Текст книги "Слуга Земли"

Автор книги: Сара Хоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Сара Хоули

Слуга Земли

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜ http://Wfbooks.ru

Название: Servant of Earth / Слуга Земли

Автор: Sarah Hawley / Сара Хоули

Серия: The Shards of Magic / Осколки магии #1

Переводчик: nasya29

Редактор: nasya29

Глава 1

Зимнее солнцестояние подкралось холодным, сырым и тяжелым предчувствием.

Я смотрела в предрассветную тьму, ведя пальцем по узорам инея, покрывавшим внешнюю сторону окна. Сквозь щель в деревянной раме, деформированной временем, пробирался зимний сквозняк. Когда ветер набирал силу, струи ледяного дождя хлестали по стеклу.

Еще одна капля холодной воды упала мне на лоб. Я взвизгнула, а затем сердито посмотрела вверх на потолок. Этот протекающий участок был новым – за ночь я уже не раз просыпалась из-за другой течи, которая образовалась прямо над моей кроватью. Это был всего лишь еще один признак того, как все идет наперекосяк в моей жизни. Денег на замену кровли у меня не будет еще долгое время, если вообще когда-нибудь будут, поэтому я взяла ведро и поставила его под течь. Скоро мне и к колодцу ходить не придется.

Выпрямившись, я заметила свет, мелькнувший за окном. Вдалеке золотистый фейский огонек дрожал в темноте. Его путь был неровным, искаженным еще больше из-за деформированного стекла. Наблюдая за его движением, я почувствовала, как в груди сжался страх.

Зимнее солнцестояние было не просто самым коротким днем в году – это был день, когда фейри забирали у людей что-то еще. Веру, которая не приносила плодов, молитвы, которые встречали равнодушные уши, легендарную историю, превратившуюся в это разочаровывающее настоящее… Мы отдавали фейри свои надежды, и ради чего? Тишина и далекие огоньки, ведущие в никуда.

А теперь фейри – или, по крайней мере, наша наивная вера в них – украдут жизни четырех молодых женщин.

– Вы этого не заслуживаете, – прошептала я, глядя на дрейфующий шар.

Моя мать упрекнула бы меня за такие богохульные слова. Только самые удачливые и достойные люди избираются фейри, – говорила она мне восемнадцать лет назад, распутывая деревянным гребнем узлы в моих волосах. Это было еще одно утро зимнего солнцестояния – год жертвоприношений, как и этот, – и мне тогда едва исполнилось семь. Эти женщины превознесены над всеми другими смертными и проводят остаток своих дней в великолепии в Мистеи, королевстве фейри под землей.

В ее голосе звучала тоска, когда она рассказывала эту историю. Ее не выбрали для фейри во время ритуала солнцестояния, когда она достигла возраста совершеннолетия. Судьба преподнесла ей другой путь, и вот результат: оборванный ребенок в ее столь же изношенных объятиях, мой отец давно ушел, а дождь капал сквозь крышу на земляной пол нашей хижины. Тем не менее, она передала мне эти сказки, будто через них я однажды обрету благословения, в которых жизнь ей отказала.

Я больше не верила в благословения.

Еще одна капля упала в ведро. Я сделала грубый жест рукой в сторону далекого огонька, а затем отвернулась от него и начала утренние приготовления.

В умывальнице осталась вода со вчерашнего вечера. Я плеснула ею на лицо, вздрогнув от ледяного шока. Затем почистила зубы и переоделась из ночной рубашки в свободную рубашку и брюки. День обещал быть насыщенным – это был не только год жертвоприношений, но и первый раз, когда я сама могла быть выбрана, – но я не хотела пропустить любимый утренний ритуал.

Хижина была темной, но я знала расположение вещей наизусть. Обойдя небольшой стол и два стула, которые служили гостиной зоной, я направилась к полкам деревянного стола.

Пучки трав свисали над головой, рядом с несколькими увядшими луковицами. Аня недавно дала мне немного сыра, когда мы гуляли вместе, так что я отрезала кусочек и сунула его в рот, прежде чем взять плащ и выйти на улицу.

