Текст книги "Брешь (ЛП)"
Автор книги: Сара Файн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 16
Казалось, прошла вечность, а по факту всё произошло крайне быстро. В голове у меня крутился старый фильм, а из колодца времени всплывали воспоминания: она прижимает к моей груди голубого плюшевого мишку и укутывает меня потрёпанным одеялом. Она поёт песню, слишком раздражительную, чтобы я смогла заснуть. Она позволяет слезам скатиться по её лицу в темноте, и они падают горячими каплями на мои щёки, заставив меня думать, что идёт дождь.
Я двигалась инстинктивно, полностью подчиняясь импульсу и без всякой мысли, бросилась перед ней. Мазикин внутри неё наблюдал за происходящим широко раскрытыми янтарными глазами, открыв рот и подняв руки, чтобы защититься. Стрела прошла сквозь меня, как будто я была воздухом, проколов меня, как воздушный шар из кожи. Земля подхватила меня. В моём перекосившемся мире я наблюдала, как она сбегает на двух ногах, а затем бросается вперёд и переходит на четвероногий галоп, который унёс её вверх по холму и скрыл из виду.
Я закрыла глаза, утопая в едкой боли, вдыхая её тошнотворными глотками.
– Капитан! Чёрт побери, – выпалил Генри, подойдя ко мне. – Чёрт возьми.
– Прости, – сказала я писклявым и тихим голосом. Я прозвучала как ребёнок.
– Эта Мазикинша была у меня на мушке. И вот ты... – он испустил длинную череду проклятий.
– В живых остался кто-то? Есть кто-то, кого мы можем взять с собой?
Я судорожно вздохнула, чувствуя себя сонной и глупой. Половина тела пылала в огне, а другую часть сковало льдом.
– Ты спятила? – закричал он. – Забудь о пленнике, капитан. Я должен вытащить тебя отсюда до приезда полиции!
Сирена расколола ночь, заставив меня действовать.
– Тогда забирай свои стрелы, Генри. И мой нож... у дерева. Не оставь ни одного из них в живых. Добей каждого раненного Мазикина, но убедись что это Мазикин по запаху, прежде чем прикончить. Иди.
Генри исчез из поля моего зрения, казалось, навсегда, оставив меня в море потрясения, в окружении полнейшего разрушения. А потом он вернулся. Он наклонился надо мной и положил мою сломанную левую руку мне на живот, вырывая стон из моих стиснутых зубов. Арбалетная стрела торчала из моей груди чуть ниже левого плеча.
– Ты можешь её вытащить? – ахнула я. Я была уверена, что вся боль закончится, если он вытащит стрелу. – Убери её. Пожалуйста.
Он не ответил, просто накинул на меня одеяло и поднял с земли. Он оказался удивительно сильным для такого худого человека. Он крепко прижал меня к груди и понёс прочь от лагеря. Вдалеке завыли сирены, приближаясь к ночлежке. Генри бросился бежать, уверяя меня, что я умру при следующем его шаге.
Спустя миллион лет открылась дверь машины, и меня положили на заднее сиденье нашего "Тауруса", пахнущего крекерами для животных и соком.
– Наклонись вперёд и не двигайся, – скомандовал Генри, переворачивая меня на бок. – Я пристегну тебя ремнём.
– Отлично, – пробормотала я, когда он обернул ремни безопасности вокруг моего тела. – Позвони Малачи и...
– Уже сделано, капитан, – ответил он, заставив меня задуматься, в какой же момент я потеряла сознание.
Он ушел, и мне осталось только надеяться, что я смогу сделать это снова. Например, прямо сейчас...
Сильные, тёплые руки подняли меня, и почему-то мне не было больно, хотя я всё ещё тонула "в море без лодки".
– Мы должны вытянуть стрелу, – сказал Рафаэль. – Я предположил, что ты пожелала бы проспать эту часть.
– Ты прав, – ответила я, снова оказавшись на боку, на этот раз уже в кровати.
Я повернула голову и с надеждой вдохнула.
Нет. Не в кровати Малачи.
– Где он? – прошептала я, не успев себя одернуть.
Рафаэль провёл своими пылающими руками по моей шее.
