Текст книги "Обман, или Охота на мачо"
Автор книги: Сара Мэйсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Я пристально смотрю на него: его короткие волосы взъерошены, а одевался он, судя по всему, второпях. Видимо, детективу не понравилось то, что его вытащили из постели.
Я хмурю брови:
– Ты злишься?
– Я не злюсь.
– Похоже, что злишься.
– Я не злюсь, я в ярости.
Пристальный взгляд его зеленых глаз буквально пригвоздил меня к подушке. Похмелье начинает проходить, и теперь я знаю, что чувствует человек, столкнувшийся с разъяренным Годзиллой. Интересно, обладает ли алкоголь галлюциногенным эффектом? Я закрываю глаза, отчаянно надеясь на то, что Джеймс – это всего лишь видение, плод моего богатого воображения. Через секунду я приоткрываю глаз, чтобы проверить, не исчезло ли видение. Не исчезло.
Желая сменить тему, я говорю:
– Джеймс, это моя лучшая подруга Лиззи.
Очень трудно знакомить людей, лежа на больничной каталке, не говоря уже о сложности говорить развернутыми предложениями, подбирая нужные глаголы и существительные.
С минуту Джеймс пытается справиться со своим гневом и затем пожимает Лиззи руку.
– Здравствуй, Лиззи. Как дела? – бормочет он.
– Рада познакомиться с тобой, Джеймс, – устало говорит Лиззи (ночь выдалась трудная). – Я хочу принести чай, будешь?
– Это было бы замечательно.
Лиззи уходит за чаем, а Джеймс продолжает сверлить меня своим злым взглядом.
– Ты в курсе, что нам нужно ехать на обыск, – он смотрит на часы, – примерно через три часа?
Его лицо то расплывается, то вновь обретает форму. Я быстро моргаю, стараясь избавиться от тумана, окутавшего мою голову.
– Пусть только снимут эту бутылку, и я буду готова ехать!
– Ты не едешь! – орет он.
– Тогда почему ты здесь? – спрашиваю я и хмурюсь, не понимая очевидного.
– Потому что моя невеста, – он указывает на Флер, которая спит, лежа на трех составленных стульях, – не сказала мне по телефону, что с тобой произошло, она повесила трубку. Я подумал, что вы попали в автомобильную аварию.
– Ох!
Я отворачиваю голову от стыда. Жаль, что я не получила по-настоящему серьезную травму и речь идет лишь о паре царапин, полученных в ходе пьяной игры.
– Так что случилось? – спрашивает он, указывая на свисающую с пальца моей ноги бутылку из-под вина.
– Дело в том, что мы затеяли игру. Каждый должен был показать фокус, или сочинить стихотворение, или хотя бы…
Я бросаю взгляд на его искаженное гневом лицо.
– Ну да, это неважно. Я затеяла игру.
Я пытаюсь разглядеть в его лице понимание и симпатию, но ничего подобного оно не выражает.
– Я решила проделать трюк с бутылкой, как раньше делали мои братья. Это всегда было впечатляющим зрелищем.
С чувством отчаяния я смотрю на свою распухшую ногу:
– Проблема в том, что они, кажется, делали этот трюк, используя пластиковую бутылку. Надо было позвонить кому-нибудь из них и узнать!
Рассказав ему про все, случившееся сегодня ночью, я останавливаюсь от охватившего меня волнения.
– Так ты решила проделать фокус с бутылкой… – он смотрит на мою ногу. – «Мерло»?
– Ну, сначала мы эту бутылку выпили, – с жаром заявляю я.
– Это понятно, – сухо отвечает он.
– Все дело в том, что чем больше мы старались снять бутылку, тем больше палец распухал. Он застрял, – объясняю я.
– Я вижу, что он застрял, – раздраженно говорит Джеймс. – Ладно, надеюсь, ты извинишь меня, но я пойду посплю еще пару часов и затем поеду на работу.
– Ты не можешь уехать без меня!
– Холли, – говорит он угрожающе тихим голосом, хотя я предпочла бы услышать его душераздирающий крик. – Даже если бы я захотел взять тебя с собой – а я уверяю, что не хочу этого, – как, черт возьми, я смог бы доставить тебя к месту работы с бутылкой на пальце?
– Но Джеймс! Я должна поехать с тобой!
– С этой штуковиной на пальце ты со мной не поедешь.
– Джо уволит меня, если я не поеду!
