Текст книги "Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов"
Автор книги: Сэмюэл Ричардсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 82 страниц)
Письмо LXXIX.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ четвертокъ 6 Апрѣля
Я не могу достойно возблагодарить тебя, любезнѣйшая моя подруга, за трудъ, которой ты приняла въ изъясненіи мнѣ съ такою любовію того, что воспрепятствовало тебѣ получить вчера мои письма, и за великодушное покровительство, которое бы ты мнѣ конечно доставила, естьлибъ твоя мать склонилась на усильныя твои прозьбы.
Сего покровительства, безъ сомнѣнія, желала бы я какъ величайшаго для меня щастія. Но я познаю, что мои желанія менѣе утверждались на основательной какой надеждѣ, нежели на отчаяніи, которое принуждало меня изъискивать другія средства къ своему избавленію. Въ самомъ дѣлѣ, зачемъ вмѣшиваться въ постороннія дѣла, когда можно и безъ нихъ обойтись?
Единое мое утѣшеніе, какъ всегда говорю, есть то, что не могутъ обвинять меня тѣмъ, будто я впала въ нещастіе по моему нерадѣнію, или по безразсудности. Естьлибъ я достойна была сей укоризны, то не посмѣла бы поднять глазъ своихъ для испрошенія помощи, или покровительства. Однако невинность не даетъ ни кому права требовать для себя или для другаго тѣхъ благодѣяній, коихъ не заслужила; ни жаловаться, когда въ оныхъ ей откажутъ. Не должна ли ты по основательнѣйшей причинѣ обиженною быть, что твоя мать столь разумная не разсудила за благо вмѣшаться въ мои нещастіи съ такимъ жаромъ, какъ ты того желаешь. Естьли моя тетка меня оставитъ, хоть и противъ своей воли, ибо думаю что могу сіе сказать; естьли мой родитель, моя родительница и дядья, которые прежде столь нѣжно меня любили, не усумнятся востать противъ меня, то могу ли, и должна ли я ожидать покровительства отъ твоей матушки?
По истиннѣ, нѣжная и вѣрная моя пріятельница, естьли позволишь такъ говорить мнѣ, я страшусь, чтобъ за собственныя мои погрѣшности, за проступки моей фамиліи, или за общія наши недостатки, небо не опредѣлило мнѣ быть нещастнѣйшею, столь нещастнѣйшею, чтобъ могла подать собою примѣръ его правосудія; ибо не видишь ли ты, съ какою непреодолимою жестокостію печали и скорьби изнуряютъ мое сердце?
До сихъ послѣднихъ нестроеній мы были всѣ благополучны; мы не знали другихъ нещастій, ни печали, кромѣ тѣхъ, коимъ всѣ люди сами въ себѣ причину находятъ въ естественномъ безпокойствѣ своихъ желаній. Наше богатство, столь же скоро скопленное какъ и пріобрѣтенное, составляло вокругъ насъ такой оплотъ, которому казалось никакое злощастіе приближатся не могло. Я гордилась своими друзьями, да и сама въ себѣ ощущала то тщеславіе, которое казалось имъ внушали; и прославляла себя собственными своими преимуществами, но кто знаетъ, что приготовляетъ для насъ небо, дабы явить намъ что мы не укрыты отъ ударовъ злощастія; и тѣмъ научить насъ утверждать свое упованіе на основательнѣйшихъ правилахъ, а не на оплошности.
По своей пристрастной ко мнѣ дружбѣ, ты всегда будешь почитать меня изъятою отъ всего того, что называютъ великими произвольными погрѣшеніями. Но увы! Мои нещастія начинаютъ меня толико уничижать, что должна уже бываю проникать внимательно во глубину моего сердца: что же въ смущеніи своемъ я въ немъ созерцать могу? Повѣрь мнѣ, любезная моя пріятельница, я вижу въ сей непроницательной безднѣ болѣе тщеславія, болѣе сокровенной гордости, нежели воображала.
Естьли я избрана единственно къ наказанію себя самой и своей фамиліи, коей нѣкогда называли меня украшеніемъ, то молись за меня, любезная моя, чтобъ я вовсе не предалась самой себѣ, и чтобъ мнѣ еще осталось силы соблюсти свое званіе, или покрайней мѣрѣ, чтобъ не была виновною по своимъ погрѣшностямъ и противно моимъ знаніямъ. Провидѣніе да совершитъ во всемъ прочемъ свою волю. Я буду слѣдовать съ терпѣніемъ и безъ сожалѣнія всему тому, что оно мнѣ ни опредѣлитъ. Мы не вѣчно жить будемъ: дай Богъ только, чтобъ мнѣ провесть послѣднія мои дни благополучно.
