Текст книги "Призрачная любовь (СИ)"

Автор книги: Саша Курги

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Хранительница разглядывала кавалера, любуясь им, и тут в ее поле зрения попала Надя. Недалеко от психиатров, обступивших Иннокентия, она стояла с рыжим бородатым оперативником из группы Отверстчика. Вера даже поначалу испугалась за коллегу. Это был огромный тип: мощный, широкоплечий. По сравнению с хрупкой Надей он выглядел просто медведем. Но жесты и мимика оперативника были полны такой нежности и такта, что Вера расслабилась. Нет, Надя в безопасности. Вера присмотрелась. Неужели коллега что-то стражу ответила? И тут у Веры перехватило дыхание. Это была так необходимая ей сегодня истина: чудо любви. Рыжий оперативник пригласил Надю на танец, и она ответила "Да". Произнесла первое за восемьдесят лет слово.

Поэтому Вера не заметила того, как подле нее оказалась Люба.

– Довольна собой, да? – начала та.

Вера поднялась со стула. У нее сейчас было не то настроение, чтобы слушать в свой адрес упреки. Не здесь и не сейчас, когда все шло так правильно. Хотя, если бы Вера была чистой и непорочной, она бы никогда их и не получила. Это было ясно и подмывало хранительницу защищаться, что было сил. Но с другой стороны Вера понимала, что обязана столкнуться с прошлым. Только если Люба не станет без повода поливать ее грязью, только правда. Оставалось надеяться, что собеседница не перейдет эту грань.

– Я знаю, что ты хотела бы сказать мне: у самой рыльце в пушку. Да, Вера, я пришла напомнить тебе именно это. Мы не меняемся, – сдавленно произнесла Люба, взглянув на психиатра. – И он… тоже. Он падок на таких, как ты. Красивые безделушки… – в ее тоне было столько ненависти, что Вера невольно содрогнулась. – Его жена спала с хозяином опиумного притона, промышлявшего к тому же разными грязными делами. Не могла слезть с розг, которыми он ее охаживал, прежде чем заняться любовью. Хороша семейка! Ты знала?

Вера не могла понять, как ей реагировать. Вся эта обстановка была слишком неподходящей для таких тем.

– Догадывалась, – призналась Вера.

– А теперь читай про себя, чтобы сравнить, – выдохнула Люба, доставая листок из маленькой сумочки. – Кто-то же должен помочь тебе с амнезией. Или ты только претворяешься, что потеряла память?

Люба сунула ей в руки бумагу. Это был вырванный из личного дела листок.

– Люба ты же… не украла это? – Вера держала бумагу липкими от холодного пота руками.

– Какая разница? – отозвалась соперница. – В любом случае, мне отвечать. Я не уйду, пока ты не прочитаешь. Да, уже поздно, но мне нужно чтобы вы оба узнали правду.

Вера вгляделась в строчки и, наконец, заполнила те пробелы, что не давали ей покоя вот уже четыре месяца с… наступления амнезии. Вера нанялась в клуб танцовщицей, но до проституции не опустилась, не собиралась быть одной из тех девочек с периферии, которых погубила Москва. Она просто поджидала свой шанс, между делом разводя щедрых мужчин на деньги. Потом ей неожиданно подвернулся эскорт, и вот там она уже зацепилась за нужную компанию, где нашла подходящего кавалера. Вера поменяла не так уж и много любовников, всего троих, пока вышла на своего мужа. Он занимал высокий пост в одном министерстве и с вожделением смотрел на нее, этого было достаточно, чтобы у Веры глаза зажглись. Она чувствовала, что была на самом своем пике, еще год-два и начнет вянуть девичья красота, она устанет от алкоголя и любви в пьяном угаре, язык начнет заплетаться от притворства и лжи. Нужно было хвататься за самый лучший шанс, пока Верой все были очарованы. Понимала ли она тогда, что добровольно шагала в клетку, которая вот-вот должна была захлопнуться?

