Текст книги "Брешь (ЛП)"

Автор книги: Сара Файн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глубокое вздымание и падение его груди несли меня, как волна. Я смотрела ему в глаза, полностью захваченная, потрясённая и сбитая с толку. Прежде чем я успела подумать об этом, нож выпал из моей руки, а пальцы жадно скользнули по его шее, к подбородку. Его руки сжались вокруг моих локтей, а веки затрепетали и закрылись. Его подбородок приподнялся, обнажая горло, где тяжело и сильно бился пульс, где кожа была мягкой, гладкой и ждущей. Мне хотелось сомкнуть губы вокруг этого пульса. Мне хотелось почувствовать, как он щекочет мой язык. Мне хотелось попробовать его кожу на вкус и услышать, как он стонет. Но... что, если этот наклон его подбородка был направлен на то, чтобы избежать моего прикосновения? А что, если он ждёт, чтобы я убралась к чёртовой матери подальше от него и перестала вторгаться в его личное пространство?

Я скатилась с него и встала.

– Думаю, это первый и последний раз, – сказала я, прогоняя дрожь из своего голоса абсолютной громкостью.

Малачи не встал и даже не открыл глаза.

Я усмехнулась и пихнула его бедро носком ботинка, отчаянно пытаясь вырвать этот момент из бездны неловкости, в которую он провалился. Но также и желая, чтобы он это заметил. Я победила его. Я не была беспомощна. Ему не нужно было беспокоиться обо мне или защищать меня.

– Ты что, прикидываешься мёртвым?

– Нет, – тихо сказал он. – Я прихожу в себя.

Его тело лежало распростёрто на матах, одна нога выпрямлена, другая согнута, руки раскинуты в стороны, ладони подняты вверх, пальцы скрючены. Его подбородок всё ещё был поднят, а горло уязвимо.

Я сделала несколько шагов назад, чтобы не дать себе коснуться его снова.

– Неплохо, правда? Ты ведь не поддался мне?

– Нет.

– Так ... – я прикусила губу, надеясь на какой-то ответ. Но он просто лежал, совершенно неподвижно. – Ты там как, уже пришёл в себя?

– По большому счету, – его губы едва шевелились.

Я переминалась с ноги на ногу, поскольку момент затягивался, делая меня всё более сбитой с толку с каждой проходящей секундой.

– Хочешь, я помогу тебе подняться?

– Лила, просто уходи. Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты немедленно ушла.

Каждое слово поражало меня, как пуля. Я хоть в чем-то поступила правильно, но всё равно это было неправильно. Я хотела закричать «просто ударь меня уже!» Я хотела вернуться назад, стать другой девушкой, той, которую он полюбит, к которой он будет тянуться. Но я не могла ничего исправить. Я даже не знала, что произошло на самом деле, что было не так. Поэтому я прикусила губу и с пульсирующей болью в груди сняла с себя тупые ножи, украшавшие моё тело, и оставила свою жертву лежать там, где он упал.

ГЛАВА 15

Мы с Генри добрались до лагеря около десяти, предварительно высадив Малачи и Джима возле одного из зимних приютов для бездомных. Мы коротко попрощались и пожелали им хорошей охоты. И я уехала, молчаливо решив доказать себе, всем им... особенно моему лейтенанту. Теперь моя голова гудела от сильного переизбытка кофеина и очень взрывоопасной смеси предвкушения и тревоги.

Наши ботинки хрустели в жёсткой, разросшейся траве, когда мы сошли с тротуара. Мы перебросили свои вещи через бесполезную сетчатую изгородь и пролезли через рваную дыру размером с человека, прорезанную в ней. Даже в это время ночи над нами ревел транспортный поток шоссе I-95. Он эхом отдавался в холоде, прерываемый порывами ветра, который пронизывал насквозь все три слоя моей одежды. Я поправила волосы и туго завязала их узлом, а потом натянула на них толстую шерстяную шапку. На лбу у Генри была надвинута ярко-красная лыжная маска, что делало его немного похожим на сумасшедшего садового гнома. В дополнение к своему рюкзаку, он настоял на том, чтобы нести нашу палатку. Рафаэлю пришлось доставить её в последнюю минуту, чтобы заменить ту, которую мы с Малачи уничтожили вдрызг.

