Текст книги "Ябеда"

Автор книги: Саманта Хайес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Глава 6

В первый день я больше не встретила Эдама. Только видела в окно, как он шагает по двору к школе, решительно переставляя длинные ноги в джинсах, края которых потемнели от мокрой травы.

Я отодвинулась от окна, машинально пробежала пальцами по каменному переплету. Пожалуй, и хорошо, что мы не столкнулись. Я не сумела бы увильнуть от беседы, не показавшись невежей, а отвечать на новые вопросы не хотелось.

Кроме того, мои обязанности не оставляли времени даже на размышления, не говоря уж о том, чтоб сесть и поболтать. С той минуты, как началась учеба, моего внимания неустанно требовали все девочки, а одна вообще не давала проходу.

– Меня бесит до чертиков, что им на меня наплевать! – Лекси, четырнадцатилетняя блондинка, топталась возле меня в бельевой, пока я проверяла инвентарный список. – Они меня ненавидят. Точно, ненавидят, иначе не сплавили бы сюда.

– Неправда, – возразила я, хотя не имела ни малейшего представления о семейных обстоятельствах Лекси. – Родители тебя любят. И не выражайся, пожалуйста.

– Мама умерла, а папа полный мерзавец, – заявила она с интонациями придворной дамы.

– Но ты сказала «они». – Я прицепила бирку на стопку полотенец.

– Они. Мерзавец и его подельница. Мерзавка.

Да, и как теперь доказывать, что у нее счастливая судьба? Хотя ведь мама у девочки умерла, так что какая уж тут счастливая судьба…

– Они сдают меня в школу и уматывают в отпуск. Сами валяются на своем чертовом пляже, а я торчу в этой дыре. – Лекси со всей силы поддала ногой кипу простыней, но та не развалилась, чем здорово взбесила Лекси.

– А тебе не приходило в голову, что твоему папе после маминой смерти очень несладко пришлось? – Я только начала, а Лекси уже трясла головой. – И может, он только и мечтает, чтобы ты полюбила свою мачеху и вы снова зажили дружной семьей?

– Зачем тогда спроваживать меня в интернат? – огрызнулась Лекси. Сердитые глаза ее были на мокром месте, но она не позволила слезам пролиться.

– Затем, чтобы ты получила хорошее образование, завела новых друзей, стала самостоятельной. – Я потянулась к ней, но Лекси отдернула руку. – У твоего папы наверняка есть веские причины, чтобы отправить тебя сюда. Постарайся верить ему.

В конце концов Лекси не выдержала, привалилась ко мне, и мое плечо намокло от ее слез. Я крепко сжала ее тоненькие пальцы. Мы сидели на полу среди стопок чистого белья, и она целый час рассказывала мне, как потеряла мать, как чувствовала себя брошенной и никому не нужной. Я гладила ее по голове и слушала.

Она так безутешно рыдала, вся в слезах и соплях, что даже не обратила внимания на мои слова:

– Значит, у нас с тобой много общего, мисс Лекси.

Раз в неделю в Роклифф-Холле устраивается общий обед. Персонал и ученицы, одеревенелые в своих форменных жакетах, усаживаются плечом к плечу за длинные дубовые столы, расставленные под углом друг к другу, как ребра гигантской селедки. Центральный проход между столами ведет к громадному пустому камину. В конце первого семестра, как еще раньше сообщила мне сестра-хозяйка, на рождественском обеде в камине запылает огонь.

«Разжигать камин в другое время запрещается глупейшими санитарными нормами и правилами безопасности», – сетовала она, складывая простыни, заправляя постели, выгребая из спален горы мусора, выраставшие едва ли не быстрее, чем их выметали. Из болтовни за работой я постепенно узнавала Сильвию, которая была матерью практически каждой девочке в Роклиффе, сама же на ее расспросы отвечала немногословно, а от прямых вопросов уходила, принимаясь встряхивать простыни или ныряя под кровать за очередным отбившимся носком. Я напоминала себе, что пришла сюда не друзей заводить.

Передо мной стоит тарелка с нетронутым, давно остывшим обедом.

– Жаль. – Глядя в пустой очаг, я представляю, как от узловатых бревен отскакивают искры, как сизый дымок, ускользнув от вытяжки, наполняет зал лесным духом, золотой сноп взмывает в широкий закоптелый дымоход, подушка тлеющих углей греет босые ноги. Немного уюта здесь не помешало бы.

