Текст книги "История шпионажа"

Автор книги: Санш Де Грамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

Еще одним «волшебным» методом можно назвать использование фальшивых документов. В ФРГ ЦРУ пользуется услугами издательства «Улльштайн», в котором печатает фальшивые номера газет ГДР, таких как «Нойес Дойчланд». Во Франкфурте печатают поддельные «Правду» и «Известия». Советскую сторону можно назвать специалистом по «крупным» подделкам. Недавно в лондонской газете «Дейли экспресс», тираж которой составляет 4 млн. экземпляров, появились «секретные документы». Один из них был инструкцией бывшего Госсекретаря Кристиана Гертера, который рекомендовал усилить работу по склонению советских граждан к дезертирству. Второй документ был докладной запиской министра обороны Уилбура Брюкера, тема ее была такой же. Документы выглядели очень правдоподобно, так как на них стояли все печати и номера, но пресс-секретарь британского посольства, в которое якобы и направлялись эти документы, заявил, что «расследованию не удалось обнаружить существование документов, появившихся в печати».

Советская сторона очень часто прибегает к созданию фальшивых документов, которые затрагивают отношения западных государств между собой. Самыми явными подделками стали письмо Джона Фостера Даллеса, подрывавшее престиж Египта в арабском мире, доклад заместителя министра обороны США Фрэнка Берри о том, что около 67 процентов состава американских ВВС были «психически неуравновешенны, принимали наркотики», дипломатическое письмо, которое рекомендовало посольству США в Бонне поддерживать фашистские группы Западной Германии, доклад адмирала Лоренса Фроста, который предлагал Соединенным Штатам поддержать антиправительственные восстания в Индонезии.

Еще одной сильной стороной советской разведки стало использование секса и шантажа. Сейчас принято думать, что время Маты Хари прошло. Аллен Даллес однажды сказал: «Сейчас легче поставить к кому-то в комнату „жучок“, нежели сделать так, чтобы этот человек переспал со шпионкой». Что касается одного из руководителей КГБ, Л. Берии, его презрение к женщинам было настолько сильным, что он говорил: успех мужчины зависит от того, как он скрывает свои дела от жены. Однако даже Берия, как следует из одного интервью, не отказывался от услуг женщин-агентов.

«Я не люблю принимать женщин на секретную работу, но иногда они бывают полезны в качестве приманки, – говорил он. – Вы не поверите, как ничтожны важные люди в постели и что они готовы рассказать своим женщинам.

Я иногда получаю сведения от проститутки, чей любовник занимает важный пост в Политбюро, но эта информация слишком секретна, чтобы обсуждать ее на заседаниях».

Официальные лица американской разведки полагают, что сейчас русские больше не прибегают к услугам проституток в шпионских целях. Борис Моррос, однако, сказал, что в 1958 году ему показали «школу соблазнения, в которой красивых женщин учили совращать мужчин, чтобы выудить из них нужную информацию». Другие перебежчики отмечали, что даже мужчинам преподаются подобные уроки.

Анатолий Грановский, бежавший в 1946 году с советского судна, стоявшего в Стокгольме, описал в своей книге «Забудь о жалости» тот интерес к сексу, который проявляло ГРУ в своей тренировочной школе. Помимо занятий по шифрованию, работе с картами и саботажу, в расписание был включен курс совращения. Преподаватель этой дисциплины настаивал на том, чтобы курсанты называли его Распутиным. На одной из лекций он сказал:

«Перейдем к очень важному моменту. Пусть женщина знает, что ты любишь ее и что она тебя возбуждает. Но, если ты не сможешь показать свою любовь в постели, если ты больше любишь ее духовно, а не физически, скоро ты будешь вызывать у нее презрение и скуку. Ты надоедаешь, тебя ненавидят, в лучшем случае просто терпят. Но если ты удовлетворяешь женщину, даже не любя ее, она полюбит тебя, а любовь женщины более страстна и менее разумна, чем любовь мужчины, во всех ее проявлениях. Я научу вас добиваться от женщин именно этого, не важно, будут они привлекать вас или нет. Потом я научу вас заниматься сексом несколько раз, причем вы не будете терять формы».