– Он знает, что ты ранена, и попросил, чтобы его забрали с поля боя. Генри скоро выезжает за ним.
– Нет. Скажи Генри, чтобы он позвонил ему. Они с Джимом должны закончить патрулирование.
Я так сильно жаждала его присутствия, но если он был моим лейтенантом и никем другим, это означало, что он не должен был бежать всякий, когда я была ранена. Так что я не стану просить его об этом.
Рафаэль вопросительно посмотрел на меня, но кивнул.
– Ох, и наворотила я дел. Надеюсь, Генри не испытывает чувства вины, да?
Рафаэль расстегнул мою кожаную кобуру и начал снимать её с моей руки, останавливаясь каждые несколько секунд, давая мне возможность отдышаться.
– Он очень недоволен, что ты встала у него на пути. Но он счастлив, что стрела не убила тебя.
– Я тоже.
– Он всё ещё хочет знать, причину. Он сказал, что со стороны выглядело так, будто ты защищала Мазикина.
Её лицо вспыхнуло в моей памяти. Её глаза. Мои глаза.
"Лила, – сказала она. – Ven conmigo". (прим. переводчика: Ven conmigо – с испанского – Пойдем со мной)
Я вздохнула, выдыхая осколки боли, которые кромсали меня на части изнутри. «Моя мама», – попыталась сказать я, но ничего не вышло. Мама мамамамамамамама.
Весь мой мир перевернулся. Тринадцать лет похороненной тоски обрушились на моё тело, сокрушая меня. Все эти годы, все эти желания, все эти фантазии о том, что она придёт за мной, что она спасёт меня. Только для того, чтобы узнать, что она была поймана в ловушку забвения, в месте, которое я не смогу найти ни на одной карте.
А теперь она была поймана в ловушку в неком ином мире, столь же недоступном.
Рафаэль склонился надо мной, и от него полился золотой свет, излучаясь наружу, распространяясь вокруг нас. Крылья. Выгибаясь надо мной, защищая меня, пока я плакала, плакала и плакала, подбрасываемая волнами в своём сознании. В нашем мерцающем укрытии он склонил голову и положил руку мне на лоб.
– Прости, – всхлипнула я. – Я не могу остановиться.
– Будь здесь столько, сколько потребуется, – пробормотал он. – Я буду ждать тебя.
Он сидел неподвижно, закрыв глаза, привязывая меня к настоящему, чтобы мои воспоминания не могли заточить меня в ловушку прошлого. И пока я не выплакалась досуха, его золотые крылья накрывали нас, сверкая бриллиантово-ярко, так красиво, что было больно. Как только мой последний всхлип затих, сияние вокруг нас отступило, вливаясь обратно в его тело и исчезая. Рафаэль открыл глаза и прямо посмотрел мне в глаза.
– Сейчас я дам тебе поспать, потому что мне нужно исцелить твоё тело.
Я кивнула, и он убрал огромный груз с моей души.
* * *
Моё тело было похоже на тело незнакомца. Воина. Сильное, но покрытое шрамами. Мокрые волосы рекой спадали по спине, когда я позволила полотенцу упасть на пол и уставилась в зеркало. Розово-серебристый шрам в виде звезды пометил мою грудь, паря под ключицей. Живот был испещрён серебристо-белыми следами когтей Сила. Лицо моей мёртвой лучшей подруги было запечатлено на предплечье.
Следы битвы.
Моя кожа была соткана воедино, гладкая и украшенная шрамами, которые доказывали, что я сопротивлялась. И выжила, не сломавшись. А вот в голове у меня царила совсем другая история. Сознание стало открытой, чувствительной раной, кровоточащей и пульсирующей, которая кричала о битве прошлого и настоящего. Я подняла подбородок и посмотрела себе в глаза, не видя ничего, кроме её лица.
– В следующий раз, когда я увижу тебя, – прошептала я, – я убью тебя. И я не буду колебаться ни секунды.
Я отвернулась и закончила собираться в школу. Я проснулась несколько часов назад от особого вида сна Рафаэля без сновидений, исцелённая и хорошо отдохнувшая, по крайней мере, снаружи. В доме Стражей было темно и тихо. Малачи, Джим и Генри всё ещё патрулировали. Я ускользнула в ночь, слишком пристыженная, чтобы встречаться с ними.
