Текст книги "Маршал Конев"

Автор книги: Семен Борзунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

7

… Уже в августе 1944 года войска 1-го Украинского фронта основательно укрепились на Сандомирском плацдарме, и никакие отчаянные контрудары противника не в силах были сдвинуть их с места, тем более – повернуть назад. Постепенно ожесточённые схватки с той и другой стороны замолкали. Конев за многие месяцы почувствовал некоторую свободу, когда можно было подвести итоги минувшим боям, поразмыслить, сделать надлежащие выводы. Но, думая о прошлом, он уже нацеливался на будущее, зная, что в скором времени с этого завоёванного плацдарма советские войска пойдут вперёд, расшатывая и сокрушая фронт немецко-фашистских захватчиков. Рассуждая так, командующий не давал себе отдыха, его тянуло на плацдарм.

И вот он ходит по улицам Сандомира, ещё раз убеждая себя в том, что не зря рисковал, когда ввёл через Колтовский коридор две танковые армии. Риск оправдался. Колтов открыл путь к Висле.

Но прежде, в начале сентября 1944 года, действуя в тяжелейших высокогорных условиях, войска 1-го и 4-го Украинских фронтов провели Восточно-Карпатскую стратегическую операцию (и её важнейшую часть – Карпатско-Дуклинскую) и 20 сентября вышли на чехословацкую территорию в районе села Калинова. 6 октября был взят Дуклинский перевал. Чехословацкие части вступили на родную землю.

Только после этого Конев снова вернулся к польским проблемам. К этому времени был значительно укреплён состав войск 1-го Украинского фронта: в него входили 8 общевойсковых, 2 танковые и 1 воздушная армии, 3 танковых, механизированный и кавалерийский корпуса. Имея такую мощную группировку войск, маршал мог приступить к составлению планов очередной крупномасштабной фронтовой операции, включающей в себя прежде всего освобождение Силезии. В разговоре с командующим Сталин говорил о сохранении Верхне-Силезского промышленного района. Он был очень важен для новой Польши. Не случайно и Гитлер требовал от своих войск: «Не отдавайте русским второй Рур, всеми силами обороняйте Силезию...»

В командование 1-м Белорусским фронтом 16 ноября 1944 года вступил заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Жуков. Он, как и Конев, знал, что бои грядут жестокие, что враг будет сопротивляться из последних сил, и потому хотел продумать всё заранее, с особой тщательностью, детально.

Словом, следующей крупнейшей наступательной операцией, в разработке и проведении которой принимали непосредственное участие маршалы Жуков и Конев, была Висло-Одерская. Она должна проводиться совместно двумя (1-м Белорусским и 1-м Украинским) фронтами при содействии соседних фронтов. Главная задача – освобождение Польши, её столицы Варшавы и всех важнейших промышленных районов. С этой целью была создана самая крупная за всю историю войны стратегическая группировка советских войск для проведения одной гигантской наступательной операции. Только в составе двух основных фронтов, возглавляемых Жуковым и Коневым, было сосредоточено 16 общевойсковых, 4 танковых и 2 воздушных армии, а также несколько отдельных танковых, механизированных, кавалерийских корпусов и большое количество частей фронтового подчинения. Вместе с советскими дивизиями планировалось участие в боях 1-й армии Войска Польского. Основные удары должны наноситься с вислинских плацдармов: с Сандомирского (1-й Украинский фронт), Магнушевского и Пулавского (1-й Белорусский).

Перед началом операции Иван Степанович в конце ноября 1944 года вылетел в Москву. После согласования всех вопросов в Генштабе его принял Верховный. Он особенно внимательно рассматривал на карте Домбровско-Силезский индустриальный район, где располагались многочисленные промышленные предприятия, рудники и шахты. Обведя это место на карте, Сталин произнёс лишь одно слово: «Золото!»

Для Конева, которому предстояло овладеть этим густонаселённым районом Польши, означало, что надо принять дополнительные меры, обеспечивающие сохранность этого действительно золотого достояния польского народа. Речь прежде всего шла о древней столице Польши – Кракове, где на огромной площади было сосредоточено множество бесценных памятников архитектуры, которые были фашистами заминированы и подготовлены к взрыву: даже замок Вавель – хранилище национальных реликвий и святынь Польши.

