Текст книги "Призрачная любовь (СИ)"

Автор книги: Саша Курги

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

– Знаешь, это довольно важная профессия, хоть никто ее, по сути, и не ценит, – вдруг произнес хирург. – Ты… забираешь боль. Даешь силы пережить то, что иначе вытерпеть невозможно. Я ничего не смог бы сделать без анестезиолога, какими бы искусными ни были бы мои руки.

Вера против воли улыбнулась и аккуратно тронула аппарат, словно заключая с ним своеобразный договор не вредить друг другу.

– Если захочешь, то сделаешься тут доброй феей, как прошлая Вера Павловна.

Вера рывком подняла голову и тут пациентка распахнула глаза. Виктор заметил это и погладил больную по плечу.

– Все будет хорошо, – сказал он и взглянул на Веру. – Делай все так, как я говорю и справимся быстро.

Следом хирург указал на стерильную простынку, расстеленную на железном столике для инструментов, стоявшем около пациентки. Вера разглядела несколько шприцов, ларингоскоп, интубационную трубку и тяжело вздохнула.

– Сначала индукция, – продолжил инструктировать Виктор, а девушка поймала себя на мысли, что это было чертовски странно, что хирург учит ее давать наркоз.

– Но раз я ординатор, – перебила она. – Разве тут не должно быть другого анестезиолога? Более опытного…

Виктор тяжело вздохнул, и устало прикрыл глаза, затем он заговорил, спокойно, медленно, так, словно объяснял ребенку.

– Другого нет.

– Но там же внизу целая реанимация! – не выдержала Вера. – Кто угодно из них куда чаще меня давал наркоз!

Страх ответственности накалил ее нервы до предела. Сейчас бы она с огромным удовольствием спряталась бы за чью-нибудь широкую спину.

Виктор смотрел с сочувствием, и Вера остановилась.

– Такого как нужно мне. Там. Нет, – еще медленнее произнес он. – Принимайся за дело, а то, в самом деле, допросишься, и мне придется искать кого-то другого.

В словах Виктора была угроза, которая напугала Веру. Девушка безотчетно схватилась за шприцы. Тот, что побольше, содержал белое вещество.

– Пропофол, – взглянув на него, сказал хирург.

– Снотворное, – озвучила Вера мелькнувшую в голове мысль.

Виктор кивнул.

– После фентанила, – взглядом он указал на другой шприц. – Дозы рассчитаны. Сегодня это сделал я. Завтра сама, ладно?

– Да, – ответила Вера, чувствуя себя неумехой.

Затем она посмотрела на периферический внутривенный катетер, торчавший у пациентки из руки, и тяжело вздохнула. То, что ей предстояло сделать, было куда хуже этого чувства. Она бы никогда раньше за такое не взялась! Вера чувствовала, что отступила где-то там, в оставленной за дверями больницы жизни. И вот теперь судьба притащила ее в операционную для того, чтобы она сумела преодолеть разъедавший ее страх неудачи.

– Давай, – едва слышно произнес Виктор.

Тогда Вера ввела фентанил, отстраненно задумавшись о том, что эта наркота сгубила, должно быть, не одну жизнь. Но сейчас она творила добро, отключая в мозгу ноцицептивные пути – пути боли. Вера взяла в руки пропофол. "Ведь если я ошибусь, никто не простит меня", – мелькнуло в голове. Белая тягучая жидкость скользнула в катетер. Вера знала, что именно в это время пациенты обычно начинают считать. Она просто смотрела в глаза девушке. В самом деле, она не сумела бы добраться до пяти, как пациентку унесло в сон.

Виктор подошел сзади и протянул Вере маску. Хирург уже успел запустить наркозный аппарат. Теперь он подавал в дыхательный контур смесь, богатую кислородом. В прозрачной колбе раздувался мех, из маски едва слышно доносился звук вытекающего газа.

– Плотно прижми к лицу, – с этими словами хирург продемонстрировал необходимое движение.

Вера послушалась. Промелькнуло воспоминание о занятиях по реанимации. Нужно большим пальцем прижать маску у носа, указательным надавить у подбородка, а тремя оставшимися крепко обхватить нижнюю челюсть. Словно английская буква "C". Виктор тем временем уже оказался у простертой руки пациентки и добавил еще одну дозу в катетер.

