно, что Гельмут, ее Гельмут, находится в каких-нибудь шестидесяти километрах от того места, где она в настоящее время живет, и их отделяет друг от друга всего лишь час езды на такси. Это было так странно, так невероятно, что на какой-то миг все препятствия, стоявшие на ее пути к Гельмуту, вдруг утрачивали всякое значение, и тогда казалось совсем простым и легким делом свидеться с ним, вернуть все в прежнее, счастливое положение. Кроме того, Агнесса никак не могла примириться с тем, что, в сущности, ничего не предпринимает для освобождения Гельмута, хотя ей теперь известно его местопребывание. В конце концов, его держат в заточении люди – всего лишь люди! – и почему бы ей не противопоставить их злой воле свое страстное стремление прорваться к Гельмуту, прийти ему на помощь…
– Дорогая Ирмгард, – сказала она однажды в полдень своей хозяйке, – если придет Эвелина, передайте ей, пожалуйста, что я ушла в город по важному делу и буду дома лишь во второй половине дня.
– Уж не собираетесь ли вы делать глупости? – подозрительно спросила госпожа Кюн, которой Эвелина поручила всячески опекать молодую квартирантку. – У вас что-то очень решительный вид!
– Что вы, милая Ирмгард, какие же глупости?! – чуть покраснев, улыбнулась ей Агнесса. – Просто деловое свидание…
– Ну смотрите…
Выйдя на улицу, Агнесса подозвала такси.
– Замок Остермарк… – смущенно обратилась она к водителю. – В горах…
– Остермарк? Замок? – отозвался водитель. – В горах 3О таком не слыхал!
Он отъехал, и Агнесса вдруг с ужасом поняла, что и сама не знает, где находится этот таинственный замок Остермарк. Ей представлялось, что он стоит на неприступной вершине лесистой горы, в окружении высоких зубчатых стен и глубоких рвов, заполненных водой, с подъемным мостом, который опускается лишь перед сильными мира сего. И что за странная затея: проникнуть в эту средневековую твердыню на простом городском такси! Все же Агнесса еще раз попытала счастье, остановив проезжавшую мимо машину.
– Замок Остермарк, шестьдесят километров от города…
– Ос-тер-марк? – многозначительно отозвался водитель и не без удивления оглядел стоявшую перед ним молодую женщину. – Что же, можно в Остермарк. Туда и обратно?
– Туда и обратно, – обрадовалась Агнесса.
– Садитесь.
Когда машина выехала за пределы города и понеслась среди возделанных полей, густых, темных рощ, лесов и перелесков, Агнесса ощутила, в каком напряжении жила она все эти страшные недели. Сейчас ей казалось, что какая-то могучая сила подхватывает ее и несет навстречу удаче и счастью.
– Остермарк… – произнес как бы про себя водитель и затем полуобернулся к сидевшей позади Агнессе: – А вам известно, фрейлейн…
– Фрау.
– А вам известно, фрау, что такое Остермарк? Вы что, едете туда по вызову или по своей воле? Простите меня, но по вашему виду… Вот я и решился спросить.
– Я по делу… сама…
– По делу… А известно вам, что Остермарк – осиное гнездо?
– Я слыхала…
– Значит, у вас случилось какое-то несчастье, не так ли? – Да, большое несчастье.
– Несчастье… – в раздумье повторил водитель. – Тогда сделаем с вами так: я остановлю машину за два километра от замка и вы дойдете туда пешком. Вы доверяете мне, фрау?
Агнесса внимательно поглядела на водителя: это был молодой парень, вероятно ее сверстник, простое, хорошее лицо, твердый, открытый взгляд.
– Да, я верю вам.
– Вот и отлично! Давайте условимся: если вы задержитесь дольше трех, ну, четырех часов дня, то я вернусь в город и подниму тревогу. Вы скажете мне вашу фамилию и адрес?
– Конечно.
Агнесса назвалась и дала свой адрес.
– Ну вот, – парень улыбнулся, – теперь у меня на душе стало спокойнее. Люди должны помогать друг другу – ведь в этом Остермарке засели те же нацисты… Кстати, меня зовут Курт, Курт Швеллер.