После этого «Распутин» провел урок по анатомии человека, на котором с помощью рисунков показал эрогенные зоны женщины.

Перейдя от теории к практике, вместе со своими студентами поехал на Ленинградское шоссе. В дом, где они остановились, привели обычную крестьянскую девушку. «Вы видите, что она некрасива и меня нисколько не привлекает, – сказал „Распутин“. – Но я займусь с ней любовью и удовлетворю ее… Как видите, я еще не возбужден, хотя она уже полностью обнажена. Очевидно, мне нужно возбудиться. В таких случаях смотрите женщине в глаза – удивительно, но факт, что глаза, на которые обычно не обращаешь внимания, способны сильно возбудить человека, особенно если такой взгляд сопровождается прямым контактом. Когда вы достигли возбуждения и готовы заняться сексом с такой женщиной, вспомните самый восхитительный сексуальный контакт в вашей жизни, такой, какой вы хотели бы повторить. Наоборот, если женщина вас привлекает, а обстоятельства не позволяют вам достичь оргазма, необходимо сконцентрировать свое внимание на чем-то, что может немного отвлечь вас».

Грановский писал, что затем «Распутин занялся с девушкой любовью, лаская все ее эрогенные зоны. Сначала она отвечала ему как-то вяло, но потом вдруг выгнулась и застонала. Такой стон знают все мужчины. Скоро она простонала еще раз, расслабленно легла на диван и поцеловала Распутина. Мы провели там восемь часов, за это время Распутин удовлетворил пять женщин, при этом он не выглядел уставшим».

Есть свидетельства, что американская разведка также не всегда отказывается от услуг женщин. Герберт Ярдли, возглавлявший «Американскую черную комнату», писал, что в двадцатых годах в разведке работал капитан, который занимал свою должность только потому, что «мог в любой момент найти женщину, которая подходила по всем нужным требованиям. Он находил молодых девушек и женщин среднего возраста, полных и худых, блондинок и брюнеток, тех, которые были нужны в данной ситуации».

Подобный случай описан в книге «Пойман на месте преступления», но его никто не подтверждает. Агент А, «профессиональный разведчик, работавший в Потсдаме с 1958 по 1960 год, попросил свою жену соблазнить товарища Б, советского гражданина, который долгое время жил в Берлине без семьи, чтобы потом шантажировать его. А создал для своей жены соответствующую обстановку. Она согласилась выполнить его просьбу и несколько раз пыталась соблазнить Б и заставить его дезертировать в Соединенные Штаты. Но эта интрига американской разведки провалилась: Б отверг все предложения и сообщил о произошедшем в советское посольство в ГДР. Опасаясь скандала, который мог начаться после этого, американская разведка отозвала из ГДР своего агента и его жену в мае 1960 года».

Хотя совращение и нельзя назвать методом, признанным в ЦРУ, есть случаи, когда именно этот способ работы оказывается успешным там, где потерпели неудачу другие попытки. Однако советская сторона использует секс довольно безжалостно. Юрий Расторов рассказывал о том, как КГБ использовало слабость одного японского агента к русским женщинам. Он вспоминал: «Летом 1946 года в советской миссии в Японии появился один из самых старых и надежных агентов МВД. Такеморе Шигецу проводил очень много времени в Советском Союзе, так как был официальным представителем правительства Японии в СССР, представляя одновременно японскую коммерческую фирму, работавшую на севере Сахалина.

Он был завербован офицерами МВД благодаря своей слабости. В МВД узнали, что Такеморе питал слабость к русским женщинам, и организовали ему встречу с красивой московской проституткой, которая работала на МВД. Роман, поощряемый МВД, вскоре окончился тайной свадьбой, которая привела к тому, что Такеморе стал агентом МВД. В качестве оплаты за свою шпионскую деятельность МВД предоставляло ему нечастые встречи с женой, которую привозили на Сахалин. Для этих встреч ему снимали дом. Жену Такеморе обычно сопровождали полковники МВД, так как его сведениям придавали большую важность. Такеморе верно работал на СССР вплоть до 1954 года, передав русским большое количество секретных документов Министерства иностранных дел Японии».

