Текст книги "Призрачная любовь (СИ)"

Автор книги: Саша Курги

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

В итоге к ней на курсе прочно приклеилось прозвище шлюхи, хотя она, в общем-то, до этого случая в жизни спала только с двумя мужчинами, с одним из которых и целовалась в кино. Он был высоким подтянутым брюнетом в духе девичьих Вериных фантазий об идеальных мужчинах. Однако у них с Пашей оказалось не так много общего, как хотелось бы, так что к третьему курсу пара рассталась.

Еще полгода Вера терпела косые взгляды, а потом внутри у нее загорелось: "Я докажу, им, что я не такая". И к всеобщему прискорбию она стала доказывать именно то, что ей в самом начале приписали. Вера слишком эмоционально восприняла несправедливость по отношению к себе. Она решила, что деньги и положение не позволят больше никому отнестись к ней подобным образом. С тех пор она стала искать себе в спутники влиятельных и богатых мужчин, рядом со многими из них она не чувствовала ничего кроме азарта. Это и привело, в конечном счете, к ее гибели.

После полугода безуспешной борьбы с приклеившимся обидным ярлыком, Вере стало трудно ходить в институт. Она стала прогуливать пары, но все еще не собиралась бросить медицину. За экзамены нужно было платить, и Вера устроилась танцовщицей в ночной клуб. Денег, вырученных с ее обычной подработки репетитором, на оплату экзаменов не хватало. До поступления в ВУЗ Вера была подающей надежды гимнасткой, у нее все еще были отличная растяжка и тренированное тело, так как она продолжала выступать за институт. Благодаря этому девушка быстро освоила танцы на шесте.

Вера вскочила и выбежала из зала. Ей было противно вспоминать себя. Девушку подташнивало, почти как в тот раз, когда она ушла со злополучного дежурства на кафедре хирургии.

– Вот же идиот, – едва слышно фыркнул Виктор за спиной.

Так он не спал? Просто притворился для того, чтобы дать Иннокентию и Вере полапать друг друга. Это было мило с его стороны, но сейчас хранительнице не было до этого дела.

Вера бросилась в туалет, и крепко впившись ногтями в края раковины, встала у зеркала. Сейчас она напоминала себе все ту же хрупкую и напуганную девушку, едва убежавшую от насильника. Она не заслуживала того, что с ней случилось. Но Вере не стоило делать всего того, на что она отважилась, чтобы восстановить свое доброе имя. Если бы она просто проглотила несправедливое обвинение, то никогда бы, в самом деле, не стала шлюхой…

Вера несколько раз перевела дыхание и взглянула на экран телефона. Фильм уже должно быть закончился. Она не собиралась демонстрировать Виктору… Успенскому, в какую пропасть угодила, не сумев добиться его внимания.

Поэтому Вера взяла себя в руки, как и сотню раз до того, и вышла наружу. В дверях ее остановил Иннокентий. К этому Вера была сейчас не готова. С размаха она залепила психиатру пощечину.

Иннокентий отпустил одну руку, но второй все еще придерживал ее локоть. Психиатр приложил ладонь к собственной щеке и поморщился.

– Я это заслужил, – выдохнул он и заглянул ей в глаза. – За то, что повел себя как трус, Вера. Ты злишься, но я должен объяснить тебе свое поведение.

Вера перевела дыхание. Она ведь сейчас залепила пощечину не столько Иннокентию, сколько всем когда-либо обижавшим ее мужчинам. Поэтому она прислушалась.

– Я просто не могу себе этого позволить. Ты понятия не имеешь, что начинает твориться со мной… в моей голове, когда я снимаю очки. Я не могу утянуть тебя в это.

Иннокентий поймал ее ладонь и, поднеся к лицу, аккуратно поцеловал пальцы.

– Ты первая женщина за сто лет, которая вызвала у меня настолько сильные чувства, – пояснил он. – Вера, ты прекрасна, но заслуживаешь чего-то менее сложного. Поверь.

После этого психиатр выпустил ее руку и развернулся, а Вера, глядя ему в спину подумала: "Нет, именно тебя я и хочу". Стало ясно, что они действительно неравнодушны друг к другу и уже оказались бы в постели, если бы не… Вера перевела дыхание. Психиатр говорил ей о своем безумии. Она действительно в порядке, если хочет сумасшедшего? Скорей всего нет.