Думая об организации боев за такие крупные города, как Краков, маршал всегда стремился к минимальным людским и материальным потерям, к сохранению исторических памятников и неповторимых творений рук человеческих. Исходя из этих гуманных принципов, он, например, уже решал очень сложную проблему боев за древний город Львов. Планируя двусторонний обход города двумя танковыми армиями, командующий не ставил перед собой задачу окружить, а затем начать уничтожать врага в черте города. Нет и нет. Он отлично понимал, что бои за сильно укреплённый Львов могли не только привести к тяжёлым разрушениям исторических памятников, но и надолго сковать наши крупные силы, особенно танковые армии, цель которых – прорываться в глубокие тылы врага, наводить на него панику, сбивать его с заранее подготовленных запасных рубежей и обеспечивать общевойсковым армиям закрепление отвоёванной у врага территории.

Так же рассчитывал Конев поступить и в боях за Краков – город, окружённый двумя мощными обводами укреплений. Брать его без применения авиации и тяжёлой артиллерии. Брать не с востока, как ожидают гитлеровцы, а с северо-запада, больше даже с запада... Этот сложнейший обходный манёвр, осуществлённый по плану маршала гвардейцами 3-й танковой армии, был выполнен превосходно: лучше, чем можно было ожидать.

И здесь командующий тоже рисковал, ибо этот сам по себе трудный манёвр был осуществлён в крайне сложной обстановке. Успешно прорвав тактическую зону обороны противника, войска стремительно продвигались на запад. К концу января 1945 года они вышли к Одеру и Силезскому промышленному бассейну. Немцы предпринимали отчаянные попытки удержать богатейший район. Именно в этот напряжённый момент противоборства двух армий Конев решил направить в тыл врага 3-ю танковую армию из района Оппельна, которая, угрожая окружением всей вражеской группировки, должна вынудить её оставить Силезию. Наступление наших войск с востока и северо-востока, а также манёвр и удар танкистов с запада вынудили противника поспешно отступить по оставленному Коневым для этой цели коридору. В результате таких сложных действий Польское государство получило возможность немедленно вверти в действие предприятия и шахты Силезии.

Но легко произнести слова: «Поверните армию с северо-запада на юг», несравнимо тяжелее решиться на отдачу такого приказа и тем более практически осуществить поворот целой танковой армии, которая, действуя по заранее разработанному плану, уже достигла реки Одер и на отдельных участках мотострелки начали её форсировать. В данном случае маршал, будучи от природы человеком решительным, понимал, какую огромную, прямо скажем, государственно-политическую ответственность взваливал на свои плечи, и потому долго колебался, пока не взвесил все «за» и «против». Как истинный полководец, умеющий в критический момент принимать решения не только за себя, то есть за действия вверенных ему войск, но и думать за противника. Он понимал, что если не отдаст приказа о повороте танковой армии генерала Рыбалко на юг, то сохранить Краков от неминуемого разрушения не удастся. Всё это привело полководца к очень ответственному и сложнейшему решению: не окружать врага в Кракове, а предоставить ему свободный коридор для выхода его войск из Силезского бассейна с тем, чтобы потом уничтожить их в чистом поле. Но для того чтобы осуществить это решение, возникшее в ходе операции, надо было, с одной стороны, ещё раз повернуть на ходу те соединения танковой армии, которые готовы были уже перерезать этот коридор, а с другой – активизировать действия войск, непосредственно наступавших на Силезский промышленный район с востока. Просто оставить коридор для выхода гитлеровцев – этого недостаточно. Требовалось заставить их увидеть в этом коридоре единственный путь к спасению своей огромной группировки, находящейся в Кракове и вокруг него. А для этого надо было демонстрировать силу и решимость выбить их из Силезского промышленного района, атакуя и тесня в направлении оставленного коридора.