– Вот вы говорите, Курт, – нацисты… А ведь до того, как со мной случилось это несчастье, я думала, что нацисты, гестаповцы – далекое прошлое: мне было всего пять лет, когда их прогнали. Если бы мне сказали, что моего Гельмута похитят – да-да, похитят, Курт! – какие-то новые нацисты, я просто не поверила бы…
– Легко ли поверить! – усмехнулся водитель. – Ведь на первый взгляд у нас в стране все гладенько, благополучно… Экономическое чудо, бундестаг, свободная борьба партий, ответственное министерство, профсоюзы, независимый суд, свобода печати – этакая либеральная демократия… И вдруг – осужденный нацист бежит из тюрьмы, откуда и мышонку не выбраться; из реки вылавливают изуродованный труп какого-нибудь господина министра; из судебных канцелярий исчезают документы, обличающие преступную деятельность во времена нацизма крупных чиновников федерального правительства… Похоже, что наша хваленая демократия стоит на шатком основании… Ну, вот мы и приехали! Я поставлю машину в этой рощице, а вы ступайте вон по той дороге – она приведет вас прямехонько к воротам замка. Если вас спросят, как вы добрались сюда из города, скажите, что на такси, что за вами приедут… Желаю удачи!
Замок Остермарк действительно стоял на высокой лесистой горе, в окружении обветшалых от древности высоких зубчатых стен, и Агнесса устала, пока добралась по крутой извилистой дороге до массивных чугунных ворот, висевших на каменных столбах. Но ни рвов, заполненных водой, ни подъемного моста перед замком не оказалось. Маленькая женщина смело шагнула к воротам и стукнула кулачком по могучему, старинному металлу, лишь после того она заметила кнопку вполне современного электрического звонка. Но люди, находившиеся за воротами, отличались, видимо, исключительной чуткостью слуха: небольшое окошко в воротах немедленно приоткрылось и оттуда выглянуло лицо, точнее, два глаза.
– Что угодно?
– Мне нужен… хозяин замка, – растерянно отозвалась Агнесса.
– Барон фон Остермарк?
– Д-да…
– Как доложить о вас?
– Скажите… дама из Мюнхена.
– Имя, фамилия!
– Это неважно…
– Имя, фамилия?
– Агнесса Шрамм.
– Агнесса Шрамм из Мюнхена… Обождите!
Окошко захлопнулось, Агнесса осталась одна. Не сделала ли она оплошность, назвав свое имя и тем насторожив хозяев этого “осиного гнезда”? Впрочем, ей все равно неизвестно, как следует вести себя здесь и какое именно поведение вернее всего приведет к цели. И вдруг неожиданная мысль – да, неожиданная, хотя именно в этом и заключался весь смысл ее приезда сюда, – обожгла Агнессу: ведь тут, за этими воротами, быть может в десятке шагов от нее, находится Гельмут! Но при чем же тут барон Остермарк, к которому она напросилась? Имеет ли он какое-нибудь отношение к тем людям, которые похитили Гельмута и держат его здесь в заключении? Быть может, ей надо было прямо сказать, зачем именно явилась она сюда? Но тогда, возможно, ее просто не впустили бы в замок и ей пришлось бы ни с чем возвратиться обратно… А впустят ли ее теперь?
Прошло не менее получаса, прежде чем перед Агнессой открылась узкая дверь, прорезанная в воротах.
– Следуйте за мной! – строго сказала пожилая, просто одетая женщина, вероятно из домашней прислуги барона Остермарка, и пошла вперед.
В ГОСТЯХ У БАРОНА ОСТЕРМАРКА
Очутившись на обширном мощеном дворе замка, Агнесса внимательно огляделась. Прямо перед ней тянулось длинное приземистое здание бывших конюшен, превращенных в гараж. Сквозь широко распахнутые двери в полутьме сверкали грузовые и легковые машины разных марок. Справа от гаража шла высокая, трехметровая стена новой, современной кладки. Слева – усыпанная гравием и окаймленная с двух сторон молодыми липками дорожка, по которой женщина и повела Агнессу. Обогнув здание гаража, дорожка вступила в густой парк, сквозь деревья которого Агнесса вновь увидела справа от себя ту же внутреннюю стену; было похоже, что эта стена делит надвое всю территорию замка…
Постепенно дорожка, все больше отклоняясь от парка, привела к трехэтажному старинному – впрочем, не старше второй половины восемнадцатого века – зданию причудливой и явно эклектической архитектуры.