Какое-то время они крутили бурный роман, и вот он бросил ради любовницы жену с ребенком, не без скандала, но деньги помогли все замять. Вера довольно быстро стала его второй женой. И тут началось самое мерзкое. Был у мужа друг из следственного комитета, которого он попросил накопать про Веру всю правду однажды, когда они еще в медовый месяц впервые крепко поссорились. Сама-то молодая жена супругу лапшу на уши вешала про свое безупречное прошлое. Даже про любовников умолчала. Ну и тот, конечно, узнал про стриптиз-бар и клубы и пришел с этой информацией к Вере.

Она уже тогда понимала, что супруг за такую информацию ее прибьет. Вера окрутила его тем, что прикинулась невинной овечкой. Но семейная жизнь не складывалась. Супруг все больше психовал и тосковал по брошенной жене, когда стал проявляться истинный характер Веры. Ему нужна была покладистая хозяюшка, которая закрывала бы глаза на его интрижки на стороне. Вере не нравилось быть молчаливой тихой гаванью. Это раздражало ее мужа до крайности. Пару раз он Веру в запале так приложил, что пришлось обратиться к врачам. За правду о ее прошлом он и уничтожить ее мог, стерву-разлучницу.

Друг мужа предложил постель в обмен на молчание. И Вера согласилась. Иначе бы умерла.

Вера отступила на шаг. Дальше читать у нее не было сил. Воспоминания стояли перед глазами как живые. Это было… больше, чем отвратительно. Она всунула листок Любови обратно в руки и выбежала из зала. То, что за ней увязался Иннокентий, Вера уже поздно поняла. Психиатр схватил ее за руку, когда хранительница выскочила наружу из корпуса.

Они оба встали на вершине лестницы.

– Хотя бы возьми шубу, если собираешься уходить, – посоветовал Иннокентий.

Вера кивнула. В глазах стояли слезы, но она не решалась плакать при нем.

– Я принесу, – уверенно сказал психиатр. – Подожди минуту.

Вскоре он, в самом деле, вернулся с шубой и накинул ее Вере на плечи. За это время хранительница успела собраться с мыслями. Она не ушла потому, что ей нужен был Иннокентий. Теперь Вера знала, что ей делать.

– Люба все-таки тебя отыскала? – вздохнул психиатр.

И Вера вдруг поняла, что он знает. Люба, должно быть, вечером была с ним только потому, что ему первому сказала. Тогда они с Виктором решили держать ее под присмотром.

– Это сейчас неважно, – прошептала Вера. – Я тебя не заслуживаю. Я еще до нее собиралась тебе сказать. Она просто… убедила меня в том, что это надо сделать сегодня. Не сопротивляйся, ладно?

Психиатр кивнул.

– Интересно, что ты собираешься делать? – произнес он с некоторой опаской.

– В тот раз… когда мы ночевали вместе, я поняла, как снять с тебя очки.

Иннокентий потрясенно взглянул на нее. Вера улыбнулась. Ведь истинная любовь выражается в способности отпустить любимого, если ему так лучше. Только настоящей, искренней жертвой можно оплатить чудо.

– Доверься мне, – прошептала Вера и взялась пальцами за дужки.

Иннокентий в первый миг положил руки поверх ее предплечий, глубоко вдохнул, зажмурился, но в следующее мгновение отпустил Веру, так что она смогла сделать задуманное.

– Ты на самом деле не сошел с ума, просто отказался видеть этот мир, потому что это было слишком больно. Невыразимо больно, когда твою душу уничтожает самый близкий человек. Легче было назвать себя сумасшедшим. Но теперь ты готов смотреть в глаза правде, – продолжила хранительница. – Я забрала остатки боли, сделала то, что не сумела прошлая Вера. Ты, наконец, свободен.

Иннокентий по-прежнему стоял с закрытыми глазами, когда Вера аккуратно вложила в его ладони очки.

– Я рядом.

Он неуверенно приоткрыл веки и удивленно огляделся по сторонам, как слепец, обретший зрение. Вера подозревала, что в его волшебных очках вещи казались несколько иными, чем если смотреть на них обычным зрением.

– Мир так прекрасен, – выдохнула Вера. – Правда? Особенно в рождественскую ночь.