Ещё тот капитан. Им было лучше без меня.
Вот почему, уходя в школу, я удивилась, когда обнаружила их машину, припаркованную возле дома Дианы. Джим выпрыгнул с пассажирского сиденья. Малачи сидел сзади. Его глаза скользнули по мне на долю секунды, но его взгляд не затронул моего лица, а потом он отвернулся. Генри не сводил глаз с улицы перед собой.
– Капитан, – сказал Джим, присоединяясь ко мне на крыльце Дианы.
Его волосы были причёсаны, и он побрился. Он выглядел как типичный американский парень. Взгляд его голубых глаз скользнул вверх и вниз по моему телу. Хотя вовсе не-для-того-чтобы-проверить-меня. Скорее, я-слышал-что-ты-была-смертельно-ранена. Закончив свою оценку, он расправил плечи.
– Я хотел тебя кое о чём спросить. Можно ли мне... – он окинул себя взглядом, и тут я заметила, что у него на плече висит рюкзак. – Можно ли мне пойти с тобой в школу?
– Конечно, – сказала я, наблюдая, как Генри отъезжает от тротуара, увозя Малачи прочь от меня. – Отличная идея, потому что Мазикины могут охотиться за кем-то из наших одноклассников. В какой школе ты учился до того, как... ну, ты знаешь.
До того, как ты умер.
Он нахмурился.
– Я никогда не был в школе.
– Как так?
Он никогда не рассказывал о своей жизни до того, как стал Стражем. Впрочем, Генри тоже отмалчивался, и мне не хотелось совать нос в чужие дела. Но если он собирался присоединиться ко мне в школе, я должна была знать, что он не причинит больше неприятностей, чем пользы.
– Ты вырос в те времена, когда ещё не было школ или что?
– Нет, я вырос в месте, где нет школ вообще.
– И где же это?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
– Я вырос в Элизиуме.
У меня отвисла челюсть.
– Аа?
Джим вцепился в лямку своего рюкзака.
– Как ты думаешь, что происходит с теми, кто умирает в детстве? Или в младенчестве?
– Я никогда об этом не задумывалась, – тихо сказала я. – Так значит, ты умер... совсем маленьким?
– Точнее я родился уже почти мёртвым, – гулко ответил он. – Я прожил всего несколько минут, достаточно долго, чтобы узнать имя, и на этом всё. А потом я вырос в Элизиуме с кучей других детей, таких же, как я. Они отпускают нас, когда мы достигаем зрелости, и мы остаёмся... такими. Навсегда, – он указал на своё тело, а затем поднял голову. – Я умею читать. Держу пари, что смогу не отставать.
– Хорошо, – пробормотала я, отбрасывая миллиард вопросов, которые хотела задать ему на этот счёт. – Нам лучше пойти, иначе мы опоздаем.
– Всё утро только и говорят о ситуации, произошедшей в лагере бездомных, – объяснил он, когда я выехала с подъездной дорожки. – Был найден только один выживший. Женщина.
– Сколько ей лет? – спросила я.
Неужели Харриет всё-таки выбралась оттуда? Или это была официантка? А может быть та женщина, которая путешествовала со своим парнем из Мэна? Или Мазикин?
– Не говорят. Она в критическом состоянии, и в новостях сказали, что полиция надеется допросить её о том, что произошло сегодня, так как она единственный выживший свидетель.
– Сколько погибших?
Моё сердце бешено колотилось. А мозг был переполнен расчётами.
– Четверо. Генри сказал, что убил двоих из арбалета. Не считая тебя, конечно.
Я остановилась на светофоре и быстро втянула воздух через нос, впитывая в себя воздействие крошечной издёвки Джима.
– Я убила двоих, кажется.
– Так он мне сказал. Так что убитых людей не было.
Я крепко сжала руками руль.
– Наверное. Мы не знаем, сколько Мазикинов было в этом рейде, как и не знаем, удалось ли им утащить кого-нибудь из лагерных.
– Именно это и сказал Малачи.
Я свернула на школьную парковку.
– А что ещё он сказал?