Дождь, к счастью, прекратился, но мшистая земля была скользкой и покрытой ночной изморозью. Скоро выпадет снег, но сейчас был только первый месяц зимы, со сверкающими утрами и редкими ледяными дождями. Обогнув угол хижины, я почувствовала, как ветер дергает за мою растрепанную косичку, пытаясь выбить коричневые кудри из прически.

На востоке небо становилось фиолетовым, чернота ночи отступала. Деревянные и каменные строения с соломенными крышами Тамблдауна стояли на фоне светлеющего неба, напоминая кривые зубы. Из труб начал подниматься дым, город просыпался.

Но город не был моей целью. Мои утренние ритуалы принадлежали болоту.

Энтерра была изогнута, как песочные часы с длинной и широкой нижней частью, а болота опоясывали страну, как ремень на талии, с Тамблдауном в роли пряжки. К северу от моей хижины кустарниковая местность сливалась с обширной, стеклянной водной равниной, усеянной низкими холмами из земли и растительности. Густой туман покрывал – это место, скрывая дальнюю сторону, где земля становилась территорией фейри. Десятки блуждающих огоньков дрейфовали в тумане, исчезая по мере приближения рассвета.

Я наблюдала, как огоньки гаснут один за другим, и знакомая грусть поселилась рядом с тревогой. Утром в день солнцестояния мне особенно остро чувствовалось присутствие матери. Ее вера в то, что она может стать одной из избранных фейри, никогда не угасала. Говорили, что фейри раньше переходили через болото, чтобы торговать с людьми, искать развлечения или приносить благословения, а иногда похищали тех, кто им нравился. Но теперь единственными признаками их существования были эти призрачные огоньки, дрейфующие по ночным болотам.

Любовь к фейри не принесла моей матери радости. И все же, когда она умерла восемнадцать месяцев назад, в лихорадке и мучениях, ее последние слова были обращены к ним:

– Может, теперь они спасут меня.

Но они, конечно, не спасли.

Я наполнила легкие ледяным предрассветным воздухом, заставляя горечь подождать еще несколько часов. Утро было прекрасным, и впереди ждали сокровища. Когда на восточном небе появилась розовая полоска, последний золотистый огонек исчез, и я достала свою сеть из дупла старого бревна, направляясь на болото.

Большинство людей боялось сюда заходить. Легко было потеряться и утонуть; земля между водоемами обманчива, и чаще всего то, что выглядит как твердая поверхность, оказывалось ямой с грязью, готовой засосать неосторожного путника. Ходили легенды о водяных драконах и других тварях, скрывающихся в болотах и влажных местах мира, которые жаждали разорвать тех, кто совершал неверный шаг.

Но я провела всю жизнь на краю болота и никогда не оступалась – да и ни разу не видела следов драконов под водой. Для меня это место всегда было убежищем, где я могла остаться одна и почувствовать свободу.

Я шла по знакомым извилистым тропам, пока растянувшийся водоем не преградил мне путь. Тогда я уселась на кочку бледной зимней травы, мои ноги оказались всего в нескольких дюймах от клеверного пятна, скрывающего край лужи, и погрузила сеть в воду.

– Рыбалка, – так моя мать называла эту странную привычку, хотя я про себя называла это «собирательством». Ее рассказы разожгли мой интерес к границе между людьми и фейри, а секреты болота оказались столь заманчивыми, что я прикрепила сеть к длинному деревянному шесту, решив выяснить, что скрыто на его дне.

Как оказалось, в грязи и иле можно было найти множество чудес. Гладкие камни, талисманы, даже монеты, которые бросали влюбленные, осмелившиеся пройти по опасным тропам, чтобы доказать свою храбрость и преданность друг другу. Они загадывали желания на медяки, надеясь, что фейри благословят их союз. Фейри, конечно, было все равно, но я, безусловно, благословляла их за это. Однажды я даже нашла то, что, как мне казалось, было артефактом фейри – кусочки граненого стекла или странно изогнутые полоски яркого металла. Я проводила пальцами по этим предметам, размышляя о том, кто мог их создать в далеком прошлом и для чего они предназначались. На несколько часов чудо из маминых историй возвращалось ко мне.