После этого Иннокентий посмотрел на нее. Глаза у него были карие… очень красивые. Вера теперь их никогда не забудет. Она с нежностью провела по его щеке и произнесла:

– Спасибо тебе за вечер. Огромное. И за эти четыре месяца. Со мной еще никогда не случалось ничего лучше тебя. Григорий, наверное, я тут, чтобы дать тебе уйти. Будь счастлив!

Следом Вера развернулась и побежала вниз по ступенькам. Только бы не дать ему себя остановить.

– Иннокентий! Твои очки! – раздался позади испуганный голос Любы.

– Ну ты и гадина, – сказала вдруг Надя, обращаясь к кардиологу.

Вера обернулась на мгновение. Ее хранители высыпали на вершину лестницы, видимо, увидев, как Иннокентий и Вера убежали. Или же всех переполошила Люба? В любом случае, сейчас они сгрудились там, окружив психиатра. Это был Верин шанс, и она им воспользовалась.

Хранительница выбежала за ограду, понимая, что коллеги не решатся свободно разгуливать по Москве. Ей нужно было побыть в одиночестве. В конце концов, стражи праздновали в больнице Рождество. Вера рисковала разве что нарваться на выродка или аномалию.

Хранительница бродила по заснеженным пустынным дворам, и в голове у нее было пусто, но при этом хорошо. Вера чувствовала себя правильно. Она позволила своему любимому обрести лучшую судьбу, сейчас она была счастлива его счастьем и понимала, что искупила этим жестом какую-то часть своих грехов. Вера даже слепила пару снежков и запустила их в безжизненные по виду окна. Ей хотелось безумия. Странные подростки что-то кричали вслед ей, красивой женщине, одетой в шубу и бальное платье. Она смеялась. После всего, что произошло, казалось, Вере уже невозможно было причинить боль. Она уже прочувствовала все самое жуткое и осталась на плаву. Вера кружилась, ловя руками одинокие снежинки. Она жива, несмотря ни на что! Это было самое главное чудо этой ночи.

Ровно в двенадцать Вера была в больнице. Она не собиралась исчезать. Это было второе чудо. Даже оставив позади свою первую настоящую любовь, Вера хотела жить дальше и знать, что еще готовит ей провидение.

Упав в постель, она чувствовала себя странно опустошенной, а точнее, даже очищенной. То, что случилось, стало будто бы ее прощением. Вера подумала об Иннокентии, засыпая. Как хорошо, что он в ее жизни был. Его появление словно бы стало началом новой истории. Пути, который бы Вера никогда не увидела, если бы не научилась сочувствовать и, в итоге, жертвовать собой.

– Спасибо, – прошептала она и, радостная как ребенок, ожидающий чуда, погрузилась в сон.

Глава 14. Во имя любви

Наутро хлопнула соседская дверь. Вера приподнялась, и села на постели. Теперь там, наверное, живет Виктор. Так и было. Когда Вера поспешила в коридор, то застала там хирурга.

– Ты в порядке? – спросил он, исподлобья взглянув на девушку.

– Относительно, – призналась Вера. – Но все будет хорошо. Я рада, что мы с ним закончили на конфетно-букетном периоде. Так было правильно. Если бы все зашло немного дальше, мне было бы слишком сложно отпускать.

Хирург хмыкнул и посмотрел в окно. Вера проследила его взгляд.

По дороге, связывавшей терапевтический корпус и флигель, шагал Иннокентий. Виктор выразительно посмотрел на Веру и озвучил:

– Не думаю, что это все. Верунь, ты его зацепила. После такого не уходят, по крайней мере, не он.

Вера почувствовала, как сердце прибавило темп.

– Когда он вернется?

Хирург пожал плечом.

– Часов в пять. Как всегда. Он пошел на работу. Решил дать тебе передохнуть после всего, что ты сделала и узнала. Следующий шаг за тобой.

Вера взяла в отделении отгул и весь день не находила себе места. Она пыталась решить, как быть дальше. Иннокентий остался из-за нее. Но она-то сама готова была это продолжить, уже понимая, как больно будет отпускать? И вот когда Вера услышала его шаги в коридоре, тут же поняла, что просто не сможет дать ему уйти снова. Она выскочила за дверь и встала в коридоре. Иннокентий выглядел немного сбитым с толку этим ее внезапным появлением.

– Вера?