Командующим 59-й армии генералу И. Коровникову и 60-й генералу П. Курочкину указания были отправлены с офицерами оперативной группы штаба, а командующему 21-й армии генералу Д. Гусеву по дороге к Рыбалко заехал Конев сам. По первоначальному плану 21-я армия, ведя фронтальные бои, в то же время должна была обходить Силезский промышленный район с северо-запада. Теперь Гусеву надо как можно стремительнее атаковать противника с фронта, непрерывно тесня его.

Перед тем как пуститься в путь, Конев по радиостанции связался с Рыбалко и без конкретной расшифровки цели своего замысла сообщил лишь главное. Рыбалко, как и догадывался Иван Степанович, с удивлением ответил:

– Товарищ маршал, чтобы выполнить ваш приказ, мне надо вновь поворачивать армию, нацеленную на Бреслау (Вроцлав).

– Ничего, Павел Семёнович, вам не привыкать. Ваша армия только что совершила блестящий поворот. Давайте сделаем ещё один доворот. Кстати, у вас целый корпус ещё не развернут, идёт во втором эшелоне. Давайте его сразу и выведем на Ратиборское направление, а два корпуса застопорим, тем более, что связь по радио у вас со всеми корпусами, насколько я понимаю, отличная.

– Да, это, пожалуй, возможно.

– Связь у вас хорошая, я не ошибаюсь? Со всеми есть связь?

– Да, связь есть со всеми. Радио работает безотказно.

– Так передайте тогда сейчас же приказ этим двум корпусам «Стоп», а тому корпусу – «Вперёд, на Ратибор!».

Рыбалко, не теряя времени, пошёл отдавать по радио этот приказ. Конев же направился в штаб 21-й общевойсковой армии к генералу Гусеву.

Вот так, словно талантливый шахматист, который на память знает расстановку фигур на игровой доске намного ходов вперёд, действовал и маршал Конев в процессе любой боевой операции, каждый раз избегая шаблона. В этом подчинённые видели его силу и превосходство. «Конева не обманешь»,– часто говорили они. «Его не проведёшь». «Он всё видит и знает...»

Так был спасён Краков и Силезский бассейн от гибели.

Вот что писал один из видных немецких военных деятелей Курт Типпельскирх о 12 января 1945 года:

«Удар был столь сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану. Глубокие вклинения в немецкий фронт были столь многочисленны, что ликвидировать их или хотя бы ограничить оказалось невозможным. Фронт 4-й танковой армии был разорван на части, и уже не оставалось никакой возможности сдержать наступление русских войск. Последние немедленно ввели в пробитые бреши свои танковые соединения, которые главными силами начали продвигаться к реке Нида, предприняв в то же время северным крылом охватывающий манёвр на Кельце...»

Освобождение таких городов, как Кельце, Родомско, Ченстохова, Катовицы, Краков, и других польских сильно укреплённых железнодорожных узлов войсками 1-го Украинского фронта составляло первый этап январского наступления сорок пятого года, развернувшегося от Балтики до южных отрогов Карпат. Главный удар наносился войсками 1-го Белорусского фронта на Варшавско-Берлинском направлении. В целом же задачу разгрома фашистских оккупантов в Польше Ставка Верховного Главнокомандования возлагала на 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты при содействии 2-го Белорусского фронта с севера и 4-го Украинского с юга.

По первоначальному плану эту крупнейшую наступательную операцию Ставка планировала начать 20 января, но в связи с провалом Арденской операции[10]10
  ...в связи с провалом Арденской операции союзников. – Арденнская наступательная операция (с 16 декабря 1944 – по 25 января 1945 г.) была проведена немецкими войсками с целью разгрома англо-американских сил в Бельгии, которые находились там после высадки их дивизий на французское побережье в мае-июне 1944 г. Операция была организована небольшими силами, но явилась неожиданной для наших союзников, которая поставила их в тяжёлое положение". Чтобы спастись от полного разгрома, английский премьер Черчилль обратился к Сталину за помощью. Учитывая катастрофическое положение союзников на Западном фронте, советское Верховное Главнокомандование по их просьбе решило начать Висло-Одерскую стратегическую операцию на 8 дней ранее запланированного срока, а именно 12—15 января 1945 г. Успешное развитие этой масштабной операции помогло войскам союзников спастись от разгрома и даже восстановить прежнее положение.


