Текст книги "Ябеда"

Автор книги: Саманта Хайес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Глава 4

– Мисс Дже-рард, – произносит мужчина по слогам. – А я – Палмер, директор школы.

На один миг его мягкая и влажная рука касается моей в вялом рукопожатии.

– Пожалуйста, называйте меня Фрэнки, – говорю я.

– Обживаетесь? Как вам нравится Роклифф? Сестра-хозяйка мне рассказала о вас.

Ответить я не успеваю.

– Да она здесь всего-то час, Джефф! Дайте ей опомниться, – вмешивается секретарша, протягивает мне чашку чая и отводит в сторону. – Пообщайтесь лучше с Сильвией, дорогая. Поверьте, Джефф изведет вас своими историями про то да про се. Школьная жизнь – его конек, он думает, что все кругом только и мечтают его послушать. – Она снисходительно усмехается.

Со смущенной улыбкой я иду за ней через толпу сотрудников, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег.

– Привет! – Сильвия расцеловывает секретаршу в обе щеки. – Как отдохнула, Бернис?

Сильвия, сестра-хозяйка, два дня назад беседовала со мной по телефону. Все произошло стремительно. На прошлой неделе я увидела на школьном сайте объявление о вакансиях. Мест было несколько, но на остальные требовались учителя, а я не по этой части. У меня голова кружится, как вспомню последние дни.

Я собралась с духом и позвонила насчет работы. Сестра-хозяйка призналась, что без помощницы не справляется. Договорилась было с одной девушкой, но та в последнюю минуту без всяких объяснений отказалась. Узнав, что я несколько лет работала с подростками, Сильвия тут же дала согласие.

Я потягиваю чай и терпеливо слушаю болтовню Сильвии и Бернис про долгие летние каникулы. Сильвия не очень похожа на сестру-хозяйку.

– Здравствуйте еще раз, – говорю я, когда она наконец обращает на меня внимание. И с натужным смешком добавляю: – Прибыла в ваше распоряжение.

Она хватает обе мои руки и крепко жмет. Несмотря на ее импульсивность, мне нравится Сильвия. Она дала мне шанс. Благодаря ей я начинаю думать, что в один прекрасный день, быть может, стану здесь своей.

– Фрэнки, какое счастье видеть вас в Роклифф-Холле! Я ужасно рада, что вы будете у нас работать. Комната устраивает? – Привстав на цыпочки, она чмокает меня в щеку. – Если что понадобится, только кликните. Уж я теперь постараюсь, чтоб вы у нас остались, не хочу вас потерять, как остальных.

– Все отлично, – уверяю я. – Мне здесь… очень нравится. И вид из окна замечательный – вся территория как на ладони.

Потерять, как остальных? О чем это она?

– То ли будет осенью! Деревья потрясающие.

– Не сомневаюсь. А когда прибывают ученицы?

Я представляю, как встречу девочек, увижу их взволнованные лица, услышу болтовню про каникулы, загляну в затуманенные слезами глаза, когда уедут родители и начнется новый учебный год.

– С семи до девяти. У нас еще несколько часов, чтобы подготовиться к гормональной атаке, – смеется Сильвия.

– Ну, ей-богу! – фыркаю я не к месту громко и захлопываю рукой рот.

– Что за веселье? – С боку подходит рыжеволосый мужчина и подпихивает Сильвию локтем. – Не хочешь меня представить?

– Фрэнки, познакомьтесь с Эдамом. Эдам у нас – история.

– Это точно. Я живу в прошлом, – добродушно соглашается он.

Я различаю легкий акцент. Южно-африканский, что ли?

– Это небезопасно для здоровья, – шучу я, чтобы поддержать разговор.

– Фрэнки теперь – моя правая рука, – продолжает Сильвия. – Ей нужна работа с проживанием, а я, с тех пор как та девчонка меня подвела, осталась без помощницы. Из каких краев, вы говорите, приехали, Фрэнки?

