Текст книги "Обман, или Охота на мачо"
Автор книги: Сара Мэйсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Глава 2
«Бристоль газетт» – не первое место моей работы. Окончив университет четыре года назад, я планировала поселиться в Лондоне и очень хотела устроиться в одну из государственных газет, но для того, чтобы попасть туда, требовался большой опыт работы. Единственный опыт, который у меня был, – это собирание клубники по выходным (должно быть, из всех людей только я одна получала от этого занятия истинное удовольствие) и работа официанткой. Я поняла, что мне стоит умерить свой пыл, распечатав двенадцатое письмо с отказом, и к тому времени, когда мне подвернулась работа в Бристоле, уже была согласна на все. Я очень обрадовалась этому предложению. Вы не представляете, сколько мне пришлось лгать, чтобы добиться должности спортивного корреспондента. Правда. Однако не стоит вдаваться в подробности.
Когда Джо просек, что я абсолютно ничего не знаю о спорте, он перевел меня в отдел новостей. Я самая младшая из всех сотрудников отдела новостей. Это означает, что я выполняю работу, до которой никто другой не снисходит.
В данное время я специализируюсь на некрологах о домашних питомцах. Очень трудно похвастать перед начальником своими писательскими способностями, когда пишешь «поэму» о коте: «…и девственно чистая, белая шерстка Персила выглядела так, будто была чуть припорошена снегом…» Да. Именно так.
Сегодня пятница, и я как всегда опаздываю на работу. Даже несмотря на то что редакция газеты находится в десяти минутах езды от моего дома, я совершенно не способна приехать туда вовремя. Стоя в ожидании лифта, который отвезет меня на третий этаж, отчаянно отгоняю мысли о вчерашнем инциденте в больнице. Беглый взгляд на белые костюмы заставляет меня нервно передернуться. Лифт приезжает, открываются двери. Я выпархиваю и сталкиваюсь нос к носу с красавчиком Питом, корреспондентом отдела криминальной хроники. У него в руках большая картонная коробка. Я налетаю на него с такой силой, что у меня перехватывает дыхание.
Красавчик Пит и я не ладим. Я считаю, что он самодовольный и ограниченный, а он считает меня чересчур надоедливой (возможно, довольно справедливо). К счастью, мы не притворяемся, что «нравимся» друг другу.
– Пит! – с содроганием выдыхаю я, борясь с искушением упасть на колени и сложить в мольбе руки. – Что это за коробка? Ты ведь не покидаешь нас, правда? – с иронией прибавляю я.
Красавчик Пит расплывается в довольной ухмылке. Судя по всему, я попала в самое яблочко.
Проклятье.
Он самодовольно улыбается:
– Нашел работу в издательстве «Дейли мейл», так что ухожу.
– Ясно. Ну, удачи тебе, – выпаливаю я.
– Спасибо.
Мы меняемся местами, и он выходит из лифта.
– Кстати, Холли, – говорит он, когда дверь уже начинает закрываться, – Джо хочет тебя видеть.
Он снова ухмыляется, и двери лифта закрываются с глухим стуком.
Я быстро направляюсь к кабинету Джо и стучу в дверь с табличкой «Редактор». Как обычно, в ответ на мой стук слышится рев «Войдите!»
Он разговаривает по телефону, разнося в пух и прах какого-то бедолагу, так что у меня есть минутка, чтобы разглядеть его кабинет. Это самая безликая комната из всех, что мне приходилось видеть. Меня всегда поражало, как такой большой (в прямом и переносном значении слова) человек может находиться в таком непривлекательном месте. На его столе нет фотографий, только груды бумаг. Нет ни картин на стенах, ни хоть каких-либо видимых свидетельств личной жизни. Я с иронией списываю это на большую любовь к работе. Он кладет телефонную трубку.
– Джо, привет!
– Холли! Как поживает твой кузен? Я надеялся увидеть его на чемпионате «Спэниш оупен» вчера вечером.