– Ты… это… заходи… на чай, – выдавила она первое, что пришло в голову.

Интересно, сколько раз люди прикрывали этой глупой фразой приглашение в постель? Они слились в страстном поцелуе, еще даже не оказавшись в комнате. Вера с трудом нащупала ручку, и они ввалились внутрь. А потом стали неловко стаскивать одежду и почти полностью остались в ней. Вера так давно сгорала от страсти, что первый момент близости показался ей удивительно коротким. Этого было слишком мало, чтобы утолить ее жажду. Как капля дождя в раскаленной пустыне.

Вера сидела на столе, прижимаясь к нему всем телом. В висках шумело, она медленно переживала то, что произошло. Похоже, они оба ничего толком не поняли. Это было просто движение души, соединенное с движением тела. Вера все еще ощущала себя наэлектризованной. Она запустила руки в волосы Иннокентия и с наслаждением перебирала его черные пряди, прислушиваясь к биению сердца.

– Только не оставляй меня прямо сейчас, – прошептала Вера.

Он вдруг усмехнулся и, заглянув в глаза, сказал:

– Давай хотя бы разденемся.

Вера взглянула на себя: она еще в блузке, и принялась расстегивать пуговицы.

– Знаешь, что делать… с современным женским бельем? – спросила Вера, посмотрев на бюстгальтер, но Иннокентий снова прильнул к ее губам, и тогда хранительница отпустила себя.

Какая разница, что он так и не разобрался с застежкой? То, что происходило сейчас, было ее лучшим опытом. Еще ни один мужчина в ее жизни так сильно ее не заводил, быть может, потому что еще никому она не отдавалась полностью. Всегда была какая-то условность. Вера как будто знала, зачем ей была нужна близость и чуть ли себя не уговаривала на нее, особенно в последнее время. А тут все было так естественно. Поэтому наслаждение, которое она получила, накрыло как волна и на миг опустошило голову. Не хотелось ни о чем думать, Вере просто было так хорошо, как никогда раньше.

На миг она сфокусировалась на встревоженном взгляде Иннокентия. Что его могло насторожить? И тут поняла: он ведь до последнего не верил, что у него получится доставить ей удовольствие. Это все из-за жены. Надо же было так сильно задеть этого человека, что спустя столько лет старые раны все еще отдавались болью. Такой болью.

Вера прижала его к себе так крепко, как могла и прошептала:

– Я счастлива с тобой так, как никогда и ни с кем не была. Я никогда не буду тебе врать. Обещаю.

Потом они валялись на диване, изучая друг друга, целовались и занимались любовью. Вера не думала, что бывает вот так, до утра. Уснула она часа в четыре, но открыла глаза уже вскоре. По будильнику. Вера быстро отключила сигнал и легла обратно, глядя на Иннокентия. Он не проснулся и это была большая удача, что она могла теперь просто молча разглядывать его прежде, чем новое утро, возможно, их разлучит.

В луч уличного фонаря попали его руки, изуродованные шрамами, и Вера снова вспомнила про женщину, что практически сама их ему нанесла. Как можно было быть настолько жестокой к этому существу? Вере хотелось стереть шрамы, исцелить их своей любовью. Она нежно коснулась его рук, и тут Иннокентий открыл глаза.

– Я никогда бы не осмелилась сделать такое, – призналась ему Вера. – Это все равно, что убить хранителя… вечное проклятие.

Он улыбнулся и поцеловал ее пальцы.

– Когда ты уйдешь? – решилась спросить Вера.

– Дождусь тебя, – Иннокентий перевернулся на спину. – Я больше не хочу делать это один.

Вера набрала воздуха в грудь и легла сверху, коснувшись его губ.

– Спасибо.

– Не за что. В этом, наверное, и был смысл, – он нежно перебирал ее волосы. – Чтобы мы нашли друг друга.

Вера чувствовала себя той юной и непорочной, какой оказалась на кухне у тренера. Она была тогда такая настоящая, искренняя, юная женщина. Потом ее обозвали грязными словами, и Вера себя потеряла, позволила глупым и завистливым людям стереть себя в порошок. Теперь она обретала себя заново в руках человека с такой же трагичной судьбой.

