Текст книги "История шпионажа"

Автор книги: Санш Де Грамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)

Джуди была очарована тем, что «он очень много знал о Мильтоне. Он написал несколько работ… мы также обсуждали Шекспира и Шелли. Ему особенно нравился Шелли».

Палмер, всегда быстро реагировавший на слова, спросил: «Шелли писал о любви во всех ее проявлениях, не так ли?»

После одной из таких встреч Джуди поняла, что влюблена в Губичева, и решила познакомить его со своей семьей.

На Рождество «мы встретились в Рокфеллеровском центре возле катка. День был довольно холодным. Мы немного посидели в кафе на Шестой авеню. В тот день мы виделись недолго, так как он плохо чувствовал себя из-за операции, перенесенной в декабре. Я спросила его, не сможет ли он приехать ко мне на следующий день, чтобы познакомиться с моей семьей». На это свидание Губичев приехал с букетом цветов, а Джуди с коробкой конфет и галстуком, который она хотела подарить ему. В этот момент Палмер тонко заметил: «Галстук, который связывает людей».

Договариваясь о встрече 14 января 1949 года, Джуди поинтересовалась, почему Губичев хочет встретиться именно на Вашингтон-Хайтс. Тот ответил, что ему нужно было навестить друга, живущего в этом районе. Палмер тут же заметил, что этот район как нельзя лучше подходит для встреч влюбленных. Но, по словам Джуди, это свидание стало для них «критическим». Она вспоминала, что Губичев, выходя из ресторана, сказал: «Мне нужно сказать тебе что-то важное. Я не могу больше держать это в себе. Я женат, но я несчастен со своей женой».

Джуди была поражена. «Я начала плакать, в руках у меня была газета, и я, может быть, размахивала ею».

Губичев пытался успокоить ее: «Не становись похожей на других американок. Я пытаюсь объяснить тебе, как я несчастен, а ты даже не слушаешь». Они вместе ехали на метро, пока Губичев не вышел на 125-й улице. Джуди пообещала себе, что больше не будет с ним встречаться, но, когда он позвонил, предложив встретиться еще раз, она согласилась.

Это была та встреча, в которой принимало участие ФБР. В Вашингтон-Хайтс они были вместе очень мало. Джуди объяснила это тем, что Губичев боялся, что за ним следят люди, нанятые его женой.

Свидание 4 марта Джуди позднее описывала как Вальпургиеву ночь, когда все было против нее. В момент их ареста Губичев как раз говорил, что за ним могут следить люди из НКВД, тайной полиции СССР, потому что он был недоволен сталинским режимом и собирался дезертировать на Запад. Джуди сказала, что она сильно испугалась того, что ее могут преследовать русские спецслужбы. В это время они шли к тихому немецкому ресторану «Лучев», находящемуся на 14-й улице недалеко от Третьей авеню.

Она призналась, что арест был для нее полной неожиданностью. Не зная, что и думать, она чувствовала себя преданной любимым человеком.

Палмер, отметив, что «любовь не знает границ», продолжал характеризовать Джуди как трудолюбивую девушку, которая влюбилась не в того человека. Свое выступление он закончил следующими словами: «Вы начали с блеска работы, а закончили грязью и ужасом суда. Ваше слово, мистер Келли».

Обвинитель Джон М. Келли, бывший актер, вначале обращался с Джуди довольно мягко. Четко и ясно Джуди рассказала о своих обязанностях в Министерстве юстиции, о жизни в Вашингтоне, о встрече с Губичевым. И когда Келли спросил, сильно ли она любила Губичева, голос Джуди изменился, он дрожал, когда она ответила: «Да».

С этого момента изменилось и поведение Келли. Его тон стал почти угрожающим, когда он заговорил о любви и, как сказано в буклете «Позорные годы», «дискредитировал эту любовную связь, показав, что Джудит дарила свою любовь совсем другим людям».