– Сюда! – все так же строго сказала женщина, открывая перед Агнессой парадную дверь, ведущую внутрь здания.
В вестибюле спутница Агнессы повела её за собой к широкой лестнице, выложенной сильно выцветшим красным сукном в многочисленных грязных пятнах. Если внутренняя архитектура, роспись и лепка стен говорили о дурном вкусе строителей замка, то современное убранство вестибюля и лестничных площадок – о не менее дурном вкусе его сегодняшних владельцев. Это обстоятельство, отмеченное Агнессой, почему-то придало ей уверенность в себе…
На третьем этаже женщина постучала в резную двустворчатую дверь, аляповато украшенную золотыми и серебряными накладками, и скромно отошла в сторону.
– Войдите!
Дверь раскрылась изнутри, на пороге показался и тут же отступил назад и в сторону высокий худой человек лет пятидесяти.
– Фрау Шрамм?
– Господин барон?
Агнесса вошла, и барон указал ей на одно из двух кресел, стоявших возле холодного камина.
– Як вашим услугам, многоуважаемая фрау Шрамм. – Барон опустился во второе кресло. – Буду счастлив, если смогу быть вам полезен…
– Мне стало известно, барон, что на территории вашего замка насильно задерживают моего мужа Гельмута Шрамма. Я готова допустить, что лично вы не причастны к этому и немедленно примете меры для его освобождения. Именно за этим я и явилась к вам. – Она помолчала. – Я щадила ваше доброе имя, барон, и потому не прибегла к помощи прокуратуры…
– Но, фрау Шрамм, вы говорите… нечто невозможное, небывалое!..
– В таком случае, будьте добры сказать, что находится за внутренней стеной, недавно возведенной на территории вашего замка?
– За внутренней стеной? – будто в ужасе перед таким кощунственным вопросом воскликнул барон и даже воздел руки. – За внутренней стеной? Да это же государственное владение! Я не имею к нему ни малейшего отношения. Го-су-дарст-вен-ное! О, фрау Шрамм, – заговорил он жалостным голосом, – вы поистине вложили персты в мои отверстые раны! Древнейший, прославленный, но обедневший род баронов Остермарк! Чтобы спасти хотя бы часть нашего родового достояния, мне пришлось уступить, скажу прямо, продать – да-да, продать! – за презренные деньги почти половину территории замка. И теперь на древней земле баронов Остермарк эти люди… – барон будто в глубокой печали склонил голову, – эти люди учредили какой-то архив и охраняют его денно и нощно! Вот что находится за этой внутренней стеной, глубокоуважаемая фрау Шрамм…
Барон Остермарк явно переигрывал, словно стремился вывести Агнессу из себя, толкнуть на безрассудный поступок.
– Поверьте, я сочувствую вам, барон, – сказала Агнесса, будто не замечая его фальшивой игры. – Я вполне представляю себе, каково было вам, Остермарку, в чьих жилах течет баварская королевская кровь, быть адъютантом выскочки Кальтенбруннера, а теперь, в пожилые годы, подслуживаться к генералу-ищейке Рейнгарду Гелену! Но мало того: аристократ по происхождению и воспитанию, представитель одного из знатнейших родов Германии, вы утратили в среде нацистов, с их дурными, вульгарными манерами, все, что внушили вам в детстве…
– Что… это… значит? – Остермарк даже привстал в гневном изумлении. – Кто… дал… вам… право…
– Кто дал мне право? Вы же сами, барон! Я пришла к вам с горем, с душевной болью, а в ответ вы разыграли передо мной заранее разученную шутовскую роль, которую поручила вам тайная полиция, расположившаяся за той стеной! – Агнесса кивнула в сторону окна. – Теперь я твердо убеждена, что мой муж находится там и что вам об этом известно. Если у вас еще осталась хоть капля совести, сейчас же проводите меня туда, к моему мужу!..
– Но, фрау Шрамм… ~– растерянно забормотал барон, сбитый с толку ее порывом. – От меня, право, ничего не зависит… Поверьте, если бы я мог… – Он встал с кресла и вдруг попятился назад и выставил перед собой руки: – Что? Что? Что вы мне тут сказки рассказываете? Не знаю я никакого Шрамма и знать не желаю! Уходиге отсюда – нечего вам тут делать!.. Минна, Минна! – закричал он визгливым голосом. – Иди скорее сюда!