Текст книги "Обман, или Охота на мачо"

Автор книги: Сара Мэйсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 15

Сначала мы посещаем миссис Стефенс и мистера Уильямса. Записываем данные о тех, кто приходил к ним в последние два месяца. Водопроводчиков, курьеров – всех подряд. Спустя сорок пять минут мы выходим из дома Себастьяна Форкуар-Уайта. Сравниваем все три списка, пытаясь найти между ними какую-нибудь взаимосвязь. В результате получается целый лист.

Я иду по дорожке вслед за Джеймсом. Мы выходим на шоссе. Облокотившись о машину, Джеймс растерянно проводит рукой по волосам.

– Ты уверен, что преступник побывал во все трех домах, прежде чем их ограбить?

Он поднимает глаза и смотрит на стоящий неподалеку большой дом:

– Все потерпевшие сказали, что вор в точности знал, где что лежит и как отключается сигнализация. Он знал, что все дома охраняются. Было бы слишком рискованно соваться туда с бухты-барахты. Никто из соседей ничего не видел и не слышал. Кем бы ни был вор, он был прекрасно осведомлен. Кроме того, вещество, которое мы не можем идентифицировать, было обнаружено в этих трех домах, да и то в небольших количествах. Да, он все прекрасно знал. Но нам пока не удается найти связующее звено.

В конце дня мы возвращаемся в участок и, уже не заезжая в подземный паркинг, останавливаемся у входа. Я думаю о том, что еще можно предпринять. Когда мы проходим мимо сержанта в окошке, я замечаю девушку с длиннющими ногами, идущую нам навстречу.

Девушка необычайно красива.

Она идет грациозной походкой, слегка покачивая бедрами и вышагивая, как по подиуму. У нее густые волосы, черные и блестящие, макияж восхитителен. Мне никогда не достичь таких результатов. Кажется, на Джеймса она тоже производит впечатление. Девушка подходит к нему и целует в губы. Наверное, это Флер. Теперь понятно, почему Робин хочет покинуть Бристоль. У нее слишком серьезная соперница.

– Привет, дорогой! Я подумала, почему бы нам не поехать домой вместе.

Она поворачивается ко мне и протягивает руку:

– Привет! Ты, наверное, Холли! Я так много слышала о тебе!

Стараюсь не смотреть на Джеймса, ведь мы оба знаем, что ничего хорошего он рассказать обо мне не мог.

– Я Флер, невеста Джеймса.

Пожимаю ей руку и говорю «привет». Она встает между нами и берет Джеймса за руку.

– Ну, как прошел день? Кровь лилась рекой? – непринужденно спрашивает она.

– Нет, все было хорошо. А как дела у тебя? – говорит в свою очередь Джеймс.

– О, как обычно.

Что значит «как обычно»? «Обычная» съемка для журнала мод? «Обычная» пиар-акция для знаменитостей? Ее потрясающая внешность вызывает во мне чувство странного смущения.

Мы подходим к дверям. Джеймс говорит:

– Мне нужно взять кое-что. Вернусь через пару минут.

– Не беспокойся! Я пока пообщаюсь с Холли.

Вообще-то мне тоже не мешало бы зайти за вещами, чтобы потом отправиться в газету, но меня охватывает любопытство (назовем это так). Ладно, проныра.

Она садится на ступеньки и улыбается мне. Я присаживаюсь рядом.

– Ну, как тебе все это? – ласково спрашивает она.

– О, спасибо, отлично, – несколько устало говорю я.

Хотя она кажется очень милой, да она и на самом деле такая, я знаю, что любое мое неосторожное слово будет передано Джеймсу. Из вежливости Флер ничего не говорит о моих темных очках. Интересно, она знает, что я ношу их из-за того, что ее будущий муженек меня разукрасил? Решаю сменить тему.

– Поздравляю! Я слышала, вы собираетесь пожениться.

Она скромно улыбается:

– Да, это правда. Через три недели. Настоящее счастье! Мы хотим провести медовый месяц на Мальдивах, представляешь? Две недели без работы! Я не могу дождаться!

– Чем ты занимаешься?

– Разве он не рассказывал? Вот как мы познакомились. Это было год назад. Я работаю администратором в Доме милосердия. Тогда погиб его брат.

– О Господи! Мне жаль, я не знала.