Несмотря на жару, стоявшую в то время в Вашингтоне, зал суда был переполнен, когда Джуди заняла место свидетеля. Судья Ривз несколько раз угрожал очистить зал заседаний после чрезмерного оживления, причиной которого обычного были Палмер или подсудимая, которую в газетах называли «маленькой хохотушкой». Палмер был дважды оштрафован на 100 долларов за неуважение к суду, а однажды судья перед всеми назвал его клоуном. Но когда слово брал Келли, в зале воцарялась тишина.

«Вопрос. Правда ли, мисс Коплон, что Вы и Губичев никогда не любили друг друга?

О т в е т. Я очень сильно любила его, а насколько я могу судить по его словам, он тоже любил меня.

Вопрос. Ваши чувства оставались такими до 14 января, когда он сказал Вам, что он женат?

Ответ. Да.

Вопрос. Правда ли, что за неделю до этого, то есть 7 января, Вы провели ночь в отеле „Саузерн“ в Балтиморе, зарегистрировавшись с неким мужчиной как мистер и миссис Шапиро, проживающие в Ист-Харфорд, штат Коннектикут?»

Услышав это, Джуди вскочила со своего места и буквально выкрикнула ответ.

«Ответ. Это ложь! Как Вы смеете так говорить при моей маме?

Вопрос. Правда ли, что Вы провели новогоднюю ночь с мистером Шапиро в квартире его друга и между вами была внебрачная связь?

Ответ. Нет».

Атака Келли застала Джуди врасплох. Ей пришлось придумывать объяснения. Шапиро, молодой адвокат, работавший на другом этаже, был, по ее словам, «очень хорошим другом, которому можно поведать свои секреты». Она встретила его летом 1948 года и с тех пор часто видела его.

Джуди признала, что провела с ним ночь в Балтиморе и Филадельфии, но настаивала на том, что она «была полностью одета» и между ними ничего не произошло. Она сказала, что не спала ни в одну из этих ночей, потому что обсуждала с Шапиро душевные проблемы.

«В Филадельфии Вы завтракали в постели?» – спросил Келли.

«Нет».

Келли представил счет из отеля за два завтрака в комнате. «Завтрак подавали в комнату, а не в постель», – объяснила Джуди.

Когда Келли сказал, что ФБР следило за всеми свиданиями и записывало их, Джуди потеряла самообладание и сказала: «Сначала вы хотите сделать из меня шпиона, а теперь проститутку».

Заседание суда было прервано, а на следующий день у Джуди было другое объяснение дней, проведенных с Шапиро. Она ездила с ним за покупками, так как «хотела купить новый костюм, а в Вашингтоне был маленький выбор». Шапиро никогда не спал в ее комнате, потому что у него был свой номер. Джуди признала, что он оплачивал комнаты, но «это было его желание. Он зарабатывал больше, чем я».

О новогодней ночи, проведенной в квартире его друга, она сказала, что тогда слишком много выпила и легла спать на диване. «А вообще я не пьяница», – добавила она.

Келли завершил свое выступление, показав изумленным судьям и Джуди доклад ФБР, к которому было приложено несколько фотографий. «Это может освежить Вашу память?» – спросил он. Джуди яростно сказала «Нет», но при этом покраснела. На фотографиях, сделанных в лучших традициях личной жизни, была пара в недвусмысленных позах, а сам доклад содержал фразы, которые обычно говорят друг другу мужчина и женщина, проводящие вместе ночь.

Экскурс Келли в личную жизнь Джуди не имел ничего общего со шпионажем. Не относился он и к Губичеву. Он был построен на принципе, что женщина, влюбленная в одного человека, не может иметь отношений с другим. Но, как показывает практика, этот принцип иногда нарушается. Келли смог представить обвиняемую лгуньей в вопросах, касающихся морали.

Джуди была искушенной незамужней женщиной двадцати восьми лет, которая уже четыре года прожила в Вашингтоне. Она стала бы первой, кто мог сказать, что не была образцом порядочности. Те, кто знал ее, говорили, что «она веселится везде, где это возможно». Число ее любовников сильно выросло после связи с Шапиро. Благодаря слухам, появившимся после вашингтонского процесса, она получила незаслуженную репутацию нимфоманки.

