Текст книги "История шпионажа"

Автор книги: Санш Де Грамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

В Нью-Йорк он скорее всего прибыл в июне 1950 года, о чем свидетельствует первая отметка в его чековой книжке. Он жил в гостиницах на Бродвее, часто переезжал. В это время он познакомился с двумя людьми, которые стали его лучшими друзьями. Абеля считали человеком со стальными нервами. Тесты по проверке интеллекта, проведенные в тюрьме, показали уровень, близкий к гениальности. Для человека, находящегося с опасным заданием во враждебной стране, он обладал поразительным самообладанием. Но все же он не был машиной, которая требуется для такой работы. Шпионаж – работа одинокого человека, который готов пренебречь человеческими отношениями ради собственной безопасности. Но Абель, обладавший железной дисциплиной, не мог перенести абсолютного одиночества. Он находил себе друзей. Выбирал их тщательно, и обычно это были люди моложе его, художники, которые как правило не интересовались политикой.

Алан Уинстон прекрасно отвечал этим требованиям. Он учился в Колумбийском университете, затем порвал с родителями, пожелав стать художником. Он был единственным другом Абеля до 1954 года, когда полковник встретил Берта Сильвермана. Они снимали студии в одном здании в Бруклине.

В чековой книжке в разделе «известить в случае необходимости» был записан адрес Берта. Абель полностью доверял Сильверману и Уинстону, на чье имя положил в банке 15 тысяч долларов. Он объяснил, что эти деньги он скопил, работая фоторетушером. Абеля и Уинстона объединяла страсть к живописи и музыке, они часто ходили в музеи, кино, на концерты. Абель и Уинстон нередко обедали вместе, причем Абель всегда сам готовил и выбирал вина. Он был превосходным поваром и отлично разбирался в напитках.

Одновременно Абель занимался своей основной деятельностью, но в 1952 году он решил, что ему нужен помощник, и попросил Москву прислать подходящего кандидата. КГБ проверил всех своих сотрудников, работающих в нейтральных странах Европы, и остановился на Райно Хейханене, 32-летнем лейтенанте КГБ.

Хейханен родился в Ленинграде, отлично знал финский язык. В ноябре 1939 года, через месяц после получения диплома учителя, Хейханен начал работать в КГБ, который отправил его переводчиком на фронт во время советско-финской войны. В последующие восемь лет он занимался разведкой в Финляндии. В 1948 году прошел специальную подготовку и через год вернулся в Финляндию.

Хейханена отправили в Финляндию для того, чтобы подготовить легенду, с которой он в случае необходимости мог быстро переехать в Соединенные Штаты. По документам он был Юджином Николо Маки, уроженцем штата Айдахо, прожившим долгое время в Финляндии: Постоянно улучшая легенду, Райно работал помощником кузнеца и автомехаником. Когда в Москве решили, что его легенда стала достаточно надежной, он обратился в посольство США в Хельсинки, чтобы получить американский паспорт. Документы были готовы через несколько дней. Хейханену пришлось только предъявить свое свидетельство о рождении, выданное в Айдахо, и доказать, что Маки не служил в финской армии. В августе 1952 года, вскоре после просьбы Абеля, Хейханен был вызван в Москву для прохождения трехнедельной подготовки к новому заданию. Он пересек границу Финляндии в багажнике автомобиля. Во время подготовки он изучал микрофильмы, технику шифрования. Ему дали кодовое имя «Вик» и сообщили, что его руководителя в Нью-Йорке зовут Марк.

В обязанности Хейханена входила встреча с Марком, помощь в вербовке агентов, поддержание связи с советскими представителями. Ему выдали 5 тысяч долларов на обустройство, он получал 500 долларов в месяц. Жена Хейханена получала его жалованье в России.