Когда я старалась получить должность спортивного корреспондента, то придумала воображаемого кузена (суперзвезду спорта) и назвала его Бантэмом. Я чуть было не назвала его Банбери в честь одного из героев Оскара Уайльда, но как только произнесла первый слог этого имени, то поняла, что Джо может обнаружить литературную связь. Бантэм, слава ему, помог мне получить работу. Вся проблема в том, что он участвует в чемпионате по гольфу (как будто у меня нет амбиций).
– Он заболел. Не смог играть.
– Очень жаль. А что с ним случилось?
– Э… грипп.
– Грипп?
Он хочет сказать, что грипп – не настолько серьезная болезнь, чтобы Бантэм не играл в чемпионате.
– Ну, симптомы были похожи на грипп. Вообще-то, это был тифозный грипп, – я решительно киваю.
– Тифозный? В Испании?
– Но заразился он не в Испании, – защищаюсь я.
– Уж конечно, нет!
– Вот именно! Вы ведь знаете про все эти тропические болезни?
Я улыбаюсь. Как жаль, что я не знаю ничего о той болезни, о которой рассказываю. Не знаю даже того, где ею можно заразиться.
– Он заразился… э-э-э… в Африке!
Старая добрая Африка кажется мне достаточно большим континентом, где наверняка есть все виды болезней. Джо понимающе кивает, так что я уверенно добавляю:
– Да, в Африке.
– А что он там делал?
– В Африке? – непринужденно переспрашиваю я, дабы выиграть несколько драгоценных секунд на обдумывание. Джо кивает.
– Ну, это… Естественно, он играл в гольф. В благотворительных целях.
Передо мной предстает малопривлекательная картина бугристых равнин и лесов Африки с раскиданными тут и там маленькими полями для гольфа.
К счастью, такая сомнительная картина не представилась Джо.
– Боже, какая неудача! – восклицает он.
– Ну, ты знаешь, Бантэм – он такой. Неудачи следуют за ним по пятам.
Я преодолеваю желание использовать пачку лежащих на столе у Джо листов в качестве веера.
– Вот прогульщик! Я имею в виду, в скольких турнирах он сыграл в этом году? В двух? И оба раза я его не видел. А то, что с ним случилось, – такая досада! Может, увижу его в следующий раз.
«Может быть! Но лучше не рассчитывай на это», – добавляю я про себя.
Я настолько измучена этими языковыми упражнениями, что только спустя несколько секунд вспоминаю, зачем я, собственно, сюда пришла.
– Ты хотел видеть меня?
– Да. Ты вчера написала хорошую статью про тот случай с мошенником.
– Ой, спасибо.
– С твоей подругой все в порядке?
– С Лиззи? Да, все нормально.
– Отлично. Твоя статья – только одна из причин, по которым я хотел тебя видеть. Пит уходит.
– Да, я знаю. Я только что встретила его в… м-м…
Я запинаюсь, когда осознаю, что в пятнадцать минут десятого меня не должно быть в лифте. Я должна быть уже на рабочем месте. Джо отмахивается в ответ на мое мычание.
– Но для тебя есть хорошие новости! Как это там? И грязный ветер нам приносит чудо? Чудесный ветер, что…
Мог бы вспомнить эти строчки сразу. У него дурацкая привычка путаться в метафорах. Бывает трудно понять, что он имеет в виду. Я начинаю успокаиваться.
– Правда? – осторожно спрашиваю я.
– Да-да, очень хорошие новости!
– Серьезно?
– Да. Знаешь, кто будет новым корреспондентом криминальных новостей?
Здесь старушка Колшеннон могла бы остановиться в раздумье, но я на лету ловлю его мысль. Корреспондент криминальных новостей – малоуважаемая должность, и красавчик Пит, занимая ее, предпринимал безнадежные попытки, чтобы улучшить отношения с местным департаментом полиции (почему красавчик Пит всегда казался незаменимым, я никогда не понимала). Полиция агрессивно настроена по отношению к нам, а мы в ответ ведем себя так же агрессивно, пишем про них нелицеприятные статьи, и все это тянется бесконечно. Когда место корреспондента криминальной хроники освобождается, сотрудники начинают прятаться за своими столами. Эта должность – черное пятно в карьере, и теперь мне предстоит ее занять.