– Эй, – раздался грубый голос, казалось охрипший от десятилетнего заядлого курения, – убирайтесь нахер отсюда.

Из одной из потрёпанных палаток, приютившихся за осыпающейся каменной стеной у основания эстакады, высунулась голова. Человек вылез из палатки, держа в руках бейсбольную биту.

Я подняла руки вверх, а Генри опустил палатку и сделал то же самое.

– Мы ищем безопасное место для ночлега, – крикнул Генри. – Мы с моей девушкой не доставим вам никаких хлопот. Нам просто нужно где-то переночевать.

Человек с бейсбольной битой вышел на свет дорожного фонаря, установленного на шоссе высоко над нами. Мужчина был похож на эскимоса, полностью укутанного, за исключением глаз, носа и рта. Он прижал биту к плечу, крепко сжимая её основание кулаками в перчатках.

Я шагнула вперёд. Этот парень легко отступит, я видела это по тому, как он переводил взгляд с меня на Генри. Он был очень напуган.

– Чувак, мы не причиним тебе вреда, – сказала я, когда Генри придвинулся поближе ко мне. Вероятно, он почувствовал то же самое. – И это не частная собственность. Мы имеем право быть здесь так же, как и ты.

Парень издал резкий, хриплый смешок.

– Полагаю так и есть, пока вы держитесь сами по себе. Вы слышали о нападениях?

– Да, – сказал Генри. – Мы были в другом лагере, когда прошлой ночью произошло нападение. Пробовали приюты, но нам не позволили остаться вместе, поэтому мы пришли сюда.

Он обнял меня за плечи, и я прислонилась к его крепкому телу, стараясь выглядеть романтичной и увлеченной.

"Укутанный" указал кончиком своей биты.

– Там, у воды, есть хорошее место, если конечно хотите. Только не создавайте много шума. Харриет не любит это. Ей по нраву чистота.

Я подавила дрожь в мышцах.

– Харриет?

"Укутанный" хмыкнул.

– Бывшая монашка. У неё, кстати, тоже есть бита.

Генри рассмеялся.

– Мы постараемся не обидеть сестру Харриет. И у нас есть припасы, которыми мы поделимся.

Он указал на брошенный нами рюкзак.

Глаза "Укутанного" мягко блеснули.

– Мы храним коллективные запасы. И спасибо за это.

Он оставил нас одних, и мы разбили свой мини-лагерь на каменистом пятачке гравия. В этом месте были слышны брызги и всплески воды залива, находившегося всего в нескольких ярдах и тонкой полоске травы от нас. Поставив палатку, мы положили наши консервные банки и буханку хлеба к странной коллекции припасов на грязный белый стол, установленный под одним из фонарей. Как только мы это сделали, то ещё несколько человек вышли представиться.

Среди оставшихся на ночлег была одна пара, Майк и Лиз, которые сказали, что они просто проезжали мимо, пытаясь попасть в Джорджию из штата Мэн. Ещё была тощая безработная официантка, потерявшая свой дом, и парень, который серьёзно напоминал моржа и говорил, что работает штукатуром. Он был единственным, у кого не было палатки, и построил себе навес из гофрированного металла и картона. От него тоже несло выпивкой, и он продолжал бросать голодные взгляды на официантку, пока она не убежала обратно в свою палатку и не застегнула её потуже.