[Закрыть] союзников на западе в декабре сорок четвёртого года по просьбе английского премьер-министра У. Черчилля Сталин решил ускорить действия советских войск.

Ночью 12 января маршал Конев прибыл на НП Сандомирского плацдарма. Помимо естественного желания видеть своими глазами начало наступления он, как это часто бывало в таких случаях, хотел лично руководить боем. Естественно, следуя примеру маршала, все другие командармы, командиры корпусов и дивизий перенесли свои ПНП ближе к переднему краю.

Тут же встал вопрос о разведке боем и методе проведения артподготовки, которые применялись во всех крупных наступательных операциях. Словом, такая тактика превращалась в своего рода шаблон, против которого враг нашёл своеобразное противоядие. Дело в том, размышлял Конев, что разведку боем проводили обычно за сутки до наступления, а потом собирали и обобщали полученные данные, соответственно им занимали исходное положение и на следующий день начинали наступление. Маршал решил поступить иначе: не дать противнику вновь организовать оборону после нашей разведки боем. Нанести по неприятелю короткий, но сильный артиллерийский удар и сразу вслед за этим бросить в разведку боем передовые батальоны. Если обнаружится, что противник не оттянул войска и остался на месте, тут же обрушиться всей мощью артиллерии на неприятельские позиции. И наоборот, если гитлеровцы отвели части, то мы, не тратя снарядов попусту, сразу перенесём огонь в глубину, туда, где остановился противник, отведённый с первой или второй позиций.

Расчёт Конева оказался верным.

В пять утра после короткого мощного артиллерийского удара передовые батальоны перешли в атаку и быстро овладели первой траншеей обороны противника. Уже по самым первым донесениям стало ясно, что враг никуда не отошёл, что он находится на прежнем месте, в зоне воздействия всех запланированных огневых ударов. Артиллерийский налёт при всей краткости был настолько сильным, что создал у неприятеля впечатление начала артиллерийской подготовки. Приняв действия передовых батальонов за общее наступление наших войск, фашисты попытались всеми огневыми средствами остановить их.

Командующий на это и рассчитывал. Передовые батальоны, заняв первую траншею, залегли между первой и второй. Именно в этот момент началась настоящая артиллерийская подготовка. Она продолжалась сорок семь минут. И была такой мощной, что, судя по целому ряду трофейных документов, противнику почудилось, будто длилась она не менее пяти часов.

«Начав артиллерийскую подготовку, – вспоминал Иван Степанович, – мы, вопреки обыкновению, не оттянули назад передовые батальоны, занявшие первую вражескую траншею. Каждая батарея была привязана на местности по координатам от общей геодезической сетки, так что мы действовали с расчётом, как говорят, стараясь попасть комару в глаз. На картах у всех артиллерийских наблюдателей и командиров батарей имелось точное начертание первой траншеи, уже захваченной нами, и положение второй траншеи, где ещё находились немецко-фашистские войска».

От артиллеристов требовалось только одно – точная работа. И они не разу не ошиблись. Во всяком случае, на сей раз на всём фронте наступления никто не подал тревожного сигнала: «Прекратите, вы ведёте огонь по своим».

Наоборот, эффект от такого нововведения был очень выигрышным: он сберёг много солдат и нанёс колоссальный ущерб противной стороне. Взятый в плен командир полка 304-й пехотной дивизии заявил: «Я был поражён тем, как точно русские знали расположение штабов, командных и наблюдательных пунктов. Мой полк был полностью парализован...»

Ещё с той поры, когда маршал приступил к составлению плана летнего наступления сорок четвёртого года на Львов, он всё чаще задумывался над дальнейшим ходом боевых действий по освобождению Польши, которая, по существу, стала первой крупной жертвой Гитлера во Второй мировой войне. К освобождению её городов он относился так же бережно, как и к своим, всегда стремился по возможности не окружать врага в самих городах, особенно многонаселённых, в которых находилось много исторических, материальных и духовных ценностей, а выталкивать его через специально оставленные с этой целью коридоры в открытое поле и там уничтожать. Этот тактический приём Конева, ещё раз ярко продемонстрированный при освобождении Кракова, был по достоинству оценён не только самими поляками, но и видными западными государственными и военными деятелями.