– Он погиб в результате несчастного случая. Никто не был виноват. Это такая трагедия. Джеймс был убит горем. Он обратился к нам за консультацией.

Черт возьми, она не просто выглядит как ангел, она такая и есть. Я рисую себе картинку. На ней Джеймс, переживающий свою утрату. Рядом с ним прекрасная девушка. Он влюбляется в нее. Я тихо сглатываю. Это не укладывается у меня в голове. Чувствую себя убогим растением рядом со сногсшибательной орхидеей. Прекрасный собеседник, она нарушает наше молчание словами:

– Ты знакома с Келлумом?

– Да-да, знакома.

– Это прекрасный человек, правда? Он будет нашим шафером.

– Я не знала об этом.

Удивленно поднимаю брови, и вдруг мне в голову приходит мысль: не из-за Робин ли они ругались на прошлой неделе?

Джеймс спускается по лестнице.

– Пойдем, Флер. Хватит выдавать Холли наши интимные тайны.

Он внимательно смотрит на меня, как бы желая предупредить, чтобы я не сболтнула Флер про его «интимные тайны».

Мы встаем. Флер поворачивается ко мне:

– Была очень рада наконец-то познакомиться с тобой, Холли. Надо будет нам как-нибудь собраться и выпить. Одним, без мужчин.

– Это было бы здорово, – искренне отвечаю я.

– Береги его, ладно?

– Обязательно. Пока, Флер, пока, Джеймс.

Войдя в здание редакции, я решаю пройти пешком три лестничных пролета – физическое упражнение мне не помешает. С грохотом открываю дверь на пожарную лестницу, ведущую к нашему офису, и направляюсь в кабинет Джо.

Я стучусь и жду привычного «Войдите». Услышав заветное слово, вхожу и вижу, что Джо разговаривает по телефону. Усевшись поудобнее, я жду, когда он закончит и уделит мне внимание, а мысли мои все еще прикованы к Джеймсу и его брату.

Джо кладет трубку:

– Вот это да, Холли! Ну и зрелище!

Озадаченная, я смотрю на него. О чем он говорит? О «Дневнике»? О последних проделках Лиса? Или о чем-то еще?

– Все цвета радуги.

Я продолжаю пялиться на Джо. Что это значит? Какой-то новый язык, о появлении которого меня никто не уведомил?

– Твой глаз, Холли. Твой глаз, – терпеливо говорит Джо.

– Ой!

Я поднимаю руку и дотрагиваюсь до глаза. Совсем забыла, что на мне нет темных очков. Я встаю, чтобы посмотреться в зеркало, висящее на двери, и вздрагиваю при виде своего глаза. Черт, мне надо было извлечь из случившегося побольше выгоды. Какой смысл быть изувеченной, если тебе это никак не пригодится? Я тут же принимаю вид раненого животного, иду обратно и сажусь.

– Все в порядке, Джо, все в порядке, – тихо бормочу я.

– Как дела?

– Еще немного больно, – жалостно отвечаю.

– Я не про глаз, а про «Дневник». Как идут дела?

– А! – принимаю деловой вид. – Сегодня произошло еще одно ограбление.

– Еще одно? И снова работа Лиса?

– Боюсь, что да. К сожалению, на этот раз есть раненый.

– Серьезно?

– Да, он помешал ограблению. Его ударили по голове. Шеф хочет, чтобы мы только этим делом и занимались. Винс поехал в больницу сделать несколько фотографий потерпевшего. Наверное, он сейчас их печатает.

– Эти преступления будут раскрыты к окончанию «Дневника»?

– Возможно! – весело говорю я. – Возможно, да, а возможно, и нет.

Некоторое время он обдумывает сказанное:

– Поскольку сегодня первый день, когда «Дневник» сопровождается фотографиями, я ознакомился с данными опросов.

– И каковы результаты?

– Они великолепны. Людям нравится! Наш тираж растет. Не забудь про интервью на телевидении; сегодня мы начали его рекламировать. Я хочу, чтобы ты преподнесла себя активно и живо. Будь в роли незаметного наблюдателя. А вообще, делай рекламу – такую, какую ты делала, когда писала анонсы «Дневника».

– Да, хорошо.

Я встаю и собираюсь уходить.