Джо встает с кресла, обходит стол и присаживается на его край. Смогу ли я изобразить энтузиазм?
Я восторженно вздыхаю. Это, кажется, радует Джо, и он широко мне улыбается. Хорошее решение, Холли.
– Новым корреспондентом будешь ты! Я даю тебе этот шанс!
– Это здорово. Но, но… ты думаешь, у меня достаточно опыта, чтобы сотрудничать с полицией? – Я разыгрываю неподдельный ужас. Пожалуйста, скажи «нет». Пожалуйста.
– Да! Конечно, у тебя достаточно опыта!
Черт!
– Я даю тебе шанс! Ты заслужила это!
Он принимает серьезный вид:
– Холли, я хочу, чтобы ты добилась здесь успеха. В прошлом эту должность занимали самые достойные люди…
Ладно-ладно, о чем это он?
– Но они были слишком агрессивны, слишком бесцеремонны. Я хочу, чтобы ты выстроила хорошие отношения с полицией. Как говорится, э… подливай елей вместо грязной воды. Выпей эту чашу со смирением. Не испорти кашу. Ты понимаешь, о чем я?
Э… нет, не совсем, но я все равно утвердительно киваю.
– У «Бристоль джорнал» всегда были хорошие отношения с полицией, и это видно по их последним криминальным публикациям.
«Бристоль джорнал» – вторая по значимости газета в регионе и наш главный конкурент. Мы очень обиделись, когда они назвали нашу редакцию «обществом скандалистов, не видящих разницы между Тони Блэром и Тони Беннеттом [1]1
Тони Беннетт – американский эстрадный певец и актер.
[Закрыть]». Я бы сильно поспорила с ними, если б только знала, кто такой Тони Беннетт. Они взяли свои слова обратно под угрозой судебного разбирательства, но всякий раз при упоминании этой газеты в глазах Джо появляется гнев.
Он хмурит брови и продолжает:
– Они всегда на шаг впереди нас, если говорить о криминальных новостях. Я думаю, у них есть свой человек в полиции. В любом случае, мне нужно, чтобы ты взяла быка за рога.
Шеф похлопывает меня по плечу:
– Я рад нашему разговору. Теперь я чувствую себя уверенней. Намного.
Что ж, я рада, если это так.
– Начнешь с понедельника. Хороших тебе выходных, если вдруг не увидимся. Передавай большой привет Бантэму, – живо добавляет он, провожая меня до дверей.
В прошлом году у нас в редакции была специальная коробка для пожертвований, все деньги из которой уходили на благотворительность. Этой коробке было только три месяца, когда мы получили письмо от организации «Собаки-поводыри для слепых». Они благодарили за помощь и сообщали, что на наши деньги содержат четырех лучших собак-поводырей. Ну, лично я оплатила по крайней мере двух собак и еще одну лапу. Поскольку мне нравятся подобные благородные дела, моя зарплата уходит очень быстро. По этому поводу хочется выругаться, что является не лучшим качеством женщины. Во всяком случае, я придумала новый способ ругаться, который (я говорю это с гордостью) прижился в редакции. Он заключается в том, что бранные слова заменяются названиями овощей и фруктов. Фрукты и овощи, которые мы терпеть не можем, считаются плохими, а те, которые любим, – хорошими. Образно выражаясь, мои теперешние взаимоотношения с полицией подобны турнепсу, а уходящий от нас Пит оставлял после себя нечто вроде яблок (уж конечно, не клубнику или что повкуснее). Теперь в редакции гуляют фразы типа «Вы не поверите. Знаете, это как брюква».
Вообще-то, система довольно понятная. Есть одна девчонка, которая всегда кричала по телефону: «Ну, просто как киви!» Мы удивлялись, когда нам снова и снова приходилось объяснять ей нашу систему, пока кто-то не сказал, что у нее аллергия на киви.
