Текст книги "Рабы"

Автор книги: Садриддин Айни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

– Ну, хорошо! Поговорим о другом.

– Слушаю-с! – ответил первый, а взглянув на Хаджи Лати-фа, спросил:

– Кто начнет говорить?

– Думаю, что после того, как я передам народу привет его высочества эмира нашего и представлю собравшимся вас, сами все и скажете. У нас говорят: «Дорого слово из уст Лукмана». [108]108
   Лукман — легендарный врачеватель и мудрец.


[Закрыть]

– Ну хорошо! – согласился второй гость. Диванбеги сказал:

– Я забыл ваше имя, простите меня! Второй незнакомец улыбнулся:

– Николай Петрович.

– О, очень хорошее у вас имя, Николай Петрович, – тезка его величества государя императора. Но у вас было другое имя, покороче?

– Петров, – ответил гость и подмигнул своему спутнику. Шепотом Хаджи Латиф повторил:

– Петров… Петров… и это хорошее имя. Короткое! Это нам легче запомнить.

Второй гость, хотя его и не спрашивал диванбеги, сказала.

– Мое имя – Александр Александрович Котов. – И прибавил – По-мусульмански: Александр – Искандер. Так нам объяснял наш учитель господин Остроумов в Ташкентской семинарии.

– И у вас отличное имя. Вполне мусульманское имя! Его никак нельзя забыть. Вы тезка Александра Двурогого, [109]109
   Александр Двурогий – Александр Македонский. О том, почему ему на Востоке было дано прозвище Двурогий, существует несколько версий. По одной из них, Александр в Египте удостоился высшего духовного чина верховного жреца бога Амона. Головной убор верховного жреца украшали два рога.


[Закрыть]а ваш товарищ – тезка императора. Это хорошая примета.

– Так. А теперь вернемся в гостиную, – решил Петров и, не дожидаясь ответа, пошел в большую комнату.

Когда они входили, все почтительно встали со своих мест, а казий опять протянул им руку для рукопожатия, и Петров снова, насмешливо улыбнувшись, пожал ее, а Котов сделал вид, что не заметил жеста казия, и сел на свое прежнее место.

* * *

Диванбеги, пошептавшись с судьей, встал.

Сделав знак присутствующим, чтобы все сели, он начал:

– Уважаемые благородные жители туменя Шафрикан! Я передаю вам августейший привет его высочества, милостивого к верным подданным…

В комнате раздались возгласы:

– Да будет его высочество непобедим! Да поможет ему аллах! Да перепояшет его святой лев божий [110]110
   Святой лев божий – Имеется в виду Али – последний из «четырех друзей» пророка Мухаммеда, его зять, четвертый арабский халиф.


[Закрыть]и отвращающий несчастья Бахауддин!

Сафар-Гулам, сидя в углу прихожей, услышал слова Хаджи Латифа и спросил Эргаша:

– А мы с вами тоже подданные эмира?

– В какой бы стране ты ни жил, ты будешь считаться подданным ее властителя.

– Если так, то в чем же выразилась милость эмира к нам?

– Это ты спроси у старшин! – засмеялся Эргаш. А Хаджи Латиф продолжал:

– Его святейшество эмир изволил сказать: «Да будет ведомо нашим верным рабам и самоотверженным подданным, возвеличившимся по милости нашей, что в государстве нашем истинная вера живет и процветает, а в это время мусульмане Туркестана плачутся: «Увы, вера! Увы, шариат!» Мы, уповая на чудо божие, надеясь на его милость и с помощью наших верных подданных, в ближайшее время снова обратим в мусульманское государство весь Туркестан».

– Да будет жизнь наша жертвой! – зашумели собравшиеся.

– Считаясь знатными и почтенными, вы живете здесь спокойно под покровом и защитой государства его высочества, живете как хозяева своего имущества и своей чести. А мусульмане Туркестана, лишившись всего, что у них было, погибают от рук большевиков. Господин Петров и господин Искандер, бывшие крупными чиновниками великого императора, теперь, бежав от большевиков, поступили на службу его высочества. Они расскажут вам то, что видели сами своими глазами.