Он хмурится, глядя на меня:

– Надеюсь, твой синяк будет виден во время эфира. Можно что-нибудь сделать, чтобы сохранить его подольше? Сироп из инжира или что-то в этом роде?

– Может быть, небольшое самоизбиение? Хочешь, я приложу к лицу горячую сковородку?

Не уверена, что мне по душе такое отношение. Я что, должна бить себя по голове? О, потрясающе! Может быть, в следующий раз стоит сломать руку или ногу?

Беру сумку и иду к двери. Прежде, чем я выхожу, Джо спрашивает:

– Как поживает Бантэм?

– Гм?..

– Бантэм, твой двоюродный брат. Как он?

– Э, Бантэм? Отлично, – моргая глазами, отвечаю я.

– Я не видел его игру на прошлых выходных.

Я несколько раз непроизвольно открываю-закрываю рот. Стоило быть готовой к такому повороту событий, но я была слишком занята «Дневником». Удивительно, сколько чудесных историй я могу придумать.

– Я сказала, что с ним все в порядке? Я имела в виду, что с ним все в порядке после несчастного случая, – серьезно говорю я.

– Несчастного случая?

– Он попал под автомобиль на поле для гольфа. Ужасный случай. Похоже, что старина Бантэм не сможет играть еще несколько месяцев.

Браво, моя фантазия! Отличная история!

– Попал под гольф-кар? На поле для гольфа?

В голосе Джо слышны нотки недоверия, заставляющие неукротимый поток моих мыслей остановиться, но мой поток красноречия, к сожалению, никто не в силах остановить.

– Это один из этих нахальных американцев. У него даже не было водительских прав.

Или для того, чтобы ездить на этой чертовой машине, права не нужны?

Джо мотает головой и некоторое время обдумывает то, что я сказала, а затем бормочет:

– Права?

– Ну да, для управления электромобилем нового поколения нужны права, потому что они ездят очень быстро.

Даже я сама, произнеся такое, внутренне содрогаюсь. Проблема состоит в том, что я все люблю приукрасить. Почему нельзя было остановиться на словах «несчастный случай»? Нет, мне нужно было придумать ерунду про машину. Очень важно успеть быстро уйти, не дожидаясь, пока последуют вопросы.

– Мне нужно идти! Меня ждет подруга!

– Передавай привет Бантэму! – кричит Джо мне вслед.

* * *

Примерно в восемь часов я прихожу домой, бросаю сумку, и тут же приходит Лиззи.

– Как прошел день? – спрашивает она.

Я хмурюсь:

– Было интересно. Как поживает чудесный мир компьютеров?

– Скучно.

– Ты читала сегодняшний выпуск «Дневника»? – спрашиваю я, заметив торчащую из ее сумки газету.

– Господи, да! Я читаю его каждое утро. Честно говоря, всегда с нетерпением жду следующего выпуска.

Я иду на кухню и открываю холодильник. Меня приветствуют вялый салат и несколько просроченных йогуртов.

– Давай сходим в магазин?

– Я не против.

Мы садимся в машину Лиззи и едем в супермаркет. По дороге она требует, чтобы я рассказала, что интересного произошло со мной сегодня. Я рассказываю ей о мистере Уильямсе и больнице (хотя она завтра сможет прочитать об этом в газете), затем о встрече с Флер (об этом она в газете не прочитает).

Лиззи удивленно глядит на меня.

– Ты хочешь сказать, что у него есть невеста? – чуть не плача, говорит она.

Я раздраженно смотрю на нее:

– Ты же знаешь, что есть.

– Так это не выдумка для «Дневника»?

– Нет. Зачем нужно было такое придумывать?

– Я не знаю. Скажем, в рекламных целях.

– Слушай, Лиззи. По-моему, ты собиралась заставить Алистера жениться на тебе.

– Да, – надувшись, отвечает она и смотрит в окно. – Джеймс точно женится? – продолжает она.

Я утвердительно киваю.

– Боюсь, что абсолютно точно. Она красивая и исключительно приятная в общении, – уверенно добавляю я. – А почему тебя это интересует?

– Да ты что, Холли! – говорит она, широко раскрыв глаза, настолько очевидным ей кажется ответ.

– А что?

Она чуть ли не задыхается от переполняющих ее эмоций:

– Он. Не-ве-ро-ят-но. Прекрасен.

Я пожимаю плечами. То есть я знаю, что он хорош собой. Высокий. Широкоплечий.