Сеть зацепилась за что-то, и я с усилием вытянула ее. Предмет, поднявшийся вместе с грязью, оказался бурым и бесформенным.

– Только бы это не было чем-то отвратительным, – пробормотала я, вываливая комок на траву.

Артефакты были не единственным, что скрывалось на дне; иногда попадались кости, а однажды, в глубоком и зловонном водоеме в центре болота, я нашла иссохшую руку, все еще покрытую кожей.

Когда болото что-то забирало, оно делало это жадно.

Я смахнула слизистую грязь. К счастью, это была не кость – всего лишь камень. Я с плеском бросила его обратно и продолжила поиски.

Я старалась не думать о том, что ждет меня позже этим днем, но воспоминание о той руке заставляло меня снова беспокоиться о жертвоприношении солнцестояния. Шансы быть выбранной были минимальными, но я не была единственной, кто подходил по условиям в этом году. Моя лучшая подруга Аня тоже была в числе возможных жертв, а она была всем, что у меня осталось в этом мире. Говорили, что блуждающие огоньки указывают путь к Мистею для избранных женщин, но я перестала в это верить давным-давно. Возможно, в то самое утро, когда впервые выловила человеческую кость.

Я зажмурила глаза и сосредоточилась на дыхании.

– Это мое место, – тихо сказала я.

Фейри не должны были осквернить его. До ритуала оставалось еще несколько часов.

Рассветное солнце залило пейзаж розовым и золотым светом, туман начал рассеиваться. Я выудила еще один камень и бросила его обратно в воду. Нашла одну медную монету, вытерла ее об плащ и спрятала в карман. Больше сеть не вытаскивала ничего, кроме густой, скользкой грязи, большая часть которой забрызгала мою и так испачканную одежду. Тогда я сменила место и попробовала еще раз.

На этот раз мне попалась деревянная фигурка размером с мой указательный палец, с лицом, вырезанным с беспечной улыбкой. У нее были крошечные рога, указывающие на принадлежность к низшим фейри, тем, кто ниже по статусу, чем Благородные фейри, правящие в Мистее.

– Вот это да, – прошептала я, зачарованно разглядывая фигурку на ладони.

Это был тот самый тип сокровищ, который я любила больше всего – тот, что заставлял меня гадать и воображать. Кому она принадлежала? Как была потеряна? Скорее всего, ее случайно уронил ребенок из деревни, решивший проверить свою смелость на опасных тропах.

А может быть… Может быть, здесь гулял ребенок-фейри. Может быть, эта фигурка была тысячелетней давности, хорошо сохранившимся воспоминанием о временах, когда наши два народа свободно общались, а пути через болото были четкими и протоптанными.

Я быстро сунула куклу в карман, чтобы не дать себе углубиться в размышления о более печальных причинах ее появления здесь. Это утро уже было более продуктивным, чем большинство других, и я подумала, не закончить ли сбор на этой триумфальной ноте. Но низкое солнце искрилось на воде, а мир вокруг казался необычно свободным и пустым, поэтому я снова погрузила шест в воду. Еще одна попытка – и тогда я вернусь к обязанностям, которые ждали меня.

Сеть наткнулась на сопротивление в густой грязи на дне пруда. Когда я вытащила ее, стало ясно, что я зацепила что-то значительное. Сначала мне показалось, что это камень, но, когда сеть вынырнула из воды, в ней оказался самый красивый кинжал, который я когда-либо видела.

Я ахнула, прижимая руку ко рту. Стальное лезвие и рукоять, обмотанные проволокой, сверкали в утреннем свете, а навершие было украшено крупным алым камнем. Его блеск был ненатуральным: грязь не липла к оружию, и на лезвии не было ни следа ржавчины.