– Уволит – значит уволит. С тех пор как ты четыре недели назад подписала этот договор, неприятности преследуют меня на каждом шагу, где бы я ни был. Ты стихийное бедствие, горе и чума.
– Но разве все это не забавно? – слабым голосом оправдываюсь я.
– Забавно? Забавно? Если ты думаешь, что…
Моя нижняя губа начинает дрожать, и мне кажется, что чем больше я стараюсь унять эту дрожь, тем сильнее она становится. Глаза наполняются слезами. Обычно я не поддаюсь эмоциональным взрывам – эта минутная слабость вызвана большим количеством спиртного, выпитого этой ночью. Почему он всегда бросает в мой адрес колкие замечания? Не думаю, что ему понравятся мои всхлипывания в три часа ночи. С минуту он смотрит в пол, а затем говорит уже более мягким голосом:
– Я должен отвезти Флер домой. Если бутылку снимут к моему возвращению, ты поедешь.
– Спасибо, – шепчу я, а нижняя губа все еще дрожит.
Он поворачивается, подходит к Флер и осторожно будит ее. За руку выводит ее из комнаты и, дойдя до двери, оборачивается:
– Холли!
Я поворачиваю голову:
– Да?
– Ты права. Это было забавно, забавнее, чем обычно.
Я улыбаюсь ему, но он уже ушел, держа за руку свою будущую жену.
Глава 21
Я сижу в машине, стараясь не концентрироваться на шуме в голове, урчании в желудке и на ужасном привкусе во рту (как будто у меня не рот, а клетка волнистого попугайчика). Ох, а еще меня беспокоит распухший палец. Сама, конечно, виновата, но я не очень жалею об этом. Полчаса назад шесть крепких офицеров окружили дом номер шестнадцать по Мэйпл-три-драйв, и Джеймс с Келлумом сначала вежливо постучали в дверь, а затем прокричали наводящую ужас фразу: «Откройте, полиция!» Дверь открыла заспанная женщина. Джеймс пронесся мимо нее, Келлум закрыл дверь, и это было последнее, что я смогла увидеть. Быстро передав информацию по рации, четыре офицера, стоявшие по углам дома, зашли внутрь через переднюю дверь. Интересно, что они там делают? Мастерят фигурки из бумаги?
Доблестным работникам больницы, в конце концов, удалось снять бутылку с моего пальца при помощи холодных компрессов, которые в течение часа мне прикладывали к ноге, чтобы спала опухоль. Затем меня повезли на рентген и, к счастью, перелома не обнаружили. Спустя некоторое время вернулся Джеймс Сэбин. Он отвез Флер домой и потащил меня в круглосуточное кафе, где мы перекусили тостами и кофе. Мне кажется, что все это произошло в течение нескольких минут. Потом мы мчались навстречу рассвету удивительной красоты. Подъехав, встретились с офицерами, одним из которых был Келлум. Он посмотрел сначала на мое зеленое лицо, затем на искаженную физиономию Джеймса и благоразумно промолчал.
Наконец Джеймс появляется в дверях дома. У меня замирает сердце, настолько печальным он выглядит. Я наблюдаю за тем, как он медленно идет по дорожке от дома и затем, ни слова не говоря, садится в машину рядом со мной.
– Что случилось? – тревожно спрашиваю я. – Обнаружили украденные вещи?
Он мотает головой. Я инстинктивно вытягиваю руку и дотрагиваюсь до его колена:
– О, Джеймс, мне очень жаль.
Он слегка пожимает плечами и говорит:
– Не надо сожалений, потому что мы нашли в их компьютере файлы с детальным описанием трех ограбленных домов и счет-фактуру на покупку гаража, стоящего на другом конце города.
Он косится на меня и расплывается в улыбке. Я издаю радостный визг, ощущая прилив адреналина в моей и без того перегруженной нервной системе.
– Значит, мы поймали Лиса? Поймали наконец?
– Это не он, а она.
– Женщина? – с недоверием говорю я. Мой рот так и остается открытым от удивления.
– Полагаю, что наш мистер Мэйкин обеспечивал ее информацией, а она совершала ограбления.
– Но я была уверена, что грабитель – мужчина.
– Мы предполагали, что это женщина.
– И ограбления совершала она одна?
Он кивает:
– Думаю, что да; скоро мы сможем допросить ее. С ней живет ее дядя, и ты ни за что не догадаешься, чем он занимается…
– Чем?