– Девчонки с моей работы сходят по нему с ума.

– Ну, они бы перестали считать его таким уж великолепным, если бы увидели, каким он был, когда я начинала с ним работать, – говорю я.

Меня отбрасывает в сторону, когда Лиззи едва успевает объехать ребенка на роликах.

– Он не может быть плохим! Судя по «Дневнику», Джеймс очень беспокоился за твой глаз!

– Было бы здорово, если бы это была правда! Но он абсолютно не такой! – с негодованием говорю я, желая сменить тему. Этот разговор мне определенно неприятен. – Я все уладила с Беном.

– Отлично.

– Надеюсь, он поверил мне.

– Я в этом уверена. Если хочешь, позвоню ему и скажу, что это мои журналы.

– Не стоит. Но все равно спасибо. Он может подумать, что я заставила тебя позвонить. Чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше. Уверена, что все будет хорошо. Но ты все-таки забери свои журналы, ладно?

Лиззи кривится:

– Алистер может увидеть их и подумать то же самое, что Бен.

– Лиззи, – говорю я с укором в голосе.

Если бы она не принесла эти чертовы журналы ко мне домой, не было бы и истории с Беном.

– О'кей, – надувшись, отвечает она.

Мы бродим по магазину, складывая в корзину продукты. Спорим, брать ли запеченные бобы без сахара. Вдруг голос позади нас произносит:

– Привет!

Держа в руке по консервной банке, мы с Лиззи переглядываемся. Это Тереза. Ох, только ее здесь не хватало. Непроизвольно крепко сжимаю рукой банку, то же самое делает и Лиззи. Мы поворачиваемся с дежурными улыбками.

– Привет, Тереза. Как дела?

– Хорошо. Господи, как я рада вас видеть. Обычно вас можно встретить только в клубах или других подобных местах. Что вы здесь делаете?

Она звонко смеется. Эти слова, сами по себе абсолютно безобидные, неприятно слышать из уст Терезы. Как будто она имела в виду, что мы проститутки, у которых вдобавок проблемы с алкоголем. Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы ударить ее по голове банкой запеченных бобов.

– Мы делаем то же самое, что и ты, Тереза. Ведь здесь нет религиозных собраний? – нагло спрашивает Лиззи.

– Я только что с такого собрания.

Она самодовольно улыбается, не обращая внимания на сарказм.

– Ты читаешь «Дневник» Холли?

– Нет, я не читаю газеты. Они полны непристойностей. – Сейчас я точно ее ударю.

– Но я знаю Флер. По-моему, она невеста офицера, к которому ты прикреплена, Холли.

Мы когда-нибудь избавимся от этой девицы? Хоть когда-нибудь? Почему нам не встретились в супермаркете более приятные люди? Сестры Беверли, например? И откуда, черт возьми, она знает Флер?

– Откуда ты знаешь Флер? – удивленно спрашиваю я.

– Мой религиозный кружок сотрудничал с Домом милосердия, в котором она работает. Очень милая девушка. Добрая и приятная.

А мы кто, дочери-двойняшки Чингизхана?

– Мы разговаривали на днях, и она сказала, что ее жених работает с репортером. Разумеется, я поняла, что речь идет о тебе, Холли, хоть и не читала твоего «Дневника».

По-моему, она уже говорила об этом.

– С радостью бы еще поболтали с тобой Тереза, но нам нужно идти, – говорю я.

Мы все сдержанно улыбаемся. Тереза уже собирается уходить, но вдруг в нерешительности останавливается.

– Холли, я хотела сказать, что твой Бен очень милый. – На миг на ее лице появляется самодовольная гримаса. Но она тут же берет себя в руки. – Ну, пока, – добавляет Тереза и уходит.

– Господи! – раздраженно говорю я, когда мы идем к машине. – Откуда в ней эта лживая добродетель? Ей, наверное, доставило огромное удовольствие в конце разговора упомянуть о Бене, как думаешь?

– Не позволяй раздражению взять над тобой верх. Ей просто взбрело в голову, что каждый человек нуждается в спасении. А насчет Бена, она, по всей видимости, решила тебя позлить, ведь у вас с ним хорошие отношения.