В коридоре прозвучали шаги. Иннокентий отвел взгляд от Вериного лица и потянулся за очками.

– Зачем они тебе? – тихо спросила хранительница.

Он улыбнулся.

– Вер, у меня миопия, как у матери. Минус три. Все это время я был подслеповатый.

После этого Иннокентий надел очки. Это были другие, похоже, настоящие, для коррекции зрения. В них цвет глаз у него оставался карим.

– Так ты еще прекраснее, – удовлетворенно сказал он.

В коридоре послышался встревоженный голос Любови и раздраженный Виктора.

– Тебе, что недостаточно того, что случилось на балу? – говорил хирург. – Не лезь ты к нему ради всего святого! Неужели тебе не понятно, что психиатр…

– Он вообще здесь?! – настаивала Любовь.

– Да какая тебе разница, где он?!

Вера натянула простыню на них обоих. Иннокентий поцеловал ее в нос и со вздохом сказал:

– Она не отстанет. Если я достаточно разбираюсь в людях, она скоро будет тут.

Снаружи слышались звуки возни. Похоже, Виктор и Люба сцепились. Вера вылезла из кровати и принялась искать свои вещи. Хранители оделись наполовину, когда к ним все-таки завалилась Любовь. Вера со вздохом взглянула на Иннокентия. Ну, по крайней мере, он застегнул штаны. Сама она стояла в джинсах и натянутой на голое тело майке.

– Люба, это кошмар! – прогремел Виктор. – Какое тебе дело до чужой личной жизни?!

Любовь после этих слов выбежала.

– Ей нужна была эта демонстрация, – с этими словами Иннокентий сел на диван.

– Извините, ребят, – произнес Виктор. – Что в этот раз, что в тот… Вчера она заперла меня в подсобке, даже стыдно, что попался на такую уловку. А сегодня… она кусается как маленькая пиявка! Что на работе подумают?

Хирург показал правую руку со следами зубов.

– Что ты любишь извращения, – улыбнулся психиатр.

– У нее крыша поехала, да? – спросил Виктор.

– Похоже, – кивнул Иннокентий.

– И ты ей не займешься?

Психиатр взглянул на Веру.

– Нет. Но у меня есть куча коллег. Целое психиатрическое общество, – на этих словах он поднял брови.

– Ладно, не буду вас смущать, – на этом хирург покинул комнату.

– Пошли в душ, – поднявшись, позвал хранительницу Иннокентий.

Вера прильнула к нему, не желая выпускать из объятий. Сейчас ей не хотелось разлучаться даже на день. Иннокентий, видимо, это понимал. Если бы он не отвел хранительницу в ванну, так бы они там и стояли. В душе они опять занялись любовью, и вышли оттуда разгоряченные и счастливые.

Они оба ввалились в жилище психиатра, все еще целуясь, потому что не могли отлипнуть друг от друга и застали там допивающего кофе Виктора. Хирург тактично кашлянул, позволяя себя заметить и тогда только влюбленные, наконец, расцепили руки.

– Я не собирался прерывать ваши нежности, – заговорил Виктор. – Но счел, не лишним будет передать, что у начальства особые распоряжения для тебя, Иннокентий.

С этими словами он протянул Иннокентию голубой конверт.

– Что это? – похолодев, спросила Вера.

– От Анники, – тихо сказал хирург, по напряженному выражению его лица хранительница поняла, друг тоже не знал, что в нем.

Иннокентий сел в кресло и принялся распечатывать послание. Вскоре он уже читал то, что было написано на вложенном в конверт листе. Вера жадно следила за ним. Наконец, Иннокентий прищурился – смеется? Он отложил бумагу в сторону:

– Ты не представляешь, что она мне предложила, – произнес он, вот теперь Вера слышала в голосе любимого веселые нотки. – Возглавить психиатров!

Иннокентий фыркнул, иронично взглянув на послание.

– Это большая честь! – всплеснул руками хирург. – К тому же, все знают, что ты на голову лучше всех них!

Иннокентий снова прищурился.