Сердце бешено колотилось, пока я доставала кинжал из сети. Он был тяжелым, но рукоять идеально ложилась в мою руку. Принадлежал ли он богатой даме или даже фейри? Двустороннее лезвие было опасно острым, а завитки на гарде выглядели древними и загадочными. Самым странным был кроваво-красный камень на рукояти. Я видела немного драгоценных камней за свою жизнь, но те, что встречались мне, были яркими и ограненными. Этот же представлял собой идеально гладкую полусферу, поглощающую свет, а не отражающую его.

Я оглянулась через плечо, внезапно испугавшись, что кто-то мог увидеть мою находку, но вокруг никого не было.

Этот кинжал мог принести целое состояние. Настоящее состояние, а не жалкие монеты, которые я зарабатывала, продавая торф и болотные безделушки на рынке. Это были бы деньги, которые могли изменить жизнь.

На мгновение я позволила себе представить будущее, в котором я богата и свободна. Я могла бы покинуть Тамблдаун с его узколобыми суждениями, найти новое место, где меня бы не знали как «дикую дочь травницы». Больше никаких протекающих крыш, никаких ночей, когда желудок мучительно пуст. Никакого отчаяния при мысли, что моя жизнь будет такой же унылой, день за днем, пока я не умру бедной и одинокой, как моя мать. Я могла бы стать торговкой, перевозящей специи и ремесленные товары между Энтеррой и другими странами, изучая артефакты, рассказывающие истории о других легендах и образах жизни. Возможно, однажды я даже посетила бы эти места: пересекла западные горы к ледяному Гримвельду и лесному Линдвику, а затем отправилась бы в страны, названия которых мне пока неизвестны.

Аня могла бы поехать со мной – ей бы не пришлось выходить замуж ради обеспечения своего будущего. Она могла бы брать уроки живописи, возможно, даже заниматься иллюминированием манускриптов, как мечтала с детства. Мы могли бы стать новыми людьми, независимыми от всех и всего, кроме самих себя.

Но мечты – это всего лишь воздух, а для настоящих перемен нужно больше, чем просто надежда. Тем не менее мои руки дрожали, пока я заворачивала кинжал в складки плаща.

Я вернулась к берегу вскоре после этого, не в силах сосредоточиться ни на чем другом.

Моя хижина возвышалась над туманом на краю болота, напоминая булыжник со своими грубыми каменными стенами и неуклюжей конструкцией. Родители построили этот дом вместе, когда впервые обосновались здесь. Он не был красивым, но простоял более двадцати лет. Стопки торфяных кирпичей – моего скромного источника дохода – прислонялись к стене, ожидая, когда я смогу снова отвезти их в город.

Я остановилась, обдумывая свои варианты. Этот кинжал был настолько очевидно дорогим, что я не могла рискнуть, чтобы кто-то увидел его. Мне нужно было продать его быстро, а фестиваль солнцестояния с толпой туристов подходил идеально.

Я оторвала длинную полоску от края своей рубашки и плотно обернула ей лезвие. Затем спрятала кинжал за пояс своих брюк, привязав его к бедру тонким кожаным шнурком, которым была закреплена моя коса. Мои кудри вырвались наружу, снова став такими же дикими, как всегда.

У меня были и другие вещи, которые я хотела продать на рынке, поэтому я отправилась к своему тайнику: небольшой пещере в скалистом выступе. Вход был настолько низким, что пришлось ползти. Внутри пространство становилось достаточно высоким, чтобы стоять, и длинным в ширину.

Каждая поверхность здесь была покрыта сокровищами. Конечно, не золотом или драгоценностями – если бы я нашла их, давно бы продала. Здесь были более простые вещи: примитивные каменные инструменты, бесполезные бытовые предметы, коллекция необычно окрашенных камней. Каждая находка была собрана на болотах и была дорога мне. Деревянная чашка, которая стала одной из первых моих находок. Ржавый гвоздь. Кусочек розового кварца. Каждая вещь рассказывала историю: о том утре, когда я нашла ее, о людях или животных далекого прошлого, о болоте и обо мне.