Таким образом, полицейские именовались брюквами, кабачками, брюссельской капустой и подобными мерзостями.
– Как прошел день? – участливо спрашивает Бен.
Я язвительно смотрю на него. Вопрос некорректен. Мы сидим после работы в «Оранжерее Генри Африка» за пятничной выпивкой. Гигантские пальмы раздражают меня, особенно один назойливый лист, цепляющийся за мою голову. Лучи заходящего солнца проникают в окна, и мне приходится щуриться. Может быть, все это довольно мило, но я не в лучшем расположении духа.
– Ой, знаешь, не совсем обычно.
Я пью водку через соломинку. Потом, просто для того чтобы что-то сделать, отпиваю немного апельсинового сока.
– В каком смысле?
Он наклоняется поближе ко мне, чтобы лучше слышать в этой шумной атмосфере пятничного вечера.
Я молчу, склонившись над стаканом, все еще держа во рту соломинку – нет смысла ее вынимать. Я никогда не понимала, зачем нужны соломинки, но вдруг поняла: когда пьешь через соломинку, можно абсолютно не двигать головой.
– Меня назначили новым корреспондентом криминальных новостей, – говорю я, не вынимая изо рта свою подружку-соломинку и улыбаясь.
– Это плохо? Я имею в виду, ты ведь не считаешь эту работу ужасной? А что случилось с Перси или как там его зовут?
– Пит.
Гигантская пальма снова щекочет мою макушку.
– Что случилось с Питом?
Я глубоко вздыхаю и чувствую, что мое дыхание наполнено водочными парами.
– Перешел работать в «Дейли мейл».
– А, ну это что-то вроде повышения, да?
Я всматриваюсь в некую точку в стороне от Бена. Если бы он только знал!
– Зависит от того, как на это посмотреть.
– Холли Колшеннон, корреспондент криминальных новостей «Бристоль газетт», – торжественно произносит он и взмахивает при этом рукой.
– Вроде звучит неплохо, – говорю я и начинаю изучать кубики льда в своем стакане.
– Это звучит великолепно! – взволнованно говорит Бен. По всем правилам такая реплика должна сопровождаться похлопыванием по руке или по спине – таков его радостный тон. Правда, получив подобное похлопывание от игрока в регби ростом в шесть футов, не очень-то обрадуешься.
– Джо сказал, что назначает меня на эту должность, потому что я хорошо поработала над историей мошенника из Стэйси.
Еще немного, и пальма наживет себе неприятности. Я отпихиваю ее, стараясь не потерять самообладание. Не хочу, чтобы меня запомнили здесь как «девушку, которая вступила в борьбу с пальмой».
– Это тот, что попал в больницу? Там еще был дерьмовый офицер полиции?
– Точно.
– Возможно, это была простая случайность. Ты говорила, что другой офицер был довольно приятным.
– Ну, не знаю. Вообще-то у меня не было возможности поговорить с ним.
– Еще что-нибудь произошло? – спрашивает он.
– А разве этого не достаточно?
– Я имею в виду, что-нибудь интересное.
Меня забавляет идея пересказать ему мой разговор с Джо о Бантэме, но я решаю, что это не покажется Бену смешным. Время от времени мне удается ошеломить Бена своими проблемами и собственной персоной. Тогда он начинает задавать вопросы типа «Но как же ты…?» или «Почему же ты…?» или что-то в этом роде.
Я поднимаю голову и спрашиваю:
– С кем ты завтра играешь?
– С Батом.
– О! – отвечаю я, как бы со знанием дела. – Бат. Игра предстоит трудная.
Честно говоря, совсем в этом не разбираюсь, но знаю, что со своими комментариями всегда попадаю в точку.
– А на тебе будут красные или синие кроссовки? – спрашиваю я, переводя разговор в более удобное для себя русло.