Инцидент с Шапиро стал первым камнем преткновения между Джуди и ее адвокатом. Еще до начала слушаний Палмер хотел, чтобы Шапиро сам выступил на суде. Он полагал, что тот специально поехал с Джуди в другой штат и вступил с ней во внебрачную связь. Таким образом, по закону получалось, что в действиях Джуди не было ничего предосудительного и она была «чиста как свежий снег». Однако Джуди не захотела предать это происшествие огласке.

Палмер в конце концов согласился с ней и заверил Джуди, что обвинение не сможет воспользоваться этим случаем, потому что он будет возражать против этого. Но случилось так, что возражения Палмера были отклонены, и Джуди пришлось импровизировать на суде.

Обвинение, высказанное Джуди, что Шапиро был частью заговора, организованного против нее, кажется необоснованным. Запись, сделанная ФБР в кабинете мисс Коплон на следующий после ареста день, содержит телефонный разговор Натана Левина со своим коллегой, в котором он говорит: «Это было здорово проделано, потому что ее мнение очень трудно узнать».

После допроса, проведенного Келли, Джуди была настолько зла, что решила – Губичев тоже был частью плана. «Это дело настолько дурно пахнет, что даже на небесах чувствуется. А Губичев был включен в Ваш план?»

Затем Джуди была рассержена попытками Келли не дать Палмеру представить ее героиней романа. Келли назвал ее «малышкой, у которой мозг устроен, как швейцарские часы». Ко времени окончания допроса он пришел к выводу, что Джуди можно было задать «вопрос на 1 цент, а ответ получить на целый доллар».

Заседание суда состоялось 29 июня, присяжные после двадцатичасового совещания вынесли вердикт «виновна».

Судья Ривз приговорил ее к тюремному заключению сроком от трех до десяти лет по первому пункту обвинения – за похищение документов, имеющих значение для национальной безопасности, с целью передачи их иностранному государству; а также к заключению сроком от одного года до трех лет по второму пункту обвинения – за похищение правительственных документов, причем оба срока должны были проходить одновременно.

Судья рекомендовал, чтобы Джуди поместили в женскую тюрьму в Алдерсоне, в Западной Вирджинии. Покачав головой, он добавил: «Вот стоит девушка с блестящими перспективами, с блестящим будущим, а она едва не предала свою страну. Я не знаю, что заставило ее сделать это». А затем он добавил: «Бенедикт Арнольд был смелым и бесстрашным солдатом, хотя он все-таки предал свою страну».

Джуди было предоставлено последнее слово, в котором она сказала: «Меня бы посадили, даже несмотря на 10-тысячный штраф, ожидающий меня в Нью-Йорке. Они знают, что я ограничена в средствах, и хотят сломать меня в тюрьме. Но я не сломаюсь. В газетах писали, что за время суда я стала истеричкой. Я никогда не была и не буду ей. Я думаю, что меня лишили честного суда в этом верном власти городе». Затем Джуди обвинила прессу в том, что она «ужасно» рассказывала о суде, и сказала, что обвинение может «радоваться своей пирровой победе».

Если вспомнить героев греческой мифологии, то Джуди сейчас плыла от Харибды к Сцилле. Закончился вашингтонский процесс над ней, но впереди ее ждал суд в Нью-Йорке, на котором вторым подсудимым был Губичев. После возвращения домой она подверглась испытанию славой. Репортеры охотились за ее интервью, а пресса предлагала 5 тысяч долларов за право напечатать ее историю.

Куда бы она не шла, ее везде узнавали, и она сказала Бертраму: «Я готова застрелиться – я даже не могу спокойно выйти на улицу». В семье Коплон тоже сгущались тучи. Жена Бертрама, Ширли Сидман Коплон, не любила свою золовку. Один из микрофонов ФБР записал, что Ширли, узнав об аресте Джуди, сказала мужу: «Это скорее всего правда, иначе они бы ее не арестовали». Услышав это, Бертрам назвал жену болтушкой и посоветовал остаться во Флориде, откуда она и звонила.