Помимо этого, огромные суммы тратятся на взятки. Советский агент, дезертировавший в Иране, сообщал, что ежегодно иранские политики получали миллионы долларов за содействие интересам СССР. Благодаря действиям ЦРУ в Париже сейчас живет генерал одной из террористических групп Индокитая, у него есть счет на миллион долларов, эти деньги он тратит с тем условием, что не покинет пределы Франции.

Использование прикрытия так же старо, как история троянского коня. В течение многих лет Советский Союз пользовался услугами местных коммунистических партий, которые могли снабжать агентов фальшивыми документами, деньгами и оказывать им другую помощь. В настоящее время советская разведка перестала пользоваться услугами коммунистической партии США, так как за ней установлено пристальное наблюдение. Однако появились новые организации, выполняющие эту роль. Менее всего известно об участии в шпионаже Православной Церкви, чей Патриархат в Северной Америке тесно сотрудничает с советским правительством. Ортодоксы Церкви, настроенные против коммунизма, подали иск в суд Нью-Йорка еще в 1945 году, и он до сих пор находится на рассмотрении. Кассационный суд Нью-Йорка удовлетворил этот иск, отметив, что «доклад содержит в себе свидетельства деятельности Патриархата в интересах Советского Союза». Верховный суд, тем не менее, отменил решение суда Нью-Йорка в июне 1960 года. С помощью Православной Церкви и других русских организаций советская разведка ведет постоянную работу по вербовке русских эмигрантов.

В следующих четырех главах рассказывается о работе шпионов, пользующихся методами, разработанными в Вашингтоне и Москве. Шпион, ведущий эффективную деятельность, – не удалой парень, который жаждет славы. Его профессия требует, помимо всего, терпения, которое помогает переносить непременное однообразие его жизни. Хороший шпион – отнюдь не виртуоз маскировки, а человек, которому маскировка не нужна, потому что он везде может пройти незамеченным. Ему больше необходимо запоминать детали, нежели быть смелым. Он – больше ремесленник, чем гений. Все романтические представления об этой профессии меркнут перед фактами: часы слишком долго тянутся, работа шпиона грязна, оплата часто не соответствует риску, нет безопасности, и шпион волнуется только тогда, когда его задерживают.

8. Рудольф Абель: Портрет художника

В семь часов утра 21 июня 1957 года в нью-йоркский отель «Лэтем» вошли трое агентов ФБР, поднялись на восьмой этаж. Они постучали в дверь номера 839, в котором жил Мартин Коллинз. Коллинз, высокий мужчина средних лет, платил за номер 29 долларов в неделю. Менеджер отеля считал его хорошим жильцом, потому что он платил вовремя, к нему никто не приходил и он не требовал многого.

Приглушенный голос из-за двери попросил немного подождать, и вскоре Коллинз, практически раздетый из-за июньской жары, приоткрыл дверь. Агенты вломились в комнату и разрешили Коллинзу надеть брюки.

«Мы надеемся на Ваше сотрудничество, полковник», – сказал один из агентов. Коллинз не выказал никакого удивления, когда к нему обратились подобным образом. Его спросили, снимал ли он когда-нибудь студию в Бруклине под именем Эмиля Голдфуса. Довольно неохотно он это признал.

В 7.30 в комнату 839 вошел чиновник по иммиграции Роберт Шонбергер. Он спросил Коллинза о еще одном имени: «Вы въехали на территорию США из Канады, назвавшись Эндрю Кайотисом, не так ли?» Коллинз кивнул. Ему сказали, что он арестован за нелегальное пересечение границы США.