– В свободное время он ремонтирует часы. В доме есть специальная комната, отведенная для мастерской. Я видел этого человека, и не думаю, что он что-нибудь знает об ограблениях, но нам все равно придется привезти его в участок для допроса.
– А как насчет мистера Мэйкина?
– Я отправил за ним полицейских.
Я улыбаюсь, но, посмотрев на Джеймса, делаю серьезное лицо и робко ерзаю на месте. По-моему, здесь пахнет романтикой, или это мой замутненный и отравленный алкоголем разум искажает реальность? Мы долго и напряженно смотрим друг на друга. Напряженность момента захватывает нас. Мое дыхание становится прерывистым, грудь неприлично вздымается. Джеймс не сводит с меня своих прекрасных зеленых глаз.
– Холли, – тихо произносит он. – Ты…
Стук в окно машины со стороны водителя заставляет нас подпрыгнуть. Келлум зовет Джеймса. Не говоря ни слова, Джеймс выходит из машины, и они вместе идут назад к дому. Что он хотел мне сказать? Он ведь произнес «Ты…». Что «ты»? Танцую ли я танго? Ношу ли анорак? Ем ли ореховое масло?
Пока я сижу в машине и жду, стараюсь не думать о том, что произошло или не произошло между нами.
«Ты устала, – говорю я себе. – Устала и все еще немного пьяна. И придумываешь то, чего нет».
Думаю о женщине, которую они собираются допрашивать, и, должна сказать, питаю к ней сдержанное уважение. Она чуть было не скрылась окончательно, совершив ограбления на сумму в сотни тысяч фунтов. Интересно, что у нее за дядя; надеюсь, с ним все будет в порядке. У меня слишком мягкий характер, в этом вся проблема. Я никогда не смогла бы быть офицером полиции. Слишком беспокоюсь за людей. Я вспоминаю печальное лицо миссис Стефенс, после того как были украдены все ее семейные ценности, и мистера Уильямса с перебинтованной головой, когда мы навещали его в больнице. Нормальный человек не смог бы совершить такое. Я достаю блокнот и неровным почерком начинаю описывать последние события.
Наконец полицейские выходят из дома, держа за руки женщину – ту самую, что открывала им дверь. На ней потертые джинсы и джемпер. С ними идет и ее дядя – пожилой человек, но наручники надеты только на женщину. Я наблюдаю за тем, как один из полицейских помогает им сесть в машину и резким движением захлопывает дверцу. Остальные полицейские выносят из дома вещи в больших пластиковых пакетах и, поместив их в багажник, расходятся.
Поговорив с парой офицеров, Джеймс направляется к нашей машине. Я поспешно опускаю глаза и снова принимаюсь писать. Он садится, пристегивает ремень, и мы вслед за остальными выезжаем на дорогу.
– Ты поедешь в участок или мне отвезти тебя домой? – спрашивает он.
– Проводить допрос будешь ты?
– Да, мы можем их задержать лишь временно, а затем нам придется предъявить обвинение, поэтому допросить их нужно сегодня. Но ты не сможешь присутствовать при допросе.
– Ничего страшного. Если не возражаешь, я поеду в участок и буду писать «Дневник».
– Конечно.
Арестованную женщину зовут Кристин Стэдман. Джеймс несколько часов допрашивает ее и дядю. То и дело они прерывают допрос, желая посоветоваться с адвокатом, которого вытащили из постели в такую рань. Во время одного из таких перерывов Джеймс заходит в офис, чтобы выпить кофе из автомата. Я сижу за ноутбуком и описываю сегодняшние события. Когда Джеймс усаживается на стул напротив меня, я поднимаю глаза.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.
– Отлично!
Он подозрительно смотрит на меня:
– Но это же неправда.
– Да, я чувствую себя ужасно.
– Как нога?
Я гляжу на повязку, которую мне сделали в больнице.
– Болит немного. А как ты?
– Устал.
– Ох, – произношу я, глядя в ноутбук.
К сожалению, я ничем не могу ему помочь.
– Ты уже предъявил обвинение?
– Нет.
Я с нетерпением жду дальнейшего развития событий. Приближается крайний срок сдачи очередного фрагмента «Дневника», но я не могу опубликовать детали дела до тех пор, пока женщине не будет предъявлено обвинение. Мне так хочется рассказать читателям обо всем!
Наконец Джеймс возвращается в офис.
– Что случилось? – с волнением спрашиваю я.
– Она во всем призналась и готова сотрудничать с нами ради смягчения наказания. Так что мы ее арестовали, а дядю отпустили.