– Рокуроний, – Вера и без этих слов знала, что последним пойдет миорелаксант.

"Яд кураре", – всплыла в памяти непрошенная ассоциация. Вера плотнее прижала маску. Нужно как следует насытить кровь кислородом перед тем как мышцы девушки полностью выключатся и она перестанет дышать самостоятельно. Вера неохотно повернула голову к монитору наркозного аппарата, где на экран были выведены параметры сердечно-легочной деятельности пациентки. Белыми цифрами мелькала сатурация. 98 – пока еще норма. Сбоку аппарат демонстрировал глубину вдоха, рисуя ее в виде тонкой синусоиды. Как только сатурация начнет снижаться, а размах кривой станет меньше, Вере не останется ничего другого как действовать. Она неуверенно посмотрела на ларингоскоп и поняла, что страх ее парализовал не хуже рокурония, который только что влил в кровь пациентки Виктор.

– Интубируй! – вернул ее в реальность голос хирурга.

– Я не смогу, – отпрянула от стола Вера.

Дыхательная маска, больше не удерживаемая руками анестезиолога, скользнула на пол.

– Вера! – в этом возгласе звенели разом и напряжение, и горечь разочарования. – Не ошибается только тот, кто ничего не делает! Если я примусь за твою работу, придется тебе идти обратно! Поверь мне, мы оба этого не хотим!

Пересилив себя, Вера схватилась за железную ручку и зажгла лампочку над основанием клинка. Вот теперь эта штука готова к работе. Вера неуверенно приоткрыла пациентке рот и вывела нижнюю челюсть, как ее когда-то учили на первой помощи. Виктор оказался рядом и прижал щитовидный хрящ. Взглядом он указал на ларингоскоп, и Вера засунула его пациентке в рот наудачу.

– Кистью не вращай, – вовремя предупредил хирург. – Просто тяни вверх.

Вера поняла, что подцепила клинком нижнюю челюсть. Приподнять язык и прилежащие ткани на деле было труднее, чем могло показаться, но вот свет лампы, укрепленной на клике, осветил голосовые связки. "Как в учебнике анатомии", – поразилась Вера, на миг позабыв о своих переживаниях. В этот миг хирург уже всунул в ее свободную руку интубационную трубку, и Вера пихнула ее девушке в горло, продолжая крепко держаться за ручку ларингоскопа.

Следом он поднял с пола маску и отсоединил ее от дыхательного контура. Вскоре гофрированные полупрозрачные трубки оказались у Веры в руке. Осталось только присоединить их к ингаляционной трубке, установленной в горле у пациентки, что Вера и сделала.

– Севофлюран, – хирург указал ей, где регулировать поток ингаляционного анестетика. – Параметры ИВЛ я установил.

Вера неуверенно тронула кольцо и установила его на нужное значение.

– Поздравляю, – похвалил хирург. – Твоя первая интубация.

Вера почувствовала, как пот струится по спине.

– Тебе еще многому предстоит научиться, но самое главное ты должна уже сегодня понять, – добавил Виктор. – А сейчас фиксируй трубку и следи за состоянием пациентки.

Вера послушалась. Она была слишком вымотана недавним испытанием, что не хотела ни расспрашивать, ни спорить. Вера разыскала операционное белье и накинула его на горизонтально расположенный стержень, нависавший над пациенткой, отгородив, таким образом, ее голову от операционного поля. Затем Вера шлепнулась на стул и стала смотреть на аппарат. Мех качал, пульс ровно бился на мониторе, механические легкие вдували в обездвиженное тело воздух. Что угодно могло пойти не так, потому что Вера ничего в анестезиологии не понимала. Помнила только выдержки из студенческого курса. Но в институте не учат на анестезиолога. Для этого поступают в ординатуру, где долго в течение двух лет готовят будущие кадры для операционных.