Но я не хочу обременять тебя моею скорбію, столь печальными разсужденіями; они должны остаться во мнѣ одной. Довольно имѣю я времени ими заниматся, содержать въ себѣ оные. Да и нѣтъ другаго предмѣта, которой бы могъ упражнять мой разумъ. Но нещастія мои столь жестоки, что не могутъ долго продолжаться. Рѣшеніе приближается. Ты подаешь мнѣ надежду къ лучшему: я буду надѣется.
Однако чемъ ласкаться могу отъ лучшаго будущаго времени; я повергаюсь изъ одной крайности въ другую, и столь уничижена, что когда буду и въ благополучнѣйшемъ находится состояніи, то и тогда немогу безъ стыда показаться публикѣ! А все сіе происходитъ по внушенію корыстолюбиваго брата и зависливой сестры!
Остановимся: призовемъ въ помощь разсужденіе. Не происходятъ ли сіи язвительныя размышленія о самой себѣ и о другихъ, отъ тайной гордости, которую я теперь лишь порицала? Столь я нетерпѣлива! Я въ сію минуту рѣшилась претерпѣвать все безъ роптанія. Я на то согласна; но трудно, чрезвычайно трудно, успокоить сердце исполненное горести, и душу огорченную свирепостію неправосудія, наипаче въ самыхъ жестокихъ искушеніяхъ. О жестокой братъ… Но что! Мое сердце еще воздымается? Я хочу оставить перо, коимъ не въ силахъ управлять. Должно съ усиліемъ преодолѣть нетерпѣливость, которая лишила бы меня плода моихъ нещастій, естьли онѣ мнѣ насланы для моего исправленія. И которыя моглибъ вовлечь меня въ такія заблужденія, кои достойны и другаго наказанія. Я возвращаюсь опять къ тому предмѣту, отъ коего я столько удалилась: наипаче ссылаюсь я на тѣ три предложенія, которыя заключаютъ послѣднее твое письмо.
На первое изъ трехъ твоихъ представленій, то есть, чтобъ ѣхать въ Лондонъ, я отвѣчаю, что представленіе, коимъ оное сопровождается, приводитъ меня въ совершенной страхъ. Да и дѣйствительно, моя любезная, будучи въ своемъ состояніи благополучна, и видя толикое нисхожденіе матери тебя любящей, безъ сомнѣнія ты не можешь мнѣ подать сего предложенія. Я почитала бы себя презрѣнія достойною естьлибъ оное слышать хотѣла. Чтобъ мнѣ быть причиною нещастія, такой матери, и тѣмъ можетъ быть прекратить ея жизнь! Тѣмъ ты окажешь благородство своей души дражайшая моя! Увы! такое заступленіе, которое обыкновенно употребляютъ всѣ изъ одной отважности, и которое сумнительно по своимъ причинамъ, когдабы они казались извинительными въ глазахъ тѣхъ, коибъ оныя столь же хорошо знали какъ и я, такое заступленіе, говорю я, напротивъ того, болѣе способствовать будетъ къ твоей гибели! Но я не хочу и на одну минуту останавливаться при сей мысли. Умолчимъ о семъ, для собственнаго твоего благополучія.
Что касается до втораго твоего предложенія, то есть, отдаться въ покровительство Милорда М… И госпожъ его фамиліи, то признаюсь тебѣ, какъ и прежде признавалась, что не могши скрыть отъ себя самой, что таковою поступкою, по сужденію публики отдалась бы я въ покровительство Г. Ловеласа. Я все еще думаю что на то бы прежде рѣшилась, нежели захотѣла быть женою Г. Сольмса, естьли ужъ ни какого другаго средства мнѣ не останется.
Ты видишь, что Г. Ловелась обѣщается сыскать надежное и на чести основанное средство, дабы востановить меня въ моемъ домѣ. Онъ присовокупляетъ, что вскорѣ отправитъ въ оной госпожъ своей фамиліи, однако по такому приглашенію я буду обязана сама заслужить честь ихъ посѣщенія. Сіе предложеніе я почитаю весьма не разсудительнымъ, и не могу на то ни какъ согласиться. Не былоли сіе основаніемъ моей независимости? Естьли бы я увѣрила его лестными выраженіями, не разсудя о слѣдствіяхъ ихъ, то разсуди до какой крайности единой сей совѣтъ могъ бы меня довесть: какимъ инымъ средствомъ могу я вступить во владѣніе моего помѣстья, какъ не по силѣ обыкновеннаго правосудія, котораго исполненіе, конечно не преминулибъ отложить вдаль, когда бы я была болѣе, нежели когда либо разположена употребить оное или посредствомъ явнаго насилія, то есть, изгнавъ вооруженною рукою пристава и многихъ другихъ въ довѣренности у моего родителя находящихся людей, коихъ онъ тамъ содержитъ для смотрѣнія за садами, за зданіемъ, за уборами, и кои съ недавняго времени получили, какъ я знаю, хорошія наставленія отъ моего брата? Третіе твое представленіе, то есть, соединится съ Ловеласомъ, и немедлѣнно съ нимъ сочетаться… Съ такимъ человѣкомъ, коего нравы ни мало мнѣ не нравяться… По такомъ поступкѣ, ни мало не могу надѣется когда либо примириться съ моею фамиліею… Напротивъ которой великое множество возраженій сердцѣ мое изъявляетъ… О семъ и думать не должно.