Выпив бутылку вина, слопав полпирога с заварным кремом, два французских пирожных и немного фруктового мороженого, мы начинаем обсуждать Терезу. Затем Лиззи уходит, сославшись на ранний подъем завтра утром.

Я остаюсь одна и начинаю бродить по квартире, чувствуя себя до странности беспокойно. То и дело беру какие-то вещи, потом кладу их на место. Без всякой надобности взбиваю диванные подушки. Затем вытираю мебель на кухне и иду звонить Бену.

– Привет, это я.

– Привет!

– Я просто звоню узнать, как у тебя дела.

– У меня все хорошо. Хочешь, чтобы я приехал?

– Да, пожалуй…

И вот Бен уже спит, а я лежу рядом. Голова полна мыслей о Флер и Джеймсе. Чтобы как-то отвлечь себя, я начинаю думать об ограблениях. Кто же проник в дом мистера Уильямса? А если бы он видел этого человека, то смог бы его опознать?

Глава 16

Это мой первый визит на телестудию, поэтому должна признаться, что мне немного страшно. Крашеная блондинка за стойкой администратора приветствует меня. Я должна дождаться кого-то, кто будет брать у меня интервью. Терпеливо сижу и рассматриваю фотографии работающих здесь звезд. Некоторых я узнаю, но большинство – нет. Да это и не удивительно, ведь я не поклонница местного телевидения. Никогда раньше не была в подобном заведении, если не считать того случая, когда еще в школе на Пасху моему классу дали возможность выступить в теленовостях. Мы собрались создать Пасхальный сад. Я была единственным ребенком, у которого дома не было никаких растений. Всем велели принести какой-нибудь цветок, и моя мама выкопала для меня, как ей показалось, ландыш. При этом она напевала, какой замечательный цветок она нашла и как прекрасно он пахнет. К сожалению, то, что она выкопала, оказалось диким чесноком. Вонь, исходившая от него, заставила всех убежать из класса, и мне было запрещено принимать участие в создании сада. Бригада, снимавшая наш двухминутный репортаж, подумала, что было бы забавно показать в конце сюжета меня с диким чесноком в обнимку. Но это не было смешно одиннадцатилетней девочке, которая всю следующую неделю провела в слезах, и прошло целых две четверти, прежде чем я смогла избавиться от прозвища «Холли – великая победительница вампиров».

Девушка в черных брючках, неряшливом джемпере и ботинках от доктора Мартенса с изображениями британских флагов входит в комнату. Ее волосы выкрашены в светло-рыжий цвет, каждое ухо проколото в трех местах. В носу тоже пирсинг.

– Холли Колшеннон?

Ее тон никак не вяжется с внешним видом – при этом она говорит так, будто держит во рту несколько ирисок. Странно, ведь это Би-би-си – канал, находящийся под контролем английской королевы.

– Да, это я!

– Идите за мной.

Мы идем по лабиринтам коридоров. По пути не разговариваем, поскольку здесь можно идти только друг за другом. Наконец останавливаемся около одной из дверей, девушка стучится и заходит. Я вхожу за ней. Маленькая комната освещена лампами дневного света. Там стоит большое парикмахерское кресло, а напротив него – зеркальная стена. В кресле сидит человек. Под его воротник подвернут кусок ткани. К нему подходит женщина – как мне кажется, визажист.

– Здравствуйте, – весело восклицает он. – Рад видеть вас, Джолли!

– Здравствуйте! Я Холли.

Он пожимает мою протянутую руку с таким видом, будто я должна что-то продемонстрировать. Может быть, он ждет, что из моего рта польется вода?

– Рад встрече с вами, Холли! Очень рад! Я Джайлис, ведущий программы «Сегодня вечером». Как ваши дела?

– Э, хорошо. А как у вас? – вежливо спрашиваю я.

– Очень хорошо, очень. Должно быть, у вас на этой неделе было много событий!

– Э, да. Все это произошло так неожиданно, это был настоящий сюрприз.

– О нет! Не может быть! Вы, должно быть, долго готовились.

– Ну, нет, на самом деле. Перед тем как прийти в полицию, я писала статьи о похоронах домашних животных.

– Ваших животных?

– Нет, чужих.

– Трагично, трагично.

Он выдерживает секундную паузу в память погибших животных и с торжествующим видом разглядывает свои туфли. Я тоже смотрю на них. Потом Джайлис оборачивается и с восхищением смотрит на меня:

– Так где же эти маленькие существа?