Виктор что-то размеренно делал за ширмой. Не было слышно почти ничего и, в конце концов, Вера уже полностью пережив свое первое потрясение, заинтересовалась тем, что было за этой тряпичной стеной. В конечном счете, она ведь согласилась на это безумное предприятие потому, что любила хирургию. Она уже готова была оставить свой пост, как вдруг аппарат издал сигнал тревоги, и Вера поняла, что пациентка стремительно заваливает давление. С нормальных ста двадцати систолических миллиметров ртутного столба оно докатилось уже до восьмидесяти. Кровотечение? Пульс частил – сердце в последней попытке обеспечить организм кровотоком загоняет себя до смерти. Вера вскочила и в ужасе огляделась по сторонам. Лить растворы? А если нужна кровь? Как это сделать? Где ее достать?

Смерть уже стояла у Веры за плечом, она дышала ей в ухо. Неожиданно девушка почувствовала ярость. Только не в ее смену! Неожиданно тяжелая рука хирурга легла Вере на плечо.

– Оставь, – над ухом произнес Виктор, и Вера резко обернулась.

Ей казалось, что еще мгновение назад за ее плечом стояло нечто жуткое, потустороннее.

– Что?! – воскликнула она, обернувшись. – Что ты такое говоришь…

Окровавленная рука хирурга слетела с ее плеча, когда Вера развернулась к Виктору.

– Так всегда бывает, когда мы с тобой заканчиваем, – заговорил хирург мирным тоном.

Но Веру уже было не остановить. Воображение нарисовало ей мясника, убивающего пациентов ради собственной потехи. Весь этот день был полон безумия и абсурда, почему бы этому еще не случиться? Вера не заметила, как в ее руке оказался ларингоскоп. Ну, по крайней мере, этим тяжелым клинком можно было у кого угодно сделать в голове дырку.

– Ты, в самом деле, собираешься на меня напасть?! – это прозвучало скорее удивленно, чем рассержено. – Ты что, так и не почувствовала в чем твое предназначение?!

– Хоп! – раздалось позади, и Вера осознала, что кто-то ухватил ее сзади за руки.

Она попыталась вырваться, но держали уж слишком крепко. Вера зашипела:

– Пусти!

Однако невидимый обидчик ее проигнорировал. Вместо этого он обратился к Виктору:

– Я понял, что с ней будут проблемы, когда встретил Михаила Петровича сегодня, – прозвучало достаточно спокойно и уверенно для того, чтобы Вера еще больше испугалась.

Хирург сорвал маску с лица.

– Иннокентий! – произнес Виктор, выставив вперед окровавленную руку и будто бы стараясь этим жестом остановить противника Веры. – Давай без твоих методов! Я все объясню.

Тон хирурга не предвещал ничего хорошего. Поэтому Вера собрала силы и со всей возможной прытью толкнула локтем назад и вверх. Удар оказался точным. Противник ее выпустил, и Вера смогла обернуться. Позади согнулся невысокий мужчина, как палка худой и очень молодой с виду. Кровь алыми каплями капала на пол. Вера разбила в очках одно из стекол, его осколки сейчас тоже лежали на кафеле. Человек был в белом халате, из-под которого выглядывали черные штанины брюк. Он не хирург, в операционную этот врач явился в уличных туфлях, явно демонстрируя презрение к стерильности.

– Это ты зря, – прозвучал одновременно растерянный и расстроенный голос Виктора.

Незнакомец распрямился, и Вера не поняла, как лишилась сознания. Это было похоже на удар током, когда они с этим врачом встретились взглядами. Свет вдруг погасили, и Вера даже не успела подумать, что это все. Страх она ощутила уже когда начала потихоньку приходить в себя. Появились звуки и цвета, а потом она почувствовала запах нашатыря и отпрянула. Над ней склонился Виктор, а сама она лежала на кафельном полу операционной. Хирург помог ей подняться и прислонил спиной к стене.

Когда Вера села и выпрямилась, то вновь разглядела странного доктора, из-за которого упала в обморок. Он занял ее стул, расположенный около наркозного аппарата. Теперь его рассеченная бровь была заклеена пластырем, который уже успел пропитаться кровью, а то место, где в очках стояло разбитое стекло, было замотано бинтом. Выглядел он сердито и строго. Черные как смоль волосы растрепаны. Он напомнил Вере большого грозного ворона, возможно, из-за черных строгих брюк и туфлей, выглядывавших из-под медицинской формы.