– Из южных, – уклончиво отвечаю я, избегая заинтересованного взгляда Эдама.

Он высок, стоит в небрежной позе, словно опираясь на воображаемую стену. Чайная чашка на блюдце в его крупных ладонях выглядит игрушечной. Черные джинсы и полосатая рубашка навыпуск, растрепанный чуб свисает на загорелый лоб: скорее серфингист, чем учитель.

– Так, та-ак, – тянет он, и губы над выдающимся вперед подбородком ломает кривоватая ухмылка. – С юга. Как я, стало быть. Но вы, надо полагать, в заботах о девочках будете жить исключительно настоящим. – Он подносит чашку ко рту, не спуская с меня глаз. – Грохот музыки, Интернет, электронные игры, косметика, мальчики и слезы. Желаю удачи!

У него такие синие глаза, что больше ни на что не обращаешь внимания. Лишь потом я замечаю у него под мышкой ноутбук.

Сильвия уже отошла, с кем-то болтает.

– Расскажите о девочках. Какие они? – спрашиваю я у Эдама. Не молчать же как пень, а ничего другого в голову не приходит.

Эдам глазеет на мою щеку. Он открывает рот, снова закрывает, и так несколько раз подряд. Я заливаюсь краской.

– Они… да, в общем, неплохая компания, хотя есть и разбалованные, и трудные. – Он все пялится.

– Может, в семьях нелады? – Мне страшно неловко, я впиваюсь ногтями себе в бедро.

– Семьи слишком обеспеченные – так будет точнее. Вы поранились. – Эдам хмурится, а я дергаюсь, будто он сейчас притронется к моему лицу, и отступаю на шаг.

Директор звенит ложечкой по чашке, избавляя меня от необходимости отвечать. Однако Эдам и не думает отводить глаза.

– Пустяки. Просто ссадина, – шепчу я и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы послушать главу школы.

В нескольких словах директор наставляет нас, напоминает об ответственности перед ученицами Роклифф-Холла (в количестве трехсот пятидесяти семи человек) и предлагает вознести молитву за еще один благополучный учебный год. Все склоняют головы, а я нет. Я смаргиваю горячие слезы. Знаю по опыту: молитвы не помогают.

Девочки появились около семи – разноголосый гомон и горы вещей. Из маленького зарешеченного окошка своей комнаты я наблюдала за чередой автомобилей на подъездной аллее. От моего дыхания старое стекло запотело. Прибывшие в дорогих экипажах родители сдавали детей после долгого летнего общения в школу – и отправлялись восвояси, порой лишь небрежно махнув на прощанье рукой. А у меня сжималось горло.

– Сильвия, можно я быстренько позвоню? – Мы разводили девочек по спальням и помогали новеньким.

Она отпустила меня взмахом руки:

– Пулей!

Я полетела в глубь коридора, где раньше заметила телефон-автомат, мобильника у меня не было. Девчачий галдеж сюда почти не долетал. На стене под пластиковым козырьком красовались имена и телефоны вперемешку с рисунками, выполненными лаком для ногтей и белой мазилкой для исправления ошибок.

Я выудила из кармана пятьдесят пенсов, опустила в прорезь и несколько минут вслушивалась в длинные гудки, затем дала отбой. Монета выпала. Не вешая трубку, я набрала номер без денег, на всякий случай.

– Все в порядке, мисс Джерард?

Проходивший мимо директор замедлил шаг. В тусклом свете его лицо казалось вырезанным из куска старого дерева. Вздрогнув, я сунула монетку в карман.

– Да, спасибо.

Но он уже шагал дальше.

На следующее утро за завтраком Эдам садится рядом со мной, остальные места за длинным общим столом заняты. Кивком здоровается со мной и со всеми, открывает ноутбук и принимается барабанить по клавиатуре, периодически впиваясь зубами в намазанный джемом тост. Затем просит женщину, которую я пока не знаю, передать чайник.