Петров встал и, поклонившись собранию, стал говорить:

– Господа! Вы – старейшины, знать, богословы и самые порядочные люди этой области. Вы живете припеваючи по милости его высочества эмира бухарского. Не то у нас в России. Там появились сыновья шайтана, называемые большевиками. Они разорили всех баев, всех богословов, всех почтеннейших людей и рассовали их имущество беднякам, голытьбе. В России они забрали все земли, принадлежавшие богачам, сельскохозяйственные орудия, рабочий скот – все пошло мужикам. И притом батракам, голытьбе, никогда не имевшим ни своей земли, ни пары волов…

– Ох, – сказал Сафар-Гулам, – смекаешь? То-то! Эх, да поскорей бы и нам такое же! Пару бы волов да землю, мы и были бы сыты. Вот была бы жизнь!

– Проси у бога. Неужели ты хочешь у кого-нибудь отнять имущество?

– А ты когда-нибудь видел хоть одного из крестьян, кому бог бросал бы волов с неба, да еще целую пару?

– Ладно, молчи, послушаем.

– Да-с… – говорил Петров. – Не дай бог, и сюда ступит нога большевиков. Куда ж нам тогда еще податься? То есть я подразумеваю не только нас, но и вас. Для того и говорю. Спокойствие и для нас, и для вас тогда кончится…

– Упаси бог!

– Помилуй бог!

– Не приведи господи! – прервали участники собрания Петрова.

– Да-с… – поймал Петров прерванную нить своих мыслей, – не приведи господи! Это верно. Но, надеясь на бога, нам надо кое-что предпринять самим.

– Кто такие большевики? Откуда они взялись? – спросил один из участников собрания.

Хаджи Латиф поспешил объяснить:

– Русские мужики.

– Не все мужики! – поправил Петров. – Большая часть большевиков из рабочих. И там разный народ – русские, армяне, евреи. Но настоящий «русский» никогда не станет большевиком, только некоторые босяки, продавшись евреям, сделались ими.

– А их много? – спросил Палван-Араб, снова перебивая Петрова.

– А в том-то и дело, что много. И число их увеличивается!

– Откуда ж они берутся, если увеличиваются? – спросил казий.

– Господа! Своими вопросами, так сказать, вы сбиваете меня с нити мыслей. Если будете слушать меня молча, на все ваши вопросы получите ответ. Откуда? Не с неба, а с земли. Со всей страны. Каждый мятежник, каждый неблагонадежный, каждый, кому не нравилось жить, как порядочному человеку, все они и собрались! И каждый может стать большевиком, независимо от национальности, от религии, от возраста. Например, разве в вашей области не найдется людей, у которых нет ни земли, ни воды, ни одежды, ни обуви? Есть такие? А они, по своему невежеству, хотят иметь и землю, и скот, и обувь, и все остальное! Вы понимаете? Разве эта… так сказать, часть населения благонадежна? Нет. Они могут стать большевиками, потому что большевики помогут им это получить. А за чей счет? За ваш, достопочтенные, многоуважаемые господа! Очень возможно, что джадиды лезут в их задушевные друзья. Надо, как сказал господин Хаджи Латиф, верой и правдой служить его высочеству эмиру, обучать молодежь военному делу, скупать оружие, все время наблюдать за беднотой. Следить, чтобы бедняки не встретились с каким-нибудь большевиком, не сделались большевиками. Шпионов, смутьянов, мятежников ловить, передавать властям на расправу.

– Где ж покупать оружие? Его у нас на базаре не продают, – опять спросил кто-то.

– У солдат, которые сбежали от большевиков. Некоторые казаки едут по своим домам из Персии, из Хивы. Путь их лежит мимо нас. Не жалейте денег, и у вас наберется предостаточно всякого оружия. Тогда под знаменем эмира мы сохраним не только свои дома, свою веру и свой скот, но и освободим от большевистской власти также мусульман Туркестана. По этому вопросу несколько слов скажет господин Искандер. Прошу вас.

Котов, запутавшись в широких полах нарядного халата, не смог встать сразу. Наконец он встал.