Я поставила фигурку рядом с помятой металлической чашкой, затем направилась в угол, где хранились вещи для продажи на рынке. В моей корзине был кроличий мех с последней охоты и немного фейских ягод, которые я собрала накануне. Синие ягоды могли принести хорошую цену, либо от туристки, не знавшей об их горечи, либо от винодела на вершине холма, который сделал бы из них галлюциногенное фейское вино. Я взяла корзину и направилась к выходу.

Когда я пригнулась, чтобы выйти, в правом бедре неожиданно вспыхнула острая боль. Я вскрикнула:

– Черт!

Кинжал, должно быть, разрезал повязку. Я в спешке сняла брюки, почувствовав, как на обнаженной коже от холода выступили мурашки, затем отстегнула кинжал и осмотрела порез. К счастью, он оказался поверхностным: кровоточил, но быстро заживет.

Лезвие ножа было чистым.

Я нахмурилась, пристально разглядывая его. Разве на клинке не должно было остаться следов крови? Вместо этого оно ярко сияло, словно лунный свет. Я осторожно провела пальцем по краю, и лезвие мгновенно рассекло кожу. Я ахнула, наблюдая, как моя кровь скользнула вдоль кромки кинжала. А затем, словно притянутая мистической силой, она потекла к узкой канавке в центре клинка и впиталась в нее, словно дождь в землю.

– Как это возможно? – прошептала я.

Этого не могло быть. Должно быть меня обманывало зрение. Не может же кровь просто… исчезнуть.

Я сделала еще один неглубокий порез на большом пальце, вздрогнув от жгучей боли. Кровь снова стекла к канавке и исчезла, будто ее и не было.

Фейская магия. Это должно быть она. Что еще в этом мире способно на такое?

Я поежилась.

Это было глупо – резать себя, но лезвие выглядело чистым, раны уже начали затягиваться, а в тайнике у меня всегда хранилось несколько бинтов на всякий случай. Я перевязала порезы, затем обернула кинжал грубой белой тканью, добавив гораздо больше слоев, чем было бы нужно.

Я колебалась, прежде чем снова привязать кинжал к ноге. Он мог быть невероятно острым и, вероятно, магическим, но показать такой дорогой кинжал в моей бедной деревне было бы опаснее, чем держать его при себе.

Немного боли стоило того, что он мог мне принести. Деньги, возможности… будущее.

***

К тому времени, как я добралась до деревни с корзиной, Тамблдаун уже полностью ожил. Из труб поднимался дым, женщины подметали пороги или собирались у заборов, чтобы посплетничать, а дети бегали, выкрикивая друг другу благословения солнцестояния. Кто-то едва не задел меня ведром с помоями, вылитым в канаву, а когда я увернулась, меня чуть не сбила телега молочника, гремевшая по булыжной мостовой. Он всегда работал в лихорадочном темпе в большие праздники, так как истинные приверженцы веры в фейри любили оставлять блюдца с молоком для любых сверхъестественных существ, которые могли бродить поблизости. Частично это было поклонением, частично – взяткой, чтобы избежать проказ от менее доброжелательных фейри. На мой взгляд, это была пустая трата продуктов и денег.

Рынок у храма был полон посетителей со всей страны, мужчин и женщин, которые с интересом разглядывали нас и наши ветхие дома из камня и дерева, словно мы были в зверинце. Тамблдаун был знаменит тем, что находился ближе всего к территории фейри, поэтому туристы всегда удивлялись, обнаружив, что мы бедны. Это казалось мне забавным. Мы жили в сыром северном климате рядом с непроходимым болотом, через которое фейри никогда не переступали. Почему мы должны быть богаты? Туристы, стекавшиеся на наши фестивали фейри, составляли основную часть нашей экономики, так что мы позволяли им глазеть сколько угодно.

Мне удалось продать ягоды в первые полчаса. Гостьи из других городов сходили с ума от этих плодов, ведь говорили, что они помогают увидеть фейри. Сегодня вечером они будут смотреть на блуждающие огоньки над болотом с благоговением, уверенные, что ягоды сработали, даже не подозревая, что жители Тамблдауна видят эти огоньки каждую ночь.