– Ну, как прошла первая ночь? – Эдам отрывает взгляд от экрана. Похоже, думать, печатать, есть и говорить одновременно – дело для него нехитрое.

Остальные коллеги ограничились лаконичным «здравствуйте» в мой адрес.

– Будили всего четыре раза. Три раза – горючие слезы, один раз рвота. – Я делаю большой глоток кофе.

Тост застывает на полпути ко рту Эдама, историк кладет его на тарелку и минуту-другую стучит по клавишам. Что там у него на экране, мне не видно. Лучи солнца, проникая сквозь мозаичные окна, подсвечивают его волосы радужными бликами.

– Не повезло, – замечает он, будто и не было никакой паузы.

– Да ничего страшного, – уклончиво отзываюсь я. По правде говоря, я так и так вряд ли заснула бы.

– Ну-с. – Эдам захлопывает ноутбук, берет чашку и поворачивается ко мне. – Что вам приготовил первый день в Роклиффе?

Хоть бы уж звонок прозвенел и разогнал всех по классам. Однако его акцент почему-то не дает мне покоя, никак не могу распознать.

– Надо посмотреть, все ли вещи девочки распаковали. Потом кровати, грязная одежда, косметика, фантики, салфетки и прочий девчачий хлам. Еще нужно проверить, нет ли наркотиков, разобрать потерянные в прошлом году вещи, проконтролировать, чтобы все пообедали – у меня есть список малоежек. Затем собрание обслуживающего персонала по поводу стирки и…

– Ясно, ясно! – смеется Эдам. – Вы определенно эксперт по этой части. Где, говорите, раньше работали?

Общий говор в столовой внезапно смолкает, словно ответ интересует всех.

– Фрэнки, вам нехорошо? – хмурится Эдам.

Я мотаю головой. В столовой снова поднимается гул.

– Голова что-то закружилась. (Так и есть.) Но уже прошло.

Я не хочу быть невежливой, но мечтаю, чтобы он ушел и занялся своими уроками, а я – своими делами.

Эдам по очереди перекидывает ноги через школьную скамью, со стуком ставит чашку на тарелку: до него дошло.

– Бог даст, еще увидимся. – Смерив меня взглядом, он направляется к двери, и спустя мгновение звенит звонок.

Я сижу неподвижно, а вокруг стучат по деревянному полу десятки каблуков, звук этот пробирает до мозга костей, воскрешает память. Суматошный топот учителей и школьников, переполох, которым строго по расписанию начинается каждый новый день, сотни юных жизней, которые кроят в этом здании, – все отбрасывает меня на целую жизнь назад. Туда, куда я не предполагала возвращаться.

Глава 5

Нина растушевала у Джози под глазом карандашную линию. Джози сердито зыркнула на мать:

– Хватит, а то опоздаю.

– Сейчас, только веки остались. – Нина глянула поверх очков и наложила дочке мерцающие тени. Потом поцеловала Джози в лоб. – Красавица!

– Ничего подобного!

Джози не кокетничала, она терпеть не могла комплиментов своей внешности.

– Иди, веселись, и чтоб никакого…

– …алкоголя, наркотиков и секса, так?

– Я собиралась сказать – никакого смывания в ванной моих усилий, но ничего этого тоже, юная леди. Когда мама Натали вас привезет?

– В двенадцать?

– В половине одиннадцатого, как договаривались. Я просто хотела убедиться, что ты помнишь. Вы же не заставите Лору ждать?

– Ну, мам!.. – Джози поправила ремень на бедрах, перекинула через плечо сумку и поцеловала мать.

– Ну, Джози!.. – с усмешкой передразнила Нина. – Беги, а то опоздаешь на свой концерт.

Джози выскочила было из спальни, но тут же вернулась к компьютеру, поерзала мышкой. Нина с порога успела заметить, как на экране что-то мелькнуло, и Джози, щелкнув клавишей, закрыла «окно».