В Москве он встретился с человеком, под чьим руководством позднее проработал до 1954 года. Его Хейханен знал как Михаила. Позднее он опознал его на фотографиях ФБР – это был первый секретарь советского представительства в ООН. Кроме того, он встретился с руководителем «американского» отделения КГБ, который представился Павловым. Он провел с Хейханеном заключительную беседу и, напутствуя, сказал: «Разведчики всегда на войне. Если начнется война настоящая, они должны оставаться на своем посту. Даже если о нас ничего неизвестно, продолжайте выполнять свою работу».

Павлов объяснил, что информацию можно получить из разных источников. Сюда входила «вся информация, которую можно получить из газет или официальных сообщений, из письменных документов. Это может быть информация о мерах национальной безопасности, военных объектах, атомных разработках».

После подготовки Хейханен вернулся в Финляндию. Его жена осталась в России, но в целях безопасности он женился на финке Ханне Курикке, с которой и отправился в США. Господин и госпожа Маки приехали в октябре в Англию, откуда на борту «Куин Мэри» отправились в Нью-Йорк. Прибыв в Нью-Йорк, они остановились в отеле «Честерфилд» (потом снимали квартиры в Гарлеме и Бруклине), а на следующий день Хейханен отправился на прогулку в Центральный парк. Около ресторана «Грин» есть пересечение с дорожкой для верховой езды, рядом с которой стоит знак «Осторожно». Он приколол красную кнопку на забор, стоявший около знака. Это было одно из мест, выбранных Москвой для поддержания связи. Кнопка должна была известить начальство о его прибытии.

Позднее Хейханен узнал, что такие места нужно проверять ежедневно, чтобы знать, есть ли для него сообщения. Около тайников ставился знак мелом. Горизонтальная черта означала, что в тайнике есть сообщение, вертикальная – что сообщение забрали. За пять лет работы в Нью-Йорке Хейханен пользовался более чем пятью тайниками. Один находился в трещине в бетонной стене, идущей от 165-й до 167-й улиц вдоль Джером-авеню в Бронксе; один был за кирпичом под мостом в Центральном парке; один у памятника на углу Риверсайд-драйв и 89-й улицы. Другие располагались в фонарных столбах в парках Проспект и Форт-Трайон. Под металлическими почтовыми ящиками, стоявшими на углу 74-й и 79-й улиц, был специальный магнитный тайник.

Однажды Абель и Хейханен использовали в качестве тайника трещину в лестнице в Проспект-парке. Трещину заметили работники парка, и когда Хейханен приехал за сообщением, он обнаружил, что трещина зацементирована. Однако рабочие не нашли сообщения, поэтому несколько лет спустя агенты ФБР смогли достать его из-под слоя цемента. Это была микропленка, в которой Хейханена спрашивали, почему он пропустил две встречи.

Эти предосторожности могут показаться излишними, особенно когда видишь, какими сообщениями обменивались разведчики. В таком городе, как Нью-Йорк, можно часами разговаривать, стоя на углу улицы и не привлекая к себе внимания. Хейханен предпринимал особые меры, чтобы выяснить, нет ли за ним наблюдения, и только после этого убедился, что сумел попасть в США, не раскрыв себя. Зачем нужно было пользоваться сложной системой знаков и тайников для передачи безобидных писем и сообщений?

Ответ таков: для Абеля шпионаж был делом с «хорошими традициями». Он понимал, что даже в мелочах нужно быть очень осторожным. Он следовал этим строгим требованиям во всем, невзирая на то, что это отнимало много времени. Абель был убежден в том, что его первая ошибка будет фатальной. К тому же он и Хейханен были родом из тоталитарного государства, поэтому они могли преувеличить опасность наблюдения, под которое могли попасть в США.

Предосторожности, предпринимаемые Абелем, иногда были слишком серьезны, что косвенно привело к его провалу. В его шпионский инвентарь входили карандаши, а также батарейки со сделанными в них тайниками. Они использовались в качестве контейнеров для микропленок, и если их случайно находили в тайниках, они не вызывали подозрения. У Абеля также было несколько фальшивых монет по пять центов, которые открывались с помощью булавки.