Кроличью шкуру продать оказалось сложнее. Покупатель нашелся только ближе к полудню, и по цене, на которую я не согласилась бы, если бы не необходимость купить еду. – Голод – это лучший способ снизить свои стандарты, – шутила моя мать, когда у нее еще хватало сил шутить.

Я надеялась, что вскоре мои стандарты перестанут быть такими низкими. Я представляла покупателя, который выглядел бы достаточно состоятельным, чтобы купить кинжал, но эту сделку нужно было провести осторожно. Многие могли обвинить меня в краже, увидев у меня такое дорогое оружие.

Толпа гудела от волнения и тревоги в ожидании отбора, который должен был начаться в полдень и ознаменовать официальное начало празднования солнцестояния. Даже самые бедные женщины, мимо которых я проходила, нашли время постирать и выгладить свои наряды в честь праздника. Я мельком взглянула на свою грязную одежду. Следовало бы переодеться во что-то приличное, но имело ли это значение? После отбора я могла вернуться домой и надеть свое единственное приличное платье перед главным обрядом вечером.

– Кенна!

Я улыбнулась, услышав знакомый голос, и обернулась, увидев, как Аня спешит ко мне, сверкая ямочками на щеках. Она уже протянула руки для объятий, но остановилась в нескольких шагах, окинув мои грязные штаны оценивающим взглядом.

– Обниматься не нужно, – сказала я. – Ты только испачкаешься, а сегодня ты выглядишь прекрасно.

Аня всегда выглядела прекрасно, с ее ниспадающими каштаново-золотистыми волосами и большими карими глазами. Она была высокой и фигуристой – из тех женщин, на которых все невольно засматриваются. В сравнении с ней я была низкой, худой и почти всегда покрытой грязью. «Немного дикая», – так меня называли самые доброжелательные женщины в деревне. «Дикарка» встречалось чаще. Почему Аня однажды взглянула на меня, когда мы были детьми, и решила, что мы станем лучшими подругами, я не знала, но была ей за это бесконечно благодарна.

– Обычно я сказала бы то же самое, – сказала она, критически разглядывая мои грязные штаны, – но сегодня ты даже не постаралась.

Я с трудом сдержала смех. Аня не раз называла меня красивой, но при этом никогда не скрывала своего недовольства моим неопрятным видом.

– Не вижу смысла стараться. Платье не заставит людей думать обо мне лучше. – Я провела пальцами по своим растрепанным кудрям, поморщившись, когда наткнулась на длинную травинку. Наверняка я буду единственной женщиной с травой в волосах во время отбора.

– Я меньше беспокоюсь о платье и больше о грязных пятнах. Ты была на болоте? – спросила она.

– Да. Собирала кое-что. – Пятно крови на бедре было небольшим и сливалось с грязью, поэтому я решила не упоминать об этом, чтобы не волновать ее.

Аня сморщила нос.

– Не понимаю, почему тебе там нравится. А если ты упадешь в болото и утонешь?

– Я знаю, куда идти, – ответила я. До определенного момента, во всяком случае. Годы блужданий так и не открыли мне пути через все болото. Я кивнула на ее наряд. – Твое платье красивое.

Тень пробежала по ее лицу.

– У меня не было других вариантов. Но оно и правда симпатичное. – Платье под ее плащом было из тонкого желтого хлопка, больше подходящего для теплой погоды. Это был один из немногих нарядов, которые уцелели после пожара, уничтожившего ее дом и унесшего жизни ее родителей этим летом. Она покачала головой. – Может, какой-нибудь богатый мужчина влюбится в меня сегодня.

Ее слова звучали грустно. Аня была идеалисткой и искренне верила, что брак по любви возможен и сможет улучшить ее жизнь, но тот муж, которого ей удастся найти из-за финансовой необходимости, вряд ли будет стоить таких надежд.