– Мне коллеги не нужны. Потому, что это большие трудности. Я привык работать в одиночку и если бы равнялся на авторитеты, думал о репутации, ничего бы не достиг. Это вы, хирурги, любите друг перед другом расправлять хвосты. Приблизиться к руководству обществом московских хирургов заветная мечта Виктора.

Тот сложил руки на груди и насупился.

– Но не моя, – фыркнул Иннокентий. – И все же. Вот теперь-то я не смогу отказаться.

Он посмотрел на Веру и, вздохнув, заговорил другим тоном:

– После всего, что случилось вчера, я просил милости у Анники. Разрешения остаться, – его подбородок дрогнул. Вера видела, что решение Иннокентию непросто далось. – Она сказала, что рада моему выбору. Потом прибавила, что раз так, то я должен стараться для других вдвойне. Она пообещала, что объяснит мне, что делать.

Психиатр взглянул на листок.

– Там так и написано: "Пора принять то, от чего ты так долго увиливал".

– Они предлагали тебе и раньше? – подался вперед хирург.

Иннокентий кивнул.

– С тех пор как ушел их основатель. Они думают, что я сделаю из них всех психотерапевтов, как я сам. Удобно же читать в чужих душах, правда? Я не горю желанием объяснять им, каково это бороться с собственным безумием. Я изобрел свой метод путем долгой и напряженной работы над собой, своими страхами и болью, – психиатр снова посмотрел на послание и тяжело вздохнул. – Но мне придется их возглавить.

После этого хирург поставил на стол свою чашку и вышел из квартиры, видимо, отправился на работу. Вера и Иннокентий остались вдвоем.

– Я не хочу никуда идти, – призналась хранительница. – У меня чувство, что если мы расстанемся хотя бы на мгновение, я тебя уже потом никогда не найду. Я не хочу заканчивать это сегодня. Я, наверное, только раз в жизни чувствовала себя настолько живой.

Иннокентий улыбнулся и поцеловал Веру в висок.

– Все будет хорошо, – проговорил он. – Я здесь, чтобы о тебе позаботиться.

Вера вскинула брови. Ты? Ей никогда не нужна забота, потому что ее никто Вере не предлагал. Зачем? Она ведь и так была сильная, почти несгибаемая. И все-таки хранительнице требовались нежность, любовь, так же, как и другим живым существам не смотря на эти качества – теперь она это понимала.

– Вер, мне надо привести себя в порядок, – напомнил психиатр. – Вчера я устроил в отделении переполох. Мне нужно быть там сегодня, чтобы утрясти формальности. Если хочешь, пошли со мной в спальню. Дашь совет на счет одежды. Ты ведь по-прежнему считаешь мой стиль чудаковатым?

Иннокентий вздохнул.

– Пора начать соответствовать этому времени… настолько, насколько это возможно. Двадцатый век позади.

Вера молча проследовала за ним в спальню и с ногами села в кресло. Она жадно разглядывала возлюбленного, вспоминая его прикосновения, руки, тело. Вера чувствовала, что одной ночи с ним было досадно мало. Иннокентий оказался очень нежным, это легко было предполагать, но она никак не ожидала от него такой искусности. Похоже, они с Лилей были оба склонны к изобретательности, или он так старался угодить своей жене, что стал хорошим любовником, впрочем, не для нее.

Вера оторвалась от своих мыслей, когда Иннокентий надел поверх клетчатой рубашки навыпуск вязаный свитер.

– Тебе идет, – озвучила хранительница свой необычный вывод.

Все-таки как одежда преображает людей! В этом он совершенно изменился и больше не выглядел старомодным чудаком. Он будто бы даже стал выше и распрямился. Новая одежда выгодно подчеркивала его фигуру. "Да он настоящий красавчик, черт побери!" – подумала Вера. Иннокентий тем временем уложил непослушные волосы пенкой и тут только она поняла:

– Ты что, постригся?

Психиатр обернулся через плечо.

– Угу.

Вера поднялась со своего места, неспособная поверить в ту перемену, что увидела. Это было удивительно. Иннокентий у нее на глазах превратился в современного красивого парня. Он был именно такой, как Вера всегда хотела бы. Стоило встречаться с теми денежными мешками, убеждая себя в том, что внешность не главное, чтобы сейчас, черт… Да он был идеальный! Вера почти задохнулась от радости, понимая, что если бы не ее чувствительные подначки, она бы никогда в жизни не увидела того человека, что скрывался под маской отстраненного и холодного психиатра. Вера бросилась к нему и, прильнув к губам, попробовала стянуть свитер.