– Чего? – Эдам в рубашке с завернутыми рукавами, открывающими легкую рыжеватую поросль на руках, занимает место возле меня и встряхивает салфетку. – Чего жаль? – Он пьет воду, потом, насупившись, пристально смотрит на меня. Нож и вилка замерли над тарелкой. – Когда я садился, вы сказали «жаль». Надеюсь, это относилось не к тому, что я сел рядом с вами?

– Хотите правду? – спрашиваю я и роняю с вилки кусочек мяса. Уж это-то я могу ему сказать. – Жаль, что нет огня в пустом камине.

Всего-то капля истины, а сердце в груди спотыкается.

– В конце сентября? Да ведь еще тепло. – Эдам принимается за цыпленка, явно разочарованный моим признанием. – Зачем нам огонь?

– Верно, только… – Я набиваю полный рот. – Неважно.

Эдам пожимает плечами. Он не может знать того, что вижу я. Зимний вечер, горящий очаг, у всех ушки на макушке – вдруг шаги? – в животе крутит то ли от страха, то ли от возбуждения, что сейчас будем делить леденцы и скудную порцию фруктового салата.

– Как думаете, вам здесь понравится? – Эдам кладет вилку с ножом на край тарелки, ставит локти на стол. Его плечо касается моего.

– Сильвия говорит, в прошлом году у нее уволились три помощницы. – Я запихиваюсь едой, надеясь, что больше вопросов не будет.

– Я спросил, понравится ли вам здесь? – смеется он. – Что другим не понравилось, я знаю.

– Да? – шамкаю я, выдавливая ответную улыбку, и еще больше набиваю рот. Теперь не то что говорить, едва дышать могу. Извиняясь, развожу руками.

Эдам поворачивается к своей тарелке.

– Не подавитесь, – в раздумье бормочет он и примиряется с моим молчанием до конца обеда.

Глава 7

Нина возилась на кухне, время от времени поглядывая на дочь, которая примостилась на диване возле стеклянной двери. На Джози халат в сердечках, волосы замотаны розовым полотенцем. Два часа назад она выпросила материн ноутбук, заявив, что ее компьютер «тормозит». Нина прилежно демонстрировала безучастие, старательно не замечала эмоций, сменявшихся на лице девочки, яростно барабанившей по клавишам. Не иначе опять торчит в своей любимой игре. Хитрющая – скрючилась над клавиатурой, весь экран загораживает.

Узнать бы, что ее так взволновало. На лице – смятение и порыв. Нина как ни в чем не бывало занималась своими делами, но лишь только Джози сползла с насиженного места, закрыла ноутбук и отправилась в ванную, Нина не преминула воспользоваться удобным моментом. В конце концов, это ее компьютер.

Нина вытерла руки. Страница, где сидела ее барышня, наверняка закрыта. Нет, поглядите-ка, открыта. Так и есть – «Afterlife».

– Надо бежать, – прочла Нина напечатанные дочкой слова. Символ в конце не оставлял сомнений: виртуальный двойник Джози послал собеседнику поцелуй.

Нина затаила дыхание.

– Подожди, не уходи. И ответный поцелуй.

– Еще только 5 мин, а то мне попадет.

Нина вообразила, как дрожали, печатая, пальцы Джози.

– Что на тебе сейчас надето?

– Балда. Сам не видишь?

Ага, вот почему Джози вдруг захихикала. Нина оглянулась на дверь. Пока не начались репетиции новой постановки в Молодежном театре, Джози болтается без дела, это понятно, но Нина никак не ожидала, что свободное время дочка коротает таким образом.

– Сними все, – писал собеседник. Нина увидела, что его зовут Коготь.

– Запрещено, сам знаешь. Правила игры.

Хоть на это ума хватает, подумала Нина. Видно, тогда Джози и зажала рот рукой – когда отвечала на это требование. Нина вздрогнула, вспомнив, сколько раз Джози и Нат, склонившись голова к голове над компьютером, давились от смеха у Джози в комнате.

– Тогда трусики и лифчик.

– Ни за что!

Джози как-то рассказывала об этом мальчишке. Коготь учился в их школе на класс старше, и, похоже, по нему сохли все девчонки. Джози обронила, что такие, как она, его не интересуют. Нина стало ужасно жаль Джози: вместо нормального общения у дочери лишь пошлая болтовня в Интернете.

– Раздеваться не буду, – снова напечатала Джози, к большому облегчению Нины. Ничего удивительного – Джози очень стыдливая, даже родной матери стесняется, чудачка. – На боулинг пойдешь? – продолжала Джози. Пытается отвлечь, сообразила Нина.