Так верховный главнокомандующий экспедиционными силами союзников в Европе Д. Эйзенхауэр, оценивая действия маршала в январской кампании 1945 года, заявил, что «русское командование особенно искусно использовало имеющиеся силы при наступлении в Польше...».

Ещё более определённо оценил действия советских войск У. Черчилль. В письме к Сталину он отмечал: «Мы восхищены вашими славными победами над общим врагом и мощными силами, которые Вы выставили против него. Примите нашу самую горячую благодарность и поздравление по случаю исторических подвигов».

Но особую признательность Красной Армии выражали жители самой Польши. Новое польское правительство в те дни телеграфировало советскому Верховному Главнокомандованию: «Польский народ никогда не забудет, что он получил свободу и возможность восстановления своей независимой государственной жизни благодаря блестящим победам советского оружия и благодаря обильно пролитой крови героических советских бойцов...»

На митинге в освобождённых Катовицах И. С. Конев говорил: «Мы, воины 1-го Украинского фронта, можем гордиться, что стали участниками исторических событий, возрождения Польши, новой народной Польши...»

О том, что маршал Конев искренне и от всей души радовался освобождению польского народа, говорят и многие другие факты. Как только части Красной Армии, форсировав Вислу, штурмом овладели городом Сандомиром, все увидели следы чудовищных злодеяний. Встретив маршала Конева на зависленском плацдарме, бургомистр Сандомира (по-польски – Сандомежа) сообщил ему:

– Гитлеровцы часто учиняли в городе кровавые расправы. Однажды днём около магистрата они собрали группу людей, поставили их на колени и расстреляли. Трупы расстрелянных долго лежали на центральной площади. В одном только этом городе фашисты истребили три тысячи польских граждан. При отступлении они подожгли костёл Святого Якова, основанный ещё в тысяча двести сорок первом году. Жители и красноармейцы спасли этот драгоценный исторический памятник архитектуры.

Бургомистр выражал сердечную благодарность командиру 1180-го стрелкового полка (350-я стрелковая дивизия) подполковнику Скопенко Василию Фёдоровичу, бойцы которого первыми ворвались в город. В приветственном адресе на его имя говорилось: «Вы спасли наш город, спасли наши жизни, мы всегда будем благодарны Вам за это...»

Для истории сохранился трогательный документ, датированный 2 февраля 1945 года. Он гласит:

«Городской народный совет, собравшись сегодня на заседание, склоняет голову перед памятью Героя Советского Союза Василия Фёдоровича Скопенко, освободителя города Сандомежа от немецкой неволи, и, желая выразить ему свою сердечную благодарность и уважение к его памяти, единогласно постановляет:

Нынешнюю улицу Опатовскую города Сандомежа назвать улицей полковника Скопенко, похоронить прах полковника Скопенко в городе Сандомеже: на вечную память установить на его могиле памятник».

Как сына родного, оплакивали поляки и погибшего в районе села Руда командира 23-го артполка капитана Никонова. Он был погребён в центре Лежайска. На могиле отважного воина поляки поклялись вечно чтить память погибшего героя. Это говорили люди, в полной мере испытавшие все ужасы фашистской оккупации.

Маршал Конев был доволен, что с трудом спланированная и осуществлённая им и его штабом Висло-Одерская наступательная операция завершилась весьма успешно. Противник понёс тяжёлые потери ещё при выходе из Силезского промышленного района в оставленный для него коридор. Но главный урон был нанесён ему массированными ударами танковой армии Рыбалко и 60-й общевойсковой армии Курочкина. Таким образом, вся Силезия была очищена от немцев. Она осталась целой и невредимой. Многие предприятия продолжали работать. Особенно этому радовались поляки, для которых это и было завоёвано.