Двое из обитателей лагеря оказались детьми, долговязыми подростками с распущенными, растянутыми манжетами на рукавах и пустым взглядом в глазах, что заставило меня задуматься, сколько трюков они выкинули сегодня и как недавно они увеличили свой заработок. Я подумала о Нике и задалась вопросом, знали ли они его, делил ли он с ними матрас или иглу. Эти мальчики, эти люди были идеальными мишенями для Мазикинов. Никто не будет знать или беспокоиться, если они пропадут. Чёрт возьми, они уже исчезали, и никому не было до этого дела. Когда они умирали, люди прищёлкивали языками и говорили, что это пустая трата времени. Они не станут слишком усердно искать причину, убийцу. А если ими завладевал Мазикин, никто и разницы не замечал.

Я отослала Генри обратно в палатку, а сама начала патрулировать лагерь с другой стороны, чтобы лучше понять его расположение и то, где он будет наиболее уязвим для нападения. Из-за шума шоссе было трудно услышать приближающиеся шаги, и это стало главным недостатком. Скорее всего, первыми пострадают палатки, расположенные ближе к воде, поскольку остальные стоят у стены. Самый лёгкий путь для бегства лежал по траве, которая тянулась вверх, в сторону парка, или обратно к району, через который мы только что прошли. Мы припарковались примерно в четырёх кварталах отсюда, в районе, полном людей, которые не поднимали глаз от тротуара, проходя мимо, но я знала, что они всё равно наблюдали за нами. Не самое безопасное место, чтобы оставить машину. Однако наша служебная машина была двенадцатилетним "Таурусом", и я сомневалась, что кто-нибудь захочет её угнать.

Около полуночи я присоединилась к Генри в палатке, держа фонарик направленным на его ноги, а не на лицо. Он сидел в темноте, небрежно прилаживая болты с железными наконечниками к длинному узкому арбалету, собранному из мешанины деталей, которые он носил в своём рюкзаке.

– Я ничего не слышу из-за этого шума, – пожаловался он. – Я ненавижу этот шум.

– Знаю. Я тоже. Мне нужно вернуться и быть начеку, но...

Мне было неприятно это признавать, но я замёрзла.

– Ох, я забыл, – сказал он. Он вытащил из рюкзака пару тяжёлых чёрных перчаток и, усмехнувшись, протянул их мне. – "Не забудь отдать их капитану, – сказал он мне. Его имитация акцента Малачи была уморительно плохой. – Она о них и не вспомнит", – он кивнул на мои голые руки с красными пальцами, сжимающие фонарик. – Наверное, он был прав.

Я медленно села, поставила фонарик между нами и взяла у него перчатки. Они были кожаные, с подкладкой из мягкого толстого флиса. Я надела их на руки и вздохнула. Они идеально подошли мне. Я не была уверена, что заставило меня чувствовать себя теплее, сами перчатки или тот факт, что Малачи подумал о том, что я буду здесь, на холоде. Жаль, что он не дал их мне лично.

– Капитан, ты говорила с ним о том, что произошло? Я имею в виду, в гнезде.

Я пристально посмотрела на Генри, пытаясь прочесть выражение его лица в почти полной темноте.

– Нет, с того самого дня, как это случилось.

Прямо перед тем, как он вырвал мне сердце.

Генри почесал пятнышко на шее.

– Ну... думаю, он воспринял это довольно тяжело. Сомневаюсь, что он хорошо спит. Всегда, когда мы возвращаемся из патруля, он проводит на ногах все часы, тренируясь в подвале. А когда он всё-таки засыпает... – он покачал головой. – Может быть, мне не следовало тебе этого говорить.

Я сдерживала свои эмоции, хотя в груди у меня отчаянно болело.

– Моя работа помогать ему, Генри.

Он кивнул и осторожно посмотрел на меня.

– Думаю, ему просто снились кошмары, вот и всё.

Я обхватила руками колени, свернувшись калачиком вокруг раны, причинённой болью Малачи.

– Я попытаюсь поговорить с ним.

Попробую стать ключевой в нашем разговоре.

Генри пожал плечами и вытащил из рюкзака заплесневелое одеяло.