Джим искоса взглянул на меня.
– Ничего такого.
Я вытащила ключи из замка зажигания. Мой взгляд скользнул к фасаду школы. Огромная куча цветов, свечей и фотографий отмечала место, где Аден Мэттью был принесён в жертву во время нашей секретной войны. Йен и Грег потащились мимо него, направляясь внутрь. Грег говорил со скоростью мили в минуту, а налитые кровью глаза Йена скользили по импровизированному мемориалу. Вид у него был такой, словно он не спал всю ночь, и мне было ужасно жаль его. Я вздохнула.
– Вы с Малачи нашли что-нибудь во время патрулирования прошлой ночью?
Джим заёрзал в сиденье.
– Вроде. Все приюты были переполнены, и нас туда не пускали. Но мы учуяли их в приюте, что расположен на Уилларде, – он пожал плечами. – Вообще-то лейтенант их учуял.
– И?
– Он велел мне прикрыть входную дверь, взобрался по пожарной лестнице и вломился в дом через окно второго этажа.
По крайней мере, он не ворвался в вестибюль с ножами наготове.
– Но он ничего не нашёл, – добавил Джим. – Мы думаем, что Мазикины вчера ночью крались где-то снаружи, возможно, искали новобранцев.
Я кивнула.
– Они наращивают свою численность, вербуя людей, о которых никто и не вспомнит. Никто не собирается поднимать тревогу, пока их число не станет настолько велико, что будет уже слишком поздно их остановить.
– Но твой одноклассник был другим. По нему скучают.
Я закрыла глаза.
– Да. Он был жертвой случайности. Они схватили его, потому что он преследовал их, пытаясь разоблачить. И он оказался гораздо более ценным, чем они ожидали, я уверена в этом.
Джим проследил взглядом за Тиган, когда она с Лейни подошла к мемориалу Адена, неся огромный букет цветов и набор помпонов для чирлидинга.
– Они могут попытаться сделать это снова.
– Они попытаются. Они будут осторожны, поскольку я уверена, что они, не больше нашего, не хотят быть пойманными, но мы должны следить за всеми на всякий случай. У тебя есть какая-нибудь легенда, почему ты здесь?
– Рафаэль принёс мне кое-какие бумаги. Он сказал, что я могу использовать их, если ты разрешишь. Меня переводят из подготовительной школы Архиепископа Макдональда, – его щёки порозовели. – Меня отстранили за драку и пьянство на территории школы.
Я усмехнулась.
– Иногда мне кажется, что у Рафаэля действительно есть чувство юмора. Без обид.
Он наградил меня робкой улыбкой.
– А никто и не обижается, – он указал на Тиган. – Хм... а это кто? Она знала Адена?
– Да, они встречались какое-то время, – я взглянула на него и заметила заинтересованность на его лице. – Эй. Не отвлекайся, ладно? Сосредоточься на своей работе.
Нетерпеливый блеск в его глазах потускнел, но не полностью погас.
– Да, капитан.
Я толкнула свою дверь машины и, подняв голову, увидела Малачи, смотрящего на меня. Он стоял у стены школы, его лицо было пустой маской. Я оторвала от него взгляд и пробормотала:
– Никто из нас не может позволить себе отвлекаться прямо сейчас.
ГЛАВА 17
Первые несколько уроков прошли как в тумане. Во время урока литературы я не могла оторвать взгляд от затылка Малачи. Он даже ни разу не взглянул на меня. Но когда я направилась на биологию, он крепко сжал пальцами мою руку и потащил меня в коридор рядом с тренажёрным залом.
Его лицо оказалось передо мной ещё до того, как я успела возразить. И его лицо уже не было нечитаемой маской. Его разочарование отразилось в плотно сжатых губах.
– Почему?
Я не хотела знать, о чём он на самом деле спрашивает, потому что тогда мне придётся ответить. Почему я не схватила Мазикина для допроса? Почему я подвергла себя смертельной опасности? Почему я оставила его на задании, вместо того чтобы позволить ему вернуться? Или почему я так облажалась? Казалось, между нами не было никакой безопасной почвы. Каждый сантиметр был пронизан минами моих ошибок и недостатков. Я уставилась на его плечо, на крошечный изъян в швах на воротнике.