Агенты ФБР продолжали свои попытки заставить Коллинза признать то, что они уже знали: что его зовут Рудольф Иванович Абель, что он служит в КГБ – организации, в которой люди не очень-то быстро продвигаются по службе. Позднее ФБР стало известно, что фамилия Абель была еще одним псевдонимом, которым в двадцатые годы пользовались несколько агентов СССР. Своим товарищам Абель был известен под кодовым именем Марк. Его настоящее имя так и не удалось выяснить.[16]16
  Подлинное имя Рудольфа Абеля – Вильям Генрихович Фишер – стало известно общественности в начале 90-х годов. Из последних публикаций о разведчике см.: CD-ROM «Легенда нелегальной разведки – Рудольф Абель» – диск, выпущенный в конце 2000 г. к 80-летию Службы военной разведки, а также альбом «Россия и США в творчестве советского разведчика-нелегала Рудольфа Абеля» (М., 2000). (Прим. ред.).


[Закрыть]

С трудом можно было поверить в то, что человек, сидевший сейчас на кровати гостиничного номера, был советским офицером.

Хотя, кто бы стал сомневаться в его звании, если в течение десяти лет он был лучшим агентом СССР в Америке. Кто угодно, но не Аллен Даллес, который, как говорят, однажды восхищенно сказал: «Хотел бы я, чтобы у нас был такой же человек в Москве».

ФБР признало, что задержание Абеля было самым большим успехом их организации. Даже серьезнее задержания Розенбергов, Соблов, Губичева и Коплон. ФБР считало Абеля лучшим советским шпионом XX века – лучше Рихарда Зорге, работавшего в Японии под прикрытием немецкого журналиста, ставшего другом посла Германии, лучше Рудольфа Росслера, чешского коммуниста, сообщавшего советским властям о передвижениях войск фашистской Германии благодаря своим связям в ее Генеральном штабе.

Абель был резидентом советской разведки в Нью-Йорке. В настоящее время ФБР полагает, что он руководил еще и сетью агентов, работавших во всей Северной Америке и даже в Центральной Америке. В его задачи не входил сбор информации. Он редактировал ту, что получал, отправлял ее в Москву по сети связных, а также контролировал финансовые вопросы. В лицо его знали всего два человека, которые выполняли роль связных с курьерами, агентами и источниками информации.

Обязанности Абеля можно описать как работу руководителя отдела кадров в большой корпорации. В мирное время или во время холодной войны он должен был следить за работой агентов, а в случае начала войны ему было предписано проводить подрывную деятельность.

Казалось, что Абель воспринял свой арест так, как будто уже много раз представлял его себе. Ум его остался ясен. Профессионал, презиравший небрежную работу, он знал, что в его аресте нет его вины. ФБР получило дело на тарелочке, когда дезертировал один из его помощников, Райно Хейханен. Абель начал работать в советской разведке в 1927 году, и арест отметил тридцатилетие его работы шпионом.

«Оденьтесь», – сказал Шонбергер. Абель поднялся, подошел к шкафу и выбрал костюм. Другой агент начал складывать его личные вещи в чемодан. Абель заметил, что они неаккуратно сложены, и попросил разрешения самому собрать вещи.

Он очень осторожно складывал одежду, перед тем как положить ее в чемодан. Некоторые вещи он выбрасывал в мусорную корзину. Комната была завалена красками, кистями, карандашами и бумагой. На столике стоял радиоприемник, на другом лежали книги, среди них были «Ночи любви и смеха», «Время любить и время умирать», «Картины музея Сан-Паоло».

Когда Абель закончил упаковывать вещи, надел пиджак, Шонбергер увидел, что тот прячет в рукаве клочок бумаги. Он вытащил его – это было зашифрованное сообщение. Агент ФБР надел на Абеля наручники, и его вывели из комнаты. Агенты, оставшиеся в помещении, осмотрели содержимое мусорной корзины и нашли в ней кусок дерева, к которому была прикреплена наждачная бумага. Кусок разделился на части, в нем лежал блокнот, содержавший набор чисел, состоявших из пяти цифр.