Я спешно прикрепляю файл с новой частью «Дневника» к электронному письму и отсылаю его в редакцию. Успела отправить материал к сроку.
Откинувшись на стуле, я говорю:
– Хорошая работа! Ты доволен?
– Я скорее чувствую облегчение. Но шеф будет счастлив.
– А что теперь?
– Завтра мы с ней едем на склад, где лежат украденные вещи.
– Значит, ценности миссис Стефенс вернутся к ней?
– Надеюсь.
– Она работала одна, без сообщников?
– Да, она все делала сама. Мистер Мэйкин лишь снабжал ее информацией касательно планов домов (за деньги, разумеется), но сам не принимал участия в кражах. Мы допросили его и выяснили, что в следующем месяце он уходит на пенсию, и перед этим, видимо, хотел заработать немного денег. В последнее время бизнес мистера Мэйкина шел плохо, поэтому он решил поторговать своей базой данных. Но все это сойдет ему с рук, потому что, по словам адвоката, Мэйкин понятия не имел, каким образом использовались эти данные.
– Ты думаешь, это правда?
– Уверен, что он был в курсе, но не хотел ничего знать, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Я киваю.
– Ограбление магазина она планировала как свое последнее дело. Кристин Стэдман собиралась погрузить все украденные вещи в фургон и уехать из города. Дяде она сказала, что собирается перебраться в Линкольншир к своему брату.
– Значит, при помощи базы данных она узнавала, как проникнуть в дом и что взять?
– Там содержалась информация о типе сигнализации и различных лазейках в каждом из этих домов. Например, когда мистер Мэйкин посоветовал мистеру Форкуар-Уайту запереть окошко в комнате, где хранились ценности, он сделал соответствующую запись в базе данных. А она использовала эту информацию, готовясь к краже.
– Я еще тогда подумала, что окошко маловато для того, чтобы в него мог влезть мужчина.
– В базе данных имелся полный список с описанием всех предметов, ценность которых превышает три тысячи фунтов, а также указание, в какой комнате находится тот или иной предмет.
– Как она отличала антикварные вещи от обычных? Я бы не поняла, что это ценные вещи, даже если бы наткнулась на них.
– Это и не удивительно. Но Кристин была воспитана среди антикварных вещей. До того как уйти на пенсию, ее дядя занимался антиквариатом. Интересно то, откуда они с дядей знают мистера Мэйкина. Это довольно забавно: мистер Мэйкин страховал дядюшкин магазин. Вот как они познакомились.
– Господи, значит, она же ударила по голове мистера Уильямса?
– Да. Это значительно усугубит тяжесть ее обвинения.
– А она приходила в магазин к мистеру Рольфи – ну, чтобы присмотреться?
– Да. Мы уже послали за мистером Рольфи. Посмотрим, сможет ли он опознать ее.
Я сижу и перевариваю всю эту информацию. Вдруг мне в голову приходит мысль.
– А как насчет субстанции, найденной Роджером в местах совершения преступлений? Что это за вещество?
– Я не уверен, но, по-моему, это что-то вроде специального вещества, которое дядя использовал для чистки часовых механизмов. Отправляясь на дело, она надевала его перчатки, таким образом вещество и оказывалось на месте преступления. Роджер завтра подтвердит или опровергнет эту догадку.
– Кошачья шерсть, найденная Роджером, очевидно, была на ее одежде. А часы она воровала для своего дяди, да?
Джеймс кивает.
– А он знал, каким образом его племянница достает часы?
– Не думаю. Он считал, что она работает по ночам.
Мы празднуем нашу победу с Келлумом, настоявшим на том, чтобы пойти чего-нибудь выпить в бар «Род энд Дак». Джеймс рассказывает ему о моей полной событий ночи, а я в это время сижу, съежившись от смущения. Я знаю, что Джеймс сильно преувеличивает, и на самом деле все было не так страшно, как он описывает. Келлум начинает хохотать. Сославшись на усталость (я жутко измучена), я ухожу из бара и спешу обратно в участок, чтобы взять свои вещи и повидать Робин. Она выглядит очень подавленной, но вроде бы рада за Джеймса и всех остальных полицейских, принимавших участие в сегодняшнем аресте.
После радостной встречи в редакции с Джо, а он невероятно воодушевлен высоким рейтингом «Дневника» за последние две недели, – я устало бреду домой и наконец плюхаюсь на диван. Из кухни выходит Лизи:
– Ну? Как? Вы поймали его?