Большинство женщин в Тамблдауне выходили замуж к двадцати пяти годам, так что мы обе приближались к пределу того, что считалось приемлемым. Я была незамужней, потому что была бедной, странной и непривлекательной – что меня вполне устраивало, поскольку жизнь купца привлекала меня куда больше, чем жизнь домохозяйки. Но у Ани никогда не было недостатка в поклонниках. Она посвятила себя родителям, которые оба были неважного здоровья и нуждались в помощи сильных и молодых рук по дому. Теперь, когда их не стало, она жила у тетки, которая дала понять, что долго ее терпеть не собирается.

Мы вместе пробирались сквозь рынок, осматривая прилавки, пока я высматривала кого-нибудь достаточно богатого, чтобы купить кинжал. Однако я не упомянула об этом поиске Ане – она была мечтательницей из нас двоих, и я не хотела давать ей ложные надежды на будущее, пока деньги не окажутся у меня в руках. Толпа бурлила, легко превосходя численность, ожидаемую на обычном празднике, а общее настроение было смесью возбуждения и нервозности.

Аня не умолкала рядом со мной, как обычно улыбаясь, но напряжение в ее щеках и скорость ее болтовни выдавали тревогу. Мое собственное беспокойство тяготило меня, но я была из тех, кто предпочитает вариться в своих мыслях молча. Когда повозка с лошадью задела прилавок с громким треском, Аня вздрогнула.

– Эй, – сказала я, останавливаясь у киоска с тканями. – Ты в порядке?

Она прижала руку к животу, опираясь на деревянный столб.

– Я нервничаю из-за ритуала. Мысль о том, чтобы отправиться в Мистей… – Она покачала головой. – Одновременно удивительна и пугающая. Это, конечно, непочтенно, но часть меня надеется, что нас не выберут.

Аня не разделяла моего цинизма. Как и моя мать, она верила, что фейские огни действительно проводят женщин через болото. Тем не менее, даже если эти легенды правдивы, и избранные женщины проводят остаток своих дней в роскоши, любой бы нервничал при мысли оставить позади все, что когда-либо знал.

У меня в горле пересохло от страха при мысли, что Аня отправится ночью в болото, доверив свою жизнь и безопасность детской сказке. Я знала потайные тропы лучше всех, но даже мне ни разу не удавалось добраться до Мистея. Я покачала головой, отметая эту возможность.

– Нас не выберут.

– Ты не можешь этого знать.

– Здесь сотни женщин, – сказала я, пытаясь успокоить ее. Все незамужние женщины Тамблдауна в возрасте от двадцати до тридцати лет были обязаны участвовать, но женщины приезжали со всего севера Энтерры – либо по наивной вере, либо потому, что их семьи не могли больше их содержать и отчаянно искали магическое решение. – Шансы невелики. А если тебя и выберут, мы сможем сбежать до начала ритуала.

Аня задумчиво посмотрела в сторону храма в двух кварталах отсюда. Он был выше любого другого здания в городе, сделан из сверкающего серого камня, который, как говорили, был добыт в Мистее много веков назад. Акколиты Старейшины укладывали ветви тиса в большой медный жертвенный сосуд на ступенях храма.

– Может, быть избранной – это хорошо, – тихо сказала она. – Может, это выход.

Вся моя душа отвергала эту идею, но я понимала, почему она так говорила. Быть избранной фейри означало бы уйти из бедности, уйти от неопределенности, покинуть реальность, где ей нужно выйти замуж за нелюбимого мужчину, чтобы просто достойно жить.

Я не верила, что ритуал приносил новое начало, особенно после костей, которые я находила. Может, когда-то фейри действительно заботились о людях, но за последние столетия ни один надежный свидетель их даже не видел.

– Нет, – резко сказала я. – Мы найдем другой путь. – Один, который не включал бы потерю Ани – ни для болота, ни для какого-нибудь домашнего тирана, который бы решал, что ей делать, куда идти и с кем дружить. Ее родители позволяли ей бегать вместе с «дикой болотной девчонкой», а муж вряд ли был бы так терпим.

Ее улыбка была едва заметной, но глаза засветились.