Это был ключ к шифру, которым пользовался Абель. Шифр оказался довольно простым – цифры в нем просто замещали буквы сообщения. В то же время этот шифр нельзя было взломать. К каждой группе чисел добавлялась случайная цифра, поэтому зашифрованное сообщение выглядело совершенно бессмысленным. Эти цифры могли быть либо данными о количестве населения, либо данными о налогах.

Был также найден карандаш с ластиком, в котором было углубление. В нем находилось восемнадцать микрофильмов, несколько из них были письмами от жены и дочери. Еще один микрофильм содержал расписание связи с Москвой.

У Абеля были обнаружены два свидетельства о рождении, 6 тысяч долларов наличными, чековая книжка, ключи от банковского сейфа и сертификат о прививках, который говорил о том, что полковник собирался совершить путешествие за границу. Одно свидетельство о рождении было выдано Эмилю Роберту Голдфусу, родившемуся 2 августа 1902 года в Нью-Йорке. Эта дата практически совпадала с настоящим днем рождения полковника Абеля – он родился 2 июля 1902 года в Москве. Проверка выяснила, что настоящий Эмиль Роберт Голдфус умер 9 октября 1903 года в возрасте года и двух месяцев. Другое свидетельство, выданное Мартину Коллинзу, было поддельным. Чековая книжка говорила о наличии на счете тысячи четырехсот долларов, записи в ней начинались 12 июня 1950 года.

В сейфе, который был зарегистрирован на имя его друга, лежало 15 тысяч долларов. Когда Абеля спросили о происхождении этой суммы, он рассказал историю такого рода, что делают романтичной профессию шпиона: «Я нашел деньги в разрушенном доме в России, купил в Дании поддельный американский паспорт, с которым и приехал в США в 1948 году».

Агенты ФБР были удивлены, тем что у Абеля было столько доказательств, включая блокнот с шифром. Один из них сказал: «Человек с таким опытом, как у Вас, не должен так относиться к подобным вещам». Из отеля Абеля привезли в штаб-квартиру Департамента иммиграции. Его быстро допросили, и в тот же день он был отправлен в штат Техас на слушания по нарушению закона о въезде в США.

Но перед вылетом в Техас Абель прошел обычную процедуру фотографирования. На фотографиях он похож на монаха, которого застали сквернословящим. Хмурое небритое лицо, седеющие волосы не причесаны, усталый взгляд. Фотограф вспоминал, что кто-то сказал: «У него дар неприметности». Был удивлен и судья Джон Т. Даблин, который воскликнул, впервые увидев его: «Таких людей каждый день встречаешь на улице!»

Когда Абель был спокоен, на его лице появлялось очень мягкое выражение. Он был шести футов ростом, одевался скромно. Он носил черные шляпы. Те, кто судил о человеке по его внешности, как хозяин дома, в котором он снимал студию, писали, что он был «заурядным».

Его безупречный английский также ни разу не вызвал подозрения. До того, как стать шпионом, Абель преподавал иностранные языки. Он хорошо владел пятью или шестью языками, среди них немецкий, польский, идиш.

Позднее люди, знавшие его, говорили, что у него был шотландский или ирландский акцент. Человек, который снимал студию в том же доме, утверждал что, проведя несколько месяцев в Бруклине, Абель разговаривал так, как будто жил там всю жизнь. В любом случае, разведчик жил в тех районах города, где акцент скорее правило, чем исключение, и он знал разговорный английский. Уже во время суда, когда обвинитель что-либо забывал, он поворачивался к своему адвокату и шептал: «Сейчас точно об этом спросит».

В тюрьме в Техасе ему предоставили одиночную камеру, еду на выбор и личную ванную. В то же время его часто допрашивали. На допросах он признал, что является гражданином СССР, поселившимся в США по фальшивым документам. Ему сказали, что рассматривается вопрос о его депортации, и спросили, будет ли он препятствовать этому. Абель коротко ответил: «Я бы сказал, что я за депортацию». Осторожные попытки посольства СССР в Вашингтоне выяснить возможность депортации Абеля подтвердили, что это решение приветствовали и он сам, и правительство Советского Союза.