– Это наш психиатр, – пояснил со вздохом Виктор, проследив взгляд Веры. – Лучше бы вы познакомились вечером, а не так.

– Я никогда не одобрял вашу с Михаилом Петровичем толерантность, – вступил тот, о ком шла речь. – Попытки обходить острые углы приводят к еще большим проблемам, разве не так?

Виктор вздохнул и поморщился.

– Иннокентий… – начал хирург, но психиатр был не настроен слушать.

Он резко встал и зашагал к выходу.

– Все ждали этого анестезиолога, как чуда господня, – произнес обидчик Веры на ходу. – Слухи про то, что больницу закроют, убивают в вас здравый смысл. Пусть сегодня ты и оказался прав, но в перспективе увидишь свою ошибку.

– Мы еще с ней вдоволь намучаемся! – донеслось уже из-за двери.

Психиатр скрылся в коридоре. Виктор встал на ноги и долго смотрел коллеге вслед, пока Вера, наконец, не нашла в себе силы подняться. Схватившись за косяк, она тоже посмотрела в коридор, но там было пусто.

– Как он это сделал со мной? – слабым голосом произнесла Вера и, кажется, только тогда ее заметил хирург.

Виктор обернулся к ней и посмотрел с сожалением.

– Это… – после первого слова он шумно набрал воздуха в грудь. – Дар, который есть у каждого из нас. Никогда больше не смотри Иннокентию в глаза, если он без очков. Я не лез в эти его психиаторские штучки, просто запомни, это может быть небезопасно.

– Что? – скривилась Вера.

Виктор посмотрел на нее.

– У тебя есть причины сомневаться в моих словах после того, что случилось?

Вера вздрогнула и зябко обняла себя за плечи. Ей было ясно, что она избежала неприятной участи.

– Почему? – с трудом выдавила она.

Виктор еще раз глубоко вдохнул.

– Однажды ты узнаешь, что среди нас есть те, кто допускает разрушение собственных душ и то, что получается из таких людей… страшно. У Иннокентия на это нюх. Обычные сумасшедшие меняются после встречи с ним. А такие как мы, – Виктор посмотрел вперед. – Могут исчезнуть без следа.

Вера снова почувствовала, как хирург положил свою тяжелую руку ей на плечо.

– Но раз он оставил тебя в покое, это значит, что он пришел к тому же выводу, что и мы с Михаилом Петровичем.

– Какому? – Вера обернулась к хирургу.

– Ты наш новый анестезиолог, – улыбнулся он. – И ты первая за много лет, кто утер Иннокентию нос! Из-за своего опыта он считает себя непогрешимым.

С этими словами Виктор повернулся и шагнул обратно в операционную, но Вера понимала, что мир вокруг нее набрал уже достаточный градус безумия. Пора было распутать в этом клубке противоречий хотя бы пару узлов.

– Кто это "мы"? – заговорила она.

Хирург остановился. Его плечи на миг поднялись и плавно опустились. Похоже, он снова вздыхал. Наконец, Виктор обернулся. Его лицо выглядело таким же безмятежным, как и в тот миг, когда он объявил Вере, что она новый ординатор.

– Хранители, – произнес он.

– Чего? – Вера почувствовала, как недоуменно изогнула бровь.

– Все мы когда-то стали врачами, – пояснил хирург. – И… продолжаем ими оставаться, но в несколько ином качестве. Вера… при любой старой больнице неизбежно поселяются такие доктора, когда в ней накапливается достаточно страданий и человеческих страстей. Это происходит естественно. Сама вселенная приводит нас сюда, когда мы и сами, и место одинаково нуждаемся в этом.

– Что же мы делаем? – немеющими губами спросила Вера.

Тогда Виктор подвел ее к девушке, накрытой простыней, и указал на нее.

– Мы с тобой помогаем уйти тем, кому это слишком больно сделать самостоятельно. Это… криминальный аборт. Ей было семнадцать. Побоялась сказать родителям. Она доехала домой с кровотечением и легла спать. Ее обнаружили родители, когда она едва дышала. Бригаду вызвали слишком поздно, тридцать минут реанимации в машине. Истекла кровью и ее признали мертвой на пороге больницы. Я вернул ей то, без чего она не хотела уходить, а ты помогла заглушить боль от потери…

Вера вздрогнула и отпрянула.