Тут появился Виктор, и Вера обрадовалась ему. Ей не хотелось заканчивать все так, на этой ноте. А вмешательство хирурга помогло бы хотя бы сгладить углы.

– Ну что, теперь домой? – он смотрел на коллег как на нашкодивших детей.

– Да, пожалуй, хватит на сегодня, – согласился Иннокентий, обернувшись к хирургу. – Мы вроде бы сделали даже больше, чем собирались.

Обратно шли в молчании. Виктор шагал между Верой и психиатром. Было совсем не так весело, как поутру. Атмосфера праздника скомкалась и стерлась. Все теперь было другое. Вера совсем не испытывала радости от того, что их настоящие чувства с Иннокентием прояснились. Она и до этого понимала, что произойдет нечто подобное. Поэтому Вера так и боялась дотронуться до психиатра. Неожиданно хранительница сильно разозлилась. Если бы он дал ей взглянуть на то, что все называли потусторонним миром, она бы сама приняла решение как дальше быть с этим. Нечестно было делать это за нее!

Наконец хранители приблизились к воротам больницы. И там их ждала необычная сцена. Вера поначалу не заметила девушку с пакетом в руках, но как только Иннокентий легко коснулся ее руки, тут же узнала Леру Абарян.

Дочь Виктора, очевидно, находилась в непростой ситуации. Она то срывалась с места и делала несколько решительных шагов в сторону больницы, то разворачивалась и отходила обратно к воротам. В этот миг хирург и сам заметил ее.

Виктор застыл.

– Она вернулась, – улыбнулся ему психиатр. – Я же говорил тебе.

Вера по его тону поняла, что между друзьями на эту тему, видимо, состоялась уже не одна беседа. И тогда осознала, что должна была делать сама.

– Иди, – сказала Вера хирургу. – Я… тебя вспомнила в кино. Поэтому и ушла. В нашем институте ты был учителем, о внимании которого все мечтали. Если кто-то и сможет превратить ее родовое проклятие, которое привело ее в хирургию, в благословение, то только один ты. Теперь я точно знаю. Так было нужно, чтобы вы встретились.

Виктор с благодарностью посмотрел на Веру, подтянулся и зашагал навстречу Лере. С дочерью они столкнулись прямо в воротах, когда она, видимо, наконец, приняла решение уйти.

– Лера? – заговорил Виктор, сверху вниз взглянув на девушку.

Та тяжело выдохнула и сунула хирургу пакет в руки. Виктор открыл его и тепло улыбнулся.

– Там… пирог. Я приготовила сама, – объяснила Лера. – Вы… хотели как лучше, а я… наговорила вам гадостей. Я… места себе не нахожу вот уже три недели. Вы первый человек, который отнесся ко мне с искренней добротой, наверное, за всю мою жизнь. Не могу же я оставить по себе такое плохое впечатление…

Лера подняла глаза и нервно взглянула на отца.

– Дело в том, я… ухожу из медицины. У меня изменились финансовые обстоятельства. Я все обдумала и поняла, что начну с мужем бизнес…

Тогда Виктор взял дочь за руки и произнес.

– Это не выход и ты знаешь сама.

Лера опустила голову. Губы ее дрожали.

– Вы, черт возьми, правы, – наконец, выдохнула девушка.

Несколько мгновений она выглядела очень смущенной, а затем начала копаться в сумке и через какое-то время вынула оттуда сложенный вчетверо листок бумаги. Это оказался детский рисунок, когда Лера развернула его.

– Я никогда не думала, что покажу вам его, – пробормотала Лера. – Это нарисовала на уроке моя дочь. Я вроде бы рассказывала вам про Арину.

Виктор взял бумагу в руки и, следом, очень искренне и тепло улыбнулся.

– Так это же вы в операционной.

Лера потупилась.

– Она нарисовала меня и вас.

– Это я? – вскинул брови Виктор, указывая на листок. – Ну, может, чем-то и похож.

– Да, это зеленое пятно, – нервно усмехнулась Лера. – Ваша голова. Я рассказала ей о вас… на ночь и с тех пор Арина твердит, что мне нужно сказать вам спасибо. Дочь, это лучшее, что у меня получилось пока.