– Не сейчас, нет, – прошептал Иннокентий на ухо, поймав ее руки. – Я должен идти. Вер, я порядком разозлил Берегового. Если меня там сегодня не будет, он на ком-нибудь отыграется. Так подставить коллег я не могу. Это только между нами. Давно было пора избавить клинику от этого болвана.

Вера отпрянула и села на постель. Иннокентий опустился на пол, и положил скрещенные руки на ее колени.

– Похоже, тебе понравилось, – улыбнулся он.

Вера взъерошила его челку.

– Ты идеален.

– Спасибо. От тебя это слышать очень приятно, – он сделал движение, чтобы уйти, но Вера не смогла убрать руку с его головы.

Иннокентий поднялся рывком и повалил ее на постель.

– Вер, я буду рядом, – пообещал он, перебирая ее волосы. – Не думай, будто бы одна взяла ответственность за меня. То, что ты пережила, тоже было ужасно, не лги себе. Тебе так же нужны любовь и забота, чтобы обрести целостность.

Вера отвернулась, понимая, что не готова говорить об этом и почувствовала, как Иннокентий нежно провел ладонью по ее щеке. Вера проглотила ком, чувствуя, как по лицу покатилась слеза. Она всегда была достаточно сильной, чтобы не показывать того, как ей больно… Он смотрел с такой заботой и участием, что Вера позволила себе расслабиться и разрыдалась. Иннокентий нежно поцеловал ее в лоб.

– Твоя амнезия нечто сродни моему безумию – способ забыться. Я сразу понял, кто ты. Люба с ее глупой ревностью не сказала мне ничего нового.

Вера с трудом смогла остановиться. Ее все еще трясло от рыданий. Этот друг ее мужа… он уничтожил то, что в ней осталось от человека. Вера могла бы жить дальше, только оставив в прошлом это. Очистив голову. Но воспоминания отдавались внутри тяжелым чувством, как огромный груз, тянущий на дно. Они были той самой жизнью, от которой Вера к своей радости убежала. Жизнью, полной роскоши, где у нее не осталось ничего, даже права самостоятельно выбирать, куда пойти вечером.

– Я все эти месяцы думал о том же, что тебе бросила Люба в лицо, – продолжил Иннокентий. – Меняемся ли мы со временем? Я увидел тебя еще тогда, в операционной, и у меня словно земля из-под ног ушла. Помнишь этот момент?

Вера кивнула, понимая, что наконец-то перестала плакать. Это было начало новой жизни. Лучшее из воспоминаний.

– Увидел твою историю и понял, что меня к тебе тянет. В первый миг я подумал, что я идиот и делаю ту же ошибку, что и раньше. Я, в самом деле, падок на женщин определенного типа. Шикарных, таких, которые бросают вызов одним своим существованием. Я всегда знал, что моей спутницей станет настоящая прекрасная дама. Только вот стоило ли мне связываться с ней после всего? Я с удивлением понял, Вера, что такие, как ты, встречаются раз в сотню лет. Но опыт нам на то и дается, чтобы не повторять ошибок. В отличие от Лили ты настоящая. Я в этом убедился и счастлив, что выбрал тебя. Я не позволю больше никому причинить тебе боль.

Иннокентий аккуратно стер с ее лица слезы и, поцеловав в губы, пообещал:

– Все будет хорошо. Я вернусь, как только закончу с делами. Ты теперь мое главное сокровище.

И только тогда Вера его выпустила. Она села на постели и посмотрела Иннокентию в спину.

– Если хочешь, я перепишу на тебя увольнительную, чтобы у тебя был официальный повод еще один день не появляться на работе? – спросил он.

Вера покачала головой. Когда это она давала слабину?

– Вер, переезжай ко мне, – на прощание предложил Иннокентий. – Виктор пускай тогда займет твою комнату. Наконец-то, у него будет собственное жилище. Я, конечно, люблю его как друга, но он довольно беспокойный сосед.