– Если такие как мы перестанут работать, в этом месте накопится слишком много дурной энергии. Больные начнут хиреть, у докторов все станет валиться из рук, сотрудников и посетителей будут преследовать несчастья. Те места, где страдают люди без хранителей становятся проклятыми. Михаил Петрович все верно тебе сказал, мы оба сейчас здесь делаем именно то зачем когда-то пришли в медицину – мы помогаем и смягчаем боль!

Вера сделала еще один шаг назад.

– Я не собираюсь отправлять людей на тот свет!

– Да, это выглядит странно, но, Вера, смерть это часть жизни! Ты как врач должна лучше других это понимать!

Хирург протянул к ней руку.

– Я был как ты, когда меня взяли на работу. Поэтому я не решился сразу же сказать тебе правду. Я помню свои переживания. Со временем я осознал важность нашей работы, и ты ее вскоре поймешь.

Вера почувствовала, что ее губы дрожат. Она развернулась и вышла.

Хирург не стал ее преследовать.

– Хорошо! Отдохни и как следует выспись! Завтра поговорим! – донеслось в спину.

Глава 2…Или смерть

Вера спустилась на первый этаж и, выйдя из дверей лифта, остановилась. Ее трясло. И было совершенно неясно, что делать дальше. Она могла просто уйти, но странное чувство говорило ей, что это будет ошибка. По крайней мере, хранители предостерегали ее от этого решения. Вера мучительно посмотрела в сторону приемного отделения. Там были двери наружу.

Навстречу двигалась фигура. Девушка шла довольно странной походкой, создавалось впечатление, будто она кривляется. Доктор была в тошнотворной розовой хирургичке, на шею был закинут ярко-алый фонендоскоп. Шестым чувством Вера поняла, что это она, еще одна хранительница.

"Любовь Ивановна Мирская, врач-кардиолог". Вера уставилась на бейдж, гадая, что ей сулит встреча с еще одной необычной обитательницей больницы.

– Привет! – поздоровалась та.

Любовь была рыжая, полноватая, вся в веснушках, и Вере она не нравилась. Была в глазах кардиолога какая-то степень безумия, которая заставляла быть с ней настороже. То ли это впечатление создавала расслабленная полуулыбка, то ли блуждающий взгляд.

– В мертвяцкой команде наконец-то прибыло, – шире улыбнулась она. – Теперь Витя передохнет. Ему трудновато давалась работа на две ставки. Что ни говори, анестезиолог из него никудышный. А вот хирург замечательный. Мы тебя заждались, Вера!

– Я еще не уверена, что остаюсь, – буркнула Вера.

Любовь нахмурилась.

– Отчего?

– Ваша больница выглядит ужасно и работа в ней неприятная, – выдохнула она.

Кардиолог нахмурилась.

– Наша больница одна из старейших в Москве, именно поэтому здесь так много хранителей. Для тебя этого недостаточно?

Вера выдохнула.

– По-моему я не подхожу вам.

Любовь пожала плечами.

– Об этом не нам с тобой судить. Если захочешь отказаться, устроишь неприятности и нам, и себе.

Вера сосредоточилась на ключах, которые Любовь за кольцо вращала у себя на пальце.

– До завтра подожду. Утро вечера мудренее, – решила Вера.

Кардиолог кивнула ей.

– Хорошо. Я здесь именно поэтому. Витя предупредил, что ты захочешь отдохнуть.

С этими словами Любовь повернулась к Вере спиной и указала вперед.

– Я провожу, – следующим делом кардиолог вынула из кармана смартфон и двумя быстрыми движениями активировала экран.

Вскоре она уже болтала с хирургом.

– Да. Встретила твою, – долетело до Веры. – Идем к флигелю… Пусть поживет там же… Иннокентию трудно помешать… А это ей уже не страшно!

Вера расслабилась, услышав эти слова. Если бы еще выяснилось, что хранители владеют телепатией, это было бы слишком. Этот день уже и так вышел невероятно далеко за рамки привычного и разумного.