– Господа, вы уже слышали господина диванбеги и господина Петрова. Надо учиться военному делу. Но это такое дело, что тут надо не только стрелять из ружья. Надо уметь строить дороги, а также их разрушать. Например, если между эмиром и большевиками начнется война, нынешняя железная дорога станет для нас сущим несчастьем. По ней большевики смогут привезти много больших пушек и поставить их под самой крепостью Бухары. Чтобы этого не случилось, надо уметь разрушать дорогу. Для этого, по приказу его высочества, я привез с собой несколько рельсов, а также инструменты для их крепления и разборки. Завтра вы соберите мне человек двадцать – тридцать самых надежных молодчиков, и я научу их, как разрушать железнодорожный путь. Когда эмир даст соответствующий приказ, эти молодчики выйдут к полотну железной дороги и за какой-нибудь час снимут и разбросают рельсы и шпалы на протяжении нескольких верст. Это обучение мы проведем не только здесь, а во всех пунктах, примыкающих к железной дороге, по всему Бухарскому ханству. Тогда, если понадобится, мы в один день сможем почти начисто уничтожить путь от Чарджуя до Зирабулака, [111]111
   Чарджуй (Чарджоу) – город на Амударье. Зирабулак — местность юго-восточнее Бухары.


[Закрыть]от Кагана до Шахрисябза.

– Ака Эргаш, дело-то, оказывается, нешуточное!

– А что? – спросил Эргаш.

– По их словам выходит, что в ближайшее время между эмиром и большевиками будет война. А если большевики победят, мы будем брать и делить хозяйские земли! И что же, вы и тогда не возьмете хозяйскую землю и имущество, а будете ждать ее от бога? – взволнованно удивился Сафар-Гулам.

Палван-Араб, услышав слова Петрова и Котова о большевиках, почувствовал сильный страх.

«Если они, дети дьявола, появятся внезапно? Они схватят мои сундуки, мою землю. Особенно если собственные батраки и работники примкнут к большевикам, тут уж ничего не спрячешь, – эти каждую иголку в доме найдут!»

Полный этих страшных мыслей, Палван-Араб, с головы до ног превратившись в слух, ловил слова работников, сидевших в прихожей: «Что у них на уме?»

Но они говорили тихо.

Палван-Араб, наконец, услышал слова Сафар-Гулама, говорившего Эргашу: «…и тогда не возьмете хозяйскую землю…»

Палван-Араб обомлел. Он выбежал в переднюю и в ярости крикнул:

– Эй, проклятые! Вы что говорите?

И завопил голосом, срывающимся от ужаса:

– О владыка ночи, повелитель полиции! Скорее сюда!

От его испуганного крика все вскочили. «Может быть, к хозяину влезли грабители?»

Котов прервал свою речь, побледнел и, пытаясь сдержать охватившую его дрожь, присел к Петрову, тихо сказав по-русски:

– Грабители у этих диких азиатов необычайно жестоки. Прежде чем грабить, обязательно убивают! Обязательно!

Хаит-амин, Бозор-амин и еще несколько человек, наиболее смелых, и сзади всех «владыка ночи» – миршаб осторожно вышли в прихожую.

Хаит-амин спросил Палван-Араба, державшего входную дверь:

– Что тут? Что случилось, ака-бай?

– Еще ничего. Но может случиться! Эти неблагодарные уже совещаются между собой, как делить мое имущество и землю. – Он указал на Эргаша и Сафар-Гулама.

– А что я вам говорил? – сказал Урман-Палван.

– Откуда у этих безродных рабов возьмется благородство? Им не то что хлеба, камня не следует давать, которым могли бы раздробить себе голову! Рабы всегда готовы нас разорвать на куски! Всех их надо бросить в темницу – без воды, без еды, чтобы они съели друг друга. Иначе они съедят нас!

Начальник полиции крикнул своих людей. Эргашу и Сафар-Гуламу скрутили руки.

Через несколько минут к стонущим в темнице прибавились эти двое.

И опять там стонали:

– Ой, смерть моя!

Их никто не слушал. Конюхи давно спали.

* * *

Перед рассветом во двор Палван-Араба въехали две порожние арбы. Их окружили стражники, чтобы сопровождать в бухарскую тюрьму заключенных.