– Не, – ответил Коготь.

Какое разочарование для Джози. Она, должно быть, уже жалела, что не нацепила виртуальное бикини, чтоб угодить Когтю. Дальше Нина увидела, что персонаж Когтя стал сереньким и исчез. Парень отключился. Наверное, поэтому и Джози спешно покинула комнату.

Нина закрыла ноутбук и побежала к ванной.

– Солнышко, что так долго? Перекусить не хочешь? – крикнула она через дверь.

– Не хочу, – мрачно отозвалась Джози. – Я пойду к Нат.

Дочери явно не терпелось посекретничать с подружкой о последних событиях в игре.

– Давай я тебя подвезу. – Нина замерла в ожидании ответа: по дороге можно было бы поговорить.

– Пешком дойду, – пробурчала Джози.

– С Джози не соскучишься. Настроение у нее скачет как мяч, – пожаловалась Нина, и Лора скроила физиономию. Нина ответила бы тем же, если б не полный рот спагетти. Она прожевала, проглотила. – Хотя, если честно, это у нее началось примерно в три года, и с тех пор она вечно надутая и капризная как старушенция.

Подруги расхохотались. Раз в месяц они ходили в ресторан – только вдвоем, больше никого – поделиться новостями и посплетничать, поддержать друг друга в тяжком деле воспитания подростков. У Лоры было двое: шестнадцатилетний Джеймс, недавно окончивший школу, и Натали, закадычная подружка Джози.

– А у нас все заранее известно, – подхватила Лора. – Могу слово в слово пересказать, о чем мы каждое утро говорим за завтраком, пока Джеймс уминает свою овсянку.

– Нет уж, не надо, – с улыбкой покачала головой Нина. – Но вы хоть разговариваете за завтраком, а Джози даже не завтракает. Напяливает форму там, где накануне ее скинула, причесываться отказывается наотрез – ей, видите ли, нравится ходить лохматой – и часами торчит перед зеркалом, подводит глаза. Об ее уходе в школу я узнаю, когда дом сотрясается до самой крыши – барышня дверью хлопнула!

– Вот погоди, разъедутся по университетам, и мы с тобой еще вспомним это время, – заметила Лора. – Скучать начнем по хмурому молчанию.

– А они будут часто наведываться – когда кончатся деньги и чистая одежда, когда им осточертеют бобы с хлебом. – Нина снова разлила вино. Все равно домой каждая поедет на такси, хоть обе и живут неподалеку. – Но шутки в сторону – как у вас дела с Томом?

В последнюю встречу Лора призналась, что их с Томом брак при последнем издыхании. «Этакий „супружеский рак“, – сказала она. – Сомневаюсь, что мы долго протянем».

– Держимся из последних сил, – вздохнула Лора и надолго приложилась к бокалу. – На прошлой неделе были на первой консультации. Мой любезный супруг выскочил вон, не дождавшись окончания. Разобиделся на консультанта, когда тот посоветовал ему обратиться за помощью по поводу вспышек гнева. А перед тем я прозрачно намекнула, что у Тома кто-то есть, так что слова консультанта стали последней каплей. – Она скорчила гримасу. Перед Ниной сидела совсем не та подтянутая и уверенная в себе Лора, какую она знала; сейчас уголки рта опустились, глаза в мелкой сеточке морщин потускнели. – Все указывает на другую женщину.

– Ох, подруга…

Нина коснулась ее руки, но у Лоры влажно заблестели глаза, и она поспешила скрыться в туалете. Когда Нина пришла за ней, та горько рыдала над раковиной. Нина повернула ее к себе и обняла, вытянула из коробки несколько салфеток, утерла заплаканные глаза подруги. А потом без слов, покачивая, прижимала к себе. Десять минут спустя, когда обе вернулись за стол, Лора была спокойна и собранна, словно на собеседовании с будущим начальником.

– Ну? – бодро воскликнула она. – А как твоя работа?

– Набираю обороты. «Чартерхаус» вот-вот примется за съемки. Помнишь, я тебе говорила, у меня с ними контракт? Так вот, первая картина, «Могила», – фильм ужасов. У меня на него почти все время уходит, а ведь я кое-что и в театре делаю. Когда начнутся съемки, придется еще людей нанимать. – Нина оборвала себя и глотнула вина. Какой стыд: у подруги жизнь наперекосяк, а она не в силах сдержать своих восторгов.

– Чудесно! – Лора потянулась через стол и обняла Нину.