Джуди не обсуждала свои проблемы с семьей, поэтому ФБР, которое все еще прослушивало ее дом, смогло записать только ее телефонные разговоры с адвокатом. Суд в Нью-Йорке должен был начаться только 24 января 1950 года, но Палмер принимал участие в предварительных слушаниях, которые должны были решить, были ли законны свидетельства обвинения, строившиеся на записях подслушивающих устройств.

Адвокат назвал жучки «грешным плодом» и сослался на письмо Дж. Эдгара Гувера, написанное в 1940 году для «Гарвард ло ревью», где автор называл подслушивание «устаревшим и неэффективным методом», который представлял собой «барьер для развития других методов расследования».

Палмер был разочарован, узнав, что все телефоны прослушивались агентами ФБР. «Мне нужны имена всех агентов», – сказал он. Еще больше он расстроился тогда, когда на суде всплыли некоторые из его разговоров. Один из агентов заявил, что Палмер назвал ФБР «непристойным словом». Во время другого разговора он сказал Джуди: «От этого судьи не дождешься честного суда» (сказано о федеральном судье Сильвестре Райане, председательствующем на суде в Нью-Йорке).

После сенсационных слушаний в Вашингтоне суд в Нью-Йорке был практически концом всего дела. Здесь, конечно, привлекал внимание Губичев, но он ни разу не выступил сам. Померанц, бывший советник США, который помогал собрать обвинения против нацистов на Нюрнбергском процессе, блестяще отстаивал своего подзащитного, но его сдерживал контроль советских властей. Губичев, как и полковник Абель в 1957 году, ни разу не выступил перед судом. Рядом с ним был Юрий Новиков, второй секретарь посольства СССР. Померанц хотел, чтобы Губичев предстал перед судом, помня о том, что у присяжных появляются сомнения, если обвиняемый не сам возражает против предъявляемых ему обвинений. Померанц также чувствовал, что Губичев, благодаря своим личным качествам, станет выгодным свидетелем. Новикова убедить не удалось, и он попросил Померанца сосредоточиться на технике расследования, применяемой ФБР.

Сам Губичев был то зол, то шутлив. 4 марта 1950 года он спросил, не будет ли отмечаться первая годовщина его ареста. В другой раз, когда его спросили в суде, что у него в сумке, он ответил: «Бомба». Но когда Померанц пытался еще раз вернуть на сцену суда любовные отношения, Губичев самодовольно сказал ему: «Вы хороший адвокат, но вы слишком наивны. Вы думаете, что в США есть правосудие?»

Самым драматичным моментом суда в Нью-Йорке стали не свидетельские показания, в которых в основном повторялось то, что было сказано в Вашингтоне, а конфликт между клиентом и адвокатом. В делах об организации заговоров между адвокатами обвиняемых обычно нет трений. Но в этом случае между защитниками была «глубокая патологическая враждебность». Даже на предварительных слушаниях Палмер заявлял, что он и Померанц были на «противоположных полюсах». Померанц, раздраженный тем, как Палмер опрашивает свидетелей, однажды сказал ему: «Вы ведете себя как осел». Ответ Палмера был прост: «Заткнись». Подобные препирательства продолжались во время всех заседаний и, естественно, ничего хорошего для защиты не сделали.

Более неприятным для Джуди стало ухудшение отношений между ней и Палмером, которое привело к тому, что в феврале она отказалась от его услуг. Вскоре после начала суда Джуди, нервничающая из-за того, что ей грозило более серьезное наказание, поспорила с Палмером о методе ее защиты. Они какое-то время не разговаривали. Палмер защищал Джуди так, как если бы ее не было в зале суда, а Джуди не обращала на него внимания.

Судья Райан вел закрытые заседания, чтобы дать Джуди и Палмеру возможность помириться, но однажды она обвинила Палмера в том, что он ругается в присутствии журналистов, бьет ее.

Здесь Джуди говорила о пресс-конференции, которая проходила через пять дней после начала заседаний в Нью-Йорке. Она сказала репортерам, что ее чувства к Губичеву в данный момент «нельзя назвать любовью». «Хотя я не думаю, что он шпион», – добавила она. «Твой ответ саркастичен. Нельзя допускать сарказма, общаясь с этими людьми», – сказал Палмер.