– Ее.
– Что?
– Ее. Мы поймали ее. Лис – женщина.
– Серьезно? Вот это да. Ты счастлива? Этот арест гарантирует успех «Дневника»! Ты должна безумно радоваться!
– Да, – бормочу я.
Что, черт возьми, со мной происходит? Лиззи права: я должна взрываться фейерверком, но вместо этого чувствую странную опустошенность. Иду в спальню, бросаюсь на кровать и, вместо того чтобы прокручивать в голове сегодняшние события, тут же засыпаю и сплю до утра.
Вздрогнув, я просыпаюсь и начинаю испуганно озираться по сторонам. Я понимаю, что нахожусь дома, и мое сердце уже не бьется так сильно. Должна признаться, что в последнее время я бываю в стольких местах, что мое бедное тело не знает, где оно проснется в следующий раз. Я медленно усаживаюсь на край кровати и смотрю на часы: еще очень рано. Кто-то заботливо раздел меня, и сейчас я лежу под одеялом в трусах и лифчике. Я обхватываю руками голову, которая болит нестерпимо, и плетусь на кухню, чтобы налить себе чай. Заварив пакетик прекрасного чая «Тэтли», я возвращаюсь в спальню, сажусь за туалетный столик и смотрюсь в зеркало. Вижу перед собой какую-то незнакомку. Как выдумаете, не будет ли нетактично с моей стороны посоветовать этой девушке намазать лицо увлажняющим кремом? Потянувшись за тюбиком, я вижу записку. Улыбаюсь. Она от Бена.
«Пришел, как и обещал, но ты уже спала. Не беспокойся, Лиззи сказала, что у тебя была трудная ночь. Увидимся позже.
С любовью, Бен.
P.S. Милые трусики.»
* * *
Я прощаю его за то, что он ушел. Намазываю кремом свою плохо ухоженную кожу. Крем впитывается так быстро, будто она иссушена ветрами пустыни Гоби. Приняв душ, я надеваю трусы и обнаруживаю под кроватью повязку, сползшую с моего пальца. Вздрагиваю; мне совершенно не хочется знать, как сделать новую повязку и нужно ли продезинфицировать раненый палец. Ладно, чего-нибудь придумаем. Я натягиваю красный свитер с горлом и собираю волосы в пучок. Почувствовав себя лучше, оставляю записку для Лиззи и забираюсь в Тристана. Нас болтает по дороге туда-сюда.
Не такой уже угрюмый сержант Дэйв, как всегда, на посту. Он поднимает глаза, когда я показываю ему свое удостоверение, и улыбается.
– Поздравляю! Слышал, что вы с вашим детективом вчера арестовали преступника.
– Ой, спасибо! – удивленно говорю я, и он пропускает меня через охраняемую дверь.
Оказывается, я могу довольно легко идти даже с раненой ногой. Опухоль спала, но ушиб еще болит. Я спокойно поднимаюсь на второй этаж и только собираюсь включить ноутбук, как под общие аплодисменты и поздравительные возгласы в офис входит Джеймс. Так всегда встречают детектива, раскрывшего дело. Он выглядит намного лучше, чем вчера.
– Доброе утро! – говорит он. – Как ты себя чувствуешь?
– Лучше. А как ты, выспался?
– Да, я как пришел домой, сразу лег спать.
– Когда мы поедем на место, где хранятся украденные ценности?
– К девяти часам должен подъехать адвокат Кристин. Мы дождемся его и вместе поедем.
В ожидании адвоката мы пьем кофе и обсуждаем события последних двух дней. Звонит телефон, и нам сообщают, что адвокат Кристин приехал. Спускаемся к подземной стоянке. Джеймс подгоняет машину ко входу в участок, а я звоню Винсу и, дав ему адрес, договариваюсь встретиться с ним у склада. Мы видим, как Мэтт, всегда работающий с нами, выводит из здания закованную в наручники Кристин и помогает ей усесться в патрульную машину. Туда же садится еще один офицер, а также какой-то джентльмен – судя по всему, адвокат.
Наш маленький эскорт отправляется в путешествие по городу. По дороге мы с Джеймсом праздно разговариваем о всяких пустяках, смеемся над глупостями, и я замечаю, что напряжение, которое он испытывал в последние несколько дней, улетучилось. Понятно, что шеф оказывал на него огромное давление в связи с этим делом, и я действительно счастлива, что все закончилось хорошо, – счастлива не только за него, но и за себя, и за «Дневник».