Любовь подвела ее к небольшому выкрашенному желтой краской зданию, выглядевшему так, словно его построили в прошлом веке, которое кардиолог называла флигелем. После этого она отперла ключами железную, покрытую серой, кое-где облупившейся краской дверь. Вера без энтузиазма посмотрела на ступени крыльца, вросшие в асфальт.

– Оно старое, – заметив этот взгляд, пояснила кардиолог. – Первоначально служило жилищем для врачей, потом какое-то время тут был терапевтический корпус, теперь первый этаж отдан под хозяйственные нужды. Второй наш. Он считается кафедральным. Мы все сотрудники института кроме прочих должностей.

С этими словами Любовь вошла, пропустила Веру, и захлопнула за ними тяжелую дверь.

В коридоре было темно. Над широкой лестницей, уходившей наверх, тускло светила лампа.

– Разувайся, – Любовь указала на стоявшую у входа банкетку, из-под которой выглядывали несколько пар мужской обуви, аккуратно выставленные в ряд.

Вера скинула свои сабо, мельком подумав о том, что ее настоящая одежда осталась в дежурке хирургического корпуса, скомканная и грязная. Кардиолог указала в темный проход, уходивший направо.

– Там какой-то богом забытый архив. Так что на счет непрошенных гостей можешь не беспокоится. Это отличное место. Психиатр не просто так здесь устроился, он понимает в таких вещах.

Любовь, избавившись от собственной обуви, надела женские тапочки, сиротливо стоявшие у стены, и зашагала к лестнице. Вере пришлось шлепать босыми ногами. Прихожая выглядела прибранной, так что она не стала брезговать.

Наверху оказался такой же коридор, и несколько расположенных по разные стороны от прохода комнат, но уже куда более светлый. Большого занавешенного тюлем окна вполне хватало, чтобы придать помещению вид обжитого. По сторонам висели картины, довольно странные на Верин вкус, но все-таки такой декор казался ей лучше обшарпанных стен.

Любовь довела ее до конца коридора и толкнула большие выкрашенные в белый цвет деревянные двери, расположенные слева перед окном.

– Замка тут нет, – пояснила кардиолог. – Иннокентий собирался устроить здесь кабинет для консультаций и жить в одиночестве. Но Петрович продолжает настаивать на том, что ему нужно общество, которое он, кстати, на редкость не любит, – на этих словах Любовь фыркнула. – Я же просто считаю, что прибрать себе целый этаж слишком жирно. Мы же не в дореволюционной России живем! Так что комната будет твоей, если надумаешь остаться. Внутри есть щеколда.

Вера зашла. Внутри помещение было полным старой мебели. Обстановка что-то смутно напоминала. Так, наверное, выглядели жилые комнаты до Великой Отечественной войны. Даже на круглый, стоявший посередине стол, для полного сходства была накинута вязаная крючком скатерть.

Любовь вроде бы собралась идти, но Веру смущало ощущение невидимого присутствия.

– Это все чье-то? – заговорила она, жестом указав на обстановку.

Кардиолог кивнула.

– И ничего если я буду жить тут?

Любовь вздохнула так, словно давать пояснения для нее было настоящей мукой.

– Не бойся, ей это уже не пригодится.

– А кто была эта она? – настаивала Вера.

Ее начинала раздражать манера хранителей говорить только то, что они считали нужным. Любовь закатила глаза, ухватившись за дверь.

– Прошлая Вара Павловна, – произнесла она скороговоркой. – Витя сказал не очень усердствовать с объяснениями. Но тебе, в самом деле, стоит знать. Мы получаем свои должности… по наследству вместе с именем и фамилией.

– То есть, ты на самом деле не Любовь?

– Да, – кивнула кардиолог. – И тебя, и меня звали по-другому. Но все устроено так, что ты узнаешь свое настоящее имя, только когда придет время уволиться.

Вера глубоко вдохнула, чувствуя, что ей по-прежнему на редкость не по себе. Кардиолог кивнула и продолжила.

– Эту больницу с древних времен хранили Вера, Надежда и Любовь. Первой из нас была Вера, она забирала боль.

– Она тоже была анестезиологом?