– Если ты так говоришь, – сказала она. Аня-мечтательница, готовая поверить мне, что будущее будет счастливее.

Я отогнала страх. Возможно, я не идеалистка, но я упорна, а это обычно давало лучшие результаты. Как только кинжал будет продан, у нас появится больше вариантов.

Мы бродили по деревне, и я чувствовала, что Аня не оставит меня до отбора. Продажа кинжала днем могла быть рискованной – лучше подождать до вечера, когда деревня будет пьяна и поглощена празднованием.

В каком-то смысле это было облегчением. Было в этом что-то успокаивающее – носить оружие. Женщинам это не полагалось, если только они не охотились. Так вот как чувствуют себя мужчины? Храбрыми и смелыми, словно их никто не может тронуть?

Мы прошли мимо группы тавернских завсегдатаев на краю рынка – тех, что с шаткой походкой и блуждающими руками. Один из них свистнул, заметив Аню.

– Эй, а ну иди сюда, у меня кое-что есть для тебя, – сказал он, похабно ухмыльнувшись и похлопав себя по штанам. Его друзья захохотали.

Щеки Ани побледнели, но она опустила взгляд и пошла быстрее. Я встала между ней и мужчинами, оскалившись.

– Ого, – сказал один из них. – Смотри-ка, маленькая стражница взбесилась.

– Сначала я ее и не узнал из-за всей этой грязи, – подхватил другой.

– Ей сегодня можно не беспокоиться – фейри точно не выберут такую тощую задницу.

Они взорвались хохотом. Я нахмурилась и пошла дальше – я привыкла к таким разговорам, – но Аня остановилась.

– Закрой свой рот, – резко бросила она. Ее кулаки сжались, но смех мужчин только усилился.

– Не стоит, – я потянула ее за руку, надеясь, что она уступит. Это была не та схватка, которую стоило начинать, особенно когда Аня была в своем желтом платье и нервничала из-за предстоящего ритуала.

Она уперлась, продолжая сверлить их взглядом. Это была одна из самых раздражающих и в то же время трогательных черт Ани: она никогда не боролась за себя, но всегда вставала на защиту своих близких.

Наконец она сдалась и пошла со мной, оставив мужчин позади, все еще хохочущих. Ее щеки пылали.

– Свиньи, – пробормотала она.

– А во что превращаются свиньи? – спросила я с легкой успешкой.

Ее губы дернулись.

– В бекон.

– Именно.

Аня еще раз оглянулась через плечо, а затем снова устремила взгляд вперед.

– Куда теперь? У нас есть пара минут до сбора у храма.

Я заколебалась, посмотрев на колокольню храма. За ним был огороженный двор с небольшими каменными памятниками.

– Она любила солнцестояние.

Аня сразу поняла, как всегда. Ее лицо смягчилось, и она взяла меня под руку.

– Давай почтим ее память.

Могильный камень моей матери был кривоватым плитняком, стоявшим в заросшем углу двора. Летом вокруг него цвели дикие цветы, но сейчас он был таким же незаметным, как и ее жизнь, в конце концов. Я сама вырезала ее имя на камне и углубляла буквы каждые несколько недель: НЕВЕ ХЕРОН.

Я опустилась на землю, сложила руки на коленях и закрыла глаза. Я вспомнила ее кудрявые каштановые волосы, ее улыбку, яркую и быструю, как рыбка в солнечном ручье. Ее смех, который она всегда прикрывала рукой, и то, как она плакала по ночам, стараясь, чтобы я этого не слышала. Она пахла землей и дикими травами, а ее пальцы всегда были окрашены в желтый и зеленый от работы.

Мои челюсти сжались, когда я вспомнила, как каждую ночь она прижимала к груди эти испачканные руки и молила фейри о благословении.

– Пожалуйста, позвольте мне служить вам, – шептала она. – Позвольте мне быть достойной.

Ледяной ветер пронесся по кладбищу, унося сухие листья, которые заскользили по надгробиям.

– Она любила фейри, – сказала я, не открывая глаз. – А они ей ничего не дали.

Рука Ани легла мне на плечо.