Через двадцать минут езды в направлении Бристольского залива мы выезжаем на дорогу. С одной стороны тянутся гаражи. Я никогда здесь не бывала (просто не было необходимости), поэтому удивляюсь здешнему почти деревенскому виду. Мы проезжаем мимо заросших травой зеленых пастбищ рядом с деревнями и селами, усеянными тут и там маленькими домиками. Через какое-то время останавливаемся у одного из гаражей.
– Этот гараж? – спрашивает Джеймс у Кристин.
Она угрюмо кивает.
Джеймс достает из кармана огромную связку ключей:
– Эти ключи мы нашли в вашем доме; вы узнаете их?
Она снова кивает.
– Какой из этих ключей от гаража?
Кристин пожимает плечами, и Джеймс начинает один за другим подбирать нужный ключ, чтобы открыть огромный висячий замок. Мы все ждем с нетерпением. Дует холодный ветер – очевидно, со стороны Бристольского залива, я дрожу и в попытке согреться расправляю горло свитера.
– Почему нельзя просто взломать этот замок? – шепчу я стоящему рядом со мной Мэтту.
– Этот гараж не принадлежит лицу, обвиняемому в преступлении. Она его снимала. Поэтому, если мы взломаем замок, нам придется платить хозяевам. А денег в полицейском управлении в обрез, – шепчет он мне в ответ.
Адвокат смотрит на нас. Спустя десять минут, так и не подобрав ключ (в связке их, наверное, около пятидесяти), Джеймс поворачивается к Кристин. Судя по выражению ее лица, она раздражена. Я пытаюсь телепатически передать Кристин мысль: «Скажи ему. Скажи сейчас, пока он не вышел из себя!»
– Кристин, вы обещали сотрудничать с нами. Пожалуйста, скажите, какой из ключей открывает этот замок?
Она смотрит на своего адвоката, и тот кивает ей. Она снова поворачивается к Джеймсу.
– Вот этот ключ, – говорит она, кивком головы указывая на связку.
– Какой? Этот?
– Нет, вон тот.
Она снова делает жест головой.
– Какой?
Его голос звучит резко. Я знаю, как Джеймс Сэбин выходит из себя, видела это неоднократно. Мы как раз подошли к черте, отделяющей спокойного Джеймса от разъяренного.
– Мэтт, сними с нее наручники, – резко произносит он.
Мэтт секунду колеблется, но затем делает шаг вперед и быстро снимает с Кристин наручники. Кристин подается вперед, как бы желая поближе посмотреть ключи, но затем вдруг пробегает между несчастным адвокатом (как, интересно, он будет оправдывать этот поступок в суде?) и Мэттом. Кристин опрометью бежит вниз по дороге в сторону, противоположную той, откуда мы приехали, к полям и пастбищам. Джеймс моментально реагирует.
– Проклятье, – кричит он и бежит вслед за ней.
Мэтт и другой офицер несутся за ним следом, оставляя позади меня и беспомощного адвоката.
Я бегу по дороге, не обращая внимания на боль в ноге. На этот раз я не в узкой юбке, не в туфлях с каблуками, поэтому ничто мне не мешает. Добежав до конца дороги, я понимаю, что холодный ветер действительно дует со стороны Бристольского залива. Передо мной открываются пастбища с густой растительностью, трава на которых поблескивает от росы. Я вижу сиреневый автомобиль Винса, приближающийся к нам справа. Он, должно быть, проехал прямо мимо Кристин, до того как она, изменив направление, побежала влево, к полям.
– Сюда! – кричу я Винсу.
Он оперативно реагирует – выскакивает из машины, взяв с собой фотоаппарат, лежащий на всякий случай рядом, на пассажирском сиденье, и бросается за остальными. Мы с Винсом примерно в одно и то же время добегаем до забора; ускорив бег, мы выигрываем несколько драгоценных секунд. Я бегу и вижу перед собой еще один забор – намного выше первого. Он слишком высок, чтобы пытаться перепрыгнуть через него. Судя по всему, Джеймсу пришли в голову те же самые мысли, что и мне, поскольку на бегу он делает мощный прыжок к опутанному сверху колючей проволокой забору в попытке его сломать.
Это мое последнее воспоминание, касающееся того дня. Громкий шум со свистом пронзает воздух. На меня обрушивается поток незнакомых звуков и ощущений. Резкая боль пронзает голову, и я проваливаюсь во тьму.