– Простите?

– Где они? – спрашивает он, широко улыбаясь.

Я хмурюсь:

– Ну, обычно их хоронят на бристольском кладбище. Там для них отведен специальный участок.

– Нет, я говорю о живых. Разве вы не принесли их с собой?

Этот парень не в себе.

Тут в наш разговор вмешивается девушка с рыжими волосами:

– Джайлис, это Холли Колшеннон, – говорит она медленно, как будто разговаривает с пятилетним ребенком. Я жадно ловлю каждое ее слово. – Она из «Бристоль газетт». Работает в полиции, сотрудничает с детективом и ведет «Дневник».

Взгляд Джайлиса проясняется.

– Простите, я подумал, что вы женщина с хорьками, которые выиграли приз. Она тоже должна прийти сегодня.

Девушка с рыжими волосами, стоящая за ним, закатывает глаза. Я улыбаюсь:

– Боюсь, что у меня нет хорьков, ни с призом, ни без него.

– Ну да. А я-то думаю, откуда у вас синяк под глазом. Решил, что вы подрались с одним из судей, – хихикает он. – Ну, а как идут дела в газете?

– Э, хорошо.

От этого дурацкого разговора меня спасает визажистка. Она говорит:

– Слушай, Джайлис, если мы сейчас не начнем подкрашивать твои глаза, то не успеем.

Девушка с рыжими волосами (оказывается, ее зовут Розмари) уводит меня в некое подобие комнаты ожидания:

– Простите, пожалуйста. Мне очень жаль, обычно он не путает гостей. Не могу понять, что на него нашло. Ваш эфир через двадцать минут. Скоро придет звукооператор и настроит для вас микрофон.

– Разве я похожа на того, кто выращивает хорьков? – в шутку спрашиваю я.

– Ну…

Она уходит, оставляя меня в комнате. Смотрю ей вслед.

Через некоторое время приходит звукооператор с говорящим именем Мик («меня зовут Мик, я работаю с микрофонами»). Кажется, его единственная задача состоит в том, чтобы за две отпущенные минуты как можно ближе познакомиться с моим телом. Что он с успехом и делает.

– Все хорошо, милочка? Пропустим здесь проводок… Оп-ля! Не надо так смотреть, милочка, вы в надежных руках… Вот так.

– Мик, еще немножко, и вы будете знать мое тело лучше, чем мой гинеколог, – говорю я.

В ответ на это он громко смеется:

– Вот и все, милочка. Если микрофон отвалится, дайте мне знать.

Розмари входит в комнату, прижимая к груди папку с бумагами. Она подходит ко мне:

– Готовы?

– Думаю, да.

Я встаю и вслед за ней выхожу из комнаты:

– Скажите, Розмари, какие вопросы Джайлис будет мне задавать?

– О, не беспокойтесь. Он спросит вас о самых общих вещах. Помните, что, когда будете говорить, нужно смотреть на него, а не в камеру.

Она прикладывает указательный палец к губам, давая понять, что мы входим в студию прямого эфира, и впускает меня внутрь. Поскольку я здесь никогда не была, то первое, что я делаю, это наступаю на кабель. Иду к Джайлису, который сидит на мягком диване и что-то говорит в камеру. Меня хватают за руку и усаживают рядом с ним. Живот начинает урчать. Я прислушиваюсь к тому, что говорит Джайлис.

– Наша следующая гостья не нуждается в представлении, поскольку все жители Бристоля читали о ней. У нас в гостях Холли Колшеннон, работающая в «Бристоль газетт» и печатающая свой ежедневный отчет о работе с бристольской полицией, в частности, с детективом Джеком Свитеном.

Он поворачивается ко мне:

– Итак, Холли, расскажите о вашей работе в полиции.

И мы поспешно начинаем разговор. Не знаю, может быть, Джайлис хочет провести побольше времени с получившими приз хорьками, но мы быстро проносимся по теме «Я как сторонний наблюдатель», переходим к теме Лиса и деталей, связанных с этими преступлениями, и, наконец, подходим к одному из последних вопросов. Мне неудобно сидеть, поэтому я все время ерзаю на месте. Микрофон, который Мик прикрепил сзади к моей юбке, съехал вниз, к ногам. Я тянусь за стаканом воды, заботливо поставленным кем-то на столе напротив меня, стараясь скрыть тот факт, что я испытываю какие-то неудобства.