Мимо прошла группа парней, бросая в нашу сторону любопытные взгляды. Я изобразила улыбку.
– Мы должны решить, будем ли мы притворяться, что вместе или нет, – сказала я. – Я позволю тебе выбрать, но в любом случае, я хотела бы избежать драмы, которая может отвлечь нас от миссии, – мой голос был похож на голос робота; я читала строки из сценария, который отрабатывала сегодня утром, готовясь к школе.
– Меня это не волнует, – его ладони были прижаты к стене по обе стороны от моей головы. Его запах, его тепло одновременно притягивали меня и наполняли отчаянной потребностью сбежать. – Я хочу знать, что произошло прошлой ночью, капитан, – тихо сказал он. – Генри сказал мне, что ты нырнула под стрелу, чтобы защитить Мазикина. Мне нужно знать почему.
Я заскрежетала зубами. Если я сейчас заговорю о своей матери, я совсем расклеюсь. Грубая, болезненная рана в моём сердце снова разорвётся и оставит меня рассыпаться и сломаться прямо посреди коридора.
– Мне нужно сосредоточиться на том, чтобы пережить школьный день, и тебе тоже, – отрезала я, теперь вперив взгляд в выпирающее сухожилие, которое соединяло его шею и плечо. – Я введу тебя в курс дела в доме Стражей. Позже. А теперь. Отойди. Лейтенант, – слова вылетели у меня изо рта, как пули.
Они попали в намеченную цель. Он опустил руки и выпрямился во весь рост. Мне хотелось запихнуть свои ядовитые слова обратно в рот. Мне хотелось броситься через минное поле, надеясь, что он поймает меня и понесёт дальше. Я почти поверила, что он это сделает.
Пока я не увидела, как дрожат его сжатые кулаки.
– Да, капитан, – он медленно попятился. – И в ответ на твой первоначальный вопрос: будет легче, если мы не будем притворяться.
А потом он ушёл прочь от меня.
* * *
Я поставила свой почти пустой поднос на стол и скользнула на скамейку рядом с Тиган, которая тупо смотрела на свою тарелку с салатом.
– Привет, – тихо сказала я. – Как ты?
– Держусь, – сказала она. – Меня вызвали на разговор с Кецлер, так что мне пришлось пропустить литературу. Она думала, что я могу быть самоубийцей или что-то в этом роде.
Я бросила на неё быстрый взгляд. Она была без макияжа и выглядела так, словно вот-вот разобьётся вдребезги.
– А ты?..
Её взгляд стал острым.
– Конечно, нет. Я просто... – её подбородок задрожал, и она стала теребить салфетку.
Загруженный поднос приземлился на стол, и Джим опустился на стул рядом с ней. Он сунул руку в карман и вытащил маленькую упаковку бумажных салфеток.
– Нужна ещё одна? – тихо спросил он, протягивая их ей.
Она шмыгнула носом и приняла его предложение.
– Спасибо. Как пережил свой первый урок литературы без меня? Извини, меня вызвали.
Она легонько толкнула его худым плечом и промокнула глаза.
– Я едва смог справиться, – сказал он, стараясь говорить спокойно. – Думаю, Мисс Питерсон уже решила, что я безнадёжен.
Тиган издала хриплый смешок.
– Я могу помочь тебе. Она любит меня. Я не брошу тебя снова.
Я посмотрела на Джима поверх её склонённой головы, и он удивлённо приподнял брови с вызовом «А чего ещё ты от меня ожидала?». Я бросила на него предупреждающий взгляд и переключила своё внимание на яблоко, пока Джим и Тиган обсуждали свои совместные дневные занятия. Лейни поставила поднос напротив моего. Она была бледна, как обычно, но глаза её были ясными. Она даже не поздоровалась. Она была слишком занята осмотром столовой. И я поняла это в ту секунду, когда она заметила свою цель, потому что выражение её лица изменилось, став нежнее. Она улыбнулась и помахала рукой, когда Малачи уселся в конце стола. Лейни и Тиган сосредоточились на двух метрах и нескольких свободных местах, которые он возвёл между нами. Удивительно, как один маленький жест выдал всё; как, приняв одно простое решение о том, где сесть, он практически прокричал всему учебному корпусу, что со мной покончено.