– Нет, – рассмеявшись, махнула рукой Любовь. – Делала это как-то иначе. Анестезиология довольно молодая наука, в сравнении с этой больницей, разумеется. Но меняется время, меняемся и мы. Любовь открывает двери в этот мир, я… можно сказать, по сути своей акушер. Есть еще Надя, она, как ты сама, наверное, догадалась для тех, у кого нет шансов. Они с Михаилом Петровичем вроде вас с Витей, только наоборот. Команда жизни.

– А мы… – вырвалось у Веры. – Команда смерти?

Любовь кивнула.

– Но Верой быть почетно. Она была старшая и первая из нас, по крайней мере, прошлая. Вокруг нее вращалась жизнь нашего маленького коллектива, пока в один миг в июне мы не обнаружили, что ее нигде нет. Все порядком переполошились, потому что не знали, что это значит. Ведь обычно перед тем, как уйдет старый хранитель, ему на смену всегда приходит другой, чтобы принять дела. Но новой Веры два месяца не было.

Любовь тяжело вздохнула.

– Мы думали, больнице пришел конец. Это бы для нас всех означало крупные неприятности. Таким как мы непросто поменять место работы. И вот, – раскосые глаза Любови остановились на Верином лице. – Появляешься ты. Мы все состоявшиеся врачи, то есть, умеем без подсказок делать то, зачем попали сюда. У нас еще никогда раньше не было ординатора. Иннокентий и Виктор сегодня поспорили, когда хирург ему о тебе сообщил. Психиатр сказал, что ты выродок, но, похоже, это не так, раз он тебя в покое оставил. А мог бы сжечь тебе мозги. Он иногда нас защищает от всякой гадости.

Любовь еще раз схватилась за ручку двери.

– Так что оставайся, если не хочешь проблем, – как-то очень искренне сказала она. – Ты нам всем нужна не меньше, чем мы тебе. То, что ты вернулась означает, что слухи врут и долбанная оптимизация нас не коснется… В общем, не закроют нас. А то, ты знаешь, земля в центре города дорогая, она много кому нужна и плевать… Плевать на всех нас!

С этими словами Любовь вышла, а Вера осталась стоять посреди прибранной комнаты, босая, в пропахшей потом хирургичке. "Сплошное безумие", – сказала себе она и, не придумав ничего лучше, уселась на диван. В комнате ничего не было, что могло бы помочь Вере отвлечься от душивших ее мыслей: ни телевизора, ни компьютера. Только книги. Огромный, старинный с виду стеллаж был доверху забит учебниками по анестезиологии, реаниматологии и прочим медицинским дисциплинам. Там как темнели совсем старые корешки, так и пестрели только что изданные обложки. Предшественница тут времени даром не теряла. Значит, теперь это все ее.

Взгляд Веры упал на плед, накинутый на спинку стула. Она поднялась, схватила приятно пахнувший уже знакомым запахом кусок шерстяной материи и, плотно укутавшись в него, легла на диван. Интересно, как выглядела прошлая хозяйка? Прикрыв глаза, Вера почему-то представила себе крепкую женщину в накрахмаленном белом халате и колпаке, не старую еще и уже не молодую, сильную, с уверенным открытым взглядом, эдакий образ хирурга из советских времен. Сама Вера, конечно же, была не такая. Что она даст этой больнице? И когда девушке уже начало казаться, что в свои теплые лапы ее заключил сон, в дверь постучали.

Вера подпрыгнула, соображая, где она. Все вспомнилось вмиг: утреннее происшествие, операция, больница.

– Это я, – раздался с той стороны голос Виктора.

– Да-да, входи, – с этими словами Вера села, откинув в сторону плед.

Сейчас она чувствовала себя виноватой перед хирургом. Она чуть было не сорвала ему операцию, а потом собралась оглушить. Виктор нес белую картонную коробку. Ногой он захлопнул дверь и прошагал к столу. Хирург все еще был в форме, лишь накинул белый халат поверх хирургички.

– Вот, – с этими словами он поставил коробку на стол.

– Что это?

– Торт, – улыбнулся Виктор. – Захватил из ординаторской для тебя. Сегодня был твой первый день и как бы дурно он ни прошел, надо это отпраздновать…

– А нормальные врачи знают о том, что вы подворовываете их продукты? – спросила Вера, облокачиваясь руками о стол.