Соотечественники Абеля, приезжавшие в США с такими же заданиями до и после него, обычно были защищены дипломатическим суверенитетом. Поэтому их могли наказать только высылкой из страны. К несчастью для Абеля, у него не было этой привилегии. У него было выгодное положение жителя США, которым он пользовался долгие годы.

Ему сообщили, что депортация ставится под сомнение и что его будут судить как шпиона. Его также предупредили, что, если вина будет доказана, он будет приговорен к смертной казни. Сразу после этого ему предложили другой вариант. Агенты ФБР воспользовались методом, который в мире бизнеса известен как пиратство, – когда одна фирма переманивает у другой специалиста со всеми его разработками. Абелю предложили работу в «федеральном агентстве» и заработную плату 10 тысяч долларов в год.

В ФБР, офицеры которого знали об условиях жизни в СССР, полагали, что эта сумма была достаточной для полковника. Как оказалось позднее, средства, выдаваемые Абелю на расходы советской разведкой, были гораздо больше предложенной суммы. Один из его друзей говорил, что он мог бы жить где угодно. Абелю не приходилось беспокоиться о своем финансовом благополучии. Он знал, что в банке ему никогда не ответят отказом. Как будто по волшебству, он получал огромные суммы из неизвестных источников. Эта щедрость распространялась и на его семью, жившую в Советском Союзе. Его жена и дочь жили в хорошем доме под Москвой, причем жили так, что им мог бы позавидовать иной капиталист. У них была дача на севере России, несколько человек прислуги, машина. В одном из писем жена жаловалась Абелю, что в России трудно найти прислугу.

Абель вежливо отказался от предложения работы, и уже через полтора месяца после его ареста, 7 августа 1957 года, суд Бруклина начал рассмотрение дела, по которому его обвиняли по трем пунктам. Во-первых, в организации заговора с целью передачи секретной информации Советскому Союзу – максимальным наказанием по этому обвинению была смертная казнь; во-вторых, он обвинялся в организации заговора с целью получения такой информации, за что ему грозил десятилетний срок заключения. Кроме этого, Абель уже признал себя виновным по третьему пункту – незаконному пересечению границы США. Максимальным наказанием по этому пункту было заключение сроком до пяти лет.

Абеля перевезли обратно в Нью-Йорк и поместили в федеральной тюрьме на Уэст-стрит. Ему нужно было как можно быстрее найти адвоката. Джон Эбт, адвокат коммунистической партии, отказался защищать его, сославшись на предшествующие обязательства. Узнав об этом, Абель обратился к судье Мэтью Абрузо.

Абель сказал: «Ваша честь, мне очень трудно найти адвоката». Судья Абрузо объяснил, что не может дать много времени на поиск защитника в связи с тем, что суд должен был начаться довольно скоро. «Вы думаете, что недели будет слишком много?» – спросил полковник.

Неделя была предоставлена, и Абель предпринял следующий ход: «Есть еще одна возможность. Я полагаю, что могу обратиться в ассоциацию юристов Бруклина». Эта просьба была передана в ассоциацию. Затем Абель попросил копию обвинительного акта, сославшись на то, что он еще не читал его.

«Дайте ему копию акта. Вы можете читать его, когда будете не заняты. Я полагаю, у Вас много свободного времени?»

«У меня будет еще одна просьба, – сказал полковник. – Я могу получить немного денег из тех, что были у меня при аресте?»

«Сколько Вам нужно?»

«Не очень много – я думаю, пятидесяти долларов хватит».

«Выдайте ему двести пятьдесят долларов, ему могут понадобиться сигареты». (Абель очень много курил).

Затем судья снова обратился к Абелю: «Видите, сэр, здесь Вы находитесь под защитой демократии. Именно так мы всегда поступаем. Я надеюсь, что Вы это оцените. Мы постараемся обеспечить Вам максимально возможный комфорт».