Они познакомились, когда Натали и Джози пошли в детский сад, и с тех пор вместе справляли праздники, помогали друг другу с детьми. Нина даже на несколько вечеров одалживала подруге Мика, когда Тома уложили в больницу с коленом, а у Лоры враз забарахлили и стиральная машина, и автомобиль. Семьи дружили, а женщины друг без друга жить не могли.

– А как поживает злобный шеф? – хихикнула Нина. Она знала, что Лора, несмотря ни на что, обожает свою работу в банке. – Сознайся, ты без него со скуки помрешь.

– Скажем так: на покой еще не удалился. И как всегда придирается. В прошлый понедельник в отдел взяли новую помощницу. Предполагалось, что отныне я смогу нормально обедать, даже время от времени брать один-два выходных. – Лора скорбно покачала головой. – К среде бедняжка уволилась.

Нина рассмеялась:

– Он никогда не переменится.

– Как и Том, – вздохнула Лора. – Казалось бы, при таком богатом опыте общения на работе со всякого рода мерзавцами уж собственного мужа я могла бы раскусить.

– И совсем не обязательно, – возразила Нина, понимая, что это слабое утешение.

Иногда ей было совестно, что, если не считать пустячных размолвок, они с Миком живут душа в душу, как молодожены. Да, оба сетовали на приступы угрюмой хандры у Джози, но в сравнении с проблемами других родителей это были цветочки. Конечно, когда в семье один ребенок, все внимание направлено на него, но они старались не баловать девочку, хотя иной раз Нина говорила Мику, что тот превращает Джози в папенькину дочку.

Много лет подряд они пытались завести второго ребенка – не вышло. Оба тяжело переживали, но разве можно это сравнить с тем, что выпало на долю Лоры? Стоило им смириться, что их будет всего трое – Нина, Мик и Джози, – и жизнь покатилась своим чередом.

– Все будет хорошо. – Нина на мгновение задумалась. – Знаешь, постарайся сосредоточиться на том, что у тебя есть, а не на том, чего нет.

– Пытаюсь… – Лора провела рукой по лицу. – Мне во многом повезло, но голову даю на отсечение – у Тома есть другая. Он сам не свой. – Лора всхлипнула. – Самое смешное, я уверена: в глубине души он не хочет причинить мне боль.

Нина взяла меню.

– Шоколадный торт – как раз то, что доктор прописал. – Она кивком подозвала официантку. – Две порции.

Нина прекрасно поняла подругу. Она знала Тома почти столько же, сколько и Лору. Да, он способен лгать жене, а заносчивость вполне может довести его до беды. И он куда более замкнут и скрытен, чем Мик, все мысли которого она может прочесть по лицу, по мельчайшим изменениям в поведении.

– Я – пас. Торт не хочу. – Лора одним махом допила вино и криво усмехнулась, со стуком опуская бокал на стол. – Ну-ка, признавайся! Отчего ты у нас такая счастливая? Как это у тебя получается? Вода, что ли, на вашей улице другая?

В первый раз за все время Нина уловила нотки горечи в ее голосе.

– Нет, по-моему, дело…

– Нина, я пошутила! Но будем смотреть на вещи трезво. Возможно, твой счастливый брак – не менее тяжкое бремя, чем мой дерьмовый.

– В каком смысле? – Нина напряглась. Подруга явно перебрала с выпивкой.

– Сама посуди. Случись что – тебе, моя дорогая, падать дольше. Так-то. – Лора встала и пошла за пальто.

Официантка положила перед Ниной счет и топталась поблизости, пока та не заплатила. Потрясенная Нина нагнала подругу на улице. Лора курила, прислонившись к фонарному столбу.

– Мне такое в голову не приходило. – Вытаскивая сигарету из Лориных пальцев, Нина размышляла о том, насколько долго ей придется падать.

Глава 8

Всего несколько дней учебы – и школу захлестывает череда желудочных расстройств. Изолятор полон, а меня посылают за следующей жертвой, которую подкосил недуг.

– Фрэнки, заберите, пожалуйста, Лекси из кабинета информатики. У нее тоже колики, будь они прокляты! – Сильвия записывает температуру очередной болящей. – Вот, пожалуйста, еще одна свалилась!

Я медлю, вбирая в себя ее душевную силу и стойкость. Сильвия не из слабаков, таких женщин и возраст не берет. Надо думать, всю жизнь была сестрой-хозяйкой.

– Да-да, сейчас.