Лера помолчала и, наконец, выдохнула:

– Ну что, съедите пирог? Мы вместе готовили.

– Мне очень приятно, Лера, – просиял Виктор.

– Правда? – в глазах девушки едва ли не стояли слезы.

Через мгновение она утерла нос рукавом.

– Я ведь, по правде, пришла не только из-за Арины, – посмотрев в сторону, сдавленным голосом заговорила она. – Я, конечно, очень люблю свою дочь, но не могу выполнять все детские прихоти, как бы правильно они ни звучали. Мне рассказали другие… ординаторы с кафедры, какая это честь ходить в учениках у вас и о том, что я повела себя как идиотка, когда подумала, что интересую вас как женщина… Все знали про вашу семью, кроме меня…

После этого Лера с вызовом посмотрела в глаза отцу, но, видимо, не нашла в них того, что искала.

– Я думала, вы меня прогоните сегодня, – закончила девушка.

– Я же сказал, – улыбнулся Виктор. – Ты очень похожа на мою дочь.

Лера какое-то время молча комкала свой рукав и, наконец, проговорила:

– Тогда можно мы притворимся, что того разговора не было и начнем сегодня с чистого листа? Я сяду за учебники и буду ходить с вами на дежурства.

Виктор приобнял ее и завел в ворота больницы.

– Лера, мы можем начать работу прямо сегодня. Полгода ты уже пропустила. Это много. Но я помогу тебе наверстать.

Девушка кивнула.

– Форма у меня с собой, – вздохнула она. – Правда, она вашего анестезиолога. Помните, я брала ее постирать? Думала, сегодня верну. Она же не расстроится, если я еще на день-два задержу ее вещи?

– Нет, – покачал головой Виктор. – Пойдем, составим тебе график.

Вскоре отец и дочь скрылись за воротами.

– Получилось! – воскликнула Вера, оборачиваясь к Иннокентию. – У меня все вышло, представляешь!

Хранительница, конечно же, приложила руку к тому, чтобы Лера узнала от других ординаторов о своем отце. И это сработало! Правильно говорил Иваныч, ни одно чудо не выходит без напряженной работы добрых сил. Сейчас Вера была занята исключительно своим триумфом и совсем позабыла о том объяснении, которое недавно было у них с Иннокентием.

Однако психиатр на нее не смотрел. Он сделал жест Вере, который означал: "Не приближайся!". Невдалеке стояли несколько человек в черной форме. Еще мгновение назад на улице никого не было. Эти стражи словно взялись из воздуха.

– Я сам с ними поговорю, – Вера уловила в голосе Иннокентия тревожные нотки.

Время замедлило бег и все вокруг стало серо-тягучим, когда хранителей обступили пятеро мужчин в одинаковых черных куртках, сверху которых у каждого нечто броде бронежилета. На рукавах был вышит незнакомый герб, под ним цифры "01". Такой экипировки Вера у стражей еще никогда не видела. Мужчины выглядели грозно, в их позах, крепких фигурах чувствовалась сила. Они мало напоминали обычный патруль. Зачем они здесь? Вера нашарила в кармане увольнительную.

– Они тут не из-за тебя, – подтвердил ее опасения психиатр. – Это первая опергруппа… и Отверстчик, глава сыска, их начальник.

– Верно, – один из мужчин кивнул, и Вера с удивлением узнала в нем того самого господина, который еще в начале двадцатого века являлся в больницу за Иннокентием. Это и был Отверстчик, похоже.

Стиль у него почти не изменился с тех пор. Начальник первой опергруппы носил такой же точно старомодный черный плащ, что и в начале прошлого века. Ну что ж, теперь, по крайней мере, было ясно, что и среди стражей были свои долгожители.

– Мы за психиатром, – объяснил он Вере.

Иннокентий расправил плечи и шагнул вперед. Хранительница затаила дыхание. Зачем первой опергруппе Иннокентий? Они же не арестовывать его пришли?

– Точнее, за его талантами, – сжалился Отверстчик.

– Что у вас произошло? – взгляд психиатра стал напряженным.

– Я бы сказал происходит, – ответил начальник первой опергруппы. – У нас приказ задействовать тебя.