– Хорошо, Холли, – говорит Джайлис, одаривая меня тем, что называется обворожительной улыбкой. – Расскажите людям, которые не читают вашего «Дневника», откуда у вас взялся синяк под глазом. Это произошло, когда вы преследовали знаменитого Лиса?

Мне не удается ответить на этот вопрос. Наклонившись, чтобы поставить стакан с водой обратно на стол, я задеваю микрофонный провод. Моя рука резко дергается, и вода выплескивается из почти полного стакана, причем, описав в воздухе идеальную параболу, она оказывается прямо на пиджаке Джайлиса. Одновременно с этим мой микрофон отклеивается и с громким стуком падает прямо в лужу воды, подобно ребенку, которому вздумалось закатить истерику. Джайлис вскакивает, поскольку, судя по всему, вода просочилась ему в трусы, и стоит, глядя на меня с открытым ртом. Я тоже смотрю на него, не в силах пошевелиться от ужаса. Затем в студии начинается движение. К съемочной площадке подбегают два человека. У одного из них в руках полотенце, которым он начинает быстро вытирать промежность Джайлиса. Другой человек пытается поднять футляр с моим микрофоном. Кажется, его не беспокоит то, что микрофон лежит в луже, но, к сожалению, законы физики против него. Его бьет током, и с криком «Дерьмо!» он бросает микрофон обратно в лужу. Во время всего этого хаоса я, не отрываясь, смотрю на Джайлиса, который, являясь ведущим этой передачи, как я надеюсь, должен спасти нас от происходящего здесь кошмара. Но он, кажется, с трудом контролирует себя. Его губы странно подергиваются, создается впечатление, что он вот-вот зарычит. Не в силах больше смотреть на него, я отвожу взгляд и, стараясь обрести контроль над собой, начинаю глубоко дышать, уставясь в пол. Я сильно прикусываю внутреннюю сторону щеки, стараясь подавить вырывающийся смех. Судя по всему, Джайлису так и не полегчало. Он громко фыркает, я тоже больше не в силах контролировать себя. Это настоящий крах для нас обоих. Я в изнеможении падаю на диван. У меня по лицу катятся слезы. Постепенно я перестаю смеяться, увидев, как яростно размахивает руками стоящий за камерой помощник режиссера. Вытираю глаза.

– Простите. Пожалуйста, – шепчу я.

В ответ Джайлис ухмыляется и поворачивается лицом к камере.

– Черт возьми! Ну что ж, спасибо вам, Холли, за то, что пришли. Не забывайте читать о приключениях Холли в «Бристоль газетт». Наш следующий гость…

Моя беззаботность по отношению к происходящему улетучилась, как только позвонил Джо и обрисовал, насколько ужасно все выглядело. Он сделал мне выговор. Единственное, что я могла придумать, чтобы отвязаться от него, – пообещать перерезать себе вены сразу после нашего разговора, а то и раньше. Это был первый телефонный звонок.

Как только я отхожу от телефона, он снова начинает звонить. Уже в третий раз. Я останавливаюсь и секунду смотрю на свои ноги, тщетно надеясь, что он замолчит. Проклиная компанию «Бритиш телеком», я поворачиваюсь и устало бреду в прихожую.

– Алло?

– Как все прошло?

Это мама.

– Ужасно, – со стоном говорю я.

– Почему?

– Разве ты не видела?

– Я же говорила, что у нас не показывает этот канал.

«Хоть одна хорошая новость», – думаю я, услышав ее слова. Лучше потерпеть крах на местном телевидении, чем на национальном. Меньше зрителей.

– Я пролила воду на ведущего, из-за меня ударило током техника, а затем я начала хохотать. И все это в прямом эфире.

– Удивительно, дорогая!

Мама заливается своим звонким смехом. Интересно, от кого я унаследовала свою манеру громко хохотать, как Санта-Клаус?

– Теперь люди тебя точно запомнят! Только подумай, было бы неинтересно, если бы все все делали правильно!

– Черт возьми. Ты действительно так думаешь? – раздраженно спрашиваю я.

– Это абсолютно точно! – говорит мама, не уловив интонации моего голоса. – Жду не дождусь, когда у меня появится кассета с записью!