На сигнал Хейханена Абель ответил письменным сообщением, которое он зашифровал и переснял на микропленку. Он положил сообщение в одну из монет. Оно содержало первые указания Абеля:

«Поздравляем Вас с успешным приездом. Подтверждаем получение Вашего первого сообщения. Нам поручено передать Вам 3 тысячи долларов на обустройство. Если Вы решите вложить эти деньги куда-либо, сначала проконсультируйтесь с нами.

По Вашей просьбе мы передадим Вам формулу для изготовления пленок (это Хейханен должен был изучить в Москве) вместе с письмом матери. Еще рано присылать Вам бабушек (кем или чем были эти „бабушки“, до сих пор остается загадкой). Шифруйте короткие письма, в длинных делайте вставки. В одном сообщении нельзя отправлять данные о себе, о работе, адресе. Все вставки должны пересылаться отдельно. Посылка была доставлена лично Вашей жене. С семьей все в порядке. Желаем успеха. Привет от товарищей. 3 декабря. (Через полтора месяца после приезда Хейханена)».

То что случилось потом, до сих пор не выяснено. Хейханен утверждает, что так и не получил это сообщение. Возможно, что прохожий, привлеченный блеском монеты из-за кирпича, взял ее себе. Может быть, вина лежит на Абеле, который потратил фальшивую монету, а на ее место положил настоящую. Однако каким-то образом эта монета попала в оборот.

Жарким утром летом 1953 года Джеймс Бозарт, 14-летний продавец газет, получил сдачу от одного из своих клиентов в Бруклине. Это была монета в 25 центов и пять пятицентовых монет. Джеймс рассказывал: «Я шел по лестнице, и мелочь вдруг выскользнула у меня из рук. Когда я начал подбирать деньги, одна из монет распалась на две части. Я подобрал кусочки – в одном из них лежала микропленка. Это был рисунок документа или визитной карточки. На ней был ряд цифр».

Джеймс отнес свою находку в полицию, где его похвалили за сообразительность. Если бы он не споткнулся на ступеньках, за эту монету и сейчас можно было бы купить газету. Полиция Нью-Йорка передала микропленку ФБР, откуда она попала к шифровальщикам, которые так и не смогли раскрыть секрет шифра. Монета оставалась загадкой до весны 1957 года, когда Хейханен сдался американским властям. Он передал ФБР ключ к шифру.

Код был основан на четырех легко запоминаемых ключах: русском слове «снегопад», патриотической дате, куплете русской народной песни и цифре 13. Первым в системе подстановки шло слово «снегопад», дата – 3 сентября 1945 года – день победы СССР над Японией, первые двадцать букв русской народной песни и цифра 13 использовались для дальнейших подстановок. Это был личный шифр Хейханена, которым пользовался он и его руководители. В отличие от шифра Абеля, обнаруженного в его блокноте, этот код можно было раскрыть, хотя ФБР в этом не повезло. Тем не менее этот шифр был удобен, потому что все его элементы можно было выучить наизусть. За пять лет пребывания в США Хейханен отправил около тридцати сообщений, а получил примерно двадцать пять.

«Ни один человек не может разобраться с этим кодом», – сказал Донован, когда агент ФБР объяснял его на суде. Хотя шифр и был довольно сложен, его можно было взломать, поэтому он был изменен в 1956 году. Хейханен продолжал обмениваться сообщениями с Абелем, но лично не встречался с ним вплоть до 1954 года. В это время он контактировал с Михаилом (Свириным), которого уже встречал в Москве.

На первую встречу со Свириным Хейханен надел голубой галстук в полоску, у него была трубка, хотя он никогда не курил. Свирин передал ему контейнер с микрофильмами, на которых были письма его жены, и пожелал ему успехов на новой работе. Свирин срочно уехал из Соединенных Штатов в апреле 1954 года, когда им начало интересоваться правительство США.