Миршаб сам вошел в конюшню, достал длинный винтовой ключ и принялся за огромный замок на крошечной дверце темницы.

Миршаба сопровождал Палван-Араб. Он приготовил весь запас брани, выученный им за всю его жизнь, чтобы обрушить ее на неблагодарных работников, возмечтавших о захвате его земли.

Палван-Араб так же нетерпеливо жаждал расправы, как нетерпеливо ввинчивал миршаб длинный ключ в огромный замок.

Зинхана была отперта.

– Ну, выходите! – крикнул миршаб. Зинхана безмолвствовала.

– Вам говорят! – повторил миршаб грозный приказ. Зинхана безмолвствовала.

– Вам говорят!

Голос прогремел со всей яростью, но наружу никто не шел.

– Вымерли они, что ли?

Свет в зинхану проникал лишь через маленькую дверь.

Удивленный владыка всунул в зинхану голову и заметил, что она пуста, а в задней стене сделан пролом. На полу валялись веревки, которыми скручивали руки и ноги узников.

– Они бежали! – охнул миршаб. – Стена-то ваша ничего не стоит!

Собрав всех стражей, миршаб возглавил погоню. Стремительно помчалась погоня со двора, но, выскочив за ворота, миршаб растерялся – куда ехать, в каком уголке пустыни спрятались сбежавшие узники?

8

Стоял март 1918 года.

Белесые облака медленно и низко ползли по небу. То летел тяжелыми хлопьями сырой снег, то лил назойливый мелкий дождь. Было холодно.

На железнодорожной станции Кызыл-Тепе, [112]112
   Кызыл-Тепе – железнодорожная станция, расположенная между Бухарой и Самаркандом.


[Закрыть]расположенной у подножья холма, к которой примыкала с одной стороны Каршинская степь, а с другой – степь Малик, дул невыносимо студеный ветер.

Хлопкоочистительный завод не работал. [113]113
   …завод не работал — На этом хлопкоочистительном заводе в 1916 г. некоторое время работал Садриддин Айни.


[Закрыть]На заводском дворе, на ветру, под дождем и снегом, стояли рабочие со своими семьями, терпеливо снося холод и ветер.

Со стороны вокзала на завод торопливо прошел человек, и вслед за его приходом протяжно и надолго завыли заводские гудки.

Во двор пришли железнодорожные рабочие. Они не успели дойти до дверей, как появились члены заводского комитета.

Председатель заводского комитета, поднявшись на тюки хлопка, крикнул:

– Товарищи! Митинг! Толпа остановилась.

Он заговорил взволнованным и торопливым голосом:

– Товарищи! Со вчерашнего вечера связь с Каганом прервана. По вчерашним сведениям, нам известно, что на помощь революционерам Бухары из Самарканда вышел состав с красными партизанами. Мимо нас этот состав еще не прошел. Где он – неизвестно. Телеграфная связь с Самаркандом сегодня ночью также прервалась. О создавшемся положении слово имеет рабочий прессовального цеха товарищ Сийаркул.

Сийаркул, смуглый, чернобровый, высокий, заговорил спокойно и строго:

– Товарищи! Эмир не раз обманывал бухарских джадидов, младобухарцев [114]114
   Младобухарцы – члены джадидской буржуазно-националистической «Партии младобухарцев», организованной в 1918 г.


[Закрыть]и бухарских революционеров. Вспомните тысяча девятьсот семнадцатый год!

Еще во время Февральской революции он сделал вид, что согласен ввести реформы. Чем это кончилось? Еще не высохли чернила на его манифесте о реформах, как манифест был порван.

Затем он повел наступление на младобухарцев, избивал их, убивал, бросал в тюрьмы.

Он не только не осуществил реформу, но еще больше усилил гнет над бедняками, крестьянами. Он не ограничился увеличением налогов и податей, он еще стал обвинять трудовое крестьянство в джадидизме, убивать их и заточать в тюрьмы, где большая часть заключенных погибла.

Когда в России победила Октябрьская революция, эмир совсем взбесился. Если до Октябрьской революции эмир и его правительство хватали людей, обвиняя их в джадидизме, то теперь их стали избивать и убивать как «большевиков».