Продолжением Висло-Одерской эпопеи, а точнее её составной частью была и Нижне-Силезская наступательная операция, начавшаяся 8 февраля. В целом же войска фронта наступали непрерывно сорок четыре дня и прошли с боями от пятисот до семисот километров. В среднем за сутки они продвигались до двадцати шести километров. Это были очень высокие темпы. Один из генералов вермахта Фридрих Меллентин, говоря о битве между Вислой и Одером, так характеризовал действия 1-го Украинского с 1-го Белорусского фронтов: «Русское наступление развивалось с невиданной силой и стремительностью. Было ясно, что их верховное главнокомандование полностью овладело техникой организации наступления огромных механизированных армий. Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со времени гибели Римской империи...»

Успехи советских войск в Висло-Одерской стратегической операции, в которой кроме 1-го Украинского фронта принимали участие войска 1-го и 2-го Белорусских и 4-го Украинского фронтов, получили высокие оценки руководителей ряда стран антигитлеровской коалиции. Так, например, У. Черчилль, которого трудно заподозрить в особой любви к Сталину и в целом к СССР, писал в февральские дни: «Красная Армия празднует свою 27-ю годовщину с триумфом, который вызвал безграничное восхищение её союзников и который решил участь германского милитаризма. Будущие поколения признают свой долг перед Красной Армией так же безоговорочно, как это делаем мы, дожившие до того, чтобы быть свидетелями этих великолепных побед...»

Победа в Силезии и одновременно в Померании и Восточной Пруссии ясно показали союзникам, что Германия обречена, а постоянно крепнувшая мощь Красной Армии, позволит СССР даже в одиночку разгромить фашизм. Вот почему на начавшейся 4 февраля Крымской (Ялтинской) конференции глав правительств Великобритании, США и СССР обсуждались вопросы окончательного разгрома общего врага. Причём предусматривалось занятие Берлина советскими войсками.

Пока Конев размышлял обо всём этом, ему принесли из штаба точные данные потерь противника: они были весьма внушительны. По предварительным подсчётам только в Нижней Силезии за двадцать три дня боевых действий 1-й Украинский фронт нанёс поражение двадцати одной пехотной, пяти танковым дивизиям, двадцати семи отдельным пехотным, десяти артиллерийским и миномётным бригадам, не говоря уже о множестве различных специальных подразделений и отдельных батальонов. Было взято сорок три тысячи пленных и уничтожено больше ста пятидесяти тысяч солдат и офицеров. Среди трофеев насчитывалось более пяти тысяч орудий и миномётов, более трёхсот танков и более двухсот самолётов...

Освобождение Кракова открыло для войск 1-го Украинского фронта путь в Верхнюю Силезию. Продолжая вести тяжёлые бои по прорыву укреплений на старой польско-германской границе, наша ударная группировка подошла к Одеру и почти на двухсоткилометровой полосе вышла к берегам, форсировала и захватила три важных плацдарма в районах Штейнау, Брига, Оппельн. Началась ожесточённая борьба за удержание и расширение этих плацдармов.

В оперативной сводке «От Советского Информбюро» за 4 февраля сообщалось, что на 1-м Украинском фронте взят в плен начальник штаба 42-го немецкого армейского корпуса полковник Драбих Вехтер. Пленный заявил: «Немецкое командование принимало отчаянные меры, чтобы остановить наступление русских войск, но не смогло изменить ход событий. Германия войну проиграла. Гигантское и успешное наступление Красной Армии ускоряет окончание войны и день крушения Германии».

Советским войскам сдался в полном составе 242-й немецкий батальон во главе с командиром – капитаном Карлом Дренделем. Пленный капитан сообщил: «242-й батальон сформирован в начале января и через десять дней был послан на фронт. По дороге к месту назначения мы расположились на ночлег в здании школы. Ночью в селе поднялась тревога, послышались выстрелы. Солдаты заволновались. Я успокоил их и приказал сидеть и ждать, пока обстановка прояснится. Вскоре русские подошли совсем близко. Было уже поздно что-либо предпринимать – весь батальон сложил оружие и сдался в плен».