По основательномъ размышленіи, наименѣе безпокоитъ мои мысли то, чтобъ ѣхать въ Лондонъ. Но я охотнѣе бы отреклась отъ всей надежды щастія въ сей жизни, нежелибъ согласилась, чтобъ ты вмѣстѣ со мною ѣхала, какъ ты о томъ столь отважно предлагаешь. Естьлибъ я могла прибыть безопасно въ Лондонъ, и найти благопристойное себѣ убѣжище, то кажется мнѣ, что я осталась бы независима отъ Г. Ловеласа, и поступалабъ съ моими друзьями какъ хотѣла, или когдабъ они отвергли мои предложенія, то ожидала бы спокойно прибытія Г. Мордена. Но весьма вѣроятно, что они тогдабъ приняли мое представленіе, чтобъ препроводить свою жизнь въ дѣвствѣ, и когда бы они увидѣли, что я столь свободно оное опять возобновила, то покрайней мѣрѣ были бы убѣждены, что я предлагала имъ оное чистосердечно. По истиннѣ, моя любезная; я бы оное вѣрно исполнила, хотя въ шуткахъ твоихъ ты кажется увѣрена, что мнѣ оное многаго бы труда стоило.
Когда ты могла обнадежить меня доставленіемъ двумѣстной коляски, то можетъ быть нетрудно для тебя будетъ найти одномѣстную для меня одной. Не думаешь ли ты, что можешь сіе исполнить, не поссорясь сама съ своею матушкою, или не поссоря ее съ моею фамиліею? Нѣтъ нужды, хотя въ каретѣ, хоть въ носилкахъ, или въ телегѣ, или на лошади, но только чтобъ ты не ѣхала со мною. Но естьлибъ ты достала что ниесть одно изъ двухъ послѣднихъ, то я думаю у тебя просить какого нибудь платія твоей служанки, по тому что я ни какого короткаго знакомства съ своими не имѣю. А чемъ оно простѣе, тѣмъ для меня будетъ приличнѣе. Ты можешь прислать оное на дровяной дворъ, гдѣ я переодѣнусь, и по томъ потихоньку пойду площадкою лежащей у зеленой Аллеи. Но, ахъ! любезная моя, и сіе самое предложеніе не безъ великихъ затрудненій, которыя кажутся непреодолимыми для столь непредприимчиваго духа, каковъ есть мой. Вотъ мои разсужденія о опасности.
Во первыхъ, я опасаюсь что не имѣю потребнаго времени для приготовленія себя къ сей поѣздкѣ.
Естьли по нещастію о томъ узнаютъ, пошлютъ за мною погоню, задержатъ меня въ побѣгѣ и отвезутъ обратно въ сей домъ, то конечно подумаютъ, что сугубую будутъ имѣть причину принудить меня выдти за Г. Сольмса; и въ столь смутномъ обстоятельствѣ, можетъ быть я не буду въ состояніи столько сему воспротивиться, какъ въ первое свиданіе.
Но положимъ, что я пріѣду въ Лондонъ благополучно, но я ни кого тамъ иначе не знаю, какъ по имени. Естьли я появлюся къ купцамъ, служащимъ для нашей фамиліи, то не должно сомнѣваться, чтобъ ихъ прежде всего о томъ не извѣстили, и не преклонилибъ ихъ мнѣ измѣнить. Естьли Г. Ловеласъ откроетъ мой побѣгъ, и естьли встрѣтится съ моимъ братомъ, то какія отъ того не могутъ произойти нещастія, хотябъ я согласилась или нѣтъ возвратиться въ замокъ Гарловъ.
Положимъ еще, что я могу сокрыться; но чему молодость моя и толь худыя обстоятельства не могутъ меня подвергнуть въ семъ великомъ и разпутномъ городѣ, коего ни улицъ ни частей не знаю? Едва моглабъ я осмѣлиться выдти въ церьковъ. Мои хозяева удивяться, увидя какимъ образомъ провождаю я свою жизнь. Кто знаетъ, что не станутъ почитать меня за подозрительную особу, укрывающуюся для избѣжанія наказанія за какое ниесть злое дѣло.