За последние два месяца в Бухарском ханстве не осталось ни одной деревни, где не были бы схвачены, задушены или брошены в тюрьмы честные труженики. Чтобы человека схватили, – ему достаточно застонать от притеснений эмира, его чиновников или от несправедливости хозяев.

В толпе поднялся сильный шум:

– Долой эмира и его чиновников!

– Долой тиранов! Сийаркул продолжил:

– Молодые бухарские революционеры, побежденные во время Февральской революции и воодушевленные успехами Октября, в ответ на эти обманы и притеснения эмира захотели свести с ним свои счеты. Они потребовали от эмира выполнения манифеста, который он порвал. Они предъявили еще одно требование – снять старых чиновников с их должностей. Эмир, чтобы выиграть время, снял своего первого министра, жестокого палача Мирзу Урганджи.

Младобухарцы сочли, что их требования частично выполнены, и несколько успокоились. Но эта уступка эмира оказалась вторичным обманом. На другой же день эмир послал против младобухарцев войска и пушки.

Началась война.

На помощь бухарским революционерам пришел со своим отрядом председатель Совета народных комиссаров Туркестанского края товарищ Колесов. [115]115
   Колесов Ф. – председатель Совета Народных Комиссаров Туркестанского края, который по настоянию младобухарцев в марте месяце 1918 г. начал поход против эмира. Но бухарские войска окружили небольшой отряд (в 500–600 человек) Ф. Колесова и, разрушив железную дорогу и линию телеграфа, отрезали его от Самарканда и Чарджуя. Только организованные в ряде городов добровольческие отряды спасли Ф. Колесова, который, восстанавливая железную дорогу, с тяжелыми боями отступал в сторону Самарканда. После победы эмира в «колесовских событиях» в Бухаре началась новая волна реакции.


[Закрыть]Когда главные войска эмира потерпели поражение и бросили всю свою артиллерию, эмир опять пошел на хитрости. Отправил к Колесову гонца, прося начать с ним переговоры и прислать для переговоров делегацию, обещая сложить оружие. Делегаты поехали… Но это был со стороны эмира уже третий обман.

Всех революционеров, посланных делегатами от младобухарцев, – а их было двадцать один человек, он уничтожил, причем уничтожил с неслыханной жестокостью. А за те три дня, что велись эти переговоры, эмир успел приготовиться, снова собрал свое войско, разрушил путь между Амирабадом, [116]116
   Амирабад – железнодорожная станция на юго-востоке Бухары.


[Закрыть]Термезом, Чарджуем и Зирабулаком и тем отрезал находившиеся в Кагане отряд Колесова и комитет младобухарцев, а затем он осадил Каган.

Инженер завода, нервно распахнув дорогое пальто, крикнул:

– И незачем нам было лезть в это дело с реформами, которые ничего не стоят, и подвергать себя опасности!

Русский рабочий, покрасневший от ветра или от гнева, вскочил на тюк рядом с Сийаркулом и ответил:

– Гражданин инженер! Вы ошибаетесь. Дело тут не ограничивается теми, кто стоит за «реформы». Тут люди борются за жизнь, за свободу. Наша задача помогать всякому революционному движению, возникшему в колониальных странах, невзирая на его характер, на его внешнюю окраску. Этому нас учит товарищ Ленин. Так-то! Хороши мы были бы, если б стояли в сторонке да смотрели, как эмир расправляется со своим народом, с нашими братьями! Эх, вы!..

Он уже спрыгнул было, но, вспомнив что-то, вернулся и стал рядом с бухарцем.

– И к тому ж царские офицеры, белогвардейцы помогают эмиру, командуют эмирским войском, стреляют и убивают рабочих и революционеров, не разбирая национальности, так, значит, борьба это не только бухарская, это общая наша борьба. Общая, хотя и на бухарской земле, господин инженер!..

Инженер хотел было что-то ответить рабочему, но Сийаркул уже говорил:

– Из моей деревни пришло известие, что эмирские солдаты и чиновники соединились со своими людьми из Шафриканского и Гиждуванского туменей, к ним присоединились баи, купцы, старшины и чиновники. Из этих мест и двинулись против нас. Удар их направлен сюда, на станцию Кызыл-Тепе. Это каждому из нас надо знать и приготовиться.