– Холли. Я сто раз тебе говорил, что это не кроссовки. Это бутсы. И все зависит от того, будет земля сухой или влажной, а не от того, какого цвета одежда у команды. – Он улыбается, наклоняется и нежно целует меня в лоб.
Бен – парень особенный. Просто великолепный. Я встретила его на вечере, посвященном церемонии награждения. Я тогда была спортивным комментатором (впоследствии Джо обнаружил, что мне не отличить одного конца биты для крикета от другого). Бен должен был получить награду в номинации «Игрок года» – он играл в местной команде регби. Тогда он произнес небольшую речь и рассказал забавнейший анекдот про Лабрадора, священника и скейтборд. Не могу вспомнить, какая же там концовка… Да ладно. Может, вы были там.
Я не отрывала от него глаз. Бен был одет в приличествующий случаю смокинг, рыжеватые волосы спадали на лоб, покрытый золотистым загаром после недельного плавания под парусом, а глаза были самые голубые из всех, которые доводилось мне видеть. В тот вечер я не записала ни одной фразы для репортажа, а на следующее утро принялась поспешно обзванивать других спортивных корреспондентов и сулить им всякие блага, чтобы они поделились своим материалом.
Я могу прекрасно выглядеть, когда захочу. Вообще-то, я довольно симпатичная. Конечно, не такая, как некоторые люди, которые, проснувшись, делают утреннюю пробежку, отвозят детей в школу, помогают старушкам и продолжают выглядеть так же прекрасно. Но если я позабочусь о прическе и макияже, результаты будут превосходными. Я высокая (около шести футов, если быть точной), почти натуральная блондинка, у меня длинные волосы, веснушки (ох, я пробовала выводить их лимонным соком – не помогает) и широкая улыбка, не слишком, как мне кажется, красивая. Правда, Лиззи уверяет, что улыбка у меня замечательная (это доказывает, что моя улыбка не привлекательная вовсе). Бен очень высокий, что само по себе прекрасно, так как я без ума от высоких мужчин. Бывает очень здорово залезть в его ботинки и почувствовать себя совсем маленькой. Я всегда была слишком высокой для своего возраста. Однажды в школе я отправилась на костюмированную вечеринку, одевшись в костюм феи цветов. Я вальсировала, делала пируэты, представляя, что нахожусь на показе мод для фей, и заняла-таки второе место! А оказалась Веселым зеленым великаном…
Боги, должно быть, и в тот вечер улыбались мне, потому что я сама подошла к Бену, и все получилось как нельзя лучше.
Я, Веселый зеленый великан, сорвала джекпот.
И по сей день не понимаю, как это получилось. Потому что он, как бы сказала Лиззи, гуляка. И, что уж совсем чудо из чудес, мы расходились с ним на время, вообще-то на целый год. Так что жизнь хорошая штука. Не идеальная, ну а куда деваться? Я имею в виду наводящие скуку игры в регби каждую субботу и, конечно, постоянные тренировки. Ох, и, разумеется, мальчишник после каждой игры… Но я знаю множество девчонок, которые сочли бы за честь просто выйти погулять со своим парнем, так что меня можно назвать счастливым человеком. И я не хочу быть одной из тех девчонок, которые постоянно разглагольствуют о том, что не осуждают своего парня, счастливы просто иногда видеть его, зная, как для него важен спорт. Я могу смириться с его любовью к регби и ко всему остальному, потому что он практически идеален для меня. Он обворожительный, остроумный, забавный, великолепный в постели… этот список можно продолжать бесконечно. И хотя сейчас я об этом не слишком часто думаю, мне кажется, что он останется моим единственным. О чем еще может мечтать девушка, правда?
– Вставай, Колшеннон, – говорит Бен, осушив свой стакан. – Пойдем домой.
Мы уходим, и я борюсь с желанием пнуть пальму, но вместо этого машу через толпу людей бармену и застреваю во вращающейся двери, пока Бен не выталкивает меня наружу.
Мы с Беном, пьяные, плетемся ко мне домой, распевая шумные песни игроков в регби, из которых я не знаю ни слова, но все равно пою.