Ты сама, любезная моя, котораябъ одна токмо знала о моемъ уединеніи, не будешь имѣть ни минуты покою. Станутъ примѣчать всѣ твои движенія и всѣ твои посылки. Матушка твоя, которая теперь не очень довольна нашею перепискою, тогда конечно будетъ имѣть причину считать оную оскорбительною и не можетъ ли произойти между вами какого разстройства, коегобъ я не могла узнать, не учиняся отъ того еще нещастнѣе?
Естьли Г. Ловеласъ узнаетъ о моемъ пребываніи, то всѣ будутъ о мнѣ судить какъ будто я дѣйствительно съ нимъ убѣжала. Можетъ ли онъ удержаться, чтобъ не приходить ко мнѣ, когда я между чужими жить буду? Какую же буду я имѣть власть запретить ему такія посѣщенія? И его худыя свойства, (безразсудной человѣкъ) не могутъ сохранить добраго имени молодой дѣвицѣ старающейся укрываться. Словомъ, въ какомъ бы мѣстѣ и у какихъ бы особъ не нашла я себѣ новаго убѣжища, но по истиннѣ будутъ почитать его за участника въ сей тайнѣ, и всѣ припишутъ сіе его изобрѣтенію.
Такія суть тѣ затрудненія, коихъ я не могу отдѣлить отъ сего предпріемлемаго покушенія. Въ такомъ состояніи, въ какомъ я нахожусь, онѣ могутъ устрашить и гораздо меня отважнѣйшаго человѣка.
Естьли ты знаешь, моя любезная, какимъ образомъ можно оныя преодолѣть, то потрудись меня ободрить своими совѣтами. Я ясно вижу, что не могу рѣшиться ни на одно предпріятіе, которое бы не имѣло своихъ затрудненій.
Естьли бы ты сочеталась бракомъ, любезная моя пріятельница, тогда бы конечно, какъ съ твоей стороны такъ и со стороны Г. Гикмана, нашла бы убѣжище нещастная дѣвица, которая, не имѣя друга, и покровителя, почти погибаетъ отъ собственнаго своего страха.
Ты сожалѣешь, что я не писала къ Г. Мордену съ начала моихъ нещастій: но могла ли я вообразить, чтобъ друзья мои мало по малу не одумались, видя совершенное мое къ Г. Сольмсу отвращеніе? Я нѣсколько разъ покушалась къ нему отписать. Но въ то же время ласкалась, что буря утишиться еще прежде, нежели я могла бы получить отъ него отвѣтъ. Я откладывала сіе намѣреніе со дня на день, съ недѣли на недѣлю. А впрочемъ я имѣю столько же причинъ, опасаяся, чтобъ двоюродной мой братъ не принялъ противную сторону, какъ и всѣ тѣ, коихъ ты знаешь.
Съ другой стороны, чтобъ преклонить двоюроднаго брата, то конечно надлежало писать съ негодованіемъ противъ отца, а я ни одного человѣка, какъ ты знаешь, не имѣла своимъ ходатаемъ; да и мать моя равномѣрно объявила себя противъ меня. Извѣстно, что Г. Морденъ покрайней мѣрѣ остановилъ бы ихъ разсужденія до своего возвращенія. Можетъ бы онъ и не поспѣшилъ бы пріѣхать, въ той надеждѣ, что сіе зло мало по малу само собою уничтожится. Но естьли бы онъ писалъ, то въ своихъ письмахъ оказалъ бы себя примирителемъ, которой бы мнѣ совѣтовалъ покориться; а моимъ друзьямъ не поступать столь жестоко со мною; или естьли бы онъ склонился въ мою пользу, то представленія его почли бы ни за что. Думаешь ли ты, что и самаго его слушать стали естьли бы онъ пріѣхалъ, въ намѣреніи меня защитить. Ты видишь сколь твердое намѣреніе они приняли, и какимъ образомъ они преклонили страхомъ всѣхъ на свою сторону. Ни кто не осмѣливается и слова промолвить въ мою пользу. Ты видишь, что по наглости, съ какою мой братъ поступаетъ, думаетъ онъ наложить на меня иго прежде возвращенія двоюроднаго моего брата.
Но ты мнѣ сказала, что дабы воспользоваться временемъ, должно употребить притворство, и показать будтобъ въ чемъ нибудь съ моими друзьями соглашаюсь. Притворяться! Ты бы не желала моя любезная; чтобъ я усильно старалась дать имъ знать, что я вхожу въ ихъ намѣренія, когда я рѣшилась никогда въ оныя не входить.
Ты не желала бы чтобъ я старалась пользоваться временемъ въ томъ намѣреніи, чтобъ ихъ обмануть. Законъ запрещаетъ дѣлать зло, хотя отъ того и можетъ произойти благо. Желаешь ли ты, чтобъ я сдѣлала такое зло, коего слѣдствіе не извѣстно? Нѣтъ, нѣтъ! Сохрани Боже, чтобъ я когда думала защищать себя, или избавиться отъ гибели, въ предосужденіе чистосердечія вѣры, или изученою хитростью.