На лице Лейни появилась едва заметная лукавая улыбка, когда она придвинула свой поднос поближе к нему и села рядом.
– Привет, – сказала она.
Он наградил её убийственной улыбкой, которая буквально разорвала меня на части.
– Я надеялся увидеть тебя, – сказал он ей. – Может, ты поможешь мне с заданием по веб-дизайну?
Слава Богу, через секунду Йен заслонил их от моего взора. Отработанными движениями он взял с подноса молоко и бутылку сока и поставил их в выверенном положении на подносе. На автопилоте он сел, а затем на мгновение остановился, оторвавшись от повседневного ритуала. Он посмотрел на Малачи, а затем на меня, и его брови поползли вверх. Я опустила голову и схватила яблоко, мой желудок скрутило судорогой.
Когда Малачи и Лейни начали планировать поход в компьютерную лабораторию в свободное время, мои ноги сами собой понесли меня из кафетерия мимо Эвана "Грязного Джинсона" Кросьера, который протягивал пакетик прыщавому наркоману; мимо Грега, прислонившегося к стене и набирающего текст на своём блестящем Айфоне; мимо Джиллиан и Леви, тайком занимавшихся любовью за двойными дверями; на прохладный воздух на крыльцо школы. Я резко втянула прохладу в себя, загоняя крик души глубоко внутрь.
– Притормози, Лила, подожди, – крикнул Йен, выходя через двери и с грохотом захлопывая их.
Я резко остановилась, с тоской глядя на свою машину. Я никак не смогу уехать. Нэнси, надзиратель по надзору за условно осуждёнными, будет преследовать меня уже через секунду, и разразиться в обвинениях в прогуле или ещё чего похуже. Йен поравнялся со мной. В одной руке он держал сок, а в другой – бутерброд. Майонез был размазан между большим и указательным пальцами. Он поднял еду и усмехнулся.
– Хочешь, устроим пикник?
Это было такое неубедительное приглашение, но если я не хочу возвращаться внутрь и смотреть, как Малачи флиртует с Лейни, у меня не было других вариантов. Мы устало добрались до низкой стены, отделявшей кусты от бетона, и сели лицом к мемориалу Адена. Я покрутила в руках яблоко.
– Как ты вообще?
Он вздохнул.
– Не знаю.
– Я сочувствую, Йен. Я понимаю, как это больно.
Он повернулся ко мне, его каштановые волосы упали на зелёные глаза, полные печали, которую он, казалось, был слишком молод, чтобы вынести. Зелёные глаза, которые немного напоминали мне глаза Ника, от взгляда в которые у меня сжималось сердце.
– Я знаю, что ты понимаешь, – сказал он. – Ты была очень близка с Надей.
Я с трудом сглотнула.
– Да.
– Двое за месяц, – он моргнул и склонил голову. – Что вообще происходит?
– Не знаю. У Нади уже давно были проблемы. Она пыталась скрыть их от всех нас, и, в конце концов, она просто не смогла больше жить с ними.
– Ты считаешь, у Адена тоже были какие-то проблемы? Думаешь, он уже давно так себя чувствовал? – он выругался себе под нос. – Я был его лучшим другом. Мне полагается знать о таком, и поэтому я не понимаю, какого чёрта спрашиваю тебя.
Он взглянул на свой бутерброд, снова выругался и бросил его в мусорку, стоявшую в нескольких метрах от него.
– Прости, – пробормотал он. – Это было очень глупо.
Я скрутила веточку яблока.
– Нет, вовсе нет. Ты так сказал потому, что запутался. Потому что это не имеет никакого смысла.
– Да. Он просто... как будто за несколько часов стал совсем другим человеком. Он был трезв. Знаю, что был. Я имею в виду, что он пил в тот вечер, но ты ведь понимаешь. Ничего серьёзного. А потом он убегает, и мы находим его в долбанном наркопритоне? Он как будто сошёл с ума. Но я никогда не думал... я даже не могу представить, что он... – его взгляд скользнул вверх по стене школы, в точку, с которой прыгнул Мазикин. – Твою мать, – сказал он дрожащим голосом.