Я мою руки, перестелив новую порцию сбитых простыней, и отправляюсь петлять по коридорам. В кабинет информатики мне заходить еще не доводилось, но знаю, где он находится. «Бедные девочки», – шепчу я.

Сощурившись от яркого света из квадратного окошка двери, я вхожу в класс и тону в теплом сухом воздухе и приглушенном жужжании компьютеров.

– Еще одна, – бормочу я про себя. – Еще одна заболела!

Ученицы оборачиваются, ерзают, хихикают. Скрип стула возвращает меня на землю.

– Сестра-хозяйка сказала, что Лекси нехорошо, – обращаюсь я к учителю.

Тот кивает в угол, где согнулась над мусорным ведром девочка, и бурчит:

– Забирайте. – Недоволен, что урок срывают.

Я пробираюсь между столами и обнимаю Лекси за плечи:

– Пойдем, тебе надо прилечь.

Мы идем через класс. Нас окутывает призрачный свет выстроившихся широким полукругом компьютеров.

– За работу! – громко командует учитель.

Все затихают и поворачиваются к экранам. Я веду Лекси вдоль шеренги столов и внезапно замечаю нечто такое, отчего на мгновение застываю на месте; такое, что заставляет меня приглядеться к двум склонившимся над компьютером и тихонько хихикающим ученицам. Я должна запомнить их: скобка на зубах, синяя ленточка, длинные светлые волосы. Провожаю Лекси к сестре-хозяйке, а перед глазами стоит картинка на экране компьютера.

В руках у меня кипа чистого белья, в нос бьет запах стирального порошка. Я как выжатый лимон. Если повезет, он даже не заметит, кто там за горой простыней; если повезет, просто отступит в сторону, пропуская меня. Но, выглянув из-за своей белоснежной ноши, я вижу, что Эдам прочно застрял в дверях, увлекшись разговором с несколькими старшеклассницами. Под мышкой у него зажат ноутбук, другой рукой он жестикулирует. И намертво загораживает мне дорогу.

– Простите, – говорю я. Белье тяжелое, еле держу. – Позвольте пройти.

– Да, сэр, – говорит одна из девочек. – Как скажете, сэр. – И снова россыпь девчачьего хихиканья. – Для вас – что угодно, сэр!

– Разрешите… – Я чувствую себя героиней комедии: еще мгновение – и груда стираного белья окажется на полу, под грязными бутсами целого табуна школьниц.

– Когда же, сэр? Когда мы должны сделать это для вас? – Опять смешки.

Стискиваю зубы и пододвигаюсь к двери, за которой длиннющий коридор.

– Ну, довольно! – Разгневанный голос Эдама наполняет прачечную, и учитель топает вон, отбросив меня к стене.

– Осторожней! – кричу я, но вижу лишь широкую спину разгневанного Эдама в глубине коридора.

Естественно, почти все белье на полу. Замызганный табун, правда, по нему не прошелся, но Эдам не оборачивается, чтобы извиниться или предложить помощь, а девиц след простыл. Эх, зарыться бы в этот мягкий ворох и провалиться в сон без сновидений…

– Может, просто дадите какую-нибудь таблетку?

Я делаю вид, что не слышу, и продолжаю разбирать носки по парам. Работа неблагодарная – уже завтра эти носки снова очутятся в моей корзине, – зато неплохой способ выучить имена наших подопечных и даже попробовать угадать возраст по размеру ноги. Мысленно вижу, как матери пришивают именные метки на вещи дочерей.

– Уж простите, – качает головой сестра-хозяйка, – но сначала нужно вас осмотреть.

– Да у меня просто горло побаливает. Ну и живот немного.

Я отрываюсь от носков и, скользнув взглядом по пяти койкам, где в испарине стонут наши больные, смотрю в соседнюю комнату. У Эдама все еще компьютер под мышкой. И он все еще не извинился.

– Мистер Кингсли, по школе гуляет опасный вирус! – говорит Сильвия. – Скоро здесь будет доктор. Если половина сотрудников сляжет, школу могут закрыть. Хотите получить лекарство – дайте мне вас осмотреть.

Я снова поднимаю глаза, откладывая очередной непарный носок, уже девятый. Эдам высокий и крепкий, но сегодня плечи у него сгорблены, шея будто с трудом держит голову прямо, пряди бронзовых волос липнут ко лбу. Да, плоховато он выглядит. Нехотя, кивком, он соглашается на требование сестры-хозяйки, и она уводит его в другой кабинет. А я сосредоточиваюсь на корзине с темно-синими носками.