– Теперь моя очередь патрулировать.

– Где ты будешь?

– Скрытое место с хорошо простреливаемым видом на тропинку, ведущую к этой палатке. Мы так обычно делали в Пустоши, – он сморщил лоб, словно воспоминание ударило его в бок. – Там никогда не было безопасно, но мы могли защитить друг друга.

– Мы? – я встретилась с ним взглядом. – У тебя был напарник?

– Да, – сказал он напряжённым голосом. – И нам было хорошо вместе. Я не хотел оставлять его.

То, как он говорил об этом, боль в его глазах... Мне показалось, что там таилось нечто большее, чем просто профессиональные отношения.

– А у тебя был выбор? Ну, отправляться ли сюда, я имею в виду.

Генри склонил голову.

– Я полагаю, что выбор есть всегда, но мне показалось, что я не должен был отказываться от этого шанса. Как только я закончу здесь, то вернусь за ним.

– Ты хочешь вернуться в Пустошь?

– Если придётся. Наверное, я надеялся, что если хорошо выслужусь на этом задании, то смогу заслужить доверие Судьи, и возможно, этого будет достаточно, чтобы вытащить Сашу, даже если мне придётся остаться, – он смущённо посмотрел на меня. – Наверное, это звучит глупо для тебя.

– Нисколько. Это вполне логично, – я заговорила сквозь комок в горле. – Давай покончим с этим, чтобы ты смог снова найти его.

Его мерцающая улыбка нашептала слова благодарности. Он натянул лыжную маску на лицо, прижал арбалет к телу и завернулся в одеяло, как в плащ.

– Ты можешь отдохнуть. Я буду недалеко.

Я укрылась вонючим спальным мешком, оставив его расстёгнутым на случай, если мне придётся спешно выбираться. Я выключила фонарик и лежала в темноте, думая о Генри. Его положение напомнило мне Анну и Такеши, которые осмелились влюбиться в тёмном городе и которые были трагически разлучены, когда телом Такеши завладел Мазикин. Я надеялась, что Анна сейчас была в Элизиуме, и они снова нашли друг друга, но теперь я вынесла урок, что отдать своё сердце другому Стражу – это просто попросить раздавить его вдребезги.

Чтобы вернуть свои мысли в нужное русло, я потренировалась вытаскивать ножи из ножен и наносить удары невидимому нападающему. Сегодня днём я не носила перчаток, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к ощущению, что мои пальцы стали толще и менее чувствительны – защищены, но не так проворны. Работая, я не могла сдержать маленькую искорку гордости, когда думала о том, что узнала, и как быстро я это усвоила.

Я перевернулась, морщась от ощущения гравия в нашем тонком, заплесневелом коврике, всё ещё перебирая рукоятки ножей, лежащих в кобуре у моего тела. Я вздрогнула от отдаленного звука, внезапного и высокого. Крик? Или это был просто ещё один шум уличного движения? Прежде чем я сообразила, что к чему, свистящий смех всего в нескольких футах от палатки выдернул меня из спального мешка. Я низко пригнулась в чернильной темноте, принюхиваясь к воздуху, стараясь услышать хоть что-нибудь, кроме белого шума уличного движения. Через несколько секунд я услышала это снова.

А потом кто-то закричал.

Внезапно, лагерь наполнился визгом, лязгом, тяжёлыми ударами и рвущейся тканью. Я выскочила из палатки в ночь с ножом в одной руке и фонариком в другой, и тут же была схвачена шипящим комком тряпья, пахнущим ладаном. Я ударилась о землю, перекатилась и пнула тварь в сторону воды. Я с трудом поднялась на ноги. Лагерь превратился в поле битвы, полный хаос. Кто-то кричал, чтобы вызывали 911. Кто-то ещё всхлипывал. Я не могла понять, что за чертовщина тут творится, потому что всё это было похоже на раскачивающиеся фонарики и бегущих, кричащих людей.