– Нормальные врачи? – хирург изогнул бровь. – А! Вот ты, наверное, о чем! Я тоже врач отделения и, надо сказать, хороший. Торт я получил за успешную холецистэктомию.

Виктор рассмеялся и сел за стол.

– Я оперирую как обычный врач, пока мне не нужно выполнять основную работу. Иначе бы я забыл все, чему меня учили, не находишь?

– Так вот почему они с тобой здоровались? – сообразила Вера.

– Да, – улыбнулся Виктор. – Мы, конечно, для них нечто особенное. Когда меняются хранители, никто этого не замечает в больнице. Ты будешь все та же старая Вера Павловна, когда вернешься в реанимацию. Будь к этому готова. Они, наверное, решат, что ты была в отпуске или что-то такое. Но, как бы то ни было, они чувствуют, кто мы такие. Нас всех считают талисманами. Ты еще увидишь.

– И они разве не понимают, что вы проводник смерти?

Вера вгляделась в его бейдж, блестевший на груди. "Виктор Юрьевич Успенский, врач-хирург, к.м.н.". Фамилия очень подходила к его роду деятельности.

– Нет, – покачал головой Виктор. – Только некоторые больные. Ладно! Будешь чай?

Вера неуверенно кивнула.

Тогда хирург поднялся и прошагал к подоконнику. Вера только заметила там чайник. В тумбочке внизу обнаружились чашки и прочая посуда. Следом Виктор прошагал к стене, чтобы налить из-под крана воду. "Он не раз бывал тут", – мелькнуло у Веры в голове.

Вскоре чай уже был заварен и разлит по чашкам. Виктор отрезал Вере пышный кусок, девушка покосилась на него и поняла, что не голодна.

– А хранители? – она запнулась.

Что-то в глубине души подсказывало Вере, что хранители неживые, или живые не в привычном смысле. Свидетельством тому было ее отсутствие аппетита. Виктор поднял голову, отломав от торта ложкой внушительный кусок.

– Хранители едят? – озвучила Вера.

– Почему нет? – ответил хирург, отправляя в себе рот нежный бисквит, обильно сдобренный кремом.

– Я имею в виду, у нас все те же чувства, что и у обычных людей?

Виктор потупился.

– Если ты об этом, то мы не так сильно нуждаемся в отдыхе и еде, как другие. Наша природа делает нас… немного выносливей. Это, наверное, для того, чтобы мы могли лучше делать свою работу. Ты можешь не очень хотеть есть, потому что теперь это не так уж и важно для выживания. Но сладости от этого не становятся менее вкусными, – с этими словами хирург положил в рот вторую ложку.

Вера тоже попробовала. Торт, в самом деле, был отличный. Голода она, и впрямь, больше не испытывала, но и не чувствовала дискомфорта от приема пищи.

– Я, кстати, здесь не только за этим, – произнес Виктор.

С этими словами он запустил руку в карман и вскоре выставил на стол белую пластиковую банку. В таких иногда хранят лекарства. Этикетка содрана.

– Я собирался оставить тебя до завтра в покое, как обещал, но ко мне зашел Иннокентий. Он настаивает, чтобы я дал тебе это.

Врачи одновременно посмотрели на банку.

– Что там? – спросила Вера, чувствуя, что неприятным сюрпризам сегодня так и не будет положен конец.

Виктор открутил крышку и продемонстрировал ей округлые таблетки коричневого цвета.

– Лекарства. Трижды в день по одной.

Вера фыркнула.

– Не буду!

Вот еще! Пить психотропные. В том, какого рода таблетки может дать психиатр, Вера не сомневалась. Виктор нахмурился, и ей вспомнилось, как Иннокентий говорил хирургу, что от новой хранительницы будут неприятности. Она попробовала защититься:

– Он думает, я не в себе?

Виктор отвел взгляд.

– Он кое-что увидел в твоих глазах, что позволило ему предположить, что первое время у тебя будут трудности с адаптацией. Юные хранители часто по ночам видят тревожные образы из прошлого. Иннокентий называет это переходным периодом. За свою долгую службу он много кого наблюдал и разработал схемы лечения. Не смотря на его юный вид, он старший из нынешних психиатров Москвы. Так что поверь, он разбирается в своем деле, и раз он дал тебе это, то лучше будет его послушаться.