– Что это было?

– Да так, дурацкая игра.

Джози бросила на мать взгляд, означавший, что если та вздумает углубиться в тему, то испортит прекрасное расположение духа, в котором обе пребывали после целого часа возни с одеждой и макияжем. Нина учла молчаливое предостережение и только оглянулась на компьютер, выходя из комнаты.

Со двора донесся нетерпеливый гудок.

– Папа уже в машине!

Джози застряла на пороге.

– Иди же! Он ждет. – Нина подтолкнула дочку за дверь. – Концерт тебе понравится.

Она коснулась головы Джози невесомым поцелуем и проводила взглядом двух самых дорогих ей людей.

Мика Кеннеди занесло в Нинину жизнь штормовым ветром.

Летом нежданный циклон перекрыл судоходные фарватеры в устье реки, бортовым машинам запретили въезд на высокие мосты. Струи теплого ливня стегали по стенкам студийного фургона, порывы ветра сотрясали его от колес до самой крыши. Грохот стоял такой, что приходилось орать во все горло, чтобы тебя услышали.

– Я почти закончила. – Нина легкими движениями прижимала губочку к щекам репортера. И жутко нервничала. До этого она видела его только по телевизору, а теперь, поди ж ты, кладет тон на его нос.

– Какого черта тратить время! – проворчал он далеко не таким приятным голосом, какой Нина привыкла слышать с экрана. – Все к дьяволу смоет, как только я шагну за дверь. Какому идиоту придет в голову торчать на улице в такую непогодь, не говоря уж о том, чтоб выйти в море?

– Один такой нашелся, и ты сейчас возьмешь у этого идиота интервью, – бросил помощник режиссера, защелкивая планшет. – Нина, у нас одна минута.

Нина кивнула и ускорила темп. После окончания колледжа это была ее первая настоящая работа. Во время учебы она пару недель проходила здесь практику и, получив диплом, подала заявление на постоянную работу сюда же, в новостную редакцию. Люди интересные, и пусть зарплата мизерная, зато Нина делала то, что ей нравилось больше всего и что у нее здорово получалось, – меняла людям внешность.

– Готово. – Нина захлопнула крышку на бутылочке с гримом. – Нет, погодите. – Она провела мягкой кисточкой по лбу раздраженного репортера. – Теперь все.

Дверь фургона отъехала в сторону, ворвавшийся внутрь ветер поднял мини-смерч. Репортера приняла в свои объятия съемочная группа, которой предстояло снять короткое интервью с человеком, несколькими часами ранее вытащившим из волн собаку. Он и сам едва не утонул, пришлось вызывать спасательный катер. Нина подумала, что собачьему спасителю тоже не помешало бы наложить грим – щеки у него были пунцовыми.

Она шагала за командой через автостоянку к краю пристани, спотыкаясь и качаясь под шквалистыми порывами ветра. Непромокаемая куртка вздувалась парусом, к груди Нина прижимала сумку с гримерскими принадлежностями. Хотя что в них проку при такой погоде? Команда взялась за дело, репортер расспрашивал бедового смельчака про его подвиг.

– Новостей не хватает, что ли? – Ветер отнес слова Нины, оставив на губах соленый привкус. – Я там подожду! – крикнула она, но никто не услышал: команда с кислыми лицами сражалась с непогодой.

Мечтая укрыться от нестерпимого ветра, она подошла к деревянному навесу с тремя стенами, что смотрел открытой стороной на море.

Внезапно несколько бумажных листов вылетело из-под навеса и закружилось вокруг ее ног, один мокрый лист солдатской крагой обернулся вокруг щиколотки.

– Ой-ой! – воскликнула Нина, глянув вниз. Серо-голубая краска измазала штанину ее черных рабочих брюк.

– Изумительно! – произнес глубокий голос. – Оттенки идеальны.