Какая-то фигура на четвереньках подбежала к лучу моего фонарика и посмотрела в мою сторону. У твари были белые, редкие волосы, широкие плечи и поразительно длинные руки. Мазикин поднялся на ноги и подошёл ко мне на согнутых ногах. У него был сильный прикус, открывающий колотые и сломанные нижние зубы.

– Идеальна! – зарычал он, а потом прыгнул на меня.

Я отбила его зазубренные ногти рукавом куртки и ударила фонариком по лицу. Его голова от удара отклонилась в сторону, но он удержался на своих толстых ногах. Он бросился на меня с низким рычанием, и в этот момент я поняла, как трудно будет на самом деле изловить одну из этих тварей. Я развернулась и вонзила нож ему в бок, пронзая кости и мышцы, когда из моего горла вырвался животный крик. Когда существо согнулось пополам, его морда встретила моё поджидающее колено, раздался влажный хруст. Глаза Мазикина вылезли из орбит, и из его пасти вылетела струйка кровавой слюны, он упал на землю.

Ещё один Мазикин прыгнул мне на спину, заставив меня задохнуться от вони. Он укусил меня за плечо, но его зубы не проникли сквозь все слои одежды. Я резко наклонилась, и он слетел с моей спины и ударился о гравий. Прежде чем он успел подняться, я приземлилась ему на грудь обеими коленями и перерезала горло; затем я вскарабкалась наверх, радуясь, что уронила фонарик и не вижу результата своей работы. К счастью, я не видела, как кровь пропитывает мои новые перчатки.

Когда я повернулась, чтобы сориентироваться, удар боли пронзил моё предплечье, и я не смогла сдержать крик внутри. Бело-красные булавочные уколы сверкнули перед моими глазами, когда я упала на бок и использовала ноги, чтобы оттолкнуть нападающего от меня, прямо в свет, исходящий от дорожных фонарей.

– Мой лагерь тебе не достанется, – завизжала седовласая женщина с битой в руках.

Сестра Харриет спешит на помощь.

– Мне не нужен ваш лагерь, леди! – я схватилась за левую руку, которая теперь жутко пульсировала от боли, и мне показалось, что она уже раздулась до размеров и веса детёныша гиппопотама. Я перевернулась на живот, и меня вырвало от боли. – Я пытаюсь защитить его!

Гравийная шрапнель ударила в насыпь над моей головой, и монахиня Харриет вскрикнула и отшатнулась назад, что помешало ей снова замахнуться на меня. Один из уличных мальчишек закричал от боли или страха, и он был так похож на Ника, что я даже выкрикнула его имя. Но мой голос был лишь одним из многих, утонувших в этом хаосе. Где Генри? Неужели они уже схватили его?

Сквозь пелену боли я с трудом поднялась на ноги и вытащила ещё один нож, позволив сломанной левой руке бесполезно болтаться на боку. Я направила лезвие на Харриет, и выражение моего лица заставило её прижать биту к груди.

– Если человек пахнет ладаном, бейте изо всех сил, – приказала я, – и не позволяйте им утащить вас, несмотря ни на что.

Её лицо стало таким же белым, как и волосы. Она кивнула.

– А теперь прижмись спиной к стене!

Я сделала то же самое, прищурившись в темноте. Харриет прижалась своим толстеньким тельцем к бетонной насыпи позади нас, и я подвинулась, чтобы дать ей более широкое место, опасаясь получить удар по голове. Какое-то движение в траве и тихий стон у воды привлекли моё внимание. Прижимаясь плечом к стене, с Харриет за моей спиной, я поползла на звук.

Шаги застучали и заскользили в темноте в нескольких метрах от меня, и я резко развернулась, чтобы встретить атаку, адреналин обезболил мою раскалённую добела руку. Но до того как добраться до меня, приближающийся Мазикин издал безвоздушный вопль и упал к моим ногам, из середины его спины торчала арбалетная стрела. Облегчение нахлынуло на меня. Генри был здесь. Он стрелял в темноте.