– Но… – психиатр выглядел злым и ошеломленным.

Отверстчик в этот момент достал из кармана бумагу и протянул ее Иннокентию.

– У меня Управлением договор. Протектор сам признал, что в очках я представляю куда большую ценность и приказал вам держаться подальше от больницы! – вспыхнул психиатр.

– Так и было, пока ты не додумался угрожать оперативникам, выполнявшим свою работу, – отчеканил Отверстчик. – Хорошим людям удалось уберечь тебя от по-настоящему серьезных последствий. Именно Протектор счел, что ты зазнался, и пора напомнить тебе, кто ты такой. Принимайся за дело, если не хочешь проблем!

Иннокентий тяжело вздохнул и посмотрел на Веру.

– Уходи! – распорядился он.

– Нечего на это глазеть! – подтвердил слова психиатра Отверстчик. – Подите прочь, Вера Павловна!

Хранительница с трудом сдвинулась с места. Оперативники расступились перед ней и следом снова замкнули кольцо. Это же настоящие бугаи – с ужасом думала Вера. Что если они начнут Иннокентия бить? Она не могла оставить психиатра, но и остаться с ним тоже. Стражи хотели сделать что-то дурное. Вера зашла за ограду и остановилась за воротами так, чтобы не раздражать оперативников своим видом.

– Где оно? – обратился Иннокентий к обступившим его бессмертным.

Отверстчик указал на конец улицы.

– Вы не могли подпустить это еще ближе?! – взвился психиатр. – Больница же…

– Нужно было исключить любую возможность увильнуть. Все знают, что ты душу отдашь за родной стационар.

Иннокентий передернул плечами и неуверенно взялся за очки. Отверстчик неожиданно хлопнул его по плечу.

– Вопрос лишь в публичной порке. Это максимальная поблажка, – сказал он. – Ты унизил Управление в семьдесят пятом и многие об этом помнят. До недавнего времени я был уверен в том, что ты понимаешь, с чем имеешь дело, Иннокентий.

Отверстчик наклонился к психиатру, сжав его плечо.

– Куда делась твоя ловкость? В Управлении годами ждали от тебя ошибки, и ты им прямо в руки сунул шанс себя поддеть. Я не стану пересказывать все те гадости, которые они всерьез принялись обсуждать. Я напомнил им, что в Москве почти каждый бессмертный тебе чем-нибудь обязан. Как только вдоволь покорчишься от ненависти к себе, они отстанут. Я это обеспечу. Приступай. Мне не приносят удовольствия такие зрелища. Но я настоял на участии первой опергруппы. Кто-нибудь из молодняка был бы неаккуратен.

Психиатр единым движением снял очки и, к удивлению Веры, тут же повалился наземь. Хранительница выскочила из-за ворот, потому что ей было страшно видеть это. Иннокентий переживал один из тех приступов боли, что она уже видела.

Отверстчик остановил оперативников жестом.

– Эмоциональная реакция, – пояснил глава сыска, складывая руки на груди. – Если бы в глубине ваших душ было бы скрыто что-то подобное, вас раздирали бы не меньшие противоречия. Протектор задумал напомнить Москве, да и самому доктору, что он такое на самом деле.

– Что с ним? – заговорил высокий блондин.

– Испытывает мучительную боль, – пояснил Отверстчик. – Пока он человек, сильные отрицательные эмоции вызывают у него реакцию, вроде той, что ты почувствуешь, Игорь, если тебе руку, например, сломать. Ему противно менять форму. До тридцатых годов отвращение заслоняла выгода, и он так не страдал. Психиатр уже лет пятьдесят пробыл в человеческой форме, и, должно быть, позабыл каково это становиться чудовищем. Он умеет исцелять души и начальство решило, что лучше ему не снимать очки.

Психиатр тем временем дрожащими руками вернул на место очки и, сидя на коленях, уставился в землю. Лицо его было бледнее простыни. Пальцы зарылись в снег. "Он не сможет", – вдруг очень четко поняла Вера: "Не сумеет снова увидеть себя монстром. Он вылечился и если он сейчас добровольно пустит в свою душу безумие, сломается".

Стражи сгрудились вокруг психиатра.

– Шеф, – сказал тот из них, что носил козырек. – Выродок близко. Мне действовать?