Нина подняла голову, вглядываясь в пелену моросящего дождя. Этот голос, не в пример ее собственному, не улетал с ветром в море. Из-под навеса появился мужчина с кистью в руках. Нина с подозрением уставилась на него.

– Я про краску у вас на ноге. Это просто невероятно.

– Неужели? – Она потянула с ноги бумажный лист, а тот взял и надорвался. – Ох, простите.

Незнакомец не слушал. Присев, он изучал Нинины брюки.

– Видите, как ультрамарин смешался с виридианом? Как одна краска проникает в другую? Как размывается по краям? – Прищурившись, он разглядывал край брючины. – Я целый день пытался добиться этого эффекта. И вдруг откуда ни возьмись являетесь вы, прогуливаетесь тут, и у вас на ноге появляется именно то, что мне необходимо. – Мужчина встал.

– Вообще-то я не прогуливаюсь. – Ветер трепал Нинины волосы, хлестал длинными прядями по лицу, превращая картину перед глазами в сплошной сюр. – Я искала, где бы спрятаться от ветра и переждать, пока наша группа отснимется. Мне надо быть поблизости.

Она махнула в сторону студийного фургона и приподняла свою гримерскую сумку. А ветер ухватился за рисунок, разорвал надвое, и одна половинка, вырвавшись из ее пальцев, умчалась, хлопая крыльями, в море. Нина испуганно ахнула и закусила губу.

– Пустяки. Ничто в сравнении с этим. – Мужчина снова нагнулся и, едва касаясь, провел пальцем по Нининой ноге.

– Не страшно, честное слово. Отстирается.

Она смотрела на склоненную голову. Волосы у незнакомца были не седыми, а скорее пепельными, цвета остывших угольков. Под стать погоде, подумалось Нине.

– Нет, нет, только не надо стирать! Знаете что? – Он выпрямился, и его лицо оказалось совсем рядом с Нининым. – Продайте их мне. Я хочу купить ваши брюки!

Нина рассмеялась, и в этот момент порыв ветра толкнул ее в сторону. Сквозь морось сверкнула ее белозубая улыбка.

– Продать вам брюки? Вы с ума сошли! – Качая головой, она двинулась назад к съемочной группе.

– Постойте! Я дам сто фунтов. Умоляю!

Нина обернулась. В глазах мужчины сгустилась сероватая синева грозового облака, в тон волосам. Он не шутил.

Нина вскинула руки: сдаюсь!

– Бог с ними, с деньгами. Раз для вас это так важно, черкните адрес – я вам пошлю брюки по почте. Все равно они старые. – Соленый ветер обжигал губы, которые не могли сдержать улыбки. – Меня еще никто не просил снять брюки по такому странному поводу.

Ухмыльнувшись, мужчина размашисто намалевал кистью имя и адрес на оставшемся обрывке рисунка и вручил Нине.

– Опережая вопросы, подтверждаю – да, я голодранец, – сообщил художник, пока она изучала адрес.

Нина с трудом разобрала написанное:

– Инглстон-парк. Никогда не слыхала.

– Счастливица! Это мерзостный гадюшник на задворках города. Населен исключительно последними неудачниками, потерпевшими крушение и в этой жизни, и в прошлых инкарнациях. – Он расхохотался. – А кроме шуток – ничего такого. Просто хижина. В лесу.

– Здорово. – Нина подумала о собственной комнатушке над дешевой забегаловкой. – Держу пари, вас не будит по утрам запах пригоревшего масла и сосисок.

– Нина! – донесся крик помощника режиссера.

– Похоже, я нужна. Ждите посылки с брюками!

Нина бегом припустила к своей группе. Короткий взмах руки через плечо – и художник остался стоять на пристани, провожая взглядом студийный фургон.

– Уже дрыхнет как сурок. – Нина забралась с ногами на диван.