Сам Абель говорил, что он высоко ценил то, как его судили, он получил блестящего адвоката. Однако это никак не изменило его мировоззрения. Когда адвокат спросил его, может ли он представить себе судьбу американского шпиона, задержанного при таких же обстоятельствах, Абель сказал: «Я не писал вашу конституцию».

Что касается его комфортного пребывания в тюрьме, то оно многих удивило. Известно, что заключенные всегда горячие патриоты. Не важно, как они нарушили закон своей страны, но именно они первыми откликнутся тогда, когда этому закону будет что-либо угрожать. Если представить их политическим объединением, они заняли бы место рядом с правыми республиканцами. Заключенные всегда были своего рода «крестоносцами» в тех случаях, когда речь шла о патриотизме.

Больше всего они ненавидят коммунистов. Уильям Ремингтон, осужденный за лжесвидетельство, был до смерти избит своими сокамерниками. Дэвид Грингласс, находившийся в левисбургской тюрьме, постоянно подвергался оскорблениям.

Власти некоторым образом предвидели обстоятельства пребывания Абеля в тюрьме Манхэттена. Его поместили в камеру с главой заключенных Винсентом Сквиланте – членом мафии, крестным сыном покойного Альберта Анастазиа. Анастазиа слыл главой рэкетиров, которого застрелили в парикмахерской. Сквиланте был раздражен, тем что в его камеру поместили иностранца, который к тому же был коммунистом. Сначала он потребовал перевода в другую камеру. В этом ему было отказано, и он начал целую кампанию, которая должна была выражать его чувства по отношению к новому заключенному. Каждое утро он с мылом буквально выскребал камеру, делая это с видом глубоко оскорбленного человека.

Однако то ли Сквиланте был недостаточно настойчив, то ли он решил, что его сокамерник был не таким уж плохим человеком, но вскоре они подружились, и все тюремное сообщество последовало его примеру.

К Абелю относились с уважением, как будто он был высокопоставленным военнопленным, все называли его «полковник». Отвечая на это уважение, как он это мог, Абель предложил Сквиланте научить его французскому языку. Начальник тюрьмы согласился дать сокамерникам учебник для начинающих. Когда Сквиланте переводили из тюрьмы Манхэттена в Левисбург, он попрощался с начальником по-французски, вкладывая в это прощание гораздо больший смысл, чем просто обещание увидеться снова.

Оставшись один, Абель стал много читать. Его адвокат, Джеймс Брит Донован, решил, что ему может быть интересна литература, рассказывающая о его профессии, и принес ему книгу о шпионаже в Германии в годы войны. Однако он нарушил правило, по которому заключенному не разрешалось читать литературу, которая могла быть связанной с его прежним занятием. Тем не менее Донован убедил начальника тюрьмы в том, что романтические рассказы о шпионаже не повлияют на полковника КГБ. Одной из самых любимых Абеля была в это время книга Квентина Рейнольдса «Я, Уилли Саттон». Написанная от лица знаменитого грабителя, она рассказывала о том, что чувствует человек, который вынужден оглядываться при малейшем шорохе.

Приближался день суда, 14 октября, и Абель проводил очень много времени со своим адвокатом. Советник Донован был выбран из числа членов Бруклинской коллегии адвокатов. Ему был сорок один год, он окончил Гарвард и и выбор пал благодаря опыту работы в делах о контрразведке. До этого он служил адвокатом секретного Управления научных исследований. Во время службы на флоте он стал главным советником Управления стратегических служб. Позже – главным помощником судьи Верховного суда Роберта Джексона, который участвовал в организации Нюрнбергского процесса.