На краю мемориала висела фотография Адена, сделанная во время подачи мяча. Он был похож на подросткового Бога – сильного и безупречного, одного из самых счастливых, поцелованного ангелом, предназначенного для идеальной жизни. Я надеялась, что теперь он живёт такой же прекрасной жизнью в Элизиуме, свободной от боли и беспокойства, скучая по всему, что ему пришлось оставить позади.
– Я сомневаюсь, что он был в здравом уме, – тихо сказала я. – Не думаю, что это был его выбор.
– О чём ты?
Я прикусила губу.
– Честно говоря, не знаю.
Хотя прекрасно знала. И я пожалела, что не могу объяснить, потому что Йен снова сморгнул слёзы. Всё было не так. Он тоже был одним из тех, кого поцеловали ангелы, и ему повезло во многих отношениях, о которых он даже и не подозревал. Богат. Любим. Хорошист. Спортсмен. Красивые подружки. Классная машина. Но посмотришь в его глаза и видишь там смущённого, маленького мальчика.
– Я просто имела в виду, что твой лучший друг, что Аден, не сам принял решение покончить с собой. Да он и не стал бы этого делать. Да и не смог бы. Это не то же самое, что случилось с Надей.
– Ты так думаешь?
Я кивнула.
– Если бы этот наркопритон уже не сгорел дотла, я бы поджог его самолично, – сказал он. – Я хочу найти уродов, которые дали ему то, что его погубило, и убить их голыми руками.
Слеза скатилась с его щеки и упала на рукав рубашки, он провёл тыльной стороной ладони по лицу и повернулся ко мне спиной. Его плечи начали трястись.
Дерьмо. Мои слова вызвали срыв? Неуверенно, готовая к тому, что он отмахнётся от меня, я протянула руку. Моя рука зависла у него за спиной, не зная, то ли мне утешить его, то ли погладить. Затем он сделал глубокий вдох, и моя ладонь столкнулась с его телом. Он расслабился, узловатые мышцы его спины расслабились под моей рукой.
– Спасибо, Лила, – прошептал он.
Я оставила свою руку на его спине, боясь продолжать прикасаться к нему, как и боясь отстраниться. И так мы просидели, пока не прозвенел звонок и не втянул нас обратно в бурлящую рутину нашего дня.
Вызов в кабинет Кецлер пришёл во время шестого урока. Я предположила, что они уже опросили болельщиц и бейсболистов, и теперь били по третьестепенным ребятам, которые не были близки к Адену, но оказались на улице во время происшествия, став свидетелями. Когда принесли записку и учитель кивнул мне, я поняла, что настал мой черёд.
Слишком много всего происходило. А мне всё ещё нужно было справиться с разрастающейся инфекцией, и это было моим главным приоритетом. Мазикины нападали на самых уязвимых людей вокруг, и они наращивали свою численность. Они даже забрали мою маму... нет. Я отбросила эту мысль и раздавила её, направляясь в логово Кецлер.
Мазикины вербуют бездомных. Вдобавок ко всему, я была готова поспорить, что они продолжат вселяться в моих невинных одноклассников. Тиган. Йен. Грег. Кто-то, кто был очень важен для Адена. Достаточно важен, чтобы Ибрам рассказал о нём Силу. Кто-то, кого они могли бы использовать, чтобы добраться до меня и Малачи. Я должна была защитить их. Я не смогу жить, если Мазикины заполучат хоть одного из них.
Как будто у меня и так было мало проблем... я не могла понять, как вести себя с Малачи. Или в каком ключе о нём думать. Но он был абсолютно прав: если мы позволим эмоциям вмешаться, то поставим под угрозу миссию во многих отношениях. Мне нужно было отпустить его и смотреть на него так же, как я смотрела на Джима и Генри. Просто коллеги. Ещё один Страж. Если бы всё было так просто.
– О, Лила, – произнесла седовласая секретарша, одарив меня дрожащей улыбкой.
– Тебя ждут внутри.
Она указала на маленькую комнату для переговоров рядом с кабинетом Кецлер.