Народ заволновался. Послышались голоса:

– К оружию, товарищи!

– Все, как один, к оружию!

Когда шум слегка улегся, председатель заводского комитета крикнул:

– Товарищи! Первое дело – дисциплина! Пусть подойдут те, кто умеет метко стрелять. Остальным предлагаю переносить к стенам завода тюки прессованного хлопка и сооружать баррикады. Понятно?

– Понятно! Давай, давай!

Но оружия требовала слишком многочисленная группа рабочих.

Члены заводского комитета отобрали часть этих рабочих – тех, кто бывал на войне и имел боевой опыт, и вооружили их. Остальные побежали носить тюки.

Через час завод был со всех сторон окружен баррикадами с бойницами и укрытиями.

Председатель завкома принял командование обороной завода, разместил стрелков, расставил запасных бойцов, из женщин организовал санитарную дружину.

Семьи ушли внутрь цехов.

Вскоре с крыши крикнули:

– Идут!

С баррикад начали было стрельбу.

– Отставить! – приказал командир. – Откуда идут? Он посмотрел в бинокль.

– Это свои! – сказал он, вглядевшись. – С берега Зеравшана идут трое рабочих, подняв винтовки.

Это были рабочие водокачки. Один из них рассказал:

– Часов в десять на той стороне Зеравшана показались всадники, вел их человек в большой чалме, спускавшейся на шею.

Несколько рабочих, происходивших из местных крестьян, расспросили о приметах этого начальника:

– Каков из себя этот человек? Не с проседью ли у него борода?

– С проседью, – ответил рабочий, пришедший с берега Зеравшана.

– Значит, это миршаб Гиждуванского и Шафриканского туменей старший брат Хаджи Латифа-диванбеги – плешивый султан.

– Оба братца плешивы и, чтоб скрыть свою плешь, повязывают чалмы так низко, что их двоих сразу можно отличить ото всех.

– Ну, ладно, – ответил рабочий с водокачки, – если удастся, мы избавим их от плеши вместе с головами. Так вот, они перешли реку, погнали лошадей к водокачке и заорали: «Бери! Вяжи! Бей!» Еще когда они бросились через реку на наш берег, мы почуяли неладное, подхватили ружья и приготовились. Когда они подскакали, мы дали залп. Двух человек сбили. Одну лошадь опрокинули. Остальные откатились назад, потом заехали с другой стороны. Мы перешли на ту сторону и видим: эти звери рубят саблями наших жен, наших детишек…

Слезы вдруг подкатили ему к горлу. Он не мог сладить с этим приступом горя.

– Их-то за что?..

Пришедший с ним молодой рабочий рассказал:

– Нас всего трое, а их много. Видим, нам не устоять. Мы, отстреливаясь, отползли, а пули их нам вреда не сделали. Стрелки они слабые. Кинулись было за нами в погоню, мы еще одного с седла ссадили. Тогда уж они отстали. Из деревни Тали-Яхаб нам было видно, как они зажгли водокачку. Перебегая от дерева к дереву, мы от них ушли.

С крыши дозорные закричали:

– Идут! Идут!..

С трех сторон подковой на завод двигался отряд палочников, пеших и конных. Солдатами их нельзя было назвать, – там были разные люди – и эмирские воины, и крестьяне, собранные баями, и сами баи на конях, и кулацкое охвостье, и даже несколько мулл в белых больших чалмах.

Всадников молча подпустили на расстояние выстрела. Тогда послали им навстречу первый залп. Степь окуталась густым облаком пыли.

Противник остановился и откатился назад.

В поле осталось лежать несколько человек да две-три лошади.

В это время к командиру подбежал рабочий:

– Приток воды из Зеравшана прекратился. В хранилище воды мало. Как быть?

После этого сообщения со всех сторон раздались голоса:

– Воды принесите! Воды!

– Сестрица, дай воды… Командир сказал:

– Товарищи! Воду расходовать бережно! Пока вокруг много чистого снега, утоляйте жажду снегом. Воду беречь!

Вскоре со стороны пустыни раздались крики:

– Бей! Бей!