Я живу в хорошей маленькой квартирке в Клифтоне – шикарном районе Бристоля. Квартира небольшая, но меня устраивает. Она расположена на первом этаже прекрасного старого дома; в моей гостиной огромные окна, занавесить которые стоило мне половины месячной зарплаты. Спальня расположена в задней части дома, и окна там – к счастью, не такие большие – выходят на аккуратно огороженный общий садик. Еще у меня есть крошечная спальня для гостей, которая едва вмещает небольшую двуспальную кровать.
В данное время я живу одна, но надеюсь, что в недалеком будущем Бен также поселится здесь. Я предпочитаю жить отдельно от родителей (если бы вы выросли там, где я, то поступили бы так же). В отдельном жилье есть очевидные преимущества. Одним из них, как это знает каждая уважающая себя личность, является возможность съесть на ужин поджаренный в тостере хлеб, избежав вопросов типа «Это все, что ты намерена съесть? Почему ты не положишь на хлеб кусок ветчины? А ты сегодня ела овощи?». Я не испытываю желания жить со своей семьей, члены которой создают в доме атмосферу, близкую к аду. Они переходят все границы, потеряв уважение друг к другу. Вы представить себе не можете, как это прекрасно – найти в холодильнике все, что в нем было до твоего ухода. Я не перестаю удивляться тому, что моя машина все еще припаркована около дома, а деньги все еще лежат в кошельке. Наверно, семье было со мной трудновато, так как я была самой младшей из пяти детей. Остальные были довольно надоедливыми, и хотя мое детство вряд ли можно считать счастливым, я не думаю, что доставляла родителям слишком много неприятностей. Гораздо больше проблем у матери было с моими братьями. Помню, она купила книгу под названием «Что делать с трудным подростком». Когда я спросила, кого из братьев она имела в виду, мать ответила:
– Всех. Я буду бить этой книгой их по головам, либо, прочитав книгу, найду инструмент получше.
Мы покупаем еду в конце Парк-стрит. Бен ест все, я тоже – кроме мяса, потому что оно всегда выглядит сомнительно, а один из моих коллег, поев мяса, болел пять дней. Но у Бена и желудок, и фигура, как у быка, так что он никогда не заболеет. Мы взбираемся на холм и идем по дороге, ведущей в Клифтон, оставляя за собой дорожку из салата, как Гензель и Гретель.
Я решаю проехаться верхом на Бене, но мне никак не удается залезть ему на спину. Бог его знает, как такой неуклюжей особе, как я, удалось пробыть с Беном так долго. После третьей попытки Бен бежит к вершине холма, держа меня за одну ногу, другая нога болтается в воздухе, а я сама рискую завалиться.
Мы возвращаемся домой. Заливаясь безумным смехом, падаем на кровать.
– Теперь слушай, – говорит Бен, – у меня есть одна проблема, на которую должен взглянуть новый криминальный корреспондент.
В субботу утром я просыпаюсь очень рано и лежу в постели, пытаясь понять, действительно ли со мной вчера случилось что-то ужасное или это был просто дурной сон. Медленно память возвращается ко мне, и я вспоминаю, что мне поручили работать с полицией. Должность корреспондента криминальных новостей, мягко говоря, не популярна, и я не знаю, как мне теперь быть. Я выскальзываю из постели, покидая спящего Бена. Готовлю чай, чтобы утолить нестерпимую жажду, но даже после завтрака вчерашние события продолжают давить на меня тяжким грузом, так что я возвращаюсь в спальню посмотреть, не проснулся ли Бен, чтобы поговорить со мной об этом.
Он еще спит. Какое-то время я бегаю вокруг кровати, открываю и закрываю шкафы, отдергиваю-задергиваю занавески – короче говоря, маюсь дурью. Затем снова проверяю, как там Бен. Он открывает один глаз и бормочет:
– Холли, отстань.
Я бреду обратно в прихожую и беру телефонную трубку, желая таким образом привлечь его внимание. Мой палец зависает над первой цифрой номера Лиззи. Вспомнив ее последнюю реакцию на мой ранний звонок, я набираю другой номер.