– Разве я здесь не для разговора с Кецлер? – спросила я, думая, что она, возможно, ошиблась.
В комнате для переговоров они загоняли студентов в угол. Конфликтовали с ними и ополчались на них. Такое случалось со мной уже несколько раз. Ненси делала это раз или два, объединившись с Кецлер, чтобы дать мне понять, что они “все работали как одна команда” и были “здесь, чтобы поддержать меня”. Перевод: Кецлер всё разболтает ей, если я скажу хоть одно лишнее слово, а Ненси проследит, чтобы меня отправили обратно в "КДН".
Секретарша кивнула.
– Она там, дорогая. И твоя приёмная мама тоже.
Какого чёрта? С нарастающим страхом я пересекла приемную. Дверь распахнулась прежде, чем я успела взяться за ручку. Мисс Кецлер, сегодня без туши, встретила меня с мягким, но серьёзным выражением на лице, как будто меня собирались казнить, и ей было немного жаль меня. Я вытянула шею и увидела Диану, которая выглядела точно так же.
– Диана, – сказала я, входя в комнату, моё сердце тяжело забилось. – Что случилось?
Я обвела взглядом комнату. Моя сотрудница по социальной защите детей, Джен Пирс, сидела в углу с толстой папкой в руках. Ненси не было. Мне в голову пришла ужасная мысль, о которой я никогда раньше не задумывалась.
О Боже, О Боже. Мои лёгкие перестали работать. Я опустилась в ближайшее кресло, глядя на страдальческое выражение лица Дианы.
– Ты отказываешься от меня, не так ли? Ты же посвятила мне десять лет своей жизни.
Это случалось со мной уже столько раз. Но я уже начала верить, что с Дианой всё по-другому, что её дом – это мой дом. Впрочем, мне следовало быть к этому готовой.
От меня было легко отказаться.
Это уже не первый раз за эту неделю, когда такое случается.
Через мгновение, когда все, казалось, застыли на месте, Диана вскочила с места так резко, что её стул опрокинулся. Она быстро пересекла комнату, и в следующую секунду её руки уже обнимали меня. В кои-то веки я обрадовалась этому жесту.
– Ни за что, детка. Как ты могла так подумать? – яростно спросила она, когда я расклеилась, напряжение и страдание забурлили и просачивались вокруг моей непробиваемой защиты.
Мои руки дрожали, когда она вцепилась в них. Она приподняла мой подбородок и посмотрела на меня сверху вниз.
– Ты будешь моей девочкой столько, сколько захочешь. Это совсем не то, о чём мы сейчас будем говорить. Мне так жаль, что у тебя появились такие мысли.
Я моргнула, глядя на неё, всё ещё впитывая этот момент. Она сказала, что я её девочка.
– Хорошо, – тупо ответила я.
Мой социальный работник поправил стул Дианы. Толстая папка лежала на столе. Кецлер поставила на стол коробку с салфетками. Диана убрала руки и села рядом со мной.
Джен положила руку на папку.
– Лила, я знаю, что ты уже давно в приёмной семье. И ты была в самых разных местах. Мы давно хотели для тебя постоянства, но ничего и не выходило...
Её взгляд метнулся к Кецлер, и рука советника сомкнулась на моём плече. Я стиснула зубы и медленно отстранилась. Она не поняла намёка.
Джен прочистила горло.
– В любом случае, я знаю, что ты через многое прошла, и ты прекрасно ладишь с Дианой. Вы стали одной из наших историй успеха. Мы не хотим всё испортить.
Я взглянула на Диану.
– Я тоже этого не хочу.
Если Диана не отказывалась от меня, значит, они хотят забрать меня от неё?
Джен так долго возилась со своими часами, что мне захотелось протянуть руку через стол и сорвать их с неё. Её взгляд снова задержался на папке, где лежали бумаги с указанием всех тех мест, в которых я побывала, всего того, что со мной случилось. Всё то, чему она позволила случиться со мной. Может быть, именно поэтому она выглядела такой потрясённой.
– Ну же, Джен, ты меня убиваешь. Что тут происходит?
Наконец она встретилась со мной взглядом.
– Твоя мама пришла сегодня ко мне в офис. Она написала заявлению о встрече с тобой.