Летом 1953 года Хейханен получил свое первое задание. Он встретился с финским моряком по имени Аско, корабль которого был пришвартован в порту Хобокен. Во время встречи Хейханен получил несколько сообщений, за которые сразу же заплатил матросу. В качестве тайника они пользовались телефонной будкой в одном из баров на Амстердам-авеню.

После отъезда Михаила Хейханен перешел в подчинение к Марку (Абелю). В августе 1954 года он получил сообщение, в котором его просили зайти в мужской туалет кинотеатра «РКО-Флашинг». Он должен был надеть синий галстук и курить трубку. Хейханен приготовился сказать пароль, но худой человек, подошедший к нему, произнес: «Забудьте о пароле, я знаю, что Вы тот, кто мне нужен. Давайте выйдем и поговорим». Они пошли в кафе на той же улице, Абель внимательно смотрел на своего напарника. Ему не понравилась внешность нового знакомого: это был приземистый, с одутловатым лицом и толстыми губами человек, постоянно думающий о еде и выпивке. Хейханен с самого начала почувствовал презрение к себе и постепенно возненавидел Абеля. «Он обращался со мной как с шофером», – говорил он.

Первое задание, которое Абель поручил Хейханену, было очень похоже на работу шофера. Он купил машину и дом в Пикскилле, в подвале которого закопал свое поддельное свидетельство о рождении и другие материалы. Затем Хейханен повез своего руководителя в Весчестер, где Абель искал подходящее место для своего радиоприемника.

У него был трансформатор, увеличивавший напряжение с 6 до 100 вольт, который он подключал к прикуривателю в салоне автомобиля, чтобы начать работу с рацией. Сначала он прикрепил антенну к дереву, но из этого ничего не вышло. Позже они отправились в Хопвелл, где и хотели купить дом для работы с радиостанцией, но не нашли ничего дешевле 15 тысяч долларов, а такой суммы не могла позволить себе даже советская разведка.

Впервые Абель почувствовал недоверие к своему напарнику во время этой поездки, когда он попросил его записать сигналы Морзе, которые послышались в эфире. Хейханен сказал, что не знает азбуку Морзе. Абель был шокирован: «Все, кто работает в разведке, должны знать азбуку Морзе. Чему Вас учили в Москве?»

В ноябре 1954 года Абель получил сообщение о «Квебеке» и сказал Хейханену, что им придется поехать в Нью-Джерси, чтобы найти сержанта Родса. Абель заметил: «Из него получится хороший агент, потому что он и кто-то из его родственников работают в военной отрасли». Они искали Родса в Ред-Бэнке, но он в это время находился в Аризоне. Абель узнал, что у Родса были родственники в Колорадо, и отправил к ним Хейханена, чтобы он узнал, где его можно найти. У Хейханена, в отличие от Абеля, были трудности с английским. (Даже на суде он жаловался, что адвокаты говорят слишком быстро. Судья Байерс предупредил, что «в зале суда присутствует свидетель, который не так хорошо владеет английским языком, как все остальные».) Он позвонил сестре Родса, испугал ее своим акцентом, но она тем не менее дала ему адрес брата. Однако все попытки найти Родса провалились.

Затем Хейханен выполнил еще два небольших поручения: он ездил в Бостон на встречу со шведским корабельным инженером Олафом Карлсоном и в Нью-Джерси на вербовку нового агента. В обоих случаях он не нашел нужного человека. Абель решил узнать, есть ли у Хейханена способность обнаружения вещей, и для проверки отправил его в Беа-Маунтин на поиски закопанного сокровища. В государственном парке были спрятаны 5 тысяч долларов, которые Абель намеревался передать госпоже Хелен Собель в качестве платы за услуги ее мужа, Мортона Собеля, арестованного вместе с Розенбергами в 1951 году. (Позднее Абель отбывал свой срок в одной тюрьме с Собелем.)