И такъ не истинно ли то, что мнѣ не остается другаго средства избѣжать большаго зла, какъ впасть въ другое? Какая странная жестокость моего жребія! Молись за меня, любезная моя Нанси. Будучи въ такомъ смущеніи, едва могу я молится за саму себя.
Письмо LXXX.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ четвертокъ въ вечеру.
Безпокойствія, о коихъ я говорила вчера въ вечеру, и не понятныя слова Бетти, не имѣли другой причины какъ ту, о которой я не довѣрялась; то есть, извѣстіе, которое Г. Ловеласъ нашелъ средство подать моей фамиліи о нагломъ своемъ намѣреніи: я не могу оное назвать иначе. И въ то же время разсуждала, что оно столько же худо разположено было для собственныхъ его выгодъ, сколько должно казаться наглымъ; ибо могъ ли онъ подумать, какъ Бетти то весьма ясно замѣтила, и повидимому отъ своихъ господъ, чтобъ родители допустили похитить у себя власть разпологать своею дочерью наглому человѣку, коего они не терпятъ, и которой не имѣетъ никакого права противурѣчить ихъ власти, когда бы онъ и думалъ, что оную получилъ отъ той, которая и сама нимало оной надъ собою не имѣетъ? Сколько сумозбродная сія наглость должна была ихъ раздражить наипаче, когда прикрашена всѣми тѣми вымыслами, коими мой братъ весьма искусно могъ оное украсить?
Тотъ отважной человѣкъ въ самомъ дѣлѣ успѣлъ въ одной части своихъ умысловъ; онъ привелъ ихъ въ такой страхъ, что они оставили свое намѣреніе везти меня къ моему дядѣ: но онъ не предвидѣлъ, что принудилъ ихъ тѣмъ принять другое надежнѣйшее и отчаяннѣйшее предпріяіте, которое меня самую ввергнуло въ чрезвычайное отчаяніе, и коего слѣдствія можетъ быть весьма будутъ соотвѣтствовать первому его намѣренію, хотя онъ мало заслуживаетъ, чтобъ окончаніе онаго дѣла было столь неблагопріятно. Однимъ словомъ, я покусилась на самой отважной поступокъ, какой только во всю свою жизнь могла предпринять. Но я изъясню тебѣ мои причины, а дѣйствіе само по себѣ изъ того послѣдуетъ.
Сего вечера, въ шесть часовъ, тетка моя пришедши, постучалась въ дверь моей горницѣ, гдѣ я запершись писала. Я отворила; она взошла; не поклонясь и не поцѣловавшись, сказала мнѣ, что она пришла еще разъ меня навѣстить, хотя противъ своей воли по тому, что имѣла мнѣ объявить самыя важныя рѣшенія какъ для меня такъ и для всей фамиліи.
Ахъ! что думаютъ со мною дѣлать, сказала я ей, приготовясь съ великимъ вниманіемъ ее слушать.
Тебя не повезутъ къ твоему дядѣ, любезная моя; сія новость должна тебя утѣшить. Видятъ твое отвращеніе отъ сей поѣздки. Ты не поѣдешь къ своему дядѣ.
Вы возвращаете мнѣ жизнь, сударыня; (я ни мало не помышляла о томъ что должно было послѣдовать за притворнымъ симъ снисхожденіемъ,) ваше обѣщаніе есть какъ бы цѣлительный балсамъ для ранъ моего сердца; и не переставала благодарить Бога за столь хорошую вѣсть и внутренно радовалась, что мой родитель не рѣшился довести меня до крайности. Тетка моя дала мнѣ нѣсколько времяни наслаждаться симъ пріятнымъ удовольствіемъ, своимъ молчаніемъ.
Послушай, моя племянница, наконецъ она прервала мою рѣчь, недолжно совершенно предаваться радости. Не удивляйся, любезное мое дитя… Для чего смотришь ты на меня съ столь нѣжнымъ и съ столь внимательнымъ видомъ? Не менѣе истинно и то, что ты будешь женою Г. Сольмса.
Я пребыла безмолвна.
Тогда она мнѣ разсказала, что по увѣдомленіямъ вѣроятія достойнымъ узнали, что нѣкоторой разбойникъ, (она просила извинить ей за сіе выраженіе,) собралъ къ себѣ другихъ подобныхъ же людей съ тѣмъ, чтобъ дожидатся на дорогѣ моего брата и моихъ дядей, дабы меня похитить. Конечно, сказала она мнѣ, ты не согласишься на такое насильственное похищеніе, отъ коего можетъ быть послѣдуетъ смертоубійство или съ одной стороны, или и съ обѣихъ.