И я не могла поспорить с результатами. Вот если бы нам удалось загнать одного из них в угол и взять живьём.

Нетерпеливый и неуверенный смех слева от меня заставил меня снова взглянуть на берег. Он исходил от пучка волос и лохмотьев, которые схватили меня, когда я впервые вышла из палатки. Это была женщина, с дикой массой тёмных кудрей, спутанных во все стороны вокруг её лица. Её волосы, должно быть, были не меньше шестидесяти сантиметров длиной, полные косичек, бусин, листьев и веточек. В свете высокой луны было видно, что она пытается протащить тощую официантку по узкой полоске травы у воды.

– Привет, – я вышла из темноты эстакады, загоняя боль руки в самые дальние уголки сознания. – Отпусти её, и ты получишь меня.

Официантка, чья обнаженная из-под розовой фланелевой рубашки шея была в крови, всхлипывала и вырывалась, но маленькая Мазикинша рывком притянула её к себе.

– No, ella es perfecta, – отрезало существо, её волосы скрывали лицо и делали её похожей скорее на животное, чем на человека. (прим. переводчика: с испанского: Нет, она идеальна)

– Она какая-то тощая, – прокомментировала я, подходя ближе.

Позади меня Харриет буркнула, и чьё-то рычание перешло в визг. Бита попала в цель. Мазикинша вскинула голову, глядя на звук. Я побежала к ней, надеясь, что это будет короткий бой. Она отпустила официантку и выпрямилась, показывая, что на самом деле она была примерно такого же роста, как и я. Длинными сломанными ногтями она откинула волосы с лица и встретилась со мной взглядом.

Я остановилась как вкопанная, покачиваясь на месте, и уставилась на неё.

Она сделала то же самое. Выражение её лица таяло – от оскаленных зубов до приоткрытых губ, от глаз, полных ярости и слёз.

– Tú has crecido, – сказала она дрожащим высоким голосом. Она шагнула ближе ко мне и заморгала, отчего по её лицу потекли слёзы. – Ой, ой, ой. Такая... красивая. (прим. переводчика: с испанского: Ты выросла)

Я шагнула назад, желудок скрутило, череп просел, зрение вспыхнуло.

– Нет.

Я подняла нож. Она вздрогнула, но продолжала двигаться, сокращая расстояние между нами крошечными шаркающими шагами.

– Mija, – пропела она, протягивая ко мне свои грязные, сломанные ногти. (прим. переводчика: с испанского: Дочка)

Я не могла пошевелиться. Я была парализована болью внутри и снаружи, которая заставляла меня видеть красное и чёрное, мягкие руки и вьющиеся волосы, грустную улыбку и золотисто-карие глаза, теперь уже потускневшие от чужой души.

– Нет, нетнетнет, – промямлила я, отступая назад.

– Лила, – прошептала Мазикин.

– Нет! – закричала я, прыгая на неё – Ты не знаешь меня!

Я сильно ударила её, но была в отчаянии и потеряла равновесие. Она толкнула меня в сторону, и я врезалась в ствол дерева, вскрикнув, моя сломанная рука приняла мой вес на себя. Нож выпал из рук, и всё моё тело содрогнулось от боли. Сгорбившись, я обернулась и увидела, как она быстро отступает назад, оглядываясь, ища пути к отступлению.

Она поманила меня рукой.

– Пойдём, – сказала она. – Пойдём. Ven conmigo. Лила.

Порыв ветра снова откинул волосы с её лица, обнажив впалые щёки, морщинистую и обвисшую кожу, усталую и измученную. Но эти золотисто-карие глаза... я знала их.

Я видела их каждый день. Всякий раз, когда смотрела в зеркало.

Краем глаза я заметила, как ещё одна фигура ступила на траву, освещённую яркой луной.

Генри поднял арбалет и прицелился.

В мою маму.