С картой в руке Хейханен обошел весь парк и сумел найти два пакета с деньгами, в одном лежало 3 тысячи долларов, а в другом 2 тысячи. Однако нужно с сожалением отметить, что у шпионов не больше чести, чем у обычных воров. Хейханен, вместо того чтобы отдать деньги госпоже Собель, взял их себе. На следующий день он доложил Абелю: «Я передал ей деньги и предупредил, чтобы она тратила их осторожно». Впервые шеф был удовлетворен работой своего подчиненного: «Хорошо. Лучше, когда муж и жена вместе работают на нас».

В мае 1955 года Абель решил, что Хейханену нужно открыть фотомастерскую в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Однако он узнал, что его помощник знает о фотографии очень мало. Тем не менее он начал помогать ему, когда Хейханен снял магазин в одном из районов города.

Из-за своих благих намерений Абель совершил ошибку, которая в конечном счете стоила ему свободы. Он нарушил главное правило шпионажа – агенты не должны знать имен и адресов своих руководителей. Абель же привел Хейханена к себе в студию, чтобы отдать ему часть фотоматериалов и приемник. Именно эта небрежность и привела к тому, что Хейханен смог вывести ФБР на резидента советской разведки.

Абель показал Хейханену, как сделать специальный фотографический стол, он написал несколько рекомендаций для работы с цветной фотографией. Он рассказал Хейханену, какими химикатами пользоваться для получения «мягкой» пленки. Химикат отделяет основание пленки, оставляя неповрежденным верхний слой – гибкую эмульсию, которую можно положить в контейнер.

Постоянно говоря, что Хейханен должен был изучить все это в Москве, Абель помог ему в работе с микропленками. Это техника фотографического уменьшения документа, в результате чего фотография размером 20 на 22 см может быть уменьшена до размеров типографского пробела.

Негатив шириной 35 мм уменьшался с помощью короткофокусной линзы и проектора. Абель пользовался спектрографической пленкой, которая продается во всех магазинах «Кодак». На нее может быть нанесена одна тысяча линий на миллиметр, при этом она отлично сохраняет контраст между белым и черным, в то время как на обычной пленке было бы только серое пятно. У Хейханена ничего не получалось даже с этой пленкой, и Абель показал ему, как сделать так, чтобы на увеличенном изображении были видны все слова. Он также объяснил Хейханену, как пересылать микропленки в Москву. Абель взял толстый журнал, разрезал его обложку и положил в нее микропленку. Затем он заклеил журнал и отправил его в Париж до востребования.

Через месяц после переезда Хейханена в Ньюарк Абель получил неожиданный подарок. Ему присвоили звание полковника и предоставили шестимесячный отпуск. 10 июня через Париж и Вену он отправился в Москву. Когда Абель уехал, Хейханен почувствовал себя намного свободнее. Ему не приходилось каждый день проверять тайники, ездить по пригородам в поисках удобного места для приемника, ему не нужно было учиться у своего руководителя. Вместо того чтобы открыть мастерскую в Ньюарке, Хейханен сделал все возможное, чтобы никто не думал, что он переехал туда для ведения дел. Вообще он вел себя очень странно для шпиона.

Донован позднее говорил на суде: «Если Хейханен был агентом в Ньюарке, то он совершил все возможные ошибки. Шпион должен быть незаметен в толпе людей. Хейханен сделал все, чтобы привлечь к себе внимание». Его поведение привлекло внимание соседей, потом хозяина здания, которое он снимал, и, наконец, полиции. Если бы Абель знал, чем занимается его подчиненный в Ньюарке, его отпуск, первый за шесть лет работы, был бы испорчен.

Хейханен любил водку, и впервые в жизни у него оказалось достаточно денег, чтобы он мог купить ее столько, сколько хотел. Он начал много пить и пустые бутылки выбрасывал из окна в мусорный бак, стоявший за его магазином. Следуя традиции, он начал оскорблять жену при людях. Булочник вспоминал, что однажды пьяный Хейханен пришел к нему в магазин с женой и купил буханку хлеба. Он взял хлеб и бросил его на пол, приказав жене подобрать его. Громко смеясь, он наблюдал за тем, как та опустилась на колени, чтобы взять буханку.