Я не прерывала своего молчанія.
Твой родитель раздражившись теперь еще болѣе нежели прежде, оставилъ свое намѣреніе отсылать тебя къ твоему дядѣ. Онъ намѣренъ въ наступающей вторникъ ѣхать туда самъ съ твоею матерью: и для чего же бы скрывать отъ тебя такое намѣреніе, которое столь скоро исполнится? Не нужно долго спорить. Въ среду ты должна дать руку Г. Сольмсу.
Она продолжала мнѣ говорить, что приказано уже было просить позволенія по духовнымъ обрядамъ, что бракосочетаніе будетъ совершено въ моей горницѣ, въ присудствіи всѣхъ моихъ друзей, выключая моего отца и моей матери, которые не прежде положили возвратиться какъ по учиненіи обряда, да и не хотятъ со всѣмъ меня видить, естьли не получатъ хорошихъ засвидѣтельствованій о моемъ поведеніи.
Признаешь ли ты, любезная моя, самыя тѣ извѣстія, которыя я получила отъ Г. Ловеласа?
Я все находилась въ молчаніи, которое прерывалось только одними вздохами.
Она не оставила тѣхъ разсужденій, которыми думала меня утѣшить, представляя достоинство повиновенія, и говоря мнѣ, что естьли я пожелаю, то Гжа. Нортонъ будетъ также присудствовать при томъ обрядѣ; что касается до такого ствойства, каково мое, то удовольствіе примирить съ моими друзьями, и принять ихъ проздравленія, должно превозмочь слѣпое чувствованіе сердца, и чувственное услажденіе. Что любовь есть скоро преходящее дѣйствіе воображенія, мѣчта почтенная хорошимъ именемъ, есть ли она основана на добродѣтели и на хорошихъ нравахъ: что такой выборъ, при коемъ одна сія страсть дѣйствуетъ рѣдко бываетъ щастливъ, или не бываетъ таковымъ на долгое время; сіе и не весьма удивительно, ибо свойство безразсудной сей страсти есть, то, чтобъ увеличивать достоинство своего предмѣта, и скрывать его недостатки. Изъ чего и происходитъ, что когда короткое обхожденіе обнаружитъ сіи мнимыя совершенства, то обѣ стороны часто приходятъ въ изумленіе, видя свое заблужденіе, и равнодушіе заступаетъ тогда мѣсто любви: что женщины даютъ излишне великое преимущество мущинамъ и вперяютъ въ нихъ много тщеславія, когда признаютъ, себя побѣжденными сердечными своими чувствіями; что явно открытое сіе преимущество обыкновенно раждаетъ наглость и презрѣніе; вмѣсто того, что человѣкъ, которой почитаетъ себя обязаннымъ имѣть къ своей женѣ чувствованія, кои и она къ нему ощущаетъ, показываетъ обыкновенно одну только благодарность и уваженіе. Ты думаешь, сказала она мнѣ, что ты не можешь быть щастлива съ Г. Сольмсомъ: твоя фамилія иначе о томъ думаетъ. А съ другой стороны она не сомнѣвается, чтобъ ты не была нещастна съ Г. Ловеласомъ, о коемъ знаютъ, что онъ весьма поврежденныхъ нравовъ. Положимъ, что какъ съ однимъ такъ и съ другимъ твой жребій равномѣрно былъ бы нещастливъ, но я спрашиваю тебя, не былолибъ сіе для тебя чрезвычайнымъ утѣшеніемъ думать, что ты слѣдовала единственно совѣту своихъ родителей; и сколь напротивъ того было бы для тебя мучительно, что должна укорять себя саму въ своемъ нещастіи.
Естьли ты помнишь, любезная моя, то сіе доказательство есть одно изъ тѣхъ, которыми Гж. Нортонъ старалася наипаче меня убѣдить.
Сіи наблюденія и множество другихъ, которыя показались достойными здраваго разсудка и опытности моей тетки, можно представлять большей части молодыхъ дѣвицъ, которыя противятся волѣ своихъ родителей. Но предложенныя мною пожертвованія весьма отличаютъ мое состояніе, и должны по своей цѣнѣ быть уважены. Мнѣ весьма было удобно сдѣлать отвѣтъ соотвѣтственной сему правилу. Однако послѣ всего того, что я сказала въ другихъ случаяхъ моей матушкѣ, моему брату, сестрѣ, да и самой моей теткѣ, я почла забезполезное повторить оное; и будучи въ величайшемъ смущеніи, въ которое ввергнули меня ея объясненія, хотя я ни одного слова изъ ея рѣчей не пропустила, но я не имѣла ни силы ни свободы ей отвѣчать. Естьлибъ сама она не остановилась, то бы я дала ей волю говорить два часа не прерывая ее.