– Уверяю тебя, что все копии этого интервью будут сожжены на костре.

– Не может быть, чтобы все было так плохо.

– Нет, правда. Все было очень плохо.

Мы молчим, и я почти что слышу, как она отчаянно подыскивает слова, желая сказать мне что-нибудь хорошее. При других обстоятельствах я бы помогла ей, но а) я не могу сейчас ни о чем думать и б) мне интересно, сможет ли она сама сказать что-нибудь полезное.

Молчание затягивается. Мозги плавятся. Ну, должна же она что-то придумать.

– В конце концов, это региональное телевидение, а не национальное. А региональное телевидение, слава Богу, мало кто смотрит!

Я плетусь обратно на кухню, за новой порцией выпивки. У меня закончился тоник, но я не хочу идти за ним в ближайший магазин, боясь, что соседские дети будут смеяться и показывать на меня пальцем. Пью водку и запиваю водой. Я в отчаянии.

Прижав стакан к груди, я, пошатываясь, иду в гостиную и плюхаюсь на диван. Беру в руки пульт и включаю телевизор, чтобы хоть ненадолго отвлечься. Пропустив тот канал, по которому показывают Джайлиса с его передачей «Сегодня вечером», я включаю четвертую программу – там каждую пятницу идет юмористическая передача.

Второй телефонный звонок (сразу перед маминым) был от Лиззи. Если бы она позвонила перед Джо, я, возможно, была бы более восприимчива к ее шуткам.

– Ой, Холли! Это было так забавно!

Она замолкает, стараясь взять себя в руки. Я поеживаюсь. Она тоже сочла это забавным.

– Надо было видеть его лицо, когда ты пролила на него воду! О! Это была картина маслом!

Кажется, интервью произвело на нее впечатление.

– Лиззи, это произошло случайно.

– А потом, помнишь, техник громко выругался! Настоящая истерика!

– Если бы Джо был так же рад… – уныло говорю я.

В конце концов Лиззи успокаивается, и мы переходим к разговору об Алистере. Завтра они собираются провести вместе целый день, и она хочет, чтобы я осуществила пункты А и Б операции «Алтарь», то есть своего тщательно продуманного плана, как Лиззи женить на себе Алистера. Я мрачно осведомляюсь, не хочет ли она, прибегнув к старомодному способу удержать мужчину – забеременеть от него. В ответ она язвительно замечает, что для этого ей пришлось бы спать с ним много раз подряд. Ради того, чтобы заставить ее прекратить наш разговор (мне хотелось бы вернуться к своим страданиям), я соглашаюсь: «Было бы неплохо».

Размышления отнимают очень много сил.

Проснувшись утром, я какое-то время лежу в постели, обдумывая свои планы на сегодня, и вдруг вспоминаю обещание, которое опрометчиво дала Лиззи. Из моей груди вырывается стон. Проклятье. Почему я не воспользовалась своей пьяной болтливостью и не отговорила ее от этого смехотворного плана?

В течение последующего часа я бесцельно брожу по квартире, пью чай, читаю почту и наслаждаюсь сознанием того, что у меня впереди целые выходные. Сегодня вечером после игры в регби должен прийти Бен, и завтра мы проведем весь день вместе. Одна мысль об этом может заставить меня завизжать от радости и тут же кинуться стирать постельное белье. Обычно я сразу начинаю заниматься тем, что охлаждаю вино, убираю в квартире, расставляю по вазам свежие цветы, как замужняя женщина. Но все это я не делаю сегодня просто потому, что мне лень. Я хмурюсь и глубоко задумываюсь. Что бы это значило? Я отдаляюсь от него? Нет. Просто я не хочу всю жизнь провести на этапе «медового месяца». А еще не хочу, чтобы он думал, будто я к нему пристаю. Да, точно. Не хочу. Ради успокоения собственной совести я одеваюсь и отправляюсь в Клифтон выполнять пункт А операции «Алтарь».

Женщина в цветочном магазине говорит, что цветы доставят сегодня, и я вручаю ей бумажку с именем и адресом. Она неуверенно смотрит на меня, очевидно думая, что я вовлечена в лесбийский любовный треугольник. Прощаюсь с ней, очень надеясь на то, что больше мне никогда не придется заниматься отправкой цветов. Почему Лиззи сама не могла это сделать? Да. Почему?