Однако в следующий раз он оказался пострадавшей стороной. Однажды Хейханен разошелся настолько, что соседи известили хозяина, который приехал, чтобы узнать, в чем дело. Он увидел Хейханена, у которого текла кровь из раны на ноге. В углу плакала его жена. Приехавшим полицейским Хейханен объяснил, что поранился, разрезая коробки. Он продолжал пить, чувствуя себя несчастным, из-за того что ему пришлось работать с Абелем. Он постоянно вспоминал, что ему обещали спокойную работу в «легальной» советской разведке, то есть место атташе в каком-нибудь из посольств СССР. Вместо этого его отправили на опасное задание.

Вернувшись в 1956 году из отпуска, Абель пытался найти Хейханена, но вскоре понял, что тот не проверяет тайники. Он все-таки нашел его и спросил, как продвигается работа мастерской. Хейханен ответил, что в Ньюарке работать очень сложно. Абеля подобное объяснение не устраивало, поэтому он сделал своему подчиненному выговор за плохую работу. Затем, сменив тон, Абель сказал, что понимает состояние Хейханена – он находится на грани срыва, и было бы лучше, если бы отдохнул какое-то время с семьей. Ответ из Москвы пришел через несколько месяцев, в нем говорилось, что Хейханену присвоено звание подполковника и что ему предоставляется отпуск. Абель занялся организацией поездки. Хейханен должен был отправиться в Париж по документам Лаури Арнольда Эрмаса. Абель рассказал ему, как нужно пользоваться телефоном во Франции, чтобы позвонить в советское посольство. Неожиданный отпуск и повышение по службе не успокоили Хейханена, он понимал, что в Москве его не похвалят за хорошую работу. Пытаясь оттянуть время отъезда, он сказал Абелю, что купил билеты на «Куин Элизабет», которая отправлялась в январе 1957 года. Он взял на расходы 200 долларов, но на корабль так и не сел.

В сообщении, переданном 14 февраля, Хейханен сочинил историю о том, как его допрашивало ФБР, сказав, что за ним ведется наблюдение. Абель был непреклонен, и 24 апреля Хейханен покинул США. Он высадился в Гавре и позвонил по телефону, который ему дал Абель. Паролем была фраза: «Могу я отправить две посылки через ваше учреждение?» Советский представитель встретился с Хейханеном и передал ему 200 долларов и несколько франков. Выжав из русских все что мог, Хейханен позвонил в американское посольство и сдался. То, что он рассказал, удивило служащих посольства, но он показал монету с тайником, и его отправили в Нью-Йорк, где передали ФБР.

В Нью-Йорке Хейханен прошел психиатрическое обследование, которое показало, что он был алкоголиком со склонностью к суициду. Его начали воспринимать серьезно тогда, когда он сказал, что может раскрыть тайну шифра «Вик». Абель, понявший, что что-то пошло не так, как нужно, был арестован в июне, в самый разгар подготовки к отъезду.

Во всем мире не было двух столь непохожих шпионов, как Абель и Хейханен. Абель был очень умен и методичен, Хейханен был небрежен. Один посвятил себя работе, другой восстал против нее. Один был высок, другой низок. Абель был аскетом, Хейханен сибаритом. Они напоминают обычное для советской литературы противостояние коррумпированного и честного чиновников. Хейханен – провинциальный градоправитель, любящий водку и женщин, Абель – судья, почти фанатично преданный своим обязанностям.

На суде Донован сказал о Хейханене: «Если этот человек был шпионом, то в историю он войдет как самый безответственный, ко всему безразличный человек, которого когда-либо отправляли с секретным заданием. Невероятно, но этот человек – подполковник советской военной разведки, которого послали добывать секреты нашей страны. В нашей армии он не стал бы и рядовым первого класса». Эти слова можно было считать оскорблением, учитывая тот факт, что Родс был мастер-сержантом.