Она меня примѣчала. Я сидѣла изъ глазъ моихъ текли слезы, лице было закрыто платкомъ, и сердце чрезвычайно стѣснено, что она могла примѣтить по частымъ воздыманіямъ моей груди. Сіе зрѣлище казалось ее тронуло. Какъ! моя любезная, ты ничего мнѣ не отвѣчаешь! Къ чему столь мрачная и ужасная скорбь? Ты знаешь, что я тебя всегда любила. Ты знаешь, что я не имѣю ни какой пользы въ томъ, чего отъ тебя требуютъ. Для чего же не позволишь Г. Сольмсу разсказать тебѣ много такихъ произшествій, которыя раздражили бы твое сердце противъ Ловеласа? сказать ли тебѣ, хотя нѣкоторые изъ оныхъ? говори, любезная моя, сказать ли тебѣ оныя?
Я отвѣчала ей только вздохами и слезами.
И такъ, моя племянница, тебѣ послѣ сіе разскажутъ, когда ты будешь лучше разположена оное выслушать; тогда ты съ радостію узнаешь изъ какой опасности тебя избавили; сіе послужитъ къ нѣкоему извиненію за тѣ поступки, которые ты оказывала противъ г. Сольмса до вашего брака. Ты никогда не думала, скажешь ты тогда, чтобъ находилось столько подлости въ душѣ Г. Ловеласа.
Я была въ изступленіи отъ нетерпѣливости и гнѣва, слыша, что мнѣ бракъ почитаютъ уже за окончанное дѣло. Однако, я не прерывала своего молчанія. Я бы и не могла говорить съ умѣренностію.
Удивительное молчаніе! Прервала моя тетка; повѣрь, любезная племянница, что твои опасенія несравненно большими передъ тѣмъ днемъ тебѣ представляются, нежели какими послѣ будутъ. Но не огорчися на то, что я хочу тебѣ предложить: хочешь ли ты увѣриться собственными своими глазами о чрезвычайномъ великодушіи, съ какимъ разположены всѣ статьи вашего договора?
Твой разумъ весьма превосходитъ твои лѣта. Посмотри на сіе условіе на, моя любезная, прочитай его. Оно недавно начисто переписано, и только должно его подписать. Твой отецъ приказалъ его отдать тебѣ. Онъ желаетъ чтобъ ты его прочитала. Тебя просятъ токмо его прочесть, моя племянница; я не вижу въ томъ никакой трудности, по тому что онъ былъ еще тогда написанъ, когда были въ твоемъ повиновеніи увѣрены.
Она думала меня совершенно поразить страхомъ, вынимая изъ своего платка нѣсколько паргаментныхъ листочковъ, которыя она сперва держала спрятанными, и вынувши оныя, положила на мой коммодъ. Змѣй, коего бы она выпустила изъ своего платка, не могъ бы мнѣ причинить толикаго ужаса.
О любезнѣйшая моя тетушка! (отворотя лице и поднявши руки) сказала я ей, сокройте, сокройте отъ моихъ глазъ ужасныя сіи писанія. Но скажите мнѣ, прошу васъ изъ чести, изъ нѣжности вашей, и для родства скажите, не ужели они неотмѣнно рѣшились, не смотря на все то, что можетъ случиться, предать меня предмѣту моего отвращенія.
Любезная моя, я уже тебѣ сказала ясно, что ты будешь женой Г. Сольмса.
Нѣтъ, сударыня, я не буду его женою. Сіе насиліе, какъ я то стократно говорила, въ самомъ своемъ началѣ не произходитъ отъ моего родителя… Я никогда не буду женою г. Сольмса. Вотъ единой мой отвѣтъ.
Однако сія есть воля твоего родителя; и когда я разсуждаю сколь далеко простираются хвастовскія рѣчи Г. Ловеласа, которой конечно намѣрился похитить тебя у твоей фамиліи: то не могу не согласится, чтобъ не имѣли причины возстать противъ столь ненавистнаго тиранства.
Ахъ! Сударыня, я ничего болѣе не могу сказать; я въ отчаяніи. Я не знаю ничего такого, котороебъ могло меня привести въ ужасъ.