Снова они мчались с трех сторон, нахлестывая и торопя лошадей, а следом за конными, поотстав, беспорядочно бежали пешие. Противника подпустили еще ближе.

Когда уже можно было разглядеть их лица, командир скомандовал:

– Пли!

Большая часть пуль нашла свою цель.

Противник снова шарахнулся назад. Вслед ему дали еще залп. В поле осталось лежать много людей и несколько лошадей. Так продолжалось до вечера.

Когда сумерки сгустились настолько, что человек не мог рассмотреть человека, всадники исчезли. Они поехали по ближним деревням отдохнуть и собраться с силами.

За это время и на заводе отдохнули, поели, а едва рассвело, снова в пустыне закричали:

– Бери! Бей! Бери!

Но и в этот день нападающие ничего не добились. Нападали они осторожнее, подъезжать близко боялись. Поэтому потери их в этот день уменьшились.

Но на третий день ухудшилось положение на заводе. Патронов осталось мало. Чувствовалась нехватка в еде, запасы воды подходили к концу.

После короткого совещания заводского комитета командир сказал:

– Товарищи! До сего дня к нам не пришли на помощь ни со стороны Самарканда, ни из Кагана. Никого нет. Если мы здесь останемся, нас всех перебьют. У нас есть вагоны на станции. Паровоз есть. Поэтому приказываю: ночью всем погрузиться. Поедем на Самарканд.

Несколько человек запротестовало:

– Мы будем биться до конца!

– Мы не оставим бухарских революционеров, осажденных в Кагане!

– Бессмысленно! – ответил командир. – Патронов у нас хватит часа на два, не больше. Запасы продуктов и воды на исходе. Их тоже не хватит на весь день. Наша напрасная смерть бухарским революционерам не принесет пользы ни на грош. Они там еще могут держаться, а мы уже нет.

Выступил начальник станции:

– Товарищи! У нас есть только два вагона и один паровоз. Остальной состав, еще когда была связь с Каганом, ушел туда, в распоряжение Колесова. Воды так мало, что паровоз можем снабдить только до Зияуддина, да и то едва ли хватит. Чем больше задержимся, тем меньше останется воды.

Командир приказал:

– По вагонам!

Народ пошел к вокзалу. Женщины заметались между станцией и поселком, пытаясь захватить из дому кое-какие пожитки.

В это время, остервенев и набравшись смелости, противник появился снова и подошел ближе, чем раньше.

Его опять отбили. Налеты стали чаще, но напасть на поезд эмирские бухарцы все же опасались.

Наконец все погрузились. Вооруженные рабочие легли на крышах вагонов, стали на паровозе. Паровоз дал гудок. Поезд тронулся.

Но не проехали и полуверсты, как пришлось остановиться: путь оказался разрушенным, шпалы сожженными, а рельсы отброшены или оттащены далеко в сторону.

Рабочие сошли и, не теряя времени, принялись разбирать оставшийся позади путь. Поднятые рельсы и шпалы положили впереди. Состав снова двинулся вперед.

Так двигались всю ночь. Пройдя по новому пути, возвращались, разбирали, стелили впереди, двигались снова.

И всю ночь сзади полыхало алое пламя пожара, вскидывая высоко в небо искры. Горел кызыл-тепинский завод.

Когда отступавшие из Кагана под охраной отряда Колесова, так же поднимая пройденное полотно и стеля его впереди, добрались до Кызыл-Тепе, они увидели, что на станции не осталось ничего, кроме развалин да дымящейся золы от сгоревшей станции. Не было и воды, в которой они очень нуждались.

После долгих поисков обнаружили водоем на заводском дворе. В нем оставалось немного грязной воды. Ее всю вычерпали в паровоз.

Тогда на дне водоема обнаружили трупы людей, брошенных туда со связанными руками и ногами, к которым были привязаны куски железа.

Это были рабочие, не успевшие или не захотевшие уйти вместе со всеми. Они попали в руки противника во главе с Кали-Султаном, [117]117
   Кали-Султан – Султан-плешивый.


[Закрыть]Урман-Палваном, Хаитом-амином, Бозором-амином и Абдуллой-хозяйчиком.