– Похоже, знатно повеселились на концерте. Но у меня душа не на месте всякий раз, когда она уходит по вечерам. Мало ли что может случиться. – Мик опустился на диван рядом с женой. – И если честно, даже не знаю, как я переживу, когда она приведет домой приятеля. При одной мысли, что какой-то чумазый пацан прикоснется к моей девочке, я… – Мик сморщился и затряс головой.

– Не переживай, она у нас не дурочка, не бросится на шею первому встречному, – засмеялась Нина.

– Может, и так, но когда это произойдет, тебе все-таки лучше меня связать покрепче.

Они и не думали, что это время когда-нибудь наступит, что Джози станет девушкой, будет бегать на свидания и вечеринки, влюбится. Казалось, до этого еще так далеко.

– Знаешь, наверное, зря мы провели ей Интернет. Ты обновил настройки родительского контроля? – Это была главная Нинина головная боль.

– Само собой. Я уже говорил, ничего опасного ей не увидеть.

– Не в том дело. Я Джози доверяю, меня другое тревожит. Чаты всякие, все эти социальные сети, снимки и видео, куда ни кинь глаз… а Джози сейчас – такая легкая добыча.

– Да там все довольно безобидно. – Мик вытянулся на диване. – И тем не менее все под контролем. Ты ведь сама сказала – она у нас не дурочка. Я ее спрашивал, чем там она в Интернете занимается. По большей части играет в какую-то интерактивную игру, как все. Так что у нас нормальный ребенок.

Нина задумчиво кивнула.

– Должно быть, эту игру Джози и закрыла перед выходом. Мне показалось, она не хочет, чтоб я видела.

– Конечно, не хочет. Ей же пятнадцать. Ну и кто из нас с ума сходит? – Мик крепко провел руками по усталому лицу. – Брось, не бери в голову. Там у них все понарошку. Выдуманный мир.

– Да, но этот мир у нее в комнате. И в голове.

«Самое уязвимое место. Запросто может ей навредить».

– Все подростки скрытные, так уж они запрограммированы. Ничего нам не рассказывают. – Мик зевнул и взял Нину за руку. Если бы не пришлось допоздна ждать Джози с концерта, они с Ниной давно были бы в спальне. – Подумаешь, девочка немножко посидела в Интернете. Нашла из-за чего переживать. Вот заведет она себе настоящего парня, тогда – да!

– Ты прав. Просто меня нужно время от времени урезонивать. Непростое это дело – растить дочку, я вечно дрожу за нее. Каждый день читаешь про педофилов, поножовщину и…

– Ш-ш-ш. – Мик прикрыл ей рот сначала пальцем, потом губами.

У себя наверху они занялись любовью, беззвучно и медленно, – два родных тела, доверяющих и нужных друг другу.

Прикрыв голые ноги простыней, Нина долго слушала тишину. В соседней комнате что-то пробормотала во сне Джози, затем и Нина окунулась в тревожный сон, и снилось ей нечто давно забытое.

Косой дождь ударил по саду, по дому. На западе, над устьем реки, нависли серо-лиловые тучи. Гнилое выдалось лето. Голову на отсечение – дождь зарядит на весь день.

– Вот и поработала в саду, – бормотала Нина, поднимаясь по лестнице.

Мик отправился в мастерскую ни свет ни заря. Время поджимает, к концу недели ему надо закончить несколько полотен для одной известной лондонской галереи, где изъявили желание получать его работы регулярно. О деталях заказа Мик помалкивал и разве что не краснел стыдливо, словно опасался хвастовством сглазить удачу. Но если не управится к сроку, на его место, как он говорил, слетятся десятки голодных художников.

Нина постучалась в спальню к Джози:

– Как насчет шопотерапии, солнышко? Тебе не помешает пара новых джинсов.

Ответа не последовало, и Нина вошла.

Шторы были еще задернуты, в комнате пахло сладкими духами и нестираным бельем. Джози, вздрогнув от неожиданности, крутанулась на стуле.

– Мам! – Она поспешно закрыла «окно» на экране компьютера. – Я тебя не слышала.