Донован, успешно работавший в одной из юридических фирм Нью-Йорка, не нуждался в рекламе своей деятельности. Однако дело Абеля принесло ему много затруднений, а из времени, которое он потратил на него, можно было извлечь гораздо больше выгоды. Его коллега говорил, что за то внимание, которое Донован уделял своему клиенту, обычный человек мог получить не меньше чем 250 тысяч долларов. Ассоциация адвокатов Бруклина настояла на том, чтобы Донован взялся за защиту Абеля, подчеркнув, что, если дело попадет не в те руки, оно может принести позор всей ассоциации и юридической системе в целом. Он согласился защищать его, сказав, что делает это «в интересах нации».

В качестве платы Донован получил 10 тысяч долларов, которые двумя частями были перечислены на банковские счета в Лейпциге. Очевидно, переводы были сделаны женой Абеля. Донован распорядился этой суммой по-своему: 5 тысяч он перевел на счет Фордхема, в котором начинал учебу, и по две с половиной тысячи – на счета юридических университетов Гарварда и Колумбии, которые посещали он и его помощники, готовясь к процессу. Объясняя свою щедрость, Донован сказал: «Я уверен, что в такой стране, как США, с тоталитаризмом можно бороться только с помощью должного воспитания и правильного понимания справедливости». Из двадцати одной тысячи долларов, принадлежавших Абелю, Донован потратил одиннадцать тысяч на расходы во время суда и обжалования приговора. Три тысячи долларов было потрачено на оплату штрафа, как того требовал приговор. Кроме того, у Абеля были деньги на личные расходы.

Если Донован в то время еще не был седым, он вполне мог поседеть, работая над делом Абеля. В 1957 году в обществе еще были сильны впечатления от речи Маккарти, и для многих вина человека распространялась и на тех, кто просто общался со шпионом, даже если это был его адвокат. Доновану, который в то время жил в Бруклине, пришлось отказаться от услуг телефонной компании, когда ему все чаще стали угрожать. Дети Донована подвергались насмешкам своих одноклассников. Коллеги по юридической фирме говорили, что дело, навязанное судом, повредило его бизнесу.

Донован был удивлен такой враждебностью, но тем не менее во время всех заседаний суда носил орден «За заслуги», полученный во время Второй мировой войны. К враждебности окружающих он относился философски, объясняя ее тем, что «как сегодня думают люди – это вопрос, на кого нападают». Помимо личных проблем, возникали и профессиональные сложности. Было очень трудно подготовиться к суду, потому что подзащитный отказывался обсуждать с Донованом то, что он не рассказал ФБР. После того как Абелю был вынесен приговор, его дело три года находилось на рассмотрении в кассационном суде.

В отличие от большинства осужденных Абель не выказывал никакого недовольства своим адвокатом. В заявлении, сделанном им для прессы незадолго до окончания суда, он сказал: «Пользуясь этим случаем, я хотел бы поблагодарить своих адвокатов за то, как они вели мою защиту. Я хотел бы поблагодарить их за ту огромную работу, которую они проделали, защищая меня, и за то мастерство, с которым они это делали». Абель выразил свою благодарность Доновану еще раз, подарив ему один из своих рисунков. Этот морской пейзаж до сих пор висит в доме адвоката. Абель и Донован стали довольно близки. Если раньше их отношения были сухими и формальными, то сейчас они в письмах обращаются друг к другу «дорогой Рудольф» и «дорогой Джим». Абель, который иногда надменно относится к людям, стоящим ниже его по интеллектуальному уровню, привязался к Доновану, узнав, что он работал в Управлении стратегических служб. Донован вспоминает, что Абель относился к нему как к коллеге.

Тем, кто не понимал, почему советского агента, пойманного с поличным, вообще судят, а не расстреляли на следующий день, Донован обычно отвечал так: «Абель – иностранец, которого обвиняют в шпионаже в пользу СССР. Может показаться странным, что наша конституция защищает таких людей. Приверженность Америки принципам свободного общества можно неверно понять как альтруизм, который может привести к саморазрушению. Но эти принципы навсегда вписаны в историю и закон нашей страны. Если свободный мир перестанет придерживаться своих принципов, то на земле не останется общества, к которому мог бы стремиться человек».