«Я не отвечала», – возразила Джуди.

«Я все слышал. Это была саркастичная фраза. Я всегда говорил, что в некоторых вопросах ты полная дура». Потом приказал ей заткнуться.

Палмер сказал судье Райану, что Джуди пыталась объяснить ему, как нужно защищать ее, и добавил, что он не собирается позволять клиенту командовать собой. Потом он заявил, что уже год работает над делом, за которое ничего не получает, но готов продолжать работу. Но Джуди была непреклонна. Судья предупредил ее, что замена адвоката в середине процесса не даст оснований для судебного разбирательства с нарушением процедуры. После длительных совещаний Джуди были назначены три новых адвоката: Леонард Боудин, Сэмюэль Нойбергер и Сидни Берман.

Судья Райан предоставил им неделю на изучение материалов дела, которое к тому времени составляло 45 томов. Трое адвокатов остановились на заседании с нарушением процедуры, заявив, что Джуди пострадала от некомпетентной защиты. Сложившуюся в зале суда ситуацию они отнесли за счет непонимания между клиентом и адвокатом, намерениями Палмера снова вызвать Джуди как свидетеля, его желанием еще раз вернуться к случаю с Шапиро и отказом консультироваться с Померанцем. После этого они решили принимать участие в судах высших инстанций, ограничив свои полномочия на этом процессе только последним словом в защиту клиента.

Таким образом, Померанцу пришлось защищать и Губичева, и Джуди. В своем последнем слове он сказал, что «только шпионы из мюзиклов могут делать то, что делали эти люди». Он заявил, что если его подзащитные и были шпионами, то очень плохими… Вместо того, чтобы передать информацию очень быстро, они три раза встречались в одном месте. Померанц отметил, что оживленная речь Джуди и размахивание газетой «не похоже на поведение шпиона». Во время последней встречи они вели себя скорее как люди, уходящие от преследования, и, словно «голуби в тире», ждали ареста на Третьей авеню. У Джуди была масса возможностей избавиться от материала, лежавшего в ее сумочке, пока их преследовали, но она не сделала этого.

По мнению экспертов в области шпионажа, они действовали глупо, но не были невиновны. Джуди была слишком самонадеянна. Она знала, что ее и Губичева преследуют, но была уверена, что они избавились от «хвоста», когда были на Третьей авеню. Более того, у них не оставалось времени, чтобы где-нибудь спрятать документы. Это была информация, которая срочно требовалась советской стороне, а Джуди заверила их, что она находится вне подозрений. Губичев был уверен в своей недосягаемости для закона из-за дипломатического иммунитета. Они рисковали так, как не рисковал ни один разведчик.

Присяжные совещались сорок восемь часов. Померанц говорил, что ставки были два к одному, что приговор будет обвинительным. Размышления присяжных были прерваны заминкой, вызванной ошибкой в копии обвинительного акта, выданного им. Акт состоял из четырех пунктов, первый из которых включал шесть частей, разъяснявших обвинения. Часть четвертая первого пункта говорила, что Джуди, «имеющая законный доступ к материалам, документам и письмам, относящимся к национальной безопасности, которые были доверены ей, хотела передать их людям, не обладающим полномочиями для их получения».

Однако второй пункт обвинительного акта гласил, что «4 марта обвиняемая, имеющая незаконный доступ к материалам, документам и письмам, относящимся к национальной безопасности, которые были доверены ей, хотела передать их Губичеву».

Председатель суда присяжных вышел к судье в середине заседания, заметно обеспокоенный, и спросил: «Слово в третьей строке второго пункта обвинительного акта нужно читать как „законный“ или как „незаконный“?»

Судья Райан попросил принести оригинал обвинительного акта и объяснил: «В слове „незаконный“ две первые буквы зачеркнуты карандашом, следовательно, это слово будет читаться как „законный“».