Когда стало известно об аресте Абеля, больше всего были удивлены его немногочисленные друзья и знакомые. Это было бы неудивительно, если бы Абель вел себя так же, как и Хейханен: если бы консьерж жаловался на поздних посетителей или на то, что он получает много писем из других стран; если бы в магазине специально для него хранили запас икры если бы он, выпив в баре водки, бил стаканы и танцевал казачка.

Увы, ничего подобного не происходило, Абель никогда не говорил и не делал того, что могло бы выделять его среди других людей. Он был тихим художником Эмилем Голдфусом, немцем по происхождению. Только когда его арестовали, многие детали предстали в новом свете. Прочитав о коротковолновом радио, хозяин телевизионной мастерской, находившейся в том же доме, вспомнил, что жители соседних домов часто жаловались на странные помехи. Один из художников, который часто встречал Абеля, идущего к себе в студию поздно вечером, как-то спросил его, почему он работает так поздно. Абель сказал, что днем у него слишком много дел. Скульптор, снимавший студию на шестом этаже, вспоминал, что зимой 1956 года была ужасная вьюга. У него начала протекать крыша, и он решил поставить под течь пустой бак. В это время к нему пришел Абель и помог ему. Скульптор подумал после этого: «Какой прекрасный человек!»

«Овингтон студиоз» – массивное некрасивое здание, построенное в 1863 году торговцами из Бруклина братьями Овингтон. Они использовали его для производства глиняных изделий. Шестиэтажный дом с мансардой как нельзя лучше отвечал требованиям художников. Абель снимал студию за 35 долларов в месяц и кладовую за 20 долларов, обе комнаты были на пятом этаже. В студии он не жил, но каждый день приходил туда.

Те, кто знал его, вспоминают, что он был добрым, незлобивым человеком. Он старался быть в хороших отношениях со всеми, даже с консьержем и лифтером Гарри Мак-Мюлленом, которого часто приглашал зайти к себе. Однажды, когда сломался лифт, он предложил починить его, что и сделал в рекордно короткое время.

У Абеля было несколько причин, по которым он выбрал именно «Овингтон студиоз» в качестве своего штаба. Во-первых, квартплата была низкой, во-вторых, приемник, находившийся на пятом этаже, обеспечивал надежный прием, особенно если антенна выходила на крышу, в-третьих, это здание находилось далеко от гостиниц, в которых жил Абель, что сводило к минимуму возможность провала. Но, кроме всего, образ художника был прекрасным прикрытием. Образ, возможно, не очень правильное слово, так как критики признавали, что он был талантливым художником, чьи работы могли сойти за работы профессионала. Настолько разносторонний человек, как Абель, мог стать кем угодно: учителем, фотографом, электриком. Но его интерес к живописи был неподдельным. В то же время этот образ как нельзя лучше способствовал основной работе Абеля: он объяснял отсутствие распорядка в его жизни. Кроме того, разведчик знал, что художники не любят интересоваться личной жизнью друг друга. Абель мог часами разговаривать с «коллегой», не ожидая вопросов о семье. Уважение к тайне – часть кредо этих людей, или, как сказал художник Натаниэль Кац, работавший в «Овингтон студиоз»: «Живописец не обращает внимания на окружающий мир благодаря своей творческой энергии».

Эту мысль подтверждает следующий случай. Однажды Берт Сильверман, близкий друг Абеля, вошел к нему, когда тот слушал передачу из Москвы. Абель выключил радио и пошел в студию Сильвермана. Там зазвонил телефон, и Сильверман произнес во время разговора: «Мы с Эмилем слушаем передачу из Москвы по его радио». Абель побледнел и сказал: «Больше никому об этом не говори». Сильверман не придал этому случаю никакого значения. Мысль о том, что дружелюбный художник из «Овингтон студиоз» мог оказаться советским агентом, была настолько невероятна, что Абель мог выдать себя, только во всем признавшись. Франц Феликс, познакомившийся с Абелем через Сильвермана, вспоминал, что, когда Мюллен показал ему газету, рассказывавшую об аресте Абеля, он чувствовал себя так, как если бы ему сказали, что он живет в монархическом государстве.