Вернувшись минут через десять, Сильвия приостанавливается у одной койки, у другой, склоняется над больными, проходит мимо меня и мимо растущей горы свернутых в клубок носков. Со вздохом улыбается:

– Конца этому не будет.

Такие люди в тяжелые времена только крепче становятся.

– Помощь нужна?

Сильвия роется в кладовой.

– Ага, нашла! – восклицает она, не услышав меня, и появляется с коричневой бутылкой в руках. – Бедняга Эдам. Вот уж огорчение для него – свалиться с этим вирусом. Особенно сейчас.

– Почему?

– Одержим своим исследованием. Занимается им все свободное время. Он книгу пишет. – Сильвия яростно трясет бутылку, на мутноватой жидкости вскипает пена и снова оседает. Сильвия приглядывается к этикетке. – Небось срок годности вышел. А ему лекарство вынь да положь – страсть как не хочет разболеться! Крепкие орешки эти австралийцы. – Она строит кислую физиономию микстуре, которой, судя по виду, лет тридцать, не меньше, и удаляется с ухмылкой, потряхивая на ходу бутылкой, словно погремушкой.

Австралиец. Сказал, что с юга, как я. Выходит, почти на двадцать тысяч километров южнее.

Я вытаскиваю из корзины очередную охапку носков. В школе я очень стараюсь быть со всеми вежливой, но не более, и до сих пор никто из сотрудников не пробовал покопаться в моем прошлом.

– Худо ему. – Мимо меня снова пробегает сестра-хозяйка и на этот раз, поджав губы, встряхивает градусник, а затем из смотровой появляется Эдам: глаза обведены темными, как грибные шляпки, кругами, рот будто синяк на бескровном лице.

– Господи! – невольно вырывается у меня.

– Да уж, – мрачно откликается Эдам и обращается к Сильвии: – У меня сегодня три урока, нужна замена. Поможете?

– Положитесь на меня. Отправляйтесь к себе и немедленно в постель. Фрэнки, проводите Эдама до комнаты. Не дай бог, где-нибудь по дороге свалится.

Сестра-хозяйка бросается с ведром к одной из девочек, которую снова тошнит. Она гладит ребенка по голове, а я перевожу взгляд с Эдама на свою корзину.

– Право слово, это ни к чему. Можете отдаться… своим носкам.

Он еще и острит, хотя, судя по лицу, ему совсем не до шуток.

– Простите за давешнее… Я помог бы собрать белье, но…

– Ничего страшного. Подумаешь, стопка простыней.

Зря я его перебила. Любопытно, что за разговор был у него с девчонками.

– Я не хотел вас обидеть, – добавляет Эдам и тяжело шаркает на выход из лазарета. Я, как было велено, направляюсь за ним. – Да не надо… – Он приостанавливается, смотрит на меня. Спорить у него сил нет. – Тогда сюда.

– Стало быть, вы австралиец? А из каких мест?

Может, мне следует поддержать его, взять под руку?

– Кто говорит, что я австралиец? – На его больном лице мелькает слабое подобие улыбки, к которой я уже начала привыкать.

– Сильвия.

Поклясться могу, что проходы в этой части здания еженощно меняются местами, нарочно чтоб меня запутать. Один темный коридор переходит в другой, третий сплетается с четвертым.

– В какую сторону? – Я кручу головой, очутившись перед развилкой.

– Я такой же англичанин, как вы, – говорит Эдам тусклым голосом, словно все его силы уходят на то, чтобы оставаться на ногах. Вид у него – краше в гроб кладут.

Мы снова поднимаемся по лестнице. Эдам грузно опирается на перила и хватает ртом воздух, как при последнем издыхании.

– А по говору вы не похожи на англичанина.

– Не все мы в действительности таковы, какими кажемся, – пыхтит он, переводя дух и вытирая бисерины пота с лица. Затем вытаскивает из кармана связку ключей. – Вот моя комната.

– Верно, – соглашаюсь я. – Выздоравливайте. – Развернувшись, иду в обратную сторону.

– Мервилламба, если вам интересно, – сообщает он мне вслед. – Я там прожил достаточно долго, чтоб подцепить акцент.

– Мерви… что?

Я не оборачиваюсь, напоминая себе об опасности. Друзья – это опасно, оговорки, любая утечка информации – опасно. Для всех я загадка и должна ею остаться. Я не имею права увлекаться.

– Местечко в Австралии, где выращивают бананы, – говорит Эдам.

За спиной у меня раздается щелчок замка, я тороплюсь прочь и снова теряюсь в путанице лестниц и коридоров.