– Жди, Олег! – прорычал Отверстчик и наклонился к психиатру. – Иннокентий, после того, что ты устроил в семидесятых, тебе не спустят слабости. Тебя сожрут, если сейчас же не сменишь форму. Давай!

– Ублюдки, – прошипел психиатр и снова сорвал очки.

Вера бросилась к нему, не раздумывая. Она могла унять боль. Это сейчас представлялось ей единственным выходом. Оперативники ее пропустили. Иннокентий открыл глаза, только когда Вера тронула его. До этого он с силой сжимал веки, но почувствовав ее прикосновение к руке и анестезию, должно быть, очень удивился.

– Что ты делаешь, Вера? – сорвалось с его губ, прежде чем привычный мир разорвало в клочья. – Только не ты! Нет!

Повсюду были ночь, мрак, жуткие крики. Пространство странно исказилось, дома искривились и теперь стремились вверх покачиваясь, словно языки пламени.

– Что ты наделала, Вера?! – это был единственный настоящий звук в этом пространстве.

Хранительница посмотрела перед собой, но Иннокентия там не было. Она обернулась и поняла, что психиатр встал у нее за спиной, но не даст себя увидеть. Он придержал ее голову, только не пальцами. У него, что, были когти?

– Ты добровольно шагнула в шизофренический бред. Что с тобой не так? – это прозвучало устало. – Как ты планируешь выбраться?

– Ты думаешь, что ты чудовище? – проговорила Вера, удивившись тому, насколько бесцветным и странным стал тут ее голос.

– Так и есть.

Вера обернулась, перехватив его руку. Она точно знала, что Иннокентий никогда не причинит зла любимому существу, он не ударит ее, что бы она ни сделала. Он замер позади, зажмурился, чтобы не видеть отвращения и, кажется, даже набрал воздуха в грудь – не дышать. Так делают дети, когда хотят сделать так, чтобы их было совсем не слышно. Психиатр действительно не был похож на человека так, но и чем-то жутким Вера бы его не назвала. Иннокентий напоминал большую нахохлившуюся птицу, вот почему она, наверное, при первой встрече посчитала, что он напоминал ворона. Это была его вторая, тщательно скрываемая сторона, которой он боялся куда больше, чем стоило бы.

– Ты сохранил свою душу нетронутой, – прошептала хранительница. – То, что я сейчас вижу, просто эхо катастрофы.

Вера начала с его руки. От ее прикосновения с предплечья слетели перья, а когти втянулись, оставив на месте обычные ногти. Вскоре Вера уже стряхивала облик чудовища с его плеч, головы, ног, талии. Она могла сделать это, поэтому делала. Психиатр приоткрыл один глаз и удивленно взглянул на нее.

– Не страшно? – уточнил он.

Вера покачала головой и объяснила:

– Она украла у тебя нормальный вид, а я вернула. Потому, что знаю, ты человек. Ты никогда по-настоящему не был чудовищем, им была твоя жена.

После этого Вера достала карманное зеркальце и протянула Иннокентию, чтобы он мог посмотреться в него. Довольно долго психиатр простоял, молча разглядывая себя.

– Карие, – выдохнул он. – Я ведь и, правда забыл, какого цвета мои глаза. Все это очень плохо. Вер, я должен рассказать тебе кое-что о стражах.

Хранительница вскинула голову.

– Каждый из них, собираясь вступить в бой, перекидывается в боевую форму. В этом виде они сильнее и защищены лучше обычных душ. Для смены облика им достаточно взять в руки духовное оружие. У меня его нет, я становлюсь чудовищем, если снимаю очки. Я никогда не был стражем в привычном смысле этого слова.

– Что? – пробормотала Вера.

– Ты разрушила ту форму, в которой я уничтожал врагов.

– Черт!

– Это не конец, – прикрыл веки психиатр. – Я что-нибудь придумаю. Пока нам нужно спрятаться.

С этими словами Иннокентий схватил Веру за руку и потащил к странным домам. Что-то черное тяжело свесилось из окна и ухнуло на землю, а потом не то покатилось, не то поползло. Вера встала как вкопанная. Ей даже не приходило в голову, что в домах есть жизнь. Иннокентий потянул немного сильней.

– Слушайся меня и не пропадешь.