Сильверман был шокирован этой новостью. Его друг Голдфус исчез в клубах дыма, а из пепла появился советский шпион. Был ли Абель тем человеком, который в начале 1957 года присутствовал на его свадьбе и подарил молодоженам шкатулку розового дерева, которую он сделал сам? Был ли Абель тем человеком, который позировал ему для портрета «Любитель»? Был ли Абель тем человеком, с которым он ходил в Ист-Сайд, где он делал снимки, которые служили основой для его картин? Сильверман с трудом описывал свои чувства: «Одно дело потерять друга из-за его смерти. Но потерять друга из-за того, что он был совсем другим человеком, не просто грустно, это обескураживает».

Благодаря своему уму Абель успешно разделил две жизни, которыми он жил. Он нашел троих человек, которые стали его близкими друзьями: Берта Сильвермана, Алана Уинстона и Дэвида Левина. Абель познакомился с ними как художник и искренне любил их. Он часто проявлял свои чувства. У себя в студии устроил комнату, в которой печатал фотографии своих друзей. Он всегда предупреждал их о своих поездках, объясняя их необходимостью сменить климат, чтобы подлечить носовые пазухи. Его объяснение соответствовало истине – у него в самом деле болели носовые пазухи. Он всегда носил с собой ингалятор. Человек, которого знали друзья, был частью настоящего человека, поэтому они были поражены, когда узнали, кем он был на самом деле.

Абель всем рассказывал одинаковую историю: он немец по происхождению, работал ретушером в Бостоне и Нью-Йорке, а сбережения тратил на занятия живописью. Он говорил, что у него нет семьи. Однажды Сильверман спросил, почему он не женился, и Абель ответил, что женщины всегда «что-нибудь хотят получить взамен». Тем не менее друзья замечали, что он, хотя и не доверяет женщинам, любит их.

Сильверман часто ходил с ним на вечеринки в Бруклине, во время которых многие дамы отмечали ум и очарование лысеющего художника с европейскими манерами. Уинстон вспоминал, как бурно он выражал свои чувства, увидев на улице красивую девушку. «Fantastisch!» – восклицал он, провожая ее взглядом. Его отношения с женщинами за все годы разлуки с женой сводились к тому, что он знал их только по именам. В его студии нашли открытку, на которой написано: «Привет, Эмиль!.. Глэдис».

Но по своей сути Абель был консервативным человеком. Он ругал горячего Уинстона, когда тот рассказывал пошлые истории, но ругал так, как отец ругает сына (Абель был в два раза старше Уинстона). Они свободно обсуждали проблемы секса, но Абель был поражен, когда узнал, что Уинстон встречается с несколькими девушками одновременно. Он прочитал ему целую лекцию о верности и вреде распущенности.

Несмотря на отличную образованность, Абель всегда говорил, что всему научился сам. Его друзья отмечали, что он был «очень умным человеком, много читал, не было такой вещи, о которой бы он ничего не знал». То, чего он не знал, старался изучить. Один из друзей сказал: «Он был человеком, который мог попросить тебя научить его игре в шахматы, и уже через две недели он у тебя выигрывал». Когда Уинстон показал ему, как использовать лак в картине, он купил книгу по этой теме и скоро знал об этом все. Однажды они гуляли в Центральном парке, и Уинстон заметил необычный оттенок зеленого при искусственном освещении, в ответ Абель начал рассуждать о философии цвета. Его интерес к математике намного превышал способности друзей, которые с трудом справлялись с ведением своих счетов. Абель давал им такие книги, как «Философия математики» и «Считаем на досуге», они держали их у себя несколько дней и возвращали, говоря, что они им очень понравились.