Лицо у нее пылало, и на мгновение Нине показалось, что дочка плакала.

– Ты еще не одета, Джо? А я думала, прошвырнемся по магазинам.

Нина забрала в горсть дочкины лохмы и завязала узлом. Джози мотнула головой, узел рассыпался.

– Не трогай меня, мам. – Она отстранилась. – Нам обязательно куда-то идти?

– А что, у тебя есть более интересное занятие? – Нина отдернула шторы и приоткрыла окно. На подоконник упали капли дождя.

– Нет, просто хочу побыть одна.

– Дай тебе волю, так ты весь день проторчишь за компьютером.

Нина подхватила дочь под мышки и приподняла. Джози кулем повисла у нее на руках, нехотя встала и, хмуро глядя на мать, отодвинулась подальше.

– Отправляйтесь-ка в душ, юная леди, а потом – по магазинам! – Нина взяла в охапку грязную одежду.

Будто стирая мамино прикосновение, Джози обхватила себя руками.

– Почему я всегда должна делать то, что мне говорят другие?

Нина остановилась в дверях, обернулась:

– Не нарывайся, Джози. Тебе и так позволено очень многое, так что давай не будем ссориться.

– Мне просто надоело… – Джози запнулась, и Нине показалось, что дочкины глаза на мгновение заволокло слезами. Джози, однако, сдержалась. – Прости, мам.

– Да что там у тебя такое в этом компьютере, что ты сидишь возле него как приклеенная?

– Это просто игра, мам. У нас все в нее играют. – Она потупилась, ковырнула босой ногой ковер. – Ну что ты дергаешься?

– Просто игра? Тогда покажи. – Нина свалила ворох одежды у двери и уселась за дочкин стол. – Хочу убедиться, что это безобидно.

Джози хмуро пожала плечами, кликнула мышкой – и на экране задергались, заплясали бредовые персонажи.

– Смотри. Это я. Можно создать похожего на тебя человечка. Он вроде бы ты, а вроде и не ты. Сечешь?

Нина не отвечала. Представляться в Интернете кем-то другим – не так уж безобидно. Сведя брови, приоткрыв рот, Нина наблюдала, как склонившаяся над ее плечом дочь шустро скачет по сайту.

– Это мой дом. Смотри, у меня есть собачка! Ко мне могут заходить друзья, а я могу ходить в гости к ним. Можно устроиться на работу, зарабатывать баллы, покупать на них шмотки и все такое. Можно болтать с кем хочешь – печатаешь вот здесь, а друзья видят у себя на экране. Круто! – Голос Джози возбужденно зазвенел, словно придуманная жизнь была куда лучше настоящей.

Нина сглотнула. Час от часу не легче…

– А ты уверена, что знаешь всех, к кому ходишь в гости, с кем болтаешь?

– Ну конечно! Ко мне могут зайти только те, кто у меня в списке приглашенных, да и то если я разрешаю. Никакой опасности, мам, правда! – Она чмокнула мать в щеку. – Я ж не дура.

– Ты тут совсем на себя не похожа. Рыжая, господи помилуй! – Нина рассмеялась, чтобы как-то разрядить обстановку. Роль матери-деспота ее не привлекала.

– Именно это мне больше всего и нравится! В «Afterlife»[1]1
  В английском языке слово имеет два значения: 1. Жизнь после смерти, загробная жизнь. 2. Зрелые годы.


[Закрыть] можно быть кем угодно и какой угодно. – Джози немигающим взглядом уставилась в окно. – Начать с чистого листа.

– Где, где? – Нина заглянула в дочкины глаза: не морочит ли матери голову?

– Так это называется. «Afterlife». – Джози со вздохом вышла из игры.

А потом, когда они прочесывали магазин за магазином, покупали ненужные вещи, набивали животы пончиками и молочными коктейлями, примеряли туфли, перебирали губную помаду и духи, Нина все возвращалась мыслями к игре и шансу стать другим человеком.