– Привет, это я, – говорю я, когда мама берет трубку.
– Кто «я»?
– Это я, Холли.
– Холли, Хол-л-ли, – она задумчиво произносит мое имя, как если бы оно было ей знакомо, но она не помнила, кому это имя принадлежит. В этом заключается не слишком тонкое чувство юмора моей мамы и ее привычка напоминать мне о том, что я не звонила две недели. В нетерпении я подсказываю ей:
– Твоя дочь, Холли.
– А-а-ах, так это Холли! Как хорошо, что ты позвонила, дорогая!
Находясь на другом конце телефонного провода, в паре сотен миль от нее, я улыбаюсь ее протяжному, проникновенному голосу. Все это похоже на разговор с Элизой Дуллитл из «Пигмалиона» Бернарда Шоу.
– Какая у вас погода? – интересуюсь я, глядя на стекающие по окнам струйки воды.
– Ужасная, дорогая. Совершенно ужасная. Все из-за ветра с моря. Я чуть не задыхаюсь, когда делаю глубокий вдох. А еще я выкуриваю по двадцать сигарет в день. Можешь себе представить? Двадцать штук в день. Это сведет меня в могилу раньше времени.
Несмотря на возмущение и гневные монологи по поводу лондонского смога, мне кажется, что маме на самом деле нравится жить там, но она просто не хочет в этом признаться.
– Как тебе пьеса?
Мама умудрилась убедить весь актерский состав в том, что она достойна главной роли. Директор театра, ее давний друг, согласился только потому, что не хотел, чтобы она создавала проблемы по какому-либо другому поводу. Одна из них состоит в том, что мама в жизни начинает подражать своей героине. В этот раз она играет леди Брэкнелл в спектакле «Как важно быть серьезным». Вся семья вздохнула с облегчением, когда закончился прокат спектакля по пьесе Дафны Дюморье «Моя кузина Рэйчел».
– Твой отец был на последней репетиции, и один из новых актеров спросил, есть ли у него какие-нибудь замечания. Тот посоветовал ему четче выговаривать слова и не задевать мебель.
– Что ж, дельный совет.
– Ты тоже так думаешь? А как поживает наш очаровательный Бен?
Глупая улыбка появляется у меня на лице при малейшем упоминании о нем, и я начинаю накручивать телефонный шнур на палец.
– Ой, с ним все хорошо. Действительно хорошо. Сейчас он еще спит. Как папа и Морган?
Морган – это мамин пекинес. Он совсем старый, и у него в пасти осталось только два зуба с левой стороны. Бывает очень забавно, когда он пытается кусать других собак голыми деснами.
– Он маленький пердунчик.
Я искренне надеюсь, что она говорит о Моргане, а не об отце.
– Как твоя работа? – спрашивает она.
– Ты говоришь с новым криминальным корреспондентом «Бристоль газетт». Я считаю, что это повышение!
Мама восхищенно восклицает:
– Это чудесно!
Я ухмыляюсь в телефонную трубку. Одно из преимуществ того, что твоя мама – актриса, в том, что всегда можно рассчитывать на положительную реакцию.
– А что случилось с человеком-опоссумом? Разве не он занимался этим делом до тебя?
– Его зовут Пит. Хотя опоссум, возможно, лучшее прозвище для него. Он получил должность в «Дейли мейл».
– Это говорит в его пользу.
Иногда мнение моей мамы по поводу того или иного человека не совпадает с моим.
– Криминальный корреспондент – не слишком завидная должность.
– Дорогая, ты же можешь раскрутиться. Я уверена, что ты замечательно со всем справишься. Чертов Макгрегор! Морган, прекрати! Хватит! Дорогая, мне нужно идти. Морган забрался на стол и ест сыр.
Пес мог забраться на стол только с ее помощью, пока она со мной разговаривала. Я прощаюсь.
– Пока, Холли! – говорит она и вешает трубку.