– Это… – Вера указала вперед.

– Всего лишь местные обитатели, – вздохнул психиатр. – Те самые чудовища, которых я тут поселил. Я не позволю им тебя тронуть. Нам нужно переживать на счет выродка. Это злобная душа и раз она смогла покинуть то место, к которому привязана, то ей не остается ничего кроме как разрушать. Она уже не может совладать с тьмой, что рвется из нее. И попытается заглушить ее нашим светом.

Иннокентий и Вера вбежали в подъезд и затаились у окна.

– Оно уже близко, – прошептал психиатр.

Вера старалась не смотреть на тени, сгущавшиеся в углу. Ей казалось, что создания из бреда пытаются подавать знаки странной гостье.

– С Лилей стало то же самое? – вдруг выдохнула она.

– Не знаю, – как-то очень резко сказал психиатр. – И знать не хочу.

– Она ведь обрекла тебя на такую жуткую участь.

– Пожалуйста, молчи, – Иннокентий указал в окно. – Оно все чувствует.

По двору брела девушка. Она была одета в белое воздушное платье. Светлые волосы вились по ветру. Босыми ногами она спокойно ступала по снегу. Наконец девушка остановилась и запела. Тот самый романс, что играл недавно Иннокентий. Вера отпрянула в ужасе.

– Они не то, чтобы очень хорошо умеют в душах читать, но слух у них прекрасный. Они разбирают в наших голосах нотки страха. Ты хотела видеть Лилю? Оно охотится на тебя! Меня ему прочесть куда сложней.

Девушка повернула голову в сторону окна. Вместо глаз у нее были черные провалы. Руки в кровоподтеках. Вера почувствовала себя дурно. Выродок собрал все то, что она знала об Иннокентии и вот тут ей стало по-настоящему страшно.

Единым движением психиатр отбросил Веру от окна, повалив на пол.

– Ни слова, ладно? Надеюсь, оно нас не заметило.

Вера лежала на холодном бетоне, сосредоточившись на лице Иннокентия. Психиатр стоял на коленях, прижимая ее плечи к полу обеими руками, как словно боялся, что хранительница может встать и броситься на выродка. Он был так близко. Только руку протянуть. Быть может их последние мгновения. Так приятно было видеть его глаза, не спрятанные за стеклами очков. Вере снова захотелось признаться ему в том, что считает их красивыми.

– Как ты убивал их раньше? – заговорила она.

Иннокентий отвел взгляд.

– У меня были способы. Я этим не горжусь.

– А стражи, они как?

– Я же сказал, у каждого из них есть оружие, – Иннокентий закатил глаза.

– Как они получают его?

Психиатр усмехнулся.

– Ты что, всерьез думаешь? Я же просто могущественная аномалия, которой они научились управлять. Я никогда не был и не стану стражем.

– Просто скажи, – разозлилась Вера.

Психиатр отодвинулся и сел.

– Есть обряд инициации. Насколько я знаю, когда к ним попадает новая душа, ей устраивают что-то вроде боя с тенями, где она встречает свои страхи. Страж должен понять, за что он сражается и тогда он обретает оружие.

Вера хотела что-то ответить, но Иннокентий притянул ее к себе и с силой зажал рот ладонью.

– Оно тут, – прозвучало над ухом.

Девушка встала в дверном проходе.

"Сражайся!", – хотела было сказать Вера, но Иннокентий и так все понял. Он прыгнул вперед и попытался оттолкнуть выродка, но его рука прошла сквозь призрачную фигуру. Чудовище шагнуло вперед, так, словно Иннокентия перед ним и не было. Оно охотилось на Веру, теперь это было яснее некуда.

– Клянусь, Лиля, тебе нужен я! – воскликнул психиатр, но она не обратила на это ни малейшего внимания.

Вера поняла: он никогда не был по-настоящему нужен своей жене. Если искусство уничтожения выродков состояло в психологическом поединке, то это были неправильные слова. Вскоре ее почти поглотила черная пропасть, скрывавшаяся у девушки в глазах, там были боль и отчаяние, тьма в которую Вера чуть было не угодила в свою первую ночь в больнице. Тогда Иннокентий так вовремя пришел ей на помощь…

Вдруг мрак рассеялся. Перед Верой стоял психиатр. В руках у него был прут. Должно быть, Иннокентий вырвал его из стены. Дом, в котором они скрывались, был панельный, но некоторые бетонные блоки разрушились от времени и теперь из глубины стен кое-где просвечивал железный остов. Сколько же сил нужно было на то, что бы выдрать эту штуку оттуда руками?