Судья, однако, подчеркнул, что эта ошибка в акте не вносит существенной разницы, так как попытка передачи документов, которыми человек обладает «законно или незаконно», уже является преступлением. Другими словами, обсуждалась не законность того, что у Джуди были эти документы, а попытка передачи этих документов представителю иностранного государства.

Померанц заявил, что ошибка в обвинительном акте произвела неправильное впечатление на присяжных, а один из адвокатов Джуди потребовал проведения заседания с нарушением процедуры, но это требование было отклонено. Померанц потребовал, чтобы присяжным объяснили, что всеми бумагами, найденными в сумочке Джуди, она обладала на законных основаниях. Однако это требование также было отклонено. Присяжные вынесли обвинительный приговор. Поскольку именно они обнаружили ошибку, которую защита пропустила во время изучения материалов, можно предположить, что они сумели во всем разобраться.

Тем не менее приговор был довольно любопытным. Джуди признали виновной по первому пункту (организация заговора с Губичевым) и по четвертому пункту (намерение передать секретные документы иностранному государству), но она была признана невиновной по второму пункту обвинения (попытка передачи документов Губичеву). Губичева признали виновным по третьему пункту обвинения (попытка незаконным путем получить документы, лежавшие в сумочке Джуди).

Присяжные, таким образом, противоречили сами себе, признавая Коплон невиновной в передаче документов, а Губичева – виновным в их получении. Померанц указал на эту непоследовательность, потребовав отменить решение, потому что «Губичев физически не мог получить документы, если Джуди не передала их ему».

Но присяжные, очевидно, решили не признавать Джуди виновной по тому пункту, в котором была опечатка в обвинительном акте. Содержание этого пункта раскрывалось также в четвертом пункте и четвертой части первого пункта. Можно не сомневаться в том, что присяжные решили, что их основной задачей было установить, виновна ли мисс Коплон в попытке передачи документов вне зависимости от законности обладания ими.

Померанц все еще уверен в том, что на суде с ним обошлись несправедливо. Он рассказывал, что встретил в автобусе женщину, которая подошла к нему и сказала: «Вы не узнаете меня? Я была одной из присяжных на суде над Коплон». Адвокат спросил, действительно ли она верила, что Джуди была виновна в попытке передать Губичеву секретную информацию. Та ответила: «Вообще-то, нет, но мы имели дело с русским и должны были обойтись с ним так же, как и русские обошлись бы с американцем».

В день вынесения приговора судья Райан каждому из подсудимых высказал свое мнение о нем. Приговаривая Джуди к двадцати годам лишения свободы, он сказал: «Вы запятнали свое имя бесчестием. Вы принесли позор и трагедию своей семье. Вы предали страну, которая вырастила Вас, дала Вам образование, которая доверила Вам ответственную работу. Вы оказались неблагодарной дочерью. Мои наблюдения за Вами во время суда показывают, что в Вас еще пускают корни семена предательства».

Повернувшись к ухмыляющемуся Губичеву, судья Райан приговорил его к пятнадцати годам лишения свободы и заметил: «Вы прибыли сюда как посланец мира, Вы были приняты как друг, но Вы нарушили клятву Секретариата ООН… Вы осуждены за предательство всего человечества… и Вы стоите с ухмылкой, слушая свой приговор за нарушения всех прав человечества».

Затем судья Райан с горечью сообщил, что Государственный секретарь США Дин Ачесон направил ему прошение отложить исполнение приговора Губичеву с условием, что он не будет подавать апелляцию и покинет страну. Процесс, таким образом, переместился с уровня Федерального суда Нью-Йорка на уровень международной политики. Государственный департамент выражал озабоченность судьбами американских граждан в Восточной Европе, против которых могли быть приняты ответные меры, если бы Губичева все-таки отправили в тюрьму.

Судья Райан с сожалением отметил, что не в его компетенции рассуждать о причинах и мудрости этой просьбы, но, расставаясь с Губичевым, сказал ему, что его поступок «осудит все человечество».