Твое благочестіе, благоразуміе, моя любезная, и свойство Г. Ловеласа, съединенное съ его дерзскими обидами, которыя должны въ тебѣ возбудить столько же негодованія, какъ и въ насъ, одобрятъ совершенно твою фамилію. Мы увѣрены, что ты нѣкогда весьма различныя будешь имѣть мнѣнія о томъ поступкѣ, которой твои друзья почитаютъ необходимо нужнымъ для опроверженія замысловъ такого человѣка, которой столь справедливо заслуживаетъ ихъ ненависть. Она вышла. Я осталась одна, предавшись гнѣву равно какъ и скорби; но весьма была раздражена противъ г. Ловеласа, которой сумозбродными своими вымыслами, еще паче умножаетъ мои нещастія, лишаетъ меня надежды воспользоваться временемъ для полученія отъ тебя совѣтовъ, и средствъ удалится въ Лондонъ, и смотря по всему, не оставляетъ мнѣ другаго выбора, какъ отдаться въ покровительство его фамиліи, или вѣчно быть нещастною съ г. Сольмсомъ. Впрочемъ, я не оставила намѣренія избѣгнуть, естьли будетъ возможно и того, и другаго изъ сихъ двухъ нещастій.
Я сперва начала навѣдываться у Бетти, которую моя тетка поспѣшила ко мнѣ прислать, въ томъ намѣрѣніи, какъ я то узнала отъ сей дѣвушки, что не безопасно оставлять меня одну. А какъ Бетти казалась мнѣ увѣдомлѣнною о ихъ намѣреніи, то я всячески ее доводила до того, чтобъ она открыла своими отвѣтами, нѣтъ ли хоть мало вѣроятности, чтобъ мои слезы и усердныя прозьбы могли удержать ихъ отъ пагубнаго для меня намѣренія. Она подтвердила мнѣ все то, что я слышала отъ моей тетки, радуяся, сказала она мнѣ, со всею фамиліею, тому изрядному предлогу, которой разбойникъ подалъ самъ, дабы меня избавить навсегда отъ своихъ рукъ. Она подробно говорила о заказанныхъ вновь екипажахъ, о радости моего брата, сестры, и о веселіи всѣхъ нашихъ домашнихъ. О позволѣніи и разрѣшеніи всего дѣла, которое ожидаютъ отъ Епископа, о приходѣ ко мнѣ пастора Левина, или какого другаго духовнаго, коего ей по имени не назвали, но которой долженъ увѣнчать все сіе предпріятіе; наконецъ толковала она о другихъ приготовленіяхъ, столь обстоятельно, что я начинаю опасаться, чтобъ они въ расплохъ на меня не напали, и что тотъ день отложенъ только до вторника.
Сіи объясненія чрезвычайно умножили мое безпокойство. Я пришла въ жестокую нерѣшимость. Что остается мнѣ иначе дѣлать, подумала я въ ту минуту, какъ не отдатся немедленно въ покровительство Милади Лаврансъ? Но вскорѣ, отъ негодованія на тѣ умыслы, которые всѣ мои намѣренія уничтожили, прешла я на противныя тому мысли. Наконецъ я рѣшилась испросить у моей тетки милости, чтобъ еще поговорить со мною.
Она пришла: я ее въ весьма сильныхъ выраженіяхъ просила сказать мнѣ, не дадутъ ли мнѣ отсрочки на двѣ недѣли.
Она мнѣ объявила, что я не должна тѣмъ ласкаться.
По крайней мѣрѣ, хотя на недѣлю: мнѣ не откажутъ въ одной недѣлѣ.
Она мнѣ сказала, что можно бы было на сіе прошеніе согласиться, естьли бы я обязалась двумя обѣщаніями; во первыхъ, не писать ни одной строки изъ дома въ теченіе сей недѣли, по тому что всегда подозрѣваютъ меня съ кѣмъ то въ перепискѣ, во вторыхъ, по окончаніи срока выдти за мужъ за Г. Сольмса.
Невозможно! Невозможно, вскричала я въ чрезвычайной запальчивости. Какъ! я не могу получить и на недѣлю срока, не обязавъ себя договоромъ столь для меня страшнымъ, а наипаче второй?
Я пойду внизъ, сказала она мнѣ, дабы дать мнѣ тѣмъ знать, что она не налагаетъ мнѣ сама тѣхъ законовъ, которые кажутся мнѣ столь жестокими. Она сошла, и я вскорѣ увидѣла ее вошедшую опять съ слѣдующимъ отвѣтомъ:,,Неужели я хочу подать подлѣйшему изъ всѣхъ человѣковъ случай исполнить кровожадное свое намѣреніе? Время уже прекратить его надежду и мое супротивленіе. Я утомила уже зрителей. Мнѣ не даютъ далѣе времени, какъ до вторника, и много что до середы; когда я не приму тѣхъ договоровъ, по коимъ моя тетка по милости своей хотѣла мнѣ испросить далѣе времени,
Я съ нетерпѣливости топнула ногою. Я брала тетку свою свидѣтельницею невинности моихъ дѣяній я чувствованій, въ какія бы нещастія я ни въ пала отъ сего гонѣнія, отъ варварскаго сего гоненія: симъ именемъ я оное называю, примолвила я, какія бы ни были отъ того слѣдствія.