Вера посмотрела по сторонам. Выродка не было.

– Все? – зачем-то спросила она не менее потрясенного Иннокентия.

Психиатр кивнул.

– Очки, – подсказа ему Вера.

Тот неуверенно потянулся к нагрудному карману, все так же не выпуская из руки прут, и достал очки. Перед тем как надеть их, Иннокентий внимательно взглянул на Веру и пробормотал:

– Ты оказалась права. Вот оно, оружие.

Странный мир рассеялся. Вера и Иннокентий стояли посреди улицы в окружении стражей. Психиатр свободной рукой прижал девушку к себе, защищая ее от оперативников этим жестом. Следом он бросил на асфальт то, что назвал оружием. Вера пригляделась. Теперь прут обрел новую форму. Сейчас он больше всего напоминал серебристый посох – просто длинная ровная палка.

– Передайте Протектору, что показательной порки не вышло, – оскалился Иннокентий. – Теперь я один из вас. Интересно, как ему это?

Оперативники не шелохнулись. Петр Андреевич аккуратно поднял с земли посох и рассмотрел его со всех сторон.

– Твое оружие, – произнес он. – Не думал, что когда-нибудь это увижу. Так теперь, в самом деле, ты наполовину хранитель, наполовину страж. Уникальный бессмертный. Сбылось то, что Анника предсказывала. В машину, парни!

После этого оперативники двинулись прочь, а их начальник еще раз посмотрел на посох.

– Я верну оружие, как только его зарегистрируют, – обратился он к Иннокентию. – Но зная тебя, сомневаюсь, что ты будешь скучать по оружию.

Иннокентий все еще прижимал к себе Веру, и ей тоже не хотелось отпускать хранителя.

– Теперь тебя не побеспокоят, – пообещал Отверстчик. – Я позабочусь. Красивое оружие. Даму защищал? Я об этом слышал от вашего главного и подумал тогда: сказки.

Иннокентий кивнул.

– Да, – протянул Отверстчик. – В таких случаях, оно всегда изящное получается. Когда во имя любви. Ну… совет вам да… – страж уже было повернулся спиной, но остановился и пристально посмотрел на Веру. – Вам повезло, что вы не видели его в деле раньше. Он пожирал заблудшие души. Даже у меня от этого зрелища по коже мороз был.

После этого начальник сыска испарился как черная тень. Иннокентий едва заметно пошатнулся. Битва ему, видимо, нелегко далась.

– Пойдем, – позвала Вера, позволив психиатру привалиться к своему плечу.

Иннокентий послушался.

– Сегодня я избавился от него, – едва слышно произнес хранитель. – От призрака жены.

– Ты меня спас, – в ответ прошептала Вера. – Еще никто не делал для меня ничего подобного. Я так привыкла со всем справляться сама.

– Разочарована?

– Наоборот.

Вера усадила Иннокентия в собственной комнате и налила чай. Их приключение с выродком заняло куда больше времени в реальном мире, чем в призрачном. Стоял поздний вечер. Психиатр молча грел руки о чашку. Вера временами поглядывала на него, но сейчас было не похоже на то, что Иннокентий готов потерять сознание от очередного приступа боли. Выглядел он так, словно ему было некомфортно после всего, что он пережил, но не более того. Вера разыскала корвалол и накапала несколько капель ярко пахнущей жидкости в ложку.

– Что это? – отшатнулся психиатр, когда хранительница протянула лекарство ему.

– Корвалол. Успокоительное. Чуть крепче валерианки. В составе фенобарбитал, снотворное.

Иннокентий вздохнул и, поморщившись, выпил.

– Думаешь, уже можно слезать с морфия? – уточнил он, посмотрев Вере в глаза.

– Пожалуй. Еще тебе нужно поспать. Ты выглядишь очень усталым. Думаю, создание оружия дается нелегко.

Иннокентий кивнул.

– Можешь остаться у меня.