Губичев и его жена не тратили времени на сборы, а их дочь еще до начала суда была отправлена в СССР. Русские до конца оставались высокомерными. 20 марта супруги отправились в СССР на польском корабле «Баторий». Каюта первого класса была оплачена ООН, потратившей на это почти 600 долларов. Губичев оставался членом Секретариата ООН и получал свое жалованье даже во время суда. Домой он увез около 2 тысяч долларов выходного пособия.

Среди багажа отъезжающих был и большой телевизор, который, как сказал Губичев, он купил «на свои деньги». Когда его спросили, есть ли в России телевидение, он ответил, что «русские изобрели его, поэтому он и забирает телевизор с собой». В дорогу Губичев взял материалы нью-йоркского процесса, которые составили около 6 тысяч страниц. Его также спросили, что он может сказать на прощание своей компаньонке по заговору. Он пожелал ей удачи. «Баторий» прибыл в польский порт Гданьск, откуда семью переправили в Москву. Больше о Губичеве ничего не было слышно.

Померанц говорит, что он через некоторое время развелся со своей женой, что подтверждает роман между ним и Джуди.

Палмера как-то спросили: что, по его мнению, случилось с Губичевым? Он ответил, как бы оговорившись: «Я думаю, что он сейчас в Сибири из-за проваленного задания».

В декабре 1950 года судья Лернид Хэнд и еще двое членов кассационного суда установили, что арест Коплон и Губичева был незаконным, что правительству не удалось доказать, что дело основывалось на незаконных записях подслушивающих устройств, а также то, что судьи не представили защите часть важных документов. Однако в заключение судьи Джером Фрэнк и Томас Суон сказали: «Приговор должен быть отменен, но мы не снимаем обвинения, так как их вина очевидна».

Развязка в деле Коплон не наступила вплоть до 1954 года, когда на Запад дезертировали два офицера МВД. Они обладали ценной информацией, и каждый пролил новый свет на дело Коплон.

Юрий Расторов, второй секретарь советской миссии в Японии, подполковник МВД, сказал, что был в Москве в 1951 году, когда туда был доставлен Губичев. Он не являлся сотрудником МВД, а служил капитаном в ГРУ. После возвращения из США его лишили чина и отстранили от разведывательной деятельности. В феврале 1956 года Расторов выступал перед Комиссией сената по внутренней безопасности, и его спросили: «Знаете ли Вы Губичева?» Он ответил: «Да. Я встречался с ним, когда он вернулся из этой страны после провала операции с Коплон. Она была завербована им, но из-за неудачи он был отозван и позже уволен со службы. Сам он был арестован. Одной из причин его отстранения стало то, что ему перестали доверять. Политика СССР такова, что здесь больше не доверяют людям, которые были арестованы контрразведкой другого государства».

Что касается Александра Панюшкина, советского посла в США, пытавшегося препятствовать снятию с Губичева дипломатического иммунитета, то именно ему принадлежала идея сделать Губичева членом Секретариата ООН. Панюшкин был генерал-майором МВД, одним из немногих, кто уцелел в чистках, начавшихся после ареста Л. П. Берии. Он уехал из США в 1952 году, до 1953 года возглавлял советскую миссию в Китае, а в 1953 году занял одну из руководящих должностей в только что созданном КГБ, где работает и сейчас.

Роль Панюшкина в этом деле подтвердил и второй дезертир, капитан МВД Николай Хохлов, сдавшийся в Западном Берлине, куда он был отправлен, чтобы убить одного из русских лидеров антикоммунизма. Хохлов рассказал американской разведке, что однажды он пришел в Управление КГБ на площади Дзержинского и узнал о новом шефе. Ему сказали следующее: «Панюшкин – очень опытный человек, знающий всю нашу работу. Теперь он отвечает за всю разведку. У нас очень мало профессионалов, имеющих опыт работы в области дипломатии».

Дело Коплон и Губичева кончилось тем, что им обоим пришлось подчиниться правосудию своих стран. Губичева скорее всего отправили в исправительные лагеря. Джуди оказалась в выигрыше, потому что юридическая система, признав ее вину, не дала наказать ее по той причине, что были нарушены ее права, хотя она пыталась предать государство, которое ей эти права и обеспечило.