Вера улыбнулась и пообещала:

– Хорошо.

Хранительница отправилась в свою комнату и привела себя в порядок настолько, насколько это было возможно. На шее багровел след от губ Иннокентия. В порыве страсти они не думали о том, что то, что они оставят друг другу, утром будет выглядеть провокационно. Вера вообще после этой ночи чувствовала себя качественно иной. И дело было даже не в его прикосновениях, последствия которых как ей казалось, она все еще ощущала. Вера чувствовала себя освобожденной, как будто она, наконец, узнала, как жить правильно.

Она выдавила в ладонь тональный крем и густо нанесла на шею, понимая, что он, конечно же, не способен целиком скрыть синяк. Это было ей известно из горького опыта. Когда-то Вере приходилось замазывать побои. Следы страсти скрывать куда приятней, хоть и не менее волнительно.

Михалыч не мог пропустить ее опоздания и вчерашнего отсутствия. Оседлав стул, он уселся напротив Веры и, сощурившись как сытой кот, заговорил, хитро поглядывая на синяк.

– Я надеялся, что с тобой все в порядке, – сказал реаниматолог. – Я немного волновался, когда ты сказала вчера, что не сможешь прийти. Голос у тебя был такой… встревоженный. Это ведь было любовное приключение? Всю ночь обнимались с Курцером? Выглядишь сонной.

Вера разозлилась. Этот неуместный интерес к ее личным делам, который, казалось бы, испытывала вся больница, уже начал ее не на шутку донимать.

– Нет, – соврала она, делая вид, что уходит в чтение истории болезни.

Но на Михалыча эта демонстрация безразличия не сработала. Он все так же сидел и улыбался.

– Вот, послушайте, какое вам дело? – начала Вера, почти не надеясь на результат.

Реаниматолог поменял позу и, закинув ногу на ногу, мечтательно уставился в потолок.

– Дело в том, что Курцер самый загадочный персонаж этого стационара, – признался он.

Вера посмотрела по сторонам. Другие доктора не на месте. Выглядело все так, словно Михалыч рассчитывал поведать Вере местную байку вдали от чужих глаз.

– Ему ведь официально двадцать восемь, но никто из докторов не помнит, когда психиатр нанялся сюда. Я поклясться тебе готов, что еще старожилы больницы рассказывали мне о его чудачествах. Он словно вне времени. Несет какую-то свою особую службу. Столкнуться на дежурстве с Курцером хорошая примета, слышала? Вот поклясться тебе могу, пару раз у меня все шло наперекосяк, тогда открывалась дверь отделения и после того, как у нас показывался психиатр все приходило в норму. Но…

Тут Михалыч неожиданно со всей силы хлопнул себя по бедру.

– Теперь-то мне ясно, что все это просто совпадения и байки страдающих от недосыпа врачей. Все ведь считали его не совсем человеком… хранителем каким-то что ли. Но, похоже, он обычный мужик. Странноватый, конечно. И раз он сделал тебе предложение, то, похоже, преодолел социофиобию внушительных масштабов. Когда поженитесь?

Вера фыркнула.

– Об этом и речи не идет!

– Значит, все-таки встречаетесь, – с этими словами Михалыч указал на нее пальцем, и Вера поняла, что проиграла ему.

Весь этот рассказ был затеян только с одной целью – вывести ее на чистую воду. Хранительница внимательно посмотрела на старого реаниматолога. Или… Порой с ним трудно было понять, говорит он искренне или прикидывается. В глазах Михалыча вспыхивали лукавые искорки.

– На такие серьезные изменения Курцера могла подвигнуть только любовь. Я сразу понял. Он тебе не сказал, что случилось в неврологии?

Вера отрицательно покачала головой, предчувствуя недоброе.

– Решил не втягивать тебя. Он ментов на своего заведующего вызвал.

– Ментов?

– Угу, – кивнул Михалыч. – Береговой давно какой-то дрянью промышлял, а психиатр, оказывается, время от времени грозил ему пальцем. У них были довольно напряженные отношения и это рождало много домыслов… порой довольно пикантных. Но вчера вот все стало понятно. Курцер держал на него какой-то компромат.